Долг центуриона

4

Назарунец уехал в свой банк, а мы еще немного постояли у стойки и обменялись кое-какими мыслями о случившейся в его ресторане потасовке. Потом я допил свой глик, попрощался с Марноу и вышел на улицу.

Ничего особенного за то время, пока я находился в ресторане, на ней не случилось. Толстяк-режиссер будущего карнавала все так же разорялся. Причем число его рабочих несколько уменьшилось. То ли он их послал куда-то по делу, то ли все-таки уволил. Впрочем, поскольку увольнение ассистентов не являлось нарушением закона, меня это не сильно интересовало.

Я машинально пошарил в кармане в поисках сигарет и, в очередной раз вспомнив, что бросил курить, разочарованно чертыхнулся.

Все же вот сейчас закурить сигарету было бы... Нет, ничуть не славно. Ничуть.

Какой-то абориген, судя по нашитым на его балахоне серым ленточкам, являющийся отщепенцем, шагнул ко мне и промолвил:

– Ден-н-ги... зарабо-тать... ден-н-ги...

Я вытащил из кармана монетку, одну из тех, что держу как раз для такого случая, и подал ее ему.

– За-ара-бот-тать?

Я покачал головой и сказал:

– Не надо. Потом, когда-нибудь.

Абориген издал низкий звук, напоминающий пчелиное жужжание, и отошел в сторону.

Вот такие дела. Обратная сторона цивилизации. Хотя цивилизации ли? Я бывал на многих планетах, и везде, без исключения, в окрестностях каждого космопорта, даже на планетах, считающихся оплотом цивилизации, обязательно, стоит остановиться для того, чтобы закурить сигарету, как обязательно почувствуешь осторожное прикосновение к своему локтю и чей-нибудь, с трудом выговаривающий слова на вселинге, голос задаст наводящий вопрос о совсем крохотном займе, который будет возвращен неизвестно когда и неизвестно где.

Так ли виновата в этом цивилизация? А может, все дело в другом? Как известно, в каждом племени, как бы стабильно и хорошо оно ни существовало, всегда найдется один-два мыслящих, желающих отыскать какую-то новую, более интересную жизнь, готовых ради нее на все. И могут ли они не отреагировать на космопорт, словно по мановению волшебной палочки появившийся неподалеку от места их обитания?

Ну конечно, эти непоседы рано или поздно бросают свое племя и отправляются устраиваться в мире, манящем их не только новизной, но еще и вполне реальными чудесами, всевозможными диковинами и удивительной пищей. Единицы из них, наиболее смышленые и талантливые, и в самом деле находят в этом мире свое место, какая-то часть возвращается в родные пенаты, для того чтобы взбудоражить рассказами очередную партию желающих попробовать новой жизни, а остальные, не обладающие надлежащими способностями для того, чтобы найти себе хоть какое-то постоянное занятие, но не имеющие сил признать свое поражение и уйти, остаются жить возле космопорта и заниматься тем, чем занимается этот абориген.

Так ли уж виноваты в этом те, кто построил космопорт и принес на планету цивилизацию? Может, это изначальная жажда любого мыслящего: узнать нечто новое, необычное?

Кстати, особенно хорошо моя теория проверяется здесь, на Бриллиантовой, поскольку здесь ни о какой экспансии цивилизации в отношении аборигенов не может быть и речи. Есть космопорт и находящийся возле него инопланетный район. Все остальное, вся планета, принадлежит аборигенам, и никто не делает даже попытки на нее посягнуть. Почему? Ну, хотя бы потому, что это заранее обречено на провал. Вот аборигены, не те, которые крутятся возле космопорта, а настоящие, живущие по «старинке», если пожелают, если используют кое-какие свои возможности, могут запросто посягнуть, например, на несколько ближайших планет. И не без успеха. К счастью, им это даже не приходит в голову. А у жителей инопланетного квартала после парочки эксцессов, случившихся во время первых разведывательных высадок на планету, хватает ума не беспокоить аборигенов. Пусть только исправно приносят хорошо обработанные личинки бриллиантовых муравьев. Это единственный продукт экспорта с планеты, но он настолько ценен, что весь огромный инопланетный район, в котором живут почти восемь десятков видов мыслящих, существует лишь ради него.

Короче, если разобраться, инопланетный район на Бриллиантовой является всего лишь обычным старательским поселком. И пусть на его улицах не увидишь бородатых и полупьяных знатоков золотоносных жил, с мешочками, набитыми под завязку золотым песком, зато каждый второй его житель прекрасно разбирается в межпланетных финансово-торговых операциях, а каждый первый может сообщить вам о видах, стоимости и методах определения свойств личинок бриллиантовых муравьев столько, сколько нет и в самой подробной общегалактической энциклопедии. А какие страсти вокруг пресловутых личинок разгораются? Точно такие же, какие разгорались в старательских поселках, еще на старушке Земле, вокруг золотых самородков или особо крупных алмазов. Причем довольно часто методы воздействия те же самые. Нет, на первый взгляд наш район совсем не похож на поселок старателей, но по своей сути... Ну да ладно, не стоит отвлекаться. Вернемся к личинкам бриллиантовых муравьев.

Почему они так ценятся? Да, конечно, они усеяны великолепными бриллиантами, из-за чего и получили свое название, но главная их ценность в другом. Личинки обладают разнообразными и необычными, можно сказать, чудесными свойствами. Одни из них, например, улучшают здоровье того, кто их с собой носит, другие могут несколько повысить удачу в азартных играх, третьи способны воздействовать на погоду так, что их владелец реже, чем все остальные, подвержен связанным с ней неприятностям, вроде дождя и града, четвертые обладают еще более удивительными свойствами. Ну и, конечно, с увеличением числа личинок увеличивается и их воздействие. Таким образом, браслет или ожерелье из правильно подобранных личинок является мечтой многих и многих мыслящих. Вот только позволить себе нечто подобное может не каждый, поскольку личинки стоят баснословно дорого.

Я еще раз безрезультатно обследовал свои карманы и, конечно, не обнаружив в них сигарет, потопал прочь от ресторана. Ноги сами несли меня по привычному, хорошо отработанному за полтора года маршруту.

К магазину крабианина, в котором любой желающий турист мог купить неплохие личинки, а потом к бывшему полузианскому банку Юка Медока, теперь, после его разорения, перекупленному, и дальше, дальше... Но сначала нужно проверить, как обстоят дела у крабианина, заодно задать ему парочку вдруг появившихся у меня вопросов и посмотреть, как он на них отреагирует. Причем я уже сейчас могу предположить, что они ему не совсем понравятся. Нет, даже не предположить, а сказать это почти наверняка.

Бронепленки витрин магазина крабианина Имлука светились сапфиром; толстенькие, слегка смахивающие на бочонки, охранявшие входную дверь, колонны отливали перламутром, а крыша резала глаза сочным апельсиновым цветом. Короче, магазин был раскрашен так, что не мог не привлекать к себе взгляды туристов, падких на все яркое, словно вороватые астероидные летунчики.

Подойдя поближе, я ощутил запах. Он не был резким или слишком уж сильным, не было в нем и той приторной сладости, которая в первую секунду вам безумно нравится, а во вторую начинает невыносимо раздражать. Нет, это был очень качественный запах, дающий любому покупателю понять, что именно здесь его обслужат самым лучшим образом.

Я покачал головой.

Да уж, в чем, в чем, а в настройке синтезатора запахов Имлук был большим мастером. И не только в этом. Впрочем, иначе он не удержался бы здесь, на Бриллиантовой, дольше недели.

Я шагнул к двери, и она, открывшись, в достаточной мере радушно и с необходимой толикой достоинства меня поприветствовала. А стоило мне оказаться внутри магазина, как тотчас зазвучала тихая, умиротворяющая музыка, очевидно призванная внушить гипотетическому покупателю, что он оказался в высшей степени солидном магазине.

Вот только лично я покупателем не был. И еще я кое-что знал о том, каким образом крабианин зарабатывает свои деньги. Не те, которые он получает с наивных туристов, позволяющие ему вполне сносно существовать на Бриллиантовой, а другие, так сказать, дополнительный заработок.

Именно поэтому, едва войдя в магазин, я сейчас же сказал устремившемуся мне навстречу Имлуку:

– He надо музыки и прочих охмуряющих штучек, ладно? Других покупателей в магазине нет, а я ничего приобретать у тебя не собираюсь.

Имлук взмахнул рукой, и музыка смолкла.

– Как же так? – спросил он. – В таком великолепном магазине, как мой, и ничего не купить? Взгляни вон на ту витрину. В ней находится личинка, обладающая просто уникальными свойствами, причем, благодаря невероятной, просто чудовищной удаче, ее свойства как нельзя лучше подходят центуриону инопланетного района. Как ты думаешь, в чем они состоят?

– Не имею представления, – сказал я, бросив мимолетный взгляд на витрину.

Личинка и в самом деле выглядела неплохо. Большая, заманчиво поблескивающая украшавшими головку и грудь бриллиантами, казавшимися еще крупнее на фоне покрывавшего витрину вишневого бархата, она казалоаь воплощением мечты любого желающего приобрести хорошую личинку.

Вот только меня сейчас личинки не интересовали. Я зашел в магазин Имлука совсем по другому поводу.

– Нет, ты только посмотри на нее. – От воодушевления длинные моржовые усы крабианина топорщились, словно у матерого котищи. – Она идеальна. Она само совершенство. И если у тебя хватит терпения...

Я поморщился и сказал:

– Нет, не хватит. А вообще, я хотел задать тебе пару вопросов.

– Какие могут быть вопросы? – возмутился Имлук. – Ты посмотри на это совершенство. Знаешь, какие у нее свойства? Она почти на десять процентов увеличивает у своего владельца возможность определять, какие эмоции к нему испытывают другие мыслящие. В том числе и страх. Понимаешь?

– Нет, – сказал я.

– Ну как же... Если кто-то тебя боится, то, значит, у него нечиста совесть. С этой личинкой ты гораздо точнее сможешь определять преступников. Здорово, а? И стоит это сокровище так мало, что, отдавая его, я подрываю благосостояние своего магазина. Однако для хорошего мыслящего, для настоящего центуриона мне ничего не жалко. Совсем ничего.

Пора было брать быка за рога.

– А я бы хотел поговорить с тобой о твоей поездке на побережье, – промолвил я. – Мне кажется, тебе есть в чем покаяться. Не так ли?

Имлука было не так-то легко прошибить.

– Между прочим, – сказал он, делая вид, будто не слышал моих слов, – она протестирована самим старейшиной дома кремниидов, мастером Прайдером. О чем вот тут даже имеется соответствующая бирочка. И это очень много значит. Как ты знаешь, никто так не разбирается в личинках бриллиантовых муравьев, как кремнииды.

Я был само терпение.

– Так как, Имлук, поговорим о твоей недавней поездке к побережью? Эту личинку ты привез из нее?

– За полцены, – быстро сказал хозяин магазина. – Я уступлю ее за полцены, причем только тебе и более никому. Лови момент. Другого не будет.

– Неужели? – усмехнулся я. – Ну-ка, дай посмотреть.

– Сей момент!

Крабианин ужом метнулся к витрине, выхватил из нее личинку и уже через мгновение стоял возле меня. Личинка лежала на протянутой ко мне, слегка подрагивающей от возбуждения четырехпалой ладони. Я осторожно взял ее, ощутив, какая она тяжелая и прохладная, словно вырезанная из камня, и задумчиво взглянул на Имлука.

– Да, действительно, качественная личинка, и в самом деле увеличивающая способность распознавать тех, кто тебя боится. Знаешь, как я это проверил?

– За треть, – быстро сказал Имлук. – я отдам ее за треть цены. Такое возможно только сейчас, да и то исключительно из моего к тебе хорошего отношения.

– Понятно, – сказал я и вернул личинку хозяину магазина. – Нет, не согласен.

Тот взглянул на личинку, нерешительно переступил с ноги на ногу и осторожно спросил:

– Может, тогда возьмешь ее даром?

– И даром не возьму, – сказал я. – Ты меня знаешь. Поэтому положи эту дорогую штуку на место, повесь на дверь табличку «закрыто», и давай-ка мы с тобой поговорим о твоем вояже к побережью. Наверное, он был очень удачным, если ты так нервничаешь. Неужели ты не ограничился обычной контрабандной скупкой личинок, а выкинул нечто выходящее за границы своего обычного репертуара?

– Ничего не знаю. Никуда не ездил, – быстро пробормотал Имулк.

Вот сейчас мне надо было бы взять паузу, закурить сигарету и дать возможность подозреваемому немного понервничать. Так я обычно раньше и поступал. Но в данный момент я бросил курить и, значит... Ничего, вместо этого я что-нибудь придумаю. Это не так уж и трудно. Кто мешает мне, например, сделать паузу и просто пройтись по магазину, делая вид, будто я разглядываю витрины?

Я так и поступил.

Причем одна витрина даже в самом деле привлекла мое внимание. Лежавшие на ней личинки выглядели просто совершенством и стоили, конечно, невероятно дорого. Помещенные рядом с ними таблички сообщали об их свойствах. «Исправляет плоскостопие», «увеличивает гибкость хвоста», «уменьшает вероятность попадания в хозяина из огнестрельного оружия», «продлевает жизнь на один год».

Н-да, а ведь прожить еще один, дополнительный год не так плохо. По крайней мере, обязательно найдется кто-то, кто за подобную возможность заплатит кругленькую сумму.

Ну хорошо, вернемся к нашим баранам.

Я повернулся к Имлуку и сказал:

– Слушай, а мне ведь не так уж и трудно устроить поход по местам твоей трудовой славы. Понимаешь, что я имею в виду?

Еще бы, он это понимал. По крайней мере, об этом свидетельствовали кончики его усов, в данный момент дрожавшие, словно трава на ветру. И все же он ответил:

– Твое дело. А зачем? Что это тебе даст?

– Думаешь, аборигены станут тебя выгораживать? Откуда такая уверенность? Какой им в этом расчет?

– А зачем они должны меня выгораживать? В чем я обвиняюсь?

– Незаконная, не на своей территории, скупка личинок у аборигенов. А может, в этот раз ты придумал нечто более интересное? Э?

Я окинул Имлука испытующим взглядом и решил, что еще на полчасика его хватит. Причем это при условии, если я буду его дожимать в обычном, привычном темпе. А вот если поторопиться, то можно все закончить минут за пятнадцать. Но стоит ли так спешить? Время у меня есть. И значит, имеет смысл сделать все не торопясь, методично, как и положено.

– Ничего «интересного» я не придумывал. И вообще, ничего у аборигенов не скупал. Так, съездил к побережью, развеялся, заодно набрал пряных мидий. С чего ты решил, будто я скупал у аборигенов личинки? Как это могло прийти тебе в голову?

Я вздохнул.

Тяжела жизнь центуриона. Почему никто не желает мне говорить правду? Почему для того, чтобы ее услышать, обязательно необходимо кого-то запугивать, ловить на слове, загонять в логические ловушки, выбраться из которых можно, лишь проговорившись? Причем вот, например, тот же Имлук прекрасно понимает, что я его все равно выведу на чистую воду, но сдаваться не собирается, Так и будет упорствовать, выкручиваться, нагло, глупо врать...

Что ж, пора начинать.

– Значит, ты всего лишь собирал на побережье пряных мидий? – спросил я.

– Ну конечно, именно за ними я и ездил, – промолвил крабианин. – Если не веришь, можешь справиться в ближайших ресторанах.

Я улыбнулся, предчувствуя, в какую ловушку вот-вот угодит мой противник. Вот еще немного, еще пара фраз, и я его огорошу одним, весьма интересным вопросом.

– И если я обойду эти рестораны... Договорить я не успел, поскольку в моем кармане проснулась бормоталка. И конечно, это было не вовремя, ох как не вовремя.

Я вытащил ее из кармана, поднес к уху и весьма нелюбезно буркнул:

– Слушаю.

Оказалось, мое присутствие срочно требуется в гостинице «Сломанная космическая повозка». Какой-то постоялец заперся у себя в номере и не подает ни малейших признаков жизни. Хозяин гостиницы подозревает самое худшее и спрашивает разрешения взломать дверь, а также требует моего скорейшего прибытия в гостиницу.

Это было уже серьезно. Ни один хороший хозяин гостиницы не станет таким образом беспокоить своих постояльцев, не имея на это веских оснований. Хозяина «Сломанной космической повозки» я знал неплохо, и, на мой взгляд, он принадлежал именно к разряду «хороших».

– Ломайте, – сказал я, с отвращением наблюдая, как радостно встрепенулись усы крабианина. – Сейчас буду.

– Гм... Куда-то торопишься? – поинтересовался Имлук.

Я смерил его тяжелым взглядом и направился к выходу. Мне хотелось, мне очень хотелось остаться и все-таки докончить начатое дело. Правда, теперь, когда крабианин узнал, что мне нужно торопиться, он будет упорствовать и тянуть время, тянуть... А мне придется торопиться.

Ладно, я еще сюда вернусь, и достаточно скоро. И вот тогда мы разговор о поездке на побережье обязательно закончим. Но сейчас...

– Заходите еще, – с нескрываемой радостью пропел мне в спину Имлук.

Смысла в этом не было почти никакого, да и само по себе это выглядело довольно затасканно, но я все-таки остановился и, оглянувшись, сказал:

– Я вернусь. Скоро. Продолжить разговор.

Судя по поведению усов крабианина, розы, расцветшие было в его душе, несколько увяли.

Я удовлетворенно хмыкнул.

Вот так. Пусть теперь посидит, подумает над своим положением, понервничает. Авось, когда я вернусь, станет посговорчивее.

– Беск, – спросил Имлук. – Кем ты работал до того, как стал центурионом?

– Ни за что не угадаешь, – сказал я.

– Почему же? Придворным инквизитором на какой-нибудь отсталой планетке, не так ли?

– Не угадал, – сказал я.

– Неужели? – искренне удивился Имлук.

– Угу. И не угадаешь.

– А все-таки?..

– Предлагаю обмен, – сказал я. – Ты мне сейчас выдашь чистосердечное признание во всех шалостях, которые натворил за время своего великого похода к побережью, а я тебе скажу, кем я был до того, как стал центурионом. Идет?

– Я что, так похож на идиота?

– По крайней мере, хоть что-то получишь взамен. Когда я вернусь, тебе придется признаться во всем безвозмездно. И ты, кстати, в глубине души это прекрасно понимаешь. Не так ли?

– Нет, не так.

– Ну смотри, я тебе предлагал...

Сказав это, я снова двинулся к двери. В тот момент, когда она передо мной гостеприимно распахнулась, Имлук сделал вторую попытку:

– Сборщик налогов?

– Гадай, гадай... Но пока еще холодно, очень холодно, – буркнул я и вышел.

Дверь пропела в мою спину нечто до невообразимости слащавое и такое же глупое, как реклама воскресного мыла. Моего настроения это отнюдь не улучшило.