Дневник травницы

Глава 8

— Мне по нужде надо… — тихо, будто стесняясь, проговорил мужчина спустя достаточно большое количество времени.

Солнце уже было в зените, когда отвар сенны наконец-то подействовал на Яромира. Есения к тому моменту натаскала дров из поленницы и воды на хозяйственные и не только нужды, а ещё приготовила мужчине густой говяжий бульон, добавив туда немного соли и перловки. После суток без еды ослабленный организм почти не может что-то есть, поэтому нужно начинать с малого. Девушка кивнула на слова Яромира и поспешила как можно скорее открыть дверь в ванную комнату. Она подошла к кровати и, взяв севшего на крае мужчину под подмышки и чуть обняв за торс, на выдохе очень сильно напряглась и подняла его. Это было настолько тяжело, что когда он наконец-то встал, щёки Есении походили на алые летние маки, а дыхание сбилось к чертям собачьим. Ей пришлось с минуту стоять, прижав его к себе и переводя дух, уткнувшись ему куда-то в район груди. Было немного странно слушать чужое, быстро бьющееся сердце, заглушающее её собственное. В конце концов, глубоко и часто дыша, периодически задерживая его, девушка смогла успокоиться.

— Ногу левую согни в колене и не опускай, — руководила целительница мужчиной, придерживая его с правого бока одной рукой за талию, а второй за правую руку, про себя отметив существенную разницу в росте. — Опирайся на меня и шагай медленно только одной ногой. Можешь второй рукой опираться на кровать и стены.

Они медленно пошли вперёд, шагая и периодически спотыкаясь из-за разницы в поступи и росте. Пару раз мужчина заваливался, из-за чего Есении приходилось на пределе сил ставить его обратно в подобие вертикального положения, тихо-тихо матерясь себе под нос. На благо, ванная была совсем недалеко и небольшая — три шага в ширину и почти пять в длину. В двух шагах от входа стоял большой деревянный кубической формы нужник лишь с одной дыркой. На внешней стене, ровно напротив двери, было небольшое слюдовое окошко, которое можно было в любой момент открыть. Рядом с "туалетом" на уложенном простыми булыжниками и залитом песчаными цементом меж ними полу стояло небольшое ведро с водой и жбаном, висящем за ручку на самом краю. У самого дальнего от входа угла стояла большая, занимающая треть всего помещения бочка с вечно тёплой водой, рядом, под ещё одним, на этот раз не открывающимся окошком из мутной, почти чёрной слюды расположилась небольшая деревянная круглая ванная, в которой можно было разве что только сидеть, вытянув ноги. И совсем рядом стол небольшой низкий табурет с ушатом на нём и ребристой стиральной доской. Больше ничего. Никаких украшений или чего ещё лишнего.

— Ну… — Есения аккуратно посадила Яромира на нужник и отошла назад. — Я оставлю тебя одного. Если что — зови! — развернулась и хотела было выйти, как остановилась, вспомнив кое-что. — Ах да. Зовут меня Есения. — и вышла, оставив мужчину наедине с собой.

Пока мужчина был занят, она решила наконец-то осмотреть его вещи в поиске чего-то, что сможет рассказать о его семье. Конечно, рыться в личных вещах — та ещё подлость, но нужно было выяснить всё, что можно было. У знатных семей были свои, отдельные знаки, обычно небольшие, из меди, железа, серебра или даже золота. Благодаря им они могли попасть к высшим чинам города, в закрытые заведения или получить информацию и услугу, не доступные обычному люду.

Не найдя абсолютно ничего в шубе и сапогах, Есения вышла на улицу, в очередной раз забыв надеть обувь. Быстрыми и широкими шагами она подошла к коню, мирно выхаживающему по заснеженному дворику. Осмотрев его и ничего не найдя, девушка заметила, что сидельные сумки сняты. Оглядевшись, увидела их у самого входа в импровизированное стойло. Открывая одну за другой, она нашла запасные штаны, белоснежную рубаху, неожиданно шерстяные вязаные носки, кошель с монетами, немного бумаги, грифель и на самом дне знак из серебра. Девушка развернула его лицевой стороной на себя, но, к сожалению, не узнала, к какому из благородных домов он относится. Это был выгравированный меч с переплетёнными словно змеи вокруг него двумя цветами — вереском и пшеницей. Запихнув знак в один из мешочков на поясе, она потрепала по холке коня и вернулась в дом. Нужно будет завтра по утру связаться с мудрецами Гильдии: может, они подскажут, что это за род.

— Эй… Как тебя там… — раздался приглушённый голос. — Есения!

— Да? — она подошла к двери, не решаясь заходить.

— Я хочу помыться. Как это сделать?

Вместо ответа девушка лишь резко открыла дверь, вызвав у всё ещё сидящего на нужнике мужчины крайнее удивление. Он был абсолютно обнажён, кроме разве что бересты на ноге, забавно смотревшейся на голом теле. Но нагота мало волновала выросшую в деревне Есению. Яромир пытался ладонями как-то прикрыть хотя бы половые органы, но смотрелось это крайне комично. Такой взрослый мужчина, а стесняется какой-то девушки.

— Не волнуйся, меня мало волнуют голые раненые мужчины, — с явной толикой сарказма проговорила девушка.

Она внимательно осмотрела комнату. Если посадит Яромира в ванну, то раны может залить водой, а этого ни в коем случае нельзя допустить. Душа в этом мире не было, сейчас бы очень даже пригодился. Взгляд Есении зацепился за жбан.

— Ну точно! — воскликнула она, изрядно напугав мужчину. — Так уж и быть, помогу тебе помыться, — с ехидством добавила она, по-хозяйски закатав рукава рубахи до локтей.

— Ж-женщина, у тебя есть хоть какой-то стыд!? — возмутился Яромир.

— И стыд, и совесть, всё есть. Ты ещё ранен и болен, не забывай. Если пойдёт кровь или упадёшь без чувств, то вина будет на мне, — освободив табурет от ушата, поставила посреди комнаты, практически вплотную к бочке. — Тебе придётся ещё посидеть здесь. Я жду одного человека, он скоро должен подъехать…

И именно в этот момент Есения услышала тихий звон колокольчика приближающейся телеги и звучный голос деда Митяя, зовущий её. Есения поспешила уйти из комнаты, а следом и за пределы дома, не забыв обуться и оставив мужчину наедине с собой.

— Дочка, всё сделал, — Дед Митяй притормозил у ворот и спустился с козлов. — Конюх своего мальчишку пришлёт скоро, плотник придёт перед вечерней.

— Сам придёт? — девушка начала снимать с повозки предназначавшиеся ей мешки, открывая один за одним и не позволяя старику этого делать.

— Да хто ж его знает! — развёл руками дед Митяй. — Всё самое хорошее купил. Только сало без мясца, прости уж грешного.

— Ой да ладно тебе, дед Митяй! — Есения улыбнулась и взяла все мешки в руки, их было ровно четыре. — А одёжка-то где?

— Привёз, привёз, — старик начал ковыряться в мешках, ища последнюю часть заказа.

Девушка кивнула и поспешила с тяжёлыми покупками к складу. Открывать двери пришлось ногами и локтями, дабы не опускать мешки на землю, несмотря на то, что они слегка оттягивали руки. В конце концов уложив их на пол "холодильника", принялась доставать продукты один за другим. Два больших, по меньшей мере в пару килограмм, куска неплохого свиного сала. Девушка уже представила, как пожарит с ним лежавшую с осени картошку, и слюна невольно собралась во рту. Готовить, как и есть, она на самом деле очень любила, пусть и не всегда удавалось уделить время этому удивительному искусству. Сало отправилось в ледяные кубы, как и вся свинина, которой было по меньшей мере почти четыре килограмма. Туда же ещё отправились две из трёх туш домашней курицы, отличавшейся желтоватой кожей. Говядины было немного, едва ли два кило, поэтому она ушла на полки вместе с оставшейся птицей и связкой из по меньшей мере дюжины кровяных колбасок. Любому другому, незнакомому с укладом жизни людей, было странно, что за всё это Есения отдала такое же количество денег, что и за заморские, тяжело перевозимые сладости, купленные накануне. На дворе зима, скот старались в это время не рубить, ведь в это время был Великий пост. Никто его не покупал почти, поэтому мясо и было в прямом смысле слова на вес золота. Так что с такими запасами Есения считалась зажиточной женщиной. После того, как всё необходимое было сделано, она поспешила вернуться к деду Митяю.

— Вот, дочка, — протянул он девушке перевязанный простой верёвкой из крапивы свёрток, — Одёжка для хлопца твоего.

— Благодарю, дед Митяй.

Старик улыбнулся во весь оставшийся десяток зубов и, забравшись на козлы, цокнул языком, хлестнув по боку лошади хлыстом. Животинка тронулась, направляя свои уставшие копыта куда-то в сторону леса, туда, где её дом. Дед Митяй с семьёй жили далековато от деревни, но исправно привозили лучшее молоко местным каждое утро, после первой же дойки. За такое трудолюбие их семейство обожали и старались не обижать, даже на свадьбу самой младшей дочки Митяя вся деревня устроила гуляния и подарила на общие деньги крепкую телегу и сильного коня, что считалось очень дорогим подарком.

Есения проводила взглядом сгорбленную фигуру старика и, стоило ему скрыться из вида, поспешила в дом. Развернув свёрток, она нашла сероватую рубаху, пару штанов да исподнее. Большое льняное полотенце оказалось на самом дне, она повесила его на плечо. Теперь было самое интересное — найти мыло. После уборки, как всегда, хрен что найдёшь, даже если убираешься самостоятельно. Выдвинув несколько ящиков, она не нашла там нужного. На лабораторном столе точно не было, как и на книжных полках. Осталось только… Есения заглянула во внутренний склад в доме. Он был чуть меньше ванной комнаты, туда поместилось лишь два закрытых шкафа в углу да совсем крохотный стол рядом со входом, на котором удачно лежало забытое мыло, а в одном из шкафов девушка нашла разрезанную на ровные кружочки люфу, которую использовали как мочалку, жёсткую и неудобную, но хорошо всё очищающую. Целительница в очередной раз пожурила свою несобранность, но поспешила в ванную комнату.

— Ого… — только и смогла произнести она, увидев, что Яромир сам пересел на табуретку, а, судя по его красному лицу, далось ему это с трудом, и закончил он недавно. — Мог бы и меня подождать…

— Не безногий и безрукий, чтобы не справиться с такой мелочью.

Есения лишь пожала плечами, мол, как скажешь, и, положив полотенце в ушат, передала мужчине мыло и люфу. А сама принялась цеплять края юбки за пояс, поднимая её до неприличной по местным меркам высоты, оголяя бёдра до середины. Увидел бы кто посторонний, подумал, что собираются они грешить, но всё было более чем невинно. Девушка, увидев закономерно заинтересованный в её фигуре взгляд Яромира, поспешила предупредительно крайне звонко и хлёстко ударить его по уже поднимающимся к её бёдрам рукам.

— Правило первое в моём доме, — произнесла она с ехидной, отдающей даже злобой улыбочкой, слегка нависнув над мужчиной, насколько позволял рост. — Приставать ко мне нельзя. Иначе мигом сделаю евнухом, а семье твоей скажу, что так и было. Запомнил?

— Моя семья порвёт тебя на кусочки и скормит останки диким животным! — пригрозил ей Яромир, зыркнув на неё потемневшими от злости синими глазами. — Любая была бы рада на твоём месте!

— Но не я, — процедила сквозь зубы Есения, чеканя как монету каждую букву и всё ещё не скрывая своей улыбки. — Правило я установила. Не соблюдёшь — пеняй на себя. И семья, сколь могучей она не была, не защитит тебя, а Гильдия будет на моей стороне.

— Тогда я тебя убью, как доберусь до меча!

— Ой, напугал ежа голой жопой! — девушка произнесла эти слова со смехом, а после резко отчеканила следующее: — Тогда ты — труп. Никто и никогда не возьмётся тебя лечить, даже если твоя семья спасёт тебя от суда. Ты, твоя семья, твои потомки — все вы станете вечными врагами Гильдии, — снова нацепила улыбку и добавила, — Надеюсь, мы друг друга поняли?

— Да, — чётко ответил Яромир. Казалось, теперь он не желал даже пытаться спорить с целительницей, ведь правда в этой дискуссии была на её стороне.

Она улыбнулась уже мягче и, подойдя к нему со спины и наполнив полный жбан тёплой водой, окатила ею мужчину. Услышав какие-то сдавленные возмущения краем уха, поспешила вылить ещё один поток на голову человека.

Спустя некоторое время пахнущий лавандовым мылом от макушки до пят Яромир сидел на кровати в уже свежем исподнем и наблюдал, как Есения меняла ему намокшие от воды бинты на новые. Девушка заметила, как он сильно побледнел, увидев зашитые раны. Даже для неё они смотрелись страшно, поэтому целительница поспешила "успокоить" мужчину:

— Все внутренности целы. Тебя как будто Господь одарил удачей.

— Ты называешь это удачей!? — возмутился мужчина.

— Останутся шрамы, некрасивые, но ты жив, это самое главное, — Есения внимательно осмотрела раны, заметив, что края у них стали значительно светлее: до этого чёрные участки стали едва серыми. Лекарство давало свои плоды, даря надежду на полное выздоровление. — Хорошо, очень хорошо, — констатировала она и принялась заматывать торс мужчины в бинты.

— И что это значит?

— Ты сможешь пережить эту ночь, — она заметила в глазах Яромира явный вопрос. — Волколаки — существа мерзкие и вредные. Они пусть и очищают лес от трупов животных, но сами носят на себе заразу, убивающую человека изнутри за один световой день. И тебя она готова была убить.

До этого бледное лицо мужчины приобрело сероватый оттенок. Есения была уверена, что он ни знал ни йоты того, о чём она сейчас рассказала.

— В сказках и песнях о волколаках говорят лишь половину правды. Никто не говорит, как хитра эта зараза, как она стремится помочь смерти забрать свой урожай…

— Почему? — осипшим голосом пробормотал Яромир.

— Кто знает, — развела руками девушка. — Может, чтобы не пугать люд, а может, чтобы не стремились их вырезать до одного, рискуя жизнями. А вырезать их нельзя, пусть и хочется.

— Ради чего их оставляют в живых?

— Они едят более мерзкую нечисть, что травит воду и землю. Поэтому до сих пор волколаки и ходят по земле.

Повисло густое молчание, прерываемое лишь звуками разматывающейся ткани и тихим сопением фамильяра на печке. Закончив с обмоткой, девушка нагло задрала штанину исподнего, оголяя бедро. Береста отсырела, попутно намочив одежду, что было на руку Есении. Она потянула её за края, аккуратно снимая. Нога, в отличие от прошлой ночи, практически перестала отекать, уменьшившись в полтора раза. Частично размытая водой кровь на полностью пропитанных ею бинтах была застарелой и присохшей, поэтому пришлось использовать тёплую воду, чтобы отделить их от кожи. На краях царапин была небольшая серость от заразы, но в целом раны уже покрылись коркой и смотрелись неплохо. Обмыв ногу и замотав её в бинты, Есения взяла новый кусок заранее приготовленной бересты, размочила её и снова наложила поверх бедра, но на этот раз не туго закрепила его небольшими ремнями из телячьей кожи.

— Вот и всё, — ладонь девушки легла на лоб мужчины, вызвав у того недоумение. — Хм… Горячка возвращается, ночью будет совсем плохо. Как бы карга не вернулась ещё…

Она встала, отряхнула руки о ещё мокрый после купания передник и направилась к печке, где дожидался своего часа бульон. Взяв небольшую, но глубокую миску и ложку, Есения зачерпнула как можно больше гущи, заполнив посудину наполовину, а сверху долила бульон. Это, может, была не самая вкусная еда, но мужчине сейчас нельзя было ничего другого, лишь то, что не навредит желудку и кишечнику, и поможет обходиться без слабительного.

— Твой обед, — она аккуратно поставила миску на колени Яромира, всучив в ладонь ложку. — Приятного аппетита.

Но стоило ей развернуться и сделать пару шагов в сторону стола, как сзади раздался какой-то глухой стук. Испугавшись за больного, она резко развернулась и застыла. По полу в разные стороны расползался бульон, вытекающий из перевёрнутой посуды…