Глава четвертая,

в которой я снова встречаюсь с троллем, иду по следу осторожного человека и общаюсь с двоюродным братом клиента.


На новом месте спалось плохо. Я ворочался с боку на бок, будто спал на гвоздях, как бихарский йог. Комкал подушку, залезал с головой под одеяло, считал в уме — ничего не помогало. Дома дрых без задних ног, а в огромном особняке Хэмптонов не мог расслабиться и вёл себя, как приговорённый за час до повешения. Удобное положение удалось найти часа в три ночи, и вот тогда я забылся мертвецким сном, лишённым сновидений. Продлилось это недолго. Я проснулся от ощущения, что в спальне есть кто-то ещё.

Вокруг была сплошная темнота, сквозь которую не пробивался свет одинокой луны. Я не слышал шороха посторонних движений, не видел ничего, что могло бы опровергнуть дурные предчувствия. Только мрак и страшная, давящая на уши тишина.

Глухо, как в могиле, подумал я и сам же поёжился от этой мысли. Самый простой способ убедиться в правоте — встать и сделать несколько шагов к месту, что вызывает такое непонятное беспокойство. Однако руки и ноги не желали повиноваться. Таинственная сила сковала меня и придавила к постели как тяжелобольного.

Между лопаток пробежал неприятный холодок. Противно ощущать себя трусом, не способным ни на что. В конце концов, я мужчина, защитник, а не беспомощная тряпка или пустое место. У меня есть сын, которого надо растить, есть любимая девушка.

Я сумел взять верх над своими страхами, приподнялся и сел на кровати. Скрипнули пружины под тяжестью тела. Это был единственный звук в полной тишине. Ответа на него не последовало.

Я оглядел окружающее пространство. Глаза уже почти освоились, различали ближайшие предметы. Вот кресло, журнальный столик, комод, на котором лежали мои вещи. А это что? Сердце перестало биться: кто-то напротив повторял мои движения. Я всмотрелся внимательней и с облегчением вздохнул. Это зеркало с моим отражением. Больше никого и ничего нет. Я один в пустой комнате. Можно вернуться к прерванному сну и забыться до рассвета.

И тут что-то необъятное, бесформенное, как облако, вынырнуло из мрака и двинулось ко мне. И вот тогда я испугался по-настоящему! Фантазия услужливо рисовала картинки, одна страшнее другой. За короткие мгновения я почти уверился — сама смерть шла, чтобы заключить в объятия. Я… я не хочу умирать, я ещё молод.

Кто-нибудь, придите на помощь, спасите! Я хотел закричать, но не смог выдавить из себя ни слова. Рот словно забило песком, наступила немота. Волосы на загривке встали дыбом, кровь прихлынула к лицу. Я попытался откинуться на подушке и не сумел.

Руки стали ватными. Они принадлежали кому-то чужому, лишь отдалённо напоминающему меня. Может, это происходит с кем-то другим, не со мной? Или я сплю, вижу страшный сон. Сейчас проснусь, наваждение исчезнет. Надо сделать над собой усилие, открыть глаза… ну конечно же, это сон. Ещё немного. Разлеплю веки, и всё развеется как ночной кошмар. Я почти убедил себя в нереальности происходящего.

Существо наклонилось, открыло рот. Я почувствовал исходящий от него смрад и понял, что всё происходило наяву. У меня не было сил сопротивляться. Сейчас я умру. Прощай, Крис, прощай, Лиринна. Я всегда вас любил… Там, куда я уйду, мне вас будет не хватать.

Глаза закрылись сами собой. Ну чего ты ждёшь, тварь? Не тяни. Ты же видишь, я не могу сопротивляться. Я бессилен и жалок, как червяк. Не знаю, что со мной творится, но ты выбрала подходящий момент. Ну!!! Сколько мне ещё ждать?! Давай, гад, не мотай нервы.

Внутренние часики отмеряли последние секунды жизни. Я лежал, зажмурившись, и ждал смерти. Однако ничего не происходило. Никто меня не трогал. Может быть, всё не так уж и плохо? Зародилась робкая надежда на спасение.

Тут что-то загрохотало, заревело над моим ухом. Это склонившаяся тварь отчётливо произнесла всего одну фразу:

— Прости.

Что? Я не ослышался? Страшное чудовище просит у меня прощения. Но что я ему сделал? Почему оно извиняется? Я был готов простить кого угодно, лишь бы жить дальше. Ещё один день, год, десятилетие… Жить, я хочу жить. Дышать воздухом, растить сына, любить Лиринну. Разве это так много?

Тварь словно услышала мои мысли. Она просто удалилась, мягко ступая по половицам, практически без шума.

Я открыл глаза. Только теперь до меня дошло — это был тролль. Вместо того чтобы не оставить от меня и мокрого места, он извинился и ушёл. Так просто… и невероятно.

Значит, он на самом деле не злобное животное, а нормальное чувствующее существо, способное страдать и испытывать угрызения совести. Наваждение какое-то. Мир переворачивался с ног на голову.

Про сон можно забыть. Я поднялся с кровати, нашарил засов, выглядевший после того, как мне удалось увидеть тролля, очень хлипким и ненадежным, задвинул его и вернулся обратно. Потом долго лежал на спине, вперив взгляд в потолок. Время тянулось невыносимо медленно. Если бы под руку попала бутылка спиртного, осушил бы в один глоток, однако предусмотрительные хозяева в этой комнате бар не держали. Я едва дождался того момента, когда по спальне весело запрыгают солнечные зайчики.

За окном снова правили бал жара и духота. Солнце раскалило землю, как сковородку. Можно было выйти на улицу и испариться.

Тело стало липким и потным, хотелось принять ванну. Всё, происшедшее за ночь, стало теперь далёким и нереальным, я даже ущипнул себя для проверки. Это вернуло меня на землю. Тролль действительно приходил в мою спальню этой ночью.

Я встал, почистил зубы, умылся и пошёл узнать насчёт завтрака. Пришлось проделать тот же путь, что и в прошлый раз, но теперь в одиночку. Гида у меня не было. Агнесса куда-то запропастилась. На звон колокольчика никто не отзывался.

По дороге никто не попался, дом словно вымер. Вероятно, большинство его обитателей ещё нежились в постелях.

Первым встреченным за утро человеком стал новый постоялец Хэмптонов, вернее постоялица. Вчера вечером к мисс Портер вызвали семейного врача, он прибыл вместе с сиделкой — желчной старухой, обладавшей на редкость сварливым характером (в этом я убедился быстро, когда завёл с ней разговор). Она провела всю ночь у ложа больной, а сейчас сидела в комнате для прислуги и пила чай с молоком, делая губки бантиком и противно хлюпая.

Мы поздоровались.

— Как самочувствие пациентки? — спросил я для проформы.

Ещё вечером было ясно, что с мисс Портер всё будет в порядке. Грым не нанёс сильных повреждений. Можно сказать, экономка отделалась лёгким испугом, точнее обмороком.

— Мисс Портер уже отошла от шока, но доктор велел ей не вставать с кровати до выходных, — ответила сиделка, размачивая мятный сухарик.

Прекрасно, экономка может смело проваляться в кровати целых три дня. Для меня это невиданная роскошь.

В комнату вошла Клотильда. В помещении сразу стало тесно, как в будке у собаки. Кухарка увидела меня и одарила благосклонной улыбкой.

— Говорят, вы вчера вели себя как герой, — сказала она. — Жаль, я ничего не видела.

— Скорее как дурак, — признался я. — Мистер Джонас зря вмешался. Он не подумал о том, что мог бы сэкономить на ужине для Грыма.

Повариха засмеялась. Её пышные телеса заколыхались, наводя на мысли о куске студня в тарелке. Мне стало не по себе. Я нервно сглотнул. Клотильда истолковала это по-своему.

— Проголодались? — спросила она.

Я кивнул и в результате покинул дом с брюхом тугим, как барабан. Кормить здесь действительно умели и подходили к этому делу с редкой изобретательностью. Каждое блюдо не походило одно на другое и отличалось изысканным вкусом. Язык проглотишь.

Теперь я знал причины подрыва семейного бюджета Хэмптонов: парни просто проели все капиталы, но оно того стоило.

В перерывах между порциями мне удавалось задать Клотильде вопрос-другой насчёт вчерашних событий, но всё, что я выяснил, свелось к одному — повариха была на кухне и ничего подозрительного не заметила. Когда готовишь на целую ораву, включая прожорливого тролля, времени на пустяки не остаётся. Клотильда не видела ничего, кроме кастрюль. Впервые в жизни довелось встретиться со столь нелюбопытным человеком, к тому же женского пола.

— Скажите, а Грым… он часто бродит по дому? — Этот вопрос давно вертелся на моём языке. — Особенно по ночам…

— А мы не запираемся, и Грыма на цепи не держим. Он же не собака, — удивилась Клотильда. — К вам приходил, что ли?

— Да. Я чуть не поседел.

— Напрасно волновались. Грым хороший и добрый.

— Только про то, что он и мухи не обидит, не надо, пожалуйста. Видел я вчера, какой он добрый.

— Вы о мисс Портер намекаете? Так ей и надо. Знала ведь, что Грым любит Агнессу и никому не позволит пальцем тронуть. Так нет же, загорелось девчонку поучить. Получила то, что заслужила. — Похоже, мисс Портер не входила в список любимцев поварихи.

— А почему тролль так любит Агнессу?

— Так они с Агнессой, можно сказать, вместе росли. Покойный хозяин притащил в дом тролля, совсем ещё ребёнка, одногодка с Агнессой. Других детей здесь не было. Вот она и играла с троллем, как будто с братишкой. Привязались друг к другу, — пояснила кухарка.

Убедившись, что большего не добиться, я направился к выходу из владений Хэмптонов.

У ворот снова стоял тролль. Я кивнул ему, давая понять, что не в обиде. Грым расплылся в улыбке. Улыбающийся тролль то ещё зрелище, наверное, хуже крокодила, скалящегося за твоей спиной. У меня возникло паническое желание спастись бегством. Или на дерево залезть.

С большим трудом удалось сохранить достоинство и выйти на улицу как ни в чём не бывало. Даже посвистел немного, правда, фальшиво, ну так мне на сцене не выступать. Главное — остался цел и невредим. Почти невредим, всё же тролль меня помял слегка и поцарапал. Но, как говаривал мой приятель Гвенни, всё это пустяки по сравнению с красотой Вселенной. Так что не особенно-то я и убивался. Шрамы украшают воина, шишки и царапины, должно быть, тоже.

Я почти добрался до ближайшего перекрёстка, но тут какая-то сила заставила меня оглянуться. Словно кто-то схватил мой кочан и развернул на сто восемьдесят градусов. Утрирую, конечно.

Ворота особняка Хэмптонов распахнулись и исторгли Джеральда, который воровато оглянулся по сторонам, рефлекторно вжал голову в плечи и потрусил быстрым шагом в мою сторону. Меня он пока не видел.

Рядом находилась круглосуточная аптека. Я зашёл в неё и сквозь стеклянную витрину наблюдал за его осторожными передвижениями.

Поведение Джеральда наводило на мысль, что он чем-то обеспокоен. Парень вертелся как вошь на ладони. Так ведёт себя человек, скрывающийся от слежки. Уж я-то знаю об этом не понаслышке.

Он постоянно оглядывался, один раз присел на корточки, сделал вид, что завязывает ботинки, а сам в то время стал бросать осторожные взгляды по сторонам. Классический приём обнаружить преследование. Не знаю, что он там высмотрел, но его закидоны вызвали у меня жуткий интерес. В результате парень сам накликал на себя проблемы: я решил сесть ему на хвост.

Он постоял спиной к аптеке. Из-за стекла витрины хорошо просматривались выступившие пятна пота на его несвежей рубашке, грязный ворот. Похоже, Поппи не очень заботилась о внешнем виде муженька, иначе была просто обязана заставить его переодеться. Или это военная хитрость — чем хуже он выглядит, тем меньше будет желающих на него позариться. Особенно среди молодых и красивых девушек. Всякие бывают у замужних женщин пунктики.

Как только Джеральд скрылся из виду, я вышел из аптеки и пошёл вслед, стараясь держаться на безопасной дистанции. Пока что везло. Он не догадывался о моём присутствии, и я следовал за ним, как налоговый агент за деньгами.

Будь со мной Лиринна, следить было бы проще. Вести объект гораздо лучше вдвоём или втроём. Так меньше шансов засыпаться. Вдобавок мне совсем не нравился маршрут, выбранный Джеральдом. Этот район я знал неважно. Трудно заниматься слежкой, не представляя, что ждёт за поворотом.

Есть ещё один минус — прохожие. Когда ведешь слежку в толпе, упустить объект проще пареной репы. Моргнул глазами, и перед тобой уже маячит спина абсолютно ненужного человека, а твой клиент в этот момент может оказаться в совершенно неожиданном месте. Это я уже проходил.

На моё счастье, прохожих попадалось немного. В основном мелкие клерки, зазывалы или праздношатающаяся молодёжь. Несколько раз встречались уличные торговцы с ручной кладью на тележках. Этих стоило обходить за километр: завидев потенциальную жертву, они вцеплялись мёртвой хваткой и не отпускали, покуда та не спасалась бегством или не выкладывала содержимое кошелька.

Джеральд петлял не хуже зайца. Если бы не многолетний опыт, я бы упустил его полчаса назад, а так мы дефилировали по улицам и вели себя как полные придурки. Что обо мне могли думать встречные, когда на их глазах я вытворял прыжки, падения в пыль и прочие акробатические этюды? Большинство покрутило бы пальцем у виска, глядя на мои попытки остаться незамеченным для объекта. Просто удивительно, что за нами вслед не шла толпа зевак, ибо Джеральд тоже вёл себя не самым лучшим образом. Над нами, наверное, пол-улицы животы надрывало.

Мы прошли уже четыре квартала. Джеральд неожиданно сменил манеру поведения. В его движениях появилась уверенность. Походка стала плавной, расслабленной. Он перестал горбиться и вести себя как шпион в тылу врага.

Я с облегчением вздохнул. Многочисленные проверки, предпринятые Джеральдом для обнаружения слежки, измотали меня как собака тряпку. Я устал прятаться в подворотнях, укрываться за афишными тумбами и спинами прохожих, а также нырять в ниши. На моей одежде и обуви было килограмма три пыли. Ещё столько же отложилось на щеках и во рту.

Объект дошёл до перекрёстка, поставил было ногу на мостовую, но тут же убрал. Послышалось громкое цоканье копыт. Это катилась карета, которую сопровождали конные телохранители — рослые мужики в высоких меховых шапках. У каждого в глазах горело желание — отличиться перед хозяином и неважно, каким способом: закрыть грудью от наёмного убийцы или затоптать копытами лошадей нерасторопного пешехода.

Джеральд дождался, когда кортеж минует, пересёк дорогу, дошёл до узенького переулка и свернул.

Я выждал пару секунд и ринулся вслед. Добрался до угла, осторожно выглянул и обомлел: прямая дорога, спускавшаяся вниз почти к самому морю, была пуста. Джеральд как сквозь землю провалился.

Я выругался. Этого мне ещё не хватало: потерять объект, так и не выведав, куда он направил стопы. Меня ж куры на смех поднимут! Сунулся в несколько ближайших парадных. Бесполезно. Они либо были заперты, либо пустовали. В одной за столом сидела консьержка, старая, как трухлявый пень.

— Простите, пожалуйста, мэм, — обратился я к ней. — Здесь никто не проходил буквально минуту тому назад? Мужчина…

— Вы к кому? — строго спросила она.

— Ни к кому. Я случайный прохожий. Спрашиваю вас, не заходил ли сюда мужчина. Такой потрёпанный, запыхавшийся. Это было минуту, максимум две тому назад. — Я раздумывал о том, чтобы сунуть ей мелкую купюру, однако что-то в её лице удержало меня от этого поступка.

— Молодой человек, уходите отсюда, пока я не вызвала полицию. — Она достала свисток и взяла его в губы.

Не уверен, что её старческие лёгкие смогли бы выдуть соловьиные трели, однако не хотелось, чтобы бабуля умерла от перенапряжения со свистком в зубах, поэтому я извинился и вышел на улицу. Пробежал до конца переулка и вернулся обратно с тем же результатом. Никого нет.

Стоило признать: я рано расслабился. Джеральд каким-то образом заметил меня и нашёл способ стряхнуть с хвоста. Ничего не попишешь: обвёл вокруг пальца, как новичка.

Я зашёл ещё в один дом и обнаружил, что за дверью скрывается сквозная арка, выходящая в другой двор. На месте Джеральда я бы обязательно ею воспользовался. Отсюда с лёгкостью можно перекочевать на соседнюю улицу.

Ладно, подожду вечера. Всё равно ночую у Хэмптонов. Там, за ужином, в спокойной домашней обстановке мы и поговорим с Джеральдом, выясним, куда это он намылился, а сейчас пришла пора возвращаться в офис: скоро придёт Лиринна.

Я доехал на кэбе. Кэбмен высадил меня и укатил, увозя в карманах мой дневной заработок. Овёс нынче дорог, куда дороже услуг частного детектива средней руки.

Я прошёл мимо привратника, он кивнул мне, показывая, что всё в порядке. С некоторых пор эти парни получают от меня ежемесячное вознаграждение и знают, как его отрабатывать.

Я поднялся наверх, открыл дверь ключом и плюхнулся на стул. Славное начало рабочего дня. Правда ночь была ещё хуже. Одна только встреча с троллем отняла пару лет жизни.

Форточки в конторе были закрытыми, воздух застоялся. Ещё немного и его будет видно невооружённым глазом. Я распахнул окно и постоял возле него, оперев руки о подоконник. Дыхание моря освежило голову лучше всякого шампуня. Я вернулся за стол, положил локти перед собой и уткнулся в них подбородком.

Ненавижу писанину, однако информацию, полученную в доме покойного майора, следовало упорядочить. Самый лучший способ — изложить на бумаге. Я исчёркал три страницы блокнота, не забывая рисовать на полях смешные рожицы, потом откинулся на спинку стула, приняв глубокомысленную позу. В таком виде напарница меня и застала.

— Судя по твоему лицу, ты скоро разразишься очередной гениальной идеей, — хмыкнула она, целуя мою щёку. — Опять не брился?

— А зачем? — искренне удивился я. — Тебе же нравится, когда я забываю о бритве на несколько дней.

— Дней — да, недель — нет, — улыбнулась Лиринна. — Предлагаю сделку!

— Какую?

— Если ты сейчас побреешься, я тебя поцелую.

— Настаиваю на авансе, — заявил я и тут же воспользовался правом сильного. Вернее, Лиринна позволила мне воспользоваться.

Мы неплохо провели ближайшие десять минут. Потом я, как человек, верный обещанию, отправился уничтожать растительность на лице. Достал бритвенные принадлежности и приступил к процедуре, хорошо известной каждому мужчине. Покрыл подбородок и щёки пеной, провёл острым лезвием сначала снизу вверх, затем наоборот. Сполоснулся, вытерся полотенцем, освежился туалетной водой и в завершение всех трудов с опаской посмотрел на отражение в зеркале. Всё обошлось — порезы оказались неглубокими, кровь из них не хлестала.

За это время Лиринна успела приготовить кофе. В другой раз я бы с удовольствием пропустил глоток-другой, но сейчас полный желудок запротестовал. Пришлось отказаться.

Пока Лиринна пила кофе, я рассказал о вчерашнем ужине, насыщенном событиями под самую завязку. Выслушав, она пришла в ужас:

— Ты подумал о Крисе? Что бы с ним было, если бы Грым тебя задушил? А со мной?

Я потупился. Она права: нельзя лезть на рожон, особенно если от тебя зависят те, кого ты любишь больше всех на свете.

— Прости, милая. Обещаю впредь быть осторожным.

Лиринна вздохнула.

— Знаю я тебя.

— Знаешь, — согласился я. — Меня не переделаешь, я уже старый.

— Старый, — фыркнула Лиринна. — Тебе тридцать четыре года.

— Вот-вот. Тридцать четыре года. Самое время для кризиса среднего возраста.

— Самое время, чтобы отработать денежки нашего клиента. Думаю, он смотрит на нас с того света и костерит за то, что мы ни на шаг не продвинулись. И ещё, — Лиринна прищурилась, — рановато ты запел эти песни про всякого рода кризисы. Наверное, из-за того, что не выспался?

— Не выспался — это точно. Чувствую себя старой развалиной.

— Ха, помнишь те времена, когда два часа сна в сутки были для тебя роскошью? Ты сам рассказывал про то, как служил в армии.

— У, когда это было… — протянул я.

— Да в прошлом году, — засмеялась Лиринна.

— Я изменился. Меня заботят мысли о будущем и настоящем. О том, что всё пошло не так, как могло пойти.

— Прекрати строить из себя философа. Ты что-то перепутал. Кризис среднего возраста начинается в сороковник. У тебя ещё есть шесть лет в запасе. Давай работать.

— А я что, против? Работать так работать…

Мы разделились. Я отправился к Лагарди, как к первому из вероятных подозреваемых, а Лиринна ушла осматривать дом, с балюстрады которого на майора свалился мраморный бюст.

Адрес двоюродного брата клиента нашёлся в книге «Кто есть кто». Моей фамилии в этом толстенном фолианте не имелось: туда попадали только отпрыски знатных родов и все жирные коты королевства. Я не был ни тем, ни другим. Голодранцам не место в анналах истории.

От нашего офиса до дома Лагарди рукой подать. Я даже не успел вспотеть, как оказался на крыльце и потянул за шнурок колокольчика. С трёх сторон здание окружал широкий подстриженный газон. Кто-то убивал на него все выходные.

Дверь открыл хозяин, одетый в шёлковый халат поверх чёрных брюк и темно-синей рубашки. На ногах тапочки. Привычных очков не было. Без них его лицо выглядело моложе и приятней.

Лагарди посмотрел на меня сверху вниз и досадливо поморщился.

— Чем обязан визиту? — скривив рот, спросил он.

— Я Гэбрил…

— Помню-помню: частный сыщик. Вместе с вами ещё была очаровательная девушка. Кажется, её зовут Лиринна, — перебил Лагарди.

— Совершенно верно. Я пришёл, чтобы поговорить о смерти вашего брата.

— Боюсь, ничем не могу помочь. Я ничего не знаю.

— Мы так и будем стоять на пороге? — нахально спросил я.

— Проходите, — посторонился мужчина, пропуская вперёд.

Мы оказались в большой гостиной, в которой было много свободного места, даже больше, чем в голове всех блондинок нашего королевства. Стены оклеены тяжёлыми полосатыми обоями. В центре комнаты стоял роскошный стол из чёрного дерева, на нём валялась раскрытая книжка в мягком переплёте. Я бросил взгляд на жёлто-зелёную обложку с аляписто нарисованной женщиной. М-да, мистер Лагарди убивал свободное время чтением откровенной макулатуры. Он заметил мой ироничный взгляд и покраснел.

В дальнем углу пустой камин. Рядом два кресла-качалки. Над камином повешены картины. Я всмотрелся и убедился, что это — пейзажи, выполненные в превосходной реалистической манере. На всех изображался утренний лес, купавшийся в лучах восходящего солнца. Художнику удалось передать пьянящую красоту этих мест. С удовольствием забросил бы всё и повалялся там на травке.

— У вас уютно, — заметил я.

— Спасибо, — с холодной вежливостью отозвался Лагарди.

Я продолжил беглый осмотр. Мягкая софа, на которой лежал аккуратно свёрнутый плед, барная стойка у стены, книжный шкаф из ореха, пушистый ковёр на полу. Лагарди знал толк в удовольствиях и себе не отказывал. Повсюду стерильная чистота: ни пылинки, ни соринки. Настоящая берлога старого холостяка.

— Присаживайтесь, — предложил Лагарди, указав на одно из кресел.

Я поблагодарил и сел. Кресло качнулось сначала назад, а потом вперёд. Мне понравилось. Надо купить такое же и поставить в офис. Буду в нём дремать, когда поток клиентов иссякнет.

— Не хотите выпить? — спросил он.

— Спасибо, для алкоголя ещё рано.

— Было бы предложено, — пожал плечами Лагарди. — Себе я накапаю.

Он снял со стойки пузатую бутылку и наполнил высокий бокал до краёв.

— Не передумали? Отличный бренди из старых запасов.

— Нет, — отозвался я. — Составлю компанию в другой раз.

Лагарди опустился в кресло по соседству и с наслаждением откинулся на спинку.

— За Томаса! — Он поднял руку с бокалом в воздух и сделал глоток. — Пусть земля ему будет пухом.

— Где ваши очки? — спросил я, когда содержимое бокала исчезло в его желудке.

— Там. — Он махнул в сторону книжного шкафа. — На полке лежат. Я их не ношу дома.

— Вы один живёте?

— Вас это не касается. — Голос его сразу стал бесцветным.

Я ощутил в нём какую-то надломленность. У этого человека были проблемы с внутренним стержнем. Что-то его угнетало.

— Я расследую убийство, — напомнил я.

— Это не является пропуском в мою личную жизнь, — парировал Лагарди.

— Возможно. Вы ладили с братом?

— А вы не знаете? — Лагарди слабо улыбнулся.

Я промолчал. Это подстегнуло собеседника.

— Неужели Рейли держал рот на замке? — Он вперил в меня внимательный взгляд синих глаз.

— Я знаю только то, что братскими ваши отношения не назвать. У вас существовали разногласия из-за женщины.

— Знаете что, — вместо ответа произнёс Лагарди, — я, пожалуй, ещё выпью. Вы хотите залезть мне в душу. Я — не против, но без хорошей смазки ничего не выйдет.

Он снова направился к бару тяжёлой и шаркающей походкой уставшего человека и вернулся, отягощённый ещё одной порцией спиртного. Я не стал донимать его вопросами и дождался, пока Лагарди устроится удобней.

— За Сюзи! — произнёс он, осушая бокал.

— Кто такая Сюзи?

— Сюзи? — переспросил Лагарди. Глаза его сверкнули. — Сюзи, Сюзанна — самая прекрасная женщина в моей жизни. Когда-то я мог говорить о ней часами. — Он пошевелил бровями, собираясь с мыслями. — Вам приходилось любить кого-то? По-настоящему, так чтобы ваша жизнь не имела смысла без этого человека.

— Да.

— Тогда вы должны меня понять. Сюзи была смыслом моей жизни. Не смейтесь, Гэбрил. Я знаю, что это звучит высокопарно, но в моих словах нет ни капли лжи.

— Мне ваши слова не кажутся высокопарными.

— Спасибо. Мы хотели сыграть свадьбу. Оставалась одна неделя, всего одна вшивая неделя до того, как мы стали бы мужем и женой. — Выражение лица Лагарди стало трагическим. — Я пригласил Томаса стать свидетелем на свадьбе. Это стало роковой ошибкой. Он приехал, такой красивый, видный, в военной форме. Настоящий герой. Сюзи увидела его и… — Лагарди помолчал. Слова давались ему нелегко. — В общем, она меня бросила. Ушла к Томасу.

— Мне это знакомо, — признался я. — Когда-то я пережил схожую драму. Вас бросила невеста, от меня ушла жена. С той поры прошло почти четыре года. Не самые лучшие четыре года, скажу вам. Я очень её любил.

В глазах собеседника зажёгся интерес.

— Сочувствую. Но вы смогли это пережить. Каким образом?

— Даже не знаю, что сказать. Я нашёл утешение в работе, пахал как проклятый. Денег много не заработал, но зато знал, чем занять вечер. А потом встретился с Лиринной. Она вернула меня к нормальному существованию. Сейчас мне кажется: всё, что ни делается, делается к лучшему.

— Я могу вам только позавидовать. Работа не вызывала у меня ничего, кроме отвращения.

— А что у вас за профессия?

— Профессия. — Лагарди хмыкнул. — Я — писатель. Пишу дерьмовые книжки под целой кучей псевдонимов. Дарий Донахью — может, слышали о таком? Это я!

— Слышал, даже читал кое-что. Насколько я помню, у него главный герой, отягощённый оравой недалёких родственников и котов, разгадывает детективные загадки, перемежая их бородатыми анекдотами, украденными из старых газет.

— Уловили самую суть. Удивительно, но эта ерунда расходится, как горячие пирожки.

— Должно быть, гребёте деньги лопатой.

— Когда у тебя много денег и нет ни малейшего интереса их тратить, становится скучно. Я потерял любимую женщину, стал противен сам себе. Пил как сапожник, буянил, даже подрался на дуэли с Томом. Хорошо, что мы тогда не убили друг друга. Я был дураком.

— Рад, что нашли в себе силы признаться.

— Вы говорите со мной словно психолог. Поддерживаете, утешаете.

— Я — сыщик. Мне полагается быть беспристрастным, однако порой это выше моих сил.

— Вы очень приятный собеседник, Гэбрил. Жаль, мы встретились только вчера. Я бы с удовольствием пропустил с вами рюмочку четыре года назад. Нам бы нашлось, о чём поговорить.

— Безусловно. Однако нас свело убийство Томаса Хэмптона. Кто мог желать ему смерти?

— Если бы вы задали мне этот вопрос на пятнадцать лет раньше, я бы со всей искренностью ответил, что именно я жаждал его смерти больше всех.

— А сейчас?

— Многое поменялось Желающим убить майора, пришлось бы встать в очередь. Но меня бы в ней не было. Я простил Томаса. Пули, которыми мы с ним обменялись на дуэли, нас примирили.

— Мне хочется верить. Но если не вы, то кто?

— Кто убил Томаса? Вы это имеете в виду?

Я кивнул. Какое-то мгновение мы молча смотрели друг на друга. Наконец он решился:

— Нас, Хэмптонов, нельзя назвать идеальной семейкой. Мы словно магнит притягиваем к себе все пороки и неприятности. Томас отбил у меня невесту. Он даже не посмотрел, что мы братья, пускай и двоюродные. Думал только о себе.

— Любовь — это любовь, — осторожно заметил я.

— А братская любовь что тогда, по-вашему?

Я не нашелся, что ответить, тогда Лагарди продолжил:

— Ораст — мизантроп. Он ненавидит всё человечество. Его интересуют только фарфоровые безделушки. Якшается с разными подонками. Просто удивительно, как ему до сих пор не перерезали горло. Поппи — редкостная дура. Тупая, как пробка. Единственное светлое пятно — это Джонас. Наверное, потому что в нём течёт кровь не только Хэмптонов, но и моей, — Лагарди горестно вздохнул, — моей Сюзи. Впрочем, возможно, во мне говорят чувства, и я его идеализирую. Но мои родственнички — это что-то. Вспомните, что творилось в доме перед приездом полиции. Они обвиняли друг друга в убийстве, и поверьте, у каждого был мотив.

— Что же это за мотивы?

— Разные. Мы Хэмптоны жадные, готовы удавиться из-за медного рилли. И, очевидно, очень глупые: спустили почти всё состояние, нажитое предками. А ещё нас объединяет ненависть друг к другу.

— Вы не преувеличиваете?

— Скорее преуменьшаю.

— Майора убили на частной вечеринке. Был ли кто-то из Хэмптонов в числе приглашённых?

— Вроде бы нет. Даже меня не пригласили, — усмехнулся Лагарди.

— А чем вы занимались в тот день?

— Вы хотите узнать, есть ли у меня алиби? — засмеялся Лагарди. — К сожалению, нет. Я был дома весь день, никто меня не видел. Правил рукопись и в очередной раз убедился, какая я всё же бездарность.

Больше ничего полезного вытянуть не удалось. Я отправился в офис, по дороге задумался над словами Лагарди. Человек, переживший то же, что и вы, становится самым лучшим и искренним собеседником на свете. Ни я, ни Лагарди не были в этом смысле оригинальными. Если у вас одинаковые болячки, как не поделиться рецептами лечения?

Загрузка...