Долгих лет царствования

ВНИМАНИЕ!

Данный файл предназначен для ознакомления,

поэтому просим после прочтения удалить его.

Над переводом работали:

Переводчик: Габриэла Полонская

Перевод предоставлен группой

Falling Kngdoms | Translation books

Один

Сто голубей вылетело из пирога.

…Понятия не имею, почему я удивляюсь. Ну, конечно же, сто голубей из пирога! Ведь король на дне своего рождения гостей кормить не нанимался! Первое и главное его задание — поразить всех собственной поразительной экстравагантностью!

О, хотелось бы знать — а думал ли кто-то о том, что будет с несчастными голубями после этого? Ну, парочку король, конечно, уже убил, когда разрезал пирог, а вот живые определённо собирались умчаться куда подальше от ножа в руках безумца-маньяка, если это вообще было для них реально. Большинство устроилось под потолком банкетного зала в сорока футах от ближайшего слуги. Кто-то ещё когтями и клювами пытался расколотить огромное арочное окно. Один вообще влетел в колокол и теперь отказывался двигаться, плевать, как сильно махал руками дрессировщик!

Я опустилась в кресло, пытаясь прикинуть, сколько на всё это потрачено денег. Да, всего этого я не боюсь, но и так уже на грани с этой горой придворных с их преступными взглядами, порочным шепотком, потоками злата, смеха, фонтанами вина, с полётами голубей и их громкими криками… Да, ко мне они не прикоснутся, но всё равно я по инерции отскакивала в сторону каждый раз, когда они мчались в мою сторону.

О, если только король объявит о завершении первого курса блюд, тогда я окажусь ещё на шаг ближе у уходу! Ведь папа обычно позволял пропустить мне, знаменитой кузине в четвёртом колене, глупый фестиваль, да и вряд ли я была тут так важна, вот только папа на сей раз настоял на моём присутствии. Ты должна представлять семью! Ты должна показать, что мы тут очень значимые люди!

Ну ведь не мог же он на самом деле считать, что это сработает! Со мной же никто не заговорил с того момента, как мы прибыли, и даже папа усколььзнул на второй конец зала, говорил там со своими партнёрами по делу… И я теперь восседала за столом у двери, меня окружало два пустых места, а те, кто ещё мог вступить в разговор, были так испуганы, что даже и не пробовали подойти поближе.

Король Йорген, впрочем, привычно выглядел совершенно расслабленным и совершенно не заботился о том, что его гости могут оказаться голодными этим вечером. Он развалился на своём огромном троне, закинул ногу на ногу, держал в одной руке золотой кубок с вином, а его золотая тарелка была совершенно чиста от пищи, тогда как золотой щит сверкал за спиной. Он болтал с девушкой моего возраста, и улыбка её была такой широкой, что лицо казалось едва ли не разорванным на две части.

Король поднёс бокал к губам. Когда она, всё ещё улыбаясь, но уже более натянуто, он просто перелил его через плечо.

— Этот напиток не по вкусу моей леди! — закричал он. — Принесите нам что-нибудь другое! Получше!

Королева Марта восседала справа. Да, стоит сказать, что я всегда думала, что она была похожа на какую-то монахиню, такая тонкая, такая пучеглазая и, соответственно, столь безжалостна… Платье её казалось самым огромным в комнате, и эта шелковая лента на подоле была будто глазурью на торте. Высокая причёска, вся в ягодах, тянулась к потолку. Она прижимала веер из павлиньих перьев к губам, отчаянно скрывая свои зевки, и демонстративно отворачивалась от своего мужа.

Голубь приземлился рядом со всё ещё пустующей тарелкой и взъерошил свои перья. Он так осуждающе посмотрел на мой поднос, а потом на меня, словно это я правила этим всем безумием!

— О, я знаю, — я провела пальцами по перьям на его шее. Они казались мягче, чем мне думалось, и были девственно белы. Только самое лучшее можно запекать в королевских пирогах, конечно же! — Я тоже очень проголодалась.

— Фрея, что ты там делаешь? — София, женщина, восседавшая напротив, махнула рукой, всей в кольцах, в мою сторону. Ей было около сорока, а волосы были окрашены хной в ярако-красных. Ко лбу прилипли две звезды и чёрный шёлк луны — то ли как лишний эффект, то ли средство скрыть шрамы.

— Не позволяй этому гадкому существу…

— Голуби уже на всех столах! — проронила соседка Софии, Клэр. Ей тоже было под сорок, и она была довольно тучной, а на губах красовалось розовое пятно. — Ну, предположим, пирог — довольно интересно, но…

— Голубки, — я даже и не задумывалась, сказав это.

Клэр изогнула свою схожую с аркой бровь.

— Что-что?

— Голубки, — я повторила чуть громче произнесённое прежде. — Это не голуби, а голубки.

Клэр рассмеялась.

— Ой, Фрея, это странно! — она небрежно махнула на птицу. — Голубка, голубь, какая разница… Мне просто не хочется видеть вот это на столе!

Я опустила руку и уставилась на тарелку, с которой только что согнали птицу.

Люди и меня называли сумасшедшей — вот как я об этом узнаю! — пусть обычно они говорили это и думали так лишь тогда, когда услышать я не могла. Когда я была чуть младше, я всегда издавала столько слов в отчаянном рвении выразить чувства и задать очередной вопрос, пока не получу как минимум пять вариантов объяснений. И Люди всегда комментировали мою странность и говорили об этом матери, будто бы она что-то упустила, а сейчас немедленно должна принять меры, вот только она лишь смеялась в ответ и с улыбкой отвечала:

— А разве ж это не замечательно?

И мне тоже нравилась моя же странность — будто б это было единственной моей силой.

Но я отлично знала, даже тогда, что именно они имели в виду. Со мной что-то не так. Я не принадлежу к тому, к чему принадлежат они.

А после моя мама умерла, и моя странность стала понятием относительным. Оскорблением её памяти. Обвинением.

— Почему я не могу быть больше похожей на свою мать и меньше — на тебя?

Как хорошо, что я сказала это себе под нос! Клэр была единственной, кто должен смущаться, ведь это она сделала такую глупую ошибку, но сие слишком прекрасно, чтобы быть реальностью!

Но всякий раз, когда я отчаянно пыталась убедить себя в том, что все мои опасения мнимые, а никто меня не осудит, внезапно оказывалось, что я вновь жестоко ошибалась. В тот миг кто-то должен был хихикнуть вслед моим словам. Переглянуться с друзьями, когда я подойду. И когда я отходила от Розалины Хейс и её компании, я ведь слышала, как они с пронзительным хохотом повторяли мои слова…

Разумеется, после этого я разговаривала с людьми крайне неохотно.

Сначала меня утешал папа: «О, милая, двор — странное место, но ты к нему привыкнешь, ты заведёшь друзей, ты поймёшь это…», а когда я продолжила ошибаться, заявлял: «Ну заведи же ты друзей! Фрея, тебе так трудно хотя бы попробовать сделать это ради меня?»

Вот уж пять лет миновало, а для меня в этом мире места всё ещё не было. Либо я, совершенно незаметная, топталась у стенки, либо меня упоминали с горькой усмешкой. Неловкая Фрея, странная Фрея, заикающаяся молчаливая Фрея, что так случайно и просто разбрасывается своими грубостями. Вы слышали, что она экспериментирует в своём подвале? Вы слышали, что она чуть свой дом не сожгла? О, ну как, как можно так вести себя при дворе?!

Ну, или мне просто постоянно что-то чудилось. Ведь никто не сплетничал обо мне у меня перед глазами. Тогда ни со мной, ни при мне вообще никто ничего не говорил.

Ну, надо сказать, я давно решила, что не буду приходить. Я пыталась избегать придворных, когда это было возможно. Мой отец настаивал на том, что я должна попытаться заключить успешный брак и, выйдя замуж, отыграть свою роль при дворе, но ко мне никто никогда не проявлял совершенно никакого интереса. Да, действительно, и меня саму тоже никто никогда не интересовал. Как только мой отец это примет, я, разумеется, исчезну. Уеду куда-то на континент, наверное, туда, где мои исследования будут приняты как что-то гораздо более серьёзное, и буду экспериментировать уже там. И этот прекрасный день наступит совсем-совсем скоро!

Вот только почему-то мне было не всё равно. Я заботилась о том, что обо мне думали люди. Заботилась о том, что они говорили. И мне следовало уйти, прежде чем этот двор изменит меня.

— Привет, Фрея!

Я обернулась на голос с радостной улыбкой. За всё время у меня был только один друг, но Наоми оказалась так прекрасна, что я больше ни в ком никогда не нуждалась! Она обратилась ко мне тогда, когда впервые прибыла в столицу со своим братом Якобом, нашла меня сжавшейся в углу, подошла ближе и утянула в тихий разговор. У нас было так мало общего, она интересовалась своими любимыми романами, историей, приключениями, а я чувствовала себя счастливой с математикой и исследованиями, но в душах будто бы что-то перемкнуло!

Сегодня она выглядела довольной. Она всегда казалась той версией придворной красоты, что особенно мягка и сладка. Эти большие карие глаза, крохотный курносый носик, прекрасные ямочки… А эти чёрные волосы, уложенные в высокую причёску косами, в которых было множество драгоценных камней, и её тёмная кожа, сверкающая от ювелирного порошка, что нынче стал столь популярным…

— Привет! — отозвалась я.

Она присела на стул рядом со мной и попыталась разложить свои пышные юбки.

— Почему ты села здесь, Наоми? — промолвила София. — Нет, ты нам, разумеется, совершенно не мешаешь, но Его Величество так тяжело трудился, рассжаивая нас…

— Его Величество, думаю, не будет возражать, если я проведу тут со своей подругой пару минут! — отозвалась Наоми, пусть, когда посмотрела на меня вновь, после этих слов, переменилась немного в лице. Она придвинулась ко мне поближе. — Люди за моим столом просто отвратительны… — пробормотала она мне.

— О, и ты удивлена?

— Я даже предполагала такое, но когда брат умчался, мне показалось, что меня будто бы бросили на растерзание… А как ты тут, держишься?

— Жива. А ты-то почему тут?

— О, у меня тоже, как обычно, совершенно нет выбора…

— Девочки, о чём вы там так ужасно шепчетесь? — промолвила Клэр. — Секреты — это так до отвратительности грубо! Нет, вы нынче и вовсе можете сплетничать о нас!

— Мы б о вас никогда не сплетничали! — отозвалась Номи. Она вновь покосилась на стол, а после поспешно отвернулась от Клэр, не собираясь смотреть ей в глаза. — Да и что мы могли бы о вас сказать?

На самом деле, очень многое. Наверное, именно это и имела в виду Наоми. Она получала удовольствие от двора, поэтому была готова прощать придворных за их жестокость и тщеславие. Каждое оскорбление обращалось безобидным недоразумением, да и хорошие люди не могли разрушить плохой день — мы просто сидели с Наоми вдвоём, и никто нас обычно не трогал.

— Ну что же, я надеюсь, вы там не скучаете, — промолвила Клэр.

— Расскажи мне, — София немного подалась вперёд, — как там твой брат, Якоб?

— Спасибо, он в полном порядке.

— Такой привлекательный молодой человек! Полагаю, девушку он себе отыщет совсем-совсем скоро! Или он ещё наслаждается жизнью и считает, что успокаиваться ему слишком рано?

— Ну, мне-то откуда знать, — пожала плечами Наоми. — Вам лучше спросить его самого!

— Ну, ведь его сестра должна знать хоть что-то. А как же женская интуиция? Молодые люди редко знают, чего они хотят, но ты должна хотя бы догадываться…

— А что до Мадлен Вольф? — поинтересовалась Клэр. — Ведь она совершенно свободна, и из них получится просто замечательная пара! Только представьте, какими хорошенькими у них будут детишки!

— О да! — согласилась Софья. — А насколько твой брат с нею близок, Наоми? Стоит организовать знакомство, если что, когда она вернётся из своего имения! О, они оба до такой степени очаровательны, что тут же влюбятся друг в друга!

Наоми спасло от ответа только то, что в зале вдруг все притихли. Король стоял, протягивая руки к толпе.

— Прежде чем вам дадут следующее блюдо, — промолвил он, — я должен устроить маленькое представление…

Другие правители, вероятно, так не развлекаются на своих днях рождения. Но ведь их король ничего не делает случайно. Он должен продемонстрировать свою экстравагантность и доброжелательность, и, соответственно, всё это он обязан спланировать самолично.

Актёры проскользнули в зал сквозь заднюю дверь. Одна из женщин проскользнула мимо нас с Наоми и как-то странно усмехнулась, даже осклабилась. За нею следовали акробаты, кружившиеся в странном танце люди, и кто-то даже прошёл на руках, а ещё жонглёры промчались мимо, помахивая кольцами в воздухе. Наряды их сверкали, перехватывая свет, и смотреть на всё это было почти больно.

Когда они наконец-то добрались до передней части помещения, то низко поклонились королю, прежде чем вновь вернуться к представлению. Кто-то аплодировал, а один из них уже отбивал чечётку, и в окружившем гостей громе звенели кольца, в один миг обратившиеся в ножи.

Я смотрела будто сквозь них на большой стол. Торстэн Вольф, лучший друг короля, сидел слева в двух шагах от Его Величества, и было видно, что ему не смешно. Но Торстэну Вольфу, впрочем, никогда не смешно. Если он когда-то и улыбался, то уж явно случайно. Он был куда младше короля, наверное, чуть больше двадцати лет, но они всегда оставались неразлучны. Иногда можно было подумать, что король просто сбросил на Стэна все свои заботы, чтобы оставаться просто беззаботным человеком и радоваться жизни.

На сей раз я чувствовала странную связь со Стэном. Ему было так же неловко, как и мне.

Один из артистов вдруг захлопал в ладоши, а ножи, летавшие по воздуху, вспыхнули ярким пламенем. Придворные ахнули, а те всё продолжали жонглировать, плясать, обращать пылавшее в воздухе пламя в дивные фигуры, пока то не обратилось в пятно. Откуда-то появились новые люди, в руках их сверкали факелы. Они швырнули их в сторону ножей, чтобы те тоже загорелись, после запрокинули голову к потолку, широко раскрыли рты — и словно поглотили в одно мгновение всё пламя.

Они будто бы изрыгали огонь, выпуская в воздух самые настоящие потоки. С потолка рухнули ленты, слишком тонкие, чтобы прежде их заметили, и теперь те сложились в королевское имя.

Толпа вновь бешено захлопала, и король заулыбался.

— О, ну а теперь исполнителям нужен доброволец! — он осмотрел столы, словно пытаясь кого-то найти, но выглядело это поддельно. Торстэн Вольф будто бы проглотил лимон, и мне показалось, что король выберет его, как наказание за отсутствие энтузиазма, но тот выкрикнул: — Фицрой! Почему бы тебе не подойти?

Фицрой. Даже я слышала опасность в этом слове. Уильям Фицрой был незаконнорождённым сыном короля, и, пусть все обычно обращались к нему по фамилии, король сам часто менял свой выбор, звал его то Фицроем, то Уильямом, если это было так уж и надо. Фицрой — это словно намёк на его место при дворе. Эту фамилию для незаконнорождённого мальчика придумали потому, что он просто не должен был существовать в этом мире.

Но Фицрой без колебаний ступил вперёд. Его светлые волосы упали на глаза, словно придавая ему ощущение некоторой уверенности, и улыбка затаилась на губах, словно он не ждал страданий от планов своего отца.

— О, сколько тут обожающих меня людей, — протянул он. Рассмеялись люди, а в глазах короля мелькнуло что-то опасное. Артисты поставили Фицроя ровно по центру импровизированной сцены, а после вновь принялись швыряться огненными кольцами прямо над его головой, и ножи проносились в нескольких дюймах от его руки, а огонь пылал так близко, что его волосы должны были вот-вот вспыхнул.

Фицрой не дрогнул. Он оставил зрителей опустошёнными, лишил их удовольствия — и развлечения во всём этом было столько, сколько пользы в медном гроше.

Фицрой, как мне подумалось, не хотел выглядеть идиотом.

Представление закончилось, Фицрой поклонился, и его отец без единого слова, одним только щелчком пальцев вернул его на место.

Артисты вновь ушли, всё так же, как и появились, в танце. Вновь проскользнула мимо нас женщина, и случайно задела меня рукой. Она не остановилась, чтобы извиниться, вероятно, даже не заметила, настолько сильно была сосредоточена на своём выступлении, и я лишь отпрянула, оттолкнула её, чувствуя, как быстро забилось в груди сердце.

Вновь вспыхнул в зале разговор, и София с Клэр вновь подались к нам, расспрашивая Наоми о её брате. Я никак не могла сосредоточиться на словах — те казались одновременно слишком громкими и слишком далёкими, чтобы их можно было понять. Руки отчего-то начали дрожать.

Я вновь испугалась — люди были слишком близко. И я не могла сбежать, не могла спрятаться, сделать что-то с этим…

Нет. Только не здесь. Я в полной безопасности, мне ничего не грозит.

Но, как оказалось, это было слишком поздно. Слишком много тел, слишком много вдохов и выдохов, слишком много глаз… Так громко, так тесно, и не сбежать!

Нет, нет. Я спокойна — я повторяла это себе, как мантру. Поправила булавки в волосах, вновь осмотрелась, пытаясь найти что-то, чтоменя бы успокоило. Фонтаны вина, каскады цветов, голуби, что всё ещё не могли понять, почему не вылетят сквозь окна. Всё хорошо. Конечно же, всё просто идеально!

Я поправила уже вторую шпильку, но руки всё ещё дрожали, и та выскользнула из рук, заставив прядь волос упасть на плечо. Я поймала её и попыталась вновь вернуть на место.

— Фрея?

Я прижала ладони к коленям, пытаясь, чтобы мои руки вновь были мне подвластны, попыталась выдохнуть воздух и вдохнуть свежий, чистый.

— Фрея? — вновь повторила Наоми. — С тобой всё в порядке?

Я вновь кивнула — вверх-вниз, вверх-вниз… Мир стал нечётким, звуки были слишком громкими, а люди столь близкими, даже те, что стояли далеко, что я будто бы оказалась между молотом и наковальней и дышать больше точно не могла.

— Давай выйдем, — обратилась я к Наоми. — Немного подышим…

Я не могла покинуть стол, не получив специальное разрешение, но Наоми уже встала, не касаясь меня, а теперь стояла и ждала — и я чувствовала, что тоже уже стою.

Наоми потянула меня к двери в задней части зала. Те были не так уж и далеко, футах в двадцати, но сейчас расстояние словно растянулось. Все смотрели нам вслед, и я знала, что вели мы себя, наверное, очень странно, а завтра и отец будет смотреть исподлобья…

Но дверь уже была немного приоткрыта, и мы выскользнули в сад, подальше от душного зала. Воздух, как всегда в октябре, был немного прохладным, и я судорожно глотала его, пытаясь проковылять чуть дальше от дворца. Спокойствие, только спокойствиеж…

Мир постепенно возвращался в своё прежнее состояние. Огромный газон, как я теперь заметила, был украшен прекрасными фонариками и сияющими ледяными статуями, между ними прогуливались парочки, переплетая пальцы, прижимаясь друг к другу.

Сквозь сад петлями скользила река, и в ней отражался свет звёзд и фонарей. Пошатываясь, я подошла поближе, любуясь огнями и прислушиваясь к тихому журчанию. Да, я спокойна, я действительно совершенно спокойно…

Наоми шагала в футе от меня, внимательно наблюдая за моим состоянием.

— С тобой точно всё в порядке?

— Да, — послушно кивнула я. — Да, в полном порядке… — раз уж я это сказала, то мои слова обязаны быть правдой. Ведь я никогда не лгу!

— Ты не должна говорить, что тебе хорошо, если тебе плохо, ты ведь это понимаешь?

Каждый раз, когда это случалось, Наоми спрашивала к меня о моём самочувствии, а я послушно кивала, будто бы поверила ей. Вот что я больше всего ненавидела здесь, при дворе — я так отчаянно хотела уйти, потому что ненавидела притворство. Это ведь такая страшная паника — я так пугалась сама, так пугала людей вокруг себя, я забывала, как это — дышать…

Но она понимала. Она говорила, что её отец реагировал на придворных примерно так же, как и я, и именно потому её родители жили в деревне, а она с братом вынуждена была представлять свою семью в столице. Всякий раз, стоило только мне запаниковать, она оказывалась рядом со мной и тихими речами возвращала к реальности.

Она подхватила все свои тридцать шесть юбок и опустилась на траву. Наверное, ей от этого было холодно, но теперь она с улыбкой смотрела на меня — пришлось присоединиться.

Ну что же, зато я опять могла дышать. Сквозь приоткрытую дверь из зала доносились болтовня и музыка, но тут я чувствовала себя в куда большей безопасности.

— Позволишь мне привести в порядок твои волосы? — поинтересовалась Наоми.

Я кивнула. Девушка остановилась за мной и потянула за булавки своими быстрыми, тонкими пальцами. С каждым прикосновением мне становилось всё проще и проще дышать.

— Как там твой эксперимент? — спросила она. — Всё ещё никаких удач?

Я лишь покачала головой. Да, я вот уж несколько недель работала над переносным источником тепла, чтобы можно было согревать руки и даже без огня обогревать лабораторию… Но единственное, чего добилась — это обожгла всё, что можно было обжечь.

Я подобрала с травы одну из шпилек и провернула её в своих пальцах. Сверкнули алмазы.

— Экспериментировала уже с разными металлами, но всё ещё ничего. Я уже разочаровалась в этом…

Наоми выдернула последнюю шпильку из моих волос, и я рухнула на траву рядом с нею.

— Когда ты наконец-то добьёшься успеха, ты станешь просто знаменитой! — она накрутила свободную прядь моих волос на палец и нежно потянула на себя. Голова перестала гудеть, и я теперь послушно закрыла глаза.

— Разумеется.

— Люди мучаются от холода, Фрея! Они будут платить тебе, если ты сможешь придумать спасение об этого, а после того, как заработаешь, сможешь сделать что-то ещё…

Я покачала головой, хотя мысленно была согласна. Нет, на самом деле, я не хотела быть известной, вот только так могла бы решить проблему у людей, да ещё и получить деньги — свои собственные деньги! А потом можно будет уехать куда угодно, туда, куда мне только захочется. Добраться до континента, убедить какого-то профессора, чтобы он обучал меня. Хватит быть в тени других, пора начинать самостоятельно добиваться своего счастья!

Но я не могла признаться в этом кому-либо. Даже Наоми. Мысль казалась слишком захватывающей для того, чтобы вот так просто делиться ею. И если б я сказала это вслух, даже если б кивком ответила на предложение Наоми, то была бы безумной, нерациональной, да и наказали бы меня за одну только мечту об этом!

Наоми поджала ноги.

— Ну, ты можешь быть скучной и совершенно неромантичной, если получаешь от этого столько удовольствия! Но я думаю, что это всё равно когда-то случится. Хотя, я буду по тебе так сильно скучать… Ну, когда ты уйдёшь!

Да, я вынуждена буду её оставить. Вот это было ещё одним недостатком, тем, что заставляло меня колебаться. Я понятия не имела, что буду делать без Наоми под боком.

— Но ведь ты можешь отправиться со мной!

Конечно, я отлично знала, что она не могла, по крайней мере, без согласия своих родителей, но мне так хотелось притвориться…

— Ну, предположим, я бы хотела посмотреть на континент, но как тогда Якоб будет без меня? Ведь у него от этого появится столько хлопот…

— Это он должен помогать тебе в твоих приключениях! Спасать тебя от лихих разбойников, что варят супы из девичьих костей!

— О да, особенно если те вообще встретятся на моём пути…

— Всех красавиц похищают. И если твой брат всё ещё не сможет поспешить тебе на помощь, придётся воспользоваться каким-то великолепным незнакомцем, что вынужден будет помогать тебе в одиночку — и вот он-то обязательно в тебя влюбится и падет к твоим ногам!

Она только рассмеялась.

— О, замечательно! Но красавицы… И ты тоже должна будешь попасть в плен, — она повернулась ко дворцу. — Ну, давай вернёмся? Ведь они могут заметить наше отсутствие…

— Уж поверь, они уже заметили. Все, кажется, видели, как мы уходили, а мой отец, наверное, нынче и вовсе в ярости от того, что я сделала, независимо от причины. Наверное, тебе тоже достанется.

Я постучала ногтём по шпильке. Совершенно новая, сделанная специально для банкета, изготовленная из алюминия — ничего глупее я просто не слышала! На континенте обнаружили новый метал — и что тут делают? Превращают его в драгоценности, не думая о том, что у него может быть какое-нибудь другое предназначение!

О да. На континенте куча умных людей, которые думают не о скучной моде, а о голодных толпах. Мне просто надо решить тут маленькую проблемку и уехать.

Я вновь посмотрела на шпильку. Да, я перепробовала металлы, и они не сработали…

Но я ни разу не воспользовалась алюминием!

Я резко села.

— Что такое? — удивилась Наоми.

— Алюминий! Я с ним ещё не работала. В своём эксперименте! — мои мысли уже мчались куда-то вперед. — Почему б не соединить его с чем-нибудь ещё, с йодом, например… — да, да, это должно давать тепло! Почему нет?

Дворец окружали повозки, но сейчас они никому не были нужны. Разумеется, кто-то мог бы доправить меня домой. Мой отец, наверное, уже заметил, что я ушла из зала, но ведь он меня не ищет… Я могу отлучиться на часок-другой, потом вернуться, сказать, что была в саду… конечно, он будет ругаться, но возразить не сможет. Сады ж огромны, и он просто не сможет отыскать меня там, пусть я им оставила бал прежде, чем папа соблаговолил мне позволить.

Я могу вернуться в лабораторию, к своим испытаниям, а потом прибыть к концу праздника!

А если это ещё и сработает, то больше ни на одном пиру мне побывать не доведётся!

Наоми только весело мне улыбнулась.

— Давай же, дорогая, — промолвила она, — шагни навстречу своей удаче!

Два

Повозку отыскать оказалось достаточно легко. Ведь никто не хотел покидать главное событие года и пропустить всё, о чём будут пьяно сплетничать ближайшие два месяца при дворе — вот только извозчики всё равно вынуждены были ждать за воротами, так, на всякий случай.

На улице было полно людей. Король никогда не допустил бы, чтобы простолюдины праздновали за его столом — ведь это пустая трата злата в его глазах, но если местные таверны могли воспользоваться королевским днём рождения как способом подзаработать, а люди от этого ещё и получали удовольствие, он совершенно не собирался их удерживать — отсутствие приглашений всё равно не помогло бы. И складывалось впечатление, что я была единственной здесь, кто желал спрятаться в своём доме.

Это заставляло нервничать. Ведь такая тьма людей обязательно не позволит мне сбежать. А ведь это люди, люди, которым абсолютно всё равно, кто я такая — но даже одно осознание того, что их так много вокруг, заставляло сердце биться быстрее, и в голове то и дело возникали дикие фантазии того, что они со мной сделают — даже представить не могла, как сбежать отсюда поскорее.

Я задёрнула шторки на окнах кареты, но крики и смех прорывались внутрь, поэтому пришлось обхватить колени руками и пытаться вспомнить о том, как вообще нужно дышать в этом мире.

Наверное, понадобилось более получаса, чтобы выбраться из толпы, но наконец-то это свершилось, и экипаж повернул на мою улицу. Тут, в чёрно-белых зданиях с высокими колоннами, построенными сотни лет назад, жили исключительно дворяне. Обычно это означало, что каждый шаг дальше своего порога грозил любопытными матушками и молодыми девицами, но сегодня дорога была тиха, а окна совершенно не светились. Да и кто мог тут оказаться, если вместо этого можно пребывать во дворце? Разве что несколько преданных слуг да пожилой родственник, что рассказывал младшим детям о том, как надо жить. Ну, и я, разумеется.

Как только карета остановилась, я толкнула дверь, споткнулась, ступая на землю. Наоми передала кучеру несколько монет, а я бросилась к подоконнику, отыскав в тайничке запасной ключ. Слуг отпустили на ночь. Следовало посоветовать это королю — ведь мой отец всё же вспомнил о том, какой была жизнь до того, как он женился на благородной даме, и он всегда думал о желаниях слуг. Разумеется, дворяне никогда не признали бы такое отвратительное поведение со стороны своих новых псевдородственников, но это отнюдь не делало его беспокойство искусственным.

Разве что только беспокойство по отношению к его дочери. Ведь моё представление о счастье никогда не подошло бы двору, и у него было слишком много обязанностей для меня.

Он не примет мой уход. Он точно не возненавидит меня за это, но и не поймёт никогда. Потому я не могла сказать ему о своих планах, не могла попросить о помощи. Но однажды я всё же поделюсь с ним своими планами, а после попросту исчезну.

Мне б хотелось, чтобы всё было иначе. Мы с отцом не были близки, но я отнюдь не желала причинять ему боль. Как жаль, что он не мог понять, что его поведение было бы идеальным для любой девушки, кроме меня — в конце концов, попытаться принять это! Ведь он всегда делал именно то, что должно, а не то, что мне хотелось…

Зал, в который мы вошли, был мрачным, только над головой маячила люстра. Я миновала его, направляясь к узкой лестнице в дальнем конце комнаты. Вероятно, каждый посетитель дома считал, что давно уже надо было заколотить дверью проход, ведь лестница столь ветха, что туда и не спуститься, но я просто не хотела видеть никого в своих лабораториях, а отец, опасаясь, что кто-то туда забредёт, не чинил ступени.

Конечно, лаборатория моя не была идеальной. Подвальная комната казалась как минимум крохотной. Изрезанный деревянный стол занимал большую часть пространства, и я сама прибывала крепкие, но кривые полки к стенам. Лишь окна были высокими, прямоугольными и красивыми, с прекрасными стёклами, и смотрели они прямо на травы нашего сада. Их можно было открывать, дабы выпустить дым, но вот свет они совершенно не впускали. Да и пыльно, ведь на полках громадились книги, и каждый клочок свободного пространства был уставлен флаконами и бутылками.

Но это меня так успокаивало… Ведь я даже не могла пояснить, почему всё стоит именно так, но отлично знала, где искать какое снадобье. И когда я входила в эту комнату, все сомнения относительно жизни при дворе таяли. Я знала, что мне надо, знала, кем я должна быть.

Да, стоит сказать, что я мечтала о науке дольше, чем помню себя саму, наверное, до того, как первое слово произносила. Как же радовалась мама, как сходил с ума папа от вопросов — почему небо голубое? Почему огонь горячий? Почему еда меняется во время готовки? Почему люди в разных королевствах общаются на разных языках? Почему, почему, почему всё происходит? И моя мать всегда отмахивалась от меня и отвечала с желанием поскорее сбежать. Ведь еда готовилась от великой мечты стать лучше, чем она есть. А небо такое синее, ведь это лишь глаз титана, а они у него самые прекрасные и самые синие на свете. Он плачет — и потому идёт дождь, а ночью темнеет, ведь он спит…

Отец, впрочем, отвечал на вопросы серьёзнее. Он считал моё любопытство чем-то хорошим, да и хоть на что-то у него были ответы, пусть и не на всё — ведь он, будучи торговцем, бывал в разных странах.

Разумеется, от их рассказов возникало ещё больше вопросов о далёких странах и прекрасных гигантах, о морях и океанах. Но, только-только узнав о науке, я наконец-то осознала, что ответов на все вопросы пока что попросту нет, что есть люди, что трудятся над тем, чтобы их найти — тогда мне было лет восемь. Тогда мой отец познакомился с одним дворянином-учёным, и этот человек дал ему книгу под названием «Научные Методологии для Студентов Первых Курсов». Он сказал, что, вероятно, для ребёнка это бдет слишком сухо, но я радовалась и хваталась за книжку, словно одержимая…

В сопроводительном письме говорилось, что, по словам отца, я весьма умная юная леди, и он надеялся на то, что мои вопросы никогда не иссякнут — лучшее пророчество в моей жизни!

А после смерти матери отец перестал путешествовать, но и о дворе на некоторое время тоже забыл. Он просто хотел подарить мне немного счастья, вот и позволил построить эту маленькую лабораторию. Но вот, я стала старше, и смерть моей мамы казалась будто высцветшим фото — детская травма уже давно должна была превратиться в небыль, — и тогда отец больше озаботился своей наследницей. Он нуждался в нормальной дочери, у которой будет будущее при дворе, а не в заике-учёной, которой мне незамедлительно хотелось стать.

Двери лаборатории я всегда оставляла приоткрытыми — поэтому теперь проскользнула внутрь и принялась зажигать лампы.

Дэгни свернулась на большом столе, превратившись в идеальный мягкий круг. Она была совершенно беспородной и будто впитала в свою серую шерсть всю грязь и пыль, будто повалялась в каждом уголке этой комнаты. Она всегда помогала мне в моих исследованиях, пусть могла только мяукать, и пусть Наоми считала это надоедливым, я принимала как необходимость. Она смотрела на меня, стоило только начать говорить о своих идеях, и всегда ждала, когда можно прыгнуть мне на колени, а её умные глаза отражали глубину её собственных мыслей.

Теперь мне пришлось спихнуть её со стола, и кошка раздражённо замяукала.

— Ну, ты что же, собираешься тут спать? Я ведь говорила, что я тут работаю! — я переложила её на табуретку, и Наоми утешительно почесала её голову. Дэгни прищурилась, запрокинула серую головку, прогнулась в спине и мягко, нежно заурчала.

Наоми была лучшей в мире дресировщицей кошек — или, может быть, это кошки так хорошо укрощали саму Наоми? Своих животных у неё никогда не было, поэтому она возилась с Дэгни каждый раз, когда выпадала такая возможность, и я не бралась утверждать, кто от этого процесса получал побольше удовольствия.

Я протиснулась мимо них, добралась-таки до одного из шкафов у дальней стены.

— Можешь подать мне эту колбу из стола? Вот там, рядом, такая широкая у основания, но сильно сужается к горловине! — Дэгни только раздражённо зашипела, стоило только Наоми отодвинуться.

Я распахнула дверцу шкафа, теперь глядя на ряды баночек и скляночек с разнообразными веществами, что хранились внутри. Йод был поближе к задней стенке. Серебристые емкости казались совершенно ненадёжными, а вещество не внушало доверия, так что лучше спрятать — от греха подальше. Я осторожно потянула склянку на себя и вернулась к столу, потом вынула из кармана шпильку и поднесла её к свету, пытаясь наконец-то рассмотреть.

На одном конце красовалась великолепная бабочка с усыпанными бриллиантами крыльями. Я лишь попыталаьс её открутить — нельзя позволить этому испортить алюминий!

Наоми же тем временем взяла банку с йодом и пыталась рассмотреть вещество внутри.

— И сколько же ты полагаешь использовать?

— Три щепотки, пожалуй, — наверное, так будет безопаснее. Меньшее мне совершенно ничего не покажет, а вот большее с лёгкостью может отреагировать излишне активно, если всё пойдёт не так, как я думаю.

Дэгни была слишком занята, пытаясь добиться ласки от Наоми, поэтому своё мнение высказать не смогла.

Натянув на руки толстые кожаные перчатки, скрывая глаза за своими защитными очками, я открыла банку и воспользовалась щипцами, дабы добыть оттуда три щепотки йода и бросить его в колбу, а после осторожно опустила туда заколку. Ничего не случилось.

— Надо что-то… — протянуцла я. — Что-то, что заставит его реагировать.

Я покосилась на Дэгни, дабы убедиться, что она всё ещё была на безопасном расстоянии от стола, после схватилась за пипетку и бросилась к воде.

— Может быть, тебе стоит отойти подальше… — обратилась я к Наоми. — Вдруг что-то пойдёт не так…

— Но если что-то пойдёт не так, оно часом тебе всё лицо не сожжёт?

— Оно не сожжёт мне всё лицо, — нет, такого точно не случится, я буквально чувствовала. — Но на всякий случай!..

Наоми лишь нахмурилась, но всё же отошла подальше.

Я капнула в колбу несколько капелек воды. Прошла секунда, две, и ничего не происходило, а после от шпильки струйкой в воздух скользнул фиолетовый дым.

О, нет, это не то, чего я ожидала.

Вспыхнул алюминий, и я едва-едва отскочила в сторону, прежде чем он загорелся.

Из колбы валил дым — он становился всё гуще и всё фиолетовее. Казалось, он душил меня, и я закашлялась от дыма, а Дэгни в знак протеста зашипела и нырнула под стул.

Дыма было всё больше и больше, пламя фиолетовым сиянием распространялось по комнате. Я задержала дыхание и сосчитала до трёх, давая себе время отметить точный оттенок фиолетового, интенсивность реакции и скорость сгорания, а после бросилась к окну и открыла его, позволяя свежему воздуху прорваться в лабораторию.

Наоми взобралась на стол, чтобы открыть второе окно, и едва-едва держалась между нестройными рядами колб.

Вновь замяукала Дэгни, совершенно не радуясь тому, что произошло.

— Знаю, знаю, — отозвалась я, пытаясь подтолкнуть руками дым к открытому окну. — Но ведь надо просто быть осторожным. Да и ничего страшного не случилось, ведь йод лишь немного ядовит!

— Немного ядовит? — воскликнула Наоми. — Фрея!

— Немного, если ты его съешь! Или будешь вдыхать его пары… Но мы вдохнули не так уж и много, так что всё ещё может быть в порядке.

Наоми смотрела на меня, изогнув брови, будто… Да, возможно, она действительно права, и это не до конца безопасно. Но наука безопасной до конца и не бывает! Всегда есть смысл в риске! Потому я надела перчатки, очки, да и ей сказала держаться подальше. Ну, и узнала что-то новое, а разве ж не это самое главное?

— Это было удивительно! — воскликнула я, возвращаясь обратно к колбе. — Разве ж ты не видела этот дым?

— Ну, это представление показалось мне довольно впечатляющим, но прелестный фиолетовый дым не поможет согреть руки, тебе так не кажется?

На дне колбы застрял какой-то расплавленный белый комок, и она треснула, когда я попыталась его отскрести. Нет, даже я не рискнула сейчас капнуть туда воды, не проверив реакцию тщательнее, так что просто сложила кусочки в другую банку и подписала её как «алюминиевый йод». Может быть, потом ещё вернусь к нему, как только разузнаю побольше…

Я схватила свой запятнанный журнал, что лежал на дальнем конце стола, наблюдая краем глаза, как вновь на табуретке пристроилась наоми. Размазывая чернила, я всё писала: «Алюминий. Неожиданная реакция».

Я нахмурилась — пришлось описывать точный цвет дыма, аромат и его густоту, а это совершенно не совпадало с тем, что мне хотелось бы увидеть!

Да, попытка была совершенно неудачной, но ведь и в ней надо найти что-то полезное. Если смешать металл с йодом, добавить воду, он будет слишком гореть, но это получилось слишком жарко — может быть, слишком быстрая реакция, — вот только если я воспользуюсь чем-то другим, что-то изменю, буду постепенно, по капле, производить тепло…

Я покосилась на часы, что висели на стене — они показывали, что было уже десять вечера. Ещё одна попытка, а после я вынуждена буду вернуться на бал.

…Шла уже третья последняя попытка, и Наоми устроилась на стуле в углу, даже вытащила из-под подушки какую-то книгу. В лаборатории у диванчика она всегда прятала какой-то роман, чтобы сидеть с мурлычащей на её коленях Дэги и читать, не прислушиваясь к моей муторной болтовне.

Всё тело моё гудело. Но я на правильном пути, сомнений не было! Ведь каждый металл, гори он слишком ярко или реагируй всё так же слабо, подводил меня ближе и ближе к тому, что я искала, к шансу начать столь желанную жизнь. О, идеально ведь решить все свои проблемы в ночь королевского рождения, и тогда можно будет свести свой судьбоносный побег с ночью в королевстве, которая была для меня самой отвратительной! Нет, никогда больше мне не бывать на подобных балах!..

…Миновала седьмая попытка, и я вновь покосилась на часы. О, уже два… Нет, кажется, часы спешат, минуту назад был всего час ночи. Но ведь на королевских празднованиях всегда задерживались до рассвета, у меня с головой хватит времени, чтобы вернуться вовремя!

Я вновь посмотрела на Наоми. Глаза её были закрыты, и она едва слышно дышала. Дэгни же свернулась на её коленях, положила хвост на книгу, дабы убедиться, что Наоми проигнорировать её не сможет, но вот та явно спала, и кошка уже тоже задремала, пожалуй.

В окно заглянуло солнце, когда я вновь покосилась на часы. Я как раз наливала селитру в колбу и затаила дыхание, надеясь, чтобы всё было в порядке, как вдруг идеальную тишину прервали раздававшиеся где-то над головой тяжёлые шаги.

Я подпрыгнула. Селитра едва не пролилась на стол, и, готова поклясться, Дэгни удивлённо уставилась на меня. Бал уже, наверное, закончился, и мой папа меня точно убьёт. Я схватилась за тряпку, быстро вытирая стол. Ведь если кто-то тронет его руками не в перчатках…

Наоми села.

— Что случилось? — причёска её наполовину разрушилась, и шпильки повылетали — пришлось самостоятельно подтягивать весь этот хаос на своей же голове.

— Я слышала шаги наверху. Наверное, это мой отец…

Может быть, праздник ещё и не закончился! Наверное, он наконец-то заметил моё отсутствие и решил меня поискать. Я даже не знала, что из этого хуже. Ведь когда я покинула празднование Нового Года слишком рано, он запер меня в комнате на месяц — не пускал в лабораторию. Никаких экспериментов, исследований, у меня даже книг не было, хотя я присутствовала на балу, просто ушла на час раньше. А вот этого хватит с головой на то, чтобы наказание было едва ли не пожизненным!

Шаги стали звучать ещё тяжелее. Слишком для горничной, слишком даже для моего отца… А если он притащил сюда весь двор, чтобы те меня отругали?

Нет, может, это кто-то другой… Например, воры. Опозиционные преступники, что поджидали того момента, пока опустеет поместье. Может, эти злоумышленними хотели остаться незаметными, думали, что тут никого нет…

Я схватила железные щипцы, вскинув их перед собой, будто оружие, и теперь внимательно смотрела на дверь лаборатории.

— Фрея? — Наоми потянулась к ломатке у камина. — Как думаешь, кто это такой?

Я не ответила. Нет, это не мог быть кто-то хороший. Но если мы будем вести себя тихо, они сюда и не зайдут. Мало ли, какая-то заброшенная лаборатория под домом! Вряд ли тут будет тайник с какими-то украшениями.

— Фрея! Фрея, ты тут?

Да, это был мой отец, но он не казался сердитым. Голос его был слишком громким, испуганным и преисполненным отчаянья. Что-то пошло не так…

Прежде чем я успела отложить свои щипцы в сторону, распахнулась дверь, и в комнату ворвался отец.

Тит Нистрем всегда был спокойным и собранным человеком, отвечал всем улыбкой и умел соответствовать любому обществу. Да, именно он был тем, кто мог убедить двор в том, что и торговец имеет полное право находиться среди них и говорить на равных.

Вот только сейчас он спокойным не казался. Волосы были взъерошены, а на лицо словно кто-то надел белую, как мел, маску. Где-то по пути он потерял галстук, не было и куртки — никогда мой отец не казался более встревоженным. Меня пронзила дрожь.

— Фрея! — он бросился ко мне, потянул за руку и заключил в свои объятия, сжал так крепко, что я даже на мгновение потеряла возможность дышать. — Ты жива!

— Жива? — я отчаянно пыталась понять смысл этих слов. — А почему я должна быть не жива?

— Атаковали дворец… — он схватил меня за плечи, всматриваясь в моё лицо. — Я думал, что ты тут… Подумал, может, ты всё-таки была в безопасности…

Ворвалось в лабораторию четыре дворцовых стража. Они были одеты в тёмно-синие камзолы с вышитыми королевскими звёздами — аж три, ого! У каждого на левом бедре висели ножны с мечами и кинжалами, и они все, как один, вцепились в эфесы. Никогда не видела стражу, что делала бы что-то, кроме как торчала за спиной короля, но теперь они казались бдительными и готовми к действию.

Надо спросить папу, что всё-таки случилось. Я должна заставить эти слова прозвучать, вот только они не поддавались — будто свернулись узлом в моей груди, — и я могла только молча смотреть на него.

— Что… — прошептала Наоми. — Что случилось?

Мой отец отпустил меня и посмотрел на неё, будто впервые увидел в жизни.

— Наоми… — прошептал он. — А с вами кто-то ещё был?

— Нет, — отозвалась я. — Нет, никого, мы двое… Папа, что случилось.

— Яд. На банкете. Все умерли, Фрея. Все!

Эти слова казались сущей бессмыслицей. Я отступила назад, ударилась спиной о край стола. Дэгни легонько стукнулась о мою руку головой, и я запустила пальцы в её прекрасный тёплый мех, чувствовала, как билось её сердце.

— Что значит, все умерли?

— Умерли. Что-то было отравлено, еда или вино… и это их убило. Король, королева, брат короля, его племянник… Все мертвы.

Цианид может убить своих жертв секунд за десять. Эта циничная мысль крутилась в моей голове, будто бы повторяясь раз за разом, такая дикая и страшная. Все мертвы. Все мертвы…

Наоми схватилась за мою руку, чтобы не упасть.

— Мой брат был на балу… — обратилась она к моему отцу. — Вы его не видели? С ним всё в порядке?

— Я… Я не знаю, прости, — ответил отец. — Свыше ста мёртвых, и этого слишком много, чтобы точно сказать, и… И я не мог найти тебя, Фрея, я подумал, что…

Я смотрела на него, пытаясь понять смысл слов, всё ещё надеясь, что просто ослышалась. Нет, какая бессмыслица… Это не может быть правдой!

— Но ведь ты жив!

— Мне повезло. Я отвлёкся, не ел на пиру, и…

— А другие выжили? — спросила Наоми, сжимая мою руку до боли. — Другие выжили?!

— Некоторые, — ответил отец. — Не так и много, я твоего брата не видел…

Она отпустила мою руку.

— Мне надо туда… Чтобы найти его.

— Я с тобой! — хотя бы это казалось мне понятным. Ведь Наоми нужна помощь. А я могу ей помочь — и потому ухватилась за эту мысль, за ясность неожиданной идеи, вот только… Вот только отец схватил меня за руку, не отпуская.

— Нет, я не позволю. Фрея, это небезопасно, ты не можешь туда вернуться.

— Но ведь ты сказал, что их просто отравили, так почему же нельзя возвращаться? Ведь я не собираюсь там ничего есть!

— Но ведь кто-то ещё может умереть — или напасть, Фрея! Ты ни за что не можешь вернуться. И я не могу рисковать тобой, милая… мы не можем. Не сейчас.

— Мною? Рисковать? Да кому я нужна? — никто на меня ни за что не нападёт. — Ладно, мне нужны мои перчатки — чтобы ни к чему не прикоснуться. Это будет абсолютно безопасно…

— Нет, Фрея! — он схватил меня за плечи и встряхнул. — Послушай меня! Погибли сотни людей, и многие всё ещё не установили точные списки… Вся наследная линия престола мертва!

— Ну так стоит помочь тем, кто остался…

— Послушай меня, Фрея. Все мертвы. Каждый престолонаследник. Все, кроме тебя. И ты — королева. Ты не можешь вернуться туда, потому что ты главная цель.

Я рассмеялась. Это было совсем не смешно, разумеется, ни на миг, но это оказалось единственной реакцией, на которую я вообще была способна — какая же нелепость! Да, я видела их живыми, всего пару часов назад, такими надменными…

— Я — королева? Нет, это просто невозможно. Я не могу быть королевой.

— Это не шутка, Фрея! — голос его звучал резко, почти что агрессивно. — Ты первая по линии наследования, кто выжил!

— Ну, нет же! Ведь я двадцать третья по этой линии! — да, вероятность моего правления столь же велика, как и у Дэгни. Потому я могла и балы пропускать, и в лаборатории просиживать часами, и никто ни за что не заметил бы, что меня нет на месте. Я ж будто неведимка. Я для них никто, что-то не имеющее никакого значения.

— Услышь меня, пожалуйста, Фрея. Кто-то хотел уничтожить весь двор. Всю династию. И, поверь, им это почти удалось. Так что ты первая из тех, кто остался.

Нет. Я не могла быть королевой. Столько людей должно было умереть, не оставив наследников, чтобы трон достался мне — и все они просто не могли исчезнуть! Да я же видела их, видела пару часов назад! Конечно, я большинство из них терпеть не могла, но они были такими живыми, такими здоровыми, и ни одному я не желала зла!

Дэгни вновь упёрлась в мою руку, и я подхватила её, прижимая к себе так крепко, что та даже замяукала в знак протеста.

— Но мой брат… — прошептала Наоми, — он ведь опережает меня в очереди на престол, опережает меня, но не Фрею… Что с ним?

— Да не знаю я! — мой отец вновь почти что сорвался на крик. — Не видел я его, может быть, он просто ушёл!

Наоми рванулась к двери. Казалось, она не могла твёрдо стоять на ногах.

— Я должна вернуться во дворец… Должна узнать, должна увидеть….

Но стража лишь равнодушно перекрыла дверь, и никто не подумал отойти в сторону.

— Увы, моя леди, но мы не можем пропустить вас сейчас туда, — промолвил один из них.

— Я должна увидеть своего брата!

— Нет! — ответил мой отец. — Ведь ты тоже в очереди на престол. До этого вечера ты была тридцать шестая, но теперь? Тебя должны защитить так же хорошо, как и Фрею.

Наоми лишь покачала головой, но стража даже не сдвинулась со своего места.

— Надо действовать быстро, — продолжил папа. — Уверен, наши враги намерены немедленно воспользоваться ситуацией. Надо выдвинуться сейчас, прежде чем они начнут действовать против тебя.

— У меня нет врагов, — ответила я. — Откуда вообще взяться врагам…

— Ты королева, Фрея. И наше дело сейчас — убедиться в том, что ты останешься ею ещё надолго. Нам нужно немедленно уезжать. Прикажем слугам взять всё, что надо, немного потом.

Он попытался отобрать у меня Дэгни и положить её на стол, но я уцепилась в неё. Нет, Дэгни за своей спиной я уж точно не оставлю. Нет, только не сейчас. Люди, конечно, так думали, но на самом деле я ведь не была сумасшедшей! Я читала книжки, и по истории тоже. Ведь знала, как заканчивается всё это. Борьба за то, чтобы считаться законным наследником, незадачливые девушки, которых заталкивали на трон из-за семейных связей, которые им не нужны, дерзкие юнцы, что мечтают оказаться на престоле… Если я пожелаю сохранить свой трон, то это будет висеть камнем на моей шее, и всю жизнь будто на качелях. Но ведь если не цепляться за эту проклятую корону…

То что тогда? Даже если я откажусь от престола сейчас, то буду ли в безопасности до конца? Ведь разве пожелают оставить законного наследника в живых, если они хотят действительно захватить власть над государством?

Нет, Дэгни я сегодня уж точно не оставлю. Папе не понять, но она слишком важна. Дэгни помогает мне думать. Дэгни, того боле, помогает мне дышать. А если я хочу пережить не только этот день, но и много-много следующих, то это мне просто необходимо.

— Я пойду, — ответила наконец-то я. — Пойду сама. Но кто-то обязательно должен броситься на поиски брата Наоми. Вы! Вы должны немедленно ей помочь! — я посмотрела на стражу, ожидая от них хотя бы малейшего движения, но вместо того, чтобы подчиниться, они просто молча смотрели на моего отца и так и не сдвинулись с места.

— Хорошо, — наконец-то ответил папа на это бесконечное молчание. — Кто-то обязательно займётся его поисками. Но Наоми останется с нами, — он указал на дверь, но не сдвинулся с места, равно как и я.

Он ждал, пока я пройду первая. Потому что именно у меня был статус выше, потому что именно я была королевой.

Нет. Королевой я быть просто не могла!

Я схватила Наоми за руку и сжала её ладонь, пытаясь успокоить, прежде чем сделала шаг вперёд. Ноги мои дрожали, словно я собиралась рухнуть прямо здесь, но пришлось упрямо идти вперёд.

Королева.

Я — королева.

Три

Новость о нападении уже разлетелась по городу. Тысячи людей толпились на улицах — даже больше, чем прошлой ночью, — и воздух, казалось, потяжелел от страха. Люди тянулись к нашей повозке и всё кричали, кричали…

Это правда?

Болен ли король?

Мёртв ли он?

Толпа толкала повозку, и кони шатались на пути. Окна были плотно зашторены, не пропуская свет, чтобы никто не увидел ни меня, ни мою стражу, но если б они могли — то что б подумали? Я просто девушка с кошкой на руках, совершенно не та, кого они посчитали бы источником важной информации или просто чем-то более-менее значимым.

— На улицах должна уже быть стража, — пробормотал мой отец, — иначе всё это запросто превратится в бунт.

Я сложила руки на коленях, сжимая их с такой силой, что кожа побелела. Бунт. Я представляла, будто бы это уже случилось, и люди мчались мимо нас в панике, кричали, перевернули повозку… Но ведь этого не было, правда? Этого не могло случится. Всё прекрасно.

— Они пытаются, мой господин, — проронил один из стражников. — Все были очень испуганы и удивлены случившимся…

Я посмотрела на Наоми. Её страх будто бы превратился в ещё одного человека в повозке, но я не знала, что должна говорить. Все попытки обнадёжить её были бы лживы. Мои слова прозвучали бы ужасно, и теперь, когда и вправду что-то случилось, я понятия не имела, как ей стоит на самом деле помочь.

Карета, поворачивая, накренилась, и Наоми задрожала. Дэгни вывернулась из моих рук, перепрыгнула на соседнее сидение, добралась до Наоми, упёрлась ей в бок и замурлыкала. Наоми рассеянно погладила её по голове, но даже не обернулась, чтобы посмотреть на кошку.

Я зажмурилась, пытаясь убедить себя. Спокойствие. Я должна быть предельно спокойна. Вот только все мои страхи сейчас слились воедино, и каждая из фобий казалась слишком быстрой, наглой, чтобы я могла справиться с собой. Все умерли. Теперь я — королева. Кто-то пытался убить всех нас, а я была — есть! — королевой. Как я могла стать королевой? Всё это, все мысли, существовали отдельно друг от друга, и я не могла сосредоточиться ни на одной из них. Да что там, я и дышать-то не могла.

Но нет, я с этим справлюсь. Мне просто нужно сосредоточиться о проблеме. Но я не в силах оживить кого-то, а думать о своём правлении было слишком страшно — это всё ещё казалось невозможно. Поэтому я сосредоточилась на убийстве, на их логике и мотивах — как это случилось?

Кто-то пытался уничтожить сегодня ночью весь двор. Но кто? Зачем? Я не слышала такого уж сильного поголоса недовольства, а королевские шпионы не допустили бы, чтобы подобное так просто упустили. Ведь должен быть мотив, что-то, имеющее смысл… Может быть, праздник, может быть, предатели на кухне, но как удалось убить всех так тихо и точно?

И кому предназначалось выжить? Предназначалось править? Моя жизнь — это просто несчастный случай, вот в чём я была уверена. Никто и не подумает попытаться усадить меня на престол, так что, скорее всего, убийца намеревался уничтожить всех, каждого дворянина при дворе… А может, есть ещё один правитель а линии, кто-то ещё дальше, чем я сама?

Наша повозка двигалась против потока толпы, отдаляясь от дворца. После того, как громкий гул толпы наконец-то утих, я отодвинула штору и выглянула наружу.

— Фрея! — зашипел отец, и я перевела на него взгляд.

Он такой же, как и был. Да всё точно такое же. Этот мир совершенно не изменился. Это был обыкновенный рассвет обыкновенного дня.

На холме вдалеке вырисовывался суровый каменный замок. Официальное название его мне было неизвестным, но тут все называли его Фортом. Но это название слишком уж мало передавало его истинную кошмарность. Это была огромная, цельная квадратная башня, вытесанная из чёрного камня, окружённая темнеющим рвом. Однажды Форт служил домом королю, когда сражающиеся между собой дворяне угрожали его безопасности, а после превратился в тюрьму для самых опасных преступников, но сейчас почти не использовался. Форт сейчас был больше предупреждением, чем оружием, но он находился в состоянии постоянной готовности, на случай, если королю понадобится защита.

— Мы собираемся в Форт? — спросила я.

Отец коротко кивнул.

— Это единственное безопасное место во всём нашем государстве.

Разводной мост, что позволял миновать ров, не поднимали уже как минимум лет двести. Стоит сказать, я считала, что цепи и шкивы должны были проржаветь от простоя, но сейчас мост просто сняли, не позволяя никому даже приблизиться.

Ещё два стражника перекрыли нам путь к замку.

— Стоять! — крикнул один из них, когда карета подъехала ближе. — Кто едет?

— Ваша королева! — прокричал в ответ мой отец. — Пропустите нас внутрь!

Стража так и не опустила свои мечи.

— Дорога перекрыта!

Я ущипнула себя за кожу между большим и указательным пальцами, пытаясь отогнать страх. Если эти стражники ненавидели королеву в моём лице, то могли запросто меня убить. В таком хаосе никто и не заметит. Но моя стража вышла из повозки со своими собственными мечами, и отец кивнул, предлагая выйти. Я прижала Дэгни к сердцу, выходя наружу — её изворотливое тепло заставляло мои руки дрожать не так сильно.

Люди на дороге нахмурились, когда я вышла, пытаясь выяснить, кто я такая. Они отчасти успокоились, когда увидели моего отца.

— Тит, — проговорил один из них. — Вышивший…

— Да, я выжил. А ещё выжила моя дочь. Так что, будьте добры, пропустите нас. Кто знает, что может случиться, если мы задержимся здесь.

— Конечно, — стражник низко поклонился мне. Даже если он и думал о том, что склонялся к ногам девчонки, покрытой копотью, с огромной кошкой на руках, он этого не показал. — Прошу, следуйте за мной.

Он повёл нас вокруг рва, до того места, где берег был не настолько крутым. В центре рва стояла лодка — в ней устроился мужчина, что, увидев стражника, погрёб к берегу. По воде плавал какой-то мусор, приплывший из реки, скопившийся тут давным-давно. Я смутно припоминала что-то о приливах. До моря было много миль, но я уверена, что слышала об этом. Из рва Форта всегда воняло — потому и надо что-то делать с приливами…

Лодка врезалась в берег, и стражник крепко схватил её, прежде чем кивнуть мне, предлагая стать внутрь. Она покачнулась, когда я ступила на палубу, и пришлось прижать к себе Дэгни, если, конечно, я не хотела уронить её в воду.

— Крепко держите кота, барышня, — проронил лодочник. — Если не хотите, конечно, устроить ей внезапную ванну.

— Барышня?! — вспыхнул отец. — Это ваша новая королева!

Мужчина посмотрел на него, казалось, ошеломлённо.

— Простите, — промолвил он. Слова звучали почти вопросительно. — Тогда поспешите, нам стоит как можно скорее оказаться на том берегу.

Я устроилась на скамейке, и позади меня в лодку забралось два стражника, занимая всё оставшееся пространство.

— Погодите, — промолвила я, когда лодочник сделал первое движение. Я посмотрела на Наоми и своего отца, что всё ещё ждали на берегу.

— Лодка вернётся к нам, Фрея, — промолвил отец. — Ты должна первой оказаться в безопасности.

Они не могут заставить меня отправиться вперёд одной!

— Ну так стража подождёт! — воскликнула я. — Ведь мы же можем вместе переплыть реку.

— Нет, Фрея, стража подождать не может. Разве ты забыла о том, что случилось этим вечером?

Разумеется, я ничего не забыла. Но стража, равно как и все остальные, тоже могла причинить мне боль, даже прямо сейчас. Мы ведь понятия не имели, кто напал на короля. И, признаться, с людьми, которых я хорошо знала, будет безопаснее. К тому же, я совершенно бесполезна — и не хотела оставлять Наоми в одиночестве. Но лодочник уже отгрёб от берега, и я отлично знала, что назад он не повернёт.

Я уткнулась носом в мягкий мех Дэгни на холке. Форт маячил впереди тёмным пятном на фоне небес.

Лодочник оставил меня на берегу по ту сторону рва, и оставшаяся со мной стража поспешила потащить меня вверх по крутому склону, идти по которому было почти невозможно. Обувь соскальзывала в грязи. Я оглядывалась на противоположный берег. Надо подождать отца и Наоми — но стража была совершенно неумолима.

Наконец-то мы добрались до официальной дороги к Форту и оказались почти у входа самого замка. Его огромные железные двери были открыты, но мостик был поднят. Стража закричала, чтобы его подняли, и кто-то внутри, вероятно, услышал, потому что он с визгом упал вниз.

Я посмотрела с холма на город. Извилистые улицы, зубчатые крыши, старые министерские башни над ними, дворец в хаосе зелёного моря. Я ещё могла рассмотреть сияние огней в саду, что казалось ясным даже на рассвете. И у дворца такие высокие окна, и каменные колоны, и такие кошмары простирались перед ним…

— Проходите, Ваше Величество, — проронил один из стражников. У него лицо было моложе, чем у другого, с хорошо подстриженной седой бородой и жгуче чёрными глазами. — Мы не можем задерживаться здесь надолго.

Я вновь посмотрела на отца и Наоми. Их лодка уже пересекла половину рва. Они были в такой безопасности, которую только могло обеспечить это место, и я совсем скоро увижу их внутри.

Стоит признаться, в Форте я прежде никогда не бывала — равно как и большинство живых, пожалуй, они б не перенесли этот запах. Воняло суслом и заброшенностью — затхлый воздух, плесень. Стены давили на голову, высокие, холодные и лишённые всяких картин и украшений.

Моя стража повела меня по коридору, но мы по пути почти никого не встретили. Некоторые горничные перебегали из комнаты в комнату, но мало кто смотрел на нас, и уж точно ни одна не остановилась, чтобы поклониться или опуститься в реверансе.

Меня привели к высокой, закручивающейся лестнице в дальнем конце Форта. Здесь не было ни ламп, ни окон, так что один из стражников схватил фонарь, чтобы осветить нам путь. Мы поднимались на второй, третий, четвёртый этаж…

На четвёртом наконец-то открылась дверь, и кто-то лёгким толчком запихнул меня внутрь.

Он был высоким — выше меня, хорошо сложенным. Мой нос уткнулся ему в ключицы, и он отшатнулся, споткнулся о ступени, по которым только что спустился. Я вскрикнула скорее от удивления, чем от боли, и Дэгни соскочила с моих рук.

Это был Уильям Фицрой. Я пошатнулась от столкновения, всматриваясь в его лицо. Голубые глаза были налиты кровью, золотистые волосы забрызганы чем-то — может быть, алым… Но он был жив! Ещё один из выживших. Я даже не думала о Фицрое, когда покидала дворец, даже не задумывалась о том, умер ли он, но теперь вот смотрела на него. Да, в какой-то степени он был идиотом, но смерти точно не заслуживал — и вот он, здесь. Твёрдое, крепкое дело, дыхание — всё это приводило меня в замешательство.

— Прости, — промолвил он, рассеянно покачав головой. Его горе будто бывисело в воздухе, и от присутствия парня становилось просто-таки больно дышать. — Простите меня… — он обошёл нас и зашагал вниз. Я смотрела ему в след, отказываясь отворачиваться, пока он не скрылся с моих глаз.

Он выжил. Хотя бы кто-то в этом страшном мире выжил!

Я вновь поймала Дэгни и кивнула своим стражникам, чтобы шагать дальше.

Они проводили меня на верхний этаж Форта, там, где сохранили королевские апартаменты, готовые к тому, что что-то когда-то случится. Когда мы приехали, за входом никто не наблюдал, но теперь там стоял один из стражников, а второй провёл меня в огромную комнату, явно предназначенную именно для королевы. На кровати горой стояли красные вышитые подушки, толстый ковёр покрывал холодный голый пол. Стояла арфа у стены, ведь королева любила музицировать, а в открытой двери шкафа можно было увидеть огромное количество платьев, каждое из которых стоило больше годового дохода большинства жителей этого королевства. Горшки с цветами стояли на туалетном столике, там же — кисть и какие-то драгоценные камни. Даже в чрезвычайной ситуации королева заботилась о своей красоте больше, чем о народе.

— У вас есть всё, что вам нужно, Ваше Величество? — у двери стоял стражник. Он будто порывался уйти, но не мог — разумеется, ведь без разрешения он не мог покинуть мои покои.

— Наоми! — быстро проговорила я. — Ведь она тоже придёт сюда, верно?

Он открыл рот, словно порывался что-то сказать, потом вновь закрыл — и при всём этом выглядел просто поразительно нервным.

— Но ведь это королевские апартаменты, Ваше Величество… Разумеется, у каждого, кто приходит в Форт для защиты от имени короля, будет своя комната, но только вы можете оставаться здесь. Это в целях вашей собственной безопасности. Есть ли что-нибудь ещё, что может вам понадобиться?

— Нет, — мой голос сорвался, когда я ответила ему. — Нет, всё в порядке, спасибо вам.

— Тогда я оставлю вас отдыхать, если Ваше Величество желает. Это была очень длинная ночь.

Я кивнула, и он, посмотрев на меня в последний раз, выскользнул из комнаты, закрывая за собою дверь.

Но я была в неправильном месте — я осознала это, когда захлопнулась дверь. Монарх должен находиться в покоях короля, а не королевы!

Столько всего, что должно было бы утвердить моё место… Ведь я могла не оказаться здесь, а остаться в своей лаборатории. Но, может, это конец? А может, меня пытаются скрыть от места, куда нападут в первую очередь?

Я бросила Дэгни на широкую кровать. Она лапами замолотила по простыням, оставляя следы от когтей на дорогом шелке.

На туалетном столике блистала прекрасная диадема. Алмазы сверкали в тусклом свете. Я осторожно подняла её, чтобы не касаться драгоценных камней, и надела на свою голову. Та казалась такой безвкусной на фоне моих чёрных волос.

Королева. Королева. Я — королева.

Моё отражение мне совершенно не верило. Да и кто может в такое поверить? Я никогда не выглядела как королева. Править Эприа значило быть гламурно-роскошной и предельно красивой, насколько это только было возможно. Если ты истекаешь златом, если ты испорчен и эгоистичен, если ты держишься, как идол, и при дворе танцуешь замысловатые танцы… то ты можешь быть королевой. А вот я — скорее неуклюжий ребёнок, что натянул мамины драгоценности. Ведь я тут просто смешна.

И не смешна по-хорошему, так, как это всегда любили при дворе. Я слаба. Я смехотворно. Вот только значение в этих словах пропало — я отшвырнула диадему на туалетный столик. Разве ж они не погибли все до одного? Какой двор я имею, чтобы править?

Мне хотелось верить, что с Наоми всё будет в порядке.

Королевы, вероятно, зовут слуг, дабы раздеться, но сейчас никто ко мне не придёт. Я обхватила себя руками, потянулась ладонью к застёжкам на своей спине, но не достала до них, так что просто скинула туфли, умыла лицо в тазу у окна и опустилась на простыни. Мои руки потянулись к Дэгни, и она устроилась рядом.

Я уткнулась лицом в её мех, и её ритмичное мурлыканье успокоило меня достаточно, чтобы уснуть.

Четыре

Я проснулась от громкого стука в дверь и резко села, пытаясь убрать с лица спутанные волосы. Глаза закрывались, в голове пульсировала тупая боль — я проспала слишком уж мало.

— Фрея?! — это был голос моего отца. — Фрея! Ты в порядке?

Я попыталась выбраться из кровати и споткнулась, ведь всё ещё была в этом смешном платье с банкета с его тридцатью шестью слоями юбок и рукавами до ушей. Оно перекрутилось, пока я спала, и я рухнула на пол, пытаясь поправить его, ещё и зацепилась локтем за что-то и едва подавила крик, чувствуя, как глаза обожгли слёзы.

— Фрея!

— Да! — отозвалась я. — Всё в порядке. Что случилось?

Щёлкнул замок, и мой отец вошёл внутрь.

Ты хорошо поспала?

Он не мог искренне спросить меня об этом. Да, я спала, но это было скорее странным полусном, я каждую секунду готовилась вскочить и бежать.

— Что случилось? — вновь промолвила я, вместо того, чтобы встать, когда мой отец наконец-то закрыл дверь. — Вы отыскали тех, кто виновен в случившемся?

— Нет, мы ещё его… их не нашли. Но найдём.

— И вы знаете, сколько… — я ещё не могла закончить этот вопрос. Слишком ужасно, да и не то я на самом деле действительно хотела спросить. Я хотела узнать, не нашли ли другого наследника, того, что имел бы на трон прав куда больше, чем я.

— Мы не смогли сосчитать. Больше четырехсот, это точно. Спустя несколько дней мы будем знать наверняка, но это не в приоритете на данный момент. Нам надо действовать как можно быстрее.

— Как можно быстрее поймать убийц?

— Как можно быстрее короновать тебя, Фрея. Ведь мы не можем позволить нашему королевству оставаться без правителя, без монарха, дольше, чем это будет действительно необходимо. Мы безоружны, так нам слишком уж легко бросить вызов — и тебе тоже, милая моя.

— Но что же с похоронами? — ведь, наверное, должно быть столько людей, столько человек в трауре по всей стране, что и не сосчитать! — А что с расследованием?

— Не во время коронации. Это потерпит. Мёртвые всё равно так и останутся мёртвыми, независимо от того, будем мы медлить или нет. Мы не можем сказать то же самое о твоём троне. Если ты выберешь что-нибудь из старых вещей королевы, то мы можем провести церемонию уже прямо сегодня!

— Но ведь… — но ведь это было просто оскорбительно — наряжаться в то время, когда вокруг было столько мёртвых. — Это слишком рано…

— Это достаточно быстро. Ты очень уязвима, Фрея, до той поры, пока не станешь провозглашённой королевой. После того, как мы тебя коронуем, прилюдно коронуем, люди должны будут задуматься, прежде чем совершат что-то, что может тебе навредить. А до этого… Нет, до этого, Фрея, рисковать мы не можем.

Я провела пальцами по своим спутанным волосам.

— Что случилось прошлой ночью? Что… Что ты видел?

— Это было слишком внезапно, — он отвёл от меня взгляд, пытаясь сосредоточиться на задрапированных подушках на моей кровати, словно они могли ответить. — После того, как подали пиво, люди — некоторые, — начали жаловаться на боль в желудке. А после… — он сглотнул и вновь посмотрел на меня. — Я избавлю тебя от деталей случившегося, дорогая.

— Не стоит этого делать. Я хочу знать, — мне нужно было знать, нужно было понять. Люди умерли, и если б я только могла осознать, если б я только могла помочь, разобраться…

— Нет, ты не хочешь. Так или иначе, они всё равно мертвы. У тебя, Фрея, теперь есть только одна забота. Ты станешь королевой. У тебя будет целый совет — люди помогут тебе раскрыть эти убийства. Ты должна сосредоточиться на своей собственной безопасности сейчас.

Но у меня на самом деле не было никакого совета. Ведь кто-то убил многих влиятельных, хорошо защищённых людей в этом королевстве. А ведь даже упоминание об этом привело бы человека в тюрьму. Они были опасными людьми, опасными и умными, и мне надо узнать, кто это сделал. Надо узнать, как им удалось, зачем они это совершили. И я не могла доверять никому в своих попытках узнать правду — только себе самой.

— А что с братом Наоми? — спросила я. — Вы его наконец-то отыскали?

Он вздохнул.

— Я понятия не имею, что с ним произошло. Если бы он был на банкете, вряд ли бы он мог остаться в живых.

— Но это возможно!

— Да, возможно. На данный момент Наоми разместили в Форте, и защищают её так же, как и нас. Но я весь день работаю, тружусь, чтобы сделать всё для себя. Всякие браться будут просто. Ведь народ хочет всего и сейчас, а подождать они не могут — только не эти люди!

— Но ведь я об этом тоже беспокоюсь, разве нет? Наоми — моя лучшая подруга!

— Я знаю, что ты хочешь этого, — печально промолвил он. — Но ты не можешь думать обо всём сразу, Фрея. Ты должна сосредоточиться на выживании и удержаться на троне, жив её брат или мёртв. Мы не можем этого изменить. И никогда не сможем, — он покачал головой, а после выпрямился, словно вдруг его горе растворилось в пустоте. — Надо начинать работать. Тебе подыщут платье для коронации, и я расскажу тебе о том, как пройдёт церемония.

Остальная часть дня обратилась для меня в пятно. Мой отец вернулся с четырьмя белошвейками. Те несли коронационное платье королевы Марты, но мне хватило одного взгляда, чтобы сказать, что оно не пригодится мне никогда в жизни.

Впрочем, убедить их было куда сложнее. Они втиснули меня в него, заставляя не дышать, словно это могло сделать мои плечи чуточку уже. Когда же они наконец-то натянули это проклятое платье, то стали суетиться вокруг кнопок и подола, стараясь не проронить ни слова о том, что было таким очевидным. Платье ведь коротко как минимум на несколько дюймов. Оно натянулось на талии и плечах, но на груди упало. И никакая ткань или вата поправить весь этот кошмар совершенно не могла.

— Ну что за беды, — прошептала одна из швей, отступая назад, чтобы повнимательнее рассмотреть меня. — А ведь это платье слишком старомодно. Прошло двадцать лет с той поры, да и оно, в конце концов, никогда не было сшито для коронации монарха. Было бы куда лучше взять ткань с платьев королевы Марты и сделать что-то новое для нашей юной королевы.

Мой отец нахмурился, но его нетерпение никак не могло изменить тот факт, что платье было совершенно неподходящим.

— А до завтра вы сможете его закончить?

— Но ведь мы должны это сделать! — ответила швея. — Если понадобится, проработаем всю ночь.

Меня наконец-то освободили из оков этого кошмарного платья, после измерили, то в милях, то в минутах, болтали о том, что мне идёт, о прекрасных царственных цветах, о драгоценностях, что подошли бы столь мрачной и столь важной коронации. Когда они наконец-то притихли, мой отец взял инициативу в свои руки, читая лекцию об этикете, о том, как нельзя вести себя при дворе, и, казалось, был уверен в том, что я должна знать о том, как вести себя в любой ситуации, а теперь мне уж точно эти знания пригодятся. Я пыталась отложить эти глупости в своей голове, но они все смешались, совершенно бессмысленные и глупые.

А ведь завтра я должна буду смотреть на скорбящее королевство — и предстать пред ним новой правительницей.

Швеи уже ушли, чтобы начать работать, но мой отец оставался, вновь и вновь повторяя правила коронации, заставляя меня царственно вышагивать по комнате, поправляя то, как я стояла, то, как я смотрела, даже то, как я дышала!

Вспомнил ли он, как я однажды пропустила все-все уроки этикета, как, признаться, дулась и кричала, а ещё постоянно отбивалась, пока он не прекращая говорил о танцах и о приёмах? Может быть, если б я отправилась на эти уроки, если б я действительно пыталась, вместо того, чтобы убегать, это было бы не таким уж и бесполезным для меня — но ведь я планировала сбежать от двора так далеко, как получится! А вдруг тогда всё было бы иначе?

Швеи вернулись посреди ночи ради примерки. Новое платье меня совершенно не успокоило. Драгоценные камни тянули его вниз, хотя сейчас пришили только половину из них, а дышать от этой огромной массы на плечах становилось ещё труднее.

К утру у меня жутко крутилась голова — от усталости и страха. Но у меня больше не было никаких лекарств и спасения. Миновало два часа, как швеи начали меня одевать — а ведь помогала им целая армия горничных. Они вшивали меня в платье, будто бы в мешок. Драгоценные камни крепились к ткани, оковами лежали на шее, шипами на туфлях, пылали поясами на моей талии.

А ещё мой отец продолжал напоминать обо всём том, что я не должна была делать. Самым важным из всего этого — тем, что он без конца повторял, — оказалось то, что я не должна разговаривать. Ни слова, не считая, конечно, тех, что полагались по традициям.

Я задавалась вопросом — а вправду ли так принято, или это правило исключительно для меня?

Храм казался выше замка, а колокольня его пряталась среди облаков. Каждый дюйм его каменного облика был покрыт причудливой резьбой, какими-то химерами, а звон его колокола разносился пением по всему городе. Это было последние создание богов — прежде чем они покинули этот мир.

Рикбен, миротворец. Эландра, свирепая. Гаррет, весельчак. Валанте, своевременная. Они правили Эприа, когда мир был куда лучше, но с отвращением отказались от королевства, когда то стало слишком лживым. Осталось лишь несколько реликвий с той поры, чудес архитектуры и инженерии, напоминающих о том, насколько великим когда-то было их королевство — и насколько великим оно может стать.

Это всегда казалось для меня ненормальным — и звучало абсурдно. У нас не было ни записей, ни реальных доказательств их существования, только куча старых зданий и сборник легенд. Все знали имена — по крайней мере, двадцать из них не стали Забытыми, — но даже это было просто традицией. И меня это беспокоило потому, что Забытые стали предлогом. Люди видели то, о чём и мечтать не могли — и считали, что это могли сотворить только разве что боги.

Сейчас я смотрела на Минстера, одну из гримасничающих мужских масок над дверным проёмом. По обе стороны собралась толпа, но я не могла позволить себе бросить на них взгляд, позволить страху овладеть собой. Я должна идти — просто идти.

Мои ноги подгибались под тяжеленными юбками, но я ни разу не упала.

Меня всегда поражало то, что было внутри этого великолепного собора. Мы редко заходили сюда — только раз в год, празднуя середину зимы, и на коронацию, то есть, раз в поколение, и каждый раз, когда мы оказывались тут, я проводила больше времени, глазея на потолок, чем слушая священника. И теперь я вновь рассматривала резьбу и картины в шестидесяти футах от меня. Как это возможно? Этим вопросом я задавалась каждый раз. Как можно было оказаться так высоко, чтобы что-то нарисовать?

Люди набились огромной толпой. Я посмотрела на алтарь в дальнем конце собора, и теперь Минстера больше не было видно. Скамьи позади были забиты простолюдинами, которых пригласили увидеть мою коронацию — купцами, банкирами, юристами и врачами. Все они мечтали увидеть эту неизвестную королеву.

Они уже успели меня обсудить, в этом я была уверена. Когда я прошла через дверь, они уже решили, какой королевой я буду.

А вот первая половина собора была почти пуста. Этого и стоило ожидать, я ведь знала об этом, но мой желудок всё ещё сжимался, когда я видела эти пустые скамьи — одна за другой. На них могло поместиться как минимум пять сотен вельмож. А сейчас от них осталось меньше двух десятков — остатки двора, по крайней мере, тез, кто желал увидеть мою коронацию. Может быть, некоторые просто не хотели прийти. Это возможно — но маловероятно, никто не пропускает добровольно такое зрелище.

Я посмотрела на заднюю часть собора — кто они такие? А эти люди, дворяне? Большинство из них я знала недостаточно хорошо, чтобы определить по волосам, но узнала Наоми — её тёмные волосы были собраны в узел на затылке, несколько прядей выбилось и спадало на лицо — и рядом с нею не было её брата.

В моём сердце вновь всё сжалось, и я отвернулась. Надо сосредоточиться. Я не могу думать… Не могу просто так отвлекаться. Поэтому пришлось сосредоточиться на шагах вперёд, на платформе, золотом троне, пению священника…

Так или иначе, я добралась до помоста — часы практики не прошли даром. Колени больно ударились о камень, когда пришлось опуститься перед священником для благословения. Я опустила голову, и он маслом макнул мой лоб. Села на трон, приняла от кого-то церемониальный скипетр и красный соболиный плащ, что лился по плечам, и священник за моей спиной держал корону над головой моей. Ритуал словно протекал сквозь пальцы — моё тело двигалось, а я просто смотрела на всё со стороны.

— Встаньте на колени перед королевой Фреей Первой, правительницей Эприа! Долгих лет царствования!

Священник отступил назад, и толпа рухнула на колени.

— Долгих лет царствования!

Я позволила себе взглянуть на вельмож, что были передо мною. Мои глаза скользнули по Наоми, и она подарила мне нежную улыбку. Но она всё ещё была одна.

Может быть, Якоб болет. Может быть, избегает меня. Хоть что-нибудь, лишь бы это не означало, что её брат мёртв!

Мой отец стоял на коленях рядом с мужчинами и женщинами, в которых я смутно узнавала старых королевских советников. У другой скамьи, рядом с Фицроем, на колени опустился Торстэн Вольф. Так мало людей…

Нет, это не могли быть все выжившие. Просто не могли. Просто остальные удержались, не пришли, не желали видеть, как меня провозгласили королевой. Вот и всё.

Нельзя лгать себе самой — я повторяла это раз за разом, чувствуя, как непонятно откуда поднимается гнев. Никого больше не было. Никого не осталось.

Священник тихо откашлялся. Всё почти закончилось. Всё, что мне следовало сделать- это просто уйти, вывести двор из собора. Просто ещё одно дело. Я поднялась, священник поднял мантию, чтобы та не зацепилась за трон, прежде чем поплывёт мерно за моей спиной.

Мне нельзя было коснуться своей мантии. Раз за разом отец повторял это сначала вечером, а после и сегодня утром. Я не могу касаться мантии. Я не могу поднять мантию. Но я определённо не имею никакого права стоять на мантии

Вот только я понятия не имела, как на самом деле стоит это сделать. Даже будучи ростом пять футов и десять дюймов, я была слишком мала для этой вещи. Она, должно быть, весила больше меня, да и растянулась, где только могла. Я сделала маленький шаг вперёд и застыла, балансируя в своих покрытых драгоценностями туфлях.

Ещё один шаг, потом второй, и я оказалась на краю помоста. Сначала пять ступенек между мною и придворными, а после идти прямо к двери. Как просто! Я уже занесла правую ногу, чувствуя, что шагнуть слишком сложно, с трудом отыскала ступень, перенесла свой вес на правую сторону, подняла левую ногу, чтобы шагнуть дальше. Всего четыре шага впереди. Три шаги.

Мои пятки зацепились за подол. Мантия с силой дёрнула меня назад. Я пыталась устоять на ногах, но корона была слишком тяжела, тянула меня назад, и я споткнулась, накренилась налево, взмахнула руками, пытаясь оставаться в вертикальном положении. Колено моё болезненно ударилось о ступень, заныло в ответ на ранение.

Корона упала. Она приземлилась у моих ног с лязгом, от которого заныли зубы. Бесценные драгоценности нагло царапали пол.

Я не могла реагировать. Я только наблюдала, как она катилась вперёд, подпрыгивая раз за разом на ступеньках, как каждый раз звенела, будто гонг. Никто не говорил. Никто не двигался. Весь зал смотрел на корону.

Она остановилась чуть ниже последней ступеньки. Да, целая, но ведь всё ещё на полу, а не на моей голове, и я понятия не имела, что мне нужно сделать. Моё лицо будто бы горело в огне, и моя мантия нагло обвивала мою обувь. Должна ли я надеть эту проклятую корону? Или, может, огромным несчастьем для меня станет прикоснуться к ней, равно как было страшным промахом дотронуться до проклятой мантии? Может быть, это не по-королевски будет рваться за своими собственными драгоценностями? Ещё более не по-королевски, чем свалиться, уронить их на пол, упасть?

Я закрыла глаза и сделала глубокий вдох. Я была королевой. Официальной — по крайней мере сейчас. Я могу с этим справиться. Это моё первое испытание, и я его преодолею, по крайней мере, должна преодолеть.

Я протянула руку и отцепила мантию от драгоценных камней на каблуках моей обуви. Осторожно подняла его, чтобы можно было нормально идти. А после я встала.

По крайней мере, никто не засмеялся. Разумеется, все на меня глазели, но никто не проронил ни единого звука.

Священник поспешил поднять корону.

— Короне никогда не удобно на любо достойной голове, — промолвил он всё с тем же звоном в серьёзном голосе, что и раньше, словно это было частью церемонии, которой прежде руководствовались правители. — В один прекрасный день, когда вернутся Забытые, они покажут, насколько могучи, и эта корона мала им, но, королева Фрея, мы молим вас принять на себя эту ношу хотя бы сегодня! — и он вновь положил корону мне на голову.

Если б я могла, я б его обняла.

На этот раз обошлось без происшествий. Открытая карета ждала меня в нескольких шагах, готовая пересечь город, и я полной тишине забралась в неё.

Путешествие обратно в Форт было невообразимо мрачным. Мой отец действительно пытался сделать его помпезным и красивым, и стража стучала в барабаны, а я сидела в позолоченной повозке, что, казалось, сияла ярче солнца. Но люди не хотели праздновать. Казалось, весь город вышел посмотреть на меня, но никто не приветствовал проезжавший мимо экипаж. Большинство просто смотрело на меня или переговаривалось с соседями, обсуждая, почему этот подросток, эта девочка катается в королевской карете в драгоценных камнях вместо того статного короля, которого они все знали. Спрашивали друг у друга, как я, такая невзрачная, вообще могу ими управлять.

Мой отец запретил мне улыбаться или даже обращать на них внимание. Мне нужно было продемонстрировать сейчас свою бесконечную власть, а любая открытость означала бы мою слабость. Впрочем, совершенно не трудно было сейчас казаться серьёзной, учитывая то, какое количество людей на меня смотрело. Но я знала, что они совершенно не впечатлены. Королева должна была быть более… просто более — больше, чем человек, просто притягивать к себе всеобщее внимание. А я, повторюсь, будто бы случайно попала в эту повозку.

Полагаю, это не было такой уж и ложью — скорее даже правдой.

Я смотрела вперёд, сосредоточившись на лошадях, что тянули мою коляску вперёд. Музыка заглушала говор толпы.

Если б я хотела выжить, мне следовало бы начинать с малого. Сосредоточиться на своём совете и на дворянах при дворе. А они пусть и ведут дела с окружающим миром. Примерно так всегда и происходило, и ответственность бежала по ниспадающей, и правитель только по редкой необходимости смотрел на тех, кто были чуть ниже. Так что мне следовало только впечатлить придворных, потому что всеми остальными будут повелевать они.

Потому что, если думать не только о тех, кто выжил, но и обо всём королевстве, о сотнях, даже о тысячах людей, у каждого из которых были свои желания, своё мнение, каждый мог быть разочарованным мной, каждый мог желать увидеть на троне кого-то другого на троне, не меня… тогда перед глазами моими всё шло пятнами — и приходилось отмахнуться от этой мысли.

Даже знаменитый двор не смог так просто праздновать, когда сотни людей лежали, не дыша, но в старом тронном зале в Форте всё равно устроили маленький пир. Не было ни тортов с голубями, ни каких-то сложных десертов, ни каких-либо украшений на стенах. Просто притащили длинные столы, будто бы тут надо было место для сотен придворных. Казалось, пространство издевалось над каждым из нас. А ещё было больше стульев, чем живых гостей, и присутствующие разбрелись маленькими группами по залу.

Я сидела за высокими столом, глядя на них, словно свысока. Как правило, монаршая семья и гости с радостью присоединялись к столу, но осталось так мало людей, что отец настоял на том, чтобы я сидела одна. Двадцать человек могло бы поместиться здесь, но вместо этого меня окружала одна только пустота — у королевы не было ни одного реального союзника.

Наоми сидела внизу, за другим столом, и тоже была всё так же одна. Её чёрные волосы были уложены в сложную высокую причёску, но она накренилась набок. Кажется, она ничего не замечала. Мне надо было поговорить с нею. Надо было выяснить, как она себя чувствует, что с нею случилось — вот только я не смела сдвинуться с места. Мне предстояло вынести ещё как минимум несколько часов здесь.

Была еда, по крайней мере, фазан с малиной, а ещё дикий кабан, но как только можно есть после того, как такое случилось на последнем пиру? Конечно, эти блюда я одобрила, но на самом деле я выбирала их в случайном порядке и едва съела по кусочку.

В комнате царила кошмарная тишина. Я могла расслышать каждый скрип стула, каждый всплеск вина в бокале, каждый храбрый скрип ножа по тарелке. Пока весь этот фарс не подойдёт к концу, мы все будто бы в ловушке.

Ничто не должно случиться — я повторяла это про себя, заставляя прожевать кусочек кабана. Но истинный мой испуг никуда не отступал — я всё ещё сидела у них на глазах. Я — мишень. Мы понятия не имели, что случилось на предыдущем банкете, так что, всё легко может повториться. Кто-то может попытаться закончить своё дело, поймать упущенного наследника.

А я была для них такой лёгкой целью. Сидела здесь, ела эту еду, действовала так, будто бы считала себя непобедимой, а ведь на самом деле знала, что таковой не являлась. Они могли причинить мне боль так же легко, как и всем остальным, а я просто сидела здесь. Такая близкая, такая лёгкая мишень…

Я встала. Мой стул громко оцарапал пол, все уставились на меня. Но я больше не могла этого вынести, ни единой минуты. Я забыла о том, как дышать.

Это не было настоящей коронацией. Король Йорген никогда не был столь изолирован. У него всегда была музыка, танцы, вино, а стол ломился от людей, что были готовы отталкивать друг друга, лишь бы занять свободное место.

Но я такой не была. Ведь я не умерла каким-то чудом и должна была править, но не знала, как — и никто мне не поверит, никто.

Комната поплыла перед глазами. А мне просто надо дышать.

Я буквально вылетела из этой комнаты, заставляя себя хотя бы не побежать вперёд. Моя стража мерно шагала за мной. Мне надо был воздух, всего лишь совсем немного воздуха. Я в нём нуждалась.

Коридор казался спокойнее, по крайней мере, прохлада воздуха освежала. Я прижалась спиной к стене, закрыла глаза, пытаясь отбросить всё в сторону, и сосредоточилась на своём дыхании. Вдох-выдох. Я могу это сделать. Я могу.

— Чего вы хотите?

Я открыла глаза. Немного дальше по коридору стоял Уильям Фицрой, и глаза его всё ещё были немного красными, но не так, как прежде.

— Я не знала, что ты здесь, — а что я ещё могла сказать? Мой голос звучал как-то слишком хрипло, но, по крайней мере, я уже могла разговаривать.

— О, уже сбегаешь? — он рассмеялся, и звук громом пронзил меня. Обычно Фицрой казался светом, высмеивающим всё плохое, а теперь он ниворил жестоко. — Они никогда не должны были тебя короновать, это тебе не принадлежит.

Я смотрела на него, на его грязные волосы, налитые кровью глаза и не могла отрицать. Во мне не было сил, чтобы пытаться лгать.

— Ты имеешь право. Я — нет, — да любой дурак увидит это. — Но, что бы то ни было, так случилось.

Он моргнул, и его глаза широко распахнулись. Если б он просто понял, что именно я сказала… Он открыл рот, чтобы вновь заговорить, но остановился. Мне хотелось призвать его — пусть расскажет. Вся тишина, всё притворство дня не про мою честь. Всё это подделка, когда печаль и слабость глубоко хоронят, но не тогда, когда это нужно. Я хотела его слов, его честности, вопреки тому, как жестоко это будет. Но он только покачал головой и отступил назад.

— Простите.

Он уходил. Руки мои тряслись.

— Ваше Величество? — мой стражник подошёл чуточку ближе. — С вами всё в порядке?

Нет, со мной не всё в порядке. Мне хотелось закричать, чтобы они ушли, сказать, что я должна дышать, дышать, дышать — наедине! — но это было бы так несправедливо, так несправедливо по отношению к страже…

Фицрой совершенно прав. Мне здесь не место. Но если б я показала слабость, если б я убежала и спряталась, моя голова оказалась бы на плахе прежде, чем я только успела бы моргнуть. Если б кто-то забрал мой трон, если б даже я сама отступила… Я буду королевой до тех пор, пока я дышу — и умирать я не хочу.

— Да, — ответила я охране. Мой голос дрожал, но слова срывались с губ. — Мне следует вернуться внутрь.

Я шагнула обратно в зал.

Пять

Спустя несколько часов я стояла у двери в комнату Наоми, пытаясь набраться смелости, чтобы постучаться. Один из стражников показал мне дорогу к этому коридору на четвёртом этаже, где поселилась уцелевшая знать. Казалось, здесь никто не ходил даже несколько сотен лет, но теперь здесь поселили придворных. Вокруг воняло плесенью, несколько факелов светили так слабо, что это казалось подвалом, а не домом.

Мне нужно было увидеть Наоми, чтобы поговорить с нею, но теперь, когда я оказалась здесь, я понятия не имела, что могла сказать. Её горе приводило меня в ужас. Я ненавидела себя за эту мысль, но страх вопил во мне — ведь я не знала, что говорить, я могла ляпнуть что-то не то. А то и хуже! Мне хотелось ступить туда, увидеть её и заставить все печали растаять. Хотелось рассказать ей, как действовать, продемонстрировать, как можно улучшить всё в этом мире. Но если её брат мёртв, если он умер, я этого никак не изменю — и жуткая беспомощность будто приклеила меня к месту. Зачем нужен друг, что не способен помочь?

Но я не могла позволить себе избегать её. Каким бы я была другом, если б отказалась от неё только потому, что не знаю, что сказать? Я не могу позволить ей думать, что она осталась одна.

Я трижды постучалась в дверь.

Прошла целая бесконечная минута, прежде чем её приоткрыли, и Наоми выглянула в щель.

Она казалась будто частью себя самой. Сложная причёска с коронации была разрушена, и теперь наполовину сплетённые пряди спадали на плечи. Под глазами виднелись тёмные круги, будто бы ушибы под её огромными глазами.

Она мгновение смотрела на меня, а после бросилась вперёд, крепко обхватив меня руками.

— Фрея! — мы столкнулись, и она уткнулась головой мне в ключицу, затылок болезненно ударил в подбородок. Она что-то пробормотала мне в плечо, но я не могла разобрать ни единого слова, так что вынуждена была только притянуть её к себе поближе, чтобы успокоить.

Я осознала, что она рыдала.

— Мне… Мне так жаль… — слова эти претили мне, но срывались с губ. — Жаль, что я оставила тебя вне Форта одну, жаль, что я до этого тебя увидеть не могла… Я хотела, я спрашивала и спрашивала, но вокруг было столько хаоса, а мой отец, он…

Она покачала головой.

— Я знаю, что ты не могла видеть меня, я прекрасно понимаю, что тебя не отпускали. Так и было. Я на тебя не сердита, — она вновь сжала меня в объятиях, а после отстранилась. — Ты зайдёшь?

— Да, — кивнула я. — Да, если… Если я конечно могу… Вот и всё, — мне хотелось сказать что-то, но я не могла — только посмотрела через плечо на стражника, что застыл в нескольких футах вот меня. — Ведь вы подождёте меня здесь?

— Если Ваше Величество пожелает.

Я кивнула, и Наоми потянула меня за собой, захлопнув дверь за собой.

Её комната практически распадалась на куски, ящики для хранения чего-то всё ещё были приставлены к правой стене, а одежда Наоми висела над бесконечными коробками. Кровать скрывалась под грудой одеял, а несколько ламп оказались до жути пыльными и кошмарно искажали копотью. Свет.

— Наоми, это ужасно! Почему они тебя сюда поселили?!

— У них не было возможности очистить все комнаты, да и… да и я никого не просила. По крайней мере, так мне есть где остановиться.

— Ты не можешь здесь оставаться! Поднимайся ко мне на верхние этажи.

Наоми покачала головой.

— Не могу. Ведь те комнаты предназначены только для тебя…

— И я могу сделать с ними абсолютно всё, что пожелаю, разве ж я не королева. Я хочу, чтобы ты была со мной! Пожалуйста…

Я должна была прийти раньше. Почему я так тянула? Надо было бороться с собой, старательно сражаться против глупой слабости до самой победы.

— Якоб… — мой голос вновь звучал до ужаса хрипло. — Он же…

Я уже знала ответ, даже если и не хотела этого признавать, но когда Наоми покачала головой, казалось, будто бы кто-то ударил меня кулаком в грудь, выбивая из лёгких весь воздух.

— Он не мог… Он не…

Я не слишком уж и хорошо знала брата Наоми — но всё-таки знала. А ведь он подмигивал мне каждый раз, когда мы сталкивались, и от него будто бы исходил какой-то свет — а ещё он считал своей обязанностью никогда не шутить на мой счёт. А ещё он тоже называл меня Фреей.

— Эй, маленькая Фрея! — с таким подмигиванием, каждый раз, когда я подходила к Наоми, и они стояли вместе. И он… Думать, что он умер…

— Мне жаль, — какие бесполезные, бессмысленные слова. Мне хотелось отобрать у неё это горе, проглотить его — чтобы она никогда ничего не чувствовала. Не страдала. Мне хотелось вытащить её брата из лап смерти — чтобы только она чувствовала себя лучше. Мне хотелось сделать хоть что-то — но я не могла.

— Спасибо тебе, — Наоми посмотрела в окно сквозь щель в шторах. — Я до сих пор не могу в это поверить. Как они все могли исчезнуть? Такое ощущение, будто бы всё это… Как какая-то глупая выдумка, знаешь, — её голос дрогнул, и она крепко зажмурила глаза. — Я просто рада видеть тебя здесь, — она вновь распахнула глаза, и голос стал тверже. — А как ты? Как ты себя чувствуешь?

— Чувствую чем? Королевой?

Она кивнула.

— Это всё… Очень сложно и слишком уж по правилам.

— Да, — яростно подтвердила она. — Слишком. Просто садись и рассказывай мне всё. Немедленно.

Я опустилась на край кровати, и Наоми устроилась рядом со мной.

— Я в порядке. То есть… Нет, ну, конечно, я в скорби, но… Я ведь понятия не имею, что делать. Но я… Я научусь — я всё ещё могу научиться…

— Да, ты можешь. Я знаю — ты точно можешь, — Наоми забралась на кровать и уткнулась в колени подбородком. — И тебе не придётся заботится обо всём, ты же знаешь, если ты не захочешь.

Знакомые слова заставили меня улыбнуться, правда, совсем немного.

— Я всё ещё живая, я всё ещё есть у тебя. А королю надо делать то, о чём многие даже и не подозревают, — Наоми вновь обняла меня, притягивая к своей груди. Казалось, в моей груди вдруг пропал этот кошмарный узел, когда её голова упала на моё плечо — я чувствовала себя такой правдивой в это мгновение, просто до ужаса.

— Мне страшно, — тихо прошептала я.

— Это потому, что ты должна теперь стать королевой?

— Нет… Я не… Ну, да, но ведь только я одна выжила после всего этого кошмара. Я не должна быть на этом троне, — страшно было говорить такое вслух, ведь теперь слова казались правдивыми. — А если убийца вдруг решит закончить свою работу?

— Тогда ему придётся сначала победить меня, — ответила свирепо Наоми. — Никто тебя тронуть не посмеет, Фрея!

— Ты пугаешь меня, когда злишься.

Наоми решительно и уверенно кивнула.

— Я никому не могу доверять, — промолвила я. — Я ведь пока что никого и ничего не знаю. Где-то должно случиться заседание совета — завтра, — и я просто буду держать свой скипетр — или думать, не виновны ли они. А как себя защитить? Я ведь не знаю, как править, если не доверять ни одному из них…

— У тебя есть я, — повторила Наоми. — И я обязательно тебе помогу.

Я кивнула. Об этом я, конечно же, прекрасно знала. Одно только её присутствие придавало мне сил и напоминало обо всём, чем я могла стать. Я выпрямилась.

— Надо выяснить личность убийства. И я должна разобраться с этим сама. Это единственный способ, что подарит мне настоящую безопасность.

— Ты думаешь, что ты сможешь это сделать?

— Да, я в этом уверена, — да, ведь я знаю, кто будет мне угрожать, ведь знаю, что я теперь единственная королева. У меня было смутное, почти неизвестное смехотворное чувство — план, тем не менее, и в нём я сейчас нуждалась больше всего на свете. Мне нужна была цель — чтобы постепенно расплести этот бесконечный клубок.

— Мне жаль, — тихо обратилась ко мне Наоми. — Я ведь знаю, что ты бы хотела уйти…

Я уже поняла, что никогда не быть никаким моим исследованиям на континенте. Только не сейчас. Ведь я теперь привязана к этому двору, пока ещё жива. Это было для меня приговором, и осознание того, что скрывалось прежде в глубине моего сознания, теперь требовало слёз. Но я не могла признаться в этом, не тогда, когда Наоми потеряла своего брата, не тогда, когда все потеряли столько близких.

— Я многое поняла за это время, — промолвила я. — И я больше никогда тебя не оставлю..

Плечи Наоми задрожали. Я повернулась и взглянула на неё — слёзы катились по щекам, а губы были плотно сжаты.

— Милая моя… Милая… — ну почему я всегда говорю неправильные вещи. — Прости…

— Нет-нет! — прошептала она сквозь слёзы. — Тебе не за что извиняться, Фрея. Не будь глупенькой.

— Это не глупость.

— Я думала, что больше мы друзьями не будем. Не тогда, когда ты стала королевой. И я считала, что потеряла и брата, и лучшего друга, всё на свете… Я так рада, что ты пришла ко мне, Фрея!

Я вновь обняла её, и она уткнулась носом мне в плечо.

— Я никуда не уйду. Ну же, Наоми. Давай, приходи в мои покои! Я тебя здесь не оставлю.

— Я не знаю, позволят ли нам…

— А кто назначает правила, если не королева? Вот и текст для моего первого декрета — чтобы ты жила со мной!

— Ну что же, с чего-то действительно стоит начинать. Может быть, ты начнёшь с этого… — она тихо рассмеялась, и я выдавила из себя вымученную, принуждённую улыбку.

— Пожалуйста, Наоми. Я без тебя просто не выдержу. Ты же знаешь об этом.

— Хорошо, Ваше Величество, — проронила она. — Если вы хотите…

— Хочу. Потому что — ты знаешь, — не смогу сделать этого без тебя.

Шесть

Ну что же, можем начинать. Если вам угодно, Ваше Величество.

Расмус Холт оказался суровым на вид человеком лет шестидесяти, с белоснежной бородой и острым носом, отлично соответствующим ей. Он был советником короля Йоргена последние двадцать лет — или около того, — и мой отец сказал мне, что теперь он лидер моего совета.

Я надеялась прибыть рано на встречу, чтобы устроиться и поприветствовать наедине моих советников, но когда я пришла в новый зал совета, меня уже ждали внутри. Там были Холт и мой отец, а ещё женщина с узким лицом по имени София Торн — мастер разведки, как мне сказала женщина с тяжёлой косой, Джоанна Норлинг, мастер справедливости. Торстэн Вольф замыкал процессию. Он казался стль напряжённым, что мышцы на шее вот-вот лопнут. Он сидел прямо напротив меня — как идеально, прямо чтобы, не поворачиваясь, сердито на меня смотреть.

Он, как сказал мне Холт, будет отвечать за вопрос безопасности.

— Безопасность? — переспросила я. — Как армия?

Эприа — мирное островное королевство. Стража защищает города, разумеется, а в деревне есть миротворцы, которыми руководит местная знать, но ничего схожего с армией у нас не было уже более ста лет.

— Нет-нет, — ответил Холт. — Ничего такого, о Забытые! Но Стэн — эксперт в области военной истории, а при последнем королевском совете он был мастером по общим вопросом. По крайней мере, это лучший ум, который у нас есть, на случай любой… Помехи.

Помеха. Это слово заставило меня содрогнуться. На самом ли деле они ожидали чего-то драматичного? Не просто отравленного обеда, но солдат, военной стратегии…

— Вам не стоит беспокоиться о подобных вещах, — промолвил Холт, словно вторгаясь и читая каждую мою мысль. — Но за последние несколько дней мы осознали, что всегда надо быть готовыми к каждой… Неприятности.

Я была уверена в том, что в старом совете было куда больше, чем просто пять человек. Но, должно быть, эта маленькая группа — всё, что у нас осталось. Все выжившие после банкета, все подозреваемые, все те, на кого я должна была полагаться.

Теперь мы сидели вокруг какого-то слишком одинокого стола в комнате, стараясь игнорировать огромное количество пустующих стульев. А ведь тут могли остаться все оставшиеся придворные. Кто-то должен был убрать в комнате ночью, вот только пыль всё ещё висела в воздухе, царапая моё горло. Каменные стены были голыми, а старые шторы на окнах защищали нас от солнца — ставни же от вторжения. Окошка были узкими, почти что отсутствовали, и в комнате висели масляные лампы, но они словно подчёркивали темноту.

Холт смотрел на меня, словно дожидаясь, пока я разрешу продолжить, и я кивнула.

— Очень хорошо, очень хорошо… — пробормотал он. — Итак, дальше. Я знаю, какова трагедия привела нас в этот замок сегодня, но надо смотреть вперёд. Ведь это первое заседание совета королевы Фреи Первой, долгих ей лет царствования!

— Долгих лет царствования! — пробормотали мои советники. Я всё ещё молчала — слишком странно было желать себе самой чего-то подобного.

— Торн, — обратился Холт. — Вам есть что сказать о нападении?

— Недостаточно, — промолвила Торн. Голос у неё был скрипучий, словно кто-то силком тащил слова по наждачной бумаге. — но у меня есть подозрения, что яд спрятали в торте, который служил в качестве последнего блюда — всё началось именно после него. Не выжил никто из тех, кто хотя бы попробовал его. Одна из девушек откусила всего однажды и почувствовала себя плохо, но она не уведомила остальных. К сожалению, каждый понимает, что мёртвых нам не опросить, но вероятно, каждый из них съел хотя бы кусочек.

— А яд? — спросил Холт.

— Все симптомы явственно указывают на то, что это был мышьяк. Тошнота, боль в животе, сердцебиение — и достаточная задержка для того, чтобы дегустаторам не стало плохо сразу после подачи. У нас нет возможности доказать, если, разумеется, кто-то не придёт на исповедь, но доказательства довольно ясны.

Как по мне, это действительно имело смысл. Я, конечно, не специализировалась на ядах, но описание соответствовало тому, что я знала. Требовалось куда больше исследований, чтобы гарантировать, что симптомы не соответствовали какому-то более редкому заграничному яду, но сказанное вполне годилось на рабочую версию.

Но никто не ответил на важный вопрос — зачем?

— Но кто мог пожелать отравить такое количество людей? — мой голос прозвучал слишком громко, и я сглотнула, борясь с желанием смягчить всё глупым бормотанием.

— Мы не знаем, — промолвила Торн, — да и нам нужно отыскать в торте улики. Король сам приказал его испечь. Мы отследим ингредиенты, посмотрим, кто мог контактировать с поварами, но, к сожалению, пока что у нас есть только поедположение.

— Есть одна возможность, — проронил Норлинг. — И это Густавиты. Ваше Величество, вы знаете о них?

— Я о них слышала, — по крайней мере, читала в книге. Трактат Густава. Это было что-то слишком радикальное и сто лет назад. Утверждало о коррумпированых дворянах, о том, что мы все — просто жрецы злата на земле. И о коррупци, несомненно, говорили правду. Он хотел, чтобы всё богатство короны было роздано королевству, и он не молчал о своих желаниях. Его сослали за такие слова, но он никогда не умолкал, и люди куда больше интересовались этой книжкой с той поры, как её окончательно запретили.

— Небольшая группа его сподвижников обитала в столице, и мотив у них был. Они являются очень опасными людьми.

Вот только это никогда не было достаточно удобным. Они никогда прежде не выступали против двора, по крайней мере, не так уж заметно. Я никогда не слышала о них достаточно много слухов. Когда что-то случалось, прибегали ли они к массовым убийствам?

— Есть ли у вас какие-нибудь доказательства? Мотивы сделать это именно сейчас?

— Пока что это просто теория, — ответил Торн. — Но если они ответственны за это, то мы докажем их вину.

— А много ли их? Мы можем узнать, кто именно участвует во всём этом?

— На данный момент они очень скрытны, Ваше Величество, и это ещё одна причина подозревать их в содеянном, но мы узнаем всё, что сможем.

Да, имело смысл скрывать подобную группировку, даже если б они не планировали убийства, а просто встречались каждую неделю, чтобы поговорть о книжказ. И у моих советников не было никаких доказательств того, что они имели какое-то отношение к этому отравлению.

— Так или иначе, с ними надо быть предельно остороженными, — промолвил Холт. — Они могли бы воспользовать это возможностью усилить собственное влияние.

Разумеется. Ведь я была так далеко в списке наследования, что шанс стать королевой казался почти смехотворным — но все остальные уже погибли. Им только следовало немного поднажать, чтобы свергнуть или убить и меня тоже.

— И что же мы должны делать? — спросила я.

— Продемонстрировать свои силы, — ответил мой отец. — Продолжать быть, как и прежде, предельно невозмутимыми. Если ты будешь убедительной в роли королевы, то им будет куда труднее сражаться против тебя, и они прекрасно это осознают.

Значит, я просто должна пытаться стать немного убедительнее. Вот и всё. Я пыталась сопротивляться своему смеху, но он будто бы рвался на свободу с моих губ — и звоном отразился от стен. Все уставились на меня, и лицо моё будто горело.

— О, как славно! Мне просто следует быть убедительнее…

— Мы будем помогать вам, Ваше Величество, — промолвил Холт. — Да, вы совсем юны, мы знаем, но мы способны помочь. Вы можете доверять присутствующим здесь.

Но нет, доверять я им не могла. Я вообще никому не могла доверять, кроме отца и Наоми. Все присутствющие здесь пережили банкет. Любой из них мог быть причастен к убийству, и ни у одного не было достаточных причин хранить мне верность. И ничто не остановит их подобрать лучшего кандидата на роль короля.

Я окинула взглядом стол, собирая своё мужество в кулак.

— Вы все находились на банкете? — спросила я. — Когда это произошло?

Торн покачал головой.

— Мой муж сильно заболел, так что я не могла присутствовать.

— Сейчас с ним всё в порядке? — поинтересовалась я.

— Спасибо, Ваше Величество, ему уже лучше, — ответила она. — Но он всё ещё очень слаб, поэтому какое-то время не может появляться при дворе.

О, как это удобно — но мне пришлось ей кивнуть.

— Все остальные из нас, думаю, там присутствовали, — сказала Норлинг. — Я помню, как разговаривала с Расмусом… И с вашим отцом. Мне повезло, что я есть не хотела, так что не пробовала никакие торты.

А ещё за высоким столом сидел Стэн. Стоит отметить, что я сама его там видела — а теперь посмотрела на него, и он нахмурился.

— Торт мне был не нужен, — сказал он. — Золото я не ем.

— Торстэн, а твоя двоюродная сестра? — поинтересовался Холт, чувствуя напряжение, оставшееся после последних слов Стэна. — Ты ведь сказал ей о том, что случилось?

— Я отправил ей письмо, — ответил он, — и потребовал оставаться дома, но она решила вернуться в столицу так быстро, как только сможет.

— Мадлен теперь ваша наследница, — обратился ко мне Холт. — Ведь вы дружете? Такая восхитительная девочка!

Нет, мы с Мадлен Вольф друзьями не было. Нет, я видела её, конечно, при дворе много раз, каждый раз, когда туда приходила, и она всегда была в центре внимания, всем улыбалась, раздавался её колокольный смех, и она заигрывала с Фицроем, когда он был в королевской милости, а иначе просто его игнорировала. Её все обожали, но мне она казалась слишком пустоголовой и слишком красивой для своего уровня.

Ну, стоит сказать, я с нею и не разговаривала, не считая постоянных «простите». Она была слишком утончённой, чтобы когда-либо оказаться достаточно близко, дабы поговорить со мной.

И если б я не покинула банкет, это она бы стала королевой. И все были бы куда счастливее. И Мадлен, если судить по её вечному кокетству.

— Я сказал ей, что она чувствует себя недостаточно хорошо для путешествий, — продолжил Стэн, — ведь врач сказал ей, что надо держаться подальше от опасностей до нового года, но ведь вы знаете, кто такой врач, чтобы она хоть попыталась его послушать?!

— Она плохо себя чувствует? — спросила я.

— Ей было довольно плохо некоторое время, Ваше Величество, — ответил Холт. — Такая потеря для двора — она вынуждена была отправиться в своё поместье! Ведь её благотворительная деятельность столь прекрасна, да и она такая прекрасная девушка, но сказали, что деревенский воздух должен пойти ей на пользу.

— И надолго она уехала? По крайней мере, в этот раз?

— Я полагаю, что на несколько месяцев. Верно, Торстэн?

— Да, — подтвердил Стэн, — верно, — он внимательно наблюдал за мною. — А Ваше Величество сомневается, что моя двоюродная сестра достаточно далеко?