Я — специалист. Дипломированный. Моя основная специализация — делать желтые огонечки синими.
Но при этом я не «узкий», что бы там кто ни говорил. Они говорят — подобен флюсу. И хихикают. Они полагают — смешно. Мне — нет. Но не потому, что я себя считаю узким специалистом и обижаюсь. Это не так. Просто у меня нет чувства юмора.
Я потому и комедии не смотрю. Мне от них плакать хочется. Человек падает в лужу — это смешно? У меня есть знакомый аутист, я по нему в универе социальную практику отрабатывал. Так вот, он смеялся, когда идущий в парк монор проехал мимо остановки, так и не открыв дверей. Мне не было смешно, но я хотя бы мог понять. Он ведь подумал, что монор пошутил. Потому и смеялся. Так на то он и аутист. А почему смеются те, кто себя считает нормальными, я не понимаю. И больше не пытаюсь понять. Надоело.
Закончится этот рейс — попрошу вернуть меня в одиночный патруль. Все равно адаптация не удалась. И не удастся, что бы там Док ни говорил. Я не стану одним из них. Даже пытаться не буду. Не хочу.
Док называет это негативным мышлением, которое надо преодолевать. А зачем? В патруле никто не заставит меня смотреть комедии. Никто не будет хихикать и перешептываться при моем появлении. Никто не станет ругаться, что я опять не так одет и делаю не то. А работа та же самая — только кнопок поменьше, да сигналы не желтый-синий-красный, а оранжевый-зеленый-синий. Красный тоже есть, но он редко бывает. Запомнить несложно. Оттенков и сочетаний побольше, конечно, и их тоже запоминать надо, но зато никто не мешает. Не стоит над душой. Не хихикает вслед. Просто сигналы разного цвета — и все.
О, кстати. Желтый сигнал. Пора.
Встаю с койки, на которой лежал. Я давно проснулся, просто вставать не хотелось — зачем? Сигнал был синим, а выходить в коридор просто так…
Больше — не хочу.
Умываюсь. Чищу зубы. Одеваюсь. Расчесываться не надо — Док хорошо поработал, больше волосы у меня не растут. Мне нравится — удобно и аккуратно. Я знаю, что меня называют лысым уродом. Во всяком случае — раньше называли. Не обижаюсь. На что? Ведь правда — лысый. И не красавец. Вот старший конвоя бригадир Майк — красавец, это да. А толку? Девушек трое, а красавец один. Где уж тут выспаться, каждое утро из новой каюты выходит. К концу рейса от него только тень остается. Глаза красные, руки трясутся. Так что это хорошо, что я — урод.
Смотрю на свое отражение, тщательно проверяю одежду. Последнее время они не хихикают, но лучше пусть я буду уверен, что все в порядке. Надеваю рабочий фартук и проверяю содержимое карманов. Я сам его обновил после окончания прошлой вахты, но порядок есть порядок.
Выхожу в коридор.
Конечно же, бригадир Майк тут как тут. Делает вид, что он просто так завис в самом узком месте коридора у моей капсулы, а вовсе не меня караулит. Повадился проверять, даже девушек своих забросил. Ну, так смотри, проверяй — вот он я. Я всегда сигнал с упреждением ставлю, чтобы не опаздывать. Вот и сейчас — до начала моей вахты еще куча времени.
Здороваюсь, но он, конечно же, не отвечает. Даже не смотрит в мою сторону. Недоволен — опять не поймал. Это у него пунктик такой — поймать на каком-нибудь нарушении. Я бы мог заложить Кэт — та четвертую вахту пропускает. Но не буду. Пусть пропускает. Мне не трудно, а пятнадцать реалов не лишние. Надеюсь, она и сегодня не придет.
Протискиваюсь мимо бригадира Майка — коридор в этом месте очень узкий, а он и не подумал отодвинуться. Мелкая месть за то, что не сумел ни на чем поймать. Морщусь — пахнет от него неприятно. То ли не мылся, то ли подцепил что. Может, потому и злится, и девушек забросил. И чего он гермошлем никогда не надевает, вонял бы себе в гермошлеме… Сказать, что ли, Доку?.. Впрочем, не мое дело.
Иду по коридору. Гравитацию после аварии полностью не восстановили, но мне так даже больше нравится. Тело невесомое, легкое, и только ботинки липучками по полу шлеп-да-шлеп. Можно по потолку пройти, или по стене. Я на днях так и сделал. Не в коридоре, конечно, чего тут интересного? В смотровой. Прогулялся между обзорными экранами, пока не видит никто. Они вблизи такие огромные! Снизу кажется — совсем плоские и прямо на обшивку приклеены. А на самом деле за ними до обшивки — больше моего роста. И все забито какими-то непонятными трубами и проводами. Я особо рассмотреть не успел — наткнулся на механика и удрал. Нет, он не ругался, он, может, меня и не заметил совсем, но зачем рисковать? Лучше я попозже еще разок там прогуляюсь — никто ведь не запрещал мне этого, правда?
Коридор выводит к центральному стволу. Тут тоже нет гравитации. На всякий случай проверяю клавишу лифта, но она не реагирует. Вот интересно — а если бы починили? Пришлось бы, наверное, воспользоваться, раз уж нажал. А я куда больше люблю летать. Удачно, что лифт не работает.
Открываю расположенный рядом шлюз на аварийную лестницу, протискиваюсь и толкаю себя вниз. Скобы проносятся мимо, время от времени бью по ним ладонью, сначала ускоряясь, потом — тормозя.
Выхожу на нужном ярусе. Все как обычно, и даже то, что Кэт меня не ждет — тоже уже стало обычным. Впрочем — смотрю на часы — у нее еще четыре минуты до официального начала вахты. Можно и подождать. Здесь гравитация есть, но слабая и нестабильная, словно кто-то подергивает тебя за ноги. Потому липучек не отключаю.
Слежу за стрелкой. Мне торопиться некуда. Кэт так и не появляется, и я начинаю работать один. Провожу магнитным ключом по приемнику на двери первой камеры, прикладываю палец. Гудение, щелчок — меня опознали и разрешили доступ. Набираю определенную последовательность цифр. Снимаю приподнявшуюся панельку. Перевожу влево рычаг. Теперь можно достать использованный диск фильтра, что я и делаю. Кладу его в левый карман фартука. Из правого достаю новенький, выщелкиваю из упаковки, вставляю в гнездо. Бросаю съеживающуюся на глазах упаковку на пол — это не мусор, она сделана из инертного кислорода. Удобная штука, эти упаковки. Распадаются на молекулы в течение минуты после извлечения диска. Туда добавили что-то, чтобы кислород не загорелся, когда снова газом становится, а то ведь и до пожара недалеко. Гравитация снова скачет, и какое-то время упаковка просто висит в воздухе. Потом все-таки падает. Морщусь — неприятно, когда тебя дергают за ноги. Теперь — рычаг и все прочее в обратной последовательности. Убедиться, что огонек над панелькой стал синим — и можно переходить к следующей двери.
Это моя работа — менять цвет огоньков с желтого на синий. Несложная, но мне нравится. Особенно — запах озона. Триста две камеры — это триста две упаковки. Люблю этот запах. Жаль, что приходиться надевать респиратор. Но Док говорит — это отрава, хоть и приятно пахнет. Доку можно верить. Он не любит шутить. Хороший человек.
Медленно продвигаюсь вдоль дверей, задерживаясь у каждой не дольше положенного. Иногда мое присутствие замечают и пытаются заговорить. Не люблю пустые разговоры, тем более во время работы. Не замедляю движения. За мной по коридору движется полоса синих огоньков, вытесняя желтые. Это красиво.
Покончив со своей половиной, смотрю на часы. Уложился с запасом. Бригадир Майк ни к чему не сможет придраться, даже если проверит. Но он никогда не спускается на рабочий уровень. Наверное, знает, что тут ко мне придраться не сможет даже он — я ведь специалист и работаю очень быстро. Поэтому он и караулит перед вахтой у каюты — надеется, что просплю. Проспать кто угодно может.
Сажусь на откидной стул у двери лифта. Уборщики на этот раз прибрались хорошо — вчерашней грязи нет и следа, красные пятна и потеки с переборок тоже отчистили. Не зря я внес в доклад это замечание. Достаю из бокового кармана сэндвичи и бутылку молочно-шоколадной смеси. Перед тем, как начать обрабатывать участок Кэт, стоит пообедать — ведь у нее камер не меньше, чем на моей половине. Дополнительные пятнадцать реалов. А, может, и все двадцать — если в бухгалтерии согласятся с тем, что это были сверхурочные. Жую, сдвинув респиратор на нос и стараясь не дышать ртом, и улыбаюсь.
Доев и допив, аккуратно отправляю мусор в сжигатель. Эти обертки и бутылка — не из кислорода, их нельзя бросать на пол. Гравитация опять почти пропала, хорошо, что я не отключил липучки. Перехожу на половину Кэт, осторожно переступив через ее сумочку. Магнитная застежка прилипла к полу, длинная ручка приподнята и слегка шевелится. Будь я менее аккуратен, мог бы зацепиться за нее ногой и упасть. Но я не буду убирать еще и сумочку — это не моя работа. Хватит того, что я позаботился внести указания в программу уборщиков, и мусора больше нет ни на моей половине, ни на ее. Надо отметить, что на ее половине мусора было больше. Все-таки Кэт — очень неаккуратная девушка.
Панелька, клавиши, рычаг, фильтр… желтый огонек гаснет, сменяется синим. Это очень красиво, но я не позволяю себе отвлекаться. И потому работаю быстро. Кэт тратит на каждую дверь намного больше времени. Но не потому, что любуется красотой перемены цвета. Она никак не может запомнить все цифры, постоянно сверяется с электронным блокнотиком, перепроверяет. И все равно не может нажать больше четырех клавиш подряд — обязательно снова в блокнотик лезет. Наверное, у нее низкий статус, с такой-то памятью. Что там запоминать? Всего-то сто пятьдесят дверей и по двенадцать цифр на каждую. Я проглядел их на ее рабочем комме и запомнил еще месяц назад, когда она первый раз попросила ее подменить.
— Когда этот псих придет?!
— Скоро уже. Успокойся.
— Как я могу успокоиться, как?! Как ты сам можешь быть таким спокойным?! Мы тут сдохнем, пока он возится! Я уже задыхаюсь! Задыхаюсь, понимаешь ты, урод?! Развалился тут, как… как…
— Как тот, кто хочет выжить. Перестань метаться. Приляг и расслабься.
— Куда?! На пол, что ли? Ты же занял всю койку, урод!
— Ложись рядом. Койка широкая.
— Я тут подыхаю, а он только об одном и может думать! Скотина!
— Да ложись ты хоть на пол, мне-то что?
— Тебе меня совсем не жалко, да?! Скотина! Все вы такие! Подвинься, урод, что, не видишь — мне тут совсем места нету?! И не прижимайся! Не обломится тебе ничего, понял?!
— Может, мне вообще встать?
— А мог бы и встать! Уступить девушке! Тем более, что не посторонней!
— Зачем? Ты же сама сказала, что не обломится.
— Урод! Урод! А если я уже беременна?! Мы же не проверялись! И неизвестно, когда теперь! И вообще… Ой, мамочка, и зачем я только согласилась, и зачем только связалась с этим уродом! Ведь это только из-за тебя мы тут…
— Что-то новенькое. Это мне, что ли, невтерпеж было? Это у меня, что ли, так чесалось, что до конца вахты не подождать?
— Убери руку, урод! Да ты мне по гроб жизни благодарен должен быть! Я тебе жизнь спасла! Если бы не я, тебя бы тоже по стенкам размазало, как Сандерса! А вот ты мог бы дверь и не запирать…
— Сколько раз тебе повторять — не запирал я. Это автоматика. Уже после аварии, когда давление упало.
— Не запирал он… толку-то! Слышишь? Идет вроде…
— Показалось. Но уже скоро.
— Как ты думаешь — он нас выпустит?
— Надеюсь. Если он говорил с кем-нибудь из начальства — наверняка. Он ведь очень послушный и никогда не нарушает четких инструкций. Док клялся, что в пределах своей категории он адаптирован идеально.
— Ну да! Идеальный псих!
— Он не псих. Просто… человек с недостаточной хромосомной адекватностью. Но он хорошо адаптирован и обучен. Очень доброжелателен. Чтит закон и порядок, начальству подчиняется безоговорочно. Не будь у него диплома — открыл бы дверь сразу же, по первой просьбе. Но тогда бы его никто и не допустил до этой работы, сама понимаешь. А так… Ему нужен четкий приказ. Приказ офицера…
— Но ты ведь офицер! Прикажи, пусть откроет! И убери все-таки руку… ох… нет, ну ты сейчас меня заведешь, а потом… нет, ну правда… ну не надо… ну он же сейчас придет…о-о-ох… не на-а-а-а…а-ах… ладно, давай, только быстрее, сил уже нет… давай же… о-ох… ну что же ты… куда ты…
— Тихо! Он пришел. Эй! Как там тебя?! Ты говорил с капитаном?
— Скотина! Скотина! Скотина!!!
— Ты рассказал ему о нас? Я — офицер! Ты должен был рассказать!
— Скотина!.. Что он сказал?
— Что капитану это не интересно. Не понимаю…
— Он мог соврать?
— Нет, они врать не могут. Тут другое что-то…
— Эй, урод! Он офицер, слышишь?! Ты должен выполнять команду, придурок! Взгляни на экран, урод, взгляни! Бейджик видишь?! Читать умеешь? Что на нем написано, ну?
Проблемная камера.
Решать проблемы — не моя специализация. Я доложил. Сделал все как надо. Даже больше — спросил капитана.
Долго не мог решиться, но все же подумал, что так будет правильнее. Человек в камере имеет низкий статус. По определению. Но эта камера — проблемная. Она на участке Кэт. Про свой участок я знаю все — там не может быть в камере никого со статусом офицера. Но на участке Кэт — не знаю. Она мне ничего не говорила. А человек в проблемной камере называет себя офицером. Проблема. Решать проблемы — работа тех, у кого высокий статус. У капитана самый высокий. Так что пусть он и решает. Вот я и спросил.
Только капитан не ответил.
Ну что ж, не моя проблема. Новых инструкций нет, значит, и медлить нет смысла. Иногда те, которые считаются нормальными, ведут себя очень странно и пытаются присвоить статус, на который не имеют прав. А офицеры сами открывают любые двери, им не нужен для этого специалист, даже такой хороший, как я.
— Эти камеры открываются лишь снаружи, ты, придурок!!!
Даже плечами не пожимаю — зачем? Обращено не ко мне — я не придурок, я — специалист.
— И как его только взяли?! Он же придурок! Полный придурок!.. Ой, мамочки… а теперь мы из-за него…
— Не его — так другого кого, еще и похуже могли. У этого хотя бы диплом и опыт работы.
— Как можно таким выдавать дипломы?!
— А попробуй не выдай — сразу загремишь под статью о дискриминации по хромосомному признаку.
— Скотина! Зачем он врет? Что я ему плохого сделала?!
— Он не врет. Если говорит, что доложил капитану, а тот не соизволил дать никаких инструкций — значит, все так и есть.
— Сволочи! Козлы! Уроды! Почему нас не освободили?!
— Может, решили так наказать. Мы же все-таки нарушили. Во время вахты…
— Козлы! Это ты нарушил! А я вообще не при чем, у меня свободное время было! Это из-за тебя я тут застряла, да?!
— Не кричи. Я думаю. Может, им просто не до нас…
— Думает он! Было бы чем! Что значит не до нас?!
— Гравитацию толком так и не восстановили. И лифт… может, там все куда хуже оказалось…
— Мы третий день заперты в этой консервной банке! Как преступники! Здесь нечем дышать! Жрачка отвратная! И вода воняет! Куда уж хуже-то?!
Проблемная камера меня нервирует. После нее долго не могу успокоиться. Не моя работа — решать проблемы. Я только исправляю цвет у огоньков — и все. Точно, переведусь. В патруле нет таких, проблемных. А если откажут — уйду в чистильщики. Они всегда требуются.
Иду по коридору.
Вообще-то, последнее время мне тут почти нравится. Наверное, все-таки адаптируюсь понемногу. Только вот работа… Нет, сама-то она нетрудная, я уже говорил. Быстро делаю. Даже сейчас, когда за двоих работаю. Может, участок Кэт мне вообще отдадут насовсем, мне нетрудно. Трудно с этими, которые в камерах.
Но они — тоже часть работы. Я это понимаю. И терплю.
Они, которые в камерах, глупые. Всегда говорят одно и то же. А особенно эти, в предпоследней, проблемной. В прошлый раз пытались доказать, что я должен подчиняться параграфу пять примечание три. А ведь параграф этот только для узких специалистов. Не для меня. Я — просто специалист. Дипломированный. Не узкий.
Я специально в диплом заглянул, хотя и так помнил. Но на всякий случай. Там четко написано — «специалист». Там нет слова «узкий». Значит, параграф пять меня не касается. Совсем. Да и не мог он меня касаться. Узкий специалист — это когда умеешь делать только что-то одно. И все. А я ведь и еще кое-что умею, кроме своей основной работы. И это куда более интересное занятие. И приятное.
Только вот почему-то заниматься им не разрешают. Когда впервые попробовал, давно еще, девчонки-расчетчицы перестали хихикать и начали вопить и звать капитана. А тот меня выгнал из рубки и запретил это делать. И Док потом сказал, что нельзя. Я спросил, почему раньше было можно и даже нужно, а теперь нельзя. А он ответил, что все люди разные, и здешних мои забавы раздражают. Что если мне так уж хочется — я внизу могу, там есть специальное место для подобных игрушек. Я попробовал разок, но не стал больше — там не интересно. В рубке ведь совсем другое дело…
Иду по коридору. Чем ближе к рубке — тем холоднее. В рубке вообще очень холодно. Ну и ладно, я ведь не собираюсь там задерживаться.
Капитан куда вежливее бригадира Майка — он застыл у потолка и проходу не мешает. Здороваюсь и, так и не дождавшись ответа, прохожу к коммуникатору. Но на капитана я не в обиде — он все-таки капитан. В креслах пусто — оба пилота у кофейного автомата, вечно они там толкутся. Набираю свой код для ежедневного отчета. Код принят, сигнал становится синим. Докладываю обстановку — все нормально, никаких нарушений. Двести девяносто восемь камер, фильтры стандартные, заменены успешно. Одна камера — фильтр заменен на усиленный в связи с возрастанием нагрузки. Еще одна камера — резервная, фильтр законсервирован в начале полета, консервация подтверждена. Уборка на уровне, ни внизу, ни в рубке сегодня я не заметил ничего неподобающего. Правда, лифт по-прежнему не починили, но этого я не докладываю — не мое дело. Кэт опять пропустила вахту. Вот об этом — докладываю.
Это, наверное, не совсем хорошо с моей стороны. Ей наверняка влетит. Но сама виновата. Если бы она меня заранее предупредила и попросила ее подменить, я никому бы ничего не сказал. Первый раз, что ли? Мне не трудно. Но она не стала предупреждать и просить, просто не вышла — и все. Словно так и надо. А, значит, сама виновата. Поделом. А мне премиальные будут. Точно будут, уже четыре вахты за нее отработал.
Завершаю доклад и нажимаю отсыл. Огонечек меняет цвет. Вообще-то, это не моя работа, но я очень люблю смотреть, как они меняют цвет. И, потом, мне совсем нетрудно. На соседней консоли мигает желтым, далекий голос бубнит устало:
— …«Шхера», ответьте, ответьте, «Шхера»… есть кто живой, ответьте… вы отклонились от курса, ответьте, «Шхера»…
Он давно там бубнит, но это не имеет ко мне никакого отношения. Я сделал свою работу на сегодня и могу быть свободен. Могу сесть в кресло прямо тут и слегка позабавиться. Что-то мне подсказывает, что сегодня капитан возражать не будет. Он вообще очень молчаливый последнее время, да и девчонок, которые могли бы завопить, в рубке нет. Вообще никого нет, кроме нас с капитаном и пилотов у кофеварки. Но они и раньше не возражали, смеялись только и пальцем показывали. Может, действительно доставить себе удовольствие, пока есть время?..
Ежусь и судорожно зеваю.
Нет. Слишком тут холодно. Да и устал я — все-таки за двоих работал.
Покидаю рубку, вежливо кивнув капитану на прощанье. Он не отвечает, но я не в обиде. Во-первых, он все-таки капитан. А, во вторых, очень трудно кивать, когда голова так сильно свернута в сторону, что из разорванной шеи торчит позвоночник.
Прохожу по коридору до своего отсека. Снова приходится протискиваться мимо бригадира Майка — и что он так ко мне привязался? Снова зеваю — резко, даже челюсти больно. Еще какое-то время приходится потратить на шлюз, а потом сразу — спать…
— Не плачь.
— Как же не плачь, как же не плачь!.. Что же теперь будет-то?! Ой, мамочки-и-и-и!
— Все будет хорошо.
— Ага, хорошо, как же… когда они все… Когда мы все… ой, и зачем я только согласилась!..
— Может, я ошибся. И все вовсе не так плохо.
— Как же, ошибся! А почему нас тогда не освободили до сих пор? Нету их никого, нету! Ой, мамочки… только мы и этот идиот. И бандиты эти, ой, страшно-то как, мамочки…
— Он не идиот. А они — не бандиты. В колонисты особо агрессивных не загоняют, кому нужны проблемы? Только за мелкие правонарушения. Дорогу не там перешел, хулиганство, налоги опять же… Так что ты не бойся.
— Капитан такой вежливый… был… и девочки… а теперь… и Майк… ой, ну почему-у-у?! Нет, ты вот скажи, есть справедливость, а? Почему их больше нет, а этому идиоту хоть бы что!
— Так радуйся. Если бы и он не выжил — кто бы нам фильтры менял?
Иду по коридору. Просто так иду. Не на вахту. Нравится просто. Я потому сегодня пораньше и вышел.
Здесь коридоры хорошие, длинные. Интересно ходить. В патруле нет коридоров, только кабина. Там все встроено и ходить некуда. А мне нравится ходить, особенно при отключенной гравитации, шлепая липучками. Опять погулял по потолку в смотровой. Механик меня не видел, я его далеко обошел. Они больше не перемещаются, никаких неожиданностей, раз запомнил, где кто — и все. Это очень удобно, когда никаких неожиданностей. Только вот бригадир Майк… и надо же ему все время лезть в скафандре в самое узкое место у моей капсулы? Там и так-то не развернуться…
В коридорах много новых заплат, раньше их не было. Они неправильных форм. Иногда это красиво. Иногда нет. Но все равно интересно. Раньше в коридорах не интересно было — никаких тебе заплат, зато на каждом шагу попадались эти, которые себя нормальными считают. А теперь — красота.
Смотрю на таймер и сворачиваю вниз. Если не торопиться — приду как раз к началу вахты.
— Я не хочу умирать…
— Если все получится, то никто больше не умрет.
— Что получится, что?! Осталось меньше суток! Мы должны были начать торможение еще вчера! А завтра будет поздно, мы разобьемся!
— Значит, сегодня.
— Что сегодня, придурок?! Даже если этот лысый урод нас выпустит, что мы сможем?! Пилоты погибли! Корабль неуправляем! Я не пилот, если тебе еще не ясно?! Может, ты у нас пилот?!
— Я был пилотом. Правда, давно. И на другой модели. Но это шанс.
— Что же ты молчал, скотина, пока я тут с ума сходила?! Надо его уговорить, надо обязательно его уговорить! Ты уже придумал — как?!
— Да. Только не кричи. Ты его нервируешь.
Спускаюсь, не торопясь. Покачиваю головой под музыку и улыбаюсь. Я сегодня решил проблему. Это — не моя работа, но приятно. Вот как вчера, когда я придумал с двойным фильтром. Ведь если в камере вдвое возросла нагрузка на фильтр — логично заменить его двойным. Это красиво. Как синий огонек. Раньше я такого не делал, но вчера мне понравилось. И вот сегодня я тоже придумал. Не люблю, когда мне создают проблемы. Но не обслуживать проблемную камеру тоже нельзя. Значит, снова выслушивать их глупости. Снова нервничать.
Не хочу.
И я нашел выход!
Просто взял у капитана клипсу аудиоплеера.
Я честно его спросил сначала, можно или нет, но он не стал возражать.
— А я знаю, почему он выжил.
— Ну и почему?
— Он в аварийной капсуле ночует. Она на отшибе и полностью автономна. Я все думал, почему никто ими не воспользовался? Ведь разгерметизация не могла быть мгновенной. А теперь понятно…
— Что тебе понятно?
— Даже если и были такие — они к первой капсуле бросились. А там наш придурок. Запершийся изнутри. Он всегда запирался, после той шуточки Сандерса.
— Дурак твой Сандерс, и шутки у него дурацкие.
— Это уж точно.
— Мы обречены, да?
— Хорошо, что здесь койки жесткие. В компенсаторную мы бы точно вдвоем не влезли…
— Ты бы все равно не смог! Там двое — и то с трудом справлялись, а ты уже давно не пилот, ты вообще никто! У нас все равно не было шансов! Не было, слышишь?! Ну что ты молчишь?!.
Сегодня хороший день.
Иду по коридору и улыбаюсь. Плеер — это очень хорошо. Хорошо, что я так хорошо придумал. И пусть говорят себе все, что хотят. Я не слушаю больше. Все авно они говорят сплошные глупости. Как та, например, что я узкий. Это ведь не правда. Узкий, когда основная функция одна. А у меня и вторая есть. Только разрешают редко.
Капитан говорил — это баловство. Док отсылал вниз, где неинтересно. Капитан всегда запирает свое баловство на ключ и уносит ключ с собой. Я забрал этот ключ — капитан висит в рубке вниз головой и молчит. Я его спросил, но он молчит. Молчание — знак согласия. Значит, можно. Я так и думал, что сегодня будет можно. Сегодня хороший день.
На пульте у пустого кресла мигает уже не только желтым, но и красным. Стараюсь не обращать на это внимания, прохожу к своему комму, делаю плановый доклад. Голос рядом продолжает бубнить.
Подхожу к левому креслу пилота. Сажусь. Отпираю панель магнитным ключом капитана.
На экране — красивая картинка. Очень красивая, но не правильная. Ее нужно слегка поправить. Несколько цифр сюда, еще несколько — вон туда… цифры — это совсем несложно, я видел, как это делали пилоты, здесь консоль куда проще, чем в свободном патрулировании. Отбиваю пальцами быструю дробь. Клавиши сенсорные, это старомодно, но красиво. Сразу видно, как меняют цвет огоньки.
До некоторых дотянуться сложно, приходится сильно наклоняться вправо. Обычно пилотов двое, но мне не привыкать работать за двоих. Красные — самые неприятные, с ними приходится возиться дольше всего. Но я справляюсь и с ними.
Откидываюсь в пилотском кресле и улыбаюсь. Смотрю на сине-зеленое перемигивание. На консоли больше нет желтых огоньков. Красных тоже нет, но желтые меня всегда раздражали больше. И стрелочка на экране теперь не промахивается мимо красного шарика и не упирается в большую лохматую звезду. Прекрасный день — сегодня мне никто не запретил получить удовольствие до конца. Преисполненный благодарности, аккуратно засовываю ключ капитану в нагрудный карман кителя. Говорю:
— Спасибо!
Ответа не жду. Спасибо и на том, что из рубки не выгнал. Все-таки он — капитан. А я — просто специалист. Пусть и дипломированный…