День их возвращения

Глава 6

Длинной изогнутой линией растянулось стадо позади отправившегося каравана. Несколько человек ехали в седле, еще несколько на машинах; большинство же шли пешком. Длинный аэнеанский шаг легко равнялся с фургонами, подскакивающими и стонущими на бездорожных пересеченных холмах. Однако переход был жестким, и без надобности никто не разговаривал. Взгромоздившись на крыши, музыканты на примитивных инструментах, барабанах, рожках, гонгах, волынках, многострунных гитарах выдавали походные марши. Некоторые из играющих были с физическими недостатками. Ивар увидел инвалидов, слепых, искалеченных. Он был бы потрясен таким большим количеством непрерывно излучаемого горя, если бы они не казались такими же жизнерадостными, каким был и он.

Ближе к закату Вэйбрейк исчез на безбрежной равнине Айрокленда. Грубая красная почва проглядывала между группами серо-зеленого кустарника и меч травы, высушенной так сильно, что растительность обратилась в пыль. Самло объявил привал у выветренного потока лавы, из которого торчала волнистая вулканическая пробка.

- Дьявольская громадина, - сказал Миккая своему протеже. - Традиционное место стоянки за Арройо. Говорят, что оно охраняет от враждебных богов. Я думаю, что эта практика относится еще к време-

нам Бед, когда вокруг бродили дикие орды, измождённые люди или разрозненные остатки сил захватчиков, и нужны были места, которые могли защитить. Но, конечно, в наши дни мы не делаем лагерь, окруженный фургонами на случай, если задует ветер зусни или что-то в этом роде. Но традиции осторожности нужно поддерживать. Восстание доказало, что Беды могут прийти опять, и, несомненно, придут… как будто для этого нужны какие-либо доказательства.

- Э-э, извините меня, - сказал Ивар, - но вы говорите, э-э, как будто вы на удивление умудрены опытом… - Голос его прервался.

Миккая захихикал.

- Ну, как неграмотный Полудикарь? Но, в самом деле, я не таков. Во всяком случае, я грамотный. Часть из нас должны уметь читать и писать, если мы хотим иметь дело с внешним миром, управляться с такими делами, как Карта Сокровищ. Кроме того, я люблю читать, когда выпрошу или украду книгу.

- Я не могу понять, почему вы - я хочу сказать, вы отрезаны от таких вещей, как банки данных библиотек, уж не говоря о медицинских и генетических услугах, всего, что вы можете иметь…

- Какой ценой? - Миккая сплюнул. - Тогда нам надо было бы иметь постоянную работу, чтобы добывать средства на жизнь, или стать добропорядочными клиентами, как законопослушные слабаки. Поэтому, конец Поезду - это конец нам. Неужели не понятно? Тинеранец не может с этим расстаться. Засунь его в город или запряги на ферму, и моли господа, чтобы смерть освободила его тело от гниения.

- Я слышал об этом, - медленно заговорил Ивар.

- Но думал, что эти рассказы - преувеличение, да? Нет, это правда. Такое уже было. Тинеранцы, попавшие в тюрьму даже не надолго, заболевают и умирают, если не совершат самоубийство. Даже если по каким-то причинам их высылают из Поезда, они должны превращаться в оседлых "свободных рабочих", - интонация его говорила о том, что он подразумевает "в кавычках", - у них не бывает потомства, и они долго не живут… Вот почему у нас нет смертной казни. Дважды я видел, как король приказывал, чтобы сильно провинившегося выкинули вон, а остальным Поездам было послано известие о том, чтобы никто их не принимал. Оба раза парни просили заменить им приговор сто одним ударом плети. - Миккая встряхнулся. - Однако у нас ведь есть и своя работа. Ты распряжешь повозку, стреножишь животных и отведешь их к месту сбора. Дулси тебе все объяснит. Так как я взял тебя, как дополнительного работника, мне нужно пораньше наточить инструменты.

Он выступал в качестве жонглера и метателя острого оружия и ко всему прочему был мастером игры в карты и кости.

Мужчины возвели разборную кормушку, наполнили ее водой из грузовика, добавили витаминных растворов, как необходимые добавки к хилой растительности местных пастбищ. Мальчики проводили ночь, присматривая за общим стадом и тягловыми животными. Кроме паучьих волков или одинокого катавала, угрозу представляли ущелья, песчаные преисподние, ураган, способный неожиданно разразиться в любом месте на Аэнеасе. Если погода стояла мягкая, ночной холод не был опасен, если маршрут не проходит по настоящей пустыне. Домашние животные были продуктом длительного выведения, четвероногие и шестиногие, с густой шерстью, все они, почему-то, имели большое сходство с неомоасами.

Конечно, не везде пустыня была так холодна, иначе ее нельзя было бы перейти. Поезд пройдет через оазисы, где можно наполнить баки свежей водой, а мешки фуражом.

Внутри круга фургонов женщины и девушки готовили ужин. В этой местности почти не было топлива, и они использовали нити накаливания. Конденсаторы потом перезаряжались на электростанциях. Чтобы пополнить запасы энергии и заработать необходимые средства для оплаты, маршруты движения Поезда прокладывались через цивилизованные районы.

Вергилий ушел вниз. Почти мгновенно после заката наступила ночь. На фургонах кое-где светились редкие фонари, но, в основном, караван ориентировался по звездам, лунам, по утренним всполохам на севере. Холодный бриз дул из пустыни. Люди толпились вокруг котлов, стараясь сохранить тепло. Раздавались голоса, болтовня, смех, отрывки песен.

Ужин был хотя и острым, но довольно незатейливым - толстый кусок тушеного мяса на ломтике хлеба и чай, пахнущий смолой. Тинеранцы редко употребляли алкоголь, и никогда не возили его с собой. Ивар полагал, что это было следствием обезвоживающего эффекта спиртного.

И в любом случае, зачем было напиваться? Он никогда не был так счастлив в самых веселых пивных Нова Рома, при совершенно ясной голове.

Ивар получил свою первую порцию и уселся на землю возле Миккая и Дулси. К ним сразу же присоединились другие. Народу собиралось все больше и больше, пока Ивар не оказался в шумном кругу лиц, немытых, но свеже пахнущих тел. Вопросы, замечания, шутки, вились вокруг.

- Хей-а, городской мальчик, почему ты пошел побродить?.. В надежде на девчонок? Ну, надеюсь, ты не будешь слишком усталым, чтобы сделать им одолжение после дневного похода… Ну-ка, выдай нам песню, историю, какую-нибудь сплетню, ну, как насчет этого?.. Эй, ты, Банджи, не нажимай пока на него так сильно… Добро пожаловать, парень… У тебя есть монетка? Послушай, отойдем в сторону, я Объясню тебе, как удвоить свои деньги… Послушай, не двигайся, я тебе расскажу будущее…

Ивар отбивался, как мог, стараясь никого не обидеть. Он будет с этими людьми довольно долго, и, конечно, лучше стать популярным в их среде. И вообще, они ему нравились.

Наконец, из тени появился Самло:

- Расходитесь, комендантский час!

Толпа стала поспешно расходиться, выполняя команду короля. Ивар решил, что хаос в начале дня и вечерняя суматоха, были только внешними. Каждый знал свои обязанности. Просто они не заботились о военной четкости и не были скованы казарменными уставами.

Вокруг трона собрались музыканты.

- Я думал, что нам приказали ложиться спать, - вымолвил Ивар.

- Не сразу, - сказала ему Дулси. - Как только есть возможность, мы сначала немного развлекаемся, поем, танцуем или… - Она сжала его руку. - Ты подумай, о чем ты можешь рассказать. Он вызовет тебя. Хотя сегодня он хочет… Да, Фраина. Фраина Юбилейная. Сестра Миккая… почти сестра, по-вашему; у них разные матери. Она хороша. Посмотри.

Кочевники образовали круг перед фургонами. Ивар поначалу тоже пристроился в круг, но почувствовал себя неуютно - после наступления темноты сидеть на земле было очень холодно. Не было сил идти за теплой одеждой. Он стоял, прислонившись к фургону "Красная крыша", окутанный темнотой.

Центр лагеря был запит серебряным светом взошедшей Ливинии, да и Креуза была почти в полном объеме. Молодая женщина выступила вперед, откланялась королю, выпрямилась и сняла плащ. Под ним она носила нагрудное украшение и широкий медный пояс, отделанный драгоценностями.

Ивар узнал ее. Эти тонкие черты и большие серые глаза неоднократно привлекали его внимание днем. Практически обнаженная, фигура ее казалась бы мальчишеской, если бы не высокая, округлая грудь. Нет, решил он, это не совсем так, ее женственность была лишь более утонченной и гибкой, чем у его более тяжелого народа.

Раздалась музыка. Она топнула голой ногой, раз, два, три, и бросилась в танец.

У Ивара перехватило дыхание. Ему уже приходилось видеть, как танцуют тинеранские девушки, но лишь некоторых из них взяли бы в балетную школу. Это же было что-то невероятное. "Самое лучшее они оставили себе", - мелькнула мысль, и больше он уже не мог думать ни о чем. Его полностью захватил бурный вихрь ее танца.

Девушка совершала невероятные прыжки, она то плыла по земле, то взмывала вверх и, мягко приземлившись на носок, кружилась, кружилась. И вдруг превращалась то в колесо, мчащееся по кругу, то в стрелу, выпущенную охотником и сразу - в катавала, уклоняющегося от этой стрелы и разрывающего выпустившего ее охотника. Плащ в ее руках был то крыльями, то возлюбленным, с которым она танцевапа нежнейший из танцев. Она сама была лунным светом, песней дудок и барабанов и, когда она неожиданно исчезла из круга, умчавшись в ночь, музыка сразу смолкла.

Публика взревела от восторга.

Внутри фургон Миккая был хорошо отделан, но свободного места было мало из-за обилия вещей. Б переднем углу стояла круглая печка, которая использовалась, когда было топливо. Две двуспальные кровати, в два яруса, занимали стену слева, под ними поместился запирающийся шкафчик. Раздвижной стол пристроили в левом углу, а вдоль правой стены пристроили полки, буфет, вешалки для бесчисленного количества вещей: запасы и оборудование для повседневной жизни, костюмы, атрибуты представлений, калейдоскоп странных сувениров и старый канат. С потолка свисал крошечный фонарь, несколько амулетов и пучки сухой пищи, колбаса, лук, яблоки дракона, мофри и еще что-то, с острым запахом.

К двери была прикреплена клетка. Животное в ней село на задние лапы, когда вошли Миккая, Дулси и Ивар. Первенец удивился, зачем нужно кому-то держать такое не располагающее к себе животное. Оно было около пятнадцати сантиметров длиной, четвероногое, хотя передние конечности скорее напоминали костлявые руки. Грубый серый мех покрывал его кожу с плеч до задних лап, образуя что-то вроде естественной мантии. Острая, вытянутая мордочка со стоячими ушами, похожими на рога, и пасть усыпанная иглообразными зубами, довершали портрет зверька. То, что существо не было аэнеанским организмом доказывали блестящие маленькие красные глаза - их было три, расположенных треугольником.

- Что это? - спросил Ивар.

- Как что? Это удача, - сказала Дулси. - Зовут Парзо. - Она потянулась к клетке, у которой не было никаких запоров.

- Ну, выходи и скажи привет, Ларзо, дорогой.

- Ваш… талисман?

- Наш что? - спросил Миккая. - А-а, понимаю тебя. Джу, как те? - Он ткнул пальцем в сторону подвешенного гротеска. - Нет, это нечто большее. Считается, что удачи помогают нам, но, в основном, они наши любимцы. Я никогда не слышал о фургоне, ни в одном Поезде, где бы их не было.

Дулси вынула животное из клетки и три человека, рассевшись рядком на нижней кровати, принялись прикармливать зверька кусочками сыра. Зверек охотно принимал лакомство из рук, но не проявлял при этом особого восторга.

- Откуда они родом? - спросил Ивар. Миккая развел руками.

- Кто знает? Какие-то иммигранты привезли одну или две пары, полагаю очень давно, в первые дни колонизации. Они никогда не приходили сами, но у тинеранцев стало привычкой держать их, и… - Он зевнул. - Давайте на покой. Жаль, что утро приходит так чертовски рано.

Дулси посадила удачу в клетку. При этом, чтобы повесить ее на место, ей пришлось наклониться над коленями Ивара. Когда ее рука освободилась, она погладила его по коленке, а другой рукой потрепала за волосы. Миккая заморгал, затем засмеялся.

- Почему бы и нет? - сказал он. - Ты долго будешь нашим попутчиком, Рольф, и мне кажется, ты нам обоим понравился. Можешь начинать прямо сегодня.

Слегка ошалев от недвусмысленного внимания женщины, Ивар выдавил заикаясь:

- Ч-что? Я, я не совсем понимаю…

- Ты можешь взять ее на эту ночь, - предложил Миккая, а Дулси захихикала. Спустя немного добавил:

- Стесняешься? Бы северяне часто стесняетесь, пока не напьетесь. В этом нет надобности среди друзей.

Ивар почувствовал, как зарделось его лицо. - Ну-ну, - сказала Дулси. - Бедный мальчик, он слегка растерялся. - Она легко поцеловала его в губы. - Не обращай внимания. У нас еще есть время. Потом… если ты захочешь. Только, если ты захочешь.

- Конечно, не бойся нас, - добавил Миккая. - Я вовсе не кусаюсь, а она не очень сильно. Отдыхай, если хочешь.

Их несерьезность была, как благословение. Ивар никогда не представлял, что окажется в таком смущении в первый же вечер.

- Я не хотел никого оскорбить, - сказал он. - Я, ну, я помолвлен и должен жениться, там, дома.

- Если передумаешь, дай знать, - пробормотала Дулси. - Но если и не передумаешь, я не буду сомневаться в том, что ты мужчина. У разных племен разные обычаи, вот и все. - Она снова его поцеловала, но теперь покрепче. - Доброй ночи, дорогой.

Ивар вскарабкался на верхнюю койку, разделся и залез в спальный мешок, который Дулси приготовила для него. Миккая задул фонарь и скоро он услышал шорохи и поскрипывание на нижнем ярусе, а затем была темнота, тишина и ветер.

Он еще долго не мог заснуть. Предложение, сделанное ему, было слишком возбуждающим. Или это действительно было так просто? Он имел дело с тремя или четырьмя женщинами во время отпусков, из военного лагеря. Его друзья не обходили вниманием женщин. Некоторое время он гордился своими похождениями, а затем встретился с кристально чистой Татьяной и ему стало стыдно.

Я не пуританин, доказывал он себе. Пусть они делают, что хотят со своей жизнью на далекой продажной Земле, мне ближе эти люди, но не настолько же, чтобы в тинеранском фургоне… У ребенка Первых людей и ученых другая судьба. Человек на Аэнеасе выжил, потому что вожди посвятили свои жизни делу выживания: дисциплинированные, верные мужчины и женщины, всегда требовавшие больше от себя, чем от своих подчиненных. А умение владеть собой начиналось в самых потаенных уголках души.

Человеку, конечно, свойственно ошибаться. Но он не считал, что был не прав, решившись сохранять верность своей любви и осуждая товарищей по военному лагерю за участие в оргиях. Но ведь это оргии, там все по-другому. А здесь? Почему же он лежит, боясь пошевелиться, и здорово сожалеет о том, что должен хранить верность своей Татьяне? И почему, когда он пытается вызвать в памяти ее образ, перед глазами встает Фраина?