В холодном разреженном воздухе было слышно лишь завывание ветра и гудение больших золотисто-алых крыльев Солнечного Пера. С такой высоты, казалось, был виден весь мир. «И когда-нибудь он станет моим…» — подумала Элизеф, наслаждаясь полетом в крепких руках Солнечного Пера. Ей доставляла огромное удовольствие возможность оседлать ветер, флиртовать с солнышком и унижать облака, из которых она черпала свою магию. Какая жалость, что маги не умеют летать! Но зато можно воспользоваться Солнечным Пером, который без ума от нее и рад повиноваться.
Сегодня полет ей нужен был, чтобы собраться с мыслями. Увидев в Чаше Ориэллу, Элизеф испытала настоящее потрясение и с досадой призналась себе, что, с головой уйдя в интриги, забыла о главном враге.
«Счастье еще, что я вовремя об этом узнала, — думала Элизеф. — Ведь Ориэлла, разумеется, не собиралась извещать меня о своем возвращении. — Волшебница Погоды нахмурилась. — Но где же, во имя всех демонов, была эта мерзавка? Бесцветное, туманное место… И вообще, судя по тому, как дрожало и дробилось изображение, это было похоже на подглядывание в кристалл. Но ведь я за океаном — и это невозможно!»
— Чем мы опять недовольны? — прошептал ей на ушко Солнечное Перо.
Она хотела ответить резкостью, но передумала.
— Ничего особенного, не волнуйся. Знаешь что? Отнеси-ка меня назад.
— Зачем так спешить? — выдохнул воин. — Я думал, мы здесь задержимся…
Намек был заманчив. Заниматься любовью в воздухе — это так оригинально… испытав это один раз, Элизеф перестала удивляться тому, что Крылатый Народ предпочитает именно такой способ. Но, к сожалению, сегодня у нее было много других забот.
— Нет! — твердо сказала она. — Пожалуйста, отнеси меня в Аэриллию. У меня важное дело.
Вернувшись в Храм Йинзы, Элизеф направилась в свою потайную комнату, располагавшуюся под зданием, и заперлась изнутри. Здесь, как и во всех ее бывших и будущих покоях, царила роскошь. Здесь Элизеф, словно паук, плетущий свою паутину, проводила практически все время. И хотя фактически теперь именно она правила Аэриллией, мало кто из Небесного Народа подозревал о ее существовании. А если бы узнали, то вряд ли признали бы ее своей повелительницей.
Элизеф плеснула себе вина из кувшина, стоящего на серебряной подставке, и села, набросив на ноги плед, потому что в комнате был жуткий сквозняк. Небесный Народ в массе своей был почти нечувствителен к холоду. Когда она впервые попала сюда, здесь не было вообще никаких удобств, даже ванной, — и лишь постепенно она добилась хотя бы минимального комфорта. Но воду для ванной ей все равно приходилось самой греть на огне Правда, в первые дни после утомительного путешествия по горам даже эта каморка казалась раем земным. Когда Элизеф ступила на южный материк, при ней не было ничего, кроме Берна, бесполезного Пламенеющего Меча и воспоминаний Анвара. На этих бескрайних просторах она чувствовала себя мухой, ползущей по огромному столу. Шла она в основном по ночам, то и дело поглядывая в кубок, не приближается ли кто опасный. Охотник из Берна был никудышный, и ей пришлось самой заботиться о пропитании. С помощью магии она замораживала кроликов, а один раз ей удалось даже убить олененка.
Выйдя к подножию гор, она наткнулась на двух ксандимских пастухов, мужчину и женщину, — и начала действовать. Последив за ними некоторое время, она выяснила их распорядок дня, и ночью, когда на страже стояла женщина, замаскировала Берна заклинанием, искривляющим воздух. Пекарь незаметно подкрался к женщине и перерезал горло ей, а потом и ее напарнику, который даже не успел проснуться Затем Элизеф оживила обоих — и они ничего не помнили, зато превратились в ее верных слуг.
Расспросив ксандимцев обо всем, что хотела, она, управляя их разумом, велела им принять обличье лошадей, и дело пошло быстрее. По зрелом размышлении Элизеф решила оставить покорение ксандимцев на потом. Прежде всего ей требовалось господство в воздухе, а из воспоминаний Анвара она уже знала имена тех, кто будет счастлив помочь ей свергнуть законную королеву Небесного Народа.
Горы едва не положили конец не только планам, но и самой жизни Волшебницы Погоды. Выживать в тяжелых условиях ее никогда не учили, и она оказалась не готова к колючему ветру, сухой промерзлой земле и день ото дня растущей усталости. Если бы она не получила от своих пленников кое-какие сведения о хождении по горам и не умела бы воздействовать на погоду, ей бы точно не избежать смерти.
Достигнув окрестностей Аэриллии, она заколола обоих ксандимцев, и, в ожидании подходящего момента, они с Берном несколько дней ели конину. Наконец ей опять попалась одинокая жертва: девчонка, что собирала на склоне ягоды. Элизеф воспользовалась ею, чтобы установить связь со Скуа и Солнечным Пером. Теперь девчонка жила в городе, ни о чем не подозревая, но в любой момент, если возникнет необходимость, ее можно было вновь превратить в марионетку.
Поначалу Элизеф подумывала, не подчинить ли с помощью Чаши саму королеву, но потом отказалась от этой мысли. Во-первых, у королевы была на редкость преданная и надежная охрана, а во-вторых, они с Кондором управляли страной настолько слаженно и гармонично, что малейшая необычность в поведении супруги заставила бы его насторожиться. Нет, куда проще было убрать королеву руками ее давних и хорошо знакомых врагов.
И у Скуа, и у Солнечного Пера были причины ненавидеть Черную Птицу — правда, у каждого свои. Скуа говорил, что королева отняла у него власть, не дает развернуться и вообще унижает жречество. Черная Птица не забыла предыдущего Верховного Жреца, Черного Когтя, а если бы между храмом и троном возникли серьезные разногласия, нетрудно догадаться, на чьей стороне оказались бы подданные. Что касается Солнечного Пера, то главнокомандующий не мог забыть, как королева публично унизила его перед Собранием, и к тому же терзался завистью к Кондору, который был низкого происхождения и все же сумел подняться до принца-консорта.
План составили быстро. Элизеф с помощью магии изменила внешний вид одной ничем не примечательной арфы, а Скуа объявил, что Йинза вернул своим детям утраченную Арфу Ветров. Элизеф, наблюдая из-за кулис за представлением, заставляла «Арфу» творить хорошо поставленные чудеса.
Небесный народ ликовал, надеясь, что вот-вот магические способности вернутся и к остальным. Только королева и ее супруг высказали недоверие, поскольку Черная Птица доподлинно знала, как выглядит настоящая Арфа. Кроме того, ей было известно, что она связана с Анваром особыми узами, которые не в силах разорвать ни один Верховный Жрец. Однако ее доводы пришлись весьма не по душе подданным.
Народ перестал поддерживать королеву. Опять поползли слухи о ее связи с бескрылым Харином. Когда Скуа открыто выступил против нее, его поддержали Крылатые дружины и жречество. Королевская семья благоразумно покинула Аэриллию — иначе никого из них не осталось бы в живых.
Потягивая вино, Элизеф подумала, что ей уже наскучили эти унылые обветренные скалы. Пора отправляться туда, где потеплее, тем более что нужно подготовиться к схватке с Ориэллой, а она не сомневалась, что схватка эта не за горами. Кому интересно править, если нельзя даже показаться своим подданным? Одним словом, Элизеф решила, что настало время спешить туда, где будет столица ее империи. Спешить в Диаммару.
Волшебница встала и подошла к окну. Перед тем как покинуть Аэриллию, ей оставалось сделать еще одну вещь.
Ориэлла скоро обнаружит — если еще не обнаружила, — что на севере ее нет, и обратит взор на южные земли. И прежде чем она что-то предпримет, надо вывести на намеченные позиции свои пешки.
Элизеф наполнила кубок водой, поставила его на столик и, усевшись поудобнее, стала пристально вглядываться в черную воду. Мысли ее при этом были направлены на Анвара.
Время шло, но на поверхности воды ничего не появлялось. Элизеф сидела не шелохнувшись и так старалась сосредоточиться, что у нее заболела голова, — и все равно ничего не получалось. Что за ерунда? Элизеф занервничала — она понятия не имела, что дух, которым она намеревалась управлять, не вернулся в свое тело. Тело Анвара занял другой, над которым она не имела власти. Она знала только одно: У НЕЕ НИЧЕГО НЕ ВЫШЛО! Зарычав от ярости, она швырнула кубок через всю комнату. Сверкнула вспышка, и в том месте, где он ударился о стену, образовалась большая звездообразная трещина. Элизеф вздрогнула, представив себе, что кубок пробил стену и улетел в пропасть.
— Проклятие! С этой штуковиной надо поосторожнее, — сказала она себе.
Подойдя к кубку; она осторожно подняла его и отерла краем подола. Чаша еще пару раз недовольно мигнула, но потом успокоилась. Не выпуская ее из рук, Элизеф принялась расхаживать по комнате. Как же теперь быть? Надо искать другой способ следить за Ориэллой. Наконец она придумала. Правда, Элизеф не возлагала на Ваннора особых надежд, но ничего другого не оставалось, и она решила попробовать.
Элизеф опять налила в кубок воды и тяжело вздохнула. С тех пор как Ваннор угодил в плен к Хеллорину, она с ним не связывалась. Может, и здесь уже что-нибудь изменилось? Но никуда не денешься: это ее единственная надежда. Элизеф, прищурившись, склонилась над Чашей и сосредоточила свои мысли на Ванноре.
Мара стояла на зеленой лужайке перед дворцом Хеллорина и смотрела, как восходящее солнце превращает траву в изумрудное пламя. Ей казалось, что весь мир ополчился против нее. Д'Арван уходил, и она не хотела здесь оставаться. И уж конечно, ей совсем не хотелось сейчас заводить ребенка, тем более зачинать его при помощи магии фаэри. «О боги, что я буду делать с этим ребенком? — в отчаянии думала она. — Я воин, будь оно трижды неладно, какая из меня мать?»
Но ребенок был уже зачат, и к тому же она сама на этом настаивала. Отступать было поздно. Она вспомнила, как после того, как они с Д'Арваном возлегли, пришла женщина-фаэри и погрузила ее в волшебный сон. А проснулась она уже беременной. Как это ужасно! Мара потрогала кольцо у себя на шее. Неужели это все, что сулит ей будущее? Цепь?
Д'Арван обнял ее за плечи, и по тому, как было напряжено его тело, Мара поняла, что он догадался обо всех ее сомнениях и страхах.
— Все будет хорошо, — ласково сказал он. — Я вернусь так быстро, что ты и не заметишь.
Мара смотрела на него, стараясь запомнить каждую деталь: как ветер ерошит его чудесные волосы, как утренний свет очерчивает его скуластое лицо… Паррик стоял рядом, и она старалась не встречаться с ним взглядом. Безмолвный Ваннор тоже был здесь. Убедившись, что Д'Арван не сможет его вылечить, Хеллорин в последнюю минуту позволил им взять с собой бывшего купца. Паррик, несмотря на то что с него сняли цепь, был мрачнее тучи. Он с самого начала возражал против плана, предложенного Марой, и говорил, что она спятила. Едва Мара собралась с духом, чтобы ответить на слова Д'Арвана, грянули серебряные трубы, и из дворца вышел Лесной Владыка, приветливо кивая своим разнаряженным подданным.
— Приведите скакунов!
Мара стиснула зубы. О боги, неужели нельзя обойтись без торжественных церемоний! Неужели все короли обожают всякую мишуру?
Пока не привели коней, Хеллорин, воспользовавшись паузой, подошел к Д'Арвану и Маре, протянув руки, словно хотел заключить их в объятия. «Пусть только попробует, — мрачно подумала Мара. — Я ему уши оторву, хоть он и фаэри».
К счастью, Владыка Леса не стал никого обнимать.
— Ну как вы, дети мои?
— Благодарю, мой господин, — учтиво ответил Д'Арван.
Мара заскрежетала зубами. Если мой сын когда-нибудь мне такое скажет, он у меня неделю не сможет сидеть!
Она не успела придумать достойный ответ" появились два ксандимца — могучий боевой конь темно-серой масти и гнедой, чуть поменьше размером, со сверкающей черной гривой. Мара смотрела на них и пыталась представить их в человеческом виде. У нее сохранилось об этом лишь мимолетное воспоминание, да и сама она тогда, по милости Хеллорина, была в обличье Единорога. Мара печально улыбнулась. «Мы в чем-то похожи, — подумалось ей. — Ведь я тоже побывала в своей жизни двумя разными существами».
Мара чувствовала, что Д'Арван весь дрожит, как натянутая струна: ему не терпелось пуститься в путь, пока его капризный отец не передумал. Он сказал несколько слов Хеллорину, которые Мара не расслышала, потом обнял ее в последний раз. Мара на мгновение прижалась к нему и прошептала:
— Ты смотри, осторожнее там, а то мы вдвоем тебе так накостыляем!
Д'Арван улыбнулся:
— Все будет отлично, поверь. Позаботься о нашем ребенке — лучше тебя никто с этим не справится.
И вот он уходит. Мара с трудом поборола желание вцепиться в него что есть силы и никуда не отпускать. Паррик вскочил на серого коня, с помощью фаэри усадил перед собой Ваннора, а Д'Арван вскочил на гнедого. Конь — а это, кстати, был Чайм — не слишком обрадовался наезднику. Он бил копытом и вскидывал голову, пока Д'Анвар не наклонился и не шепнул ему на ухо какое-то слово.
Это слово было магическим. Оба коня взвились в воздух, унося с собой часть сердца Мары. На миг она испытала радость, горе и жгучую зависть. Потом небо опустело.
Хеллорин обнял ее за плечи.
— Пойдем, моя маленькая волчица. Теперь тебе осталось только заботиться о своем ребенке и ждать возвращения Д'Арвана.
Высокое дерево, растущее на берегу, сшибло ударом молнии, и теперь Язур рубил на дрова поверженного великана, стараясь управиться побыстрее, поскольку лето незаметно перешло в осень, и дни стали короче. Уже смеркалось, и через озеро было видно, как по саду медленно движется шарик волшебного света: это Эйлин собирала овощи к ужину. Вечер был тихим и безмятежным; тишину нарушало только сонное щебетание птиц, шелест волн да негромкое фырканье Искальды, щипавшей траву неподалеку.
Язур не мог бы сказать, что заставило его именно в это минуту взглянуть на небо. Возможно, инстинкты воина в нем еще не совсем погибли.
— Великий Жнец! — Он уронил топор и, вскочив на Искальду, поскакал через мост, отчаянно выкликая Эйлин. День, которого они так боялись, все же настал. Фаэри возвращались в Долину.
— Сюда, Искальда, в дом! Тут тебя никто не посмеет тронуть.
Язур не церемонясь распахнул дверь в башню и втащил кобылу на кухню, едва не сбив с ног Эйлин, которая спешила наружу. Волшебница несла его меч и свой посох. Увидев Искальду, она улыбнулась.
— Здесь вы все будете в безопасности, пока мы не отправим этого Хеллорина туда, откуда он явился.
Язур и Эйлин вышли к мосту. Фаэри были уже совсем близко.
— Но их же всего двое, — растерянно проговорила Эйлин. — Что-то это не похоже на Хеллорина. Неужели у него развилось чувство юмора?
Язуру стало немного стыдно за свою панику. Когда он увидел всадников, ему было не до того, чтобы считать их по головам, — его первая мысль была об атаке.
— А может, это такой хитрый маневр? И тут они услышали знакомые голоса, окликающие их по именам.
Спешившись, Д'Арван испытал легкое сожаление — так поправилось ему путешествовать по небу. Теперь он понимал, почему Хеллорин не желает терять своих скакунов. Но тут же эти мысли вылетели у него из головы, потому что к нему подбежала Эйлин и обняла так крепко, что чуть не задушила.
— Д'Арван! — кричала она. — Боги меня услышали! А Ориэлла вернулась с тобой? Почему она не приехала? У нее все в порядке?
— Да, насколько я знаю, — ответил Д'Арван. — Она вернулась вместе со мной, но в Нексисе мы… расстались. — Плечи Эйлин печально поникли, и он торопливо прибавил:
— Но с ней две пантеры. Шиа очень преданное существо и не допустит, чтобы с Ориэллой что-то случилось.
Язур в это время радостно приветствовал Паррика. Внезапно послышалось громкое ржание, и дверь башни распахнулась. Искальда с грохотом пронеслась по мосту и потерлась мордой о шею своего брата.
— Вот это, я понимаю, встреча! — восхитился Паррик.
— Я думаю, ее можно сделать еще лучше, — с улыбкой сказал Д'Арван и дотронулся до талисмана, висевшего у него на груди. Под теплыми пальцами гладкий блестящий камень вспыхнул дымчато-серым светом, словно солнечный луч сквозь серебряные нити дождя. Отец дал его Д'Арвану перед отъездом, и в нем заключалась Древняя Магия, ядро и суть могущества Хеллорина. Сжимая камень в руке, Д'Анвар почувствовал, как его наполняет эта магия — странная и одновременно такая знакомая, словно она с рождения дремала у него в крови. Он сделал глубокий вдох и снял заклятие со скакунов, возвращая им человеческий облик.
Никто этого не ожидал, и Чайм, внезапно обнаружив, что у него стало две ноги вместо четырех, покачнулся и, не удержавшись, упал, но вставать не спешил. Он лежал, не открывая глаз, преисполненный невыразимой радости. Он уже и не чаял вновь стать человеком. Эфировидец провел рукой по траве, ощущая ставшими необыкновенно чуткими пальцами каждую травинку; осторожно открыв глаза, он увидел новый мир, полный красок и смысла. Звуки и запахи тоже стали иными.
— Чайм, как ты себя чувствуешь? — Язур и Паррик склонились над ним, и Эфировидец в первый момент не понял, кто из них это сказал. У обоих был одинаково озабоченный вид.
— Лучше некуда, — отвечал он с улыбкой. Они помогли ему встать, и Паррик, которому Чайм не раз спасал жизнь, с такой силой хлопнул его плечу, что он снова чуть не упал.
— Клянусь Чатаком, отлично, что ты опять с нами, старина! — воскликнул начальник кавалерии. — Без тебя было скучновато.
— Ага, тебе просто хотелось еще немного побыть Хозяином Табунов, — поддразнил его Чайм.
Рядом смеялись и плакали, обнимая друг друга, Шианнат и Искальда. Эфировидец повернулся к Д'Арвану:
— Я не встречал тебя, будучи человеком, и знаю о тебе немного — только что ты друг Ориэллы. Но я в долгу перед тобой за то, что ты сделал для меня и Шианната с сестрой…
Его прервал топоток маленьких быстрых ног по мосту. Чайм обернулся и, к своему изумлению, увидел темноволосого мальчугана, а рядом с ним — большого серого волка. Сына Ориэллы он узнал, хотя тот сильно изменился, — Да это же Вульф! — вскричал Эфировидец и озадаченно посмотрел на Язура. — А чей же тогда мальчик? Мальчик подошел и подергал Язура за рукав.
— Пап, а пап…
— Что? — потрясение воскликнул Чайм. — Это твой? Язур покраснел как мак.
— Я… — Он беспомощно оглянулся на Эйлин.
— Чего ты на меня смотришь? — сказала Фея Озера. — Твой друг, ты ему и объясняй. А мне еще предстоит пережить немало приятных минут, когда Ориэлла узнает, что у нее есть брат.