Дикарь

Глава 9

Золотая маска Императора была исполнена столь искусно, что Мастер Ирграм не мог отделаться от пренеприятной мысли, что она и есть лицо.

Чье-то.

Снятое с живого человека, вызолоченное, как все тут, и застывшее в нынешнем великолепии.

– И мы нижайше просим, – говорить, распластавшись у подножия трона, тоже золотого, как и все-то в огромной этой зале, было несколько неудобно. Собственный голос казался слабым, а положение – на редкость глупым. – Дозволения заложить свой поселок, в котором могли бы найти пристанище как я, так и другие Мастера со своими учениками.

Дышать приходилось ровно.

А еще сдерживать гнев, распиравший Ирграма изнутри. В конце концов, он не какой-то там дикарь, полагающий, будто Император и есть ожившее воплощение божества. Он ученый! Мастер! Магистр! И добился многого, а теперь вот, уподобившись тому самому дикарю, лежит, раскинув руки, и что-то там просит.

И ведь, главное, смысла в том нет.

Все ведь оговорено и не единожды. Нужным людям поднесены дары. Даже Верховный Жрец, о котором говорили, что будто бы он магов на дух не переносит, смягчился. Что уж говорить об Императоре?! Он сам их позвал!

И нуждается в магах.

В нем, в Ирграме, нуждается.

Где-то над головой зазвенели колокольчики, на звон этот рыком отозвался леопард, дремавший у ног Императора.

– Встань, – голос из-под маски прозвучал глухо.

И главное, никто-то не помог. Напротив, маг чувствовал насмешливые взгляды дикарей. Как же, они презирали телесную слабость, не понимая, что для мага тело – лишь вместилище силы. И он, Ирграм, мог бы одним взмахом руки повергнуть любого из славных их воинов.

Одного.

И двух, пожалуй, тоже.

Пятерых. Да, больше вряд ли бы вышло, разве что если призвать к себе големов. И мысль показалась донельзя притягательной, но Ирграм вместо этого поднялся, не сдержав стона. От долгого лежания – а Император не сразу дозволил говорить – тело затекло.

И замерз он опять же.

Полы во дворце на диво холодны.

– Я подумаю, – Император тоже поднялся, и все-то, кто был в зале, поспешили склониться, ибо не всякому дана великая честь лицезреть сына Солнца.

Пришлось сгибаться.

И стоять.

Мимо прошли воины из охраны Императора, за ними, мягко ступая, пятнистой тенью скользнул ягуар, а там уже и сам Император, которого Ирграм опознал по золотым сандалиям. За ним же потянулись наложницы, чья кожа была выкрашена золотом, советники, шуты.

И вскоре зал опустел.

– Твою ж… – прошипел Ирграм, распрямляясь. Ныла спина. Ныла шея. Болел живот, и собственное тело вновь показалось на диво ненадежным. А поговаривали, что Древние умели направлять в него силу, и силой этой достигали совершенства как духовного, так и телесного.

Жаль, что знания утрачены.

И вот что ему делать?

Ждать новой аудиенции, надеясь, что та пройдет иначе?

Сидеть тихо в собственных покоях, теша себя мыслью, что ответ будет получен. Когда-нибудь, несомненно, будет. Или потребовать исполнения договора?

– Господин, – местный слуга стоял в положенных трех шагах. – Вас просят, господин.

Тонкокостный, какой-то прозрачный, он был бледнокож и светловолос. Явно не из мешеков. Хотя среди слуг, как успел заметить Ирграм, мешеки встречались редко, и то, как он подозревал, большею частью смески. Лоб слуги пересекала золотая полоса.

– Веди, – Ирграм поспешно оправил одежды, надеясь, что они не настолько еще измялись, чтобы это могло быть истолковано, как неуважение.

Вели коридорами.

Весь этот дворец, да и сам город казался мастеру одним большим клубком мышиных ходов.

– Господин, – слуга отворил низенькую дверь, впрочем, украшенную тонкой резьбой. И с поклоном отступил, позволяя войти.

На сей раз обошлось без ползания по полу.

Ирграм поклонился, стараясь глядеть строго перед собой. Не стоило обманываться кулуарностью встречи. Он явно чувствовал биение жизни слева.

И справа.

Охрана?

Пожалуй. Ему не настолько доверяют, чтобы позволить себе встречу без охраны. И настолько доверять не будут никогда.

– Войди. Присядь. Будь гостем, – голос звучал по-прежнему равнодушно, а одна золотая маска сменилась другой, столь же искусной, но скрывающей лишь верхнюю половину лица.

Ирграм молча занял место, на которое ему указали.

– Ты обижен? – теперь в голосе послышалась тень любопытства.

– Нет. И да. Простите, господин, но мне сложно принять ваши правила.

– Придется. Если ты и вправду собираешься обосноваться здесь, – Император взял с блюда кусок мяса, чтобы бросить зверю. Щелкнули клыки в опасной близости от пальцев, и мясо исчезло в пасти. – Традиции сильны. И не мне ломать их. Во всяком случае, не сейчас.

Император потрепал леопарда по загривку.

– Здесь многое иначе, – сказал Ирграм осторожно. – Когда я изъявил желание покинуть город, меня предупреждали, что жизнь в империи сложна.

Леопард уставился на Ирграма желтыми глазами.

– Что ваши обычаи неприемлемы для людей цивилизованных.

– Какие? – уточнил Император.

– Жертвоприношения. Нигде в мире больше нет такого.

Пожалуй, сказалась усталость. И еще раздражение. И многое иное, с чем он должен был бы совладать. Ибо чутье подсказывало, что откровения нынешние излишни.

– Мне говорили, что ты встречался с Верховным Жрецом.

– Да, – Ирграм не стал отрицать очевидное. – Он важный человек. Я желаю жить в мире с важными людьми.

– Тогда он должен был сказать тебе, почему мы делаем это.

– Он сказал. Я читал прежде. Но читать одно, а видеть – совсем другое.

Леопард вытянулся, впрочем, не спуская взгляда с человека, которого полагал в данных покоях лишним.

Воцарившаяся тишина напрягала. В ней было слышно, как воркуют голуби в золоченых клетках. И как тяжко дышит хищный зверь.

– Я не собираюсь преступать законы Империи, – выдавил Ирграм, ибо глаза у Императора стали желты, как и у леопарда. Вспомнилось разом вдруг все, что он когда-либо слышал об этом месте.

Об этом человеке.

– Хорошо, – Император прищурился. – Но ты не ешь.

– Я, – Ирграм сглотнул. – Не все обычаи я смогу принять. И дело не в неуважении. Но мои боги тоже сказали свое слово. Я не могу есть себе подобных.

Он замер, напрягшись, готовый дать отпор. А тишина все тянулась и тянулась, пока не оборвалась смехом Императора. Смеялся тот громко и заливисто.

– Так вот что говорят о нас? – уточнил он, не снимая руки с загривка зверя, который лишь покосился на хозяина и в глазах его читался немой вопрос. – Поэтому маги считают нас дикарями? Они действительно думают, что мы едим людей?

Ирграм молчал.

Он почувствовал, как кровь прилила к лицу. И дышать стало сложно.

– Что ж, можешь не отвечать. И да, порой мы разделяем пищу с богами. Но лишь в исключительных случаях. Когда тот, кто отдает свое сердце, столь велик, что сила его кипит не только в сердце. Когда силу его хранят и плоть, и кровь.

Ирграм сглотнул.

– В последний раз подобное случилось при моем отце. Мне так рассказывали. Он вызвал на бой собственного брата, с которым был рожден в один день. И в честном поединке одолел его. После чего пожелал забрать силу, что была разделена на двоих, дабы два тела вновь соединились в одно.

Замутило.

Не надо было сюда ехать.

– К счастью, у меня братьев достойных подобной участи не было, – император поднял с блюда кусок мяса. – Что до иных моих подданных, то кто-то блюдет заветы предков рьяно, кто-то предпочитает толковать их по-своему. А это лишь свинина. Кажется. Или индейка. Или еще что-то, но животного происхождения.

– Я прошу простить меня.

– Не стоит.

Зверь раскрыл пасть, принимая подношение. И облизнулся.

– То есть те тела, которые… остаются. Что с ними происходит?

– Никогда не задумывался, – Император пожал плечами. – Спроси у Верховного, он должен знать.

Почему-то опять замутило.

– Касаемо же просьбы твоей, то я помню наши договоренности. И она будет исполнена. Но будь готов, что многим это придется не по нраву. Ты договорился с Верховным, что хорошо. Мне было бы неприятно казнить его.

Леопард зевнул, обнажив белые блестящие клыки.

– Как не хотелось бы казнить тебя. Вы оба нужны мне, – Император поднялся, и Ирграм тоже, стараясь не совершать притом резких движений.

А то мало ли.

– Но я позвал тебя по иному вопросу. Скоро завершится месяц Долгих слез, – Император остановился перед клеткой, в которой метались серые амадины. – Совет смеет настаивать на моей женитьбе.

Он постучал ногтем по клетке.

– Они правы. Мне нужен наследник. И мне нужна жена. Или жены. Пока не решил.

Ирграм счел разумным промолчать.

– И в месяц Ледяной воды я дам свое согласие. И объявлю свою волю.

Он посмотрел на мага.

– В месяц Холодного неба ко двору начнут собираться женщины, которых Совет признает годными.

Амадины верещали. Леопард облизывался, явно прикидывая, столь ли прочна клетка, каковой кажется.

– Чем я могу служить? – шкурой Ирграм ощутил именно тот момент, когда следовало задать вопрос. И правильный вопрос.

– Женщины… их отцы и братья желают возвышения. Власти, которую рассчитывают обрести через единение крови моей. Цена велика.

Император сжал кулак.

– Я хочу найти тех, кто проклял ту, что держала в руках мое сердце.

Голос прозвучал тихо, но по спине Ирграма поползли ручейки пота.

– Дознание почти завершено. Так мне сказали. Виновные найдены. Признания получены.

– Но вы им не верите?

– Отчего? Верю. Но не верю, что все виновные найдены.

Леопард вновь улегся на пол и принялся вылизываться.

– Кто бы ни затеял эту игру, он продолжит её.

Ирграм едва заметно кивнул. Пожалуй, что так.

– Почему я?

– Милентику убили магией. Магия – порождение твоего мира. Не моего.

– Вы ею тоже пользуетесь, – Ирграм вытер шею, которая чесалась от пота. – Извините, но это так. Она есть в ваших людях. Я же вижу. И в вас тоже. Вы ведь знаете, верно?

– Знание необходимо. Что до прочего, то из них слишком давно выдавливали умение обращаться с дарованной силой.

И вновь Ирграм вынужден был согласиться. Проклятья – еще тот раздел, капризная магия, опасная, с которой не каждый рискнет связаться.

– Меж тем я знаю, что многие из тех, кто на словах проклинает магов, давно уже обращаются к ним.

Теперь в голосе прозвучало раздражение.

– Притом от меня требуют соблюдения традиций.

Ирграм опустил взгляд.

– Если я спрошу имена, ты не назовешь?

– К сожалению, нет. Я прошу простить меня, – шея заныла, и сердце закололо, словно предупреждая, что не стоит отказывать людям, подобным Императору. – Однако Закон един для всех.

– Закон – это хорошо.

– И если контракт заключен, то я могу лишь выяснить имена исполнителей, не более того.

– Выясни, – дозволил Император. – И нет, я не потребую большего. Не от тебя.

Но и не забудет. Он не умеет забывать, как и прощать, и потому сердце закололо куда сильнее прочего.

– Нельзя винить клинок в том, чья рука его использует, ибо равно он может служить и воину, и жрецу, и подлому убийце.

Почему-то в этакую благостность не поверилось.

– Но если ты выяснишь, кто сотворил этот клинок, я буду благодарен.

А благодарность Императора – это много. Куда больше, чем способен вынести обыкновенный человек. Ирграм сглотнул.

– Однако на самом деле мне надобно иное, – Император вернулся к ложу, на котором устроилась мелкая псинка, явно не испытывавшая к высокой особе благоговения. Ибо стоило Императору опуститься подле, и псинка зарычала. Рыком же отозвался леопард, а Император усмехнулся. – Они подобны моим людям. Знают, кто их кормит, а все одно готовы укусить. И они не удержатся. Тот, кто использовал проклятье единожды, использует его вновь. Смотри, маг. Слушай. О том, что творится в вашем проклятом городе. И о том, что происходит здесь. И когда услышишь нужное, ты назовешь мне имя.

Император ухватил псинку за шею, поднял, заглянул в круглые навыкате глаза.

– А в ответ я назову тебя другом.

Шея хрустнула, и тело псинки упало на пол.