Девушка с картины

— Что такое? — как можно вежливее поинтересовался он, представляя, как бараньи отбивные вместе с соусом стекают с мецената.

— Потому что, дорогой мой, твои картины проданы.

Эдвин замер с бокалом вина в руке, не успев поднести его ко рту.

— Проданы?

— Ну, с твоего согласия, разумеется.

Эдвин изумленно уставился на него, не будучи уверенным, как именно реагировать в подобных обстоятельствах.

— Можешь закрыть рот, мальчик, — улыбнулся Лоуренс. — Хочешь узнать, насколько хороша твоя работа?

Эдвин опустил голову в притворной скромности.

— И кто… — начал он.

— Я не смог показать их Раскину, потому что тот в Италии. Но, может это и к лучшему, учитывая, что художник только что выплатил большую сумму мисс Сиддал.

Эдвин нахмурился. Он не одобрял покровительства Раскина: Элизабет Сиддал не более чем шлюха.

Лоуренс заметил его выражение.

— В любом случае, я показал картины другу мистера Раскина — Генри Хьюзу.

Незнакомое имя для Эдвина. Лоуренс понял озадаченный взгляд.

— Владелец фабрики, — пояснил приятель, небрежно махнув рукой, демонстрируя пренебрежительное отношение к бедному мистеру Хьюзу и ему подобным. — Чрезвычайно богат и ничего не смыслит в искусстве.

Эдвин не понимал, куда ведет разговор.

— Итак, этот мистер Хьюз…

— Он покупает все, что захочет, — с улыбкой ответил Лоуренс. — Предложил триста фунтов за картину «Даниил».

Эдвин снова уставился на мужчину. Юристом он зарабатывал шестьсот фунтов в год и обеспечивал себе вполне комфортную жизнь. И этот Хьюз предложил ему половину этой суммы за одну лишь картину?

— Не знаю, что и сказать.

— Зато я знаю. Почти оскорбительно, не так ли? В любом случае, я уговорил его на четыреста пятьдесят фунтов.

Эдвин осушил бокал. Руки дрожали.

— Ты уговорил его на четыреста пятьдесят фунтов? — Ему стало трудно дышать.

— В самом деле. И, так как я принял участие в переговорах, возьму комиссионные натурой.

— Конечно. — Эдвин запнулся. — Тебе нужен юридический совет?

Лоуренс усмехнулся.

— Нет, Эдвин. Мне нужна следующая картина. Я возьму картину.

Где-то в глубине сбитой с толку души Эдвина прозвенел тревожный звоночек. Его мозги бизнесмена разом охватили ситуацию.

— Стопроцентная комиссия? Ни за что?

Лоуренс стушевался.

— Ах, ну хорошо. Я дам тебе сто фунтов за нее.

— Двести, — сказал Эдвин, наполняя два бокала.

К нему вернулось самообладание, он одобрительно заметил, что даже руки перестали трястись.

— Сто пятьдесят, — предложил Лоренс.

— Договорились.

Они пожали руки. Голова Эдвина кружилась. Он только что за пять минут получил годовую зарплату. На мгновение молодой человек задумался о том, как эти деньги могли бы помочь Вайолет: заплатить за уроки живописи, потратить больше времени на рисование, но он отбросил шальную мысль: женщины и деньги — опасная смесь.

Лоуренс вытащил толстый бумажник и отсчитал сто фунтов наличными.

— Если утром прогуляешься со мной до банка, я отдам остальное.

Эдвин взял деньги и положил их в карман.

— Не хочешь узнать, где картины? — спросил Лоуренс.

Молодой человек спохватился:

— Прости, конечно, хочу. Все произошло слишком стремительно.

Лоуренс по-отечески похлопал его по руке.

— Ничего. Мистер Хьюз повесит «Даниила» в офисе своей фабрики. Я подумал, что могу повесить свою здесь. Чтобы тебя заметили.

Эдвин был счастлив.

— Ты можешь написать еще?

— Разумеется, — ответил Эдвин, задаваясь вопросом о работоспособности Вайолет.

Мысленно поблагодарил бога, в которого не верил, за то, что переехал в Сассекс и встретил художницу. Вся его жизнь изменится. И все благодаря Вайолет.

Глава 35

Наши дни

Элла

Странные ощущения возникли у меня при возвращении в Лондон. Не так уж и долго я отсутствовала, несколько раз даже выезжала в Брайтон, так что сказать, что мы жили в деревенской глухомани нельзя. Но я уже успела привыкнуть к медлительному ритму Сассекса. Однако в поезде было приятно коротать время в одиночестве: читать книгу, попивая кофе, и любоваться видами из окна.

В столицу Джордж должен был приехать на лекцию в один из университетов. Он забронировал себе билет на ранний самолет с тем, чтобы мы успели посмотреть картину Вайолет в частном клубе. Я взяла с собой все эскизы, которые нашла. Друг пообещал определить, одной ли руке принадлежат наброски и картина.

Из Виктории пересела на автобус, в окно разглядывала Лондон и вышла на Пикадилли- Серкус. Встреча с Джорджем была назначена в кафе большого книжного магазина, но я знала: он обязательно опоздает, поэтому ждала его, уютно устроившись с кофе и сдобной булочкой.

Он позвонил мне десять минут спустя, взволнованный и виноватый.

— Я застрял в проклятом поезде. Знал, что лететь в Лутон — ошибка. И где вообще этот Лутон?

— Я подожду. Не волнуйся.

— Нет, дорогая, иди и очаруй их, а я найду тебя там. Максимум через час. Менеджер — какой-то Скотт. Я перешлю тебе его письмо. Посмотри детали сама. Он ждет нас.

— Ну хорошо. Если будешь опаздывать — позвони. Мне нужен твой профессиональный взгляд.

Я дождалась письма, допила кофе, натянула кардиган: лето на исходе. Через боковую дверь магазина выбралась на улицу Джермин.

Клуб располагался в белокаменном здании. Широкие ступени вели к черной центральной двери, с обеих сторон украшенной колоннами. Ничего себе! Здание впечатляло. Интересно, была ли здесь когда-нибудь Вайолет? Наверное, нет. Думаю, большую часть времени девушка проводила в Сассексе. Не уверена, что в то время подобные заведения одобряли присутствие женщин в их стенах. Как, впрочем, и в наше время. В чем мне пришлось убедиться.

Я смело вошла в открытую парадную дверь. Интерьер несколько напоминал отель с ресепшном из массивного дерева слева, где за компьютером сидел молодой человек. Напротив входа красовались две стеклянные двери. Через них открывался вид на ресторан. Справа виднелся бар, а слева лестница, стена вдоль которой была украшена картинами. Я почувствовала внутреннее ликование от скорой встречи с оригиналом картины Вайолет.

— Могу вам помочь? — спросил юноша за стойкой.

— Здравствуйте, — улыбнулась я. — Меня зовут Элла Дэниелс. Я здесь, чтобы увидеть Скотта Симпсона. Он собирался показать мне кое-что из коллекции живописи.

Мужчина презрительно посмотрел на меня.

— Вы одна?

— Простите?

— Вы здесь одна?

— О, да, — смутилась я. — Мой друг Джордж Гриффитс назначил встречу, но его задержали. Так что пока только я.

Мужчина слегка улыбнулся.

— Боюсь, в клуб «Джермин» входить женщинам без сопровождения нельзя. Так что, если хотите записаться на другую встречу в более удобное время…

Не веря ушам, я уставилась на него.

— Простите?

— Женщинам без сопровождения нельзя… — начал он снова.

— Я это слышала. Просто не поверила.

— Такова политика клуба.

— Не могли бы вы пригласить мистера Симпсона? У меня назначена встреча.

— Я — мистер Симпсон. Простите, что не могу вам помочь.

Он развернулся к экрану компьютера, давая понять, что разговор окончен. Но я не собиралась сдаваться.

— Послушайте. — Я положила руки на стойку. — Очень важно, чтобы вы показали мне картину «Король Кнуд». Я провожу исследование для книги.

Я замолчала: пожилой джентльмен, прошедший через стеклянную дверь, протягивал юноше брелок с ключами.

— Спасибо, Скотт, — поблагодарил мужчина.

Мистер Симпсон кивнул.

— Увидимся на следующей неделе, мистер Литтен, сэр.

— Я — автор-криминалист, — с отчаянием продолжила я. — Меня зовут Элла Дэниелс, и мне очень, очень нужно увидеть эту картину…

Пожилой мужчина, надевая куртку, остановился у двери и повернулся.

— Элла Дэниелс? — спросил он. — Как И.Джей. Дэниелс?

Я удивилась.

— Да. Это я.

— Я сейчас читаю одну из ваших книг. По рекомендации жены. Должен сказать: наслаждаюсь невероятно.

Я улыбнулась. Было приятно.

— И вы проводите исследование для следующего романа? — поинтересовался джентльмен.

— Вроде того. На самом деле, я исследую одну невероятно запутанную историю и пока не докопаюсь до сути, просто не смогу сконцентрироваться на новом романе.

Мужчина кивнул.

— Скотт, я впишу мисс Дэниелс.

Мистер Симпсон вздохнул и что-то набрал на компьютере.

— Мисс или миссис? — обратился юноша ко мне.

— Можно «мисс». — Я с благодарностью смотрела на джентльмена, пока он вписывал на временной членской карточке мое имя. Пожилой мужчина подмигнул мне.

— Было очень приятно познакомиться с вами, мисс Дэниелс.

— Мне тоже, мистер Литтен. Спасибо вам.

— Вы не останетесь? — с ужасом на лице спросил юноша у пожилого мужчины.

— О, думаю, мисс Дэниелс справится и одна, не так ли? — ответил мистер Литтен. — Увидимся на следующей неделе.

Я подавила смешок. Мистер Симпсон по телефону попросил коллегу прийти и подменить его на ресепшне, пока он будет показывать мне картины. Забавно: пожилой мистер Литтен вписал меня в клубную карточку, в то время как молодой мистер Симпсон держался за старые традиции.

— Сюда, пожалуйста.

Юноша открыл стеклянные двери и провел меня вверх по широкой изогнутой лестнице в большую, пустую комнату для совещаний. В конце комнаты, над столом, висела картина Вайолет.

— О, — в изумлении воскликнула я. — Это наш пляж.

На картине был изображен красивый, довольно крупный молодой человек, одетый в богатый, красный халат и золотую корону. Он стоял по щиколотку в воде, вытянув руки на уровне плеч, повернув ладони к горизонту. Волны ласкали гальку у подножия скалистой тропы недалеко от нашего дома. Мужчина выглядел благородным и сильным. Картина была восхитительная, наполненная яркими, сияющими цветами. Вода закручивалась вокруг лодыжек человека, а облака, плывущие в небе, были настолько реальными, что хотелось протянуть руку и прикоснуться к ним.

В углу крупными плавными голубыми буквами было выведено: «Эдвин Форрест».

— Потрясающе, — услышала я голос позади себя.

— Джордж. Ты приехал!

Я развернулась, чтобы обнять его.

Мистер Симпсон вздохнул с явным облегчением:

— Я оставлю вас. Пожалуйста, обращайтесь, если что-нибудь понадобится.

Он пошел прочь, почти спасаясь бегством. Я давилась смехом. Джордж озадаченно спросил:

— Что, черт возьми, тут происходит?

— Теперь уже неважно, — махнула я рукой, горя желанием приступить к делу. — Давай сравнивать картины.

Мы развернули все эскизы Вайолет: наброски Эдвина из шкафа и тот, с пометкой «неизвестный художник», на который я наткнулась в библиотечной книге. Черновик автопортрета и картину «Марианна». Мы бережно разложили все на большом столе в конференц-зале под картиной, висевшей на стене.

Джорджа охватил азарт искусствоведа. Он внимательно изучал каждую работу, делая пометки в записной книжке, пристально рассматривал эскизы, картину на стене, и снова возвращался к наброскам. Я не мешала ему, стараясь увидеть то, что видел друг. Вообще-то, на мой взгляд, все не так сложно. Даже я, не будучи экспертом в искусстве, могла признать, что стиль эскизов и законченной работы на стене одинаков. Манера вплетать сюжетную ленту в работы великолепно отражена в «Короле Кнуде». У Джорджа на экране iPad был сохранен «Даниил в логове львов», который он тоже сравнивал с остальными картинами.

Наконец, мой друг поднял очки на лоб, потер нос и одарил меня широкой улыбкой.

— Ну что ж. Конечно, хотя и не могу доказать, но готов поспорить: все работы нарисовал один и тот же художник.

— Вайолет.

Джордж пожал плечами:

— Либо Вайолет, либо Эдвин. И учитывая, что набросок под названием «автопортрет» изображает молодую женщину, я бы предположил, что это была Вайолет.

Я обняла его.

— Спасибо. Очень ценю твою помощь и докажу, что именно Вайолет — автор картин.

— А как ты собираешься это сделать? — поинтересовался Джордж, когда мы вернулись к ресепшну к величайшей радости мистера Симпсона.

— Понятия не имею. Но сначала мне нужно выяснить, что именно произошло с Эдвином и художницей. Я подружилась с женщиной по имени Прия. Она — детектив и обещала помочь мне попасть в полицейский архив, чтобы найти информацию о преступлении.

— Отличный план, — похвалил Джордж.

Он взял меня под руку.

— Теперь, думаю, ты должна отблагодарить меня выпивкой.

Глава 36

1855

Вайолет

— Моя дорогая, я сделал все, что мог.

Я всматривалась в море, глотая слезы. Эдвин еще что-то говорил, но я не слушала. Всего лишь парой фраз он убил все надежды и мечты. Раскину не понравились мои работы. Он не желал видеть или покупать остальные, как и призывать кого-либо интересоваться ими. Все было кончено.

— Это вовсе не конец, — проговорил Эдвин, и я поняла, что говорила вслух. — Вовсе нет.

Он взял меня за руку и усадил на песок рядом с собой. Мы, скрытые от пляжа и домов, были в той неглубокой пещере, где впервые поцеловались.

— Моя дорогая, — повторил Эдвин. — Я член клуба. Это не пафосное заведение, но его часто посещают художники, критики, писатели и так далее.

Я вытерла глаза и посмотрела с надеждой на него.

— Мне повезло, пара членов клуба — мои друзья.

Я снова перевела взгляд на море, равнодушная к политике клуба.

— В любом случае, — быстро проговорил Эдвин, очевидно чувствуя, что теряет мой интерес, — я убедил Лоренса, одного из членов, повесить твои картины в ресторане. Словно это твоя личная, персональная выставка.

Крохотный бутон надежды робко раскрывался внутри меня.

— Тогда все гости и члены клуба увидят их за ужином. И Лоуренс сказал, если ты сможешь нарисовать что-то еще, он постарается разместить там же. Я верю в начало твоей творческой карьеры.

Я бросилась к нему, обнимая за шею и покрывая лицо поцелуями.

— О, спасибо, спасибо, спасибо, — плакала я. — О, Эдвин, я люблю тебя.

В ужасе сообразила, что никогда раньше не говорила ему таких слов, хотя и думала много раз. Эдвин улыбнулся.

— Знаю.

Он нежно поцеловал меня чуть выше декольте. Я вздрогнула, наполовину от страха, наполовину от удовольствия, зная, чего он хочет. Медленно расстегнула платье и толкнула его вниз к талии. Моя кожа, покрытая веснушками, светилась в лучах солнца.

— Продолжай, — попросил мужчина.

Он встал и снял штаны. Я отвела от него взгляд. Эдвин все еще смущал меня. Закрыв глаза, я расстегнула корсет, обнажив грудь. Было стыдно, но так я чувствовала, что контролирую ситуацию. Эдвин смотрел на меня. Я ощущала тепло его глаз на обнаженной коже. Потом он опустился на колени между моими ногами.

— Хорошая девочка.

Он толкнул меня назад, я упала на песок. Его рука зарылась под юбку.

— Хорошая девочка.

Закончив, Эдвин вытряхнул песок из штанов и коротко поцеловал меня в губы.

— Подожди десять минут, — сказал он. — Увидимся завтра.

Затем ушел, не оглядываясь. Я пальцами расчесала волосы, скрутила их в пучок. Потом медленно оделась, заметив яркие синяки на внутренней поверхности бедер. Решив, что десять минут уже прошли, направилась домой, не переставая думать о своих картинах.

Горькое разочарование от известия Эдвина немного утихло, но я все еще чувствовала себя уязвленной и подавленной. Так долго мечтать стать художником, так долго убеждать себя в том, что, если бы только Раскин увидел мои работы, он был бы покорен! Теперь я не знала, как быть. Внутри всколыхнулся всплеск упрямства, с которым я не умела совладать, зародился план действий: я решила поехать и посмотреть на свою картину. Это могло бы помочь собраться с мыслями и понять, что делать дальше.

Глава 37

1855

Эдвин

Эдвин еще не успел распаковать свою дорожную сумку. Так жаждал встречи с Вайолет. Теперь, утолив желание, отправил свою одежду в корзину для стирки, затем вытащил из заднего кармана сумки деньги Лоуренса. Устроившись на кровати, разложил купюры на стеганом покрывале. В порыве радости в клубе он купил всем выпивку, чтобы отметить событие, а затем вознаградил себя ночью в высококлассном борделе. Но даже такие расходы едва ли ударили по его неожиданному доходу.

Фрэнсис, стоя у окна спальни, как всегда спокойная и тихая, наблюдала за ним.

— Не понимаю, как тебе удалось их заработать?

Эдвин, поморщившись, оглядел ее. Своей рассудительностью жена всегда умудрялась убить любое желание радоваться.

— Сделка. Деловая сделка. Тебе сложно объяснить.

Женщина с тревогой вгляделась в него. Он почувствовал, как ее взгляд проник прямо в душу.

— Скажи, ничего противозаконного?

Эдвин на краткий миг вспомнил свое имя на картинах Вайолет. Суровый закон, обычно черно-белый, наполнялся различными оттенками серого, когда заходила речь о владении предметами искусства. Его действия, он был уверен, может и не соответствовали закону, но достаточно умело его обходили.

Он недовольно отмахнулся:

— Конечно ничего противозаконного. Это только начало нового предприятия. Очень важного.

Послышался дверной звонок. Эдвин вновь выразил недовольство:

— Ты кого-нибудь ждешь?

Она покачала головой. Агнес, топая, поднималась по лестнице.

— Мистер Форрест, — зарычала она, — кое-кто пришел к вам. Парень из деревни хочет помочь с контрактом.

Эдвин скривился от манер служанки:

— Надо избавиться от нее.

Он толкнул дверь, указал на разложенные на кровати деньги:

— Возьми все это и положи в сейф в моем кабинете, — и вышел.

Глава 38

1855

Фрэнсис

Фрэнсис подождала немного, затем опустилась на кровать и пересчитала деньги. Больше пятисот фунтов! Она была поражена. Что он сделал, чтобы получить такое богатство? Она чувствовала: муж что-то скрывает. Он часто заключал сделки, выигрывал дела, и всякий раз не мог дождаться момента, чтобы похвастаться перед ней своими успехами, независимо от того, смыслила она что-либо в его делах или нет. Обычно Фрэнсис смыслила.

Аккуратно сложив банкноты, она отнесла их в кабинет, чтобы убрать в сейф. Там был мешок, внутри которого было еще больше наличных. Положив туда новые банкноты, она остановилась. Оглянувшись, чтобы убедиться, что Эдвин не поднимается по лестнице, она взяла несколько купюр, свернула их и засунула в рукав. Потом взяла еще несколько и сунула в другой. Заперла дверцу сейфа. Пошла в гардеробную, закрыла дверь, подвинула стол и подняла свободную половицу.

Под полом лежал «спасательный набор»: завернутый в кусок ткани дневник. В нем она изливала душу, рассказывая о своем замужестве, о котором она никогда не осмеливалась рассказывать в реальной жизни, и где набивала руку для новой подписи. Она планировала начать жизнь как Флоренс Беннет, вдова Альфреда. Там также были спрятаны книга о Шотландии, расписание и маршрут железных дорог, деньги и ее последнее приобретение — кое-что из одежды. В Брайтоне она купила простое черное платье, которое разительно отличалось от ее обычной одежды: высокая стойка и маленький капюшон с завязками под подбородком. В нем она выглядела как бедная вдова, как раз то, что нужно.

Женщина была уверена, что, если спланирует правильно свой побег тогда, когда муж уедет в Лондон, намеренно оставит «вещи Фрэнсис» на пляже во время прилива, то все поверят, что она утонула, и не бросятся на ее поиски.

Она погладила округлившийся живот. Нужно действовать быстро. По подсчетам — уже через пару недель, в следующую поездку Эдвина в Лондон. Теперь, когда все решено, Фрэнсис сгорала от нетерпения. Она хотела начать новую жизнь подальше от мужа и подготовиться к рождению ребенка. А после наступит безопасность. И вновь женщина отбросила все тревожные мысли о Вайолет Харгривз. Она не может спасти девушку, как не могла спасти несчастную, трагичную жизнь Беатрис Сандерсон. «Не моя ответственность, — бормотала женщина. — Девчонка — не моя ответственность». Но как убегать, зная жестокость мужа? Она будет в безопасности, ее ребенок будет в безопасности, но Вайолет? Никогда. Как заглушить муки совести?

Глава 39

Наши дни

Элла

Август плавно перешел в сентябрь. Дни стали холоднее. Оскар пошел в школу и быстро освоился там благодаря дружбе с Эмбер. Стэнли с удовольствием ходил в детский сад. Наши дни потекли в привычном ритме. Каждое утро я будила мальчиков, одевалась и отвозила их в школу. Иногда меня сменял Бен, если его рабочий день начинался позже. Затем возвращалась домой, выпивала кофе на чердаке и вымучивала пару глав об убийствах в книге о Тесс.

Наконец-то все устроилось, но я знала, что все было бы еще лучше, если бы я полностью отдалась работе. В обед я забирала Стэна из сада, потом приезжала Маргарет, чтобы посидеть с мальчиками, а я возвращалась к работе.

Во второй половине дня, если за утро выполнялся план по количеству слов, я позволяла себе поразмышлять о Вайолет. Я перечитала кучу информации о прерафаэлитском братстве и мои догадки подтвердились: в то время женщины благородных семей не занимались живописью. В братстве было несколько женщин. В основном модели или продавщицы, которые позже стали художницами, как жена Данте Габриэля Россетти Элизабет Сиддал. Я не могла представить девушку из семьи, подобной Вайолет, которая бы вписалась в мир викторианского искусства, независимо от таланта.

Долгожданная встреча в архиве полиции была назначена, но лишь на следующую неделю, что заставило меня позлиться. Прия, вышедшая в декретный отпуск, была раздражительной и беспокойной. Мы бесконечно обсуждали с ней возможные сценарии. Вайолет убила Эдвина и напала на его жену? Неужели жена притворилась побитой, убила изменника и убежала с несчастной девушкой? Мы снова и снова перебирали разные варианты убийства.

Когда у Бена выпал редкий выходной в связи с отдыхом его команды, к нам приехали погостить отец и Барб. Я сильно волновалась перед их приездом, беспокоилась, что папе не понравится дом, что его прогнозы о нашем переезде подтвердятся. Но к моему огромному облегчению, все прошло хорошо.

Мы сидели в саду, наблюдая за игрой в футбол мальчиков и Бена.

— Бен очень счастлив здесь, правда? — заметила Барб.

Я улыбнулась.

— Очень! Он любит работу в клубе, свою многолетнюю мечту. Даже ненормированный рабочий день его не беспокоит.

— Ну а ты? — Папа внимательно глядел на меня.

— Я очень счастлива. Мальчики хорошо устроились, у меня появилась подруга, да и другие мамочки в школе тоже довольно милые. Дом немного старомодный, но зато с историей и мне нравится расположение. Здесь легче и спокойнее, чем когда-либо за эти годы в Лондоне.

Папа протянул руку и сжал мою:

— Ты сделала правильный выбор.

Я выпрямилась.

— Да, сделала. Мы сделали.

— Прости, что был против.

Я похлопала его по руке.

— Ты тогда выразил словами все мои страхи. Я очень боялась рисковать, но…

Кивнула в сторону сыновей, пляжа и моря.

— Посмотри. Разве это может быть неправильным решением?

Папа кивнул.

— Горжусь тобой.

Смущенная, я склонила голову, и папа тихо рассмеялся.

— Как продвигается твое писательство?

Я нахмурилась.

— Нормально. Пытаюсь писать сразу две истории.

— Это разумно? Разве у тебя нет дедлайна для сдачи книги по контракту?

— Папа! — строгим тоном остановила я его.

Барб тут же подхватила мою интонацию:

— Джеймс!

Папа улыбнулся.

— Извини. Лишь беспокоюсь о тебе.

— Идем, посмотришь над чем я сейчас работаю.

Я привела его и Барб в кабинет. К середине белой доски был прикреплен автопортрет Вайолет, вокруг которого красовались каракули пометок.

— Это Вайолет Харгривз, — объяснила я. — Она жила в нашем доме около ста пятидесяти лет назад и внезапно пропала. Никто не знает, что с ней случилось.

Глаза Барб загорелись.

— И ты пытаешься выяснить?

Я кивнула.

— Моя новая подруга Прия — детектив. Она разузнала кое-что. На следующей неделе я еду в архив полиции в Льюисе, чтобы изучить отчеты о преступлениях того времени.

— Замечательно, — похвалил папа. — У тебя есть какие-нибудь теории?

— Несколько, — сказал я. — Она была художницей, но кто-то другой вписал свое имя в ее работы.

Вкратце я рассказала о картине в клубе в Лондоне и о подписи Эдвина Форреста, который был убит в ночь исчезновения Вайолет.

— Прия говорит, что это мотив убийства для Вайолет. И, конечно же, так и есть. Но ведь жену Форреста избили в ту же ночь, а по словам подруги такое нападение необычно для женщины.

— Необычно, — согласился отец. — Но случается.

— Предположим, Вайолет не убийца. Я почему-то чувствую, что она жертва.

— Но убит-то Форрест, — возразил папа.

— Действительно, — согласилась я. — А также пострадала его бедная жена. Может, Вайолет все-таки убийца?

— Ты получишь больше информации из архивов. Хотя интересно, велись ли подробные записи в те годы?

— Прия в этом не уверена. Полиция тех лет была в зачаточном состоянии, поэтому записей может и не быть. Подруга объяснила архивариусу, что мы хотим узнать, но им нужно время, чтобы найти информацию. Не все данные в компьютере. И бумаги старые, хрупкие, нужно быть осторожным.

— Ты напишешь об этом? — спросила Барб, глядя на кучу заметок, лежащих на столе. — Захватывающая история.

Я пожала плечами.

— Вероятно. Все время возвращаюсь к этой истории и поэтому не могу сосредоточиться на книге о Тесс. Но сейчас за неимением фактов работает лишь мое воображение.

— Что говорит твой агент?

— Я ей не сообщала, — наморщив лоб, призналась я. — Лишь отправила рукопись про Тесс.

— Думаю, ты должна сказать, — посоветовал папа. — Послушать ее мнение.

— Правда? — Я удивилась проявленному им интересу.

— Что ж, я заинтригован, — ответил отец. — Думаю, твои читатели тоже будут. А теперь посвяти меня во все, что известно от начала и до конца.

Глава 40

1855

Вайолет

Я рассматривала свою «Марианну», сидя на полу чердака. Рассматривала долго, изучая форму, цвета, мазки. Затем встала, собрала остальные картины, разложила их на полу, оценивая.

— Я — хороший художник, — твердо сказала сама себе.

Несмотря на слова Эдвина, у меня был талант и желание зарабатывать живописью. В конце концов, клуб хотел выставлять и другие работы. Хоть небольшое, но утешение. Возможно, Эдвин сказал что-то Раскину, отчего тому не понравились мои картины? Что-то, из-за чего великий художник не сумел по-настоящему разглядеть мои работы? И Эдвин не упоминал о Милле, кому я в первую очередь горела желанием показать работы.

— Если бы мне удалось поехать с ним, — прошептала я, — я могла переговорить с Милле…

«Тогда, почему бы и нет? — спросил внутренний голос. — Поезжай и поговори с Милле».

Нет, глупая затея. Глупая и опасная. Я была в Лондоне с отцом много раз, но ни разу одна. Я вообще нигде не была одна. Даже в Брайтон меня всегда сопровождала одна из многочисленных гувернанток или отец.

«Ты же знаешь, как добираться, — продолжал внутренний голос. — На какой поезд сесть и где остановиться».

— Кто-нибудь обязательно остановит меня, — уже вслух возразила я. — Кто-нибудь остановит и поинтересуется, что делает леди одна?

«А что, если не спросят?»

Я поднялась, чувствуя прилив энергии, и подошла к шкафу в углу чердака, где хранилась папка с газетными вырезками. Пролистала ее, пока не нашла то, что нужно. В прошлом месяце журнал Illustrated London News опубликовал статью о прерафаэлитах, написанную другом общества. В ней автор упомянул места, где собирались художники, чтобы насладиться дискуссиями об искусстве в современном мире. Я провела пальцем по статье и нашла название паба «Таверна Белый ястреб» в Блумсбери. Эта часть города не была мне знакома, но с помощью извозчика легко найти…

Деньги. Мне нужны деньги. У меня, конечно, их не было, но я знала, где они хранятся. Забавно, как хрупкая идея внезапно обрела реальные формы.

Я аккуратно свернула «Марианну», пару эскизов и связала их шнуром. Затем поспешила вниз в спальню и упаковала маленькую дорожную сумку. Было почти одиннадцать часов, и я знала, что поезд в Лондон отходит в половине первого. Надо торопиться. Я метнулась в столовую, сняла зеркало над камином. За ним находился сейф. Не раздумывая, набрала код — цифры моего дня рождения — и открыла тяжелую дверцу. Внутри хранились мамины драгоценности, документы, кошелек с монетами и несколько пачек денежных купюр.

«Теперь я не только лгунья, но и воришка». Взяла мелочь и пачку денег. Засунула их в боковой карман дорожной сумки. Захлопнула дверцу сейфа и пошла на поиски Филипса.

— Срочно отвези меня в Брайтон, — приказала я ему. — Моя старая гувернантка заболела, я нужна ей.

Еще одна ложь.

Филипс, который собирал морковь в саду, поднял брови.

— Телеграмма, — с отчаянием проговорила я. — Я получила телеграмму.

Филипс выпрямился.

— У вас неприятности, Вайолет? — Он посмотрел прямо в глаза. — Вам нужна помощь?

Я схватила его за выпачканную землей руку.

— Нет. У меня все хорошо. Не хочу рассказывать о своих планах, чтобы уберечь тебя от неприятностей. Лучше, если ты не будешь знать.

Филипс долго смотрел на меня. Мне стало неловко, и я поежилась, переступая с ноги на ногу.

— Пожалуйста, — повторила я.

— Брайтон?

Я кивнула.

— Да, только Брайтон. Там недалеко.

Еще одна ложь.

— Отлично. Идите к центральным воротам. Через пять минут буду.

От облегчения я чуть не свалилась с ног. Если мы выедем через пять минут, то я без труда успею на поезд. И успела! Попросила Филипса высадить на дороге возле вокзала, сказав, что там живет гувернантка. В этот раз не врала, в том месте на самом деле та когда-то жила. А жила ли женщина там по-прежнему — другой вопрос. Но все-таки я не врала, за что похвалила себя.

— Я приеду за вами, — сказал Филипс, когда я выходила из экипажа.

— Не нужно. Мисс Мэйсон устроит меня на ночь и позаботится, чтобы я вернулась домой завтра.

Филипс явно хотел поспорить, но лошади забеспокоились, и ему пришлось кивнуть и уехать.

Я дождалась, пока парень скроется за поворотом в конце улицы, приподняла юбки, взяла сумку и пустилась бежать к станции. Внутри было темно и дымно. Много раз бывая здесь с отцом, я знала, что делать. Поэтому сразу подошла к кассе.

— Билет в оба конца до Лондона. Первый класс, пожалуйста, — произнесла уверенным голосом.

Закусила губу, ожидая вопросов: почему леди одна, куда она едет и для чего?

Но клерк без лишних слов протянул мне билет и взял деньги. Он даже не смотрел на меня.

— Спасибо.

— Вторая платформа. Вам лучше поторопиться.

Повинуясь, я понеслась к платформе первого класса. Проводник помог мне подняться по ступенькам и поднял мою маленькую сумку.

— Пожалуйста, мисс.

Я улыбнулась ему с таким видом, будто каждый день езжу в Лондон одна.

— Большое спасибо.

В купе было тихо, и я, к своей радости, была одна. Не успела устроиться, как поезд дрогнул и выехал со станции.

Трясясь от движения вагона и разглядывая проплывающие виды за окном, я все еще чувствовала неуверенность. Сердце подсказывало, что поступаю правильно. Желание стать художницей было настолько велико, что я больше не могла его игнорировать, сидя дома. И если Эдвин не может помочь, я помогу себе сама.

Глава 41

Станция «Лондонский мост» была переполнена. С новым всплеском решительности я, взяв багаж, уверенно прошла сквозь толпу людей. И только когда вышла в город, меня охватила паника. На минутку я остановилась: смогу ли успеть на обратный поезд в Брайтон?

Взрыв смеха поблизости заставил оглянуться. Две молодые женщины прошли мимо, держась за руки. В модных юбках, какие носила Фрэнсис, с аккуратно зачесанными назад волосами. Несмотря на строгую внешность, девушки громко смеялись над какой-то шуткой. Одна из них склонилась вперед, держась за живот.

— Перестань меня смешить! Я сейчас лопну со смеху.

Подруга ответила с серьезным видом:

— Да ни за что!

На секунду они замолчали, а потом вновь расхохотались. Я смотрела им вслед. Мои ровесницы, а жизнь у них иная. Счастливые, модные, уверенные в себе, свободно гуляющие по улицам столицы. Мне захотелось броситься на мостовую, бить кулаками землю, орать от вопиющей несправедливости. И тут я увидела бродягу, сидящего у стены.

— Я очень счастливая, — прошептала я, — есть деньги в сумочке, шляпка на голове, еда в животе.

Взяв себя в руки, пощупала надежно спрятанные в сумке картины. «А еще у меня талант».

Почувствовав себя более уверенно, я зашагала прочь, решив держаться западного берега реки пока не увижу Вестминстерский мост.

Стоял теплый день. Солнечные лучи пробивались сквозь завесу дыма на станции. Спина взмокла от пота, ноги заболели от ударов дорожной сумки. Вскоре я пересекла Вестминстерский мост и оказалась в более знакомой для меня части города.

Гостиница «Финтон», в которой я останавливалась с отцом, располагалась недалеко от Пикадилли, где находилась Королевская академия. Я надеялась, что смогу остановиться там одна, без сопровождения. Он был известен как семейный отель. В нем были комнаты только для женщин. Поэтому я шла достаточно уверенно, но все-таки неизвестность пугала и заставляла нервничать.

Убыстряя шаги в сторону Регент-стрит, я, наконец, очутилась у входа в отель. Не давая себе времени на размышления, чтобы не передумать, поднялась по лестнице и толкнула дверь. И тут же узнала человека за столиком в холле, потому что видела его много раз, приезжая в гостиницу с отцом. Он улыбнулся мне.

— Мисс Харгривз. Мы вас не ждали.

Я задержала дыхание, удивляясь тому, с какой легкостью вру.

— Рада вас видеть. Полагаю, вы получили телеграмму моего отца?

Мужчина виновато посмотрел на меня.

— Я не в курсе…

Я тяжело вздохнула.

— Этого я и боялась. Папа задерживается в Манчестере, а мне надо кое-что ему передать. Он должен был отправить телеграмму и зарезервировать мне комнату, но явно забыл. Вы знаете, он такой рассеянный.

Ничем подобным отец никогда не страдал. Я открыто и смело смотрела в доброе лицо знакомого, пресекая любые попытки оспорить мои слова.

— Ну, конечно, мисс.

Насколько я помню, его звали Роберт. Он пролистал большую, в кожаной обложке книгу гостей и улыбнулся:

— У нас имеется свободная комната на женском этаже, хотя и не такая большая, как вы привыкли.

Я небрежно махнула рукой.

— Неважно. Все равно этим вечером я занята.

Роберт поднял брови, но не осмелился задавать вопросы.

Я поставила подпись в регистрационной книге, попросила его списать расходы на счет отца и пошла вслед за носильщиком. Ноги дрожали так сильно, что сомневалась, доберусь ли до верхней ступеньки лестницы.

Как только носильщик занес сумку и вышел из комнаты, я заперла за ним дверь и начала раздеваться, мечтая как можно быстрее смыть с себя дорожную грязь и пот. Налила воды в чашу и принялась протирать себя губкой. Потом, все еще в нижнем белье, упала на кровать. Сердце мое колотилось. Получилось! Я сумела! Осталось найти Милле и убедить, что я достойна его внимания.

В возбуждении я заколотила ногами по стеганому покрывалу. Затем села и притянула сумку к себе, осторожно извлекая из нее мои свернутые в рулон работы, а также папку с вырезками из газет. Я понимала: может оказаться, что прерафаэлитов не будет в пабах, указанных в газетах. Определенно не окажется мистера Раскина, он не из тех, кто ходит в подобные места. (Я решительно отбросила мысли о том, что женщины моего положения тоже такие места не посещают). Но это единственный шанс. И нужно воспользоваться им.

Я нарядилась в любимое платье, сшитое у деревенской портнихи: белое с рисунком тонких веточек из голубых цветов, высокой стойкой и рукавами-буфами. Приталенное, со свободной юбкой: кринолины, в которых мучились некоторые женщины, например, Фрэнсис не были у меня в почете. Я распустила и расчесала волосы, оставила их свободно струиться по плечам. Натянула шляпку, взяла перчатки и картины. Я была готова.

Роберт все еще сидел за столиком, когда я спустилась в холл.

— Мисс Харгривз. Могу вам чем-то помочь?

— У меня назначена встреча в Блумсбери, — осторожно ответила я. — Не могли бы вы поймать мне экипаж?

— Конечно, мисс.

Как все просто! И почему я никогда раньше этого не делала?

Роберт вышел на улицу. Я ждала в холле, крепко сжимая перчатки. Вскоре в двери показалась его голова: экипаж ожидал меня.

Я улыбнулась.

— Большое спасибо.

Молодой человек приподнял шляпу, пока я усаживалась.

Лошади направились в сторону Пикадилли.

— Куда именно в Блумсбери вы направляетесь? — поинтересовался извозчик.

— Навестить друга на улицу Джайлз. Номер три.

Это не ложь. Таверна «Белый ястреб» действительно располагалась на улице Джайлз.

И потом все улицы имеют дом номер три, не так ли?

Извозчик не ответил, погоняя лошадь. Я откинулась на сиденье, рассматривая Лондон и пытаясь сдержать растущее возбуждение.

— Вот мы и приехали, мисс.

Я вышла менее изящно, чем хотелось, и отдала немного денег. К моему облегчению, экипаж тут же отъехал.

Я осмотрелась. Действительно: напротив дом номер три, улица Джайлз. Но чуть подальше я увидела вывеску таверны «Белый Ястреб».

Вечерело. Было больше семи, но еще довольно светло и тепло. Глубоко вздохнув, я зажала картины подмышкой, без колебаний подошла к таверне и толкнула дверь.

Глава 42

Я никогда не посещала пабы, но в деревне сотни раз проходила мимо постоялого двора «Альбион» и знала, какого рода гости туда ходят: ни отец, ни Эдвин, лишь рабочие, да фермеры. Например, Филипс по выходным любил заглянуть, пока не попал в драку. С тех пор он избегал подобных заведений.

Таверна «Белый ястреб» к моей радости была приличнее, более высокого класса. Клиенты — хорошо одетые мужчины, по крайней мере, в главном зале. Я слышала крики, доносившиеся с заднего двора, позади барной стойки. Видимо, не все так хорошо, как казалось на первый взгляд.

Интерьер таверны состоял полностью из дерева. Красивая барная стойка из темного красного дерева украшена блестящей латунной фурнитурой, а пол выложен черной и белой плиткой. Вокруг громоздились деревянные стулья и столы, а стены были облицованы тем же деревом. Приятно пахло незнакомыми запахами пчелиного воска, сигарного дыма и солода.

Однако в ту минуту как я переступила порог, несмотря на располагающий декор и неожиданно благородных гостей, стало понятно: мое появление здесь не к месту.

Моя одежда не отличалась от платьев немногих присутствующих здесь женщин, хотя их декольте были глубже, чем у меня. Барменша, проходящая мимо с двумя кружками пива, подошла ко мне.

— Потерялась? — Ее голос звучал насмешливо.

— Нет, — вежливо ответила я. — Я именно там, где и должна быть.

Женщина поставила кружки на ближайший столик, где двое мужчин в жилетах сгорбились над картами. Они проигнорировали ее, и она вздохнула.

— Значит, кого-нибудь ищешь. И даже знаю, кого.

Я поправила картины подмышкой и посмотрела на нее.

— Кого же?

— Симпатичная девушка, как ты? Рыжеволосая? С рисунками? — Она кивнула на мой сверток в руках.

Я прикусила губу, чувствуя себя глупой школьницей.

— Он там. — Женщина указала в угол зала. — Его обычное место.

— Кто? — Я боялась посмотреть в ту сторону, надеясь услышать «Милле».

— Кто, кто, — рассмеялась женщина. Она с сочувствием посмотрела на меня. — Габриэль! Не жди от него многого. Он красноречив, если захочет, но сердце его занято Лиззи.

Я улыбнулась, и дрожь пробежала по телу. Данте Габриэль Россетти! Здесь! В этой самой комнате! И даже если Милле нет, его друг скажет, как мне найти последнего.

— Спасибо за совет. Мое сердце принадлежит другому.

Женщина фыркнула и пропустила меня. Я, пытаясь выглядеть уверенно, словно каждый день прихожу сюда, подошла к столу, за которым теснились молодые люди и несколько женщин. Оглядела присутствующих, выискивая на всякий случай Милле, которого хорошо знала по затертой фотографии. Однако его не было.

Габриэль, человек в бархатной куртке, на которого указала барменша, сидел ко мне спиной, яростно споря о деньгах с собеседником.

— Неправильно отдавать его за пять фунтов.

— Тебе-то хорошо говорить, Габриэль, а у меня нет пяти фунтов…

Я покашляла:

— Простите.

Никто не обратил внимания.

— Простите, — громче повторила я. — Мистер Россетти.

Сосед Габриэля толкнул художника.

— Габриэль! Габриэль!

Мужчина замолчал и развернулся ко мне. Его правая рука гладила внутреннюю поверхность бедра женщины, сидевшей рядом. Она старательно делала вид, что не замечает художника и вела разговор с другой девушкой. Но я видела, как высоко вздымалась ее грудь каждый раз при ласках его рук.

Оторвав глаза от его пальцев на бедре женщины, и заливаясь краской от смущения, я встретила его взгляд.

— Сэр, не могли бы вы подсказать местонахождение мистера Милле?

Габриэль улыбнулся. Его глаза слегка косили, и, хотя у меня было мало опыта в таких делах, было похоже, что он пьян.

— Милле? — задумчиво повторил он. — Милле…

Я терпеливо ждала.

— Возможно, да. А с чего бы я должен тебе говорить?

Женщины захихикали. Я сгорала от смущения.

— Желаю показать ему несколько картин.

С ненавистью к себе я отметила, как дрожит голос.

— Твоих?

Я закусила губу, не желая признаваться, что работы мои, но, в конце концов, кивнула.

Взгляд художника пробежался по мне.

— Покажи.

Он был очень красив, но я испугалась блестящих глаз и резкого тона.

— Лучше покажу мистеру Милле, сэр, — смело возразила я. — Вы знаете, где он?

— Понятия не имею.

— Ах ты, свинья!

Я обернулась. Милле собственной персоной, стоял позади меня и спокойно смотрел на Габриэля.

— Неудивительно, что ты всех раздражаешь, — сказал он Габриэлю. — Грубиян.

Габриэль откинулся на скамейку, оскалившись почти по-звериному.

— Все любят меня, — надменно и уверенно произнес он. — Неважно, насколько я груб, все все равно любят меня.

— Однажды, Габриэль, удача отвернется от тебя.

В первый раз за время разговора взгляд мастера остановился на мне. Я снова залилась краской, ругая свою бледную кожу.

— Вы кто?

— Художница, — со смехом ответил Габриэль. — Желает показать тебе свои картинки.

«Художница» и «картинки» в его устах прозвучали, как оскорбление. Я вздрогнула.

— Хочет показать великому, замечательному, знаменитому Джону Эверетту Милле, как красиво научилась рисовать.

Я опустила глаза: совсем не так я представляла знакомство.

Габриэль заговорил высоким противным голосом:

— О, мистер Милле, позвольте показать, на что я способна. — Он на себе изобразил воображаемую женскую грудь и повернул ее к Милле. — Позвольте мне показать, на что я готова в обмен на ваш оооочень уууумный совет.

— Габриэль, прекрати! — одернул его светловолосый кудрявый мужчина на другом конце стола. Возможно, Уильям Холман Хант, другой член «Братства», с которым я тоже была бы рада познакомиться, но не сейчас, когда все уже было разрушено. Мне стало все равно.

— Вы художник? — спросил Милле.

Я заторможено кивнула.

— Можно взглянуть?

Мужчина мягко вытянул из моих рук свернутые в рулон картины. Внезапно меня охватила паника. Уверенность, и без того дышащая на ладан, разом покинула. Я поняла, поняла абсолютно точно, что не смогу наблюдать за тем, как Милле оценивающе разглядывает мои работы. Всучив ему картины, я развернулась и бросилась прочь из таверны.

Глава 43

Я не знала куда идти. Чувствуя злость, стыд, пустоту, шла по улице, отчаянно ругая себя за то, что мне в голову пришла безрассудная идея приехать в Лондон. Я хотела вернуться в отель, а на следующее утро первым же поездом вернуться в Сассекс. И остаться там навсегда.

Дойдя до угла улицы и не зная куда повернуть, я остановилась, чтобы перевести дух. Опускались сумерки. Скоро зажгутся фонари. Я смотрела перед собой в надежде увидеть знакомые здания, чтобы понять в какую сторону пойти.

Окрик позади заставил меня вздрогнуть.

— Мисс!

Живот скрутило от страха. Как же глупо с моей стороны было приехать в незнакомый, безлюдный район, да еще поздно вечером! Я поспешила прочь, но голос следовал за мной.

— Мисс, подождите! Я лишь хочу поговорить о ваших картинах.

Картинах? Я остановилась и повернулась. В темноте разглядела Милле.

— Вы торопитесь?

Я пожала плечами, не смея смотреть на него, боясь услышать насмешки.

— Не желаете кофе? — Он качнул головой в сторону освещенных окон кофейни. — Пожалуйста?

Я кивнула.

Мы устроились за столиком. Я стянула перчатки, капот и встряхнула волосами, стараясь выглядеть так, словно частенько пью кофе со знаменитыми художниками. Но видя, как Милле непринужденно перебрасывается шутками с официанткой, заказывая мне кофе и пирожное, почувствовала себя молодой и неопытной.

— Простите меня, — сказал Милле, когда официантка исчезла за дверями кухни. — Я даже не знаю, как вас зовут.

— Вайолет. Вайолет Харгривз.

Мужчина вежливо кивнул.

— Приятно познакомиться. Я — Джон.

— Знаю, — улыбнулась я.

Джон положил на стол мои свернутые в рулон картины и провел по ним длинными пальцами.

— Мне понравились картины. Надеюсь, ваши?

Невероятно! Меня бросило в дрожь. Неужели он похвалил мои работы?

— Так и есть. Кроме Марианны. Она ваша.

— Но в вашем стиле.

Улыбаясь, я теребила салфетку на столе, стараясь подобрать слова, чтобы объяснить связь с героиней «Марианны».

— Я тоже долго жду.

Джон понимающе кивнул.

— Я знаю все об ожидании. — Его взгляд унесся куда-то далеко. — Как и моя жена.

Он замолчал, потом собрался с мыслями.

— Почему вы пришли ко мне?

Задумавшись о его жене, я вспомнила, что читала кое-что о его супружестве, но деталей не помнила.

— Так зачем вы пришли ко мне? — повторил он.

— Потому что хочу стать художницей, — просто ответила я. — И мой друг Эдвин сказал, что вы или мистер Раскин можете помочь.

Джон удивился.

— Эдвин?

— Ваш друг — Эдвин Форрест.

Я рассказала ему о встрече с Эдвином на пляже, о его связях с миром искусства, о дружбе с мистером Раскиным. Упомянула о его поездке в Лондон, откуда тот вернулся с удручающими отзывами от мистера Раскина. Но поскольку Эдвин не успел встретиться с ним, я решила приехать сама. Конечно же, я опустила подробности наших с Эдвином отношений.

— Эдвин Форрест? — повторил Джон.

Его брови сдвинулись.

— Форрест? — Он сделал глоток кофе. — Высокий парень? Блондин? Самодовольный тип?

Я улыбнулась точной и лаконичной характеристике.

— Да.

Джон кивнул.

— Видел его лишь однажды. На каком-то мероприятии в Академии. А Раскин в Венеции, так что сомневаюсь, что ваш друг мог его видеть, хотя сейчас мы говорим о…

И тут я вспомнила: невеста Джона — Эффи Раскин, много лет была в браке за критиком, а потом развелась. Неудивительно, что Милле выглядел изможденным — его роман обсуждал весь Лондон, а Эффи вытерпела всевозможные унизительные вмешательства в личную жизнь перед тем, как разрешили развод.

— Ваш друг наплел небылиц.

Я покачала головой.

— Нет, только не Эдвин. Он рассказал, что видел Раскина, но тот не сможет стать моим покровителем, потому что потратил много денег на Лиззи Сиддал.

Джон без стеснения расхохотался.

— Ну, отчасти это правда. Возможно, ваш Эдвин все-таки побывал в Венеции.

— Или, возможно, вы ошибаетесь, и мистер Раскин сейчас в Лондоне, — сказала я, хорошо помня, что Эдвин вернулся всего три дня назад.

Джон пожал плечами.

— Так вы хотите, чтобы я стал вашим покровителем? — произнес художник, переходя к делу.

Я покраснела.

— Я думала, что если увидите мою работу, то захотите помочь. Поддержать, научить…

Джон пытливо изучал мое лицо. Я в смущении опустила глаза.

— Вы уверены в своем таланте и мне это нравится. Художник должен быть уверен.

— Мой отец хочет выдать меня замуж. Тогда моя уверенность будет ни к чему.

Мы замолчали. Я внутренне сжалась, понимая, что последующие слова Милле изменят всю мою жизнь.

— Если бы вы пришли ко мне в прошлом году, или пару лет назад, то я смог бы помочь. — Казалось, ему искренне жаль.

— Я мог бы научить и познакомить вас с Раскиным. Но теперь…

— Теперь… — Мой голос задрожал.

— Теперь у меня нет свободных денег, чтобы помочь вам, и нет общих интересов с Раскиным. Да и репутация моя, мягко говоря, неустойчива. Я не могу вам помочь.

Я прикрыла глаза, заставив себя улыбнуться.

— Возможно, мистер Холман Хант?

Джон покачал головой.

— Хант скоро снова отправится на Святую Землю. Возможно, надолго.

— Мистер Россетти?

Я не могла представить работу с Россетти, но не в моей ситуации быть разборчивой.

Джон снова покачал головой.

— Любыми деньгами, что у него появляются, он оплачивает долги и поддерживает Лиззи. — Рот Джона слегка скривился.

— Лиззи, — повторила я с отвращением.

Мое сердце заныло от откровенной зависти к женщине, которая каким-то образом обрела жизнь, о которой мечтала я.

Джон дотронулся до моей руки.

— У Лиззи беспорядочная жизнь. Здесь нечему завидовать.

Мне стало стыдно. Я взяла вещи, накинула капот на голову.

— Я должна идти. Спасибо, что уделили время.

Джон еще раз прикоснулся к моей руке.

— Будем держать связь.

Он вытащил карандаш из кармана пиджака и написал адрес на обратной стороне одного из моих набросков.

— Присылайте мне рисунки и пишите о своих работах. И, может быть, через год или два все изменится.

— Правда?

В мгновение ока отчаяние сменилось радостью.

— Правда. Ждите, как Марианна.

— Ее ожидания были напрасными.

Джон улыбнулся.

— Всему свое время.

Глава 44

Наши дни

Элла

— Все, что вас интересует — здесь, — сказала архивариус, вручив мне пару хлопчатобумажных перчаток, одновременно надевая свои.

Это была молодая и симпатичная девушка, с ярко-рыжими волосами и пирсингом в носу. Большие пальцы ее рук были унизаны широкими кольцами. Она разрушила мои представления о полицейских. Я улыбнулась.

— Спасибо, что нашли все это, Лейни.

Мы сидели за большим столом в новом прохладном здании архива в Льюисе. Перед нами возвышалась массивная коробка с книгами и папками. Даже я, привыкшая к большому объему информации, оробела. Но энтузиазм девушки радовал. Прия из-за болезни дочери вынуждена была отказаться от идеи присоединиться к нам.

Лейни вытащила из коробки кожаную книгу и открыла ее на заложенной странице.

— Моя работа. Обожаю такие вещи. — Глаза девушки горели. — Теперь, давайте смотреть.

Она провела пальцем по написанным от руки цифрам.

— Даже в те годы полиция вела безупречную работу.

Я прищурилась, но ни черта не поняла.

— Каждому преступлению присуждался номер, — пояснила Лейни. — А рядом имя полицейского, который вел следствие. По вашему делу — это инспектор Крофт. Вы привыкнете и сможете читать его записи.

Она указала на узкие строчки.

— Тип преступления, имена жертв. Это ваши.

Я придвинула книгу.

— Убийство, — вслух прочитала я. — Покушение на убийство. И, э… что это в конце?

— Пропал без вести.

— И имена. — Я внимательно читала крошечные буквы. — Эдвин Форрест, Фрэнсис Форрест, Уильям Филипс, Вайолет Харгривз.

Волосы на голове зашевелились. Вот оно!

— Это они? Или есть кто-то еще? — поинтересовалась девушка.

— О, да.

Лейни встала и, напрягая свои тонкие, но мускулистые руки, вытащила из коробки следующую книгу с заложенными страницами. Она хорошо подготовилась к моему приходу, дай Бог ей здоровья. Архивариус обеими руками перевернула тяжелые листы.

— Отчет о преступлениях, — торжественно объявила она. — Все, что известно по этому делу, здесь!

Не верилось! Я прошлась по списку имен и мысленно помолилась за давно усопшего инспектора Крофта, который так подробно все записал.

— Оставлю вас, — сказала Лейни. — Позовете, если буду нужна.

Не успела я спросить, где можно выпить чашку чая, как девушка строго посмотрела на меня.

— Здесь очень ценные книги, поэтому принимать пищу запрещено.

Я послушно кивнула и обратилась к книгам, борясь с искушением читать, а не аккуратно записывать все детали преступления. Переписав информацию в блокнот, я обратилась к показаниям свидетелей. Они разочаровали меня, если не сказать больше. Домработница Агнес Хобб ничего не видела, ничего не слышала, ничего не знала. Фрэнсис ограничилась объяснением, что она, ее муж и Вайолет разговаривали перед их домом, когда кто-то вдруг напал на них сзади. Она упала без сознания и больше ничего не помнит. Садовник семьи Харгривз Уильям Филипс умер, по словам инспектора Крофта, через три дня после нападения.

Я откинулась на спинку стула, чувствуя беспричинную печаль из-за неизвестного садовника. И, конечно, из-за Эдвина и Фрэнсис, которые стали жертвами жестокого нападения. Но где Вайолет? Я пролистала отчеты, выискивая информацию о других жертвах, но ничего не нашла.

— Было бы здорово провести посмертное вскрытие, — пробормотала я, забыв о бюрократии современной полиции.

— Есть отчет врача, — раздался голос Лейни позади меня. Я не заметила, как она подошла. От нее пахло палочками благовоний, что навевало вспоминания о студенческих временах. Девушка пролистала страницы.

— Вот. — Она открыла нужную страницу и пододвинула книгу.

— И вот еще, думаю, будет тоже интересно.

Лейни протянула бумагу.

— Это наш пароль для архива газет, — объяснила она. — Возможно, найдете полезную информацию в газетах того времени.

— Замечательно, — поблагодарила я. — Пойду выпью чашку чая. В столовой, — добавила я, увидев ее неодобрительное лицо. — Скоро вернусь.

Вторую половину дня я провела в архиве. Прочитала отчет врача об Эдвине Форресте и Уильяме Филипсе: Эдвин умер от удара по голове у лестницы. Его жена, Фрэнсис, была обнаружена в верхней части лестницы. Поэтому доктор пришел к выводу, что пара бежала от нападавшего. Муж пытался оградить жену и сам стал жертвой. Уильям Филипс был найден без сознания возле дома и умер, по заключению врача, от кровотечения в мозгу.

«Синяки вокруг рта, — читала я, — предполагают жестокое нападение, сильный удар по голове. Из-за чего потерпевший потерял сознание. Его мозг, без сомнения, продолжал опухать, пока не умер». Но о Вайолет не было ни строчки. Я решила заглянуть в газетный архив.

— Значит, исчезла бесследно? — поинтересовался дома муж, раскладывая распечатанные листы на столе.

— Нашли только ее шляпу. На пляже. Посчитали, что она утонула. Ничего больше.

Я взяла один лист, который распечатала Лейни и передала Бену.

— В газете об этом большая статья. Вот, смотри: просят местное население сообщить о ее появлении.

— «Женщина из Сассекса пропала после нападения», — прочитал муж.

— А вот заголовок неделей позже: «Женщину из Сассекса до сих пор не нашли».

Бен уже пробегал глазами следующий лист.

— Ах, так ее отец был в отъезде, когда это случилось. Смотри, здесь написано, он вернулся и организовал поисковые отряды. Какая трагедия!

— Трагедия, — согласилась я и передернула плечами. — Трудно представить, как он искал своего ребенка и не нашел.

— Как долго велись поиски? — спросил Бен.

— Наверное, месяцы и даже годы. Но позже мистер Харгривз переехал в Брайтон и вел поиски оттуда. Я где-то читала, что как только он вернулся и обнаружил, что дочь пропала, то закрыл дом.

Я представила одинокого отца Вайолет, в этом большом семейном доме, где когда-то жили и смеялись жена и дочь, его шаги, эхом отдающиеся в пустых комнатах. И мне стало жаль мужчину. Наверное, он правильно поступил, уехав отсюда.

— А что с Фрэнсис? — внезапно спросил Бен. — Она — единственная, кто выжил. Она что-нибудь знала?

Я покачала головой.

— Ничего.

Я показала мужу записи свидетельских показаний Фрэнсис.

— Даже раздражает, — сказал Бен.

Он подошел к холодильнику и показал на бутылку вина:

— Еще?

Я кивнула. Замечание мужа по поводу Фрэнсис заставило меня задуматься. Я открыла отчет доктора.

— Ага, — воскликнула я. — Фрэнсис была беременна!

Бен оживился, наполнил бокалы и сел рядом.

— Беременна? Так что же случилось? Она вернулась, чтобы родить?

Я пожала плечами.

— Там не написано. Но…

— Если у нее был ребенок, то, возможно, найдутся родственники, — закончил Бен мою мысль. — Которых можно найти.

— Точно.

Я улыбнулась.

— Позвоню Барб. Она работает в отделе завещаний. Там всегда можно отследить людей.

Мы чокнулись бокалами.

— Что-нибудь нащупаем, — приободрил меня муж.

***

— Тебе нужна не я, — объясняла Барб по телефону на следующий день.

— У тебя есть коллеги, которые могли бы помочь?

В трубке раздался смех.

— Нет, дорогая. Позвони отцу. На этом этапе он сможет помочь. Как только ты выяснишь, есть ли у этой Фрэнсис живые родственники, я обязательно найду их.

Я пришла в замешательство.

— Папа?

— Он составляет родословную, не так ли? А значит, обожает все эти: «как вы думаете кто вы?»

— Правда?

— Да и довольно много выяснил. Позвони, он тебе все расскажет.

Я смутно вспомнила, как отец распространялся по поводу Первой мировой войны, но тогда мне было неинтересно. Стало стыдно.

— Я позвоню.

— Пожалуйста, милая. Он с радостью поможет.

Я набрала папин номер. Его радостный голос вызвал улыбку. Я поделилась всем, что узнала в архиве. Отец задал много вопросов.

— Забавно. Не верится, как в прошлом могли происходить такие ужасные преступления. Так чем помочь?

— Женщина из соседнего дома — Фрэнсис, была замужем за Эдвином, парнем, которого убили. Фрэнсис же только ранили, но не убили. Она ждала ребенка на тот момент.

— О, потрясающе. Семья. Неудивительно, что ты заинтригована. Подожди-ка, я запишу.

Я слышала, как отец положил трубку, зашуршал бумагами на столе и вернулся ко мне.

— Расскажи все, что знаешь про Фрэнсис.

Глава 45

1855

Вайолет

На следующий день, воодушевленная завязавшейся дружбой с Джоном («Джону Эверетту Милле нравятся мои работы», — твердила я. — Мои работы!»), крепким сном и сытным завтраком, я покинула отель, намереваясь направиться прямо к Лондонскому мосту и к поезду в Сассекс.

Зная, что легко поймаю экипаж на Пикадилли Серкус, я вышла на улицу Джермин и остановилась. Здесь находился клуб Эдвина. Клуб, где по его словам, выставлены мои картины.

«Он солгал о том, что знаком с Джоном, — ворчал внутренний голос. — Наврал о встрече с Раскиным…»

Но опять же, вранье не было абсолютным, ведь так? Джон знал Эдвина, правда поверхностно, и даже Милле согласился признать, что возможно Эдвин разговаривал с Раскиным. Я не знала, кому и во что верить.

«Так иди и посмотри, — бурчал голос. — Иди и посмотри, там ли твои картины.

Я постояла на перекрестке еще минуту, раздумывая кому верить: внутреннему голосу или Эдвину. Затем медленно пошла прочь от Пикадилли Серкус вниз по улице Джермин.

Без особых проблем я нашла высокое, светлое здание с двумя каменными колоннами. Не раздумывая, поднялась по лестнице и толкнула тяжелую парадную дверь.

В холле за широким деревянным столом сидел мужчина и что-то писал в гроссбухе. Когда я вошла, он поднял голову.

— Мисс?

Его тон подвергал сомнению само мое присутствие в этом мужском храме.

Я скинула капот с напускной уверенностью.

— Добрый день. Меня зовут Вайолет Харгривз. Я дочь Маркуса Харгривза.

Мужчина промолчал, но в его глазах промелькнул блеск смутного припоминания имени отца.

— Мы с папой близкие друзья Эдвина Форреста, который, полагаю, является членом клуба.

На этот раз на его лице читалось полное и абсолютное признание, но он все еще хранил молчание.

— Мистер Форрест не так давно отдал в дар клубу некоторые картины. — Я слегка улыбнулась. — Прекрасные картины.

Мужчина кивнул.

Воодушевленная, я продолжила:

— Интересно, могу ли я их увидеть?

— Вы?

— Да.

— Нет.

Я вспомнила, как отец реагировал, если кто-то в чем-то отказывал ему, и вперила в мужчину стальной взгляд.

— Нет?

— Нет.

Он снова взял ручку и вернулся к записям в книге, что разозлило меня.

— Боюсь, вы неправильно поняли, — произнесла я медленно и четко, как будто разговаривала с ребенком. — Мой друг Эдвин Форрест на днях подарил несколько картин этому клубу. Эти работы особенно дороги мне, потому что написаны…

— Одну картину, — раздался голос позади меня.

Я развернулась и увидела пожилого джентльмена с белыми пушистыми бакенбардами.

— Ну, изначально было две картины. Но вторая уже упакована, — он вытащил карманные часы и взглянул на них, — и на пути в Манчестер.

Я удивленно заморгала.

— Лоуренс Коул. — Джентльмен протянул руку — Знаток искусства.

— Знаток?

— И неплохой. Не обращайте внимания на мистера Трэвора. Некоторые члены клуба странно относятся к присутствию женщин в этом месте. Он просто заботится об их интересах.

Я фыркнула.

— Не обязательно быть грубым, заботясь об этом.

Мистер Лоуренс хохотнул.

— Да у вас характер, мисс…

— Харгривз. Вайолет Харгривз.

Он вопросительно посмотрел на меня.

— Родственница Маркуса?

Я на секунду замялась, боясь, что папа узнает о моей поездке, но уверенно кивнула.

— Мой отец.

Джентльмен улыбнулся.

— Чудесно! Замечательно! Маркус Харгривз — большой человек.

Я улыбнулась, желая быстрее перейти к делу.

— А Эдвин? — поинтересовался мистер Коул. — Откуда вы знаете Эдвина?

От простого упоминания имени я залилась краской.

— Он наш сосед в Сассексе. И друг семьи.

— Еще один достойный человек, — сказал Лоуренс. — И такой талантливый.

— Действительно, — согласилась я, хотя профессиональные успехи Эдвина, как адвоката, меня никогда не интересовали.

— Его картины поразительны, — продолжил Лоуренс. — Незрелые, конечно, но многообещающие.

Его картины? Не понимая, я уставилась на Лоуренса. Эдвин не упоминал о своих работах и мне ни разу их не показывал.

— Хотите взглянуть?

Джентльмен посмотрел на мистера Трэвора, который все также что-то записывал в бухгалтерской книге.

— Без паники! Я сопровожу мисс Харгривз в зал заседаний. Мы вернемся через пятнадцать минут.

Тот даже не взглянул на нас.

— Если через тридцать минут вы не вернетесь, придется пойти за вами.

— Прекрасно. — Лоуренс скорчил гримасу, и я не смогла сдержать улыбки. — Пойдемте, мисс Харгривз. Посмотрим на картину Эдвина.

Мистер Коул предложил мне руку, и мы вместе поднялись по широкой лестнице на второй этаж клуба, затем прошли в длинный зал с большим столом. На другом конце комнаты на стене висел «Король Кнуд».

Я задохнулась в шоке.

— Но…

Моя картина! Моя! Почему джентльмен думает, что ее нарисовал Эдвин?

— Чудесно, не правда ли? — сказал Лоуренс. — Эдвин очень скромный. Он сказал мне, что подписал картину лишь в поезде по дороге в Лондон.

— В поезде… — тихо повторила я.

Мысли лихорадочно скакали. Я подошла ближе и прочитала подпись Эдвина внизу холста.

— Не понимаю.

Опустившись на стул, я со смесью ужаса и гордости не отрывала глаз от картины. Она чудесно смотрелась в раме.

Лоуренс улыбнулся.

— Полагаю, вы не знали, что Эдвин настолько идеален? Должен признаться, я тоже поражен.

Джентльмен присел рядом.

— Ваш друг не хотел показывать свою работу, но я уговорил. Когда он узнал, что работу можно продать, то был очень удивлен.

— Конечно, — пробормотала я.

— Промышленник по фамилии Хьюз в Манчестере купил одну из них. Он планирует повесить ее в офисе своей фабрики.

Имя было знакомо: отец изредка сталкивался с тем человеком. В голове не укладывалось, что папа сможет лицезреть картину и не узнать, что художник — его собственная дочь.

— А эту? — спросила я. — Эдвин подарил клубу?

Лоуренс вновь хохотнул.

— Боже правый, нет! Я купил, по сниженной цене, конечно.

— Конечно.

— И одолжил клубу. Они сделают небольшую табличку, где укажут, что данная картина из моей коллекции. А Эдвин обещал показать мне свои следующие работы.

Я посмотрела на «Короля Кнуда» и перевела взгляд на Лоуренса.

— Вы верите, что сможете продать больше? — Мой голос запнулся. — Еще больше картин?

— Без сомнения, — улыбнулся джентльмен. — Такой талант, как у Эдвина будет достойно оплачен. Уверен, я смогу продать все его картины. Они сделают его очень богатым.

Я вскочила с места.

— Мне нужно идти. Боюсь опоздать на поезд.

Под озадаченным взглядом мистера Коула я поспешно схватила сумку, сбежала по лестнице и очутилась на улице. И только оказавшись в экипаже на пути к Лондонскому мосту, поняла, что не спросила, во сколько мистер Лоуренс оценил картины.

Глава 46

В поезде по дороге домой было жарко и неудобно. Я пыталась уснуть, но вихрь мыслей не давал покоя. В дремоте перед глазами мелькал Милле, говоривший мне, что мы должны быть на связи, Лоуренс, восхищающийся моими работами, Эдвин, вравший мне о выставке работ в клубе, шок от увиденной подписи на моей картине.

К тому времени, как добралась до Сассекса, я была взвинчена и вымотана. Сойдя с поезда, остановилась подумать. Не терпелось посмотреть в глаза Эдвина и узнать, почему он присвоил мое творчество. Но сейчас он на работе в Брайтоне. Я знала, где его офис, вернее, знала название улицы. Будет безумием, если я направлюсь прямиком туда?

Не успев до конца обдумать эту мысль, ноги уже несли меня в сторону моря. Я с легкостью нашла офис: белое здание с парадным входом, где красовалась табличка «мистер Форрест». Удивляясь выросшей за последние пару дней смелости своих поступков, я толкнула дверь и вошла внутрь.

— У меня встреча с Эдвином Форрестом, — сообщила я клерку за столом.

Он раскрыл книгу посетителей в кожаном переплете. Я остановила его, положив свою руку на его.

— Просто передайте ему, что пришла Вайолет Харгривз.

Мужчина взглянул на меня, кивнул, будто вспомнив, кто я, хотя мы с ним до этого не встречались, встал и исчез в соседней комнате. Я была поражена тому, что он сделал в точности то, о чем я попросила.

Мужчина вновь появился в дверях и жестом пригласил в комнату, из которой только что вышел. Я глубоко вздохнула и вошла. Эдвин тотчас захлопнул дверь и схватил меня за запястье.

— Что тебе здесь нужно? — зашипел он. — Как ты смеешь являться сюда и ставить под удар мою работу и репутацию?

Я в бешенстве вырвала руку, не утруждая себя необходимостью говорить тише:

— Твою работу? А как же моя работа? Сколько денег ты получил за мои картины, Эдвин? Сколько?

Он побледнел.

— Ах!

— Ах, — передразнила я.

Эдвин вздохнул и сел за стол.

— Сядь, — велел он.

Я повиновалась. Он потер лоб и снова вздохнул.

— Как ты узнала?

— Я познакомилась с твоим другом Лоуренсом. Он показал мне мою картину, подписанную твоим именем. И сказал, что ты продал обе работы.

— Он назвал цену?

Я покачала головой:

— Лишь сказал, что ты разбогатеешь.

Я с презрением выплевывала слова.

Эдвин улыбнулся.

— Не я, моя дорогая, а ты. Ты разбогатеешь.

Я почувствовала замешательство, как тогда в клубе, когда глядела на свою картину. И уставилась на Эдвина.

Он открыл ящик стола и вытащил пачку купюр, перевязанную синим шнуром.

— Собирался подождать, пока не составлю контракты, — сказал он, размахивая пачкой возле моего лица. — Я только на полпути.

Я не могла вымолвить ни слова.

— В Лондоне уже в номере я вытащил картины и разложил их на кровати. Но тут Лоуренс, увидев мое имя в гостевой книге, постучался в дверь.

— Продолжай, — ледяным тоном попросила я.

— Он решил, что картины мои. Тут же заявил, что они замечательны, и он сможет их продать. Я не мог остановить его: он был слишком взволнован. Время ушло. Я не стал разуверять его.

— И?

— На следующий день он поведал, что нашелся покупатель. Я подумал, как эти деньги важны для тебя. Но что будет, если Лоуренс узнает, что художник — молодая женщина из Сассекса.

Я не отрывала взгляда от Эдвина.

— И я солгал. Когда он попросил подписать их, я согласился, думая только о тебе, Вайолет. Мы могли бы заключить сделку: ты будешь рисовать, а я буду лицом твоего искусства. И когда твои картины признают, ты сможешь открыться и заявить о себе. К тому времени у тебя уже будет достаточно денег, чтобы содержать себя.

Он снова помахал банкнотами.

— Я собираюсь подписать контракт. Все по закону. Ты ведь знаешь, я действовал в твоих лучших интересах.

— Лоуренс сказал, что ты подписал картины еще в поезде, до того, как добрался до Лондона.

Эдвин улыбнулся.

— Лоуренс любит выпить. Должно быть, он неправильно понял.

Я почувствовала, как сдаюсь.

— Думаешь, я смогу заработать достаточно денег, чтобы содержать себя?

— Уверен.

— За сколько были проданы мои картины?

Он замолчал.

— Я умею считать деньги, Эдвин, — раздраженно заметила я. — Я не какая-нибудь маленькая дурочка, чтобы ты ни думал обо мне.

— Сто, — сказал Эдвин. — Они продались за сто фунтов.

Я охнула.

— За обе?

Глаза Эдвина блеснули, он улыбнулся.

— Нет, моя дорогая. Сто фунтов за каждую.

Моя голова закружилась.

— Двести!

Эдвин внезапно напустил деловой вид.

— Предлагаю следующее: я — твой агент. Буду продавать твои картины Лоуренсу и другим покупателям. Но всем стану говорить, что художник — я. Деньги с продаж отдам тебе.

Я медленно кивнула.

— Все деньги?

Эдвин склонил голову.

— Изначально идея была моей. При составлении контрактов выяснилось, что требуются определенные усилия с моей стороны, а это значит, я могу претендовать на маленькую комиссию.

— Насколько маленькую?

— Двадцать процентов.

Я поджала губы.

— Хорошо, — сказала я ровным голосом, хотя сердце бешено стучало, а голова кружилась.

Вот так. Это мое спасение. Я продолжу рисовать. Я даже могу согласиться с планами отца выдать меня замуж, если дойдет до этого. Но мне нужно постараться отсрочить свадьбу хотя бы на год. Тогда я смогу продать работы, сделать сбережения и, придет время, открою миру искусства свое настоящее имя.

— Все законно?

Эдвин кивнул.

— Я прослежу за этим.

Я протянула руку через стол.

— Тогда, договорились.

Эдвин пожал мне руку. Затем все так же держа мою руку в своей, обошел стол и притянул меня к себе, прижав свои губы к моим.

— Дорогая девочка. Из нас выйдет прекрасная команда.

Глава 47

До Брайтона мы с Эдвином доехали в его экипаже. Если Фрэнсис будет задавать вопросы, а она, скорее всего даже и не спросит, то он объяснит, что встретил меня на вокзале и предложил довезти. По его словам, в последние дни жена мало интересовалась отсутствием мужа.

Я вежливо попрощалась с ним у ворот его дома. Мне не терпелось освободиться от пыльной дорожной одежды и, наконец, отдохнуть. Многое предстояло обдумать. Предложение Эдвина звучало заманчиво, как счастливый шанс стать известным художником. Но что-то не давало покоя. Неужели Лоуренс действительно неправильно истолковал слова Эдвина? Или же мистер Форрест, как сказал Милле, откровенно дурил меня? К тому же, творчество под чужим именем не та карьера, о которой мечталось. Я хотела убедиться, что поступаю правильно. Хотя других вариантов, будем честными, у меня было немного.

Я была выжата, как лимон, но заметила, что в доме стояла гробовая тишина. Ни Мэйбл, ни Филипса. Я сняла шляпу и пальто, поднялась в свою комнату и тут в ужасе остановилась, заметив у лестницы сумки отца. Он дома? Давно? Он знает, что меня не было всю ночь? Передал ли ему Филипс мое вранье о телеграмме бывшей гувернантки?

Еле волоча ноги и чувствуя, что сейчас умру от страха, я вошла в гостиную, готовясь к скандалу. Но отца там не было. Не было и в кабинете. Странно. Может, опять дела, и он не понял, что меня нет? Как бы мне хотелось, чтобы было именно так!

— Папа? — позвала я. — Папа?

В ответ — тишина.

Облегченно вздохнув, я пошла наверх в свою спальню с дорожной сумкой, которую бросила на кровать. Переоделась, умылась и поднялась на чердак.

Было поздно, я была голодной, уставшей, но у меня появилась идея картины из «Ромео и Джульетты» и мне не терпелось приступить к эскизу.

Я потянулась к волосам, чтобы распустить тугой узел и в изумлении увидела отца, сидящего прямо, как жердь, в центре комнаты.

— Надо было снова жениться, — произнес он, как будто мое появление просто прервало течение его мысли. — Найти хорошую женщину и, по возможности, родить еще детей. Лучше, если бы у тебя были братья и сестры.

Я сделала шаг навстречу.

— Папа.

— Где ты была?

Я сделала паузу, думая, стоит ли врать.

— В Лондоне. Чтобы поговорить со знаменитым художником о моих работах.

Я приготовилась к вспышке ярости. Отец — хороший человек, но, когда злился, не умел держать себя в руках. И хотя мне редко попадало, я знала: гнев его страшен.

Отец кивнул и посмотрел на меня. В шоке я увидела слезы в его глазах.

— Мне жаль, Вайолет. Боюсь, я слишком надолго оставлял тебя одну, позволяя совершать вольности. Ты погрузилась в мир фантазий своих картинок. Но теперь — довольно!

Он взглянул на стену, где были приколоты мои эскизы и картины.

— Я скучал по твоей матери, — продолжал он. — Так сильно скучал, что искал спасения в работе. К тому времени, как душевная рана зарубцевалась, ты выросла, и я думал, что отец тебе больше не нужен.

Я всхлипнула, потому что едва помнила маму и несказанно скучала по ней, но никогда не думала, что и отец тоже. Присев рядом с ним, взяла его за руку.

— Папа, может быть я и взрослая, но ты все еще нужен мне.

— Больше нет. — Он посмотрел на меня, как будто впервые видел. — Еще есть время, чтобы все исправить и загладить свою вину.

— Папа, тебе не нужно заглаживать свою вину, ты…

— Не я, а ты. Ты должна загладить вину за это позорное время препровождение. Этот полет фантазии. Этим идеям искусства должен прийти конец. Сейчас же!

Меня зашатало. Я не ожидала от него подобной реакции.

— Отец! — с отчаянием остановила я его. — Нет! Ты не понимаешь. Искусство занимает особое место в моей жизни. Это то, чем я хочу заниматься, чем должна заниматься.

Внезапно идея Эдвина показалась мне единственным выходом. Она не идеальна, но ее легко реализовать.

— У меня есть идеи, — начала я.

Но отец поднял руку, заставляя замолчать.

— Нет. Довольно. Ты должна прекратить рисовать, Вайолет, прекратить это глупое занятие. Тебе надо выйти замуж.

Он встал, подошел к стене, и, внезапно охваченный бешенством, сорвал мои рисунки. Я зажмурилась, словно от удара.

— Я попрошу Филипса вернуть этой комнате прежнее назначение. А тебе запрещаю подниматься сюда.

Он срывал картины и бросал их на стул возле меня.

Внезапно моя печаль переросла в гнев.

— Хлам и старая мебель! — возмутилась я. — В этом единственное назначение старого чердака!

Отец молчал. Его глаза были прикованы к эскизам для «Даниила», то есть к Эдвину без рубашки.

— Это что? — взревел он и круто развернулся ко мне. Его лицо было бледным, на виске пульсировала вена. — Ради всего святого, что это такое?

— Папочка!

Уже несколько лет я не обращалась к нему так. Вихрь мыслей бешено закружился. Что ответить? Что Эдвин поддерживает искусство и согласился позировать для меня? Что он мой покровитель? Что мы в любовных отношениях?

Отец сунул картину мне под нос, я сжалась.

— Ты навлекла позор на меня, но что еще хуже, навлекла позор на светлую память покойной матери. Как ты могла?

Его глаза стали дикими.

— Кто еще видел эти картины? Слуги? Им нельзя доверять. Я должен предупредить мистера Форреста.

Я была сбита с толку.

— Предупредить?

— Я должен раскрыть правду о твоем отвратительном воображении, должен признаться, — отец брезгливо бросал слова мне в лицо, — что дочь пошло рисует уважаемого женатого мужчину. Что за греховные фантазии!

Вспоминая этого «уважаемого женатого мужчину», который много раз принуждал меня к сексу, я бы расхохоталась, но сейчас ситуация была далеко не забавной.

— Он человек, уважающий закон, — не унимался отец. — Образованный человек. Бог знает, что он подумает, когда я все расскажу ему.

Совершенно сломленная духом, я упала на подушки шезлонга. Я не могла больше смотреть на родителя, не могла заставить себя думать о своих уничтоженных мечтах, о репутации Эдвина. Теперь он ни за что не станет моим покровителем! Все кончено! Навсегда! Интересно, как отреагирует Эдвин на слова отца? Я боялась его агрессии.

— Вот что я сделаю. Пойду к соседям и расскажу мистеру Форресту правду о картинках. Так лучше, нежели до него дойдут непристойные слухи от слуг. Тем временем, попрошу Филипса убрать всю мерзость и восстановить комнату. Завтра поеду в Лондон, где буду просить о милости Джона Уоллеса взять тебя в жены. Я и ему поведаю правду, но объясню, что ты раскаиваешься и готова встать на праведный путь. Думаю, приданое в качестве бизнеса поможет ему закрыть глаза на… — Он с таким отвращением посмотрел в мою сторону, что меня затошнило. — На твой проступок.

Я онемела. Очевидно, вся моя жизнь теперь принадлежит не мне, а отцу, а однажды будет принадлежать и мужу. На секунду я позавидовала Марианне, которая ждала своего мужа. По крайней мере, она ни перед кем ни отчитывалась.

— И что делать мне, — в моем голосе послышался яд, который я не смогла скрыть, — пока ты устраиваешь мою жизнь?

Отец сорвал со стены еще один рисунок.

— Ты останешься здесь, в доме. Будешь читать, вышивать, гулять в саду. Ни с кем не разговаривать, кроме слуг. Никого не беспокоить.

Он собрал наброски Эдвина.

— Я даже смотреть на тебя не могу. Иди в свою комнату и сиди там. Я иду к мистеру Форресту.

Глава 48

Наши дни

Элла

Я бесцельно бродила по дому: «баклушничала», как сказала бы Барб. То есть попусту тратила время в ожидании отцовского письма с информацией о современных родственниках Фрэнсис. Я понимала, что на это уйдет некоторое время — отец не дружил с технологиями.

Папе потребовалось всего два дня, чтобы найти свидетельство о браке Фрэнсис и Эдвина, а также свидетельство о рождении их сына Чарльза, датированное мартом тысяча восемьсот пятьдесят шестого года. Еще неделя ушла на то, чтобы отследить потомство Чарльза. У него было трое детей. А у младшей, которую тоже звали Фрэнсис, один сын. У того сына, внука нашей Фрэнсис, родилось четверо детей, и они — наши современники.

— Папа, ты невероятен! — поблагодарила я.

— Ну что ты, — довольно ответил он.

«Забавно», — подумала я, как интерес к изучению истории жизни Вайолет, так похожей на мою, помогла нам с отцом снова сблизиться. Мы с ним регулярно общались, не вспоминая о ссоре. Я боялась, что это лишь видимость благополучных отношений, но папу, казалось, перипетии жизни Вайолет захватили по-настоящему. Мне же было интересно, поддерживал ли мистер Харгривз хобби своей дочери, и какими были их отношения. Должно быть, он сильно любил ее, раз столько сил бросил на поиски девушки.

Кроме Вайолет у меня накопилась куча других дел. Агент прислала отзыв о рукописи про Тесс. Она написала, что ей понравилось, и вроде все хорошо, но не чувствуется души. И она была права. Ведь я до сих пор тратила всю свою энергию на обдумывание и разгадывание тайн молодой художницы. И на обсуждения с Прией.

— Это всегда кто-то из близких, — резюмировала Прия после того, как я поделилась подробностями преступления. — Люди боятся незнакомцев, а нужно бояться самых близких.

Я поежилась.

— Так больше никого не было. Лишь отец. Но его не было в день трагедии, а после он посвятил всю жизнь поиску дочери. Он не мог быть убийцей.

— Тогда, возможно, незнакомец, — согласилась Прия. — Такое происходит реже, конечно. Например, грабитель, напавший на дом, или душевнобольной. Ведь Эдвин был юристом, так? А люди не терпят обид. Может кто-то решил отомстить?

Утомительно ходить по кругу снова и снова. Но то были события давно минувших дней. Теперь не так-то легко найти концы. Оставалось ждать от отца сведений с адресами родственников Фрэнсис и… Мое нетерпение нарастало.

Не выпуская телефона из рук, я слонялась по дому взад и вперед. Было тихо: мальчики в школе и саду, Бен на работе. Сев на подоконник, я выглянула из окна полюбоваться на море, где крошечные моторные лодки бесшумно покачивались на волнах. В который раз проверила телефон. Ничего.

— Мы нашли Фрэнсис, — понимая, что выгляжу смешно, вслух произнесла я. — Папа написал на почту. — Я помахала телефоном в воздухе. — Ты знаешь, что такое электронная почта, Вайолет?

Тишина. А как иначе! Я соскользнула с подоконника и подошла к белой доске. Рядом с портретом девушки имена жертв: Вайолет Харгривз, Фрэнсис Форрест, Эдвин Форрест, Уильям Филипс. И информация о том, что с ними произошло: пропала без вести, ранена, убит, убит. Я вздохнула, подошла к шкафу и открыла его. Он был давно разобран. Теперь на полках громоздились мои вещи.

В левой руке зажужжал телефон. От неожиданности я вздрогнула и выронила его. Телефон отскочил от ковра и отлетел в дальний угол под шкаф.

— Чтоб тебя! — пробормотала я, встав на четвереньки.

Под шкафом было очень пыльно. Надо бы здесь хорошенько пропылесосить. Рука, почти дотянувшись до телефона, что-то нащупала под ковром. Я потянулась вперед и извлекла кожаный блокнот, из которого торчали клочки бумаг. Он был закрыт на кнопку. Заинтригованная, я стряхнула пыль с колен, обтерла телефон об живот и села, поджав под себя ноги и рассматривая блокнот. Пожелтевшие страницы закруглялись по краям. Мне не удалось открыть его. Недовольно бурча, я поднялась. «Ну точно, как отец», — пронеслась беспокойная мысль. Положила блокнот на стол и вооружилась скрепкой, прокручивая ее в разные стороны. Наконец, кнопка тетради отскочила. Замерев, я открыла страницы, заполненные аккуратным почерком. Заметки, цифры, имена. Это был дневник, вне всяких сомнений.

— Твой блокнот, Вайолет? — снова произнесла вслух.

Похоже, я схожу с ума, разговаривая с человеком, ушедшим в мир иной сто пятьдесят лет назад. В комнате было тихо. Сердце трепыхалось, словно птица в клетке. Возможно, в этих строчках содержатся ответы?

Я откинулась на спинку стула и приступила к чтению.

Я настолько погрузилась в повествование, что подпрыгнула, когда несколько часов спустя вошел Бен. На улице сгустились тени. Смех мальчиков и голос Маргарет донесся снизу. Муж с тревогой посмотрел на меня.

— Ты плачешь?

Дотронулась до щек, они были мокрыми. Я даже не поняла, что плакала во время чтения.

— О, Бен, — всхлипнула я. — Такая трагедия.

Он присел рядом, взял меня за руку.

— Что случилось? Что-то с отцом? Он в порядке?

Я поморгала.

— Нет, трагедия не у нас. Я нашла дневник Фрэнсис.

У Бена отвалилась челюсть.

— Здесь? Как? Почему здесь?

— Понятия не имею.

Единственное, что имело значение, это то, что я нашла и прочитала его.

— Бен, ты должен прочитать. Эдвин Форрест — ужасный, жестокий.

— Расскажи.

— Годами издевался над женой. Из-за его побоев она потеряла ребенка.

Бен охнул.

— Значит, Фрэнсис не была беременна? В полицейском рапорте неверные сведения? А кто тогда эти родственники, которых нашел твой отец?

— О нет, она была беременна, — ответила я, понимая, что не успела взглянуть на папино письмо, из-за которого выронила телефон, но благодаря которому обнаружила тетрадь. — Фрэнсис до этого потеряла ребенка из-за побоев. Поэтому, поняв, что снова ждет малыша, решила бежать от мужа. Она все спланировала.

— Смелая женщина, — заметил Бен. — Могу только представить жизнь матерей-одиночек в те времена!

— Она — потрясающая! Взгляни!

Я протянула дневник.

— Здесь целая предыстория ее новой жизни: новое имя и все такое. Она даже тренировалась в новой подписи. Есть расписание поездов, карты. Похоже, она собиралась в Шотландию.

Бен пролистывал страницы, удивленно качая головой.

— До какого отчаяния была доведена женщина, чтобы решиться на побег!

— Спасала ребенка! — На ее месте, я поступила бы точно так же. — Она должна была увезти его в безопасное место.

— Но ведь она не уехала, а осталась в Сассексе после смерти мужа, — заметил Бен. — А какое отношение имеет Вайолет к этим событиям?

— Гнусная история.

Муж оживился.

— Ага, а я тебе говорил!

— Это я говорила тебе. Но тогда мне история казалась слишком банальной.

— Жизнь банальна, — парировал Бен. — Выкладывай.

— Похоже, что Эдвин был тем еще ходоком: проститутки в командировках в Лондоне, женщины легкого поведения … И Вайолет.

— Так значит, Фрэнсис знала об интрижке?

— Вроде того. Не была уверена, что именно происходило между Вайолет и ее мужем, но ей было не все равно.

— Она ревновала?

— Нет, я имею в виду, она переживала за Вайолет. Беспокоилась о ней, как мать. Фрэнсис была старше девушки, которой на тот момент было всего восемнадцать.

— Трогательно, — заметил Бен.

Я задумалась.

— В моем романе эти две отвергнутые женщины объединились бы, чтобы убить Эдвина и сделать так, чтобы все выглядело как несчастный случай.

— Ты думаешь, это то, что случилось?

Я пожала плечами.

— Не думаю, что Фрэнсис была способна на убийство. Она кажется очень… — Я поискала слово. — Милосердной.

Бен перевернул последнюю страницу дневника.

— Ты прочитала до конца? — Он задумчиво потирал нос.

— Еще нет. А что?

— Фрэнсис думала, что ее ребенок умер, — сказал муж. — Вот почему она не уехала, она думала, что больше не беременна.

— Но ребенок не пострадал от избиений, — возразила я. — Маленький Чарльз выжил.

И тут меня осенило.

— А может Вайолет была беременна? Фрэнсис рассказала ей о планах на побег. Поэтому дневник в нашем доме, в доме Вайолет. Девушка сбежала. Мы должны найти ее родственников, то есть, родственников этой Флоренс Беннет.

Я помолчала.

— О, нет! Подожди! Папа нашел родственников Фрэнсис Форрест. Что-то тут не так.

Бен посмотрел на меня.

— А если бы ты писала эту историю о Тесс, то чтобы ты придумала?

Я медленно заговорила, потому что мысль моя все еще работала.

— В моем романе я бы отпустила Френсис в Шотландию, как раз перед самым убийством.

Я вглядывалась в белую доску, на самом деле не видя ее.

— Тогда Вайолет, которая знала, что Фрэнсис уехала под фальшивым именем, увидела свой шанс и присвоила имя женщины после нападения. Может быть, она была беременна. И тогда, став Фрэнсис Форрест, уважаемой вдовой, могла бы родить ребенка не стыдясь позора. Поэтому Вайолет исчезла.

Бен уважительно посмотрел на меня.

— Да ты просто профи!

Я рассмеялась.

— Не могли бы замолвить пару слов перед моим агентом?

— В любое время. — Бен поцеловал меня. — Итак, Вайолет и Фрэнсис в сговоре.

— Удачное слово.

— Фрэнсис сбегает. И во всей этой неразберихе с нападением, Вайолет всем говорит, что она Фрэнсис?

— Так бы написала я. Хотя не знаю, как Вайолет могла убедить отца, что она Фрэнсис.

Бен скорчил гримасу.

— Значит, если твоя теория верна, то родственники, которых нашел твой отец, на самом деле должны быть потомками Вайолет, а не Фрэнсис?

— Именно. — Я открыла телефон с намерением прочитать письмо отца.

— Блестяще! Тайна разгадана! Пойдем, выпьем по бокалу вина.

Смеясь, я спустилась за ним в гостиную.

Глава 49

От: ggriffiths@unimail.com

Кому: elladaniels@writemail.com

Ну что ж, вчера вечером я побывал на ужине с покрытыми плесенью академиками (можешь не верить, но такие встречи намного интереснее, чем кажутся). Там я пообщался с одним историком, экспертом по промышленности XIX века и поделился деталями твоего расследования. Ей известен Маркус Харгривз, и она попросила отправить подробную информацию, чтобы попробовать помочь. Чем я сейчас и занимаюсь.

Дж.

— Вы очень добры, что уделили мне время, — обратилась я к Луизе, новой знакомой Джорджа. Женщина вела меня по коридору в офис. — Я очень признательна.

— Рада помочь, — ответила она, пропустив меня внутрь и пододвинув стул. — Должна признаться, мною движет не только доброта, но и интерес к истории семьи Харгривз.

Я села и оглянулась. Ее офис находился в современной части здания университета в Кентербери. Ряды книжных шкафов и огромный деревянный письменный стол украшали кабинет.

— Маркус Харгривз — любопытный персонаж, — продолжила женщина. — Он был выходцем первого индустриального поколения постреволюционной Британии. Сколотил состояние, продавая оборудование колониям. В основном Карибам и здешним фабрикам.

Я кивнула, уже знакомая с некоторыми фактами. Но мне нравилось, как Луиза рассказывала об этом в легкой, непринужденной манере. Думаю, ее лекции были бы популярны среди студентов.

— Он использовал свои деньги на благое дело: сиротские приюты, больницы и т. д.

— Я нашла школу, которую он открыл.

— Точно. — Луиза улыбнулась мне, и я почувствовала себя любимчиком среди ее учеников.

— Но потом все пошло не так, — сказала она.

— Потому что исчезла его дочь?

— На самом деле задолго до этого.

Луиза встала, подошла к одной из книжных полок и сняла книгу.

— О личной жизни Маркуса не так много написано, потому что историки того времени интересовались исключительно его карьерой промышленника или благотворительностью. Но время от времени я нахожу сведения о нем.

Она сняла очки со лба и надела их, чтобы прочитать страницу.

— Вот, например. — Луиза протянула мне книгу.

— Его жена умерла, — сказала я, листая страницы, пока не наткнулась на имя жены. — Я видела записи об ее смерти. А после он отправил свою дочь, Вайолет, к родственникам.

Луиза кивнула и достала еще одну книгу.

— Но он не хотел ее отсылать.

Я моргнула.

— Не хотел?

— В этой книге содержится довольно подробный отчет о смерти его жены, — сказала Луиза. — Если хотите, возьмите ее с собой.

— Спасибо, — сказала я, искренне обрадовавшись. Мне не терпелось узнать, что произошло. — Куда делась Вайолет?

— Она уехала к сестре мамы. — Луиза села за стол, положив подбородок на руки. — Маркус хотел, чтобы дочь осталась с ним, но ему сказали, что так неправильно: девочку должна воспитывать женщина, а он не сможет заботиться о ней. Есть переписка между ним и другими членами семьи, в которой говорится, что нельзя оставлять девочку одинокому отцу.

— Поэтому он отправил ее тете, — сказала я, еще раз удивляясь тому, насколько похожи наши жизни с разницей в более чем столетие. — Но Вайолет вернулась?

— Она вернулась, потому что муж тети уехал на работу в Индию. Вся семья переехала туда жить, и, согласно записям, они хотели взять девочку с собой и даже купили ей билеты.

— Индия. Почему она не поехала?

— Отец не захотел. Он привез ее домой и нанял гувернантку.

— Пожелал видеть дочь рядом? То есть, по крайней мере, они были счастливы вдвоем?

Луиза улыбнулась.

— Не уверена. Маркус много путешествовал, его неделями не было дома. Должно быть, Вайолет страдала от одиночества, находясь в некоторой изоляции, и ей, мне кажется, было скучно.

— Она рисовала, — сказал я, внезапно осознавая, почему Вайолет с головой ушла в творчество. — Это было ее единственным развлечением и утешением. Бедная Вайолет. И бедный Маркус.

Я думала о Вайолет и Эдвине. Мужчина старше ее, и судя по картинам девушки — настоящий красавец. Возможно, обаятельный и с чувством юмора. Неудивительно, что она влюбилась. Последствия недостатка отцовского внимания и любви? Юная дева была уязвима, ранима, к тому же одинока. Слава богу, я встретила своего замечательного мужа. Иначе, возможно, пошла бы по тому же пути.

— А что вы знаете об исчезновении Вайолет? — спросила я.

— Немного. Она лишь упоминается в некоторых источниках рядом с именем отца. Поэтому мне тоже интересна ее судьба. Скорее всего, вам известно больше.

— Вайолет пропала в тысяча восемьсот пятьдесят пятом году. В ночь исчезновения, ее соседа Эдвина Форреста, который, похоже, был ее любовником, убили. Как и работника семьи Харгривз Уильяма Филипса. На жену Эдвина, Фрэнсис, тоже напали и ранили. А Вайолет исчезла.

— Боже, — поразилась Луиза. — Я не знала, что в этом деле замешаны другие люди.

— Доказательств того, что все это взаимосвязано — нет, — пожала я плечами. — Но должны быть: ведь ужасные убийства произошли в один день. У меня чувство, что в этом как-то замешан мистер Форрест. Он не был надежным парнем.

— У вас есть какие-нибудь предположения о том, что случилось с Вайолет? — поинтересовалась Луиза.

Я покачала головой.

— Ничего конкретного. В то время думали, что она могла утонуть: ее шляпа нашлась на пляже. Но лично мне кажется, что она инсценировала свою смерть и сбежала.

Луиза наморщила лоб.

— Неужели она поступила бы так с отцом? Одно дело скучать, но разбивать ему сердце?

— Думаете, слишком жестоко?

— Маркус долго искал дочь, — объяснила Луиза. — Организовал поисковые отряды, потратил много времени и денег, пытаясь найти следы. Он так и не смирился с ее потерей.

— Очень печально.

Раньше я мало задумывалась о Маркусе, представляя его в образе бессердечного отца, отославшего прочь от себя собственную дочь. Теперь мое мнение изменилось.

— Первые годы он даже воссоздавал сцены преступления, чтобы вызвать какие-нибудь воспоминания у возможных очевидцев. Об этом есть записи в архиве. Но со временем люди потеряли интерес к делу, — рассказала Луиза.

Внезапно мне захотелось плакать. Трагичная история.

— Он действительно любил ее. Был хорошим отцом.

— Мне тоже так кажется, — согласилась Луиза. — Холодный, но не жестокий.

Я поморгала в попытках остановить слезы.

— Фрэнсис Форрест была беременна. — Против желания мой голос слегка дрожал. — Я нашла ее потомков. Там сложилась сложная ситуация: она хотела уйти от мужа. Мне даже казалось, что возможно Фрэнсис уехала до нападения, а после Вайолет присвоила ее имя себе.

— Значит, Фрэнсис могла пропасть, а не Вайолет?

— Сумасшедшее предположение, но никогда не знаешь, — ответила я.

— Держите меня в курсе, — попросила Луиза. — Вы меня заинтриговали.

Я искренне поблагодарила собеседницу за информацию о Маркусе и пообещала рассказать о своих находках в деле семьи Харгривз.

Отец Вайолет предстал передо мной живым человеком. Он не позволил дочери уехать в Индию, а после посвятил жизнь ее поискам.

— Не хотел ее отсылать, — сказала я себе, когда села в машину. — Был уверен, что так правильно.

Внезапно мне захотелось позвонить тетушке Салли. Я вытащила мобильный.

— Сэл? Это Элла. Можно мне заскочить к тебе?

Глава 50

Салли жила недалеко от мест, где прошло мое детство. Из Кентербери было легко доехать до ее дома, находящегося на полпути от нашего нового жилища. Поэтому, сказав, что проезжаю мимо, я не врала.

— Приятно видеть тебя, Элла. Расскажи о своем новом доме.

Тетушка протянула мне чашку с чаем и остановилась, рассматривая меня.

— Ты так похожа на мать, — как всегда произнесла она.

— Я стала старше ее. Она была моложе, когда ушла.

Странное ощущение, необычное.

Салли сжала мою руку.

— Мама гордилась бы тобой.

Салли — старшая сестра отца. Они очень похожи. Ее дети, мои двоюродные братья — близнецы Стивен и Саймон ученые. Но с ними меня ничего не связывало. Я любила тетушку и ее мужа дядю Билла, но представить себя, живущую в их семье, было трудно.

Я расположилась в гостиной после того, как похвалила фотографии новорожденной дочки Саймона, показала своих мальчиков, а также некоторые виды дома.

— На самом деле я хочу поговорить о маме.

— О чем именно?

Я вздохнула.

— О похоронах. Я была маленькой и очень страдала. Может, что-то не так запомнила из одного разговора.

Салли забеспокоилась.

— О, девочка моя. Ты слышала наш разговор с твоим отцом?

Я кивнула, закусив губу.

— О том, как он просил, чтобы я присмотрела за тобой?

Я снова кивнула.

Тетушка вздохнула.

— У меня всегда было ощущение, что ты находилась рядом. После аварии ты не выпускала отца из поля зрения. Я знала, что ты будешь где-нибудь поблизости наблюдать за нами. Но надеялась, что ничего не услышишь.

— Я сидела на лестнице, наблюдала за отцом. Я боялась, вдруг он тоже умрет.

Глаза Салли наполнились слезами, она взяла мою руку.

— Он беспокоился, что недостаточно хороший отец. Думал, что не сможет позаботиться о тебе, что девочке нужна женская ласка. Вот почему он просил забрать тебя.

— И ты сказала «нет»? — Я была готова расплакаться.

— Я сказала «нет». Но не потому, что не хотела. Я бы тут же увезла тебя, не задумываясь. Ты была очаровательной малышкой. Я так тебя любила. И до сих пор люблю, — улыбнулась она.

— Тогда почему?

— Потому что ты была нужна ему. Он был потерян: одинокий, без жены, убитый горем. Он не знал, как быть. Как правильно поступить. Не понимал, что лучше для тебя. Конечно, ты была ему нужна.

— Я так боялась, что он избавится от меня. — Я разрыдалась. — Боялась, что если сделаю что-нибудь дурное, он прогонит прочь.

Салли обняла меня. Я всхлипнула.

— Он бы не смог без тебя, глупышка.

Когда я пришла в себя и допила предложенный чай с печеньем, Салли внимательно посмотрела на меня.

— Слышала о твоей ссоре с отцом.

— Барб? — спросила я, закатив глаза. Они с Салли отлично ладили.

Сэл кивнула.

— У меня чувство, что причина в том, о чем ты мне сейчас рассказала. — Она похлопала меня по колену. — Тебе нужно поговорить с ним, милая. Ты не можешь просто притвориться, что этого никогда не было, и надеяться, что все будет хорошо. Расскажи ему, что ты слышала в тот день. Он должен знать.

Я понимала: тетушка права. Нужно поговорить с отцом. Я не хотела напряженных отношений между нами. Я думала о Маркусе Харгривзе, который долго искал Вайолет. О том, как сильно девушка, должно быть, скучала по отцу, когда тот был в разъездах. Я благодарила свои счастливые звезды за то, что родилась в то время, когда моего папу поддержали в желании позаботиться о дочери. За то, что рядом была тетушка Салли, всегда готовая помочь, дедушка с бабушкой, а позже Барб. Жизнь Вайолет могла бы быть другой. И как же повезло мне!

Глава 51

Я растерянно смотрела на выцветшую фотографию миниатюрной женщины с аккуратной прической черных с проседью волос. Кто бы это ни был, но только не Вайолет.

Я взглянула на отца и слегка покачала головой.

— Разве она не та, кого вы ищете? — спросила Винни Флад, правнучка Фрэнсис.

Я улыбнулась:

— Именно та, кого мы ищем. Скорее, я надеялась, что это будет не она, — ответила я, понимая, что говорю странные вещи.

Я была уверена в том, что Вайолет переименовала себя и стала Фрэнсис. Отец заинтересовался поиском родственников миссис Форрест. А я желала поговорить с ним о маминых похоронах, поэтому импульсивно предложила поехать вместе на встречу с Винни Флад, семидесятичетырехлетней вдовой, живущей в Истборне. Я представляла себе этакую маленькую старушку в зимнем пальто посреди лета.

— Кажется, тебя захватила эта история.

Мы покинули тихие улицы «Зеленой цапли» и направились в Брайтон. Папа, обожавший водить машину, легко влился в интенсивный поток на своем «Ауди» (подарок на день рождения).

Я бросила на него взгляд, гадая, не критикует ли он меня, но отец лишь улыбался.

— Думаешь написать об этом книгу? Барб права?

— Я пытаюсь не делать этого. Мне нужно работать над другим романом, но история о юной художнице не дает покоя.

— Расскажи, что ты выяснила.

— Вайолет была влюблена в Эдвина Форреста. Того мужчину, что подписал ее работы своим именем. Неизвестно только, сделал ли он это с согласия девушки.

— Уверен, что без ее ведома! Зачем ей соглашаться на такое? — удивился папа.

— Потому что таким образом она смогла бы зарабатывать на жизнь. Отличный способ обмануть тогдашнюю элиту. Заявить о месте женщины в обществе. Причины могут быть разными.

— Или он воспользовался возможностью получать финансовую выгоду, используя ее талант, — предположил папа.

— Когда ты стал таким циничным? — спросила я.

Отец молча развернул машину на перекрестке и выехал на Истборнскую дорогу.

— Трагично, — заметил он, — если она не могла претендовать на признание своих заслуг, и неважно, по какой причине. Наверное, трудно страстно увлекаться чем-то и не иметь возможности осуществить задуманное. Уже забылось, как под влиянием социального положения, половой принадлежности или финансовой ситуации ущемлялись права людей того времени. Сейчас у нас больше свобод.

Я кивнула, впечатленная. Отец прекрасно понимал положение женщин тех лет. Какое-то время мы оба молчали, проезжая мимо университета и нового футбольного стадиона, где тренировалась команда Бена. Я сомневалась, стоит ли признаться папе, что меня интересуют не только тайны Вайолет.

— Мама художницы умерла при родах младшего сына, — в конце концов произнесла я. — Мальчик тоже умер. Вайолет тогда было пять лет. Я просто не могу игнорировать наше с ней сходство, хотя она родилась более века назад. Думаю, это еще одна причина, почему мне хочется узнать историю девушки.

— Ах, — выдохнул отец.

Я ждала, что он скажет что-то еще, но папа молчал. Тогда я, откинув голову на подголовник, принялась рассматривать проносившиеся мимо пейзажи.

— Ты скучаешь по ней? — спросила я.

Странно, никогда раньше я не задавала отцу этот вопрос. По затянувшемуся молчанию, подумала, что он не хочет отвечать.

— Сначала скучал каждый час и каждый день. Потом постепенно привык, что ее нет. Но все равно было больно. Просто устроил свою жизнь так, чтобы не замечать, что ее нет.

Он обогнал дом на колесах.

— Представь, что у тебя был красивый сад, и кто-то вырыл яму прямо посреди него. Постепенно ты учишься ходить вокруг ямы, но тебе это не нравится. Потом я встретил женщину, и все стало по-другому. Барб помогла мне выстроить мост через яму, которую мама с Билли оставили после себя. Конечно, я до сих пор скучаю по ней. Мне интересно, какой бы она была сейчас. Она бы полюбила Бена и мальчиков.

Отец упрямо не отрывал глаз от дороги, но я видела блеск непролитых слез.

— Я тоже по ней скучаю.

Папа, все так же глядя вперед, пожал мне руку. Я улыбнулась.

Мы приближались к Истборну. Красивые деревушки заменили широкие поля и большие кольцевые развязки.

— Когда умерла мать Вайолет, отец отправил девочку к родственникам.

— Бедняга. Наверное, он скучал по ней.

Я вздохнула:

— На похоронах мамы я слышала, как ты просил Салли забрать меня.

Отец резко вздохнул:

— Помню. Умолял ее. Боже, в каком я был состоянии тогда!

Я молчала.

— И ты услышала? О, черт! «Элла, Элла! Все осточертело»!

Я улыбнулась: это ругательство отец часто произносил в мои подростковые годы.

— Ты следишь за маршрутом?

Я вытащила карту, которую распечатала заранее.

— Винни сказала следовать к пристани по указателям. На следующем перекрестке налево.

Папа включил левый поворотник. Я почувствовала раздражение из-за упущенной возможности поговорить о том, что меня мучило. Но я недооценила отца.

— Я мало что помню из того периода, — признался он. — Едва помню похороны. Настолько мне было плохо! Я думал, что не сумею позаботиться о тебе. Ты была прелестной малышкой с разбитым сердцем. А я не знал, как помочь. Я себе-то не мог помочь. Поэтому просил Салли взять тебя.

— Она отказалась. Но не потому, что не хотела.

Папа рассмеялся:

— Конечно не потому. Сэл понимала, что ты — моя семья, и что скоро я сам все пойму.

Я прикрыла глаза.

— Примерно через три недели после похорон я начал приходить в себя. Прошла беспомощность, притупилась пронизывающая убивающая боль. Я скучал по маме и ребенку. В то же время я понял, как сильно тебя люблю, насколько ты мне нужна. У меня больше никого не было. Что бы без тебя со мной стало?

— На перекрестке прямо, — сказала я, чувствуя слезы на щеках.

— Однажды ты пришла ко мне со спутанными волосами. Протянула расческу и резинку. Села и стала ждать, чтобы я распутал их, как это всегда делала мама. А я не знал, с чего начать. Хотелось сказать, что я не умею. Но посмотрев на тебя, маленькую, доверчивую, я понял, что должен суметь.

— Налево. Номер пятьдесят шесть.

Папа притормозил перед поворотом.

— Я даже взял книгу из библиотеки. Дом номер сорок. Остановимся здесь.

Он отстегнул ремень безопасности и ловко припарковался в крошечном пространстве.

— Книгу? — Мой голос дрожал.

Я наклонилась, чтобы забрать сумку из прохода, а на самом деле незаметно вытереть слезы.

— Книгу о прическах, — усмехнулся отец. — Я так и не научился плести косички.

— Папа, все детство я думала, что, если буду плохо себя вести, ты прогонишь меня. Поэтому я никогда не причиняла тебе неприятности. Никогда. Потому что боялась.

— О, Элла! Так вот что ты имела в виду тогда в пабе!

Он с беспокойством посмотрел на меня.

Я слабо улыбнулась:

— Именно это! Думала, если сделаю что-то, чем ты будешь недоволен, ты не захочешь больше видеть меня. Знала, что переезд в Сассекс был связан с определенными рисками. Ты беспокоился. Я думала, что, если поступлю по-своему, ты разозлишься, вычеркнешь меня.

Отец помолчал, затем развернулся и взял мои руки в свои.

— Элла, я не перестану любить тебя из-за того, что ты поступишь по-своему. Признаю: я излишне осторожен. Вероятно, после того, что случилось с твоей мамой, у меня появились собственные страхи. Мне повсюду мерещится опасность. Знаю, тебе тоже. Мы с тобой стали такими не по собственной воле.

Я грустно улыбнулась, а он продолжал:

— Если бы ты решила подняться на Эверест, или начать карьеру воздушной гимнастки, или переехать в Австралию, я бы, конечно, переживал, но все равно любил бы тебя. Ты не можешь так просто избавиться от меня.

У меня перехватило дыхание: папа только что избавил меня от груза тревог длиною в тридцать лет!

— Я боюсь пауков, — наконец произнесла я, — поэтому Австралия — вне списка. А еще высоты. Думаю, останусь в Сассексе, чтобы писать книги.

Мы с папой улыбнулись, он заглушил двигатель.

— Тогда идем искать ответы на твои загадки?

— Ок! Сделаем это!

Когда папа вышел из машины и встал рядом со мной на тротуаре, я обняла его. Он погладил меня по голове, а я уклонилась, как в детстве. Я поняла, что он любил меня по-своему.

— Мы ведь не так уж плохо жили, правда? — спросил он.

— Совсем неплохо, — согласилась я.

Я удивленно посмотрела на адрес в руке.

— Должно быть, это здесь…

Ничего похожего на дом Винни Флад из моих фантазий. Мы стояли возле современного застекленного жилого дома. Впереди находился причал с плавно покачивающимися яхтами.

— Боже, совсем как Сан-черт возьми-Тропе! Не таким я помнил Истборн.

Я хихикнула над папиным замечанием и нажала на звонок под номером пятьдесят шесть.

Если дом миссис Флад удивил нас, то сама Винни была еще бо′льшим сюрпризом: ни намека на миниатюрную старушку. Аккуратное серебристое каре, полосатая бретонская футболка, укороченные брюки и — я даже моргнула — конверсы на ногах!

— Мы с мужем много плавали под парусами, — готовя нам чай, поделилась женщина. — Три года назад он умер. Я поняла, что хочу жить рядом с морем. Поэтому продала дом и яхту и купила эту квартиру.

У Винни была богатая семейная история. Она достала большую шляпную коробку, заполненную бумагами, фотографиями, и разложила их на стеклянном обеденном столе.

— У меня три старших брата. Один живет здесь, а два других в Австралии. Им неинтересна история семьи.

Винни передала мне фотографию Фрэнсис, и я поняла, что моя теория о присвоении чужого имени была ошибочной.

— Итак, Фрэнсис — моя прабабушка. Конечно, я никогда не видела ни ее, ни прадеда. Я поздно родилась. Думаю, стала сюрпризом для родителей.

Папа взял фотографию.

— Вы что-нибудь знаете о ней?

— Немного. Остались кое-какие бумаги. Ее муж умер до рождения сына Чарльза.

Чувствуя себя немного неловко, я рассказала о том, как умер прадед женщины. Поведала об убийстве, о пропавшей художнице. Затем протянула дневник Фрэнсис.

— Я нашла тетрадь Фрэнсис в нашем доме. Там написано, почему она планировала уехать.

Вкратце я пересказала, что читала: о жестоком обращении мужа и беременности женщины.

— Поскольку ваша прабабушка была уверена, что потеряла ребенка, я предположила, что, когда она уехала в Шотландию, Вайолет каким-то образом присвоила ее имя.

Винни задумалась:

— Припоминаю, что кто-то действительно уехал в Шотландию.

Она покопалась в шляпной коробке.

— Нашла! — Женщина вытащила связку писем, перевязанных желтой тесемкой. — Вот, шотландский адрес. Фрэнсис писала кому-то.

Я, чрезвычайно взволнованная, старалась держать себя в руках:

— То есть бежала Вайолет? Фрэнсис подарила ей идею и дневник. И девушка исчезла. Я так рада…

Винни развязала тесемку. Папа просмотрел письма и покачал головой.

— Их все вернули. Письма от Фрэнсис. Они адресованы Флоренс Беннетт в Норт-Берик. Видимо, ваша прабабушка не знала точного адреса.

— Как? То есть они не дошли до адресата? — Я еле сдерживала разочарование.