Десять тысяч лет в ледяной глыбе

ГЛАВА 6

Социальная структура. — Матери семейств. — Сжатие мозга. — Глухой ночью. — Равнина, которая мгновенно становится то черной, то белой. — Способ простой, но странный. — Оптический телеграф. — Пятьсот тысяч человек, занятых свертыванием и развертыванием полотен. — Почему не световые сигналы? — Числовая система, применяемая для передачи сигналов.

Стояла ночь. Воздух был необычайно прозрачен — на небе ни облачка, ни малейшего тумана в атмосфере. Над головой — невыразимо ярко сияющие звезды.

Ночь, как бы специально созданная для поэтов и… астрономов.

Господин Синтез, вдоволь отведав разнообразных яств, занят пищеварением, вернее, усвоением веществ, которым он отдал должное как человек, которому десятитысячелетний пост послужил аперитивом[130].

Его любезные хозяева, тоже изрядно подзаправившись, готовятся к путешествию, сама мысль о котором заставляет учащенно биться сердце старого шведского ученого.

— Терпение, Сьен-Шунг, — в десятый раз повторил Тай Ляое. — Вы ведь знаете, с какой поразительной скоростью мы передвигаемся. Для чего же вылетать заранее, чтобы потом ждать? Еще не время. Давайте лучше пока побеседуем.

— Ну что же, давайте. Разрешите прежде всего отметить одну особенность, которая успела поразить меня, хоть я и пробыл у вас всего один день. Только что осматривая многолюдный город — Тимбукту, я не заметил там никаких признаков торговли и промышленности. Согласитесь, что такое положение вещей сбивает с толку выходца из эпохи, в которую особенно процветали и коммерция и индустрия.

— А для чего торговать и спекулировать? Разве мы можем увеличить свое благосостояние, у нас и так есть все необходимое, а излишки не нужны. Наши потребности минимальны, а обжорство — неизвестный нам порок. Умеренный климат не подвержен колебаниям, так что нет забот, связанных со сменой времен года. Простая, просторная, удобная одежда идеально соответствует физическому сложению и обеспечивает полный комфорт. Покрой платья прочно утвердился в обиходе, правда, через много лет после принятия законов против роскоши.

— Но и эту одежду, и эту пищу надобно производить.

— Наши мао-чины — отменные ткачи. А что касается пищи, то довольно нескольких лабораторий, где мы по очереди работаем, как и в школе.

— Пищевые продукты не всегда могут находиться в пределах вашей досягаемости.

— Да, но они всегда вблизи лабораторий, обустроенных таким образом, чтобы работать бесперебойно. Что касается общего снабжения продовольствием, то вы, кажется, упустили из виду, что каждый человек в мгновение ока может транспортировать к себе запас еды на любой срок.

— Ну конечно! Я все время забываю о вашей чудесной способности — вы можете поспеть повсюду!

— Следовательно, мы можем не ломать себе головы в поисках средств коммуникации[131], которые составляли основную проблему для далеких предков. Вместо того, чтобы доставлять продукты к себе, мы, когда нам заблагорассудится, добираемся до них. Мгновенные передвижения, психическая сила, которую мы можем развивать до бесконечности, позволяют осуществлять то, к чему так долго и безуспешно стремились люди. С другой стороны, область нашего обитания являет собой циркулярно замкнутую зону, включающую в себя тропики, и производство во всех ее районах более или менее идентично. Бессмысленно было бы перевозить с места на место ту или иную субстанцию, будучи уверенным, что найдешь ее повсюду.

— Однако вы выполняете умственную работу.

— И огромную. Но это происходит как бы подсознательно. Мы, можно сказать, живем мыслью… Она доставляет нам несказанную радость. Только не подумайте, что мы замыкаемся в себе, углубляемся в свой внутренний мир, как поступали когда-то ваши «озаренные», которым довольно было этого интимного созерцания… разновидности постоянного гипноза. Напротив, мы все время обмениваемся идеями. Разум, равно как и тела, находится в безостановочном движении. Точно так же, как, собирая воедино общие ресурсы, мы взаимообогащаемся идеями, открытиями, результатами работ, чтобы использовать их для всеобщего блага. Благодаря социальной системе, ограничивающей потребности, мы можем жить безо всяких забот, целиком и полностью отдаваться науке, которую рассматриваем в самых разных аспектах и воспринимаем во всех ее проявлениях. Как видите, Сьен-Шунг, мы по сравнению с вами — особая раса, которая в течение многих лет работает на свою «внематериализацию». Не знаю, куда нас это приведет… Быть может, через несколько сотен тысяч лет мы достигнем полного «одухотворения». Что до дня сегодняшнего, то вы видите — на смену прежней горячке пришел абсолютный покой… Чем больше борьбы, соперничества, чем больше тяжелой работы, тем хлопотней… Объединенное человечество отдыхает.

— Воистину вы блаженны, Тай Ляое! Такой уклад жизни не может не представляться апогеем[132] счастья. Но, к слову, позвольте мне сделать еще одно замечание касательно вашего социального устройства. Как вы понимаете институт семьи? Видя детей в школе, я искренне восторгался вашими учебными методами. Но как же их матери… ваши жены?

— Положение женщины у нас уже давно определено. Женщина во всем и всегда нам ровня. Она пользуется равными правами с мужчиной, а в случае чего — несет одинаковую ответственность. Должен вам, однако, признаться, что такое уравнение было достигнуто не без борьбы. Когда в давние времена под воздействием различных факторов, изменивших нашу расу, наш мозг начал доминировать, женщины, натуры более нервные, менее уравновешенные, менее благоразумные, — извините за банальное выражение, — едва не поставили человечество на грань катастрофы. Не удовлетворясь стремлением к равному с нами положению, они замахнулись на полное господство, на абсолютное владычество. Семья стала адом, личная жизнь превратилась в каторгу. То ли ввиду раскоординированности церебральных элементов, то ли ввиду того, что сильно раздраженная нервная система вызвала диспропорцию в женском организме, а может, по какой иной причине, которую предкам не удалось достаточно глубоко понять, но мужчинам довелось пережить труднейший период. Вот тогда-то, исчерпав уговоры и наказания, законодатели приняли указ подвергать с младенческих лет черепную коробку детей женского пола систематическому сжатию, дабы воспрепятствовать разрастанию мозгового вещества.

— Вы превратили ваших женщин в микроцефалов[133], в идиоток?

— Лучше уж идиотки, чем фурии[134], тиранившие наших отцов, доводя их до буйного помешательства.

— Сжимать головы, чтобы истребить мысль! Вот это действительно по-китайски! — перебил господин Синтез. — Кстати, такая практика, которой я бы не выдал патент на оригинальность, существовала и раньше, еще до великого исхода монголоидной расы. Известно ли вам, что ваши предки, эти необычайно практичные люди, сжимали — чуть ли не до полной атрофии[135] — ступни своих дочерей, чтобы те волей-неволей оставались в отчем доме?

— Известно, да и наши отцы об этом знали. Думается, именно этот обычай навел законодателей на мысль аналогичным способом победить церебральную гипертрофию.

— И эти героические усилия увенчались успехом?

— Полным. Разрастание мозга у женщин полностью прекратилось на довольно длительный отрезок времени. Мужчины воспользовались этой передышкой: они наращивали мозговые клетки, жили спокойно и без труда добились непререкаемого главенства. Когда мужчины значительно опередили женщин, законодатели отменили наложенный запрет. Женский мозг снова стал увеличиваться. Но мужчины, далеко их обогнавшие, сохраняя дистанцию, ласково, но твердо направляли интеллектуальное развитие своих жен. Те покорно поддавались, так сказать, были укрощены, и позднее, достигнув того же уровня мозгового прогресса, в плане морали уже не отличались от мужчин, которые их образовали. Так закончилась эта социальная революция, без которой женщина не только могла возобладать над мужчиной, но и поработить его, привести его к вырождению. Однако пора отправиться к месту, откуда производятся сеансы связи между Марсом и Землей. Я выжидал до последнего. Поскольку сейчас темная ночь, вам не о чем будет сожалеть — во время молниеносного полета ночной мрак помешает что-либо рассмотреть на нашей планете. Что касается вас, друзья мои, будьте добры, как и раньше, сгруппироваться вокруг Сьен-Шунга и окружить его излучением наших объединенных полей. В путь, Рожденный-Прежде!

— Вот мы и прибыли! — прозвучал голос спустя несколько мгновений.

— Где мы находимся? — тяжело дыша, спросил господин Синтез, он был слегка оглушен и потерял счет времени.

— На возвышенности, с которой вы сможете охватить во всей полноте серию маневров, собственно говоря, очень простых, благодаря которым мы достигаем межпланетного общения.

— Вот почему я испытываю некоторую затрудненность дыхания: по причине разреженного воздуха.

— Не хотите ли спуститься немного ниже? Что до нас, то мы так привыкли приближаться к верхней границе атмосферы, что куда меньше вашего страдаем от недостатка кислорода.

— Благодарю вас. Посмотрим, будет ли кислородное голодание действительно невыносимым.

— Что вы видите внизу?

— При свете луны, только что вставшей над горизонтом, я различаю широкую белую равнину… Такой белизны, как будто она покрыта снегом…

— Да, иллюзия почти полная. Однако это не снег, а белая ткань.

— Ткань?! — изумился господин Синтез. — Устелить тканью такое пространство?!

— Совершенно верно.

— Я просто в замешательстве!

— Ну, вы еще и не то увидите. Что вы различаете кроме этого?

— Свет, довольно яркий, но явно недостаточный для подачи межпланетного сигнала.

— А еще?

— Странно, — внезапно заговорил швед, — белая равнина исчезла, теперь она стала непроницаемо черной. И свет тоже погас. Но вот опять — простирается белая равнина… И свет опять горит…

— Значит, только что начались переговоры с Марсом. Мы, по всей вероятности, получим вразумительный ответ от наших соседей, которые в свою очередь должны нацелить на нашу планету свой лучший оптический прибор.

— Безусловно, мы с вами находимся где-то поблизости от астрономической обсерватории.

— Самой лучшей на всей Земле.

— Я горю желанием ее посетить.

— Немного погодя, когда вы получите представление о весьма элементарном маневре, позволяющем обмениваться мыслями, несмотря на изрядное расстояние, которое нас разделяет.

Затмения на равнине продолжались в заданном ритме, земля через определенные промежутки времени попеременно становилась то белой, то черной, и это чередование строго соответствовало световым сигналам.

— Это довольно простой способ с использованием оптического телеграфа, — заявил господин Синтез.

— Если хотите, он действительно прост как маневр, но… он представляет значительную сложность ввиду составляющих элементов.

— Объясните, пожалуйста, Большой-Пожилой-Господин.

— Мы сейчас спустимся к равнине, чтобы вы проследили за всеми подробностями эксперимента. Вы сами все поймете с первого взгляда, не прибегая к бесплодным пояснениям.

Группа стремительно снизилась и ступила на землю. Пока длился спуск, перед глазами все шире открывалось необозримое пространство.

— Здесь введена в действие колоссальная армия — четыреста пятьдесят — пятьсот тысяч человек, — проговорил Тай Ляое.

— Мао-чинов? — живо откликнулся швед.

— Нет, Сьен-Шунг. Мао-чины — не более чем чернорабочие, недостойные ни прямого, ни косвенного участия в том, что является нашим великим делом, нашей научной деятельностью. Все, кто хлопочет здесь, перемещаясь со скоростью мысли, — люди одной со мной расы. Но подойдите же ближе, Рожденный-Прежде. Не бойтесь помешать операции. Мы стоим на краю поля, где проводится опыт. А его элементы настолько многочисленны, что бездействие какой-то горстки участников ничего не решает.

Ободренный радушным приглашением, господин Синтез медленно приблизился и стал наблюдать открывшееся ему действительно поразительное зрелище. Перед ним на земле было растянуто гигантское полотнище — на глазок он определил, что в нем не меньше ста квадратных метров. С одной стороны ткань была привязана к вбитым в землю колышкам. Другую сторону руками поддерживали люди, застывшие в неподвижности. Во избежание путаницы следует подробнее пояснить диспозицию: так как полотнище имело квадратную форму, два его угла по одной стороне были неподвижно зафиксированы кольями, в то время как два других, параллельных, удерживали два человека. Рядом с этим куском ткани был расстелен другой, потом третий, дальше — еще и еще, сколько видит глаз и в состоянии охватить воображение.

По правую руку от господина Синтеза, доминируя над всей равниной, высилась башня, на верхушке которой горел свет.

Вдруг люди, стоявшие прямо напротив старого ученого-шведа, сделали внезапный поворот. Не выпуская из рук углов полотнища, они молниеносно пронеслись над землей как бесплотные духи. Ткань, естественно, повинуясь этому импульсу, в процессе движения, вывернулась наизнанку. Полет двух человек был ограничен размерами ткани — примерно сотней метров. Колышки оказывали легкое сопротивление, являя собой небольшое препятствие. Когда ткань была полностью вывернута, ее опять закрепляли на земле, но с противоположной стороны. Если лицевая сторона ткани оказалась бела как снег, то изнанка — чернее угля. Точно в тот миг, когда полотнище выворачивали черной стороной, свет гас. Вскоре он вновь загорался. Послушные этому сигналу, церебральные в мгновение ока перепархивали на другую сторону и так же мгновенно возвращались обратно. Черная поверхность, еще несколько секунд назад обращенная к небу, теперь лежала на земле, зато появлялась белая. И вокруг — сколько хватало глаз — тысячи, сотни тысяч человек, чье внимание было приковано к световому сигналу, одновременно повторяли маневр с синхронностью[136] и точностью тысячеруких автоматов и с той легкостью, с какой мы не перевернем даже простыни на лужайке.

Диковинная операция длилась около часу, прерываемая лишь затмениями, которые были вызваны теми, кто знал шифр таинственных сигналов.

Вдруг все разом прекратилось.

— Пока закончили, — молвил Тай Ляое. — Марсиане приняли наши сигналы. Теперь дело за нашими астрономами — им предстоит внимательнейшим образом проследить за их планетарными собеседниками и не прозевать ни одного затмения.

— Жители Марса не переняли вашей системы?

— Не переняли по очень простой причине: намного легче оперировать световыми пучками в любом количестве и какой угодно интенсивности, чем приучить сотни тысяч людей к таким слаженным действиям, какие вы только что наблюдали. Но наше расположение в Солнечной системе препятствует тому, чтобы мы пользовались средствами, которые взяли на вооружение соседи. Земля, расположенная между Марсом и Солнцем, утопает в световом излучении последнего. Таким образом, любой искусственный свет, пусть даже очень интенсивный, может не быть замеченным марсианами, несмотря на всю силу и точность их оптики. Наши предки испробовали этот способ. В результате, после сотен лет ожидания, последовательной смены поколений, потомки безоговорочно признали — да, световые сигналы исходят с Марса. В течение веков огни то загорались, то угасали, согласно очень простым периодическим законам, имеющим характер живых сигналов. Все более и более усиливая источники света, с Земли посылали ответы, да все зря. Сигналы не были замечены с Марса, так как сравнительно с Марсом мы, так сказать, обращены к Солнцу спиной.

— Это совершенно очевидно. Представим себе, что световые сигналы подают с Марса, с Земли и с Венеры. С Земли увидят огни Марса, с Венеры — огни Земли, но с Марса не увидят земных огней, а с Земли — световых лучей, посылаемых с Венеры.

— Правильно. Учитывая такие длительные и напрасные усилия, один древний астроном надумал прибегнуть к другому способу, подсказанному ему самой формой планеты Марс. Заметив, что два белых пятна, образованных на полюсах Марса шапками снегов, меняются в зависимости от времени года, он решил, что, ритмично меняя цвет какой-то поверхности на Земле, подавая этим как бы живой знак, можно привлечь к себе внимание марсиан. Это был зародыш идеи, которая так счастливо используется в наши дни. Вы не поверите, но тогдашним церебральным, уже живущим при социальном строе, подобном нашему, понадобилось несколько столетий, дабы, невзирая на безуспешные попытки установить световую связь, реализовать на практике новую идею. Тем не менее идея постепенно укоренилась, приобрела сторонников, посвятивших ей всю жизнь. Так что не думайте, что система межзвездных коммуникаций, которую вы сегодня наблюдаете в действии, утвердилась сразу, с налету.

— Я и не думаю. Ведь приходилось на ощупь, путем длительных двусторонних исследований установить код, который послужил бы ключом к вашим переговорам.

— А до того мы вынуждены были долго, на протяжении многих поколений, привлекать внимание к сигналам, пока наконец не убедились, что они приняты и поняты.

— Да, это был основополагающий момент.

— Мы остановили выбор на совершенно плоском участке, лишенном растительности и покрытом белым песком. Здесь мы осуществляем сеансы связи и по сию пору. Затем были организованы целые полчища людей, их расставили по местам и снабдили черными полотнищами. Чтобы достичь четкой слаженности действий, чтобы так синхронно свертывать и развертывать ткань, обнажая белую почву, они должны были руководствоваться определенным счетом. Как ни примитивен был способ сигнализации, обитатели Марса, все время будучи начеку, поняли сигналы и ответили. Вы и представить себе не можете, какое чувство гордости и ликования охватило нас, когда мы удостоверились, что вошли с ними в контакт!

— Но жители Марса, планеты более древней, чем Земля, и конечно же ушедшей куда дальше вперед по пути звездной эволюции, должны были куда раньше попытаться связаться с землянами, — прервал собеседника господин Синтез. — В мое время такая идея имела широкое хождение. Охотно могу себе представить, что они подавали знаки, оставшиеся непонятыми и нерасшифрованными ввиду несовершенства аппаратуры.

— Их попытки выйти на связь длятся сотни веков, о чем стало известно после установления регулярной связи, о чем вы могли бы прочесть в отчетных докладах наших обсерваторий.

— Не сомневаюсь. Пускай их приборы были ненамного совершеннее наших, в чем лично я убежден, они должны были даже в девятнадцатом веке знать Землю лучше, чем мы Луну. Вероятно, они отмечали изменения, которым подвергалась наша планета, и различного рода феномены, — вряд ли они укрылись бы от их проницательности. Как знать, быть может, они констатировали многие факты, сопутствующие нашему существованию? Вырубка лесов в определенных регионах, разрастание больших городов, заболачивание местности у горы Сен-Мишель[137], работы, производимые в местах особой скученности населения, рытье Панамского[138] и Суэцкого[139] каналов… Великие войны — Война за независимость, франко-прусская война…[140]

Ах, как же много потеряли ученые моей эпохи!

Тай Ляое возобновил рассказ:

— Как только выяснилось, что марсиане заметили сигналы, мы кинулись совершенствовать наше с грехом пополам работавшее оборудование, позабыв даже оговорить необходимую для связи числовую систему. Старательно расчистили площадку, разровняли ее, привели ее в соответствие с уровнем Мирового океана. Затем повелели всем мао-чинам, которых только имели в своем распоряжении, ткать легкие, но прочные полотна. И, многократно увеличив число людей, необходимых для передачи сигналов, приступили к обучению. Поверьте мне, не такая уж это простая штука — приучить к дисциплине триста, четыреста, пятьсот тысяч человек, чтобы все они одновременно, как автоматы, подавали нужный сигнал. К счастью, само строение церебралов благоприятствовало такого рода упражнениям. Их психическая сила позволяла не только перемещаться со скоростью мысли им самим, но и мгновенно перемещать тяжелейшие грузы. Люди сходной с вами организации никогда бы не сумели накрыть и обнажить, как это делаем мы, такое громадное пространство, действуя при этом с точностью и скоростью мысли. Все шло отлично, мы общались, но, к сожалению, не понимали друг друга, ограничиваясь тем, что повторяли полученные сигналы для того, чтобы сообщить, что они приняты. Вот тогда-то наиболее находчивые ученые изобрели числовую систему, состоящую из самых простых знаков, и, обобщив их, применили ее для установления порядка при межпланетных коммуникациях. Данная система сперва включала в себя простое затемнение, затем двойное, тройное и т. д. Мы ограничились тремя элементарными знаками, которые я могу начертить вам на песке, зашифровав их в виде точек, интервалы между которыми соответствуют появлению и исчезновению белой поверхности:

....

. ... ... . . . .. . ... .. . ..

.. ... ... . ... .. ... ... и т. д.

Самый поверхностный обзор эксперимента выявил свои законы. Система представляла собой объединение различных составляющих из одного, двух, трех элементарных терминов и так далее; и эти элементарные термины были трех разновидностей — простое, двойное и тройное затемнение. Они заменяют одно другим в границах последующих групп в порядке возрастания числового ряда. Эта система, как видите, может развертываться до бесконечности и служить, таким образом, для показа серии простых чисел. Марсиане это прекрасно поняли и ответили на ритмичное затемнение нашей белой поверхности последовательными световыми вспышками в таком же порядке. Эта числовая система была принята двусторонне. Нами была предпринята попытка установить определенные отношения, при которых на прямо поставленные вопросы давались бы четкие ответы. Как вы уже знаете, мы не могли передавать ничего, кроме цифр. Вот нам и удалось договориться с помощью чисел. Речь шла о том, чтобы перевести на язык соответственно подобранных простых геометрических фигур числовые серии и последовательно передавать термины этих серий. Математикам известно множество графических способов, с помощью которых плоскостная фигура, пусть даже и значительных размеров, фрагментарно[141] может быть выражена в виде серии чисел. Марсиане, соответственно, научились переводить серии чисел в построенные точечным способом фигуры. Различные графические способы были классифицированы таким образом, что сперва отбирались простейшие. И это, значительно более сложное, действие марсиане, интеллектуально развитые выше в сравнении с нами, превосходно поняли. Они перепробовали различные методы и в конечном счете нашли приемлемый — им удалось приспособить наши ритмичные затемнения для передачи рисунков, для плоскостного проецирования.

Господин Синтез внимательно выслушал эти длинные и не всегда понятные пояснения, не выказывая ни малейших признаков нетерпения.

— Ну как, Сьен-Шунг? — ласково спросил его Тай Ляое.

— Большой-Пожилой-Господин, должен вам искренне признаться, такой способ общения недостоин вашей высокой цивилизации.

— Я не решился бы утверждать, что он самый лучший, но, во всяком случае, скажу — он лучше тех, которые практиковали до сих пор. Другого пока нет.

— Но это, должно быть, ужасная тягомотина.

— Безусловно, хотя мы уже давно сумели договориться о сокращениях. И еще следует добавить: вышеупомянутые проволочки являются результатом несовершенства системы, а реальное время, необходимое для посылки сигнала на Марс, — три минуты во время противостояния Марса и Земли. Вам же об этом известно, Сьен-Шунг?

— Вы что, считаете меня ребенком или мао-чином образца одиннадцать тысяч восемьсот восемьдесят шестого года, Тай Ляое? О да, Большой-Пожилой-Господин, я знаю, что орбиты Марса и Земли, вращающихся вокруг Солнца, не циркулярны, но слегка эллипсовидны[142], в результате чего разделяющий их интервал чувствительно варьируется[143] в разных точках. Этот промежуток, который составляет, по крайней мере, четыреста миллионов километров, как мы когда-то говорили, может в определенные моменты уменьшаться до пятидесяти шести миллионов километров. Соответственно сигнал, посланный с Марса, преодолевая в секунду семьдесят пять тысяч лье, или триста тысяч километров, долетает до Земли за три минуты и несколько секунд. Но что значат плюс-минус несколько минут или несколько миллионов километров! Я мечтал не об этом, а о куда большем, я, сейчас говорящий с вами. Ах, если бы в моем распоряжении был миллиард церебралов, то есть все нынешнее население Земли, наша планета стала бы владычицей бесконечности! Но к чему воскрешать память об этой великой мечте, которую я никогда не смогу воплотить!

Затем после долгой паузы ученый прибавил:

— Скажите, Большой-Пожилой-Господин, дозволено ли мне будет ознакомиться со всеми вашими работами, касающимися Марса?

— Да, когда вы только пожелаете. Если это доставит вам удовольствие, ознакомьтесь со всеми ближайшими к нам планетами, изучите их с помощью увеличительных астрономических приборов, в которых многократность увеличения превосходит все ваши ожидания. И, прежде чем вы с головой уйдете в астрономию, я обещаю, что вы проведете интереснейшую ночь.