Дети Джедаев

Глава 19

— Мастер Люк? — Это было очень важно. — Мастер Люк?

Ему требовалось очнуться, выйти из этого, перейти обратно из мирной подводной темени в мир яви. Он устал, его тело отчаянно нуждалось в отдыхе. Без отдыха вся Сила, какую он мог привлечь для самоисцеления, пропадет втуне, как если б он пытался наполнить водой кувшин прежде, чем заделает дырку в донышке.

Нога у него болела, неистовствующая инфекция и повреждения, вызванные усилиями, превратили в кровавую ношу то, что первоначально было просто перерезанными сухожилиями и сломанной костью. Все мускулы и связки казались растянутыми и разорванными, и каждый сантиметр тела болел так, словно по нему стучали молотками. Сны ему снились неприятные. Каллиста-.

Что могло быть столь важного на другой стороне, что не могло подождать?

После того как Каллиста удалилась — или, возможно, когда она еще лежала в его объятиях, положив голову ему на плечо в послелюбовной истоме, — он постепенно погрузился в более глубокий сон. Он видел, как она уходит в юность, оставшуюся на Чаде, скачущая по волнам за гладким, черно-бронзовым сай'ином — каштановые волосы блестят, волны разбиваются над ее головой; или сидящая в одиночестве на внешнем буе, глядя, как солнце погружается в море. В голове у него вновь прокручивался их разговор: Ты говоришь так, словно ты изучала их. Они, можно сказать, мои давние соседи…

Только они с Каллистой находились уже не в темном кабинете, где оранжевые слова появлялись на черном экране, словно звезды на закате. Они, скорее, сидели бок о бок в том старом Т-70, который он продал за гроши, чтобы оплатить свой с Беном проезд на «Тысячелетнем Соколе» уже целую вечность назад.

Его удивляло, что он не знал Каллисту еще тогда. Что она не всегда была кем-то, кого он знал.

Они стояли на скалах над каньоном Нищего, попеременно передавая друг другу старый макробинокль, наблюдая через него за неправдоподобно медленным продвижением цепочки бантхов среди скал противоположного края: эти неуклюжие животные двигались быстрее, чем можно было предположить по их виду; сухой ветер развевал покрытые песком плащи их всадников, и заходящее солнце резко сверкало, отражаясь от металла и стекла

— Никто так и не придумал, как отличить охотничью партию от передвижного дома племени, — сказал Люк, когда Каллиста подправила фокус, — и никто никогда не видел детей, или подростков, или что там у них есть, — никто не знает, не являются ли некоторые из этих воинов самками, или хотя бы есть ли у песчаного народа самцы и самки. По большей части, когда видишь песчаный народ — или даже хотя бы слышишь, как рычат бантхи, — то просто как можно быстрее направляешься в другую сторону.

— Кто-нибудь пытался когда-нибудь завести с ними дружбу? — Она вернула ему бинокль, смахнув с глаз брошенную на них ветром прядь волос. На ней по-прежнему был тот мешковатый серый комбинезон, который она носила в прежнем сне, но лицо у нее теперь было чистым и лишенным шрамов, и выглядела она менее напряженной, менее измотанной, чем раньше. Он был этому рад, рад видеть ее счастливой и непринужденной.

— Если кто и пытался, то не уцелел, чтобы рассказать об этом. — Люк просто по привычке просканировал свою сторону края каньона и скалы внизу. Он не заметил никаких признаков тускенов, но, впрочем, их часто не замечали. — В Анкорхеде был один трактирщик, которому взбрела в голову светлая мысль попытаться привлечь их на свою сторону, — по-моему, он хотел заняться пустынным пиратством. Он заметил, что они совершают набеги на посадки ттики и деб-деба — это сладкие фрукты, которые выращивают в некоторых оазисах, — и наварил в перегонном кубе подсахаренной воды, желая посмотреть, нельзя ли будет ее использовать для заключения с ними сделки. От нее они, предположительно, делались пьяными в хлам и, кажется, очень любили. Он наварил еще одну партию, и они вернулись и убили его.

Люк пожал плечами:

— Может, им не нравилось чувствовать себя хорошо.

Она повернулась к нему, ее серые глаза расширились, словно у узревшей некое откровение.

— Но это же все объясняет! — воскликнула она. — Это ключ к тому, откуда они происходят!

— Что? — переспросил пораженный Люк.

— Они в родстве с моим дядей Дро. Тот терпеть не мог отлично проводить время и не считал, что это следует делать и всем прочим.

Люк рассмеялся, и вся алмазная твердость, выкованная тьмой, джедайская сила его сердца, преобразовалась в свет. Он бросил машину в крутое пике вниз с тропы.

— Вот это да! Это означает, что твой дядя Дро состоял в родстве с моей тетей Кули…

— А это значит, что мы с тобой давно потерявшиеся кузены!

Люк изобразил преувеличенное вздрагивание, как при узнавании; они смеялись как дети, несясь по тропе.

— Погнали! — крикнул Люк. — А то опоздаем, — уже за полдень, а мы должны быть там в шестнадцать ноль-ноль. — Тень спидера трепетала, тянулась за ними, словно влекомый по скалам серо-голубой шарф.

«Шестнадцать ноль-ноль, — подумал Люк. — Шестнадцать ноль-ноль. Уже за полдень, а мы должны быть там в…»

«Шестнадцать ноль-ноль!»

Он с криком пришел в сознание, словно его окунули в кислотную ванну боли. Все болячки и ушибы, нанесенные ему борьбой с дройдами, обрушились на него, словно рухнувшая стена; он подавил стон, и Трипио воскликнул:

— Слава Создателю! Я боялся, что вы никогда так и не вернетесь!

Люк повернул голову, хотя ощущение при этом возникало такое, словно он ломал собственную шею. Он лежал на куче одеял поверх того, что на ощупь походило на изоляцию, наваленных на рабочем столе в мастерской-лаборатории, находившейся непосредственно за его прежней штаб-квартирой в каюте интенданта на палубе 12, освещенной желтым миганием аварийного освещения. Антигравитационные салазки плавали над самым полом у противоположной стены. А Трипио стоял около его самодельной койки с таким видом, будто прошагал взад-вперед в четырехметровом помещении по меньшей мере пятьдесят километров. Он держал в руках черную коробочку аварийной аптечки.

— Который час?

— Тринадцать часов тридцать семь минут, сэр. — Он поставил аптечку рядом с Люком и открыл ее. — Мисс Каллиста уведомила меня, что вы столкнулись с дройдами-ремонтниками, должен сказать, сэр, что я абсолютно потрясен тем, что Повеление способно вызвать у роботов такое поведение, — и дала мне координаты, где вас найти. Кроме перевязок, я, по ее инструкциям, ввел противошоковое и легкий усилитель метаболизма. Но честно говоря, сэр, даже при надлежащей первой помощи вы, по-моему, не в состоянии драться с гаморреанцами, хотя я могу говорить основываясь только на личных наблюдениях, поскольку сам я не медицинский дройд. Как вы себя чувствуете, сэр?

— Как на последней трети стокилометровой автогонки с раздолбанным стабилизатором. — Люк заклеил прореху на штанине комбинезона поверх последних трех перигиновых пластырей, которые сумел найти то ли он, то ли Трипио. — Думаю, мне нужен один из таких, размером примерно с одеяло — Он осторожно пошевелил плечом, которое ему разве что не вывихнули в ходе борьбы, — мелкие порезы на лице горели от дезинфектанта, а кожа повсюду вокруг них вздулась и стала очень чувствительной к прикосновению. Левая рука и кисть, обгоревшие в процессе закорачивания проводов, были неуклюже забинтованы и получили какую-то местную анестезию, которая действовала не слишком хорошо. Кожа на правой кисти была разрезана, но не кровоточила, и под ней поблескивал металл.

— Таких размеров их, по-моему, не делают. — Трипио казался обеспокоенным. «Что он может», — подумал Люк.

— Хотел бы я знать, там ли еще «щебетунчик»?

— С ним все прекрасно. — Ее голос прозвучал у него в голове, отчетливый и тихий, — и слова эти, возможно, даже прозвучали вслух, потому что Трипио ответил:

— Но, мисс Каллиста, отвлекут гаморреанцев или нет, мастер Люк едва ли готов к бою с ними.

— Нет, мы подходили к этому делу совсем не с той стороны, — сказал Люк. — Если Повеление может запрограммировать дройдов, внушив им, что я мусор, который нужно отправить на переработку, или запрограммировать гаморреанцев на то, что Крей — диверсант-повстанец, — то и нам самое время самим заняться программированием.

По всей деревне гекфедов горели факелы, когда Люк проковылял через широкие двери складского трюма. В помещении воняло едким дымом и неисправным мусоропроводом, или по крайней мере небрежностью все более немногочисленных М5Е. При свете огромного костра перед центральной хижиной Як мастерила роскошную кольчугу из добытых в столовой синих пластиковых тарелок и машинной ленты. Когда стройный Джедай и его блестящий слуга шагнули в кольцо света от костра, она со свирепым кряканьем подняла взгляд.

Она что-то сказала ему и предложила жестом подойти поближе. Трипио перевел:

— Госпожа Як спрашивает, не ее ли мужья сделали это с вами. — Еще одна длинная цепочка гортанных громыханий. — Она высказывает мнение, что ни один из них не отличается особым умом или сексуальной компетентностью, хотя я, право, не пойму, какое это имеет отношение к делу.

— Передай госпоже Як мою благодарность и скажи ей, что я открыл путь, который позволит ее мужьям и другим кабанам племени реабилитировать себя в истинно героическом бою с достойным врагом.

Матриарх села. Ее зеленоватые глаза блестели, словно злые самоцветы, утопленные в бородавчатом жире.

— Она говорит, что ее мужья и другие кабаны стали слишком глупыми и праздными оттого, что слишком много смотрят на экраны компьютеров и пренебрегают своим долгом перед племенем и перед нею. Она будет благодарна вам, если вы сможете отвлечь их от этого глупого увлечения тварью, сидящей в экранах мониторов, которая больше думает о ловле паразитов, чем о потребности кабанов вести себя как кабаны. И еще добавляет подробность, которая не имеет никакой явной связи с обсуждаемым делом.

Люк подавил усмешку. И почти услышал у себя в голове, как фыркнула Каллиста.

— Спроси ее, где можно найти ее мужей.

— У себя за спиной, падаль повстанческая! На самом-то деле они сгруппировались в дверях — с пустыми руками, чему Люк был очень рад, Расплатившись с джавасами трупом G-40 за перерезание определенных силовых линий, он опасался, что его неопрятные наемники попадутся на месте преступления.

Угбуз отпихнул Трипио в сторону, и тот с лязгом растянулся на полу. Двое других кабанов схватили за руки Люка.

— Так этот перебой с подачей энергии твоих рук дело, да? — прорычал гаморреанец. — Твоих и этих диверсантов-повстанцев…

Як резко поднялась на ноги.

— Вы, может, и храбрые воины против жалкого маленького калеки и ходячей говорящей машины, — перевел лежащий на полу Трипио довольно слабым голосом. Голос этот почти заглушался громовыми воплями свиноматки. — Но дай вам возможность встретиться и подраться с этими вонючими ублюдочными мылоедами-клагтами, и вы все побежите, как моррты, выполнять приказы чего-то за экраном, что даже никогда не показывается.

Угбуз заколебался. Гаморреанец в нем явно боролся с индоктринированной в него личностью штурмовика.

— Не это же приказ, — возразил наконец он. — Это же Повеление.

— Повеление заключается в том, чтобы вы вели себя как настоящие кабаны, — мягко вставил Люк. Несмотря на свисающие ему на глаза слипшиеся от пота волосы и синяки по половине небритого лица, он по-прежнему был Мастером, он осторожно прикасался разумом к тем, кто не обладал большим собственным разумом. — Только будучи истинными кабанами, вы сможете быть истинными штурмовиками.

Рослый кабан заколебался, почти заметно стиснув руки. А Люк добавил, обращаясь к Як:

— Я слышал, что Магшаб насмехается над тобой, говоря, что у тебя слабое племя, не желающее драться, и называет тебя Поросячьей Мамочкой.

Як издала яростный визг и, как и ожидал Люк, ударила его достаточно сильно, чтобы свалить на пол, если б не державшие его воины. Он обмяк и откинулся от удара; разъяренная Як пинком отправила Трипио через полтрюма, а затем принялась отвешивать оплеухи Угбузу и всем прочим попавшимся на глаза кабанам, пронзительно выкрикивая непристойные ругательства, которые Трипио послушно переводил из своего угла с поразительным богатством анатомических деталей.

— Но это же Поведение! — беспомощно твердил Угбуз, словно это все объясняло. — Это же Повеление!

Трипио перевел, что именно, по мнению Як, Угбуз мог сделать с Повелением, и добавил:

— Но боюсь, физически это совершенно невозможно, сэр.

— Возможно, Повеление изменилось, — предположил тихим голосом Люк. — Возможно, теперь нашли способ позволить вам выполнять свой долг боевых кабанов, совместимый с тем, что вам предписывает Повеление.

Угбуз и его воины, все как один, ринулись в большую хижину на противоположном конце трюма; вслед за ними с грохотом неслась Як. Люк поднялся с пола, помог подняться на ноги Трипио и, стирая кровь с уголка рта, похромал следом за ними.

Они, затаив дыхание, сбились в кучу у монитора. Несмотря на то что компьютерные линии, ведущие к трюму, были перерезаны свыше часа назад, из глубины экрана постепенно выплыла строчка оранжевых букв:

«Повеление предписывает вам подняться на палубу 19 посредством лифта. о 21 и аннигилировать этих вонючих сынов капустосборщиков, а заодно и их грязных маленьких морртов».

Они чуть не растоптали его, выкатываясь за дверь.

— Что это? — проворчал Угбуз. По сигналу Люка двое несших его ради большей быстроты штурмовиков остановились и поставили его на ноги. — Это не лифт двадцать один. — Желтые свинячьи глазки гаморреанна сверкнули подозрением в тусклом свете аварийного освещения. Вся палуба была теперь затемнена, и воздух казался холодным, спертым и странным. Вокруг них в темноте, казалось, повсюду раздавались странные шипения и шорохи, и Люк сообразил, что уже прошло немало времени с тех пор, как он видел действующий 5Р или М8Е. Только их выпотрошенные трупы лежали вдоль стен, словно тела сбитых прохожих на обочине дороги.

Трипио стоял, вырисовываясь силуэтом на фоне темной двери каюты интенданта, поблескивая в слабом отражении огоньков на посохе Люка.

— Разведсообщение. — Люк проковылял к дройду и, положив руку на позолоченное металлическое плечо, увлек его на склад за каютой.

Антигравитационные салазки все еще стояли там. Чтобы поднять их на три метра над полом, в них накачали дополнительную энергию из батарей убитых Люком 0-40 и двух змеедройдов.

— Как тебе здесь? — тихо спросил он.

— Все в порядке, мастер Люк. Покуда я остаюсь в пределах запрограммированных периметров, джавасы меня тронуть не могут. Но я предлагаю вам побыстрее расплатиться с джавасами, пока мощность не упадет, и салазки не опустятся окончательно.

Они уже опустились на добрые полметра; даже при двух обнаружителях, которые Трипио перепрограммировал на оглушение джавасов, как только салазки с грузом мертвых роботов оказались над полом на высоте в два джавасских роста — точка, которой они могли достичь, встав друг другу на плечи, — джавасы находили способ поживиться. Люк уже видел собравшуюся в дверях небольшую кучку существ в коричневых балахонах, делающих свои расчеты, перешептываясь визгливыми, как у детей, голосами.

— Какие-нибудь затруднения? Самый маленький из джавасов метнулся вперед, пал ниц и поцеловал сапоги Люка.

— Господин, мы сделали все, что в наших силах, все, что в наших силах. — Джавас снова поднялся. Это был один из тех, кого Люк спас и которого мысленно прозвал Коротышкой. Желтые глаза блестели в черном провале его капюшона, словно светляки. — Ходить, куда ты сказал, пытались перерезать провода, какие ты сказал.

Он протянул руку. Люк поморщился. Похожие на птичьи, когти лапы были покрыты волдырями и почернели от ожогов. Тут шагнули вперед и другие, вытянув свои руки как подтверждение проделанной работы. Люк был потрясен.

— Это правда, Люк, — тихо произнес рядом с ним голос Каллисты. — Кабели, подающие энергию в Камеру Казней, не только экранированы, но и снабжены минами-сюрпризами. Один из джавасов погиб, пытаясь проникнуть туда, а двое других сильно оглушены. Мы не можем обесточить решетку.

— Что-нибудь еще? — спросил Коротышка. — Мы пошлем обменять тебе шестьсот метров серебряной проволоки, четырнадцать батарей «Телгорн» размера 1А, тридцать батарей «Лоронар» размера ЗД на передвижные жилища и оптические схемы двух киботов фирмы «Галактика Гиромах Мульти-функшнз».

Люк его почти не слышал. Он почувствовал странный холодок где-то между ребер. Крей должны были отправить на казнь примерно через час, а решетка в Камере Казней все еще жива. Мысли его неслись вскачь, пытаясь найти новый план, новый выход…

— Двадцать «Телгорнов» размера 1А, — уговаривал Коротышка. — Это все, что у нас есть. Без них мы будем шарить в темноте, как слепые личинки в камне, но для тебя, Господин, мы заключим особую сделку.

— Тридцать 1А, — сделал контрпредложение Люк, поправляясь и зная, что именно ему требуется сделать. Если джавасы утверждали, что у них есть двадцать штук размера А, значит, у них запас по меньшей мере в сорок пять. — И тридцать ЗД, и тридцать метров реверсивного экранированного троса в обмен на продукцию «Гиромах Мульти». Что до остального, то сделайте для меня еще кое-что.

— Все остальное? — Полдюжины голов в капюшонах повернулись — один джавас приблизился на шаг к черной парящей тени салазок, и оба обнаружителя развернулись, злобно сверкнув линзами. Джавас отступил ровно на восемь сантиметров, требовавшихся для того, чтобы выйти за пределы радиуса действия обнаружителей. Люк понял, что должен заключить эту сделку по-быстрому или его валюта будет расхищена еще до того, как он вернется с Крей и Никосом. Если он вообще вернется с Крей и Никосом.

— Все остальное, — подтвердил Люк. — Легкая работенка. Легкая.

— К вантам услугам. Мастер Господин, Мастер Господин, — хором пропищали джавасы. Они столпились вокруг него, размахивая обгорелыми руками. Некоторые из них перебинтовали себе руки тряпками и оторванными полосками изоляции и мундиров. Люк гадал, будет ли безопасным отрядить Трипио достать им из лазарета дезинфектанты, и решил, что это чересчур рискованно, пока Крей в опасности. — Сделать все, что угодно, — пообещал Коротышка. — Убить всех больших охранников. Украсть машины. Все, что угодно.

— Отлично, — сказал Люк. — Я хочу, чтобы вы разошлись по всему кораблю, везде и всюду, и принесли мне всех трехногов, и сложили их в одном помещении. Всех запереть в столовой и держать там. Не повредите их, не убивайте их, не связывайте их — просто осторожно доставьте туда и дайте напиться. Идет?

Джавасы отдали честь. Их балахоны раздулись, словно гондарские оспины.

— Идет, Господин. Вполне идет. Платить сейчас?

— Принесите батареи к лифту 21, и я заплачу половину. — Люк старался не думать о том, как мало времени оставалось между настоящим моментом и 16.00. Крей предстояло быть казненной, а ему приходилось разыгрывать из себя перед джавасами торговца утилем — И поспешите.

— Уже там, Господин. — Джавасы шмыгнули в темноту. — Еще вчера там! — Висевшие высоко над полом обнаружители защелкали и зажужжали, болтая манипуляторами.

Люк оперся на свой посох. Он весь дрожал от усталости.

— Можешь побыть здесь еще немного один?

— Вполне, сэр. Блестящий ход, если мне позволительно так выразиться, сэр-Люк извлек из кармана панель управления салазками и опустил сами салазки на пол. Он сознавал, что запах джавасов в помещении усилился, когда открыл хвостовую дверцу, неуклюже балансируя, прислонясь к салазкам, и стащил с них выпотрошенного «Тредвелла» и двух змеедройдов «Гиромаха».

— Ладно, — сказал он, снова захлопнув дверцу. — Стеречь это будет потяжелее, но мне нужны салазки. Думаешь, обнаружители с этим справятся?

— На какое-то время, сэр. — Дройд казался обеспокоенным, вглядываясь в непроницаемую темноту, которая была почти прозрачной для этих теплочувствительных оптических рецепторов. — Хотя должен сказать, что эти джавасы дьявольски хитры.

Голос Каллисты прозвучал из темноты:

— Для нас бесспорная удача, что Люк не менее хитер.

Он почувствовал ее гордость за него, осязаемую, как прикосновение руки.

К тому времени, когда Люк и его разящее потом воинство прибыли к лифту 21, джавасы уже были там с батареями. Люк направлял антигравитационные салазки, радуясь, что пока держится на ногах, — он уже чувствовал подкрадывающуюся усталость и начало боли и подумал: «Проклятье, я ведь наложил перигин всего несколько часов назад!»

Он взглянул на хронометр над дверями лифта. 15.20. С какого-то верхнего уровня по шахте лифта долетело знакомое мягкое контральто:

— Всему экипажу занять места у экранов наблюдения в комнатах отдыха секторов. Всему экипажу занять места у экранов наблюдения в комнатах отдыха секторов. Невыполнение будет рассматриваться как".

Угбуз и его молодчики автоматически развернулись кругом. Люк отпрыгнул от салазок, скривился от боли, споткнувшись, и схватил капитана за руку:

— К вам это не относится, капитан Угбуз. И к вашим людям тоже.

Кабан нахмурился, напряженно думая.

— Но неявка будет рассматриваться как сочувствие целям диверсантов.

Люк сфокусировал Силу в тесной тьме этой растревоженной и раздвоенной души.

— У вас особое задание, — напомнил он ему. — Ваша задача — исполнить свое предназначение кабана племени гекфедов. Только так вы сможете истинно послужить целям Повеления.

«Как же легко должно быть, было Палпатину, — с горечью подумал он, видя в глазах кабана возникшее радостное облегчение, — манипулировать людьми, используя именно такие слова, именно такие мысли».

И "как же легко любому, кто это проделывал, пристраститься к такому приливу энтузиазма, с которым капитан штурмовиков сделал знак своим последователям вернуться к открытым дверям шахты.

Работа по соединению батарей в серию и подключению их к подъемникам салазок с желто-зелеными змеями реверсивных тросов заняла всего несколько минут. Обострив до предела восприятие, Люк слышал дыхание и сердцебиение часовых на верхних уровнях шахты. Тусклое свечение посоха показало ему на стенках шахты отметины рикошетов, черные шрамы повсюду вокруг дверей лифта, где клагги упражнялись в меткости. При медленном подъеме антигравитационных салазок гекфеды станут неподвижными мишенями.

15:25.

Люк вынул из кармана шар управления «щебетунчиком». Нажав на кнопку активации, он потянулся мыслью еще дальше, прислушиваясь к гулкой пустоте шахты, молясь, чтобы энклизионная решетка не закоротила цепи водера…

— Никос!

Отдаленный, отзывающийся эхом, редуцированный до полуслышимого воющего вздоха крик все еще доходил до него — страшное эхо ужаса и ярости. У Люка болезненно перехватило дыхание, когда он услышал — наполовину услышал, а может быть, только почувствовал — топот сапог, шипение открывающейся двери.

— Никос, будь ты проклят, веди себя как мужчина, если еще помнишь, как это делается! И внезапно донесшийся голос часового:

— Что это?

Люк ничего не услышал. Но миг спустя кто-то другой сказал:

— Сюда подымаются вонючие подонки гекфеды! Топот удаляющихся ног.

— Давай! — Люк врубил активаторы на моторах салазок, когда двое гекфедов скользнули через край в шахту лифта. Салазки забалансировали, закачались, словно шлюпка в колодце. Люк поднял энергию по медленной кривой, когда эти эрзац-штурмовики посыпались кучей на салазки. Он сознавал под собой темный провал глубиной метров в восемьдесят, а то и больше. Салазки немного осели под весом гекфедов, шахта донесла несколько отзвуков, но отдаленных; закрыв глаза и расширив сознание, он услышал, как ругаются клагги, следуя за дрейфующим «щебетунчиком» по безмолвным коридорам и складам, освещенным только слабыми свечами аварийного освещения. Почти слышал — мысленный вздох — эхо безмолвного смеха Каллисты, когда та гнала обнаружитель впереди них, словно ребенок, толкающий воздушный шарик.

А затем снова голос Крей, горько проклинающей человека, который не мог ей помочь, когда ее волокли по коридорам навстречу смерти.

«Нет, — отчаянно подумал Люк, постепенно увеличивая подачу энергии в реактивные антигравитационные подъемники. — Нет, нет, нет…»

Двигатели на мгновение натужно завыли, отчаянно борясь с весом, вдвое превышающим их проектную подъемную силу на гравитационном столбе, в свою очередь в дюжину раз превышающем тот, куда им изначально предназначалось подыматься…

Люк закрыл глаза и зачерпнул энергию Силы.

Было трудно сосредоточиться, трудно сфокусировать и направить пылающую мощь вселенной через рассыпающееся от усталости тело и затуманенный нарастающей болью мозг. Трудно призвать кристально-прозрачную мощь сияющих энергий звезд, космоса, солнечных ветров, жизни — даже энергии потных, вонючих, сердитых и отчаянно запутавшихся существ, собравшихся вокруг него. Ибо Сила была и частью их тоже. Частью трехногов, джавасов, песчаного народа, китанаков… — Все они обладали Силой, пылающей мощью жизни.

Сосредоточиться было все равно что пытаться сфокусировать свет при помощи искривленного и грязного стекла. Люк изо всех сил старался очистить мозг, отставить в сторону Крей, и Никоса, и Кал-листу… и себя тоже отставить в сторону.

Салазки и их груз начали медленно подыматься.

«Только лифт, только подъем, — думал Люк. — Это единственное, что существует на свете». Никаких до и после. Словно сверкающий лист, взлетающий в темноте Крики клаггов стали громче.

Словно глядя на какой-то датчик, не имевший никакого отношения к телу и душе сына Анакина Скайвокера, Люк видел, как освещенный оранжевым светом фонарей дверной проем опускается к ним, и приготовил свою руку, лежавшую на управлении реактивными антигравитационными подъемниками. «Эти идиоты собираются прыгать на плечи друг другу, торопясь первыми добраться до дверей…»

Это опрокинуло бы салазки и свалило их в почти стометровую шахту, но он не мог нарушить транс, чтобы высказать это. Вместо этого он замедлил свои мысли, ускорил восприятие, подстраивая четыре подъемника салазок по отдельности, чтобы компенсировать дисбаланс, когда — точно по расписанию — гаморреанцы прыгнули, схватились и взгромоздились на плечи друг другу, стремясь первыми миновать дверной проем, визжа, ругаясь, размахивая топорами и наплечными пушками, не обращая внимания на то, как Люк выполняет маневры, которые заставили бы побелеть любого транспортного техника. Салазки покачнулись и вздыбились, но никто не упал. Гекфеды, воспринимая это навигационное чудо как нечто заурядное, дружно посыпались с салазок и исчезли.

Тяжело дыша, дрожа, с горящим в порезах на лице потом, чувствуя, как леденеют руки и ноги, Люк точно рассчитал снижение энергии так, чтобы оно совпало по времени с их отбытием, а салазки не взмыли под самый верх шахты, а затем остановил сильно полегчавшее судно в освещенном фонарями, охраняемом вестибюле палубы 19. Он взял посох и перевернулся на бок, слишком уставший, чтобы открыть заднюю дверцу; лег на пол, борясь с волной реакции, слабостью от призывания Силы, намного превышающей его возможности на данный момент.

Хронометр на стене показывал 15.50.

«Крей, — подумал он, глубоко вдыхая спертый, загрязненный дымом воздух. — Крей. И Крей поможет мне спасти Каллисту».

«И позже ты еще за это поплатишься», — добавил чей-то чужой голос у него в голове.

Он поднялся на ноги.

«Сейчас».

В некотором смысле сфокусировать Силу в его собственном теле было еще труднее, призвать мощь откуда-то извне, направить ее по мускулам, горящим от токсинов усталости и инфекции, и по мозгу, требующему отдыха. Но это он тоже отставил в сторону, двинувшись вперед с легкой силой воина, едва сознавая, что кренится и приволакивает раненую ногу, почти не ощущая неудобства посоха.

Окружающий его коридор зазвенел от внезапной какофонии боя.

Он распластался у стены, когда из коридора перед ним высыпали гаморреанцы, рубя, крича и стреляя почти в упор из бластеров, выстрелы которых безумно рикошетировали или оставляли длинные ожоги на стенах; они разрывали друг друга клыками и раздирали тупыми когтями; а затем — вопли, похожие на раздирание металла и полотна и фонтаны крови, воняющие, словно горячая медь на воздухе. Люк увернулся, нырнул за угол и попал в самую гущу свалки, но не увидел ни зеленого мундира Крей, ни блеска ее шелковых волос. В голове у него промелькнуло кошмарное видение — Крей, лежащая в луже крови, в каком-то коридоре, — а затем из дверей магистрали Каллиста громко крикнула: «Люк!» И он побежал, держась у стенки, едва ощущая пилящую боль. «Сюда!»

— Всему экипажу собраться в комнатах отдыха секторов, — произнес громкоговоритель, на сей раз отчетливо, и Люк подумал: «Эта часть корабля еще жива. Повеление здесь…» — Всему экипажу собраться…

— Люк!

Он затормозил, остановившись за углом перед закрытой черной двойной дверью с надписью: НАКАЗАНИЕ-2, над притолокой которой горела янтарным светом единственная лампочка. Никос стоял у стены серебряной статуей, и единственное, что жило у него на лице, — горящие нечеловеческой мукой глаза.

Перед дверью стоял штурмовик — человек в полной броне и с карабином-бластером наготове. — Ты просто стой, где стоишь, Люк, — раздался голос Трива Потмана. Шлем изменил его звучание, сделав каким-то жестяным, но Люк все равно узнал его. — Я знаю, что ты чувствуешь к ней, но она повстанец и диверсант. Если ты сейчас отойдешь, я могу дать свидетельство в твою пользу.

— Трив, она не повстанец. — Люк глазами и мыслью просканировал коридор и не заметил ни одного осколка свободного металла, даже распотрошенного М8Е, или тарелки из столовой… — Нет больше никаких повстанцев. Империя исчезла, Трив. Император мертв. — Он не думал, что у него хватит сил вырвать карабин из рук Потмана с помощью одной лишь Силы.

Цифры на табло над дверью сменились на 15.56, и янтарная лампочка начала мигать красным. Трив заколебался, а затем повторил точно тем же тоном:

— Я знаю, что ты чувствуешь к ней, но…

— Это было давным-давно. — Люк мысленно потянулся, нащупывая путь к разуму старого воина, словно физически пытаясь проникнуть под белый пластик собакомордого шлема, сквозь охраняющую темноту, защищавшую его мысли подобно броне. Их разделяло шесть метров. Измотанный, со зрением, затуманенным до серости, он попытался неуклюже собрать Силу и не мог, а потому знал, что его застрелят прежде, чем он покроет половину расстояния. И не был уверен, что у него хватит сил даже на это.

— Империя оставила тебя в покое, — тихо проговорил он, — предоставив быть собой. Предоставив тебе делать, что хочешь, выращивать сад, вышивать цветочки на рубашках. — Он почти расслышал в темноте мыслей старика визгливый голос Повеления:

«Джедаи убили твою семью. Они обрушились ночью на вашу деревню, перебили мужчин у порогов их домов, а женщин загнали под деревья». Ты бежал в темноте, спотыкаясь в грязи и ручьях…" — Помнишь, как твой капитан и другие бойцы убивали друг друга? — сказал Люк, мысленно рисуя зеленые тени убежища, блеск тех сорока пяти белых шлемов на толстой доске. Хруст листьев под ногами и запах дыма. — Помнишь разбитый вами лагерь и луг у ручья? Ты долго там жил, Трив. И Империя исчезла.

— Я знаю, что ты чувствуешь к ней, но она… «Лианы. Земля. Крошечная рептилия с радужными перьями, подбирающая брошенную в дверях хлебную крошку. Запах ручья».

Реальность того, что было. Годы мира.

— Она повстанец и диверсант…

Его голос оборвался.

«То, что было на самом деле», — подумал Люк. Он протянул их Потману: сияющие воспоминания о месте и времени; воспоминания о тех вещах, которые он сам видел и знал, пронзавшие, подобно лучу солнечного света, кодированную закольцованную запись, крутившуюся в голове у Потмана.

Лампочка над дверью замигала чаще. 15.59

— Проклятые небесные молнии!

Потман резко развернулся и потянул за запорные кольца на дверях. Люк прыгнул, спеша помочь ему, но кольца держали крепко, отказываясь поддаться, словно двери удерживались самим Повелением. Никос схватил их, закрутил с неожиданной, непреклонной, механической силой дройда. Воздух зашипел, когда герметичность нарушилась.

— Она борется со мной! — закричал Никос, с силой отодвигая дверь, и в самом деле, тяжелый стальной лист явно вырывался из его рук. — Она пытается закрыть…

В руках Люка свистнул, оживая, Меч. Крей стояла скованная между двух опорных столбов, с белым от шока и усталости лицом в странном опалово-меловом сиянии решетки.

— Слишком поздно! — закричала она, когда Люк прохромал в камеру, споткнулся, рубанул по стали, сковывавшей ей запястья. — Слишком поздно, Люк!

Из последних сил Люк шарахнул мысленно по решетке — осечка, неисправная связь, критический скачок энергии…

Опаляющий, единственный разряд молнии пронзил ему лодыжку покалеченной ноги, словно белая игла, когда Крей выволокла его за дверь.