Глава девятнадцатая

Из очередного кошмара меня выдернул настойчивый стук в дверь. Я рывком сел на кровати, выхватил стилет из-под подушки и осмотрелся. Солнце уже успело взойти. Одинокий лучик света крался по лакированным половицам, а лёгкий сквознячок играл пожелтевшей от времени занавеской. У подоконника стоял курчавый юноша. Молодой лорд де Талло часто являлся в мои сны, и порой я видел его ещё какое-то время после пробуждения. Гость вскинул подбородок и улыбнулся демонстрирую глубокую рану, из которой толчками вырывалась кровь — горло старшего сына графа де Талло было перерезано буквально от уха до уха.

— Месье Вальдо, — раздался женский голос из коридора. — Вы наказали разбудить вас не позднее восьми.

Снова постучали в дверь.

— Да, — прохрипел я и закашлялся. — Премного благодарен.

— Я принесла ваши вещи.

— Сейчас открою.

Когда я снова посмотрел на оконную раму, то там уже никого не было — кошмар, наконец, покинул меня. Я убрал стилет, запахнул халат и открыл дверь. На пороге стояла молоденькая девушка в смешном белом чепчике. Она озорно улыбалась и стреляла глазками.

— Ваша одежда. — Девушка протянула мне стопку аккуратно сложенных вещей. — Прикажите подать завтрак сюда?

— Буду признателен, — я вернул ей улыбку.

Служанка одарила меня кокетливым взглядом и, вильнув, бёдрами скрылась на лестничном марше. Я снова запер дверь. Умылся в отполированном до блеска медном тазу на треноге и, зачерпнув в ковшик воды, вылил её на затылок — остатки сна как рукой сняло.

Пока я одевался и возился с ножнами стилета, где-то вдали громыхнуло, а потом ещё раз чуть ближе, и ещё уже совсем рядом. Удар был такой силы, что пол под ногами задрожал. Я высунулся из окна, но густая крона шелковицы мешала обзору.

«Бесов праздник!»

Чутьё подсказывало, что канониры ван Аудеан перешли на бомбы и сейчас парочка обрушилась на Тизу. Плохо дело. Всё же щербатый из трактира оказался прав: местные служители клира и владеющие стали выдыхаться. Впрочем, чему удивляться: «жёлтые плащи» на голову превосходили рядовых церковников или владеющих среднего ранга.

Часа через пол с улицы раздался звон колоколов и громкие окрики: должно быть пожарные экипажи спешили на помощь. В дверь снова постучали. Я открыл. За порогом стояла служанка — бледнее мела и больше не улыбалась.

— Ваш завтрак, — сказала она сдавленно.

В дрожащих руках девушка держала поднос. На завтрак подали яичницу с обжаренными дольками помидора и жареные же чесночные гренки, от которых исходил изумительный аромат. Я забрал у служанки поднос и спросил:

— Куда попали?

— О, Создатель! Я… я, право, не знаю. Говорят, где-то на Торговой площади. Ужас-то какой!

— Если можешь уехать — уезжай.

Ничего другого я ей посоветовать не мог.

— Но как? Куда? У меня тут жильё, мама, работа — месье Улис очень добр ко мне. Я не могу всё бросить.

— Понимаю, — я натянуто улыбнулся.

Снова громыхнуло. Рядом. От сильного взрыва створки окна в моей комнате распахнулись, смахнув цветочный горшок на пол. Служанка взвизгнула и убежала вниз. Я решил, что всё же позавтракаю в номере, но поток на всякий случай поджёг: конечно это было слишком опрометчиво с моей стороны, так как клирики могли засечь чужеродную силу, окажись они где-то поблизости, но оставаться без защиты вовсе под огнём артиллерии я тоже не хотел. «Кто не рискует, тот не пьёт загурийское!» — говаривал мой капитан из Чёрного полка, и я был с ним полностью согласен.

Купальни я покинул ближе к полудню. Город продолжали бомбардировать, а ответа гарнизон по всей видимости дать не мог, что порождало смутные сомнения. Не иначе церковники растратили силу: я понимаю пропустить одну две бомбы, но, чтобы с десяток? А быть может «жёлтым плащам» удалось найти лазейку и пробить защиту клириков? Тогда назревает иной вопрос: зачем тратить дорогостоящие бомбы на разрушение города, который пытаешься захватить? Конечно, можно попасть на удачу в амбар с зерном или каким-то чудом пробить пороховой погреб, но это всё капля в море. Даже если спалить город дотла, бастионные укрепления, преграждающие путь в Тизу никуда не денутся, а запасов там хватит не на один месяц осады, к тому же с востока в город путь открыт и ничто не мешает подвозить припасы. Но ван Аудена дураком назвать никак нельзя, а значит король Рёсинара вынашивал хитрый план. На ум приходило лишь одно: заставить клириков переключиться полностью на Тизу, тем самым оставив крепости без защиты. Но понимать это должны и в Храме, а значит Тизу ждут не самые лучшие времена и ядра с бомбами будут залетать в жилые кварталы всё чаще и чаще.

Значок законника я приколол с внутренней стороны полы камзола: так и внимания привлекать не буду, и смогу быстро явить на свет знак первых, попадись мне ретивый патруль. Впрочем, это было лишнее. На улицы Тизы высыпали толпы зевак, которые спешили поглазеть на пожар или изуродованные тела погибших, а они, несомненно, были — я хорошо помнил на что способно ядро бомбарды. К тому же рассказ де Мори, наводил на мысли, что канониры ван Аудена сумели приспособить бомбы для стрельбы из огромных пушек. Даже боязно представить, что будет от разрыва семьсот фунтовой бомбы, но я надеялся, что рёсинарцы всё же приберегут их для гарнизона крепостей, а не пошлют на головы мирных горожан.

Поток я погасил и старался держаться подальше от многолюдных мест. Несколько раз мне попадались патрули гвардейцев, иногда стражей порядка сопровождал клирик — человека в белой сутане сложно спутать с кем-то другим. Всё происходящее в Тизе казалось мне весьма странным. Клирики никогда не тратили поток попусту и уж тем более не окружали города перекрёстными куполами силы: если куда и стоило направить усилия, то это западный фас, где сейчас трудились сапёры ван Аудена, а не на восток. Да и не встречал я церковнослужителей, которые ходили бы в патрули на ровне с простыми гвардейцами. Я как-то не сразу взял в толк: ведь вполне очевидно, что результат сегодняшнего обстрела — это глупое расточительство силы у восточной стены!

«Дела…»

Центральный район я проскочил довольно быстро и незаметно для себя оказался в Жилом — понял это только когда вышел к большому парку. Он раскинулся по обеим сторонам широкой реки, название которой я не удосужился запомнить ещё с прошлого посещение Тизы. Впрочем, значения это не имело: ни парк, ни река меня совершенно не интересовали. Но отсюда хорошо просматривались Белые Горы, и я, сориентировавшись по ним, пришёл к выводу, что сквер мне пересекать не нужно. Это обнадёживало, потому как открытых мест следовало избегать: осколки каменной крошки способны разлетаться на десятки шагов, а в парке укрыться было попросту негде. Не забывал я и про стаю воющих теней, способных стащить с коня закованного в железо жандарма.

Праздный люд моих опасений не разделял и продолжал беззаботно гулять в сквере, кормить лебедей у пруда и запускать воздушных змеев. Озорные ребятишки дразнили пьяного старика, который в тщетной попытке ухватить сорванцов не удержался на нетрезвых ногах и неуклюже плюхнулся в фонтан — дети с хохотом устремились вглубь парка в поисках новых приключений. А на западе шумели бастионы — защитникам сейчас приходилось несладко. Сапёрные бригады ван Аудена должно быть уже закладывали вторую параллель и с каждой откинутой лопатой земли неумолимо приближали тот день, когда траншеи приблизятся к равелинам и будет выдвинут первый ультиматум.

Я свернул в проулок, оставив парк позади. Здесь дома возвышались над узкой улочкой, создавая тень, а денёк сегодня выдался не по-осеннему жаркий, и рубаха моя взмокла от пота. В тихом дворике слева журчал маленький питьевой фонтанчик — глубокая мраморная чаша на гранитном постаменте, — и я не мог отказать себе в удовольствии умыться холодной водой. Подле фонтана играла ребятня: две девочки и несколько мальчиков катали кожаный мяч и весело выкрикивали какие-то замысловатые считалочки. На лавках под кроной каштана седела молодая компания, а в кустарнике за ними я приметил несколько глиняных кувшинов и судя по раскрасневшимся лицам юношей в кувшинах был явно не квас.

Умывшись и вдоволь напившись холодной воды, я решил задержаться в дворике и просто насладиться тёплым днём. Одна из лавочек пустовала, так что я позволил себе занять её. На меня никто не обращал внимания, а гвардейцы вряд ли станут соваться в подворотни — можно и отдохнуть. Карп не дал чётких указаний, где искать Милида, но я помнил, что в Купеческих кварталах было всего два места куда стекались любители азартных игр. Одноухого шулера в первую очередь стоило искать именно там. Но сейчас полдень, а игроки собирались в злачных местах ближе к вечеру, так что можно не спешить, впрочем, задерживаться тоже не стоило — надо бы присмотреться к тамошнему люду, покрутиться. А ну как Милида взяли под белые руки законники? Что тогда? Ведь вместо него первые вполне могут послать своего человека, я-то не знал шулера в лицо, а ухо оттяпать можно любому, да и карты тасовать не велика наука.

«Ладно. Не начинай. Пол часа плюс, пол часа минус — погоды не сделают», — подумал я, откинувшись на спинку лавки.

— Мирка, Лиций, Валис! — громко, но без злобы, выкрикнул мужчина, высунувшись из окна. — А ну живо домой! Мать уже стол накрыла.

Двое мальчишек и девчонка с разбитыми коленками разом поскучнели, но ослушаться побоялись. Прихватив мяч с собой, они шустро скрылись в парадной. Оставшаяся девочка проводила друзей взглядом, а после, выудив из кармана мелок, принялась рисовать прямо на брусчатке. Молодёжь под тенью каштана продолжала хихикать, а кувшин то и дело переходил из рук в руки. Юность. Что может быть прекраснее? Впрочем, мне не удалось в полной мере познать это прекрасное воспеваемое романистами время. Свою юность я провёл в далёком северном краю, куда редко ступает нога человека, постигая азы управления потоком под чутким руководством наставников братства.

«Как давно это было», — с грустью подумал я и насторожился.

Мне казалось, что все те кошмары войны, когда над головой свистят пули, а от едкого порохового дыма выедает глаза, я позабыл. Но так просто эту науку из головы не выкинуть. Подобное накрепко впечатывается в сознание. Услышав характерный шелестящий звук, я зажёг поток и до предела усилил мышцы, потратив сразу двадцать единиц. Прыгнул. Схватил девчонку под мышки, и вторым прыжком влетел в проулок.

Рвануло где-то в соседнем дворе, но я знал, что бомбы будут ещё, а потому закрыл девочки уши ладонями и прижал к себе не обращая внимания на её крики и тщетные попытки вырваться. Вторая бомба попала точно в питьевой фонтан. Я успел разглядеть чёрное как смоль ядро, прежде чем раскрыл поток полностью и окутал себя сгустком чистой силы. Успел повернуться к месту взрыва спиной и присесть на колени, прижимая хрупкое детское тело к груди. Волна тараном врезалась сзади, протащив меня метров пять по мостовой. Колени вспыхнули огнём.

«Бесов праздник! Шестьдесят!»

Следующей бомбы нам не пережить. Я вскочил на ноги, взял ребёнка на руки и пробираясь сквозь пылевую завесу по памяти стал искать путь к дверям ведущим в жилой дом. Сверху сыпали куски расколотого камня, вывороченного из мостовой, медленно оседала листва, а от запаха гари першило в горле. Ещё пахло кровью.

В три прыжка я проскочил двор и оказался подле дверного проёма. Створки сорвало и одна из них болталась на нижней петле, норовя отвалиться, другая и вовсе валялась внутри. Первый этаж тоже затянуло пылью и дымом, но сквозь завесу просматривалась дверь шагах в десяти. Радуясь тому, что парадная оказалась сквозной, я, не сбавляя шага ударил створку ногой: слабая древесина с треском переломилась и стопа моя встретилась с кирпичной кладкой — проём был заложен.

Я сместился левее к лестнице. Поставил девочку на ноги. Осмотрел. Она была в сознании, но кажется впала в ступор. Ноги руки целы, пятен крови на платье нет, разве что лицо её и волосы покрывал слой серой пыли. Наверное, и сам я выглядел не лучше. Из-за сильного выброса силы раны на коленях уже покрылись струпьями, но вот штаны теперь только на помойку.

— Рози! Рози! О, Создатель! Рози-и-и!!!

С лестницы буквально скатился мужичок средних лет с окровавленным лицом и оттолкнув меня выскочил во двор.

— Стой! Дурак! — Я дёрнулся было за ним, но вовремя спохватился.

«Всех не спасти».

Ещё два разрыва слились почти что в один, но слава Создателю бомбы легли где-то в соседнем квартале. Стоило торопиться, потому как скоро сюда явятся клирики. Я отёр лицо рукавом камзола и присел на корточки рядом с девочкой.

— Ты в порядке? — спросил я.

Она кивнула. К моему удивлению, держалась девочка спокойно, разве что губы её плотно сжаты, а в глазах встали слёзы. На вид девочке было лет десять-двенадцать.

— Как тебя зовут?

— Кэти, — прошептала она.

— Где ты живёшь, Кэтти?

— Лисий квартал.

— Ты была тут одна?

— Да. — Она тихо заплакала, закрыв лицо ладошками и лишь плечи её иногда вздрагивали.

Я понимал, что помочь ей больше ничем не могу. Вдали уже слышался звон колоколов, а значит с пожарной бригадой явятся клирики, и чем бес не шутит — законники. С почти иссякшим потоком мне с ними не справиться.

Нашарив во внутреннем кармане монету, я вытащил полновесный ливр и протянул его Кэтти.

— Возьми, — сказал я. — Никуда не выходи. Дождись пожарных или священника.

Девочка продолжала плакать, но ливр забрала. Плотно сжала монету в ладошке и прижала к груди.

«Всё. Пора уходить».

Я вышел из парадной и быстрой походкой поспешил прочь из разбитого двора. Мужичок крутился подле завороченного каштана и пытался оказать какую-то помощь раненной девушке. Краем глаза я отметил, что кое-кто из молодых людей лежал без движения. Каштан и гранитный постамент фонтана приняли часть осколков на себя, так что вполне возможно ребят лишь оглушило. Мне хотелось надеяться на это.

Я выскочил на центральную улицу и остановился. Перед глазами встала картина выходящей из дома Кэтти и новый удар бомбы.

— Пустое, — сказал я тихо, гоня прочь наваждение.

Но картинка и не думала исчезать.

«Бесов праздник! Я пожалею об этом…»

Из-за поворота показалась тройка лошадей: экипаж пожарных спешил на помощь, кучер нахлёстывал животных, а сосед по козлам звонил в колокол. Следом ехали верхом двое: клирик в белой сутане и законник в дорожном плаще, этого я опознал сразу, мне не нужно было искать взглядом его значок — первых я чуял нутром.

Развернувшись на пятках, я устремился обратно во двор и подоспел как раз в тот момент, когда Кэтти собиралась выйти из парадной.

— Не ходи туда. — Я перегородил девочке путь.

Она жалобно пискнула, но узнав меня выдавила что-то похожее на улыбку.

— Ты вернулся?

— Идём.

Я ухватил Кэтти за руку и направился вглубь дома.

— А куда мы пойдём? А священник спасёт Рози? А что с дядями?

— Да, сейчас прибудут пожарные и помогут им.

— А почему нельзя туда? Я хочу посмотреть.

— Там опасно. Взрыв может снова повториться.

— Понятно.

Возможно, это было верное решение. В Тизе выросло не одно поколение, которое о войне только в книгах читало. К тому же городские дети сильно отличались от крестьянских. Отпрыски бюргеров не ведали той суровой жизни, которая выпала деревенским ребятишкам: в городах мало что слышали о голоде, не гнули спины в полях, жили в тепле и в достатке. «Изнеженные создания», — как говаривал один мой знакомый. Нет, Кэтти не стоило смотреть на лежащих без чувств парней, разбитый фонтан и кровь.

— Где твои родители? — спросил я, пробуя плечом первую попавшуюся дверь. Закрыто.

— Папка на работе, он на рынке торгует. А мамка должна быть дома.

— Далеко твой Лисий квартал?

Вторая дверь тоже не поддавалась.

— Не-а. Это рядышком. Два поворота налево и потом направо, если идти по Цветочной улице. А что там случилось? Так бахнуло… и ты, ты так быстро бегаешь.

— Да, я очень ловок.

Замок третьей двери оказался настолько расхлябанным, что я без труда выдавил его. Внутри никого.

— Вы тут живёте? А почему я вас раньше не видела? — Кэтти не унималась.

— Да, я арендовал недавно это жильё. — Следовало чем-то занять ребёнка, благо тут на самом деле кто-то жил и таз для умываний был полон. — Кэтти, тебе надо умыться. Гляди какая грязная.

Я подтолкнул её к зеркалу, а сам прикрыл дверь. Следовало сменить одежду, в таком виде я буду привлекать внимание не хуже городской путаны у Храма Создателя в воскресную службу. Пока Кэтти умывалась, я обшарил старенький шкаф с покосившимися фасадами, и удача улыбнулась мне: на вешалке висел потрёпанный камзол с заплатками на рукавах, а на полке обнаружилась стопка аккуратно сложенных штанов, тут были даже двуцветные шоссы[1] и брэ[2].

Камзол слегка жал в плечах, а штаны были коротковаты, но зато я теперь мало чем отличался от обнищавшего бюргера. Свой дорогой костюм я оставил владельцу жилища, предварительно вычистив карманы, так сказать — бартер. Проверил штаны и только после этого умылся в тазу. Кэтти к этому времени успела заскучать и снова начала приставать с вопросами.

— Вы же не заберёте у меня монету?

— Нет, — я улыбнулся. — Она твоя.

— Ура!

— Тихо. — Я приложил палец к губам. — Не шуми.

— Хорошо, — сказала она шёпотом.

Я открыл ставни и выглянул наружу: окно выходило в смежный дворик, здесь тоже журчал питьевой фонтан, лавки пустовали. Цоколь дома слегка возвышался над мостовой, а расстояние от подоконника до земли не превышало мой рост. Я выпрыгнул и, осмотревшись, протянул руки над головой.

— Давай, я ловлю.

Девочка оказалась не из робкого десятка и смело прыгнула следом.

— Куда нам теперь? — спросил я, беря её за руку.

— Туда, — она ткнула пальцем в сторону арочного пролёта.

Окинув тёмные окна взглядом, я направился к выходу из двора. Конечно, нас кто-то мог заметить, и особо законопослушный бюргер должен уже спешно одеваться, дабы честно доложить об увиденном — так, мол, и так, видел мужика с ребёнком, вылезли из окна и скрылись. Но я справедливо решил, что даже если таковой найдётся, то законники вряд ли станут слушать далее того момента, когда бюргер начнёт описывать мою внешность — у первых нынче дел пруд пруди, больно надобно им искать какого-то воришку. Но Кэтти всё же могли хватиться: она явно не первый раз играла в этом дворе, и кто-нибудь из соседей может сообщить законнику, что была ещё одна девочка, а значит к её родителям я должен явиться раньше первых, вернуть девочку домой и ретироваться. А там потом пусть гадают, что и как.

К Цветочной улице мы добрались быстро. Как я и предполагал — на нас никто не обращал внимания. «Два поворота налево и один направо», — весьма просто на словах. Дети воспринимают расстояния явно иначе. На деле мы протопали чуть ли не половину Жилых районов, прежде чем Кэтти радостно воскликнула:

— Вон мой дом!

— А ты далеко гуляешь, — удивился я. — Родители отпускают?

— А они не знают, — смутилась Кэтти. — Ты же не скажешь маме? Ну пожалуйста.

— Мне придётся, Кэтти, — строго сказал я.

— Бука!

«Вот тебе и спасибо…»

Дверь нам открыла заплаканная женщина с удивительно большими глазами, но стоило ей разглядеть Кэтти, как лицо мамы — иначе и быть не могло — просияло.

— Кэтти! О, Кэтти! — Мама приобняла дочь и втянула в дом. — С тобой всё хорошо? Ты цела?

— Да мама, мы играли в мяч, а потом бум… — Девочка смешно надула щёки и руками показала взрыв.

Женщина прижала пальцы к виску и её повело в сторону. Я аккуратно подхватил маму Кэтти под локоть и усадил на кушетку. Выглянул на улицу и закрыл дверь.

— Кэтти, принеси маме воды, — попросил я, и девочка устремилась из просторного зала в соседнюю комнату.

— Я… я… — мама Кэтти пыталась что-то сказать сквозь слёзы. — Спасибо.

Я кивнул. Кэтти принесла стакан воды, и женщина сделала несколько глотков. Вытерла слезы и представилась:

— Я Мэри.

— Гарри, — выдал я первое пришедшее в голову имя.

Мэри видимо только сейчас разглядела меня — да, вид у меня был непритязательный.

— Простите, а вы…

— Так, прохожий.

Мама Кэтти встала и отступила на шаг.

— Моя одежда пострадала при взрыве. — Я постарался исправить ситуацию. — Пришлось надеть эти старые вещи.

— Дядя живёт в том доме, ну там, где лавка Талика, ну у парка, мам! — сказал Кэтти.

— Я недавно в Тизе, — кивнул я. — Торгую шерстью. Арендовал комнатушку поближе к рынку, но видит Создатель всё впустую. Придётся возвращаться не солоно хлебавши. В городе такое твориться.

Мэри слегка расслабилась, но всё равно поглядывала на меня с опаской.

— А вы не знаете где разрушения? — спросила она. — Муж сейчас на рынке. Я себе места не нахожу. Ещё и Кэти! Вот выпороть тебя надо. Говорила же гулять возле дома!

— Увы, — я отрицательно покачал головой. — Было три-четыре взрыва. Все рядом с парком.

Она печально вздохнула.

— Мой вам совет — уезжайте из города, — сказал я. — Мне доводилось бывать в Нортиме в неспокойные времена, помяните моё слово, то, что произошло сегодня — только начало, дальше будет хуже.

— Ох, но куда же мы поедем? У нас тут всё.

— Понимаю. Возьмите. — Я протянул ей три ливра.

— Нет-нет! — Она отстранилась. — Я не могу. Муж будет против.

— Возьмите, — я улыбнулся. — Считайте это даром от купеческой гильдии Цвана. Я вполне могу позволить себе подобный жест.

— Вы так добры. — Она смущённо приняла монеты. — Но мы вернём. Скажите ваше полное имя.

— Гариэт из Цвайгера, вольный торговец Третей Гильдии.

Я выдал первое, что пришло в голову, и почти не соврал, разве что с Гильдией напутал. То-то удивиться мой старый приятель, когда ему вернут три золотых.

— А дядя и мне монетку дал, — хихикнула Кэти.

— Ну, мне пора. Ещё так много следует сделать.

Улица меня встретила шумной компашкой молодых людей, которые в голос обсуждали сегодняшние события. Парни потрясали кулаками, и грозили расправой любому рёсинрацу, встреться им тот на пути. Ни что не ново под луной. Уже сегодня ночью полыхнут первые лавки рёсинарских торговцев, а там и до погромов недалеко.

«Бесов праздник», — выругался я и поспешил к ближайшему портному.

Следовало сменить одежду. Во-первых, если законники всё-таки выйдут на спасённую мною девочку, то внешность мою и наружность опишут именно так: цванийский купец в рванине. Во-вторых, в таком наряде в злачных местах, куда я собирался, могут не так понять, что повлечёт за собою проблемы — попрошаек не шибко почитают среди азартной братии. Благо ливры ещё звенели в карманах, так что на скромный наряд путника монет должно хватить с лихвой.

[1] Шоссы — мужские чулки закрывающие ноги от пальцев до середины бедра.

[2] Брэ — мужское нижнее бельё.

Загрузка...