— Мне это не нравится, — сказал мистер Блант, как только они проникли в огромный темный зал музея и спустились в котлован номер один. — Мне это совсем не нравится. Эти воины — бесценные памятники истории и культуры. Если китайцы нас тут застанут, они могут предположить, что мы хотим украсть их национальное достояние. А наказание за такое воровство в Китае — почти наверняка смерть.
— Замолчите, — велела Филиппа, размахивая золотым слитком. — Не надо рассказывать нам всякие ужасы, мистер Блант. Я не желаю больше об этом слышать. Пожалуйста, прочитайте слова, которые написаны на этой стене по-китайски, а потом замолчите, пока я не разрешу вам говорить снова.
— Какие именно слова? — спросил мистер Блант. — Кай шень?
Как только он это произнес, потайная дверца в стене котлована бесшумно распахнулась и им открылся длинный коридор.
— Да, эти, — кивнула Филиппа. — И без моей команды больше ни слова.
Они переступили порог, и дверца за ними так же бесшумно захлопнулась. Через некоторое время Финлей спросил:
— Что это за шум?
— Как будто птицы… — сказала Филиппа. — Миллионы птиц.
В нефритовой пирамиде все было сделано по новейшим высоким технологиям и выглядело крайне современно. Пол был покрыт тонким слоем ртути, и она, подобно гигантскому зеркалу, отражала и людей и предметы: хитроумные преобразователи энергии; Иблиса с сыном Радьярдом, стоявших за пультом управления этими машинами; несколько десятков подпиравших стены воинов-дьяволов, — ну точь-в-точь доспехи, выставленные вдоль стен в средневековом замке. А еще в ртутном зеркале отражались прикованные к стене Джалобин-Джон и Нимрод. Прямо напротив них была толстая треугольная стеклянная стена гигантского аквариума, занимавшего большую часть пирамиды. Но томились в нем не рыбы, а миллионы детских духов. Двигаться они не могли, лишь чуть пошевеливались, точно студенистая жидкость, светились серебристо-голубоватым, каким электрическим светом, как небо в сильную грозу. Время от времени к стеклу прижимались маленькие лица детей-призраков и отчаянно о чем-то молили — безмолвно, поскольку стены были непроницаемы для звука. Иблиса и его сына Радьярда все это страшно забавляло, а Джалобина-Джона и Нимрода очень и очень тревожило.
Иблис был в своей стихии. Он получал неимоверное удовольствие, описывая пленникам все детали своего чудовищного плана и действие этой адской машины. Он делал это нарочно, потому что знал, какие страдания им это причиняет. Желание мучить ближнего было в нем неизбывно, несмотря на то что он уже подверг Джалобина-Джона второй пытке правдоуловителем, и им все-таки пришлось рассказать ему все, что оба они знали о Филиппе и золотом слитке.
Услышав их версию этой истории, Иблис совершенно успокоился. Он был уверен, что Филиппа никогда не разгадает секретный шифр на картине в Венеции. Сам он не представлял, каким образом XI + I может равняться X, и высокомерно полагал, что ребенку до ответа тоже не додуматься. Филиппа никогда не найдет золотой слиток и ничем не сможет помешать его планам.
Пока Иблис издевался над пленниками, Радьярд Тир следил за показаниями приборов. И отец и сын по-прежнему оставались в своих нефритовых одеяниях, которые делали их неуязвимыми для джинн-силы Нимрода.
— Критическая масса будет достигнута через восемь минут, — сказал Радьярд отцу.
— Превосходно! — воскликнул Иблис и обратился к Нимроду: — Меньше чем через восемь минут накопившаяся в этом резервуаре энергия заставит пирамиду опрокинуться. И всё в этом мире: добро и зло, удача и неудача, счастье и несчастье — обратится в собственную противоположность. Жду не дождусь! Охота посмотреть, как это будет выглядеть. Представляете, любая мечта, любое желание принесут ровно обратный результат. — Иблис захохотал как безумный. — С этих пор все человечество будет ходить с постной физиономией, точно несчастный ребенок, который открыл рождественским утром красивый пакет с подарочками, а он, оказывается, пустой!
Это сравнение так насмешило Радьярда, что он стал хохотать до упаду. Они с Иблисом довольно хлопнули друг друга по рукам, что было не так-то просто сделать в тяжеленных нефритовых доспехах.
— Неужели это действительно приносит тебе удовольствие, Иблис? — спросил Нимрод. — Ты рад творить зло ради зла?
Иблис даже опешил.
— Да, — сказал он. — Конечно.
— расчетное время семь минут, — объявил Радьярд Тир.
— Кстати, на случай, если ты ломаешь голову над тем, как потом возвратить мир в его, если можно так выразиться, первозданное состояние, — сказал Иблис, — имей в виду, что поставить пирамиду на прежнее место ты уже не сможешь. То, что я делаю, необратимо. Во-первых, потому, что для этого все люди, простые люди, вроде твоего дворецкого Джалобина, должны будут пожелать нечто совершенно противоположное тому, чего они действительно хотят. А это, согласись, невозможно. Люди-то и сейчас толком не знают, чего хотят, не говоря уже о том, чтобы пожелать вдруг нечто совершенно противоположное. Ну а во-вторых, ты никогда не сумеешь собрать воедино так много жизненной силы. Это удалось мне, и только мне. Я запряг в эту повозку всех детей на свете. Нет, Нимрод, как только пирамида перевернется, мир полетит в тартарары. — Он рассмеялся. — Думаю, люди забудут дурацкие суеверия про разбитое зеркало и черную кошку. Что-то там еще было про семь лет неудачи? Так вот, человечество ждут семь миллиардов лет неудачи. Чудненько!
— Обалденно, — подхватил Радьярд.
— Занятно, — сказал Нимрод. — Должен признать, план у тебя получился сложный, но изобретательный. С помощью терракотовых воинов ты использовал все главные музеи мира для своих гнусных целей. Послушай, Иблис, а воин-дьявол, которого ты отправил в Нью-Йорк, в музей Метрополитен, все еще там?
— А что?
— Он поглотил моего друга, господина Ракшаса.
— Какое приятное известие! — обрадовался Иблис. — Жаль, я не могу его найти и помучить собственноручно. Но на это совсем нет времени. Воин, которого я посылал в нью-йоркский музей Метрополитен, уже здесь, он вернулся в Сиань. Один из восьмидесяти тысяч воинов моей терракотовой армии. Так что я за целую вечность не отличу его от всех остальных. — Он безжалостно загоготал. — Ты когда-нибудь пробовал посчитать до девяноста миллиардов?
— Ты украл нефрит, ты опустошил мир духов, ты заставил бедного Дыббакса сосредоточить все внимание человечества в одной точке и тем самым создать негентропию, — сказал Нимрод. — Весьма хитроумно и весьма гнусно. Ничего гнуснее я за всю жизнь не видывал.
— Спасибо, Нимрод. Я считаю это большим комплиментом от столь именитого джинн.
— Но как ты мог так поступить со своим сыном! Это же твой собственный сын! — воскликнул Нимрод. — Нет, я не об этом болване, — сказал он, покосившись на Радьярда. — Я имею в виду Дыббакса. Тебе хоть чуточку стыдно за то, что, ты так безжалостно использовал свою же плоть и кровь?
— Расчетное время шесть минут, — объявил Радьярд, пропустив мимо ушей оскорбление Нимрода. — Количество душ достигло максимума, папа. Можно начинать.
— Мне немного жаль его, — признался Иблис. — Мальчик был не без таланта. Но вдобавок к таланту у него имеется еще и совесть, а это для достойного ифритца совершенно лишнее. Совесть нам ни к чему.
— Мальчик был не без таланта, — повторил Джон. — Вы говорите о нем в прошедшем времени, Иблис. С ним все в порядке?
— Он будет жить, — сказал Иблис. — Если можно назвать это жизнью.
— Что вы с ним сделали?
— Ничего, — ответил Иблис. — Мне вмешиваться не пришлось. Он сам срубил сук, на котором сидел. Пользовался джинн-силой крайне расточительно, тратил ее на дурацкие трюки и низкопробные цирковые фокусы. Вот джинн-сила и покинула его навсегда. Все просто: он истощил ее, пытаясь стать великим иллюзионистом. Тоже мне цель для джинн его происхождения и с его талантами! Боюсь, что теперь ему суждено влачить жалкое мундусянское существование.
— Расчетное время пять минут.
— Вы хотите сказать, что Дыббакс больше не сможет выполнять три желания, испаряться или заставлять какие-то предметы исчезать? — спросил Джон.
Иблис небрежно пожал плечами и кивнул.
— Так поступить с собственным сыном! — возмутился Нимрод. — С младшим сыном! Лишить его джинн-силы! Это — самая большая трагедия, которая только может произойти с джинн, но особенно трагично, когда это происходит в столь юном возрасте.
— Нимрод, ты все-таки зануда, — рассердился Иблис. — Хватит напоминать мне о том, что он мой сын.
— А разве у него иное происхождение? — спросил Нимрод.
— Какая разница?
— Думаю, разница есть, и прежде всего для тебя, — заметил Нимрод. — Сыновья для нас, джинн, очень важны. Даже для жалких ифритцев.
— Замолчи, — прорычал Иблис. — Да, я сожалею о том, что случилось с мальчишкой. Ты доволен? Я и сам не ожидал, что так выйдет. Он, должно быть, тратил на все эти фокусы намного больше джинн-силы, чем я предполагал. Но тут уж ничем не поможешь.
— А как же его сценическая карьера? — спросил Джалобин. — Что будет с Джонатаном Таро?
— Ты, наверно, шутишь? — сказал Иблис. — После того что случилось со всеми этими глупыми детишками, на любой карьере можно поставить крест. Имя Джонатана Таро для большинства людей теперь проклято. Вы бы видели, что пишут о нем в газетах.
— Бедный Дыббакс, — прошептал Джон.
— Использовать собственного сына таким бесчестным образом! — не унимался Нимрод. — Это настоящее преступление, Иблис.
— Но он ведь жив и здоров! — прорычал Иблис.
— Расчетное время три минуты.
— Возможно, это самое страшное из всех твоих преступлений. — Нимрод все время подначивал и злил Иблиса, пытаясь вынудить его совершить какую-нибудь глупость или ошибку. Ошибку противника можно было бы обратить себе на пользу. — Как ты посмел использовать собственного сына подобным образом?
— Да в чем тут преступление? — завопил Иблис. — Поверь, несчастный марид, ты просто еще не видел настоящих преступлений! — Иблис ухватился за рычаг. — Меньше чем через три минуты, когда я потяну этот рычаг, вся энергия из каждой душонки вон там, за этим стеклом, будет израсходована. Навсегда. То-то опечалятся их мамашки и папашки! Я сейчас погублю миллионы детей, приятель! Вот это преступление!
— Расчетное время две минуты.
— Подумай о том, что делаешь, Иблис, — сказал Нимрод. — Если все в мире будет происходить по-твоему, отныне и навсегда, как ты испытаешь радость победы надо мной? Нет радости — нет и победы. Даже если людские желания не исполняются, люди все равно должны ждать хорошего, мечтать о прекрасном, о том, что случится с ними в будущем. Тогда их жизнь чего-то стоит. И не только люди, Иблис. Ты тоже должен мечтать — пусть о своем, о плохом. Как ты не понимаешь? Именно мечты и надежды делают жизнь интересной, придают ей смысл.
— Ты о чем? — презрительно спросил Иблис.
Но Нимрод понял, что все-таки завладел вниманием ифритца.
— Ты джинн, Иблис, ты прожил много лет, но ты почему-то не понимаешь простейших вещей. Как говорил мой друг Ракшас: «Желание — как крючок. Раз проглотил — уже не выплюнешь». Иногда не так уж здорово получить именно то, чего ты пожелал. А иногда надеяться или ждать куда приятнее, чем видеть, что желание сбылось. Будь осторожен, продумывай последствия досконально. Это закон для любых желаний, и добрых и злых.
— Расчетное время одна минута, — сказал Радьярд. — Не слушай его, папа. Что это он нам вздумал лекцию по самоусовершенствованию читать?
— Я и не слушаю, — отмахнулся от сына Иблис. — Твоя философия не лишена смысла, Нимрод. Отдаю тебе должное. Но меня не зацепило. Все звучит слишком туманно. Слишком невыразительно. Слишком прекраснодушно. А мне внушает уважение только чистое, беспримесное зло.
— Тогда, возможно, вам внушит уважение эта штука! — прозвучал чей-то голос. — Но мне нужно не уважение, а полное повиновение.
— Слава тебе господи, — сказал Джалобин. — Наконец-то. Вот и подкрепление!
У двери, на пороге нефритовой пирамиды, стояла Филиппа, и в руках у нее был золотой слиток. Радом с ней стояли Финлей Макриби и мистер Блант, британский вице-консул.
— Ты решила, что сможешь сорвать мои планы этой безделушкой? — глумливо осведомился Иблис. — Отлично, но твой золотой слиток на нас не подействует. Мы облачены в нефритовую броню. — Он повернулся к воинам-дьяволам и громко отдал им какие-то команды по-китайски. Глиняные статуи тут же ожили и стали грозно надвигаться на вновь прибывших.
— Слушай меня, Филиппа, — закричал Нимрод. — Не трать время на Иблиса с Радьярдом. Они в нефритовых костюмах, ты им ничего не сделаешь. Джинн-сила сквозь нефрит не проходит. И сила золотого слитка тоже. Но ты можешь командовать воинами-дьяволами. Чтобы повернуть дун сипротив их нынешнего хозяина, надо сказать по-китайски…
— Заткните ему рот! — закричал Иблис, и один из воинов-дьяволов тут же подскочил к Нимроду и закрыл ему рот своей глиняной лапой.
Ни на мгновение не потеряв самообладания, Филиппа схватила мистера Бланта за руку — чтобы сила золотого слитка вошла и в его тело тоже — и приказала вице-консулу:
— Велите воинам остановиться. Велите им повиноваться мне. Скажите им это по-китайски, скорее, а то нас всех убьют.
Но к ее удивлению и тревоге, мистер Блант продолжал молчать.
Ну же! Говорите!
— Тридцать секунд, — провозгласил Радьярд.
Филиппа снова повторила команду, но мистер Блант смотрел на нее по-прежнему безучастно и не произносил ни слова.
— Почему же он не слушается? — в отчаянии воскликнула Филиппа.
Воины-дьяволы медленно, словно зомби, надвигались на Филиппу и мистера Бланта. И пройти им оставалось всего несколько шагов.
— Помнишь, что ты приказала ему в последний раз? — сообразил Финлей. — Ты запретила ему говорить! Скорей отмени ту команду!
Филиппа тоже сообразила, что к чему.
— Я разрешаю вам говорить! — Филиппа выкрикнула последнее слово и замерла в ожидании.
Мистер Блант заморгал, точно пробудился ото сна.
— Где мы? Что происходит? — произнес он и поджал тонкие губки.
За секунду до того, как два терракотовых воина пребольно схватили Филиппу за руки, она успела прокричать мистеру Бланту новую команду:
— Велите дун сислушать наши приказы!
— Дун си! Тин! Тин! — сказал мистер Блант на безупречном китайском языке.
— Велите им остановиться!
— Чжи! — закричал мистер Блант. — Чжи!
— Двадцать секунд, — произнес Радьярд Тир.
Воины-дьяволы остановились.
Тут Джон — из тела мистера Джалобина — крикнул сестре:
— Филиппа, останови Иблиса! Не дай ему потянуть рычаг. Надо спасти миллионы детей!
— Десять секунд!
— Мистер Блант, — завопила Филиппа, — велите воинам-дьяволам арестовать тех двух мужчин в нефритовых одеждах. Надо остановить их любой ценой! Они не должны потянуть рычаг!
Мистер Блант переводил синхронно, не дожидаясь, пока Филиппа договорит. По-китайски он изъяснялся так же бегло и непринужденно, как по-английски. Услышав первые же его слова, воины-дьяволы отпустили его и Филиппу и медленно двинулись на своих прежних хозяев.
— Пять секунд! — Через нефритовый шлем была видна сияющая физиономия Радьярда Тира.
Иблис, в отличие от сына, был предельно сосредоточен, он понимал, что оба они в смертельной опасности и могут не успеть.
— Четыре!
Один из воинов схватил Радьярда. И воинов вдруг стало очень много. Сотни. Точно вся терракотовая армия хлынула в пирамиду из какого-то подземного источника.
— Три! — заорал Радьярд.
Другой воин уже держал за плечи Иблиса, но тот пытался вывернуться.
— Два! — завопил Радьярд и тут же был отброшен на пол.
Иблис начал тянуть рычаг. Вот-вот вся нефритовая пирамида перевернется и встанет на острие.
В следующий миг Иблис, скошенный ударами сразу двух воинов, тоже оказался на полу.
— Вырубите эту адскую машину! — крикнул Джон. — Там есть большой нефритовый выключатель.
Финлей кинулся к выключателю, который мог перенаправить поток энергии жизни в нефритовой пирамиде.
Иблис тем временем силился встать на ноги, что было непросто из-за тяжелой нефритовой брони. Елозя ногами по полу, он случайно подставил подножку Финлею, и мальчик свалился прямо на злого ифритца. Оттолкнув скорчившегося от боли Финлея, Иблис все-таки встал, но тут же получил новый сокрушительный удар огромного терракотового кулака. На сей раз он упал и больше не шевелился.
Отпустив руку мистера Бланта, Филиппа перебежала к щитку управления и щелкнула выключателем. Адская машина перестала жужжать.
— Молодчина, Фил! — крикнул Джон. — Это победа!
— Победа… — повторила враз обессилевшая Филиппа.
— Рядом с рычагом, за который тянул Иблис, есть еще один выключатель, — сказал Джон. — Он открывает вершину пирамиды. Это освободит миллионы детей, чьи духи похитил Иблис.
Моментально очнувшись, Филиппа нажала второй выключатель. Сначала ничего не произошло. Потом все ощутили вибрацию: алмазная вершина пирамиды медленно откинулась. А секунду спустя раздался такой оглушительный шум, словно распахнулись двери самой большой школы во Вселенной. Духи миллионов детей устремились по домам. Ну и гвалт! Впрочем, разве это удивительно? Разве дети, собравшись вместе, могут помолчать? Несколько миллионов духов кричали, смеялись, говорили наперебой. Все слилось воедино в этом звуке: счастье, облегчение, надежда… Это был громкий, неистовый шум самой жизни. Такой громкий, что сотряслась сама земля вместе со стоявшей на ней полой пирамидой, а внутри нее все, кто не был прикован к стене, попадали на пол.
Филиппа тут же поднялась и огляделась, ища золотой слиток, выпавший у нее из рук от этого внезапного землетрясения. Но на нефритовом полу слитка не было. Кто-то его подобрал.
Слиток сиял в руках у Иблиса.