Чужая

Глава 19: «Тени над надеждой»

Александра всё больше осваивалась в посёлке. Здесь было тихо, некуда было спешить. В деревне всё шло своим чередом: старики сидели на лавочках, мужики, расчищали снег у ворот, и везде бегали собаки. Александра прислушивалась к себе, и понимала, что ей не хотелось возвращаться назад. Там, за чертой привычного мира, её больше никто не ждал. А здесь, хоть что-то было живым, настоящим.

Матвеич часто навещал тётю Галю, приносил то молока, то мёду, то рыбы. Александра замечала, как он будто невзначай задерживает на ней взгляд, как его голос смягчается, когда он с ней разговаривает. Она чувствовала это покровительство, какое-то тихое участие, и ей становилось то тепло, то вдруг стыдно, за то, что не знала, как реагировать.

Потекли рабочие деньки Александры. С возвращением из города педиатра ночные дежурства делились уже на четверых, и стало намного легче. Вечерами они с тётей Галей подолгу засиживались, разговаривая. Она оказалась хорошим собеседником и рассказывала много интересных историй про посёлок и людей, живущих в нём.

Прошёл месяц. Александра перестала бояться собак, и смело ходила не только по своему двору, но и по посёлку. Но страх перед этими животными прошёл не сразу. Ей было трудно первое время, и каждый выход к больным был испытанием на смелость. Привыкнуть к новым условиям помог Матвеич. Он по собственной инициативе ходил за ней к больным и провожал домой, когда не было рядом тёти Гали. Он, как неотступный страж, везде следовал за Александрой, и она была спокойна, зная, что он рядом, хотя удивлялась и стеснялась такому покровительству.

– Тётя Галя, подскажите, пожалуйста, как сказать Матвеичу, чтобы он перестал за мной ходить, – однажды за ужином спросила Александра. – Не знаю, как это сделать? Неудобно, ведь сопровождать меня не входит в его обязанности, он столько тратит на это времени. Я благодарна ему, он помог привыкнуть к обстановке и к везде встречающимся собакам, но я уже могу ходить одна.

Печально вздохнув, тётя Галя взглянула в окно на маячащий фонарь на ветру.

– Даже не знаю, что и сказать тебе, – ответила она. – Я за ним раньше такого не замечала. Живёт себе, один-одинёшенек, всегда тихий, спокойный. С той поры как сгорел его домишко, всё время живёт при больнице. Илья Степанович не жалуется. Всегда тепло, воды полные баки, на территории чисто, когда нужна мужская работа, не ждёт команды, если что нужно сделать, сам видит и делает. По-хозяйски ко всему подходит. Мне он тоже постоянно помогает. Я уже привыкла: подойдёт, возьмёт тяжёлую корзинку или сани, и всегда молчком, только поглядывает из-под длинных волос. Всегда молчаливый, замкнутый. Не поверишь, за столько лет я даже ни разу не видела его глаз и не знаю, какого они цвета?!

– Почему он один, у него что, не было семьи? – заинтересованно спросила Александра.

– Была, конечно, но что произошло, никто толком не знает, – ответила женщина. – Он же не местный. Приехал к нам уже давно, лет пятнадцать назад. Ночным, как и ты. Он дежурку по запаху, по дыму нашёл, – тётя Галя замолчала, задумчиво глядя в окно.

– Что дальше? – с интересом спросила Александра, прервав её молчание.

– Приехал в посёлок, поселили его в маленьком, заброшенном домике. Тогда здесь все занимались охотой, другой работы не было. Как выяснилось, и он охотник. Приехал с полной охотничьей амуницией и начал жить в посёлке. Уходил в тайгу, а потом возвращался, выделывал пушнину и сдавал. Лет восемь назад из больницы уволился дворник, и взяли его. С тех пор и работает, и живёт при больнице.

– Где же его семья?

– Люди говорят, что все погибли, один за другим, – с грустью продолжала тётя Галя. – Вот когда остался один, тогда и бежал к нам от горя. А как, что произошло, никто не знает. С ним за эти годы ни один человек даже не разговаривал толком. Только Степаныч как-то может вывести на разговор, но на откровенность Матвеич не идёт. Пить не пьёт, с мужиками не водится, женщин к себе на пушечный выстрел не подпускает.