Дискрет

13. Королева

Тонкие белые пальцы стремительно метались над столешницей из горного хрусталя, разноцветные льдинки входили в пазы с лёгким перестуком. Витраж рос на глазах. Иногда на него с потолка падала прозрачная капля.

И застывала.

— Он ушёл?

— Да, моя Королева… — Керелинг почтительно склонил голову. — Но он вернётся. Так было, так будет…

Пальцы заметались быстрее, дробное стаккато льдинок лишь подчеркнуло ледяную неподвижность лица, прекрасного и юного. Молодая — слишком молодая! — Королева чуть склонила голову, и Керелингу на миг показалось, что лёд её прозрачных глаз дал трещину — но нет, белое лицо оставалось бесстрастным.

— Он не вернётся.

Керелинг позволил себе лёгкую усмешку — Королева была юна и многого не понимала. Она и Королевой-то стала совсем недавно, почти случайно, никто не ожидал. Не мог ожидать. Так получилось. Но теперь она — Королева, и слово её — закон. Что там слово! Желание. Мимолётный каприз. А Керелинг опытен. Он сумеет успокоить и уберечь, пусть даже для этого иногда и приходится объяснять очевидное.

— Он возвращался уже дважды. Они всегда возвращаются. Стоит лишь подождать. А это совсем нетрудно — для Королевы. Он вернётся.

— Не в этот раз. Я сама выжгла ростки шипоцвета в его крови. Он больше не выживет здесь. Он даже дороги сюда больше найти не сможет…

— Жаль, — Керелинг пожал плечами без особого сожаления. Значит, не показалось, и на белых пальцах действительно темнеют следы ожогов. — Он был неплохим в своём роде. Активный такой. Я даже боялся, что у нас закончатся принцессы. Мог бы вполне ещё раз. Или даже два…

Кусочек мозаики упал со стола и покатился по полу. Королева не подняла головы.

— Трёх вполне достаточно.

Керелинг опять пожал плечами, но ничего не сказал. Это был её выбор и право, выбор и право Королевы, пусть даже и очень юной. Как и тогда, три раза назад, когда этот странный кай умирал в её саду, добрую половину которого он всё-таки умудрился разворотить своим изломанным кораблём, к тому времени уже окончательно мёртвым.

Он явился незваным и неподготовленным, он был чужим этому миру, и сок шипоцвета не пел в его крови, оберегая, ведя и завораживая. Он очень скоро умер бы, даже рук марать не пришлось — энергия утекала из его повреждённого скафандра, как снежная пыль сквозь пальцы. И Керелинг уже обдумывал, в какой уголок сада поместить его замёрзшее тело в качестве ещё одного украшения, пусть и не совсем трофея…Но право и выбор Королевы всё изменили.

— Я ведь не для этого тогда… просто он умирал… Я не хотела, чтобы — так…

Керелинга пробрала внезапная дрожь. Перехватило дыханье.

Она, конечно же, слишком юна, слишком неопытна, и это многое объясняло, но не настолько же… Она что — пытается оправдаться? И перед кем — перед ним?

Королева?!?

— Пусть лучше — так. Пусть… живёт. А мы найдём кого-нибудь… другого. Правда, Керелинг?

— Как будет угодно моей Королеве… — Керелинг снова склонился в глубоком поклоне, в привычном ритуале пряча непривычное замешательство.

— Мы обязательно найдём… Так будет лучше.

На почти законченный витраж снова упала капля.

С потолка.

Королевы не плачут, даже самые юные…

Из «Легенды о Юной Королеве и её Первом Керелинге».

Девочка шла хорошо. Быстро так шла, красиво — Керелинг даже залюбовался, глядя, как длинная тень скользит за ней по белой равнине. Натыкаясь на неровности льда, тень ломалась и дёргалась, словно живая. Тяжёлый глайдер девочка оставила ещё у границы паковых льдов — над полюсами этой планеты электроника дохла быстро и надёжно. Оленя пришлось бросить у первой гряды, лезть в торосы он отказался категорически — жалобно верещал, тряс лобастой башкой и упирался всеми шестью лапами, выпучивая глазки на стебельках и нервно сворачивая хоботок. Правильный был олень, хорошо обученный. Вингельд, надо отдать ему должное, умеет делать проводку на высоком уровне — и зверя правильного подобрал, и про лыжи не забыл. Девочка не опоздает.

Вторую гряду она прошла, почти не сбавив хода, плазмобой дважды чавкнул, подсвеченные изнутри торосы засияли гирляндой праздничных фонариков — и вот тебе готовый тоннель на ту сторону. И снова скольжение по белой равнине.

Керелинг нахмурился.

— Ей не хватит заряда, если и дальше будет так неэкономно…

— Хватит! — Скильт разулыбался и пояснил, не отрывая глаз от следящего кристалла. — Она нашла три кармана. А-8, Б-14 и… Е-9.

Теперь ясно, почему Скильт довольный такой — один-два кармана-захоронки на линиях А или Б находили практически все девочки, третий — редко, тем более не на основной трассе, а на боковом ответвлении Е. Это надо постараться, чтобы так провести.

— Мастерская работа.

Лицо Скильта позеленело от удовольствия, уши сложились, но он тут же принял вид как можно более серьёзный и независимый. И спросил озабоченно:

— Как думаешь, к восходу Второй Луны дойдёт?

— Раньше. — Керелингу даже не надо было смотреть на экран, чтобы ответить. Лишний вопрос. Она хорошо идёт.

Осталось совсем немного. Скоро всё будет позади, кончится безумное напряжение последних дней. И будет большой праздник — самый главный праздник уходящего века, праздник, которого так долго ждали.

Ещё совсем немного подождать — и эта девочка избавит Королеву от очередного кая…

Королева умеет всё.

В её саду самые вкусные льдынки и самые прекрасные гальдэоусы, никому больше из клана таких не вырастить, как ни старайся. В её саду снег белее и лёд прозрачней. И даже зеркальный шипоцвет цветёт у неё в саду, а все знают, какой он капризный и как трудно ему угодить.

Королева умеет всё. В том числе и дарить красоту прикосновением, а поцелуем — бессмертие. Её безукоризненно белая кожа и ослепительно снежные волосы никогда не меняют оттенка, а глаза темны, холодны и прозрачны, словно весенний лёд на глубокой реке.

Королева умеет всё. Даже летать в междумирье, и не просто летать — поднимать за собою других, тех, чьи глаза способны увидеть и оценить красоту такого полёта, но чьих сил не хватает, чтобы летать одним, без опоры на её незримые крылья.

Королева умеет всё.

Вот только изгонять каев она не умеет. Да и не королевское это дело, на то у каждой Королевы есть свой Керелинг.

Королевский сад прекрасен в любое время и при любом освещении — на то он и королевский. Даже днём, когда безжалостное солнце пытается уничтожить его хрупкую красоту. Зря пытается. Это ведь сад Королевы, а что против Королевы какое-то там солнце? Его лучи разбиваются вдребезги о тонкие льдинки ветвей, режутся острыми гранями прозрачных арок и беспомощно бьются в ловушке кристаллической паутины, осыпая всё вокруг сверкающей пылью. Днём Королевский сад ослепителен, на него нельзя долго смотреть, если не хочешь потерять зрение. Но самому Керелингу этот сад больше нравился на закате одной из лун, вот как сейчас. День Керелинг вообще не любил, и хорошо, что он бывает так редко.

Но даже в Королевском саду повседневные дела и заботы не отпускали Керелинга. Он шёл, не столько наслаждаясь, сколько подмечая, удостоверяясь и планируя. Вот, к примеру, оплавленный ледяной комок — всё, что осталось от беседки у поворота к ажурной горке. Напомнить Скильту, чтобы его ребята восстановили её — девочка не церемонилась, плавила всё подряд по пути и рядом. А Королеве нравилась та беседка.

Выстрел из плазмобоя хорош высокой скоростью испускаемого заряда. Шарики перегретой плазмы крохотные, а скорость их такова, что распространиться в стороны энергия почти не успевает, и потому в этот раз сад мало пострадал, есть чем гордиться. Лишь обрезало кроны деревьев вдоль дорожки, спалив серебристое кружево веток до самых стволов. Правда, покрытию самой дорожки повезло куда меньше. Ледяные плитки под ногами оплавлены, от бывшей мозаичной структуры и следа не осталось. Да ещё и непривычно гладкие они теперь, почти скользкие. Впрочем, это как раз пока убирать не стоит, а местами неплохо бы ещё и подплавить, пригодится для намеченного на завтра праздника. Пусть молодежь развлекается.

Завтра будет праздник, танцы на льду мёртвого озера, промороженного до самого дна, песни и состязания в ловкости — например, кто быстрее залезет на дерево, не потревожив на нём ни одной снежинки? Завтра откроют окно между мирами, и самые достойные юноши будут стрелять в него иглами зеркального шипоцвета. И испорченная дорожка завтра окажется как нельзя кстати, дополнительное украшение праздника, лишняя игровая площадка. На ней можно устроить катания на дальность. А вот беседку всё же надо бы успеть поправить…

Керелинг шёл по краю дорожки легко, почти не оставляя следов, и рассматривал то, что осталось от ледяной мозаики. Ничего не осталось — во всяком случае, там, где прошла девочка. Впрочем… В расплескавшихся у ног разноцветных и совершенно лишённых внутренней логики цветных переливах что-то есть. Может быть, Королеве понравится, и она сохранит этот странноватый узор не только на время праздника. Как сохранила зеркальную горку, прошитую сотней узких извилистых туннельчиков — у позапрошлой девочки оказалось странное оружие, и чувство юмора не менее странное. Зеркальную горку теперь называют Ажурной, и она — одно из главных украшений сада.

В царстве острых граней и прямых линий проплавленная дорожка с текучим разноцветным узором смотрелась чужеродно, но от этого не менее завораживающе. Словно непокорный стебель цветка, не желающий подчиняться законам симметрии — кажется, в одном из прошлых миров были такие. И венчалась она тоже своеобразным цветком с неровными лепестками — проплавленной дырой в ледяной стене дворца.

Силовую защиту с наиболее ценных участков сада уже сняли, и Керелинг свернул направо, не доходя до дворцовой стены — он шёл не сюда, просто сделал крюк, чтобы оценить нанесённый ущерб. Оценил и остался доволен. Зря предусмотрители беспокоились, ущерб не слишком велик, да и дорожка красивая получилась. Позже можно будет поставить вопрос и об эксперименте с четырьмя карманами. Но об этом мы подумаем позже…

Стоило отойти от оплавленного участка на несколько шагов, и первая же задетая ветка осыпала серебристой пыльцой — льдынки цвели, и все самые важные эльфийские проблемы им были до пестика.

А вот на деревьях у пострадавшей дорожки пыльца спеклась, покрыв уцелевшие веточки тонким панцирем, глянцевым и прозрачным, с весёлыми искорками. Тоже красиво, но как-то печально. Оставлять, скорее всего, не стоит. Единичное дерево будет смотреться жалко, а если сохранить всю дорожку целиком, вместе с деревьями вдоль неё… красиво, кто спорит, только вот не много ли чести обычной девочке с горячей кровью и плазмобоем наперевес? Впрочем, плазмобой себя оправдал, достойное оружие. Аккуратное. Пожалуй, стоит именно его подсунуть и следующей, а то мало ли что она с собою притащить догадается?

В глубине сада за дворцом мозаика была в полном порядке. И деревья с полупрозрачными стволами и пушистым кружевом веток. И ледяные скульптуры под ними. Галерея трофеев — это место всегда защищали особо. Вряд ли ещё у какой Королевы наберётся столько, и Керелинг по праву мог гордиться — больше половины скульптур стоят здесь только благодаря его усилиям и расторопности. Это ведь именно он сумел правильно и вовремя организовать их эвакуацию, когда Королева бросала клич: «Мы улетаем». Уже четыре раза, между прочим.

Королева была умна и всегда точно знала, когда пора улетать. Вот только больше её ничего не заботило. Будет новый мир, будет новая жизнь, а, значит, и новые трофеи, остальное всё мелочи и не стоит внимания. Но на то и есть у каждой Королевы личный Керелинг, чтобы подумать о мелочах. И он не намерен был ничего оставлять наглым захватчицам. Не их это трофеи. Сами пусть добывают.

Открывала галерею массивная фигура в меховом плаще, в переохлаждённый лёд были искусно вплавлены соцветия льдынок, и от этого плащ казался на самом деле пушистым и даже слегка шевелящимся на ветру. Заросшее до глаз густым волосом лицо слегка смазано — то ли следы времени, то ли так он и выглядел, теперь уже не узнать. Это было задолго до Керелинга, он ведь не первый Керелинг у своей Королевы. Не первый и, скорее всего, не последний, но об этом не стоит думать. Мысли — они не всегда просто мысли, они иногда притягивают из других миров разную ненужную пакость, уж кому это и знать, как не Керелингу? Куда безопаснее рассматривать трофеи и думать только о них.

Почти все ледяные фигуры стояли в ряд, как бойцы на параде. Дань уважения и тонкая насмешка в одном кристалле — из ряда выбивались лишь те, с которыми пришлось повозиться.

Вот, например, как с этим…

Керелинг усмехнулся и удовлетворенно дёрнул кисточками на ушах, рассматривая скульптуру своего отца — распластавшегося по ледяной глыбе, напряженного, застывшего в вечной готовности к броску. Отцом Керелинг гордился — тот прочно вошёл в легенды клана, доставив прежнему Керелингу немало головной боли. Четыре раза его уводили, и четыре раза он возвращался — замёрзший, израненный, полудохлый, ведь для каев никаких промежуточных станций поддержки и карманов не предусмотрено, а пятьдесят градусов ниже точки замерзания воды — это многовато даже для эльфа. Если, конечно, эльф не из Ледяного Клана.

Отец Керелинга был эльфом, но эльфом городским. Кажется, тёмным. И почему-то считал, что это даёт ему преимущество. Поначалу так и выходило, целых четыре раза. А на пятый предшественник нынешнего Керелинга догадался использовать девочку.

Керелинг зацепился взглядом за маленькую фигурку, сидевшую на большом ледяном кубе спиной к дорожке, и содрогнулся. Это был один из самых ужасных каев, им до сих пор пугают молодёжь тёмными послезакатными часами. И этого кая Керелинг помнил очень хорошо, поскольку это был его первый кай.

Капризный, эгоистичный и глупый. Всё, ему предоставленное, принимал как должное, даже ни разу не поблагодарил, и, разумеется, ничего не хотел давать взамен. Самовлюблённый и эгоистичный маленький уродец. Конечно же, он не хотел покидать дворца Королевы — а кто из каев захочет, пока сок шипоцвета течёт вместо крови по венам, оберегая, дурманя и завораживая? Для того и нужны девочки с горячей кровью, потому и отбирают сейчас при финальном контроле в каи лишь тех, у кого такие девочки есть. Лишний повод для нынешнего Керелинга гордиться отцом — поправку об обязательном наличии девочки внесли в правила как раз благодаря ему.

Но девочка этого кая оказалась под стать своему дружку. «Кай умер и больше не вернётся!» — сказала она себе, и продолжала жить, словно ничего не случилось. Пришлось серьёзно, хотя и очень локально, вмешиваться в биологию её мира, задействовав сначала геномодифицированные цветы, а потом и птиц, поскольку цветам эта ленивая дура верить не захотела. Станции поддержки — они тоже как раз для неё изначально организованы были, её всю дорогу приходилось буквально тащить за шиворот, сдавая с рук на руки и пресекая ежеминутные попытки повернуть обратно с полдороги, потому что, мол, путь слишком сложный и всё равно ничего не получится. А времени на поиск другой девочки уже не оставалось, слишком они тогда затянули, и росток шипоцвета в сердце кая не просто прижился — он побеги пустил. Ещё чуть — и было бы поздно, никакими слезами и никакой кровью не вытравишь, даже горячей.

Позже, когда всё обошлось и паника отступила, Керелинг гадал, была ли та девочка так уж глупа и нерешительна на самом деле — или просто знала истинную цену своему каю, потому и не спешила забирать обратно такое сокровище?

Как бы то ни было, случившееся послужило хорошим уроком. Больше Керелинг никогда не тянул до последнего. А станции поддержки сделал постоянными, позже добавив к ним и наполненные полезными штучками карманы-захоронки, расположив их по наиболее вероятным маршрутам…

Керелинг шёл по дорожке всё медленнее и медленнее. Когда до арки в небольшой павильон оставалось не более трёх шагов, он и вовсе остановился.

Павильончик выглядел ажурным ледяным фонариком или резной шкатулкой со светлячками внутри. Маленький и изящный, он ничем не напоминал монументальную величавость дворца. Дворец — он для кая и праздников, а здесь Королева жила. И восхитительный запах её кружил голову, легко проникая сквозь ажурные стены.

— Всё ли в порядке, моя Королева? — спросил Керелинг негромко, — Ты сыта?

— Да, мой Керелинг. Входи.

Ритуальный вопрос — и не менее ритуальный ответ. Голос спокойный и удовлетворённый. И — да, кажется, — сытый голос.

Керелинг осторожно поклонился и не менее осторожно вошёл, гадая — сумеет ли он вовремя понять и отпрыгнуть, если вдруг когда-нибудь сказанная Королевой ритуальная фраза окажется ложью.

Королева сидела за столом-фонариком — прозрачная столешница из горного хрусталя толщиной в полтора-два локтя была пустотелой, и внутри неё роились мелкие световые бабочки. Очень удобно, когда собираешь витраж, а Королева занималась именно этим. Двигались только пальцы — метались над столом, длинные острые ногти выбивали стремительную дробь, сдвигая разноцветные льдинки, узор на глазах рос и ширился. Белое лицо прекрасно, как всегда, и, как всегда, неподвижно, улыбка безупречна, в прозрачных глазах мелькают разноцветные отблески, волосы подняты вверх и заморожены над безукоризненностью белоснежного лба причёской-короной так, что даже ушей не видно. Она вся была такой — застывшей и стремительной одновременно. Керелинг всегда восхищался своей Королевой. Но иногда предпочитал бы восхищаться ею издалека.

Королева была огромна — даже сейчас, когда она сидела, Керелингу приходилось смотреть на неё снизу вверх.

— Как результаты, моя Королева?

— Прекрасно. — Острый серебристый язычок быстро облизнул белые губы, улыбка стала чуть более довольной.

— Слепок для галереи трофеев готов?

— Конечно. Можешь забрать.

Слепок так себе. Рядовой. Ну так ведь и в кае нынешнем нет ничего особенного. Его корабль — другое дело, изящный такой был кораблик, жаль, что сильно разбит и в украшения сада никак не годится. И название красивое — «Синяя чайка». А в самом же кае — ничего примечательного. Обычный мужчина, три ноги, шесть рук, капитанские нашивки на кителе. Рядовой трофей, ничуть не хуже, но и не лучше прочих.

Вживую Керелинг его не видел — как и всех прочих каев. Это слишком опасно, общаться с каями безнаказанно может лишь Королева, да и то только через одну из Принцесс, ещё не обретших разум. А с ними так легко ошибиться, с Принцессами. Подготовишь слишком много — и сам не заметишь, как одна из них успеет обрести ненужное, захочет власти и жизни, вступит за них в бой и обязательно победит — молодые всегда побеждают. И не успеешь ты оглянуться, как окажешься под властью новой Королевы. Ведь далеко не все старые Королевы умеют вовремя осознать опасность и кинуть клич «Мы улетаем!», они и летать-то в большинстве своём давно разучились. Молодые же Королевы прожорливы и агрессивны, Керелинги при них долго не живут. Нет, это очень опасно — когда Принцесс слишком много. Только ведь если и наоборот, тоже ничего хорошего. Принцесс слишком мало или кай попадётся активный, ритуальная фраза окажется ложью — и вот уже у прежней Королевы новый Керелинг…

Но сейчас всё нормально — в стену вмуровано только двенадцать уже начавших закукливаться фигур, а подготовлено было шестнадцать Принцесс. Королева действительно сыта. Можно расслабиться.

Феромоны кружили голову.

Двенадцать куколок. Даже если из каждой вылупится всего по три малька — всё равно очень неплохое прибавление клану. Но три — это минимум, Принцессы были хорошие, упитанные, можно смело рассчитывать на четырёх от каждой. А то и на пять.

— Спасибо, моя Королева. Я пришлю за трофеем.

Завтра откроют окно между мирами. И сотни юношей выстрелят иглами шипоцвета — в небо, в молоко, в непрозрачный туман междумирья. Никому неизвестно, сколько они будут лететь, эти зеркальные и тонкие до невидимости иглы-семена, зачарованные на живое. Никому неизвестно, куда они попадут, если попадут вообще. Большинство поразит неразумную цель — и не прорастёт. Но какой-то части должно повезти. Так всегда было. Так всегда будет.

И проклюнется росток, и сок шипоцвета проникнет в кровь, и человеку захочется странного — или не человеку, но какая разница, всё равно ведь захочется. И будет мерещиться ему даже наяву серебристая паутина ветвей на фоне чёрного неба, прозрачные острые шпили и льдистые купола. И глаза цвета весеннего льда, обманчивого и коварного.

И будет новый брачный полёт Королевы в поисках нового кая. И будут новые дети, прибавление и гордость клана Ледяных Эльфов.

Так было.

Так будет.