Деньги не пахнут 8

Глава 2

Стекло в окне дрогнуло от лёгкой вибрации кондиционера, когда прозвучало спокойное, почти равнодушное:

— Если Джерард двинется по прогнозу «Чёрного лебедя», а Лентон всё равно уйдёт в минус — половину убытков беру на себя.

У Джерарда расширились глаза — словно в них вспыхнули два ярких блика, отражённых от настольной лампы. Будто удар по тишине прошёлся глухой волной: такое заявление редко звучит легко.

Внутри же — ровное спокойствие, плотное, как натянутая до звона струна. Смысл был прост: обещание безумное только снаружи.

Пальцы чуть коснулись холодной поверхности стола, и подушечки ощутили гладкий, ледяной лак.

«Потому что известно точно, когда случится обвал…» — промелькнуло где-то на задворках мысли, как запах озона перед грозой.

Дату память не держала, но июнь стоял в голове отчётливо, как жирная отметка на календаре. А с таким знанием риск превращался в фантом, не более чем в тень.

Конечно, никто другой этого знать не мог.

— Ты правда готов зайти так далеко? Зачем? — голос Джерарда дрожал, будто от холода.

Пришлось подарить ему мягкую, почти неуловимую улыбку, будто тронула губы тёплая струя пара.

— Естественно, не просто так. Есть условие.

— Условие? — насторожённость в голосе стала острее, как хруст льда под каблуком.

— Не стану же отвечать за промахи без причины.

Тишина стала плотнее. Стало ясно: коронатор не бывает благотворителем. Между наследником и тем, кто кует трон, всегда лежит контракт — негласный, тяжёлый, как золотая цепь. Предоставляешь путь к вершине — получаешь взамен нечто равноценное.

— И что за условие? — наконец выдохнул Джерард.

— Появилась мысль зайти в область ИИ. Как смотришь на совместный проект в ветеринарной медицине? Технологии предоставлю, а Джерард — данные для обучения.

Снаружи всё выглядело просто и даже изящно: ИИ плюс данные, один из самых дорогих союзов в мире. Джерард заметно расслабился.

— Если дело всего в этом…

— Хотелось бы открыть проект в течение этого месяца.

Взгляд Джерарда дёрнулся.

— В этом месяце?

— Именно.

— Получается… хочешь награду заранее?

— Можно и так сказать.

Запах свежей бумаги от документов на столе словно стал резче — понадобилось всё как можно быстрее. Чем раньше будут получены ветеринарные данные, тем быстрее начнётся обучение модели. Время имело самый плотный вкус — острое, терпкое, почти металлическое.

Но раскрывать собственную спешку смысла не было.

— Так ведь справедливо.

Плечи слегка повело вверх в лёгком жесте.

— Джерард уверял, что доверяет словам безоговорочно. Но откуда быть уверенным? Между тем половина возможных потерь ложится на плечи уже сейчас. Получается дисбаланс, и его стоит выровнять.

Повисла густая пауза, тяжёлая, как влажный воздух перед ливнем.

— Не нравится — можешь отказаться. Дел невпроворот…

Но стоило подняться со стула — Джерард заговорил поспешно, почти судорожно:

— Нет, дело не в том, что неинтересно.

Слова спотыкались одно о другое.

— Но если следовать твоему плану… придётся внезапно просить взрослых отдать всю власть и параллельно запускать ИИ-проект с ветеринарией? Разве это не покажется странным? Они ведь и так сомневаются во мне.

От стен словно отразился тихий, сухой смешок.

— Умение пробивать решение даже сквозь подозрения и недоверие — и есть сила полной власти. Нужно уметь сказать: «Возьму ответственность на себя, не мешайте». А дальше — показать результатами.

От Джерарда по-прежнему тянуло нерешительностью, будто в воздухе вокруг него зависла вялая дрожь — слабый запах сомнений, смешанный с тяжёлым ароматом старого дерева в комнате. Тяжело было не заметить: парень всё ещё упирался, всё ещё мечется между желанием и страхом.

— Как и ожидалось… силенок пока маловато.

Но корону этому человеку предстояло водрузить на голову во что бы то ни стало. Уже были вложены и слова, и логика, и обещания. Оставалось последнее, самое важное — надавить туда, где тонко.

Голос нарочно стал спокойным, лёгким, почти насмешливым, будто говорится о пустяке.

— Разумеется, можно забыть о моём предложении. В конце концов, решения сейчас принимают старейшины в другом крыле дома. С таким раскладом выступить с инициативой, конечно, тяжело.

Тишина сгустилась, как тёплый пар над чаем.

— Да и незачем рисковать, правильно? Всё ведь идёт своим чередом. Рано или поздно поднимешься до управляющего в своём доме. Самый верный путь — идти безопасно, шаг за шагом. Так спокойнее.

Снова молчание — но теперь натянутое, будто струна.

— А главное: «Если трясогузка решит догнать аиста, только лапы порвёт.» Попытаешься прыгнуть выше головы — потеряешь то, что уже в руках. Мудрый движется ровно настолько, насколько способен удержать равновесие. Лидерство подходит далеко не каждому.

Пусть сидит тихо. Пусть склонит голову перед взрослыми.

Не рождён вести. Рождён следовать.

После каждого слова, словно тонким крючком, цеплялось за него сомнение, раздражение, стыд. Наконец, челюсть Джерарда дёрнулась, он шумно втянул воздух и выдавил:

— Не то чтобы… не хочу. Просто решение огромное, нужен… нужно ещё время. Могу ответить позже?

— Конечно.

Кивок вышел мягким и послушным. Решения такого масштаба страшно принимать сгоряча. Каждый риск требует тщательного взвешивания, каждое последствие — холодного ума.

— Подумай спокойно.

Улыбка вышла тёплой, почти заботливой. Но больные, умирающие, процессы времени терпеть не умеют.

— Только свяжись со мной в течение недели.

В отель вернулось с лёгкой усталостью в пальцах и сладковатым запахом кондиционера, и там уже ждала Крейн — сияющая, словно лампа под потолком стала ярче.

Пока шёл разговор с Джерардом, она успела перетрясти несколько AI-стартапов насчёт работы с ветеринарными данными. И, к счастью, отклики были бодрыми, живыми, наполненными интересом.

— Говорят, для ранних моделей — просто сокровище. Для валидации целей — тем более. Данные помогают увидеть базовые биологические механизмы, научить системы распознавать паттерны, повысить точность первых алгоритмов. Клинические стадии, конечно, требуют человеческих пациентов, но…

— То есть ценность — именно на раннем этапе.

— Да. Сказали, готовы начать хоть завтра, если дадим данные. Когда сообщать, что мы их доставим?

— Через месяц.

— Месяц? — Крейн моргнула, будто от резкого запаха спирта.

Ответ пришёл лёгким, расслабленным, словно пальцы перебирали тёплый песок.

— Есть шанс заполучить партнёра получше. Возможен совместный проект с сетью ветеринарных клиник.

— Это… отличная новость. Но уложимся ли мы в месяц?

— Нужно подготовить договор, подписать MOU и запустить маленький пилот. Всё в течение месяца. Тогда и совместная история, и партнёрство начнутся одновременно.

Крейн нахмурилась, как будто представляет тесный календарь, забитый до краёв.

— Но месяц всё равно очень мало…

— Нет, успеем.

Вся конструкция держалась на решении Джерарда. Но подтолкнуть его — дело нехитрое, стоило лишь нажать на нужную жилку.

— Раз уж размышления его всё равно крутятся вокруг этого… почему бы не щёлкнуть по нерву ещё разок?

Телефон лёг в ладонь с приятной прохладой, пальцы выбили короткое сообщение.

— Если подумать ещё раз, лучше не лезь. Держись безопасного пути.

Джерарду всегда больно попадать под провокации. Стоит лишь ткнуть — и трещина пойдёт глубже. А не пойдёт — так можно нажимать снова и снова, пока не сломается.

С Джерардом вопрос был почти решён.

Теперь оставалось другое…

«Следующее поколение ИИ, значит…»

В ответ на обещание вложить в проект Алекса ошеломляющий миллиард долларов было выдвинуто одно-единственное условие: держаться подальше от Старка. Ни сотрудничества, ни совместных разработок, ни кулуарных встреч.

Примет ли он такую сделку?

К счастью, ответ пришёл — твёрдый, как щелчок застёжки.

В последний день под калифорнийским солнцем Алекс подошёл, пахнущий дорогим кремом после бритья и свежим кофе, и произнёс:

— Сделаю, как ты сказал. Пусть основателем остаюсь только я.

— Уверен? Включу это как обязательный пункт. Нарушишь — заберу весь объём инвестиций.

— Да, обещаю. Команда всё обсудила, и мы считаем, что так правильно.

Вот уж где по-настоящему ощущалась тяжесть и власть денег. Как будто пахнуло раскалённым металлом в кузнице: ни известность Старка, ни его громкое имя не могли тягаться с запахом миллиардного предложения.

Дальше разговор перетёк в рабочие детали — куда пойдут средства, какие сроки проектов укажем, как оформим черновик соглашения. Между страниц бумаг пахло пластиком принтера и чуть тёплой электроникой ноутбука.

Даже роль в совете директоров обсуждалась спокойно, без суеты:

— Будешь появляться на ежемесячных заседаниях, и также возглавишь эксклюзивную команду по проекту Каслмана…

Всё шло ровно, будто колёса дорогого авто катились по идеальному асфальту.

Когда обговорили почти всё и готовились расходиться, вопрос сам сорвался с губ:

— Допустим, дадим все данные и сможем сотрудничать с другими стартапами. Сколько уйдёт на создание модели ИИ, которая действительно сможет работать с Каслманом?

Алекс помедлил, поигрывая пальцами, словно ощупывал невидимую границу возможного:

— Честно… сложно сказать. Может, года три-четыре?

Три-четыре года.

Слишком долго. Воздух будто потяжелел.

— Нужно ужать срок до двух лет.

— Двух? Подождите… Даже три-четыре — это самый оптимистичный прогноз!

— Наша задача — разобраться, как это сделать.

Уже известен правильный путь развития ИИ, так что долгая возня и слепые эксперименты тут ни к чему. Значит, можно продвигаться гораздо быстрее.

Два года — не предел.

— Хорошо бы ещё сильнее ускорить… но в реальности это необходимый минимум.

А до тех пор, как и с Диланом, придётся принимать решения, полагаясь на состояние пациентов и аккуратно нажимая на курок в нужные моменты.

Встреча подошла к концу, рукопожатие вышло тёплым, чуть влажным на ладонях от духоты помещения.

— Тогда будем работать вместе.

— Разумеется. И как обещал — к Старку первым не подойду, можешь не переживать.

Но в словах Алекса скользнуло что-то тревожное, еле уловимое, как холодок по спине.

Через несколько месяцев Старк сам выйдет на Алекса. И тогда что произойдёт?

Что он скажет, когда откажет ему?

И если при этом всплывёт моё имя? Старк примчится моментально, будет требовать объяснений, задавать вопросы, вцепится, стальной хваткой.

И именно этого необходимо избежать любой ценой.

«Лучше держаться от него подальше.»

Решение вспыхнуло мгновенно.

— Ещё одна просьба. Если вдруг встретишься со Старком позже… пожалуйста, не упоминай моё имя.

— Простите? — Алекс заморгал, будто запахнуло ему в лицо неожиданным ветром.

— Не хочешь, чтобы тебя называли при Старке?

— Моё неприятие его участия связано исключительно с внутренней структурой организации. Если он воспримет это как личный конфликт — возникнут сложности.

— Понимаю. Не волнуйся.

Но выдох не принёс облегчения. Сомнение всё ещё зудело где-то под кожей.

— Говорю серьёзно. Если возможно, стоит даже добавить пункт о конфиденциальности в сам контракт.

— Что? В контракт?

— Если хоть тень слуха просочится наружу, это может ударить по другим проектам.

Сказано это было спокойно, но воздух вокруг будто стал плотнее, вязкий, как пар в закрытой ванной. Алекс смотрел растерянно, словно пытался уловить скрытый смысл, но отступать было некуда. Даже сотрудники не должны были случайно обронить лишнее слово. Имя не должно дойти до ушей Старка — никогда.

— Рассчитываю на тебя.

Калифорнийская поездка завершилась оглушительным успехом — солнечный привкус на коже, лёгкий запах океанской соли на одежде и тяжёлые папки с документами под мышкой словно говорили о победе громче любых слов.

Вернувшись в Нью-Йорк, пришлось погрузиться в ворох договоров, словно нырнуть в тёплый поток бумаги, пластика и свежей типографской краски. Каждая подпись щёлкала, словно крошечный замок. Всё шло гладко, ровно, как повторяющийся ритм лифта в корпоративном здании.

Ни больших проблем, ни новых проектов на горизонте, только спокойные дни. И с таким количеством свободного пространства появилось время помочь Джерарду. Если удастся заставить его почувствовать долг…

Но с этой передышкой в голову прокралась другая мысль, тихая, как шорох страниц в пустой библиотеке.

— Кстати…

Раз уж речь о долгах… у самого имелся один.

Точнее, два.

И оба — перед Пирсом.

Когда-то, в те давние голдмановские времена, пришлось обратиться к нему сначала за командировкой к объектам Теранос, а затем — за поддержкой в создании группы для проверки компании. Долги эти повисли, будто незавершённые фразы в воздухе. С тех пор прошло немало времени, положение укрепилось, имя зазвучало громче, чем раньше… а Пирс всё молчит.

«Ждёт? Тянет резину, чтобы получить по максимуму?»

Чем выше поднимаешься, тем ценнее становишься для кредитора. Но всё же внутри что-то неприятно шевелилось, как холодок под рёбрами.

Что если он решит напомнить о долге в самый неподходящий момент, когда что-то важное трещит по швам?

Мысль казалась липкой, отвратительной. Планы не должны зависеть от чужих капризов.

Вывод был один.

— Лучше вернуть всё сейчас, пока руки свободны.

И как раз подоспело событие, подходящее по времени. Если память не врала, на горизонте для Голдмана маячила нехилая буря.

— Что если вмешаться и предотвратить беду заранее?

Пирс, конечно, попытается отказаться — скажет, что рано, что ещё пригодится. Но это уже не его решение. Если платить, то платить полностью.

С этой мыслью было набрано короткое сообщение:

«Свободен в ближайшее время? Можно поужинать вместе.»

Ответ прилетел почти мгновенно, будто Пирс всё это время держал телефон в руке:

«Что случилось»

«Хоть сегодня могу подъехать»

«Ты сейчас в офисе?»

Сообщения посыпались одно за другим, не оставляя паузы даже на вздох.

«Что за…? Неужели что-то горит?»

Пальцы зависли над клавиатурой в поисках ответа, но дверь кабинета тихо щёлкнула. Секретарь просунула голову:

«Шон, к вам посетитель.»

«Не может быть…»

На секунду мелькнула мысль, что Пирс умчался сюда сломя голову. Но она рассыпалась, как песок, когда за спиной секретаря возникла знакомая фигура.

Светлые волосы, зелёные глаза, безукоризненно выглаженный костюм — Джерард. Но сегодня лицо у него было мрачным, как пасмурное утро перед грозой.

Секретарь аккуратно закрыла дверь, и только после этого Джерард шумно выдохнул и произнёс:

— Сделал это.

На него посмотрел спокойно, мягко, будто стараясь не спугнуть вспышку его решимости. Кончики пальцев слегка коснулись края стола, ощущая гладкость лака.

— Сядь. Расскажи, что именно случилось.

Тонкие пальцы Джерарда нервно теребили край рукава, пока он мялся у дверей, выпуская из груди беспорядочные обрывки фраз. Голос дрожал, перескакивал, словно тонкая струна, которую кто-то дёрнул слишком резко.

— Что происходит? — сорвалось с губ само собой, хотя воздух в кабинете уже и так звенел тревогой.

Мычание в ответ. Неловкое, сбивчивое:

— Ну… Тут… в общем… какая-то проверка была… вроде бы… и, кажется, всё там запутал…?

Слова путались, будто в ладони легла спутанная мотокером пряжа — ни конца, ни начала, только нервные узлы. Пришлось почти десять минут мягко выуживать из него хоть что-то внятное, но разговор так никуда и не сдвинулся.

— Надо сперва успокоиться.

Тяжёлая дверца шкафа тихо скрипнула, выпуская наружу запах дубовой стружки и старого алкоголя. Под руками холодил стеклянный бок, в котором густо переливался старый «Макаллан» — пятидесятилетний, с маслянистым отблеском янтаря. Налилось два коротких глотка — горьковатый аромат яблочной кожуры, дымка, терпкий мед.

— Сделай глоток.

Джерард не стал тянуть — опрокинул всё разом. Глухой стук бокала о стол, тяжёлый выдох, плечи чуть опали, будто груз ненадолго отпустил.

И тут же — будто заслонка в голове щёлкнула.

Нашлось наконец место словам.

— Дяди заявились, стали расспрашивать о стратегических планах в Китае на средний и дальний срок…

Картина постепенно собралось по кусочкам. Дяди поручили ему разработать долгосрочную китайскую стратегию. Недавно устроили проверку, заслушали промежуточный доклад — и мнения столкнулись, как два вагона в одном тоннеле.

— Сказал им, чтоб не лезли! Что раз уж дают задание — значит, это проверка. А ответы чужие использовать нельзя. Сказал, что в документ попадает только то, во что действительно верю. И если что-то провалится — беру ответственность на себя.

— Дяди это одобрили?

— Ну… скажем так… не совсем… Они хотят сначала выслушать весь план, а потом уже решат…

Полные полномочия ему пока не выдали. Но и не отказали — решение отложили до презентации через три дня. Если выступит хорошо, есть шанс, что дадут carte blanche.

Неплохая позиция — по крайней мере, со стороны это так выглядело. Но только не для самого Джерарда.

— Да что со мной произошло? Не стал бы так орать в нормальном состоянии! Просто эти бессонные ночи, стресс… всё навалилось…

Стресс. Тяжёлое слово. Отдавало лёгкой виной где-то под рёбрами — ведь немалая часть нагрузки легла на него после моих аккуратных подталкиваний.

Впрочем, теперь жалеть было поздно.

— Ладно. С этого момента поможем.

Вторая порция виски легла ему в ладонь, согревая кожу через стекло. Лёгким жестом разговор был направлен туда, куда хотелось его повести — обратно к корню проблемы.

— Давай сначала. Медленно. Какой именно план ты им показал, что дяди так взвились?

Тон мягкий, внимательный — и незаметная разворота в сторону его влиятельных родственников. Под кожей приятно кольнуло чувство — ценная информация начала складываться в цельную картину. Чем больше удавалось вытянуть из Джерарда, тем увереннее ощущалась почва под ногами. Всё-таки роль коронодела — штука тонкая: чтобы посадить Джерарда на его будущий трон, требовалось разбирать не только его самого, но и окружавших его игроков, их привычки, амбиции, методы давления и даже то, какие бизнес-подходы им ближе по духу.

Оказалось, дяди стремятся к офлайн-наступлению — к россыпи флагманских магазинов в крупных городах, к этим стеклянным хранилищам бренда, наподобие «эппловских» храмов. Но рынок недвижимости сейчас трещал, будто высыхавшая глина, — и спор с ними вышел предсказуемый. Стоило лишь Джерарду возразить, как те немедленно перешли на назидания, упрёки, вспоминание каких-то старых побед — мол, молодёжь ничего не понимает, надо слушать старших.

По описанию нетрудно было представить их типаж: классические мастера перекладывать ответственность. Те самые, что при каждом удобном случае всовывают «совет», а если предложение рушится — разводят руками: «Так это же просто мнение было, изучить должен был ты». Но стоит делу выстрелить, заслуги мгновенно приписываются им: «Разве не говорил, что так надо делать?»

И сейчас было то же самое — выдали поручение, потом начали навязывать своё видение, а в итоге довели парня до вспышки, после которой он, не выдержав давления, послал их подальше.

Парачасовое общение вскрыло несколько занятных деталей.

Во-первых.

Под обволакивающим светом настольной лампы стало очевидно, что ум у Джерарда намного острее, чем казалось. Мысли цеплялись друг за друга аккуратно, его выводы стояли на твёрдой логике. Вместо дорогостоящих постоянных бутиков он предлагал временные pop-up площадки, обходя провалы на рынке недвижимости. Планировал заход в стремительно растущий рынок лайв-коммерции — и угадывал то, что вскоре станет промышленным взрывом в Китае. Такие ходы были умными, гибкими, продуманными.

Во-вторых.

Недостаток уверенности был не чертой характера, как казалось поначалу. Корни уходили куда глубже. В его голосе сквозила привычная вина:

— Пока не заслужил их доверия… пока сам недостаточно хорош…

Звучало это так, словно каждое сомнение когда-то вбивали ему привычно и методично. Как маленьких слонов, которых в детстве приковывают тонкой верёвкой и бьют, чтобы те поверили, будто никогда не смогут вырваться, — так и в нём, видимо, с детства пробивали условный рефлекс послушания. И теперь, даже обладая достаточной властью, он внутренне не мог позволить себе перечить старшим родственникам.

Этот узел ещё предстояло разорвать.

И наконец — самое важное, третье наблюдение.

Алкоголь он держал хуже, чем тонкие ножки бокала держали янтарную жидкость. Пара глотков виски — и лицо порозовело, движения смягчились, мысли потекли свободнее, будто ослабли ремни, которые он всё время невольно держал натянутыми.

Слишком слабая стойкость к спиртному… и слишком удобный рычаг для тех, кто умел слушать. Как только в нём растеклось первое тепло алкоголя, слова посыпались так легко и свободно, будто кто-то подлил в бокал сыворотку правды. Стоило ему пригубить — и потекли признания, наблюдения, обиды, факты, тонкие намёки. Странно даже, что ни одному из взрослых игроков вокруг него это прежде не бросилось в глаза. Ведь для того, кто собирает информацию, такой собеседник — почти подарок судьбы.

После окончания обсуждений мягко скользнуло предложение:

— Раз уж выдался такой случай… может, пропустить ещё по одному?

— Здесь?

— Нет конечно. Но настроение какое-то подходящее. Да и тему теории Черного лебедя хотелось бы продолжить.

Небольшая пауза, короткая внутренняя борьба — и кивок. Обещание поделиться кое-какими мыслями сделало своё дело.

Прокатил Джерарда по нескольким тихим лаунжам, где музыка текла едва слышной струйкой, воздух пах миксом дорогого дыма и цитрусовых масел, а бармены двигались почти беззвучно. Но вопреки ожиданиям, парень почти молчал. Всё, на что хватало его раскрепощения:

— Ненавижу собственное имя… Джерард звучит так по-стариковски…

Но, стоило словам слететь с губ, он мгновенно начинал метаться взглядом, будто проверяя стены на предмет лишних ушей.

Осторожность шла за ним тенью. Даже когда сняли отдельную комнату в закрытом элитном клубе — реакция оставалась той же. Паранойя, воспитанная годами, вцеплялась в него намертво.

Пришлось предложить другое:

— Как насчёт следующего бокала у меня дома?

Мысль сама по себе не радовала. Собственное жильё — место, куда никто не должен проникать. Личная территория, пространство тишины, которое тревожить неприятно. Но стороны безопасности такой вариант был почти идеальным: лишние глаза отсутствуют, посторонних нет, риск утечек стремится к нулю. А вопросы, которые хотелось затронуть, касались слишком тонких областей — политического веса его семьи, их скрытых рычагов, внутренних связей.

Пришлось вести его в пентхаус.

— Так ты здесь живёшь? Это же… огромное пространство для одного! — выдохнул он, едва увидел панораму ночного Нью-Йорка, раскинувшуюся за стеклянной стеной.

Удивление и восторг катались в его взгляде, но границы пришлось сразу обозначить:

— Экскурсия будет утром. Ванная — туда.

Чёткая линия, чтобы ни шагу за пределы нужных комнат.

В гостиной мягкий свет отражался от стекла бутылок, и несколько следующих тостов разогрели его куда сильнее, чем многолюдные клубы. В уединении язык у него развязался, мысли потекли шире, глубже, смелее. Жаловался долго — но среди жалоб драгоценные крупицы выплывали сами собой.

— У нас в семье… как бы сказать… маниакальность прям… ну, одержимость. Такие семьи часто теряют состояние. И народ уже переживает, что… хм… Маркизы тоже могут… ну… пойти по этому пути… упадка, вот.

Его слова пахли страхом и старой семейной дисциплиной, словно вино, перекисшее в бочке. А в тишине пентхауса они звучали особенно чётко, особенно честно.

Туманно звучали его слова — будто перекатывались по комнате, цепляясь за запах разлитого виски и тёплый воздух. Но смысл всё-таки проступал, отчётливо, как тёмные линии на старой карте.

— Так значит, боятся, что род прогорит? — тихо сорвалось с губ.

Разумеется, боятся. Далеко не каждому роду удаётся дожить до пятого поколения, не растеряв всё нажитое. Слышалось однажды, что больше половины старых семей распадаются к третьему — словно трескаются под собственной тяжестью.

Джерпрд тяжело опёрся локтями о стол, и слабый запах древесного лака смешался с алкоголем.

— Когда мелкими были… дядьки таскали племянников на охоту. В Вирджинии, помнишь? Усадьба эта наследная… они туда каждый год ездят… А меня? Ни разу… ну… да, ни разу не позвали.

Когда-то Джерард вообще не значился среди наследников. Кандидатов было несколько, но всех постепенно вычёркивали, словно строчки в ненужной ведомости, а Джерард в итоге подняли повыше — потому что остался единственным, кого не нашли за что выбросить.

И причины этих «вычёркиваний» звучали как издёвка.

— У нас никто имена свои не любит. Старорежимные, да. Мне тоже… ну какое это имя — Джерард в наше время… да и у остальных так же. Бернард, Эдмунд… Вальтер… ну смешно же. А был один двоюродный, помню… ревел в детстве, что имя своё ненавидит. Всё, его выкинули. За то, что в двенадцать лет ляпнул!

Выбросить ребёнка за детскую обиду на собственное имя.

— А другой… пропустил благотворительный семейный вечер. Катался на лыжах с друзьями. И его — под нож. И ещё один был! На школьном спектакле слова забыл. Всё, досвидос, лишён наследия.

Один пропустил мероприятие — вычеркнут. Другой забыл реплику — вычеркнут. Всё — повод.

Джерард говорил сбивчиво, слова у него путались, натыкались друг на друга, но суть просвечивала: их род отсеивал наследников по самым нелепым поводам. А ему, чудом каким-то, удалось пройти через эти фильтры.

Сжимало грудь от одной мысли об этом.

— Тяжко тебе пришлось… — выдохнул тихо, почти шёпотом.

Веки у него поползли вниз, словно тяжелели на глазах.

— Устал? Давай вызову такси?

— Чего? Не… нормально…

Он покачивался, как человек, пытающийся удержаться на зыбкой палубе, и упрямо твердил, что с ним всё в порядке.

Да только видно было — ни в каком он не порядке.

Взгляд у него стекленел, полузакрытые глаза едва удерживали фокус. Казалось, вот-вот рухнет.

Стоило выйти в ванную на пару минут, как при возвращении Джерард уже мирно спал на диване в гостиной — дыхание мягкое, глубокое, будто всё напряжение последних лет наконец провалилось куда-то внутрь.

— Джерард?

Плечо было тёплым под пальцами.

Сначала лёгкое касание, потом потяжелее — но он не шелохнулся.

— Да ну на… — пробормотал в пространство.

— Джерард, в каком ты отеле остановился?

Тишина. Только ровное, сонное сопение.

После короткого раздумья пришлось набрать Рейчел.

— Рейчел, нужно отвезти Джерарда, но адрес его отеля неизвестен. Да и спрашивать сейчас бесполезно.

— Отеля?

В голосе Рейчел мелькнуло удивление.

— Да он обычно у нас живёт, когда приезжает. Я сейчас за ним заеду!

— Не надо, просто дай адрес — довезу сам.

— Нет-нет, сейчас буду.