Наконец заткнулся, вытащил карту. Тезка ехал медленно, по следам погибшей фуры, поглядывая в зеркала.
Наверно, в ту сторону обзор лучше. Если что - перегоняют машину. Гады. Интересно откуда они такие летели? Может из Белоруссии, а может из Польши или еще дальше?
А эти паучары!
Ребят было жалко.
Небось, тоже с голодухи рванули. М. же она известно - город хлебный, столько туда со всей страны везли.
Черт!
Егор чувствовал злость, накопившуюся в груди и искавшую выход.
- Вернемся и сожжем там все к черту! - вдруг, неожиданно для себя, громко сказал он. - Тормози!
Тезка послушно надавил на педаль. Максим одобрительно кивал.
На белой- белой дороге, окаймленной высокими нежными тополями, посреди белых-белых с березовыми перелесками полей, стояла черная-черная машина. В черной-черной машине давно и горячо спорили.
Стас возражал.
Вначале он пытался делать это спокойно, с достоинством, потом стал заводиться и жестикулировать, сейчас он уже не просто жестикулировал - он яростно чесал бороду, он плевался, он возводил глаза к потолку машины и возмущенно шевелил пухлыми губами.
Общий смысл его речей можно было свести к одной длинной фразе - Стас не собирался умирать идиотом, потому что за компанию с идиотами умирают только идиоты, а у него, у Стаса, в жизни есть еще дела, которые кроме него никто не сделает, поэтому он даже и не идиотом умирать не хочет.
Максим уже давно презрительно замолчал, а Егор все что-то доказывал.
Правда метаморфозы, происходящие со Стасом, нашли свое отражение и в нем. Говоря вначале горячо и резко, не желая убеждать, просто стреляя словами, сейчас он уже пытался именно что объяснить.
Осознав перемену, он понял, что убеждает уже себя.
И действительно. Былая уверенность в необходимости совершить правосудие куда-то делась. Он все еще рубил про пауков и паучье гнездо, но делал это по инерции - злости не было.
Кое в чем Стас оказывался прав.
Это была просто дорожная история.
Задача, которую сейчас будут решать они, а после них ее будут решать другие проезжающие, вот так.
Может когда-нибудь найдет коса на камень, может, ехали бы они сами на танке каком-нибудь, стрельнули бы раз - все бы и разбежались, а так, пойти и вырезать тридцать пацанов и девчонок, пусть даже разбойников и злодеев - нет. Мечом возмездия Егор себя больше не ощущал.
Отпустило. Накатило, а потом отпустило.
Спасибо Стасу.
Он молчал и думал уже о другом. Покосился на смотревшего в окно Максима. Как бы ему теперь объяснить?
При всем своем уме, порой парадоксальном и поражавшем Егора глубиной, Макс иногда был до жути прямолинеен и последователен в исполнении задуманного. До жути. Вспомнилась Химоза.