В обеденном зале крепости в Аяччо разговаривали немолодой мужчина и девушка:
– Дядя, Александр был в Аяччо?
– Да, Лаура, он пробыл здесь сутки и потом ещё раз заходил на своём бриге.
– Почему вы не известили меня?
– Потому что Александр сказал, что ему нечего тебе предложить. Смирись, Лаура. Выбери себе достойного корсиканца и живи полноценной жизнью.
– Теперь не могу, дядя. Ведь он сказал, что не прощается, потому что наша новая встреча обязательно будет. Дядя, я решила.
– Что ты решила?
– Я поплыву в Таганрог.
– Девочка моя, Александр сказал, что не видит тебя в своей жизни.
– Вот пусть и скажет мне это в глаза.
– Эх, девочка моя! Подумай, там чужая страна, язык и люди. Что ты будешь делать, если он не примет тебя?
– В этом случае назад я не вернусь, но что-то буду делать.
– Даже не думай! Возвращайся. Для всех ты поедешь в морское путешествие. Никто здесь не попрекнёт тебя.
– Хорошо, дядя Паскаль. Я возьму Альбера, и мы поедем.
Дядя отвёл глаза, лишь тяжело вздохнув.
За время службы в Академии наук я проделал довольно много работы, обобщив и систематизировав результаты опытов и теоретических изысканий Ломоносова. Побывал даже на заседании академического учёного Совета, где «рулил» хитрый и продуманный академик Шумахер, имеющий большой вес среди иностранцев. В общем, поварился я в одной кастрюле с великим учёным, познакомился с другими преподавателями и профессорами, после чего мой научный энтузиазм угас. Надоело мне корпеть над каракулями, разбираясь в сути исследований – устал я от российской науки. Не видел перспективы внедрения в России новых разработок. Всё должно было прийти из-за границы, и только тогда наши власти могли наладить производство этого товара, а могли и не наладить.
К ноябрю из учебного плавания по Балтике вернулись наши корабли. Я совершил прощальные визиты домой к Ломоносовым и Ростовцевым, к Приходину – на работу, а в Корпус заявилась вся наша банда из бывших гардемаринов. Затем был разговор с капитаном Барбером, его помощником Линчем и остальными шотландцами. Они отдали нам свою долю от прибыли с галеона и обязались привезти в Тенерифе тонну кофе из Гвинеи. Тем самым они выкупали в свою собственность трофейную шхуну, которую собирались переименовать в "Новый Глазго" и приписать к порту Глазго.
Шотландцы, вывесив британский флаг и имея официальную купчую на шхуну, отправились в своё Глазго, а галеон и бриг повернули к берегам Норвегии. Я сделал запись в судовом журнале о том, что шхуна утонула в Северном море. Ноябрь в Северном море – это начало крепких штормов и холодных ливней.
Не рискуя идти через бушующее море с мелями в самых неожиданных местах, мы продвигались на север вдоль норвежского берега. Я командовал галеоном, который шёл первым номером. Шторм стих. В туманных сумерках в полумиле от нас вахтенные увидели силуэт парусника. Об этом мне доложил Огоньков, после чего я вышел из каюты и взошёл на шканцы. Рассмотрев тип парусов, сделали вывод, что корабль относится к семейству барков. Вскоре судно скрылось в одном из фьордов, коими в бесчисленном множестве изрезаны берега Норвегии. Сигнальщик зажёг в фонаре свечу и стал семафорить вахтенным на бриге: «Вижу судно. Делай, как я». Дождавшись ответа, фонарь убрали.
Галеон повернул следом за тающим в ночной темноте парусом. Не зная фарватера, Огоньков приказал убрать большинство парусов, а баковые матросы стали промерять глубину лотлинем. С глубиной всё оказалось нормально. Я и Гагарин рассчитали, где оказались, по морской карте определив, что самым близким к нам городком являлся порт Ставагер. Возможно, здесь у бриттов была база. Берег делал небольшой поворот, после которого фьорд расширялся в широкий водный рукав, на котором были разбросаны островки. Увидев расширение, Олег проговорил: "Кэп, точно, это залив Ставагера. Других похожих фьордов поблизости на карте не отмечено. Предлагаю бросить якорь, а дальше идти на шлюпках.
– Согласен.
– Сигнальщик, передай команде брига: "Встать на якорь и ждать".
Бриг подошёл вплотную к галеону и встал на якорь. Его вахтенные видели, что мы спустили шлюпку. Соблюдая тишину, с него также была спущена шлюпка, причалившая к борту галеона. По сброшенному штормтрапу на палубу взобрался Кораблёв. Я сообщил мичману: «Дмитрий, передай Медакину, что мы увидели барк и хотим его захватить. По возвращению разведчиков, пусть спускает все шлюпки с матросами и присоединяется к моей группе».
Бриг был довольно скоростным корабликом с прямыми парусами, но трёхмачтовая баркентина со смешанным парусным вооружением являлась ещё более манёвренной и быстроходной при любом ветре. Так что если мы её сможем увести, это будет отличное усиление нашей маленькой эскадры. Но вначале следовало дождаться Гагарина, который на шлюпке с четырьмя гребцами отправился на разведку. Часа через два парни вернулись и лейтенант доложил:
– У пристани стоят три судна. Когда подошли поближе, увидели, что матросы сходят на берег.
– Отлично, Олег. Вахтенный, шлюпки с командами на воду!
Поднятые по тревоге матросы и офицеры по талям соскальзывали в спущенные на воду шлюпки. Восемь забитых моряками лодок скрылись в ночном тумане. Через час мы догребли к гавани, где стояли корабли. Осмотревшись, определили, что у пристани стоят два 50-пушечных фрегата и баркентина. Не зная, где находятся команды фрегатов, решили их не трогать. Все-таки на таком судне команда составляет человек 300 и, если все они на корабле, то не мы их, а они возьмут нас в плен. А вот баркентина только пришла с патрулирования, поэтому экипаж отпустили на берег расслабиться, а на судне осталась дежурная смена, да те моряки, что решили отоспаться в кубрике.
Моряки, установив на борта лодок пробковые фашины, чтобы не было громкого удара о корпус корабля, вплотную подходили к корме судна. Зацепив верёвку с кошкой за борт, диверсанты полезли наверх. Первыми были самые крепкие матросы. Прячась в темноте, морпехи подобрались к квартердеку, на котором сидели четыре укутавшиеся в тёплые куртки матроса и офицер. Их расстреляли из арбалетов и добили ножами. Затем скинули шторм трап, чтобы народу было легче забираться. Все поднявшиеся на корабль матросы занялись поиском оставшихся на судне англичан. Проверяя каюты и кубрики, захватили двенадцать матросов и офицера, а остальные члены экипажа сошли на берег.
Оставшиеся в шлюпках гребцы повели их в обратный путь, а находящиеся на палубе подняли якорь и поставили нужные паруса. Ветер с гор наполнил их, команда приступила к развороту судна, а затем покинула гавань. Объединившись с остальными кораблями, на баркентину добавили матросов и офицеров, сформировав команду. Я перешёл капитаном на трофей, Медакин остался капитаном знаменитого брига, а Лобов возглавил галеон. Дождавшись шлюпок с моряками, подняли их на борт, развернулись и продолжили поход.
Три судна вышли из фьорда и взяли курс в океан, попав в тёплое течение Гольфстрим, которое сносило нас севернее к айсбергам. Пришлось лавировать, пока суда не пересекли течение, а затем повернули к острову Тенерифе. Кратчайший путь через Ла-Манш мы даже не рассматривали, решив снова обойти Британию со стороны океана. Выйдя в открытое море, я приказал пленных выбросить за борт. Матросы пошушукались, но приказ исполнили. Это были враги и, чем больше я их уничтожу, тем легче станет жить в мире. Возможно, определённая часть побед англичан была добыта тем, что они уничтожали пленных, либо те заканчивали свой век в рабских ошейниках на колониальных плантациях. Ведь уничтожая пленных, победитель навсегда лишал своего противника обученных солдат или матросов. Мичман Михаил Лобов вёл галеон в кильватере остальных кораблей, улыбаясь своим мыслям: «Мишка Лобов – капитан. С юности мечталось, а стал, так страшно. Ничего, раз Михай назначил, значит, знает, что справлюсь. Главное, не терять головы».
Бриг «Кардифф» легко бежал по волнам, почти месяц назад выйдя из североамериканского Ричмонда. В трюме лежали мешки отличного вирджинского табака, тростникового сахара и рулоны хлопковой ткани. Все время кораблику сопутствовали погода без штормов и попутный ветер, отчего он выигрывал несколько дней у стандартного графика. Стоя на мостике, капитан Бэрридж попыхивал трубкой и поглядывал вдаль. И вот в один прекрасный момент он увидел то, что ему очень не понравилось. По левому борту в его сторону двигались три корабля – шустрый бриг, ещё более скоростная баркентина и тяжёлый галеон. Капитан пыхнул трубкой и произнёс: «Хм, а ведь эти парни решили взять меня на абордаж. Что же, поиграем. Боцман, поднять паруса, курс зюйд-зюйд-ост!»
Кораблик изменил курс на юго-юго-восток, побежав, подгоняемый волной. Преследователи также скорректировали свой курс, лишь галеон придерживался первоначального направления на юго-восток. Резать угол, идя по катету, гораздо короче, чем идти вдоль гипотенузы воображаемого треугольника. Мы шли по перпендикуляру, а будущий трофей наискось, отчего мы сокращали расстояния, отыгрывая мили. Левее от баркентины курс «Кардиффа» пересекал бриг Медакина, а ещё левее шёл отставший галеон Лобова. Баркентина на всех парусах неслась в погоню, всё увереннее сокращая расстояние до брига.
Вечерело, и британцы надеялись сбежать в темноте. Капитан ругался, стоя на мостике и оценивая ситуацию: «Три тысячи чертей и бутылка рома! Слишком они близко и слишком медленно темнеет. Не уйдём». Я спокойно стоял на шканцах, поглядывая на удирающий бриг и заходящее солнце, размышляя: «Не уйдёшь, капитан. Ещё час и мы возьмём твой кораблик!»
Когда расстояние сократилось до пары кабельтовых, с нашего корабля холостым выстрелила пушка. Капитан брига не отреагировал, продолжая удирать от погони. Через полмили его курс пересечёт корабль Медакина – британцу не уйти. Мы бы давно открыли бы огонь, но я желал взять трофей целым. Тем не менее, скомандовал:
– Артиллерия, к бою товсь! Мичман Ленский, надо попасть ему по палубе, чтобы уничтожить капитана и вахтенную смену.
Расчёт зарядил носовую пушку осколочным снарядом, провёл измерение дальности и, когда оно сократилось до 200 метров, отправил снаряд в полет. В этот момент нос нашего судна задрался на волне, отчего «огурец» упал в воду. Покрасневший от досады Ленский давал новое целеуказание:
– Мимо! К стрельбе товсь, огонь по готовности!
– Есть по готовности!
– Есть попадание!
Взрыв на палубе внёс коррективы в поведение англичан. Они подняли белый флаг и стали спускать паруса, гася скорость. Вскоре мы шли параллельным курсом, а когда сблизились, то сцепили корабли абордажными крючьями. На палубу торговца перебирались наши матросы с тесаками, а десяток контролировал ситуацию, стоя на палубе с заряженными мушкетами. Попадание осколочного снаряда в район грот-мачты убило рулевого, капитана и вахтенного офицера, поранив десяток матросов. Боцман принял решение капитулировать. Он же докладывал Невову о потерях среди экипажа, откуда идут и что везут в трюме:
– Ядро убило шкипера и подшкипера, да матросов поранило. Груз не стоит жизни. Мы сдаёмся.
– Ты прав, боцман, собирайте и переносите раненых – им окажут помощь у нас на корабле.
Все тридцать британцев перешли в трюм баркентины. Я же оценил адекватность боцмана, обещав высадить их в Уэльсе и выплатить месячную зарплату, чтобы они добрались домой. На "Кардифф" перешла часть команды, а капитаном судна я назначил лейтенанта Самарина. Наш отряд сделал крюк и бросил якорь у берегов Уэльса, высадив кельтский экипаж на их родной земле. После этого я выплатил всем месячное жалование и тройную матпомощь раненым. Затем прошло третье перераспределение моряков наших судов по новым кораблям. «Азовом» остался командовать Медакин, а у него в помощниках были ветераны команды: Кораблёв, Ларин, Орлов, Шевин. Бриг «Кардифф» возглавил Самарин, его помощниками стали Гагарин, Быков, Марков и Лаушкин, а главным артиллеристом – Ленский. Галеон под своё начало получил Лобов с товарищами по оружию: Огоньковым, Шубяном, фон Элистом и артиллеристом Алексио. На баркентине, которую переименовали в «Ростов», теперь капитанствовал я лично. Управлять судном мне помогали Поповкин, Невов, Надеждин, Донской и Пятигоров. Кроме них были мичманы и штурманы из нового призыва, а многие матросы-ветераны с «Азова» моим приказом были произведены в унтер-офицеры и боцманы и равномерно распределены на все суда.
По курсу показались острова. Мы бросили якорь в лагуне у замеченной деревни, отправив на берег шлюпку. Узнали, что это порт Санта-Круз, а остров называется де ла Пальма. Мы добрались до Канар. Сориентировавшись по карте, подошли к острову Тенерифе, дожидаясь шотландцев на рейде одноименного порта. По очереди команды кораблей сходили на сушу, чтобы почувствовать под ногами землю. Встретившись в таверне на берегу, поинтересовался у 24-летних капитанов Самарина и Лобова, каково быть капитанами. Парни улыбались, отвечая:
– Вроде всё, как на вахте, но страшновато быть главным. А как осознали, что последнее решение мы должны принимать, так робость и пропала.
– Так и есть, когда становишься «последним рубежом», поначалу робость появляется, а затем пропадает.
А ещё мы поговорили о пиратстве.
Вопрос поднял боевой, но слишком принципиальный Медакин:
– Михай, когда мы учились в Корпусе, я мечтал быть русским офицером, служить на военном корабле и совершать подвиги во имя страны.
– Серёж, твоя мечта осуществилась.
– Это да, но я хотел сказать о другом. Я понимаю, когда мы сражались с английской эскадрой. Это был бой, который мы выиграли только лишь благодаря твоим снарядам. Когда мы увели английскую баркентину – тоже всё правильно. Но меня смущает, зачем мы захватили бриг капитана Бэрриджа? Ведь это обычный торговец, которого ждут дома родные. А мы взяли его и убили.
Мы стали не офицерами флота, а самыми настоящими пиратами, которые ради наживы готовы убивать любого.
Я вздохнул, почесал голову и ответил:
– Парни, вы все так думаете или только Серёга задумался об этической стороне моих приказов и наших общих поступков?
Мнения разделились, но в целом Сергей остался в одиночестве – народ не терзался сомнениями по поводу захвата чужих судов. Британцы – это враги, а враг должен быть побеждён.
Выслушав молодых офицеров продолжил:
– Сергей, ещё с допетровских времён, когда Россия попала в сферу политических и торговых интересов Британии, её представители стали нещадно грабить нашу страну. Обрати внимание, если в мире против России начинаются войны или восстания, обязательно ищи английский или французский след. Вот ты пожалел торговца, а почему тебе не жалко военных моряков? Их также ждут дома семьи. Чем они хуже? Молчишь? Просто их работа – убивать своих противников. Понимаешь, не сеять, ни растить детей, а убивать тех, на кого укажут правители. Теперь о торговцах. Торговцы тоже бывают разными. Работорговцы тоже люди, которые торгуют рабами, без жалости разрывая семьи негров или каторжан, сосланных в колонии правительством. Вот везёт торговец чугун из Перпиньяна в Плимут. А где гарантия того, что чугун не переплавят в сталь, которая пойдёт на пушки? А из этой пушки прилетит ядро, попадёт в крюйт-камеру и твой бриг пойдёт на дно – 10 килограмм металла погубят 80 человек, которых также ждут дома родные.
Понимаешь, можно долго говорить о заповедях Христа, которых ни одно христианское правительство не соблюдает. Большая политика состоит из тысяч крохотных эпизодов, в которых маленькие человечки сражаются на своём участке фронта.
– Ты прав, Саня. Все мы сражаемся против обычных людей, только в другой форме. Не мы их, так они нас.
– Правильно Миша. Хочу заметить, что всё в мире взаимосвязано. Давайте поясню это на своём примере. Я попал к англичанам и заработал денег. На эти деньги я смог купить поместье с крепостными. У меня появились возможности, чтобы я смог сделать сверхснаряды. В съёмной квартире я бы их никогда не сделал. И даже если бы что-то получилось, это было всего лишь несколько экземпляров. А не окажись у нас тротиловых снарядов, половина из нас лежала бы на дне Мраморного моря после встречи с «Бристолем», а оставшиеся загибались на плантациях сахарного тростника на Барбадосе. Вот и вся диалектика жизни!
С каждым кораблём мы становимся сильнее, можем привезти больше товара, а, значит, стать богаче. Когда я стал богаче, у меня появилось больше возможностей помочь обычным людям. Вы же знаете, как живут мои крестьяне и крестьяне других помещиков. Как минимум, я уже делаю доброе дело. Я не альтруист, поэтому окрепнув, крестьяне станут выкупать дома и платить аренду, возвращая мне потраченные деньги. Но это далёкая перспектива – я не выжимаю из них соки, а даю встать на ноги, ощутить радость нормальной жизни. Для меня важны не деньги, а цель. А чтобы достичь цели, нужны ресурсы, в частности, деньги. Я хорошо зарабатываю, но тут же пускаю их в дело. У меня появились производства, и теперь я могу сделать сто снарядов за один месяц, а не за всю зиму, как было раньше, а, значит, повысился наш шанс победить в бою и всем вам вернуться домой. Я планирую делать ещё много разных полезных вещей, но для этого нужны деньги, люди и время.
Так что, братцы, возвращаясь к большой политике в её малых составляющих, скажу – я веду свою войну с врагами моей страны. Я не могу добраться до главных вершителей судеб, но стану беспощадно сражаться с теми, кто составляет шестерёнки государственной машины наших противников. А попутно буду повышать своё благополучие, чтобы развивать производства. Я хочу быть сильнее своих врагов. Итак, друзья мои, я понятно объяснил свою позицию?
– Вполне. Даже у меня не осталось сомнений.
– Серёга, это радует, ведь недосказанность порождает недоверие и противодействие. А чтобы побеждать, мы должны полностью доверять друг другу.
В душе я порадовался, что этой речью я разъяснил свои поступки и приказы, иногда весьма жестокие.
Дождавшись "Новый Глазго", перегрузили заказанный кофе, после чего тепло попрощались и разбежались. Теперь у шотландцев был свой, независимый от нас, бизнес.
Домой возвращались под русским флагом, полные решимости топить британцев и португальцев. У берегов Испании догнали британскую шхуну с грузом красного дерева, капитан которой сдался. По этой причине топить шхуну и команду не стали, забрав груз, пушки, порох и запасные паруса. Ободрённые лёгким призом, мы стали рассуждать о новых захватах. Как всегда это бывает, Фортуна щёлкнула по носу. Пришлось героически драпать к берегам Франции. Вместо безобидных торгашей мы нарвались на британскую военную эскадру, состоящую из восьми линейных кораблей и фрегатов. Они засекли нас и пустились в погоню. Налетевший шторм спас нас от неравного боя. Британцы повернули в океан, а мы рванули в неспокойный Бискайский залив, решив отсидеться в широком устье реки Гаронна, имевшем название «эстуарий Жиронда».
Погода окончательно испортилась. Мощные ноябрьские шторма заперли нас в эстуарии, где отстаивалась уйма парусных судов. Ветер с океана каждый день и ночь приносил холодные осенние ливни. Просидев пару дней в каютах и кубриках, нам стало скучно, и офицеры отправились заводить знакомства с ближайшими соседями по стоянке. За бутылочкой бордоского вина выяснили следующее. В 20-ти лье выше по Гаронне расположился город Бордо. Это были ворота Франции, через которые завозились товары из всех колоний. Поэтому городской рынок считался самым крупным в стране рынком колониальных товаров. Сам же регион являлся винодельческим центром Франции, так что все берега Жиронды были усеяны виноградниками. Окидывая взгляд, с обоих берегов реки виднелись дворянские замки и фермерские винодельческие хозяйства, в которых производили знаменитые на весь мир белые и красные бордоские вина. Раз попали сюда, решили прикупить их у местных производителей.
Затем на «Азове» отмахали 90 километров по Гаронне, бросили якорь у причала и отправились смотреть город. Он, действительно, был крупным по меркам этого времени. Местный мэр всерьёз взялся за облагораживание города, поэтому шли стройки монументального собора, каменных набережных, моста и красивых зданий. В городе мы задержались на неделю. За это время баталёры прошлись по торговцам, выясняя цены. Я же купил готовых химреактивов типа кислот, ингредиенты для создания тротила и легирования железа, бочковую и стеклянную тару. На рынке лично выбрал и накупил для пропитания экипажей и посадки в имении несколько десятков тонн картофеля и тонну томатов.
Война шла своим чередом, приближаясь к главному морскому сражению всей кампании. В Париже проходило совещание военных руководителей страны. Говорил военный министр Франции Шуазейль:
– Господа адмиралы и маршалы, война затянулась. Считаю, что надо решить все проблемы одним ударом.
– Именно так, господин министр, вы зрите в корень.
– Вы правильно сказали, генерал Лизо. Я предлагаю осуществить высадку 20-тысячного корпуса в Шотландии. Там англичан не любят, поэтому можно надеться, что к нашей армии присоединяться шотландцы. Транспортные суда стоят в Па-де-Кале. Находящийся в Бресте военный флот должен прорвать английскую блокаду и принять под охрану транспорты с войсками. Маршал де Конфлан, поручаю вам возглавить эту операцию, а адмирал Мазури пусть командует транспортным флотом.
– А что делать Средиземноморской эскадре?
– Адмирал Шеву, вам надлежит блокировать Гибралтарский пролив.
Из-за штормов в начале ноября блокирующий французов флот адмирала Эдварда Хоука был вынужден оттянуться от берега. Пользуясь этим, 14 ноября маршал де Конфлан вывел в море французский флот, состоящий из 21 линейного корабля и 3 фрегатов. Пройдя вдоль берега к ближайшей бухте, они наткнулись на пережидающую там шторм английскую эскадру.
– Господин маршал, вижу британцев. Их всего восемь!
– Капитан Пежот, имея трёхкратное преимущество, приказываю вам атаковать и утопить англосаксов.
Адмирал Роберт Дафф изволил обедать, когда постучавший в дверь каюты вахтенный матрос доложил:
– Господин адмирал, на горизонте появились французские корабли! Господин капитан приказал поставить вас в известность.
– Эти лягушатники даже поесть спокойно не дадут. Чего их несёт в такую погоду воевать.
Британец поднялся на палубу, оценил обстановку и отдал приказ:
– Капитан Мортимер, приказываю принять бой.
– Их очень много, господин адмирал!
– Мы свяжем противника боем, а в это время подойдут основные силы адмирала Хоупа. Они увидят французские корабли.
В это же время на палубе флагмана белой эскадры Канала адмирал Хоуп также был проинформирован о том, что на горизонте замечены паруса французских кораблей. Адмирал не раздумывал:
– Контр-адмирал Лауден, мы идём к берегу на помощь Даффу.
– Слушаюсь. Существует опасность, что волны могут выбросить нас на берег.
– Адмирал, есть опасность, что это судно может утонуть здесь от крутой волны и неграмотности капитана. Вы – грамотный капитан. Если мы не поможем Даффу, то к французским судам добавятся ещё восемь британских, с которыми нам придётся воевать.
Эскадра Хоупа в составе 23 линейных кораблей и 10 фрегатов в жестокий прижимной шторм направилась на помощь адмиралу Даффу. Бой закончился полным поражением французов, часть судов которых была сожжена, а часть захвачена. Лишь нескольким французским кораблям удалось сбежать. Так или иначе, но французский флот перестал существовать, а Франция проиграла морскую войну. Об этом мы узнали, когда в эстуарий вошёл потрёпанный боем французский линейный корабль. Перекрикиваясь с вахтенным офицером, узнали, что британцы их наголову разбили. Всех наших капитанов в разных вариантах посетила одна и та же мысль: «Эге, вот дела! Надо быстрее сваливать в Средиземное море, пока бритты занимаются подсчётом трофеев».
Определив, что ветер поменялся и теперь дует в море, я принял решение возвращаться домой, тем более что наши трюмы были полны разного товара. Через несколько дней, обойдя Испанию, оказались в Гибралтарском проливе. Впереди маячили два английских сторожевых барка. «Азов» шёл под Андреевским флагом, а остальные суда под русским торговым. Вахтенный офицер Кораблёв спросил:
– Что будем делать, господин капитан? Менять флаги?
– Атаковать! Дать сигнал остальным кораблям быть готовым к бою.
Мы стали совершать манёвр уклонения, повернув к африканскому берегу. Это заметили на кораблях противника, где начались приготовления к погоне. Баркентина, выйдя на ударную позицию, вступила в артиллерийскую дуэль. Пристрелявшись ядрами и сблизившись до кабельтова, в ход пошли наши «тяжёлые» аргументы. Первым же выстрелом была пробита кормовая надстройка британца, и снаряд угодил в корабельный арсенал. Взрыв и пламя охватило барк – он сгорел без шансов на спасение. Баркентина прошла дальше, а второй английский барк принимал снаряды идущих следом кораблей эскадры, после чего также быстро затонул на глазах Гибралтарского гарнизона. «Виктория» была полной и безоговорочной, а наша эскадра продолжила путь. Свидетелем боя оказался испанский фрегат, идущий из Валенсии в главную морскую базу Испании порт Альхесирас. Он отсалютовал нам холостым выстрелом, и мы сблизились. Испанец в рупор поприветствовал нас:
– Господа, это отличный бой. Я видел такой бой один раз, когда русский бриг "Азов" капитана Михая топил линкоры британцев.
В ответ я прокричал:
– Следом за мной идёт бриг "Азов" нового капитана Медакина, а капитан Михай – это я.
– Я, капитан Альфонсо Борхас, также участвовал в бою у Марбельи. Я обязательно расскажу дома, что ныне целая эскадра капитана Михая бороздит просторы Средиземного моря и топит британцев.
– Благодарю, капитан Борхас. Несколько дней назад в Бискайском заливе британцы разбили флот французов. Передай эту новость своему начальству.
– Благодарю, капитан Михай, обязательно передам! Счастливого пути!
Мы шли вдоль африканского берега. Заканчивались наши тротиловые снаряды. Если на один корабль двух сотен было достаточно, то на четыре судна их стало совсем мало. К тому же в боях мы умудрились вхолостую расстрелять несколько десятков, ведь кроме попаданий были промахи или не взорвавшиеся снаряды – брак.
Плавание проходило своим чередом. По пути нам встречались шебеки, заву и доу арабских пиратов или торговцев, что в этих широтах было одним и тем же, рыбацкие лодки и корабли европейцев. Мы доползли к берегам Туниса, когда в сторону берега нам наперерез шла шебека «бессмертных» – тунисских пиратов, считающих, что здесь им все дозволено. Я помнил свой первый заход в Бизерту и как меня там встретили, поэтому отдал приказ утопить одинокого хищника. Баркентина изменила курс и направилась вдогонку за шебекой. На палубе пиратской галеры забегали матросы, через весельные порты в воду опустили вёсла, и судно прибавило в скорости. К берегу повернул «Азов», чтобы перехватить шебеку, если она ускользнёт от меня.
Мы вышли на ударную позицию и артиллеристы, определив дистанцию по прибору, провели пристрелку, а затем отгрузили по шебеке осколочные снаряды. Мы видели, что попавшие снаряды хорошо выкосили абордажников и артиллеристов. Похоже, что были убиты или тяжело ранены рулевые, отчего шебека потеряла управление – её нос стал рыскать из стороны в сторону. Оценив ситуацию, я приказал идти на абордаж судна. С двух сторон к замедляющей ход шебеке подходили «Азов» и «Ростов». Вдоль наших бортов с мушкетами стояли стрелки, а абордажная команда готовила крючья для сцепки. Затем был бой, где многих пиратов застрелили из мушкетов и арбалетов. На борт шебеки вступили матросы под командованием Кораблёва. Они обошли судно, согнав на палубу сдавшихся пиратов.
К борту подбежал Дмитрий, закричав мне:
– Кэп, знаешь, кто плывёт на шебеке?
– Понятия не имею.
– Твой старый знакомый, шейх Салах. И он ранен.
– Все-таки тесен мир!
Услышав такую новость, я перебрался на борт шебеки и подошёл к раненному пирату. Посмеиваясь, поприветствовал зло смотрящего на меня пирата:
– Здравствуй, шейх Салах. Как ты и хотел, мы встретились вновь, только уже на моих условиях.
– Жаль, что я не добил тебя тогда.
– Чтобы не дать тебе такую возможность в будущем, я убью тебя сейчас. Лейтенант Кораблёв, этого повесить, команду утопить, а корабль …
– Даже трюмы не посмотрим?
– Вначале исполнить первые два приказа, а с кораблём подумаем.
Живых и мёртвых пиратов вытолкали в море. Самого же Салаха повесили на гафеле – пусть денёк провялится на морском ветре и солнце, а там обрежем верёвку и сбросим труп в море. После трудов праведных по освобождению моря от очередных пиратов, осмотрели трюмы галеры. Оказалось, что они кого-то ограбили, потому что трюм был забит мешками с зерном. На шебеку перешёл минимально необходимый для управления судном экипаж под командованием Поповкина, и она присоединилась к нашему каравану. Я же сделал запись в судовом журнале, что в результате боя с пиратами был утоплен наш галеон. Затем мы побывали в Каире, добрав кофе, сахара и хлопковой ткани, а в Бейруте продали все зерно, прикупив персидских ковров. Прошлись вдоль берегов Анатолии и Алании, покупая то, что обычно здесь брали: кожаные куртки и сапоги, овчинные шапки и полушубки, шерстяные свитера для моряков и на продажу в Таганроге.
Добравшись в Константинополь, оформил купчую, по которой турецкая торговая компания "Золотой Рог" продала торговому товариществу "Таганий рог" несколько судов. Этим действием я отделил захваченные корабли от российского флота. Об этом объявил всем экипажам, объяснив, что в данном случае каждый матрос и офицер имеет свою долю в судне, иначе всё отойдёт государству. Чтобы в будущем не создавать лишних тайн, задумался об оформлении каперского патента. Если бы я его имел, просто оплатил налог на трофеи и всё. Так что юнги на булинях висели за бортом и перекрашивали старые название на новые: галеон «Таганрог», шебека «Меркурий», баркентина «Ростов» и бриг «Темерник».
Из Франции от торговца Ломана прибыл парусник, привёзший оружие. Стоящие у окна в замковой башне юная девушка и немолодой мужчина смотрели на кораблик и беседовали:
– Девочка моя, может быть, ты передумаешь? Когда-нибудь он снова зайдёт в Аяччо.
– И меня снова не предупредят. Нет, дядя, я всё решила.
В обратный рейс парусник забрал двух пассажиров – юную черноволосую девушку и крепкого мужчину раза в два старше неё. В марсельском порту он нашёл парусник, идущий в ненавистную Геную. Там они пересели на новый корабль, доставивший их в Неаполитанское королевство. В ожидании нужного корабля, Альбер с девушкой зашли на рынок, чтобы прикупить еды. Пробираясь через толпу покупателей, Альбер обнаружил, что местные воришки срезали у него с ремня кожаный кошелёк. Он поделился проблемой с девушкой:
– Лаура, меня ограбили. У меня зашито в одежду 10 пиастров, но боюсь, этого не хватит на билеты – путь очень далёк. Я устроюсь грузчиком в порту, пока мы дождёмся корабль на Константинополь.
– Я продам серьги.
– Ростовщики не дадут за них много денег, а это память о твоих родителях. К тому же нам надо чем-то питаться и где-то спать, пока будем ждать подходящее судно.
– Тогда поплывём не пассажирами, а в трюме, как скот.
– Тогда тебе надо купить и переодеться в крестьянскую одежду.
– Это лишние траты. Я оставлю чистое платье, а это пусть будет крестьянским.
В итоге Альбер нанялся на греческое судно, перевозящее грузы в Пирей. На второй день капитан грек смотрел на девушку, сидящую на палубе в уголочке. Затем сладострастно улыбнулся и прокричал:
– Эй, девка, иди сюда!
Девушка проигнорировала его слова.
– Ты что, не слышишь меня?
Девушка подняла голову и пронзительно посмотрела на капитана темно-карими глазами, что-то прошептав. Капитан выругался:
– Тьфу, ведьма. И зачем я взял её на борт? Что ты там шепчешь? Наводишь на меня своё мерзкое колдовство?!
К капитану подошёл освободившийся Альбер:
– Капитан, это корсиканка. Если хочешь завтра проснуться, просто не замечай её.
– Что она шепчет?
– Не знаю, наверное, говорит, что зарежет тебя, если ты так будешь с ней разговаривать.
– Чёртовы корсиканцы. Ладно, скажу команде, чтобы успокоились. Слишком она хороша, а у меня девять голодных мужчин.
Переговорив с капитаном, Альбер подошёл к девушке:
– Теперь будем спать по очереди и с ножом. Это греки, а ещё будут турки.
Наконец тартана дошла в Пирей, где пассажиры сошли на берег. Девушка осталась сидеть с сумкой и вещмешком, а её спутник отправился искать нужный корабль, спрашивая у матросов и портовиков. В это время судов становилось всё меньше, и шли они во Францию, Италийские королевства, либо порты Османской империи. К нему обратился оказавшийся рядом греческий матрос:
– Чего ищешь?
– Корабль, идущий в Азовское море.
– Ищи венецианцев или генуэзцев – они ходят туда, либо турок. Да поторапливайся. Скоро начнутся зимние шторма, и тебе придётся ждать до следующей весны. Лучше отправляйся в Константинополь. Там больше шансов найти судно.
– Благодарю, друг, я воспользуюсь твоим советом.
На следующее утро турецкий купец вышел из Пирея, взяв на борт грузчика и расфасовщицу специй. Прибыв в Константинополь, Альбер обратился к капитану:
– Почтенный Суат, будут ли корабли в Русию, что на Азовском море?
– Не знаю. Сейчас декабрь, в России очень холодно, а Азовское море замерзает, да и Чёрное крепко море штормит. В Воспоро и Фанагорию идут наши, итальянские и греческие суда, но сейчас не сезон – их стало очень мало. Так что ищи таковых и лови момент между штормами – может, тебе повезёт.
Наша эскадра продала товар с хорошим прибытком в Бейруте и направилась в Константинополь. Всем нам хотелось попасть домой к Новому году. Однако если погода будет холодной, то Азовское море покроется льдом. Это означало, что придётся возвращаться в Средиземное море и куролесить здесь до апреля.
Лаура уже не напоминала ту аристократку, которая выставила меня из своего дома без сотни луидоров. Её руки и ногти были грязны от въевшегося масла и грязи. Будучи на берегу, она стирала платье в холодной морской воде, но оно снова пачкалось от работы и нахождения в трюме. В период отдыха она куталась в плаще, прижимаясь к Альберу. Единственным напоминанием о прошлой жизни, которое она везла в тряпичном бауле, были семейные украшения, новое платье и туфли. Вещмешок Альбера был наполнен ещё проще – там хранились парадный камзол и рубашка с панталонами и чулками. На Корсике и во Франции было гораздо теплее, отчего по незнанию они не взяли с собой тёплых вещей.
В Константинополе дул пробирающий до костей ветер. К тому же, ночью на улице стало довольно прохладно. По этой причине пришлось потратить почти все оставшиеся деньги на покупку девушке тёплого халата, гамаш и шерстяных носков, а ночевали они в караван-сараях для бедняков. Не найдя кораблей, идущих в Таганрог, по совету турка они стали наниматься на суда, плавающие между соседними городками. Не зная, сколько ещё продлится их путь, они плыли от одного города к другому. По прибытию в порту они нанимались разнорабочими, зарабатывая медяки, которые тратили на еду и покупку места на фелуках торговцев, идущих в следующий порт. Большая проблема заключалась в том, что они не знали местных языков. Если матросы в крупных портах говорили на итальянском или французском, то в небольших городках люди разговаривали на турецком или на местных наречиях. Благо, за время пути Альбер немного научился изъясняться по-турецки. Вечером, кушая лепёшки и запивая их водой, Альбер проговорил:
– Потерпи, Лаура, уже близко.
– Я терплю, Альбер, но мне кажется, что мы никогда не доплывём до этой России.
– Я сам не знаю, сколько мы ещё будем в пути. Местные говорят, что от Сухума до Фанагории всего два дневных перехода на фелуке. Я договорился с торговцем, который идёт в Фанагорию с грузом мандарин. Завтра утром он возьмёт нас.
Ведомая капитаном и двумя матросами фелука, полная спелых фруктов, вышла из бухты Сухума. Матросы поставили парус, и кораблик побежал по свинцовому морю на север, покачиваясь на небольшой волне. Капитан о чём-то переговорил с помощниками, а затем обратился к Альберу:
– Мужик, твоя родственница, конечно, замухрышка, но для нас сойдёт. Если дашь ею попользоваться, мы довезём тебя в Азов.
– Кто её тронет, будет убит.
– Какой ты горячий.
Эскадра из четырёх кораблей прошла Сухум, нагоняя идущую тем же курсом одинокую фелуку. Находясь на мостике, я сидел на раскладном стуле и занимался подсчётом торгового сальдо, просматривая ведомость купленных и проданных товаров. Раздался голос вахтенного офицера Невова.
– Кэп, на фелуке проблемы. Поможем?
– Сирым и убогим? А в чём дело, Павел?
– Команда решила заколоть друг друга.
Я оторвал своё капитанское седалище от стула, поднялся и взглянул на парусник, где назревала драма. Трое моряков с кинжалами нападали на одного мужика, отмахивающегося кинжалом, позади которого стояла девица.
Первым упал нападавший моряк, а следом согнулся защитник, что-то крикнув. Девица сиганула в декабрьское море и поплыла к берегу.
Я подхватил рупор, заорав: «Шлюпку на воду, догнать девицу!» Затем прокричал сражающимся прекратить разборку, помахав кулаком, и скомандовал рулевому «подрезать» фелуку. Прямо на ходу шлюпка была спущена на воду, а сидящие в ней четверо матросов отцепили тали и слаженно погребли вслед за девушкой, чья голова виднелась среди волн.
Мы сблизились с корабликом, зацепили кошками его борт и подтянули к нашему. Следом на фелуку сбросили штормтрап, по которому на палубу большой парусной лодки соскользнули два абордажника с тесаками. В итоге всех четверых подняли на борт баркентины. Достоевский занялся осмотром раненых, а помощники подготовкой к операции. Защитник держался за грудь и кричал "Лаура", показывая в море. Я подошёл к раненым. Первые были кавказцами, а вот их противник оказался не кем иным, как телохранителем знакомой мне девушки. Правда, вид у него был весьма потёртый. Я спросил:
– Альбер, это ты?
Он поднял голову, увидел меня и произнёс:
– Она так спешила к тебе! – после чего уронил голову и отключился.
Я пощупал пульс, проговорив:
– Живой, но потерял сознание. Игорь, займись им в первую очередь. Эх, надо делать шприц, как-то упустил я этот момент.
– Что делать?
– Шприц, Игорь. Сейчас прокипятили бы морскую воду, да закачали бы её в вену, восполнив потерю крови.
Говоря это, я ассистировал доку, который разбирался с глубокой колотой раной под правым плечом. Затем осмотрели кавказца, который получил резаную рану в живот и теперь доходил. В это время вернулась шлюпка, доставив укутанную в бушлаты девушку. Моряки сразу дали ей из фляги нашего чистейшего самогона «для согреву». Меня сменил медбрат, а я направился встречать девушку. Кок организовал горячий грог, которым снова напоили девицу. Взяв Лауру на руки, отнёс её в свою каюту, где принялся раздевать. От крепкого алкоголя девушку разморило, тем не менее, она испуганно схватилась за платье. Я произнёс:
– Лаура, надо растереть тело спиртом и переодеться в сухое, а затем укрыться.
На койке под одеялом лежала красивая обнажённая девушка, горло, грудь и ступни которой я растирал самогоном, сразу одевая в свою сменную одежду – тёплую рубашку, кальсоны и вязанные шерстяные носки.
– Там на корабле мой мешок с мамиными украшениями. Принеси его.
Проговорив это, девушка затихла, и вскоре, сомлев от тепла и алкоголя, уснула. Кавказец умер от внутреннего кровоизлияния и был опущен в море. Узнав, в чём дело, обоих родственников я также отправил кормить рыбу, раз они не выполнили уговор, а фелуку с грузом следом за нами повели несколько матросов. Я решил не оставлять живых врагов за спиной – крепче спать буду.
Где-то на широте Туапсе установилась солнечная погода и море утихло. Альбер лежал в каюте-лазарете, и его периодически выносили подышать свежим воздухом. Лауру мы успели отогреть, так что она была здорова, гуляя по кораблю в зимней капитанской одежде нашего образца. Я показывал ей берега кавказского побережья с рыбацкими деревеньками, рассказывая об этих местах. Как только девушка оклемалась, стал учить её русскому языку. А вот ночью оказалось сложнее, потому что спала она со мной в одной койке. Она дичилась меня, а я после морского воздержания был не прочь попробовать корсиканского тела.
В Кафе все экипажи побывали в турецкой бане, отмывшись от морской соли и пота. Здесь же в порту встретили Мустафу, везущего в Азов груз фруктов. Мы разговорились:
– Капитан Михай, ты смог захватить столько кораблей?
– Да, Мустафа, это мой флот.
– Ты стал настоящим Михай-пашой.
– Точно! Мустафа, у нас появились корабли, но наше сотрудничество не прекратилось. Когда завершишь свой вояж, отправляйся за новым грузом мандарин и хурмы для меня. В Таганроге обсудим новые условия договора, чтобы он устраивал нас обоих.
Утром мы прошли Керченский пролив и оказались в Азовском море, о чем я сообщил девушке. Погода была солнечной, так что Россия-матушка встречала нас с радостью. Вечером, когда пришло время ночного отдыха, я вернулся в каюту. Девушка уже лежала в койке под одеялом. Я снял верхнюю одежду и лёг в кровать, а девушка прильнула ко мне, оказавшись совершенно раздетой. Мне ничего не оставалось, как последовать её примеру, а затем сделать из девушки женщину. Лишившись целомудрия, Лауре очень понравилось это занятие, так что пока мы плыли по Азовскому морю, у нас был горячий утренний и вечерний секс.
Установившаяся солнечная погода с температурой выше нуля растопила лёд в Таганрогском заливе, так что мы спокойно дошли к конечной цели нашего путешествия. Вскоре мы швартовались в порту Таганрога. Затем офицеры и мичманы разъехались по своим домам, а вахтенная смена, суперкарго и капитаны остались решать организационные и портовые вопросы с судами и грузом. Затем я отправился в Морской штаб на доклад Покидову. К вечеру корабельные медики погрузили Альбера в фургон и отправились ко мне домой, а мы с Лаурой взяли извозчика и домчались в усадьбу на дрожках.