Диско 2000

Курция Ньюлэнд Часть моих мыслей

В тот вечер они встретились около семи подле «Белсайз Хауз». К этому времени окна в здании уже погасли, а ночь была достаточно холодной — они тихо ругались и жаловались на погоду. Как, впрочем, бывало каждую зиму. Через площадку для игр к их дому тянулся призрачный туман — словно легкий дымок, словно бесплотный призрак, бродящий по пустому дому, отчаявшийся найти хотя бы одну жертву. По улице нескончаемым потоком текли роскошно разодетые бездельники, их лица разрумянились от предвкушения грядущих празднеств.

Хотя большинство вело себя именно так, как обычные бездельники перед хорошей вечеринкой, некоторые казались подавленными и напряженными. Эти завсегдатаи празднеств молчаливо шли со своими приятелями, передавая друг другу бутылки с шампанским и косяки с марихуаной; историческое событие, до которого оставалось менее пяти часов, словно бы заворожило их, заставило оцепенеть. Более жизнерадостные свистели в свистки и рожки или с лихорадочным возбуждением выкрикивали поздравления; они направлялись в «новый» конец Гринсайда, где шел уличный праздник в честь его официального открытия. Влюбленные парочки целовались и обнимались друг с другом с такой теплотой и нежностью, словно каждый взгляд или прикосновение могли стать последними.

Компания юнцов возле «Белсайза» по временам посматривала вверх, но больше ни на что не обращала внимания; по их лицам нельзя было сказать, что сцены, происходившие вокруг них, вызывали у молодых людей хоть какие-то чувства. Их было пятнадцать — девять юношей и шесть девушек, которые были согласны с тем, что «Розовый Сад» в Кройдоне был именно тем клубом, в который стоило пойти, поскольку он мог похвастаться четырьмя этажами: «Гараж», «Хип-Хоп», «Ритм-энд-Блюз» и «Драм-эн-Басс». Никто не собирался появляться на месте сбора раньше одиннадцати, но, поскольку большинство вечеров они все равно проводили в этом квартале, им просто суждено было встретиться, чтобы выпить и покурить перед началом праздника.

Они столпились на тротуаре, невидяще глядя в сторону спортплощадки; желтые лампы в лестничных пролетах отбрасывали на асфальт пятна света. В основном все молчали. Сисси крепко прижималась к Валентину, как это часто бывает у влюбленных, всем своим видом показывая: этот парень — мой! Валентин отвечал ей тем же; обоих абсолютно не волновало присутствие остальных. Орин наблюдал за своей сестрой, нещадно дымя сигаретой; его лучший друг Малькольм стоял рядом, обмениваясь тихими шуточками с Алексом Картером (который стремительно превращался в Лучшего Парня района). Каролин напевала последнюю новинку от «Бокс»; Лила, Сиан и Софи подпевали, на удивление хорошо. Бенджи громко болтал с Робби о своей последней любовной победе. Райан последний раз глубоко затянулся и передал косяк Рэю.

Малыш Стэйси стоял, засунув руки в карманы; его лицо было напряженным и раздумчивым, словно в голове его роились тысячи мрачных мыслей. Он стоял, глядя, как приближается туман, вспоминая свою жизнь и размышляя, по какому пути она пойдет после полуночи, когда он вместе со всем остальным миром отважно вступит в следующее столетие. Он вполне мог признать это, но предпочитал обманывать сам себя. У каждого человека, где бы он ни находился, были свои теории касательно того, что будет дальше, но ни одна из теорий не казалась сколько-нибудь обещающей. Мать Стэйси полагала, что наступает конец света. Бенджи считал, что компьютеры захватят власть над миром, как это сделал Скайнет в «Терминаторе». Кузина Стэйси Надя говорила, что крайне правые фашисты начнут мировую войну, и жизнь чернокожих в Англии станет вдвое тяжелее. В свои шестнадцать Стэйси думал, что его жизнь и без того была достаточно тяжела; он не был уверен в том, что выдержит, если она станет еще хуже.

Всякий раз, когда Стэйси думал о наступлении нового тысячелетия, его нервы начинали гудеть подобно натянутым гитарным струнам. Страхи были похожи на острые ножи, пронзавшие его внутренности.

Рэй слегка сжал локоть Стэйси. Тот опустил глаза, взял из пальцев друга недокуренный косяк и медленно поднес ее к губам. Рэй повел плечами, сделал движение, словно нанося удар невидимому противнику, потом приподнялся на цыпочки и ухмыльнулся остальным.

— Жду не дождусь сегодняшнего, — искренне сообщил он остальным. Райан вопросительно поднял бровь.

— Да все будет отлично, вот увидишь! Тусовка будет в «Розовом саду» — прошлый раз там было просто классно.

— Точно! — крикнул Бенджи из того угла, откуда он услышал последнюю реплику.

— Классно было в «Саду» в прошлый раз; я там тоже был. Надеюсь, сегодня мы выдадим на полную катушку!

Никто ничего не сказал в ответ; девушки — потому что устали от постоянного подкалывания Бенджи, парни — потому что знали, что он прав. Стэйси обхватил себя руками; он дрожал от холода.

— Сегодня ночью будет холодно.

— Ну и что! — пискнула Кэролайн. Ей было шестнадцать, и она была очень красива. — Я просто хочу покурить и выпить, и оторваться, как смогу. Сегодня такая гулянка должна быть!

Стэйси выбросил окурок и снова сумрачно похлопал себя по бокам.

— Похоже, будет снег, — низким голосом проворчал он.

— Что ты говоришь, мать твою, снега не было уже года четыре или пять! — горячо возразил Рэй. — И сегодня ночью не видать тебе снега!

— В прошлом году снег был, и ты это знаешь, не фига тут! — ответил Стэйси. — Мы как раз тут и сидели, когда был снег!

— Это был не снег, — фыркнул Бенджи. — Настоящий снег должен лежать; а это дерьмо просто растеклось по асфальту, и все тут; ну, ты понял.

Он рассмеялся в лицо Стэйси и взмахнул своей бутылкой апельсинового «Хуча»:

— Кстати, о снеге…

Стэйси прищелкнул языком.

— Да, точно, единственно, почему снега нет — из-за этого дерьмового глобального потепления. В этой стране уже настоящие тропики, все эти безумные жуки и мошки летают вокруг каждое лето, а зимой нет снега. Меня от этого просто тошнит — я до смерти хочу убраться отсюда…

Стэйси снова прищелкнул языком, на этот раз — со злостью, потом вздохнул и снова принялся разглядывать клубящийся, ползущий по земле туман. Его молча оглядели, переглянулись, пожали плечами. Сиан, маленькая китаяночка в очках, повернулась к молодому человеку, сдвинув брови:

— Что с тобой такое?

Он плотнее обхватил себя руками, потом снова вздохнул и уронил руки.

— Ништяк, все в порядке…

— Точно? — присоединилась к разговору Лила. — Глядя на тебя, этого не скажешь.

— Верно говоришь, — подтвердила Сиан.

— Все с ним в порядке, дай братку расслабиться, — зарычал на девушек Бенджи. Он был одним из тех людей, которым всегда нужно говорить раз в десять громче окружающих. — Он вам уже сказал, что у него все круто, так что нечего тут над ним кудахтать…

— Отвали, Бенджи, — оборвала его Лила, резко развернувшись лицом к парню. — Стэйси, вроде как, из твоей компании, а ты даже не въезжаешь, когда с ним что-то не то творится. Барахло ты. И пасть у тебя слишком большая, ты слишком громко ее разеваешь, но ни одной долбанной умной мысли…

— Ну, да, да, и еще не только у меня здесь большая пасть, сечешь, о чем я? — фальшивым голосом пропел Бенджи. — Это все из-за той дряни, которую ты сейчас принимаешь, так, Ли? — Бенджи раскрыл рот и подвигал челюстью вверх-вниз, чтобы проиллюстрировать свои слова, что вызвало у ребят взрыв хохота. Райан начал петь «Проложи это в рот» Аркинеля; вокруг чуть не лопались от смеха. Лила одарила Бенджи взглядом, который мог и Медузу превратить в камень, но промолчала, понимая, что проиграла. Райан изобразил было партию ударных, завершавшую классический хит, но тут заметил что-то и указал на спортплощадку:

— Глядите…

Все, кроме Стэйси, (который теперь мрачно созерцал дорогу), посмотрели в указанном направлении. Через высокую стену площадки перебиралась фигура в капюшоне, как раз переваливавшая на уличную сторону; пока ребята наблюдали за ней, фигура перекинула левую ногу через ограду и рухнула на тротуар; потом незнакомец посмотрел в их сторону и поднял сжатую в кулак руку жестом приветствия. Райан прищурился:

— Эт-то еще что?

Малыш Стэйси поднял глаза с утомленным выражением лица, потом внезапно улыбнулся, узнав того, кто двигался сейчас в их направлении. Он кивнул и тоже поднял кулак; незнакомец приблизился к ним.

— Что такое, Немо? Что происходит?

Парень по прозвищу Немо стукнул кулаком о кулак Малыша Стэйси, потом тем же образом поприветствовал по очереди всех молодых людей. Куртка «Найк» с капюшоном, которую он носил, была покрыта пятнами всех цветов радуги; армейские штаны были примерно в том же состоянии. Маленький рюкзак за спиной погрохатывал при каждом его движении; рюкзак был таким же потрепанным и разноцветным, как и его хозяин.

— Все в порядке. Пришлось поработать, въезжаешь? Вы сегодня гуляете?

Вся компания согласно и охотно закивала.

— И куда направляетесь?

— В «Розовый Сад». Там сегодня гулянка, все туда собираются, — судя по всему, Малыш Стэйси был счастлив отправиться в этот вечер на праздник, хотя это была по большей части его идея, и именно у него оказалась украденная «Мастеркарта», которую они использовали для заказа билетов. Немо поднял бровь; его лицо, казавшееся одновременно юным и старым, было сосредоточенным и серьезным.

— Да, «Розовый Сад» — крутая тусовка, вы классно там оттянетесь.

— И что, ты тоже пойдешь, Немо? — спросила Сисси, по-прежнему обнимавшаяся с Валом. Немо покачал головой и бледно улыбнулся:

— Нет, парни, я давно все это прошел, догоняете? Я больше не тусуюсь. Я занимаюсь Искусством.

На это Малыш Стэйси улыбнулся, как гордый отец, которому его сын вслух рассказывает алфавит. Остальные переглянулись, нахмурившись, потом посмотрели на Немо так, словно он признался в дъяволопоклонничестве.

— Что, сегодня ты пишешь? — поинтересовался Стэйси.

Немо огляделся; было явно видно, что он не уверен, стоит ли раскрывать перед остальными свои планы. Он моргнул, откашлялся, прочищая горло, потом медленно заговорил.

— Да… у меня появилась такая идея… я тебе показывал наброски… Нужно этим заняться…

Теперь молодежь заинтересовалась; они подошли поближе к молодому человеку в капюшоне, явно желая узнать, что может оказаться более важным, чем празднование Нового Года. В особенности этого Нового Года. Орин прикурил очередную сигарету и сделал жест в сторону Немо:

— Это действительно вещь? Или фигня какая?

Немо фыркнул:

— Фигня? Брось, ты знаешь, я не из таких, кто фигней страдает, въезжаешь? А сегодня… я хочу сделать лучшую свою вещь, посвященную новому тысячелетию.

— И о чем там будет?

Немо усмехнулся, потом трижды постучал пальцем по кончику носа:

— Погоди, увидишь. Нужно просто подождать, и увидишь. Я не собираюсь рассказывать о своем плане действий, пока не пришло время. Я только скажу, что эта моя вещь о новом тысячелетии будет не только самой большой и лучшей из того, что давало Искусство этой страны за последнее время — она будет, к тому же, стратегически расположена так, что ее нельзя будет пропустить.

— Типа?.. — поинтересовался Стэйси.

— Этого я тоже пока не могу сказать, — смущенно признался Немо.

У ребят вырвался стон разочарования.

— Почему? — спросил Малькольм.

Немо невинным взглядом окинул их суровые лица:

— Потому что я не хочу рисковать, не хочу, чтобы хоть один человек знал, что я хочу сделать — просто, чтобы никто ничего не разболтал. Досужая болтовня может оказать мне паршивую услугу.

— Брось, парень, — настаивал Малыш Стэйси, которого не убедили слова друга. — Ты же с мужчинами разговариваешь…

— И с девушками, — вставила Кэролайн, но на нее никто не обратил внимания.

— Или ты думаешь, что мы такие болтуны и все растреплем? — продолжал Малыш.

— Да нет, конечно… Но будет лучше, если я пока придержу это при себе. Поверьте, все станет известно после сегодняшнего вечера — и поверьте, вы просто не сможете это пропустить. Вам что, трудно один день подождать?

Вся компания недовольно заворчала. Немо пожал плечами:

— Все равно мне еще нужно кое-что сделать. Попозже вы будете поблизости?

— Будем, будем, — ответил Стэйси. — По крайней мере, до десяти или половины одиннадцатого. Если сразу не найдешь, загляни на мою вечеринку. Можем вместе раскурить новогодний косячок, сечешь?

— Ладно, парень, — ответил Немо, снова вскинув кулак. — Я попозже к вам загляну, ничего?

— Нормально. Удачи тебе с твоими делами, — присоединился к хору прощаний Орин. Немо кивнул, потом развернулся и пошел на свою квартиру в «Бартоломью Хауз». Орин проводил его взглядом, потом покачал головой.

— Граффити, — он недовольно сплюнул. — Я-то думал, парень уже давно перестал этим заниматься.

— Да нет, — возразил Малыш Стэйси; по его лицу явственно можно было прочесть, что он знает больше остальных и гордится этим. — Парень делом занимается; и я тебе вот что скажу: если он говорит, что эта его штука, которую он готовит к новому тысячелетию, стоит того, чтобы на нее посмотреть, значит, так оно и есть…

… По дороге домой он вытащил из кармана маркер и принялся писать свое имя на стенах, сумрачно улыбаясь и качая головой, когда видел росписи Ксендо и Бузы, попадавшиеся почти с той же частотой, что и его собственные надписи. Он использовал жирные, свивающиеся буквы, соединявшиеся друг с другом — так, чтобы легче было писать, но пи этом начертанные так причудливо, что неопытный человек просто не сумел бы их прочесть. Хотя все знали его как Немо, и он по-прежнему писал это имя, когда ему это было удобно, последней его подписью было «Омен-99»: ей он пользовался уже шесть месяцев; разумеется, это было просто имя Немо, прочтенное с конца. Один приятель рассказал, что они зашли помочиться в туалетную комнатушку «Бургер Кинга» на Лестер-сквэйр и увидели высоко над своими головами эту надпись, сделанную красной аэрозольной краской на резервуаре с водой. Немо нравилось, когда ему рассказывали такие вещи.

По временам он писал имя «Риск», хотя и не пользовался им уже год или два, так что только олдовые парни, занимавшиеся граффити, знали его как Риска. Он всерьез занимался Искусством с двенадцати лет; теперь ему было двадцать три, он пристрастился к наркотикам, как любой нормальный человек с нормальным хобби. С тех самых пор, когда он посмотрел фильм «Дикий стиль», Немо захотелось делать то, что нью-йоркские художники граффити умели лучше всего: расписывать именами, надписями, рисунками стены домов, целиком разрисовывать автомобили… Конечно, пробраться в парк поездов было сложнее, чем в Штатах, но с компанией семерых ребят-единомышленников, известных как ВВГ — Вандалы Внутреннего Города, Немо хорошенько постарался, расписав названием своей группы каждый поезд, свободную стену или здание. К тому времени, когда он справил свой девятнадцатый день рождения, ВВГ уже почти три месяца как разошлись из-за внутренних споров и разногласий. С тех пор Немо работал один: поначалу это пугало, но со временем он научился любить и ценить такое одиночество.

Неожиданный шум раздался позади как раз в тот момент, когда он выводил вторую девятку; он вздрогнул и стремительно обернулся: дорогу напротив переходил высокий чернокожий человек средних лет. Он посмотрел прямо на Немо. Молодой человек быстро спрятал орудия производства и, засунув руки в карманы, развернулся на каблуках. Чернокожий продолжал разглядывать Немо; заметив эту попытку прикинуться невинным, он улыбнулся.

— Не бойся! — крикнул чернокожий и махнул рукой, прежде чем развернуться и зашагать прочь. Немо медленно двинулся следом, еле заметно улыбнувшись: чувствовал он себя прекрасно. Похоже, не все ненавидели художников граффити. В общем-то, это происшествие можно было счесть добрым предзнаменованием, сулившим удачу сегодняшней затее.

Мужчина прошел мимо дома, где жили ребята, и направился к «новому» концу Гринсайда, беспечно помахивая пластиковым пакетом. Немо пересек дорогу у «Бартоломью» и увидел компанию девчонок, прислонившихся к дверям у входа. Он беззвучно застонал; его шаг, против воли, замедлился.

Ванесса, самая высокая и самая красивая изо всех четырех девушек, отделилась от группы и пошла к Немо с улыбкой, способной растопить даже ледяное сердце.

— Привет, Немо, — пропела она, приближаясь к нему легким шагом, чуть покачивая бедрами. — Что происходит в твоем мире?

— Все то же дерьмо, — грубовато ответил художник граффити, небрежно дернув плечом. — Я просто прогуливаюсь, гружу народ, кое-что рисую… ну, в общем, понятно…

Он остановился у входа в здание, равнодушно разглядывая Ванессу и ее подружек. Сама Ванесса и ее лучшая подруга Барбара (которую все, кто ее знал, называли Буза были из «Каннингем Хауз», самого нового здания в Гринсайде. У Ванессы была спортивная фигура и каштановые волосы; к девятнадцати годам у нее хватало и академических знаний, и мудрости улиц. Она переехала сюда со своей сестрой-калекой три месяца назад и сейчас обучалась высокому искусству, мечтая когда-нибудь в будущем стать модельером. Они с Бузой с ума сходили по граффити, а это неизбежно влекло их к Немо, одному из самых плодовитых художников в Западном Лондоне. Их внимание льстило Немо, однако очевидная, почти навязчивая привлекательность девушки пробуждала в нем инстинкт одиночки: ему хотелось бежать от нее в поисках укрытия. Симпатичная и любящая повеселиться Буза, в то же время, была с ним в прекрасных отношениях: их соединяла уютная платоническая дружба, основанная на их обоюдной любви к Искусству.

При его последних словах Ванесса скривилась и угрожающе уперла руки в бока:

— Почему так получается, что ты никогда не зовешь нас с Би с собой, когда отправляешься гулять? Мы тоже хотим рисовать наши знаки!

Ванесса была владелицей знака «Ксендо», а Буза просто писала свое прозвище. Они постоянно засыпали Немо просьбами научить их своему искусству; однако он все время отказывался, говоря, что научить этому невозможно. Тем не менее, попытки убедить девушек оставить его в покое не увенчались успехом. Пока.

— О, брось, у меня нет времени ставить всех и каждого в известность о любом своем движении. Я ничего не планирую, ничего подобного, просто делаю это, когда у меня появляется такое настроение.

— Было бы неплохо, если бы ты все-таки предупреждал нас, — вскользь обронила Буза. — Ну, мы и так видели то, что ты сделал в индустриальном районе на Мобли Уэй. Это было здорово. Неужели ты думаешь, что мы сами сможем научиться делать это так же хорошо? Нам нужно, чтобы ты помог нам.

Требования девушек начинали действовать ему на нервы. Он терпеть не мог, когда на него давили — в особенности эти художницы-недоучки, которые, похоже, хотели навязать ему тот образ жизни, что был им по душе. Он скривился и фыркнул носом:

— Я ничего от вас не жду…

Словно что-то оборвалось в Ванессе: она резко, со злостью развернулась к нему:

— Почему ты всегда так себя ведешь? — внезапно выплюнула она; ее лицо помрачнело, на нем читалась угроза. — Что мы сделали, что ты так с нами обращаешься?

Немо молча посмотрел на обеих девушек, не зная, как ответить на вопрос Ванессы. Он прищелкнул языком и решил, что больше не намерен это терпеть.

— Мать вашу, я не собираюсь с этим возиться…

В возбуждении от зашагал мимо них, коротко кивнув другим двум девушкам, Мелинде и Кэйт, потом пошел к лифтам, ни разу не обернувшись, провожаемый руганью и проклятиями. Уже в лифте, поднимающемся на одиннадцатый этаж, он прижался лбом к стенке лифта, потом осознал, что делает, и резко отскочил.

Что ж, ты мог и получше с этим управиться, сказал он себе, глядя на светящиеся цифры, бегущие по потолку лифта. Он терпеть не мог так грубо разговаривать с людьми, но большей частью это выходило бессознательно — реакция, которую ему трудно было сдержать. На самом деле, Ванесса была вовсе не такой уж плохой и совершенно не заслуживала столь жесткого обращения; но он был одиночкой и не любил, когда его свободу стесняли. Уже теперь, спустя всего несколько минут после того, как он так обошелся с девушкой, ему хотелось извиниться перед ней, — но он понимал, что не может этого сделать; он уже знал, что ни разум, ни язык не послушаются его.

Этаж, на котором он жил, был темен и мрачен. Немо не обращал на это внимания; он вошел в квартиру, щелкнул выключателем и с треском захлопнул дверь. Теперь он жил один, но раньше делил квартиру с двумя спальнями со своей бабушкой, которая умерла почти год назад. После этого городской совет с неудовольствием предоставил квартиру в полное его распоряжение. Гостиная и кухня остались такими же, как при бабушке; но на дверях туалета и на обоях появлялись маленькие рисунки и надписи, сделанные шариковой ручкой и попадавшиеся все чаще по мере приближения к комнате Немо — наследие его приятелей-художников, которые посещали эту квартиру. Дверь спальни была вся покрыта надписями, почти невозможно было понять, что когда-то она была покрашена в белый цвет. Немо сбросил рюкзак со спины, держа его в левой руке, повернул ручку двери и вошел в комнату, которая за годы успела стать чем-то вроде святилища языческому богу граффити.

Самую большую стену полностью занимала огромная фреска, сделанная аэрозольной краской и представлявшая собой иллюстрированную надпись «Я люблю граффити». Под этой надписью был изображен стоящий у кирпичной стены херувим шести футов высотой, вся одежда которого состояла из фигового листка; херувим небрежно держал баллончик с аэрозолем. Он только что закончил рисовать огромное сердечко. Колчан херувима вместо стрел был заполнен баллончиками с аэрозолями. На противоположной стене висел прикрепленный кнопками к потолку лист, закрывавший ее целиком; здесь разместилась картина в «диком» стиле, сделанная Немо много лет назад и носившая название «Городская лихорадка». Телевизор и видеомагнитофон были небрежно пристроены на стуле посередине комнаты. Вместо постели в комнате был брошенный прямо на пол матрас; по полу были раскиданы насадки, колпачки, клочки бумаги, ручки, баллончики с краской и журналы…

Единственным прибранным местом в комнате был маленький стол и стул в углу. На столе стояла кружка с разноцветными ручками, над ним висела полка, плотно уставленная книжками и папками с набросками. На столешнице был разложен лист формата А3, казавшийся, на первый взгляд, разноцветной мозаикой. Немо подошел к листку, бросил на пол рюкзак и откинул капюшон; его глаза горели от гордости, он пожирал взглядом каждую линию, каждую букву… Это была лучшая его работа. Его мечта. Венец его достижений. Это было его Творение Тысячелетия.

За три месяца он истратил восемь листов формата А3 и четыре коробки цветных карандашей, чтобы создать этот титанический образчик своего искусства. Слова «Счастливого Нового 2000 года!» взрывались на листе разноцветием красок, а огромный мускулистый чернокожий человек, стоявший за надписью, обхватывал ее руками, словно бы хотел сдавить буквы, спрессовать их вместе. Ноги великана, обтянутых джинсами, тонули в круговерти танцующих фигур, изображавших людей всех рас, полов и возрастов.

Этой его работы никто не видел. Это была сверхсекретная работа, о которой он не рассказывал никому из сотен знакомых художников, и про которую даже никогда не упоминал до сегодняшнего дня. Один Бог знает, почему он рассказал о своих намерениях Малышу Стэйси и его компании. Наверное, потому, что ему нравился этот парень: Стэйси был умным и забавным, его интуиция делала юношу мудрее своих лет; кроме того, у парня был здоровый интерес к Искусству. Несколько раз Немо брал с собой семнадцатилетнего Стэйси — и впервые за все время был доволен тем, что у него есть соучастник. Конечно, слишком рано было говорить о том, чего мог стоить Стэйси с баллончиком краски в руках, но, судя по тем его работам в карандаше, которые видел Немо, парень обещал стать потрясающим художником граффити.

Немо с неудовольствием признался себе, что ему было одиноко. С тех самых пор, когда умерла его бабушка, квартира всегда была холодной и слишком тихой; кроме того, Немо по-прежнему чувствовал, что ее дух все еще витает в квартире, словно бы присматривая за ним. Не то чтобы это пугало его — ничего подобного; однако, по чести сказать, иногда ему хотелось бы слышать здесь еще чей-нибудь голос. Желательно — женский. Черт побери, уже почти наступил новый век — а он жил один, работал один, играл один… Немо нужен был компаньон. Он был просто слишком упрямым и стеснительным, чтобы самому предпринимать какие-то шаги.

Молодой человек посмотрел на часы; потом прошел к постели и, потянувшись, взял портативный приемник. «Полночь-ФМ» (бывшая пиратская радиостанция района) получила трехмесячную лицензию, которая прихватывала еще и один месяц нового года. Комнату Немо тотчас заполнила музыка; секунду били барабаны и звучали басы, потом мелодия поднялась вверх, в нее ворвался голос ведущего, заставивший молодого человека улыбнуться. Немо потянулся за пепельницей, нашел в ней недокуренный бычок и с наслаждением прикурил.

— Перемотай это назад, ди-джей, ты ведь знаешь — это то, что надо… Сегодня «Полночь-ФМ» проходится по мотивам прошлого года, сегодня у нас — звуки прошлого. Сейчас вы слышали «Баста-Баста Раймз» для той штуки, «Все остается сырым»… Так мы проводим полночь: выберите мелодию… Началась музыка, загудели барабаны: песня была именно такой, какой запомнил ее Немо. Он постарался забыть о своем одиночестве, кивнул, глубоко затянулся и прикрыл глаза, наслаждаясь мыслью о том, что его час почти уже пришел.

Малыш Стэйси собирался на вечеринку весьма неспешно: он медленно вымылся, невероятно медленно оделся; к тому времени, когда он гордо созерцал результат в большом зеркале спальни, он все еще не знал, действительно ли собирается туда идти. На нем была небесно-голубая рубашка от Ива Сен-Лорана, поблескивавшая в неярком электрическом свете, и пара совершенно новых джинсов от Версаче; и то, и другое он купил по «Мастеркарте». Его волосы были подстрижен не далее как этим вечером. Его тренажеры были куплены в местном отделении «Джей-Ди Спортс» в Хаммерсмите.

Для семнадцатилетнего подростка его комната была на удивление чистой и опрятной. В ней стояла дорогая двуспальная кровать, покрытая многоцветным покрывалом, сосновый шкаф от ИКЕА и, под стать ему, туалетный столик, а в углу поместился аудиовидеоцентр «Сони». Стены были оклеены сиреневыми обоями. Наверху шкафа стояли коробки с тренажерами и обувью, за приоткрытой дверцей виднелся ряд костюмов, рубашек, маек, джинсов и брюк. Его мать никогда не спрашивала, откуда у него деньги на все это: у нее тоже были свои способы сводить концы с концами. В целом, у молодого человека была весьма спокойная домашняя жизнь, если не считать редких ссор со старшим братом.

Стэйси тоже слушал ночное шоу «Полуночи», хотя и вполуха, не вслушиваясь. Он снова посмотрел на себя в зеркало. Выглядел он отлично. Но почему же тогда, хотя все выглядело, вроде бы, нормально, ему казалось, что что-то не так? Он вздохнул и повалился на постель как раз в тот момент, когда в дверь его спальни громко постучали. Он выключил радио, включил телевизор и, не глядя, крикнул:

— Входите!

В комнату вошла его мать, Гейла, в черном облегающем мини-платье, в туфлях на высоком каблуке; она раскинула руки и широко улыбнулась сыну.

— Та-да! — пропела она своим хрипловатым голосом. Стэйси посмотрел на нее.

— Ну, скажи, как я тебе? Я выгляжу сексуальной, разве нет?

Стэйси одарил ее несчастным взглядом, потом снова повернулся к телевизору.

— Да, мам, ты выглядишь очень сексуально, — пробормотал он. — Значит, сегодня ты идешь с Льюисом?

— Угу… — улыбнулась Гейла. — Он приглашает меня на ужин, а потом, скажу тебе, мы пойдем на вечеринку…

Она прошла несколько шагов танцующим шагом; Стэйси невольно рассмеялся. Льюис был отцом Сисси и Орина и приятелем его матери. У Гейла был с ним роман последние два года — и, похоже, они были счастливы вместе. Стэйси был рад за мать, хотя его старшего брата Никки, похоже, несколько шокировала вся эта история.

— А ты, значит, все-таки собираешься в «Розовый Сад»? — продолжала Гейла, выискивая в его пепельнице окурок подлиннее; найдя, прикурила и жадно затянулась. Стэйси не обратил на это внимания: он уже давно привык к своей матери.

— Да… думаю, да… Хм-м… вообще-то не знаю…

Она прищурилась, пристально вгляделась в сына, наконец, поняв его состояние и увидев мрачное выражение на его лице:

— С тобой все в порядке?

Пауза. Он серьезно задумался над вопросом; с его языка чуть было не сорвался резкий ответ, но он вовремя вспомнил, что говорит с матерью — а по ее представлениям, завтра они все вполне могли погибнуть. Он решил не беспокоить ее.

— Нет, все в порядке, мама. Я просто боюсь — боюсь того, что с нами может случиться завтра. Каждый раз, когда я думаю об этом, у меня сердце в пятки уходит. Я пытался рассказать об этом Рошель, но она только сказала, что это глупо и по-детски… А я ничего не могу с собой поделать. Я и вправду думаю, что случится что-то плохое, мама. И мне так страшно…

Раздался звонок в дверь. Мать с облегчением обернулась, потом снова перевела взгляд на сына и посмотрела на него с жалостью. Подойдя к сыну, она положила теплую ладонь ему на лоб:

— Все будет хорошо, Стэйс, сегодня ночью ничего плохого не случится. Это праздник, шаг в новую эру…

— Раньше ты совсем не так говорила! — возразил он. — Ты говорила, что наступает конец света, и все такое!

Гейла пожала плечами, снова взглянув на дверь спальни. Раздался новый звонок, громче и настойчивее. Стэйси понял, что утратил внимание матери — по крайней мере, на данный момент. Поэтому он перестал обращать внимание на ее руку, уставившись в экран. У Гейлы был такой вид, словно она разрывается пополам.

— Ты же меня знаешь, дорогой — я вечно болтаю всякую ерунду… ты не должен все это слушать, хорошо?

— Хорошо, хорошо, — проворчал он, потеряв интерес к разговору. — Ты лучше иди, куда собиралась, а то Льюис окончательно разозлится.

Больше ничего его матери говорить и не нужно было.

— Отлично, тогда я пошла, — пропела она, посылая ему воздушный поцелуй. — Увидимся! И не волнуйся, никаких стихийных бедствий и войн не будет; это просто Новый Год, такой же, как и все остальные. Хорошо?

— Хорошо… Счастливо повеселиться.

— Тебе тоже, дорогой. Счастливого тысячелетия.

— Да, мам. Счастливого тысячелетия.

Когда мать вышла из комнаты, он позволил себе откинуться на диван. Он чувствовал себя одиноким. Безнадежно. Похоже, никто не понимал, что он чувствует.

Хлопнула входная дверь. Лежа с закрытыми глазами, он слышал, как открылась дверь его спальни, как прошуршали внутрь шаги. Он не поднялся, просто заговорил громко, хотя его голос заглушало покрывало:

— Мать вашу, постучать, что ли, нельзя?

— Заткни пасть. Дай лучше курнуть.

— Не.

— Что?

Он поднял глаза и увидел своего братца Ника: тот возвышался над ним, огромный, одетый в канареечно-желтый костюм от «Эксель»; узкая пурпурная бандана удерживала в относительном порядке его буйную шевелюру. Он пошел в своего отца (который вовсе не был отцом Стэйси) и был большим, сильным и широкогрудым. Никки было двадцать пять, и он был «скверным парнем» Гринсайда, цель жизни которого, похоже, заключалась в том, чтобы превратить все существование своего брата в сплошное несчастье.

— Я же тебе сказал, нет ничего, — зло выплюнул Стэйси. У него действительно не было настроения этим заниматься.

— Не ври, парень, я чую запах травки. У тебя всегда есть, я же знаю, — Никки пошел к шкафу Стэйси и начал вытаскивать ящики, разыскивая травку. Малыш Стэйси поднялся с кровати и уставился на своего брата.

— Отвали к матери от моих ящиков, нечего тут хозяйничать в моей комнате. Иди ищи сам, где хочешь и отвяжись от меня!

Никки цыкнул зубом и продолжил рыться в вещах.

— Точно тебе говорю, ты тут ничего не найдешь.

Никки еще покопался в ящиках, повыдвигав их все, пока не понял, что Стэйси был прав. Он фыркнул, захлопнул шкаф, поднялся и пошел к выходу.

— Сопляк поганый, — зло фыркнул он, прежде чем с грохотом захлопнул дверь спальни.

Стэйси закатил глаза, сделал не вполне приличный жест в сторону двери, потом перевернулся на спину и уставился в потолок. У него и без того болела голова, ему вовсе не нужен был еще и братец, чтобы ухудшить состояние. Может быть, все происходящее было дурным предзнаменованием перед грядущей ночью. Может быть, ему не стоит идти на сегодняшнюю вечеринку. Но, с другой стороны, если не пойти, то что же он будет делать? Он же точно не станет болтаться по Гринсайду в ожидании наступления 2000 года. Тогда — что же ему делать?

Некоторое время он размышлял о том, чтобы позвонить своей девушке Рошель и сказать ей, что сегодня он не придет. Он знал, что она расстроится. Знал, что она не поймет. Рошель была мечтой цвета черного дерева, состоявшей исключительно из изгибов и мягких округлостей — и при этом такая же серьезная и деловая, как и все остальные его друзья. Они хорошо работали вместе, их семьи любили друг друга, да и сами они выглядели неплохо. Она была утесом среди волн его штормовой уличной жизни, хотя иногда он и задумывался о том, кто из них двоих больше вовлечен во все сложности этой жизни.

Он поднялся с постели, пошел к двери спальни и тихо, так, чтобы не услышал Никки, повернул замок. Потом прокрался к шкафу и сдвинул его так, чтобы шкаф встал под углом к стене. Он наклонился и вытащил толстый пакет, завернутый в полотенце; потом бросил пакет на кровать, развернул полотенце и уставился внутрь, как зачарованный.

Там лежало полкило травы: по крайней мере, двадцать готовых десятифунтовых пакетиков марихуаны. Бенджи приберег немного крэка, а у Орина имелось экстази — они втроем решили, что поставят всю вечеринку на уши. Рошель и остальные девушки заявили, что не против подержать наркотики у себя, пока охранника «Розового Сада» будут обыскивать ребят, так что все должно было выйти круто. Именно поэтому он и не мог остаться сегодня дома. Нужно было сделать деньги и устроить веселье.

Почти в тот же момент он услышал легкое постукивание в дверь. Встревоженный, он спрыгнул с кровати и оглядел комнату, словно внутрь уже ворвалась целая бригада полиции с ордерами на обыск и собаками, натасканными на поиск наркотиков. Его взгляд стал жестким и сосредоточенным.

— Кто здесь? — рявкнул он.

— Немо, — ответствовал голос из-за двери. — Пришел насчет того дела с тысячелетием, ну, ты понял.

Лицо Малыша Стэйси снова помолодело от облегчения. Он выдохнул и немного расслабился.

— Погоди! — крикнул он художнику граффити, поднимая один из десятка пакетиков и засовывая его в карман. Затем он снова завернул траву в полотенце и придвинул шкаф к стене. За дверью преувеличенно громко и утомленно вздыхал Немо.

— Ну, давай же, чем ты там занят, приятель — фокус готовишь?

— Вроде того, — проворчал в ответ Стэйси, открывая дверь. Немо зашел внутрь; в мотавшемся на его спине рюкзаке что-то звякало — явно банки с аэрозолем. Судя по его виду, под курткой с капюшоном на нем было надето пол крайней мере два свитера, а лицо его было наполовину закрыто толстым шарфом. Юноши крепко пожали друг другу руки, потом Немо шагнул назад к двери и плотно закрыл ее. Он стянул с лица шарф, открыв рот, и заговорил хриплым шепотом:

— Эй, что это с твоим братцем, Стэйс? Он выглядел так, как будто готов был в клочья меня разорвать…

Стэйси пожал плечами.

— Не обращай внимания на моего братца, он просто курит слишком много дерьма, — безразлично объяснил он; заметив рюкзак, ткнул в него пальцем и, улыбаясь, спросил: — Это все для сегодняшнего дня, точно?

— Точно, точно… — Немо присел на постель и улыбнулся в ответ. — Не могу дождаться — я обещаю, это будет лучшим, что я когда-нибудь делал. Правда. Я ухватил самый дух, все будет отлично…

Он умолк, по-прежнему улыбаясь в пространство. Стэйси присел рядом; он немного завидовал хорошему настроению друга.

— Хочешь шмальнуть?

— Только с тобой.

— Да ну, брось, мне не в напряг…

— Ах-х… хорошо, тогда давай «Ризлу».

Стэйси порылся в кармане, вытащил пакетик и передал его приятелю, а сам снова включил радио. Некоторое время оба сидели молча. По радио передавал рэп в вольном стиле, и минут пять оба сосредоточенно слушали.

— Брер классно выдает, — в конце концов, заметил Немо, затянувшись последний раз. Стэйси согласно кивнул:

— Точно, это круто… Когда начинаешь, Мо?

Художник граффити скорчил гримасу:

— Думаю, когда у меня будет настроение. Сейчас пока нет.

— Хотел бы я пойти вместе с тобой.

Немо повернулся к юноше и серьезно посмотрел на него, хотя его глаза и слегка туманились:

— Почему бы и нет? Я не откажусь, если кто решит мне помочь, въезжаешь? Ты раньше ничего такого не делал, а?

— Не-а… — с минуту Малыш Стейси выглядел растерянным и несколько ошеломленным, Потом покачал головой, словно вспомнил внезапно все, что должен был еще сделать. — Нет, не смогу, приятель. Сегодня ночью мне нужно еще кое-что сделать, Мо, — я не могу войти в следующий век с ветром в карманах, понимаешь?

— Ну, судя по твоему виду, с этим у тебя все в порядке, — заметил его друг. Стэйси забавно пошевелил носом, словно собирался усмехнуться, и рассеянно потер лоб:

— Верно, но мне нужно держать марку. Продолжать вкалывать, понимаешь? Все это даром не дается.

Немо медленно кивнул:

— Ладно, тогда все ясно. Но если передумаешь и решишь пойти со мной, я буду только за.

— Где ты будешь?

— Знаешь ту большую стену, которая проходит вдоль здания «Би-Би-Си», в парке «Би-Би-Си»?

На минуту в комнате повисло молчание, потом глаза Стэйси расширились, став похожими на блюдца. Увидев появившееся на его лице выражение, Немо рассмеялся.

— Что?

Стейси потряс головой, потом присоединился к смеху друга.

— Да, братишка! — хихикнул он, коснувшись сжатого кулака Немо. — Богом клянусь, ты просто сумасшедший!

— Ты меня знаешь, приятель, — скромно ответил Немо.

«Нокиа» Малыша Стейси запищала настойчиво, как одинокий ребенок, требующий внимания. Стэйси перекатился по кровати и быстро взял трубку. Она выпала из его руки и со стуком упала на пол.

— Мать!..

Телефон все еще звонил. Стэйси резко свесился с постели, сгреб его и нажал на кнопку.

— Да, да… Ну, все в порядке, дети, что случилось… Да? О, я просто уронил этот чертов телефон, вот и все… Ничего, все в порядке… Да… Я по любому собираюсь с тобой скоро связаться, просто сначала нужно достучаться до Рэя… Он собирается в этом участвовать? Я буду через час, не больше… Хорошо, малышки… Скоро буду…

Он дал отбой. Немо улыбался.

— Рошель?

Стэйси улыбнулся в ответ и кивнул:

— Точно. Она молодец, даже дала мне немного денег, чтобы я мог затариться травкой. Ей тоже семнадцать, но она настоящий свой парень.

— Значит, сегодня ты точно идешь на праздник?

Малыш Стэйси медленно кивнул:

— Да, похоже на то, верно? Я не могу их так вот кинуть, они на меня полагаются, понимаешь?

— Да не волнуйся ты…

Немо поднялся с кровати и дотронулся до руки Стэйси:

— Жаль, конечно, но вы там повеселитесь и за меня, ладно?

— Конечно! Если что, буду возвращаться из «Сада» — может, буду проходить мимо парка «Би-Би-Си», тогда я к тебе подскочу. Посмотрю, что там делается…

— Клево. Ну, будь осторожен.

— Обязательно.

Стэйси следил за уходящим Немо, не испытывая особенного разочарования. Его скверные предчувствия нимало не уменьшились — просто другие мысли вытеснили их, загнав в дальний уголок сознания. Но когда он снова остался один в комнате, эти мысли вернулись с беспощадной ясностью. Через пять минут после ухода Немо он взял свою куртку, ключи и мобильник и решил немедленно отправиться к Рэю.

Час почти настал. Немо двигался словно бы в сюрреалистическом мире снов — шел среди домов, образовывавших западную границу его района, по улицам, которые сейчас наполняли бессчетные толпы людей… Звуки свистков и рожков звучали теперь громче, из некоторых квартир доносился гром музыки и гомон голосов, хотя света там и не зажигали. С востока район до него доносилась еще более громкая музыка: там праздник отмечали прямо на улице. Над головами людей плыли дирижабли крупных компаний, похожие на мыльные пузыри, и с ними вместе плыли слова приветствия новому тысячелетию. Огромные электронные часы на крыше «Денвер Хауз» отсчитывали минуты и секунды; 10.05:35… 36… 37…

Немо не обращал на это внимания. Часы его не интересовали.

Он слышал, как его окликают; он махал рукой в ответ, обменивался приветствиями и двигался дальше. Все его существо наполнял почти животный восторг; пальцы сжимались и разжимались — они оцепенели от холода, но не могли дождаться того мига, когда можно будет начать работу. Глаза Немо горели фанатичным огнем.

Он проходил мимо магазинов, когда снова увидел четырех девушек — Ванессу, Бузу, Кэйт и Мелинду, — пивших шампанское из маленьких бутылочек и куривших сигареты, являвших собой живую рекламу продажи спиртного на вынос. Ему стало достаточно скверно — до того, что захотелось пройти мимо, но огромным усилием воли он подавил в себе это желание; вместо этого он направился прямо к веселой компании. Похоже, его действия сильно удивили Бузу и ее подружек; Ванесса отвернулась, словно бы и не заметила Немо. Он встал прямо перед ней и посмотрел ей прямо в лицо. Ванесса его игнорировала.

Буза (его добрая подруга Буза!) дала ему небольшую передышку:

— Привет, Немо, как дела?

— Все в порядке. Вы в порядке, Мелинда, Кэйт?

— Да-а, — ответили девушки; они были слишком заняты разглядыванием их с Ванессой, чтобы сказать что-нибудь более толковое.

— Ванесса, можно тебя на минуточку — на пару слов? — немного неловко спросил он. Она скрестила на груди руки и одарила его пронизывающим взглядом, чуть вздернув верхнюю губу, как рассерженная кошка.

— Зачем?

— Я просто хочу с тобой поговорить, не нужно так со мной…

Она уронила руки; лицо ее сохраняло рассерженное выражение. Ее голос прозвучал громко и эмоционально:

— Почему это не нужно? Ты-то ловишь кайф от того, что именно так со мной обращаешься безо всяких причин, Немо. Я тебе ничего не сделала для того, чтобы ты меня опускал так, как ты это обычно делаешь! Ты должен быть благодарен за то, что кого-то настолько интересуешь ты и то, что ты делаешь, а не вести себя так, словно я пиявка какая, которая грозит досуха высосать твой талант! Мне сдается, это не со мной, а с тобой не все в порядке, и…

Немо оглядел остальных девушек, немного посмотрел в небо, потом снова развернулся к Ванессе.

— Я знаю…

Она остановилась на середине фразы; моргнула.

— Что?..

— Я сказал, я… — он снова посмотрел на Бузу. Девушка казалась ошеломленной; она стояла, чуть приоткрыв рот, но уголки губ начали приподниматься в улыбке. Мелинда и Кэйт выглядели почти так же. Немо снова заговорил с Ванессой:

— Послушай, можно просто поговорить с тобой? На пару секунд — вон туда?

Он указал на маленький парк напротив через дорогу. Ванесса молча кивнула; они оба развернулись и пошли к воротам парка, остановились там и посмотрели друг на друга. Над ними взвизгивали и взрывались фейерверки, рассыпались множеством пучков разноцветных огней, бесчисленным множеством цветов. Самый воздух был насыщен электричеством; они оба это чувствовали.

— Я правильно тебя поняла? — начала Ванесса; на ее лице удивление мешалось с неуверенностью.

— Да, правильно, и не надо больше об этом, потому что и без этого чертовски тяжело. Самое главное — я хочу, чтобы ты пошла со мной сегодня. Туда, где я буду рисовать. Я хочу сказать, мне действительно нужно твое общество. Ты хочешь пойти?

Она уперла руки в бедра и прищелкнула языком:

— Это что, извинения?

Немо вздохнул.

— Брось, Несса — я знаю, что до этого вел себя паршиво, я понимаю, что это было свинством. Мне… мне правда тяжело все это дерьмо, поэтому, может, ты облегчишь мне задачу?

— То есть, я должна чувствовать себя виноватой? Или пожалеть тебя? Почему я должна что-то тебе облегчать? Разве ты это для меня сделал?

Новые фейерверки. На этот раз белые, словно маленькие молнии, высветившие фигуры стоявших через дорогу подруг Ванессы. Мимо прошла компания парней; задержалась и вступила в разговор. Девушки отвечали небрежно, все их внимание было поглощено сценой, разыгрывавшейся напротив.

— Ну, Мелинда, тогда дай мне свой телефон, что ли.

— У тебя есть парень? Я знаю, что у тебя есть парень, точно?

— У меня кое-что есть, Буза — пойдем, встретим Новый Год вместе…

В конце концов, Мелинда обернулась к парням и яростно набросилась на них:

— Почему бы тебе не отвалить, Джейсон? Мы никуда не собираемся, не хотим выпить — мы ждем свою подругу, а потом пойдем на уличный праздник, ясно?

Парень, которого назвали Джейсоном, сунул руки в карманы и тряхнул заново отросшими волосами:

— Ладно, и хрен с вами, отваливайте, — прорычал он и пошел прочь вместе со своими приятелями. Буза услышала последнюю фразу и развернулась к удаляющейся компании:

— С чего это мы должны отваливать, Джейсон? Вы думаете, вы крутые мужики? Да вы просто пацаны сопливые! Валите домой, играйте там в мужчин!

Один из молодых людей, смуглый и массивный, хотел было повернуть назад, но его друзья, включая и Джейсона, остановили его и увели за собой. Было видно, что они крайне недовольны. Забыв о них, девушки снова повернулись к Ванессе и Немо.

— Ну, так что, идешь ты со мной, или нет? — с явным раздражением говорил Немо.

Девушка закатила глаза и отвернулась, словно бы вглядываясь в угольную черноту за воротами парка:

— Видишь, Немо, ты даже попросить нормально не можешь — с чего же мне хотеть с тобой идти?

Он вздохнул — но вздох этот был пропитан злостью:

— Да с того, что ты сама этого хотела, — зашипел он на нее, понимая, что выглядит и поступает глупо. — Послушай, мы ведь друзья, верно?

— Иногда — когда ты в настроении.

— Но мы ведь дружим с тобой, разве нет? Если бы кто-то спросил тебя, друзья ли мы, что бы ты сказала?

— Немо…

— Нет, ты ответь — что бы ты сказала?

Ванесса начала нервно постукивать пальцами по запястью; теперь она снова избегала смотреть в лицо Немо.

— Я бы сказала — да, дружим, а что? Что же мне еще говорить?

— Потому что до сегодняшнего дня мы ни разу не ссорились, так?

В голосе Немо слышалось отчаянье. Как ни странно, Ванесса поняла, что не испытывает от этого ни малейшего удовольствия. Но ей все-таки нужно было высказаться.

— Да, до сегодняшнего дня мы ни разу не ссорились, но это не означает, что ты хоть когда-нибудь относился ко мне как к другу, Немо. По правде сказать, обычно ты ведешь себя грубо, заносчиво, надменно…

Немо широко открыл рот, задохнувшись от удивления:

— Что?..

— Проклятье! Это правда, Немо, и нечего на меня так пялиться, ты знаешь, что я не вру!

Некоторое время ему пришлось собираться с мыслями и подыскивать слова в свою защиту. Слова Ванессы казались ему горстью острых булавок.

— Несса, послушай, может, ты позволишь мне все-таки извиниться и сказать, что я сожалею? Послушай меня: я прошу прощения. Я в полном дерьме. Я был не прав. Ну, теперь-то все нормально, и мы можем идти?

Долгое молчание. Они смотрели друг на друга так долго и пристально, что сами испугались этого и отвели взгляды. Немо почувствовал, что что-то внутри него сжимается: за долгие годы он никогда не позволял себе такого. Внутри была какая-то пустота, которую он жаждал заполнить; ему отчаянно захотелось снова увидеть отражение этого чувства в глазах Ванессы.

К сожалению, она стояла, опустив голову, глядя на грязный тротуар под ногами. Она глубоко вздохнула: сердце Немо подпрыгнуло и забилось где-то в горле.

— Нет, не все нормально, но это неважно, — осторожно проговорила она. — Не думаю, чтобы мне хоть раз приходилось видеть тебя таким виноватым за все время нашего знакомства. Думаю, на этом можно и успокоиться.

Немо поскреб голову под капюшоном и несколько смущенно пожал плечами. Ванесса повторила его движение и сделала несколько шажков к нему.

— Неужели ты никогда не снимаешь этот капюшон? Иногда было бы неплохо видеть твое лицо…

Он откинул капюшон на плечи. Ванесса улыбнулась, и он улыбнулся в ответ; и долго они стояли так.

Стоявшие через дорогу Мелинда и Кэйт выглядели озадаченными.

— Что происходит? — быстро проговорила Мелинда, сдвинув брови. — Может, нам надо пойти через дорогу и напомнить ей, что нам пора?

На лице Бузы появилась медленная улыбка, которую она не могла прогнать.

— Нет, оставь ее, — не отрывая глаз от парочки у ворот, усмехнулась она. — По правде сказать, не думаю, что она сегодня куда-нибудь пойдет с нами.

— Проклятье, — хором высказались Мелинда и Кэйт. Все три девушки переглянулись и рассмеялись.

Снятый в аренду «Эспейс» сотрясался от рева басовых динамиков. Рэй без видимых усилий вел фургон по забитых машинами улицам — дымящийся косяк в зубах, невскрытая банка «Рэд Страйп» между ног; рядом с ним Малыш Стэйси и его девушка Рошель торопливо сворачивали косяки, позади Бенджи, Робби, Райан, Орин, Малькольм, Сисси и Валентин, все пьяные после бессчетного количества выпитых бутылок шампанского, выкрикивали что-то и смеялись. Орин вылил немного шампанского на покрытый ковриком пол грузовичка. Это вывело Малыша Стэйси из себя:

— Мать твою, что ты делаешь! — крикнул он, насколько мог, развернувшись назад и держа полусвернутый косяк в руке. Орин недоуменно воззрился на него.

— Что это с тобой?

— Не лей выпивку на пол, для этого и завтра времени хватит!

— Мать твою, я это делаю за того парня, которого здесь с нами нет, въезжаешь? За Джонни! — в голосе Орина звучало справедливое негодование.

— Точно, — поддержал его Рэй. — За Джонни!

Он снял одну руку с руля, большим пальцем вскрыл банку «Рэд Страйп», уперев ее в руль, и вылил немного на пол. После этого Стэйси почел за благо не спорить. Джонни Уинсам был одним из самых близких друзей Рэя; восемь месяцев назад на Буш Грин его сбил шальной мотоцикл: он умер на месте. Молодые люди как по команде умолкли — какое-то время в машине звучала только музыка да гул мотора «Эспейса».

— Да, парень, нам тебя не хватает, — внезапно пробормотал Малькольм, выразив всеобщие чувства. Валентин кивнул, пожал плечами и потянулся за очередной бутылкой шампанского.

— Да, но сегодня надо думать о живых. О живых! — заявил он приятелям, едва не свалившись с сидения, когда фургончик свернул за угол.

— Точно! — заорал Бенджи, как всегда говоривший в полный голос.

Малыш Стэйси улыбнулся и покачал головой; сегодня он любил своих друзей, которых знал всю жизнь, как никогда. Он развернулся и подмигнул Рошель; девушка сжала его руку и мягко опустила голову ему на плечо.

«Эспейс» ехал вперед.

— Ты уверена, что после прыжка с того забора с тобой все будет в порядке? — обеспокоено поинтересовался Немо у Ванессы минут через десять после того, как был окончен разговор у ворот парка. Он говорил приглушенно и вел себя обходительно, почти ласково — он вел себя так уже некоторое время, но Ванесса вовсе не была уверена, что ей это нравится. Тем не менее, она полагала, что такую перемену в сравнении с его обычным грубоватым поведением можно только приветствовать. Она обернулась к нему с чувством гордости за то, что сумела так повлиять на него.

— Конечно, со мной все будет в порядке. Я же не инвалид.

— Я знаю.

— Хорошо.

Еще один долгий пристальный взгляд. И снова Ванесса отвела глаза первой и повернулась к забору, взялась за него обоими руками и сильным рывком бросила тело вверх, еле слышно застонав от напряжения. Она скребла ногами по камню, пока не добралась до верха, потом перекинула обтянутую спортивными штанами ногу через гребень стены и уселась на нее верхом как раз рядом с воротами парка «Би-Би-Си». На самом-то деле он назывался парком Хаммерсмита, но находился не в Хаммерсмите, да и не было никому дела до настоящего его названия. Ванесса посмотрела на Немо сверху вниз и шутливо показала ему язык.

— Давай побыстрее, — улыбнулась она, чуть склонив набок голову. Он кивнул и сбросил с плеч рюкзак.

— Лови, — сказал он и бросил рюкзак наверх; Ванесса его поймала и перекинула на другую сторону стены.

Немо поспешил за ней, и вскоре оба они уже тихо, но упорно пробирались по задворкам темного парка. Они прошли по маленькому мостику, переброшенному над темным, заросшим ряской прудом. Ванесса попрыгала с одной ноги на другую, потом указала на купу деревьев:

— Мне нужно в кустики. Это все выпивка…

— Хорошо.

Она побежала к деревьям; Немо следил за ней со странным чувством. С Ванессой и вправду было все в порядке. Теперь, глядя на нее другими глазами, он замечал в ней множество черт, которые прежде оставались скрытым от него — и всё это были прекрасные черты. Ее улыбка. Запах ее волос (в Гринсайде они обнялись в знак дружбы, и теперь запах ее волос жил в его памяти: как вкус кукурузного зернышка на зубах). Округлые плавные линии ее тела, которые не мог скрыть даже мешковатый костюм. Казалось, что у него на глазах она расцвела, стала другим человеком… Да нет же, черт возьми: скорее покров упал с его глаз, и он, наконец, осознал те чувства, которые так долго скрывал сам от себя. Черт с ним, с этим самоанализом, цинично хмыкнул он про себя. Тебе просто одиноко в канун Нового Года, и в этом все дело.

Но дело было не только в этом, и он это знал. Его бабушка, Господи упокой ее душу, часто делала ему замечания из-за того, что он предпочитал все время быть один, хотя сам он утверждал, что счастлив, и старался не обращать внимания на слова бабушки. Может быть, подумалось ему, я все время обманывал себя? Может быть, я просто боялся привязываться к кому-нибудь? Если это и было так, то все должно было измениться.

Год 2000 почти наступил — я больше не могу быть один!

Ванесса пробиралась сквозь деревья, возвращаясь к нему с видом крайнего облегчения. Подойдя, она взяла его за руку.

— Там целый ворох использованных презервативов, — игриво сообщила она.

Он что-то проворчал и сжал протянутую руку; это оказалось очень просто. Они пошли вперед, пока не достигли кирпичной стены, окружавшей парк, и уставились на нее, пораженные тем, что собирались сделать. По другую сторону стены возвышалось массивное здание «Би-Би-Си» — самая большая студия прямого эфира в Европе. Белые огоньки, горевшие по контуру здания, делали его похожим на только что приземлившийся инопланетный корабль. Огни освещали Немо и Ванессу, но не слишком ярко.

— Ну? — сказала Ванесса, когда ей подумалось, что они постояли тут достаточно. Немо кивнул, выпустил ее руку, потом бросил на землю рюкзак и принялся внимательно изучать стену. Потом порылся в рюкзаке и достал несколько баллончиков, казавшихся довольно тяжелыми.

— «Крайлонз энд Белтонз», — гордо объявил Немо, бросив один баллончик Ванессе; она поймала его и стала читать надпись на этикетке. — Самая лучшая краска, которую только можно достать, настоящие живые цвета. Я возьму тонкий колпачок, чтобы набросать эскиз, потом другой, пошире, чтобы заполнить контуры. Если берешь широкий колпачок, краски уходит больше, но зато дело идет быстрее.

— Ясно… — с сомнением проговорила девушка, подходя ближе. — А что мне сейчас делать, ты скажешь?

— Угу…

Художник граффити вытаскивал из кармана свернутый лист формата А3 с наброском того, что в итоге должно было появиться на стене. Он включил карманный фонарик и, сдвинув брови, принялся рассматривать рисунок, так что даже не сразу вспомнил, что Ванесса о чем-то спрашивала его.

— Сейчас ты пока ничего не можешь сделать, Несса, только стоять настороже. Мне вовсе не улыбается встретить Новый Год в полицейском участке.

— Это ты прав, — ответила она, притоптывая ногами по траве, чтобы согреться. Немо взглянул на нее, но она только состроила гримаску и пожала плечами.

— Со мной все в порядке. Я просто побуду здесь, пока ты этим занимаешься.

— Хорошо… — пробормотал он отстранено.

Она улыбнулась про себя и уселась на траву, скрестив ноги и выпрямившись.

Немо приступил к работе. Он рисовал контур длинными штрихами — Ванесса наблюдала за ним, но для нее эти линии ничего не значили, не складывались в одно целое: она не понимала, что рисует молодой человек. Немо рисовал линию, задумывался, потом сверялся с листом, потом снова приступал к делу, временами подпрыгивая, когда линия должна была проходить слишком высоко, проводя штрихи, пальцем убирая лишнюю краску.

Через полчаса молчаливого созерцания Ванесса поднялась и встала рядом с ним. У Немо как раз наступил очередной момент раздумья: он стоял, потирая измазанный краской подбородок и оглядывая стену. Наконец он перевел взгляд на девушку и улыбнулся:

— Ну, и как тебе?

Пока я не очень понимаю, что к чему. Но вот это смотрится хорошо, — ответила она, кивнув на карандашный рисунок. Немо подмигнул ей:

— Не беспокойся, скоро все сложится воедино, — пообещал он с уверенностью профессионала.

— Тогда продолжай.

— Да-да…

Несколько больше времени ушло на то, чтобы очертить фигуру высокого мускулистого мужчины; эта работа потребовала гораздо больше внимания от Немо. Сначала он сделал набросок мелом, поскольку так легче было исправлять ошибки; потом, когда качество стало его удовлетворять, продолжил работу уже при помощи аэрозоли.

— О, да! — проговорила Ванесса, заглядывая ему через плечо в лист с оригиналом: она наконец-то начала понимать, что к чему. Огромная картина понемногу начала приобретать ясный облик.

Вскоре контуры были завершены, включая и танцующих людей внизу. Немо откашлялся и уселся рядом с девушкой, решив, что заслужил отдых. Из своего рюкзака он извлек банку кока-колы, вскрыл ее, отпил половину, а остальное отдал Ванессе. Девушка взяла банку, потом не без гордости погладила Немо по ноге.

— Хорошо смотрится, — улыбнулась она.

— Классно. Когда я займусь цветом, будет гораздо лучше. Потом я сделаю посвящения, надписи…

— Надеюсь, и мне достанется!

— Конечно… Тогда все будет закончено.

Она откинулась назад. Немо наблюдал за ней, стараясь сдерживать те чувства, которые вызывала у него эта девушка.

— Как ты думаешь, сколько это займет?

— Надеюсь, не слишком долго.

— Это сколько?

— Не знаю… с полчаса, наверное. Мы должны это закончить после двенадцати.

— А что будем делать потом? — поинтересовалась Ванесса, пристально глядя на Немо; тот рассмеялся, надеясь скрыть свою неуверенность и нервозность:

— Все что захочешь. Если тебе это интересно, то я живу один…

Она коротко усмехнулась:

— Я это знаю… И все же…

Она умолкла, и Немо тут же понял, что грядут неприятности. Он посмотрел на Ванессу: глаза девушки были расширены, рот приоткрыт.

— Вот дерьмо, Немо…

Он посмотрел туда же, куда и она. За воротами парка были видны огни машины, слышался лай собак, заглушавший рык мотора, работающего на холостых оборотах. Немо хватило одного взгляда, чтобы понять, кто это. Он поднялся, потянул девушку за руку и поднял ее, пока один из новоприбывших возился с ключами от ворот парка. Времени у них оставалось мало.

— Полиция парка. Надо линять! — прошипел он, заранее оплакивая потерю рюкзака: им нельзя было задерживаться для того, чтобы прихватить краски. Любая другая девушка замерла бы в ужасе, или начала кричать, или ударилась бы в истерику; любая — но не Ванесса. Можно было относиться к этому как угодно, но Ванесса была девочкой из гетто: для таких, как она, удирать от полиции — дело привычное.

Другими словами, Ванесса дала деру.

Они побежали к другим воротам парка, тем, что были ближе к Гринсайд — а позади них уже слышались крики и требования остановиться; разумеется, этого они делать не стали. Добежав до ограды, они взлетели на нее как кадеты военного училища: собаки были уже близко. Ванесса оказалась на гребне первой и протянула Немо руку, помогая взобраться наверх. Собаки, три голодного вида немецких овчарки, добежали до ворот и теперь стояли внизу, рыча и щеря зубы на беглецов.

— Хрен вам! — крикнул Немо, переваливая на ту сторону забора. Шум и огни Гринсайдского праздника показались обоим истинным благословением. Немо отряхнулся и накинул капюшон.

— Надо бежать туда, там ругаться будешь, — почти с материнским упреком проговорила Ванесса. Немо кивнул, признавая ее правоту.

Мимо них с ревом промчалась полицейская машина; раздался визг тормозов — полиция затормозила метрах в ста от них. Немо почувствовал в желудке неприятную сосущую пустоту. Он оглянулся назад: из глубины парка к ним направлялись бегущие фигуры. Полицейская машина начала разворачиваться.

— Твою мать! Хреновые наши дела, Несса.

— Бежим.

Они рванули в Гринсайд, сопровождаемые криками и руганью полицейских. Позади остались «Денвер Хауз», Маккензи — они приближались к Роквуду…

Когда молодые люди добежали до этого квартала, Немо остановился с задумчивым лицом. Перед ними был мусоросборник; двери были приоткрыты — туда недавно поставили новый мусорный бак. Это зрелище — а также перспектива, которую оно обещало — заворожили Немо. Ванесса взглянула туда же, потом потянула Немо за руку:

— Пошли…

— Лучше найти какое-нибудь укрытие… — быстро проговорил Немо.

Ванесса поняла, почему они остановились; но она все еще надеялась, что Немо изменит решение.

— Ни в коем разе! Я туда не полезу, ты шутишь!..

— Хочешь, чтобы нас замели?

— А ты как думаешь?

Пока вокруг было тихо, но кто знал, сколько продлится это затишье, когда все вокруг наполнится ревом сирен… Ванесса прищелкнула языком. Немо воспринял это как знак согласия и бросился вперед, волоча за собой девушку. Оказавшись внутри, они закрыли, насколько могли, дверь и замерли, стараясь ни до чего не дотронуться.

Это было отвратительно. Вонь стояла чудовищная. Двух секунд не прошло, как Ванесса поняла, что ее сейчас вырвет. Она готова была убить Немо. Когда он попытался взять ее за руку, она отодвинулась; ее лицо было одновременно упрямым и до крайности несчастным.

— Мы все равно скоро выберемся отсюда, — прошептал Немо. — Эти крысы даже и искать-то нас особенно не будут, у них и без того сегодня дел…

Снаружи раздался топот бегущих ног, потом сирены и треск полицейских раций. Молодые люди обменялись испуганными взглядами и медленно отступили за здоровенный бак. Раздался скрежет когтей, потом писк какого-то зверька, который, как видно, решил составить им компанию.

Ванесса решила, что ей все же лучше будет взять Немо за руку.

«Розовый Сад» был набит битком. Малыш Стэйси с трудом проталкивался сквозь толпу, держа в каждой руке по две банки «Хольстена», внимательно оглядывая движущуюся толпу гуляк. Бар позади него был скрыт морем клиентов, выкрикивающих заказы и вытирающих пот. Музыка была похожа то на бриз, то на штормовой прибой, над которым царили голоса лучших лондонских ди-джеев. Женщины танцевали чувственно и небрежно; мужчины большей частью следили за ними или курили наркотики, которых в этом заведении было немало.

Остальная компания устроилась в темном углу зала; они уже решили, что разместятся на том этаже, где грает «Гараж», и подпевали доносившимся оттуда звукам. Было пол-одиннадцатого. Стэйси отдал одну банку своей девушке, остальные две Бенджи и Рэю; за его спиной появился Орин, такой же нагруженный, как и сам Стэйси.

— Послушайте-ка, я сейчас вернусь туда и задам жару этой барменше! — заорал он прямо в ухо Стэйси; тот улыбнулся и закивал.

— Да, парень, судя по всему, она на это напрашивалась!

— Это точно, напрашивалась! — трещал Орин. — Я ее спрашиваю, где ее парень, а она говорит, что разбежалась с ним два дня назад! Все ее ребята наширялись а она сама под кайфом! Она говорит, что не хочет так начинать Новый Год! Сдается мне, что у меня сегодня ночью будет работа!

— Ты лучше подцепи девчонку сейчас, пока в ее комнатку еще кто не заскочил, — серьезно предупредил его друг. — Я видел, что около нее там кое-кто уже крутился.

Орин вскрыл банку и повел широкой бровью:

— Ерунда, не о чем волноваться! Я с ними со всеми разберусь и вышибу из них дух! Я никому не собираюсь спускать!

— Это точно, — согласился Стэйси, снова поворачиваясь к Рошель. Она широко улыбнулась ему, раскинула руки и потянулась: мини-юбка тесно облегала ее бедра. Стэйси присоединился к ней в танце: они двигались ритмично, прижимаясь друг к другу, Стэйси ощущал жар тела Рошель, ему было приятно видеть сосредоточенное выражение ее лица. Они снова вернулись к компании. Рошель рассмеялась, обвила его шею руками, прижимаясь к нему, пряча лицо в его волосах.

— Черт, ты что, собираешься сейчас танцевать? — улыбнулся он, шепча ей в самое ухо; она хихикала, что доставляло ему величайшее наслаждение.

— Да, и ты знаешь, что тебе это нравится! — искренне ответила она.

— Черт побери, ты права!

— Никогда не знаешь, как оно выйдет… если сделаешь правильно ставку, то, может, и тебе повезет, — сказала она, выворачиваясь из его рук и отходя туда, где были Кэролайн, Сисси и остальные девушки.

Малыш Стэйси улыбнулся про себя, решив, что особый повод, вероятно, настроил всех на сексуальный лад. Вокруг четырехэтажного здания «Розового Сада» молодые люди везде видели обнимающиеся парочки: некоторые просто обнимались и целовались, остальные явно занимались любовью. И теперь, когда он присматривался к темным уголкам зала, то замечал там тени, движущиеся в весьма подозрительных позах. Когда он обернулся, то увидел, что Рошель вернулась и теперь пританцовывала перед Стэйси, поглядывая на него с некоторым возбуждением.

— Что, заскучал? — поинтересовалась она, прямо-таки расцветая улыбкой и слегка склоняя голову в весьма соблазнительной манере.

— А ты? — вопросом на вопрос ответил он. Какая-то часть его надеялась, что она ответит — «да»; но девушка только рассмеялась и покачала головой, сверкнув белыми зубками.

— Нет, но в полночь… никогда ведь не знаешь, что может быть, верно?

— Только тогда не забудь меня предупредить, — крикнул он ей, чуть отстраняясь; она легко провела пальцами по его руке, одними губами прошептав — «глупенький».

Стэйси покинул свою команду и направился к лестнице, желая сменить обстановку. Орин поймал его за руку и пошел следом. Так вместе они добрались до бара.

— Как же это ты так оставил свою девушку с этими оболтусами? — поинтересовался старший юноша.

— О, с Рошель ничего не случится, и зачем ей все время знать, где я нахожусь? — небрежно отвечал Стэйси. — Она вполне самодостаточна; за это я ее и люблю.

— Знаешь, хорошая у тебя женщина, — ядовито проговорил Орин. — И голова на плечах у нее есть. Пойду, посмотрю, может, и мне удастся подцепить хорошую женщину, — закончил он, поглядывая в сторону бара.

— Ладно, ладно. Удачи тебе, я знаю, что у тебя все получится, — ответил Стэйси. Пара мгновений — и Орин исчез. Стэйси направился к лестнице, смешался с толпой и влился в ее поток.

Вскоре он оказался на этаже «Хип-Хоп». Здесь все прыгали и скакали, сами стены и двери тряслись так, словно вдруг зажили своей жизнью. Как и на том этаже, который он только что оставил, здесь была в основном молодежь, одетая в костюмы от Мочино, Версаче, Армани и Томми Хилфиджера; кое-где попадались и те, кто был одет менее шикарно. Среди танцоров проходили «скверные парни», неведомо как умудрявшиеся протиснуться через толпу; если кто-нибудь пытался жаловаться, одного взгляда хватало, чтобы жалобщики умолкли.

Стэйси бродил по залу, пока не заметил компанию белых парней, одетых в мешковатые джинсы, майки и тяжелые башмаки. Он пробрался к ним и пристроился неподалеку.

— Травку ищете?

Парень с каштановыми волосами поднял глаза, взглянул на говорившего и еле заметно покачал головой, прежде чем снова опустить взгляд. Стэйси вопросительно оглядел остальных — только один, длинный тощий парень с какими-то успокаивающими глазами не стал отводить взгляда. Юнцы из Гринсайда сдались. Иногда то, что тебя так явно боятся, не кажется постыдным, или раздражающим, или приводящим в отчаянье. Иногда от этого просто устаешь.

Он оставил юнцов и снова нырнул в толпу, произнося одними губами слово «травка» каждый раз, когда кто-нибудь бросал взгляд в его сторону. Он успел пройти шагов шесть-семь, когда кто-то крепко взял его за плечо. Стэйси обернулся и увидел тощего белого юношу, которого только что оставил.

— В чем дело?

— Послушай, это ты только что сказал, что у тебя есть травка? — спросил парень с надеждой. Малыш Стэйси кивнул.

— Точно; есть кое-что покурить, что поможет тебе этой ночью.

— Спид есть?

Стэйси печально покачал головой.

— Нет, парень, чего нет, того нет. Могу только дать покурить.

— А, ясно.

Похоже, парень разозлился. Некоторое время Стэйси разглядывал его, что-то обдумывая.

— Что я тебе скажу, парень: у меня есть кое-что в пакетиках. Три за пять. Они по два грамма, так что ты не проиграешь.

— Можешь достать?

— Точно говорю. Пошли, найдем какой-нибудь уголок и все уладим.

Они пошли вперед, пока не нашли местечко, где толпа не была такой густой. Стэйси вытащил три пакетика и отдал их парню. Парень протянул ему тридцатку; Стэйси дал сдачи.

— Как тебя зовут, друг?

— Саймон, — ответил парень.

— Откуда?

— Гроув.

— Ладброк?

— Арнос.

— Ясно…

Стэйси убрал деньги, озираясь по сторонам — не заметил ли кто. Парней из службы безопасности поблизости не было, но компания взволнованных юнцов его возраста наблюдала за его беседой с Симоном; никто из них не танцевал, некоторые курили, и у всех были «Ролексы» и костюмы стоимостью фунтов пятьсот. Уверенности у Стэйси, конечно, не было, но на всякий случай он насторожился. Парни выглядели как явные «быки». Проще говоря, уличные бандиты. Ему не нравилось, как они на него смотрели, но он вовсе не собирался отступать. Ему снова показалось, что у него все скрутило внутри, но на этот раз ощущение было вдвое сильнее. На хрен этих придурков, шептал ему внутренний голос. У тебя ведь даже оружия нет…

Зато оно было у Рэймонда. Он заставил Сиан пронести мимо охранников пистолет двадцать второго калибра за резинкой трусиков; это неудобно, но необходимо, когда по нынешним временам собираешься продавать наркотики на таких сборищах: бизнес становится опасным. Стэйси решил не испытывать удачу и найти свою команду, прежде чем у этой команды возникнут какие-нибудь идеи касательно него. В конце концов, после этого он может и вернуться, чтобы выяснить, что хотят ему сказать эти придурки в углу.

Он обернулся к Саймону и слегка стукнул кулаком о его кулак:

— Слушай, я исчезаю. Счастливого Нового Года и все такое, наслаждайся травкой.

— И тебе того же, друг, — ответил Саймон, прежде чем присоединиться к своим друзьям-параноикам в центре танцевального зала.

Стэйси пошел прочь, едва парень обернулся к нему спиной; он проталкивался через толпу, не оборачиваясь, пока не добрался до бара. Тут он остановился. Оглянувшись, заметил, что компания, стоявшая в углу, пропала. Он выругался про себя, пытаясь понять, чем это может обернуться.

— Вот дерьмо…

Он не побежит. Он не собирался бежать. Упрямо протиснулся к стойке бара, пытаясь привлечь внимание кого-нибудь из обслуги. Как раз когда ему удалось обратить на себя внимание пышной белой женщины, чья-то рука схватила его за плечо, а вторая — за шею. Стэйси подпрыгнул, ощутив укол ножа в спину. Двое парней грубо оттеснили соседей Стэйси с обеих сторон и бесцеремонно заняли их места. Соседи, подумав, решили не возражать, и предпочли найти другое местечко. Тот, что был за спиной у Стэйси, с ножом, наклонился к его уху и заговорил хрипло и тихо, так, что никто больше услышать его не мог:

— Мои братки хотят бренди и колы, так что позаботься об этом, ясно? А потом мы немного поболтаем. Поговорим о том, как там у тебя сегодня насчет навара, понял?

Женщина за стойкой смотрела на Малыша Стэйси; возможно, она догадывалась, что с ним происходит что-то не то, но не была до конца уверена. Он оперся на стойку, каркнул: «Три бренди и три колы», — и принялся молиться, чтобы Рэй зашел сюда и вытащил его из той глубокой задницы, куда он, Стэйси, попал.

Полицейские машины, казалось, были повсюду. Ванесса и Немо съежились за большим мусорным баком и ждали, пока сирены умолкнут, ждали уже тридцать минут — хотя девушке эти минуты показались часами. Из бака ужасно воняло. По временам откуда-то сверху доносились звякающие звуки: кто-то выгружал в мусоропровод груз бутылок и прочего мусора. Шум становился все громче по мере того, как очередная порция отбросов приближалась к первому этажу, а потом валилась в бак со звоном осколков, в облаке вони. Каждый раз Ванесса вцеплялась в руку Немо, а он крепко обнимал и успокаивал ее, не переставая вслушиваться в шум патрульных машин.

Наконец все звуки стихли. Прошло еще пять минут, и Немо кивнул Ванессе. Они поднялись и выбрались на волю.

По улице сновали ребятишки с раскрашенными лицами, похожие на воинов-пигмеев, на время позабывших о войне. Они громко хохотали, но в этот раз взрослые не просили их вести себя потише. Казалось, каждый дом отмечал свой праздник. Высоко над Денвер Хауз огромные электронные часы отсчитывали время: 11.59:22… 23… 24…

Ванесса и Немо переглянулись и улыбнулись друг другу.

Внезапно Немо пришла в голову мысль; он снял свою куртку с капюшоном, скатал ее и направился к мусорному баку. Когда он вернулся, у него в руках был один из двух джемперов, которые он надел в этот вечер; он протянул джемпер девушке.

— На всякий случай, — серьезно сообщил он ей.

— Спасибо, — ответила она и взглянула на Немо. В ее глазах бушевала настоящая буря чувств. Она влезла в джемпер, в процессе помахав рукой каким-то знакомым ребятишкам. Немо коснулся ее руки.

— Эй, хочешь пойти на праздник, или как? Я назад сейчас не вернусь, все равно вовремя уже не успею закончить. Можем потусоваться, или еще чего — не знаю… Там ведь будут все. Твои приятели, и все такое…

Слова Немо поразили Ванессу — уже во второй раз за сегодняшний вечер.

— С тобой все в порядке? Я думала, ты будешь переживать, что не закончил ту штуку… На самом деле, я почти ждала, что ты сейчас начнешь говорить, как хочешь вернуться назад!

Он выглядел немного смущенным:

— Ну, мне жалко, конечно, что мои краски остались в каком-то парке, где их подберет непонятно кто, но…

Он покачал головой; пожал плечами. Ванесса рассмеялась.

— Но что, глупыш?

— Ну… пока мы прятались за этим вонючим баком, я все думал… Понимаешь…

— Бога ради, Немо, уже скажи это!

— Ну… в жизни ведь есть еще что-то кроме граффити, верно?

На мгновение глаза Ванессы сузились, она уперла руки в бедра, пытаясь сдержать улыбку. На этот раз Немо рассмеялся. Девушка подошла и шутливо ткнула его в плечо, потом, помедлив, стала подворачивать рукава джемпера.

— Сволочь такая, — бормотала она. — Заставил меня сидеть рядом с каким-то вонючим мусорным баком целых полчаса, бегать от полиции, прыгать через стены — и все это для того, чтобы сообщить, что в жизни есть что-то кроме граффити? Подожди, вот только разберусь с этим проклятым джемпером, и ты у меня получишь, точно тебе говорю!

— Ой, не надо, — хихикнул Немо, поднимая руки вверх в знак капитуляции. — Я просто говорю, что, хотя я и очень люблю Искусство, нельзя давать таланту тебя ослеплять. Я хотел только сказать, что понял, наконец, как мне приятно находиться в твоем обществе. Ты не можешь меня за это бить!

— Как это не могу? — проворчала Ванесса, угрожающе надвигаясь на него. — Даже сейчас я чувствую запах прокисшего пива и использованных памперсов, Немо… и кое-кто мне за это заплатит…

С востока района и из домов, окружавших Ванессу и Немо, понеслись радостные крики. Молодые люди уставились друг на друга, осознав происходящее — а со всех сторон несся свист, звуки рожков и другие праздничные звуки, все громче и громче, так, что звенело в ушах, и любая попытка сказать что-нибудь была бесполезна — даже, если бы они сейчас нашли, что сказать. Для них это был момент, принадлежавший безраздельно им двоим; все остальное не имело значения. Они смотрели только друг на друга, а где-то на заднем плане толпа единым хором отсчитывала: «Десять… девять… восемь… семь… шесть…»

Они больше не могли сдерживаться. Они бросились друг к другу, крепко обнялись, поцеловались, лаская и гладя друг друга, тяжело дыша, забыв о малышах, с которыми только что здоровалась Ванесса… Детишки смеялись, хихикали и скакали вокруг, радуясь неожиданной удаче. А двое продолжали обниматься, пока голос толпы продолжал отсчитывать:

— Пять… четыре… три… два… один!

В небо взвились фейерверки; казалось, весь мир вокруг сошел с ума. Люди визжали, кричали, поздравляли друг друга… некоторые плакали от радости, что стали свидетелями такого чудесного, такого волшебного праздника. Немо крепче прижал к себе Ванессу; он был счастлив, бесконечно счастлив тем, что не останется одиноким в эту ночь. Ванесса ответила ему тем же, а ночь над Гринсайдом превратилась в день — впервые за всю историю района.

Малыш Стейси был вынужден признать, что ему было не до встречи Нового Года и не до того, сколько до него оставалось. Его вел сквозь толпу парень с ножом и хриплым голосом. Одну руку он держал на плече у Стэйси, в другой был нож, упиравшийся Стэйси в спину. Они выбрались из битком набитого зала на лестницу; приятели бандита внимательно оглядывали окрестности. Оказавшись на лестнице, Малыш Стэйси принялся оглядываться, надеясь заметить Рэя или даже Орина; однако ни того, ни другого видно не было. Молодчики подтолкнули его вниз: спускайся, мол. Они спускались вниз, пока не добрались до самого низа лестницы, туда, где располагались мужские туалеты. Инстинктивно Стэйси направился именно туда, зная, что, реши он кого-нибудь ограбить в такой компании, как сейчас, именно так он и поступил бы. Его грубо протолкнули в дверь; один из молодчиков остался стоять на стреме. Затем Стэйси втолкнули в одну из кабинок и приказали всем остальным выметаться вон.

Один парень выместись отказался: уставился на них над краем унитаза страшными красными глазами:

— Плевать я хотел на ваши разборки, меня тут наизнанку выворачивает, так что катитесь к чертям.

Парни решили, что возиться с ним не стоит, и немедленно принялись за Стэйси. Малыш поднял руки и немедленно сдался.

— Эй, убери перо, ты, я сопротивляться все равно не буду. Вам что нужно, травки? Забирайте.

Он полез за пакетиками и протянул их бандитам; его жгла злость, но он пытался ничем не выдать этого. Первый же признак агрессии — и ему перережут горло; с другой стороны, если он будет слишком уступчив, его могут пришить просто ради развлечения. Очень трудно удержаться на этой грани; Стэйси вовсе не хотелось преступать ее. Он слышал, как давешний парень застегивает молнию; неверные шаги парня простучали к двери; дверь захлопнулась. Стэйси вздохнул. Один из бандитов, повыше остальных ростом, со скучающим видом привалился к двери кабинки.

— А как насчет навара?

— Ладно, парень, погоди, ладно? Не все хоть отбирай!

Тут появился еще один бандит. Он возник совершенно беззвучно. Глаза у него были кошачьи; и, что Стэйси совершенно не понравилось, вел он себя так, словно ему все было безразлично.

— Ты, парень, лучше не упирайся, отдай, что просят. Не заставляй моих братков тебя убеждать.

Стэйси пригляделся к новоприбывшему и решил проглотить обиду. Он опустил глаза, полез в карман и вытащил примерно треть вырученных за сегодня денег. Остальные были припрятаны в маленький кармашек на колене, но этим придуркам знать о таком было совершенно незачем. Бандит с ножом вырвал у Стэйси бумажки и передал их своему приятелю.

— Тридцать, сорок, пятьдесят… И это все, что у тебя есть?

— Не может это быть все, он весь вечер торговал травкой, я его видел в «Гараже». Не морочь голову, выкладывай навар, не то мы сами его из тебя вытряхнем.

— Точно, — прибавил другой бандит.

— Мать вашу! — взорвался Стэйси. — это весь навар, никого я не морочу! Дела паршиво идут, сегодня канун этого гребаного Нового Года…

— Думаешь, меня е… т Новый Год? — воскликнул парень с кошачьими глазами, но тут дверь в туалет распахнулась, и внутрь ввалились четверо широкоплечих охранников.

— Это что еще за гребаные игры тут? А ну прекратить, уроды!

Это было лучшее, что только могло случиться с Малышом Стэйси; хотя он и не видел, что происходит, но времени, чтобы начать действовать, было вполне достаточно. Он захлопнул дверь кабинки перед носом у бандитов, расстегнул и спустил джинсы, вслушиваясь в звуки тяжелых ударов. Чтобы все выглядело естественно, он прикрыл глаза и принялся мочиться; впрочем, справлять здесь большую нужду он не согласился бы ни за что. Из того, что говорили вышибалы, он понял, что парня, стоявшего на стреме, заловили с косяком; потому охрана сюда и ввалилась.

— Отвали, слезь с меня, ты, мудак!

— Отсоси, засранец!

— Берегись! Нож! — раздался крик, потом лязг металла о кафель. Стэйси с трудом сдерживался, чтобы не засмеяться.

— Обыщи этого типа, Дэйв, у него есть деньги.

— Придурок гребаный, они не мои, не мои, мать твою! Ах-х…

Еще несколько ударов, потом смех.

— Ого-го, вот так сюрприз…

— Хороша травка, а, приятель? — вышибалы веселились, как полиция, когда знает, что преступник у них на крючке. Бандиты орали в голос о своей невиновности.

— Послушай, я чист, отстань от меня!

— Прекрати дергать меня за руки, это стоит больше чем весь твой гардероб!

— Проверьте кабинку, там парень, это все его!

Снова смех.

— Да-да, поговори еще…

Еще несколько тяжелых ударов, и голоса бандитов смолкли в отдалении, как и их крики; судя по всему, с ними вышли и двое вышибал. Хотя, судя по всему, парням и не поверили, его кабинку должны были проверить, хотя бы для того, чтобы удовлетворить любопытство; Стэйси знал это, а потому ждал с приоткрытым в показном удивлении ртом, пока дверь кабинки не распахнулась. На Стэйси смотрел бритоголовый белый парень раза в три шире него. Парень уже явно принял свою дозу. Стэйси подхватил джинсы.

— О-ох…

— Давай, вылезай оттуда, парень, — скомандовал вышибала; возражений он явно не ждал.

Стэйси вышел, и тут же столкнулся лицом к лицу с чернокожим громилой. Выражение лица у громилы было несчастное; скорее сказать даже, он выглядел так, словно в жизни никогда не радовался. Его приятель проверил кабинку; чернокожий приказал Стэйси оставаться на месте. Вскоре его белый коллега выбрался наружу.

— Немного ты там успел сделать, а?

Стэйси пожал плечами, застегивая джинсы и заправляя в них рубашку:

— Я только было начал. А теперь и вовсе передумал. Можно, я пойду?

— Обыщи его, Филипп, — монотонно проговорил чернокожий; его темные глаза неотрывно смотрели в лицо Стэйси. Парень успел еще задаться вопросом, нет ли у громил гомосексуальных наклонностей, потом опустил руки и вздохнул.

— Давайте, — сказал он, зная, что совершенно чист.

Его обыскали быстро и методично, обнаружив и карман на колене. Они расстегнули карман, взглянули на его содержимое и вопросительно уставились на Стэйси.

— У моей девушки день рождения, — не моргнув глазом, соврал Стэйси.

Черного громилу это не убедило, но, поскольку наркотиков не нашли, белый кивнул и ткнул пальцем в сторону двери.

— Давай, проваливай.

— Привет, ребята, с Новым Годом.

Они не ответили, но Стэйси это было безразлично. Он вылетел из туалета как кролик из норы и увидел, что у лестницы народу уже почти нет. Пробежав по лестнице, он влетел в толпу, пытавшуюся попасть на тот же этаж, что и он. Гуляки бросались в толпу так, словно вовсе не боялись за себя. Музыка громыхала на всю катушку.

— Еще минута, люди, еще одна минута! — выкрикивал певец. — Еще одну минуту, Лондон, еще одну минуту!

Встревожившись, Стэйси врезался в толпу и начал проталкиваться вперед, не обращая внимания на ругань девчонок и угрозы мужчин (или, по временам, наоборот). Секунд через тридцать он снова оказался у бара; огляделся в поисках Орина и барменши, но никого не увидел, а потому двинулся дальше. В зале было так жарко, что пот лили с него ручьями. Сердце колотилось, грозя выскочить из груди.

И тут музыка прекратилась.

И ожидающая толпа обезумела.

— Десять… девять… восемь…

Он запаниковал и начал проталкиваться вперед быстрее; некоторые смотрели на него с насмешкой, но ничего не говорили. А он должен, непременно должен был встретить Новый Год со своими!..

— Семь… шесть… пять…

Вот они! Они стояли, как и все остальные, лицом к сцене, крепко обнимали друг друга и дули в рожки. Орин был с той самой барменшей, которую хотел подцепить (ничего необычного для молодого привлекательного парня) — Малыш Стэйси был рад за приятеля, и рад, что у того все вышло. Рошель стояла вместе с Сисси, Кэролайн и другими девушками, держа Кэролайн за руку; она что-то пила.

Стэйси поднырнул под группку девушек в мини-юбках и выскочил рядом с Рэем, который едва не подпрыгнул от неожиданности: тот курил косяк и, кажется, успел уже изрядно нагрузиться. Стэйси проскользнул мимо него и бросился к своей девушке. В последний момент Рошель заметила его; она взвизгнула, заставив Кэролайн расплыться улыбке, и широко распахнула руки ему навстречу.

— Четыре… три… два… один! Счастливого Тысячелетия!

Они обнялись. Она уткнулась головой ему в грудь, как всегда: это было так знакомо, так прекрасно после всего того безумия, которое пришлось недавно пережить Малышу. Вокруг все кричали и обнимались, знакомые и незнакомые: сейчас это не имело значения. Белые блики зеркальных шаров затопили зал. Бутылки с шампанским палили вовсю, как игрушечные детские ружья, все чаще и чаще, так что, в конце концов, это стало походить на очереди, и Стэйси захотелось забиться в укрытие.

Вместо этого он нежно поцеловал Рошель и заглянул ей в глаза, радуясь, что она принадлежит ему, а он — ей. Они снова поцеловались; она улыбнулась.

— Я люблю тебя! — крикнула она, хотя из-за шума он не мог ее услышать. Конечно, для Стэйси это не имело особого значение — где-то в глубине души он надеялся, что она произнесет эти три волшебных слова. Но то, что он ощутил, следя за движениями ее губ, описать было невозможно. На этот миг все напряжение, все заботы и тревоги мира исчезли — он был здоров, беспечен и счастлив. Здесь и сейчас ничего больше не имело значения.

Он чуть сильнее сжал Рошель в объятиях и прокричал в ответ те же три волшебных слова.