В душном Верно я откровенно скучал: уже третий день как лил дождь, а с пирсов тянуло запахом тухлой рыбы. Посредник явился с письмом в самый разгар честно заслуженного отпуска, так что приходилось мириться в ожидании встречи. Южный город мне приглянулся давно — тут собирались преферансисты со всех уголков Соединённого королевства, — но тёплый влажный климат и затяжные осенние дожди порой приводили в унынье. Особенно если приходилось коротать деньки сидя в пустом зале трактира. То ли дело игорный дом у сквера, где за столом, покрытым зелёным сукном, в компании азартных игроков можно расписать «пульку», что я, собственно, и планировал, но Создатель решил иначе.
Сегодня дождь лил, казалось, с удвоённой силой, благо покидать уютный трактир мне не требовалось — я спустился в общий зал, заказал кружку тёмного пива и стал ждать. Вскоре явились двое. Одного из них я знал. Северянин — посредник — представлялся всегда Вёрландом. Впрочем, имя скорее всего вымышленное. Гнусный тип. Хотя кого я обманываю? По определению на Добрых Людей должны работать одни мерзавцы и подонки. Молва дело такое: сказал один — подхватила сотня. Церковь Создателя давно записала в еретиков и меня, и Вёрланда, и всех тех, кто так или иначе был связан с братством. Пускай. Моя вера в людей давно пошатнулась, да и плюсы тут определённо были: иногда хватало лишь одного намёка, что ты один из них, и тщедушные благородные гадили в собственные портки. Но, как бы там ни было, а посредник менее гнусным от этого не казался. Или это всего лишь моя личная неприязнь к этому типу?
Вёрланд был не один, что меня слегка насторожило. Посредник явился на встречу вместе с алианцем, который явно чувствовал себя неуютно: движения его были резки, а шаги излишне размашистыми — незнакомец спешил. Без лишних слов он уселся напротив и положил руки на столешницу ладонями вниз, тем самым продемонстрировав кольцо с тритоном. Вот уж кого бы я записал в еретики, так это цеховых владеющих Западной Алии. Лицо человек скрывал под глубоким капюшоном плаща. Голос его был скрипучим, впрочем, как и у большинства алианцев.
— Доброго здравия, — начал Вёрланд дежурной фразой.
— От добра добра не ищут, — буркнул я.
Он кивнул, принимая ответ.
— Не тратьте моё время, — проскрипел владеющий.
— Это ритуал, — пожал плечами северянин.
Алианец должно быть дёрнул головой, так как капюшон его слегка качнулся. Нервничает?
— Ты должен сегодня же отбыть, — сказал он мне. — Сейчас же!
— Что? — ухмыльнулся я. — Прямо-таки сию же минуту?
— Именно. Вот письмо. Дальше по обстоятельствам. Наше время вышло ещё вчера.
Владеющий протянул конверт. Стоило мне того коснуться, как мир вспыхнул белыми искрами и словно сжался в точку, а мигом позже я оказался в кромешной темноте.
«Бесов праздник!»
Я замер и прислушался. Где-то слева шумела вода, чувствовалось слабое дуновение ветра, который приносил едва различимые ароматы: пахло лесом, старым лесом и ещё ягодами. Земляника? Да, это определённо была земляника. Ещё что-то слабо гудело: звук то приближался, то отдалялся, гонимый порывами ветра — водопад?
Дождавшись пока боль и покалывания в конечностях, от которых сводило скулы — верный признак воздействия силы — утихнут, я открыл глаза. Долго смотрел прямо перед собой и вскоре смог различить редкие искры — они то появлялись, то исчезали в серой пелене. Вероятно, стояла глубокая ночь, а я смотрел на плывущие облака, в просветы которых иногда проглядывали звёзды. Луна этой ночью либо ещё не взошла, либо уже скрылась, что слегка печалило — мне нравилось смотреть на луну. Холодно. Я мог бы поспорить, что слышу, как быстрый поток воды гонит шугу, прибивая мелкие льдинки к галечному берегу. Впрочем, низкая температура воздуха совершенно не беспокоила: Добрые Люди давным-давно испортили мою кровь и умереть от переохлаждения и уж тем более заболеть не выйдет. Странно, но в подобные моменты я всегда вспоминал, что от человеческого во мне осталось не так уж и много.
Небо успело окраситься в бледно-серые тона, прежде чем я сумел обрести частичный контроль над телом и сесть прямо. Ещё минут пять я боролся с тошнотой. Огляделся. Справа сплошной стеной стоял лес — мрачный и жуткий, — слева шумела река, на галечном берегу которой сидел я. Противоположный же берег представлял собою крутой склон — сопку — с редкими чахлыми пихтами. Край, забытый Создателем. Я даже немного удивился такому пейзажу, быть может, к утру картина проясниться, и я смогу сориентироваться — увижу тракт или дым из печных труб?
Пока солнце, не спеша, отбирало власть у холодной ночи, я решил осмотреть себя: потёртые штаны из телячьей кожи и льняная рубаха, видавшая виды, были на мне, сапоги отсутствовали, что несказанно огорчало — босым по лесу много не находишь. Но сапоги могут подождать, а вот письмо — нет. Старый кусок жёлтого пергамента с яркой словно угли костра вязью на древнем наречии обнаружился на крупном валуне в пяти шагах, будто его туда кто-то аккуратно уложил. За годы службы мне так и не довелось понять: светятся ли чернила всегда или же только когда я смотрю на текст?
Письмо нашлось. Сапогов нигде не было: либо алианец в спешке что-то напутал с потоками, либо сделал это намеренно.
— Час от часу не легче, — буркнул я, схватил письмо и уселся на камень.
Вдохнул. Выдохнул. Поднёс кусок пергамента ближе к лицу и сфокусировал взгляд на символе солнца. Руна померкла и на куске кожи вспыхнул текст.
«Графу де Мэро
Добрые Люди приветствуют тебя. Приносим глубочайшие наши извинения и не осмеливаемся затратить твоего драгоценнейшего времени более необходимого. С прискорбием сообщаем, что дела в Дубовом Щите идут крайне плохо, посему просим направить подходящего человека для уточнения обстоятельств.
Добрые Люди»
Текст потускнел, а потом пергамент и вовсе рассыпался пылью. На его месте появился клочок мятой современной бумаги, который будто изнутри, лучился бледным светом. На бумаге кривым почерком было написано всего одно предложение: «Тормину, виконту де Борэ».
— Что за чушь?!
Буквы смазались и растворились, а на их месте появился новый текст: «Ласвонг. Пансион Катрэн». Стоило мне это прочитать, как второе письмо постигла участь первого.
— Бесов праздник, — выдохнул я, стряхивая пыль со штанов. — Увижу этого с кольцом — шкуру спущу!
Тем временем солнце показалось из-за макушек сосен, осветив галечную косу. Туман стал рассеиваться, и я смог осмотреть округу в деталях: узкая горная речка неторопливо огибала скальные прижимы и, судя по далёкому шуму, срывалась водопадом. Я находился в низине между двух сопок с редкими куцыми елями.
«Светает. Судя по всему, алианец забросил меня гораздо восточнее Верно или же я провалялся без сознания всю ночь? Нет. Лес, сопки. Дубовый Щит. Вероятно, я нахожусь где-то в Этиме. Нужно подняться на одну из вершин и осмотреться, но для начала стоит придумать что-то с обувкой: штаны жалко — придётся резать».
С этой мыслью я стал обшаривать берег на предмет острого камня. Метрах в десяти от берега приметил бурое пятно, которое не замечал ранее из-за тумана, и направился к нему. Это был походный мешок из плотной кожи. Воодушевлённый находкой я подошёл к нему и принялся расшнуровывать перевязь. В лесу тренькнуло. В метре от меня о галечник ударился продолговатый предмет, с такой силой, что высек искру. Я инстинктивно отпрянул в сторону прикрываясь мешком, отчётливо понимая, что он меня не спасёт: начальная скорость у стрелы, а скорее у арбалетного болта, была очень высокой — с такого расстояния прошьёт навылет. Но я всё же стал пятится, выискивая взглядом укрытие. Применять силу не спешил — пока рано выдавать себя.
Снова тренькнуло, на этот раз правее — стрелков двое — и через миг мешок волшебным образом вырвало из рук, отбросив в сторону. Я замер как вкопанный и поднял руки над головой. В третий раз стрелки попадут в цель — в меня, тут и дураку ясно, что первые две носили предупредительный характер. Значит убивать не собираются. Пока. Не ожидал, что наткнусь на кого-то из двуногих в такой глуши столь быстро.
— Я безоружен! — крикнул я.
Из-за дерева показался первый стрелок. Лук он держал наготове, не то, чтобы с натянутой тетивой, но со вложенной стрелой и двигался боком, перекрещивая ноги, будто крался. Одет в рубаху ниже пояса явно из оленьей кожи, подпоясанную ремнём и шерстяные штаны; на ногах сапоги из мягкой кожи, справа к поясу крепился круглый тул для стрел, слева — короткий топор; длинные чёрные волосы собраны хвостом; выглядел молодо. Второй стрелок не спешил покидать укрытие.
Первый, я решил именовать неизвестных пока так, что-то выкрикнул, тыча в меня луком. Слова я разобрал с трудом, кажется язык могги. Картина начинала вырисовываться: Дубовый Щит — дальний форпост в Лесах Эльхо.
— Я плохо понимаю, — сказал я на общепринятом языке.
— Кто ты такой? — Первый тоже перешёл на общий.
— Извини, но я ничего не помню и не знаю кто я, — соврал я, разводя руками.
Он замер в десяти шагах, но позу не сменил. Я почему-то был уверен, что Первый, хоть и выглядел лет на шестнадцать, выстрелит не задумываясь и глазом моргнуть не успеешь.
— Что будем делать, брат? — спросил он, обращаясь ко Второму на своём языке.
Второй бесшумной походкой ступая по гальке, забирал правее. В руках он держал арбалет со сдвоенными плечами — очень дорогой самострел. В его руках он смотрелся слегка аляповато. Право слово, корова с седлом! Я бегло оценил новоприбывшего: Второй был точной копией Первого, только лет на пять старше, видимо могги были братьями по крови, а не по клану; штанины из кожи, в волосы вплетены перья, на поясе малый тул для болтов и крюк для натяжения тетивы арбалета, вместо топора нож средних размеров.
— В священных землях нельзя проливать кровь, — сказал он.
Первый кивнул, и медленно убрал стрелу в тул. Впрочем, лук держал наготове. Я стоял молча.
— Руки опусти, — сказал Первый на общепринятом.
— Спасибо, — поблагодарил я. — Где я?
— Он, может быть, из этих, — вместо ответа могги обратился к брату на своём языке.
— Проклятый духами! — сообщил Второй и сплюнул.
Первый продолжал улыбаться. Я стоял как дурак, босой.
— Может от обоза отбился? — предположил Второй.
— Обоз три дня тому пришёл. Никого не кинулись.
— Да, точно.
— Болтун — отличная находка для шпиона! — раздался звучный бас с противоположного берега, говорили на языке могги, но с каким-то шипящим акцентом.
Первый резко вскинул лук и, наложив стрелу на тетиву, прицелился в сторону мужчины, который ленивой походкой спускался со склона на противоположном берегу. Второй навёл арбалет в мою сторону. Я снова поднял руки, мол, не дурак, стою смирно.
— Вы двое олухов только что выложили первому встречному важную информацию о снабжении! — продолжил мужчина, как ни в чём не бывало. — Я даже с этого берега вижу, что он вас понимает ничуть не хуже, чем вы друг друга. А то может и лучше.
Вот и приплыли. Я окинул нового персонажа беглым взглядом — он значительно отличался от братьев, хотя и у него был лук, только в полтора раза длиннее. Тетива снята. Плоский вытянутый колчан со стрелами перекинут через правое плечо. Сам же бородатый, в меховой шапке, на теле плотная куртка из дублённой кожи, обут в сапоги — подошва толстая; шерстяные штаны с кожаными вставками; походный мешок на другом плече; на поясе болтался тесак в широких ножнах.
— Ри… — открыл было рот Первый, видать хотел назвать мужчину по имени, но вовремя спохватился. — С чего ты решил, что он знает нашу речь?
Второй напрягся. Он отступил на шаг и сместился правее. Первый же на прицеле теперь держал меня.
Я на ходу придумывал легенду, а потому произнёс на языке лучников, стараясь не сильно коверкать слова:
— Да, он прав, я вас понимаю, но я не помню кто я и как тут оказался.
Прозвучало сносно, так должны были говорить торговцы пушниной, с которыми могги часто пересекались.
— Ты гляди-ка! А ну присмотрите за ним, пока я тут… оп! Оп!
Мужчина, словно белка по камням, ловкими прыжками перебирался через речку. Бас его гудел, но говорил он как-то мягко с менторскими нотками — так отец разговаривает с малыми детьми. Я покосился в сторону лучников, впрочем, детьми они не казались. Второй раскрыл было рот, но взглянув на меня прошипел какие-то ругательства, слов я разобрать не смог, а, быть может, и не знал таких.
Когда старший из стрелков был на середине пути, я разглядел его зрачки — красные, как рубин, и выругался в голос на энтри[1]. Чистый должен клюнуть, иначе быть беде, а мне не хотелось проливать лишнюю кровь. В том, что мужчина был из ордена Чистых, я не сомневался: в последнее время подобные братства росли как на дрожжах, и каждый пытался заиметь помимо власти ещё и отличительную черту — чистые же меняли цвет зрачков. Не к месту вспомнилась шутка из Нижних Кварталов Довура на этот счёт: «Зрачки дороже ливров». Впрочем, весьма странным было видеть чистого в этой глуши: как правило, орден направлял своих братьев к благородным пэрам и знатным господам дабы венценосные исповедовали правильную веру — веру в Создателя, но как по мне, чистые попросту вынюхивали тайны вельмож, раскапывая грязное бельё, плели интриги и скорее являлись волками в овечьих шкурах, хотя, конечно, были исключения. Скачущий же по камням через горную реку бородатый мужик в бобровой шапке даже рядом не валялся с пижонами при дворе Онорэ де Биро, короля Нортима, а посему плохо вписывался в окружающую действительность.
Но как бы там ни было, а чистый мог доставить мне немало проблем, и пока красноглазый приближался, я прокручивал наихудший вариант: смогу ли я одним рывком достать Первого и не подставиться под болт Второго?
Чистый наконец-то перебрался через реку, и пружинистой походкой, словно лесной кот, направился в мою сторону. Он улыбался во весь рот, щурился солнцу, даже что-то напевал себе под нос, но рука его нет-нет да и замирала подле рукояти тесака.
Остановившись в трёх шагах от меня, он спросил на правильном энтри:
— Ну и кто ты таков будешь?
— Очнулся около рассвета на этом берегу, — ответил я тоже на энтри, чуть запинаясь.
— И? — он повёл бровью.
— И всё, — пожал я плечами. — Могу руки опустить?
Чистый кивнул. Он с прищуром наблюдал за мной, будто мы расписывали пулю в преферанс, а я объявил мизер. Братья же отошли в сторону и о чём-то оживлённо спорили.
— Ладно, — наконец произнёс красноглазый. — Стой тут и не глупи.
Я кивнул.
Он подошёл к братьям, перекинулся несколькими фразами и снова направился в мою сторону. Первый остался на месте, вынул стрелы из колчана и принялся возиться с ними, Второй скрылся в лесу. У них свои дела тут, я даже не стал строить догадки.
— Мне бы обувь какую, — попросил я.
— И куда ты пойдёшь? — Чистый ухмыльнулся и уселся прямо на галечник. Открыв сумку, он вытащил тряпичный свёрток весь покрытый бурыми пятнами и, кинув его мне, сказал:
— Там шкура. Можешь смастерить себе, — он запнулся, подбирая слова, — не знаю даже, ноги всё равно разобьёшь.
— Нож? — спросил я.
Чистый указал на камни.
«Понял. Значит всё-таки опасается меня?»
Минут десять я искал подходящий камень, пришлось расколоть с десяток, чтобы получилось более-менее острая грань. В свёртке чистого обнаружился кусок грубой вонючей шкуры. Разложив её на камнях, я стал вырезать обмотки для стоп, стараясь делать всё небрежно, кривясь и часто сплёвывая. Красноглазый за это время успел подобрать мешок и теперь вытряхивал из него пожитки. Эти вещи по какой-то причине переместились вместе со мной, но моими не являлись — алианец с тритоном всё-таки что-то напутал.
— Не густо — хмыкнул он, снова усевшись на землю, предусмотрительно подстелив мешок.
— Что там? — поинтересовался я.
— Фляга, огниво, охотничий нож с треснутой ручкой, чистая тетрадь в неплохом переплёте. — Чистый раскрыл её и перебрал листы. — Некоторые страницы выдраны. Всё. Ты хоть понимаешь где находишься?
— Леса Эльхо? — предположил я.
— Леса Эльхо, — одобрительно крякнул бородатый. — А точнее Крайний Рубеж.
Я развёл руками, словно эти слова мне ни о чём не говорили.
— Белые горы? — спросил он. — Знакомо?
— Быть может. Я не помню.
— Беда, — вздохнул чистый. — Дело-то заключается в следующем: от сюда до ближайшего поселения восемьсот ур или, по-вашему, двадцать одна лига.
— По-нашему? — уточнил я.
— Ну да, — кивнул мужчина. — Судя по твоей морде, могу сказать, что вижу перед собой северянина. Серые глаза, светлые волосы, широкие скулы. Герцогство Цван?
Я снова пожал плечами.
— Чёрный Полк? Рейтары Найта? Орден Верных? — Чистый стал загибать пальцы, перечисляя названия, которые, по его мнению, для меня должны были что-то значить.
— Ничего не понимаю. — Я обхватил голову руками, продолжая ломать комедию.
— Да парень, видать тебя хорошенько приложили, — скривился чистый.
Я промолчал. Сделал вид, будто ком подступил к горлу, и подошёл к воде. Умылся. Ледяная вода слегка взбодрила.
— Так вот, — продолжил красноглазый. — До ближайшего поселения могги чуть более двадцати лиг. А ты тут один, босой, без оружия, без снаряжения и, как мне кажется, разыгрываешь амнезию.
— Как ты сказал?
— Амнезия, потеря памяти, — ответил чистый с серьёзным видом.
— Ну да, конечно, — кивнул я. — Именно разыгрываю. Раз ты знаешь обо мне больше, чем я сам, тогда ответь на вопрос. Зачем мне это?
— Не знаю, — он пожал плечами. — Действительно глупо. Ведь язык, на котором мы с тобой сейчас ведём беседу, считается мёртвым.
— И?
— И на нём читают лекции в Университете Святого Франциска. Не перебивай. Глупость заключается в следующем: ты выглядишь как шпион, говоришь как церковный сановник, а ведёшь себя как солдат удачи из Чёрного Полка. Первое — из северян скверные шпионы, уж поверь. Второе, вести беседу на энтри с первым встречным — верх безрассудства, знавал я одного сержанта, так тот, ежели, где услышит поганую речь, да, именно так он и говорил — поганая речь! То всё — втроём не удержишь! Не любят, знаешь ли, солдаты всяких выскочек. — Он замер на мгновение, видимо оценивая мою реакцию, и продолжил: — Последнее. Наёмник, изучавший таинства святого Франциска, ну это вообще чушь несусветная.
«Лихо кроет! Я бы мог поставить ливр на то, что буйного сержанта чистый сам и упёк в казематы. Посему выходит, что орден добрался и до честных рубак? Королю везде шпионы теперь мерещатся?»
— Ты сотрясаешь воздух, — буркнул я. — Хочешь мою версию? Вы трое подмешали мне что-то в пищу или применили силу, я потерял память, а теперь ты забавляешься. Как тебе? Или вот скажи мне, почему моё энтри для тебя безрассудство, когда как сам лопочешь с первым встречным? Ну и вишенка на торте — где мои сапоги? Куда вы их подевали? Или ты хочешь сказать, что я что-то тут вынюхиваю в таком виде?!
Чистый с задумчивым видом изучал меня какое-то время, после поднялся с галечника и сказал:
— Заканчивай со шкурами, нам пора в путь. Идём мы в ту сторону. — Он указал себе за спину и продолжил: — Через три, может четыре дневных перехода упрёмся в Дубовый Щит, это форпост Горного полка, там сдаём тебя на поруки, и пусть капеллан разбирается кто ты таков. На этом наш разговор окончен.
Красноглазый ещё раз окинул меня взглядом, хмыкнул каким-то своим мыслям и направился к лесу, на ходу обронив:
— Надеюсь тебе не нужно объяснять, что таких как ты обычно убивают на месте. Так что можешь попытаться.
Он явно намекал на то, что я могу облегчить жизнь им и закончить свою, если пожелаю. Таких желаний у меня не возникало. Внутреннее чутьё подсказывало, что чистый придерживается каких-то приказов или кодекса ордена. К тому же я получал прекрасную возможность добраться к Дубовому Щиту, указанному в письме, под охраной, пусть и в качестве конвоируемого. Всё складывалось в мою пользу. Конечно, я сильно сомневался, что чистый клюнул на мои не слишком убедительные доводы, но как бы там ни было, а красноглазый не сбросил меня в реку от греха подальше — я бы его сбросил, поменяйся мы ролями.
О втором письме я старался не думать. Путь до Ласвонга — холодного северного города в герцогстве Цван — пролегал через всё Соединённое королевство и занял бы у меня шесть или семь месяцев, а Дубовый Щит был в трёх днях пути. Цели расставились сами собой. К тому же, я пока ещё не решил стоит ли сообщать наверх о подобном нарушении, ведь подсунуть записку в заказ было невозможно, а если и возможно, то кому-то очень влиятельному.
«Сначала работа — потом всё остальное», — решил я.
Обмотав ноги шкурами, я прошёлся по галечнику — вроде было сносно. Внутреннее чутьё подсказывало, что такой импровизированной обуви должно хватить дня на четыре, если смотреть под ноги и не наступать на острые камни или палки — до форпоста как-нибудь дотяну. Вокруг глухая тайга, а это значит, что наш путь будет пролегать через зону леса, хотя упоминания про Горный Полк несколько смущали.
Чистый оставил мой вещевой мешок и тетрадь на галечнике, нож и огниво он забрал. Я покосился на острый камень, которым орудовал, мастеря себе обувку, на крепкую палку, на обрезки шкуры и отбросил крамольную мысль соорудить примитивный нож, поёжился — было зябко, а посему стоило иногда сетовать на своё незавидное положение.
— Могу я забрать мешок и тетрадь?! — крикнул я, потому как чистый снова перебрался на противоположный берег.
Мужчина кивнул.
— А вопрос можно?
Снова кивок.
— Мне бы накинуть что, холодно?
— В пути согреешься, — пробасил чистый.
Я мог бы поклясться, что он ухмылялся, хотя густая борода и усы полностью скрывали его рот.
— Пойдём этим берегом, так что перебирайся сюда, — сообщил красноглазый и в голосе его я услышал приказ. — И впредь все разговоры на всеобщем, никакого энтри, но лучше бы тебе попусту рта не раскрывать.
Вот и угрозы. Меня прям подмывало съязвить, но я благоразумно промолчал. Окинув галечник беглым взглядом на предмет потерянных сапог, я печально вздохнул, бросил в мешок тетрадь, и, завязав горловину, закинул поклажу за спину. Первый уже топтался возле брода всем своим видом приглашая меня идти вперёд. Я не стал спорить и перебрался на другой берег методом красноглазого — прыжками с камня на камень. Второй уже поджидал на том берегу, видимо он ходил в разведку, а через реку перебрался где-то в ином месте. Перекинувшись с красноглазым несколькими фразами, он снова скрылся в тайге. «Пойдёт впереди», — решил я. Троица действовала уверенно, так что угодить в засаду недружелюбных племён могги или нарваться на дикого зверя у нас вряд ли выйдет, соответственно шанс завладеть чужим снаряжением стремился к нулю.
Следовало прочертить определённую грань, прощупать чистого, поэтому я сделал вид, будто устал и, тяжело дыша, сел на землю.
— Запыхался? — нашёлся красноглазый. — Ты учти, ждать тебя никто не будет.
— Я бы посмотрел на тебя, будь ты на моём месте, — огрызнулся я.
— Это вряд ли, — дунул в ус чистый.
— Никогда не говори я не пью этой воды, — парировал я.
— А говоришь, что память отшибло. Поговорки юга знаешь.
Как-то совсем уж по-отечески погрозил он пальцем.
— Некоторые знания всплывают будто из пустоты. Это сложно объяснить.
— А мне и не нужно, — пожал он плечами. — Объяснишь всё капеллану.
Красноглазый вытащил из кустарника связку скатанных шерстяных одел и бросил мне.
— Понесёшь, — сказал он и направился вверх по склону.
Я поймал себя на мысли, что чем больше красноглазый меня раздражал, тем больше импонировал мне, что было весьма непривычно. Правда сам он, по всей видимости, потерял интерес к моей персоне. В его глазах поселилась тоска, будто он нёс тяжкий душевный груз, а быть может, тоска не покидала его уже долгое время. Стоило присмотреться к чистому, было в нём что-то необычное. К тому же, он вполне мог быть встречающим, чем бес не шутит — Добрые Люди могли внедриться во все эти новоиспечённые братства.
«Поживём — увидим».
Я бросил грустный взгляд на галечный берег, перекинул связку через голову, так что половина груза оказалась за спиной, а другая со стороны груди, и поспешил за красноглазым.
[1] Энтри — язык учёных сословий, церковнослужителей и аристократии.