День города

5

– Вот она, моя ненаглядная. Пришла! – Мама встала из-за стола, чмокнула Катю в щеку, дохнув салатом и вином, вытерла своей рукой и взяла у нее куртку. – Давай руки мой и садись. Мы горячее еще не ели. Тетя Света холодец принесла. Попробуешь.

– Катенька, ты должна нас поздравить с Днем работников легкой промышленности, – оповестила тетя Света. – У нас с Валентиной Сергеевной профессиональный праздник.

– Да дай ты ребенку разуться сначала.

– А я что, тороплю куда-то? Мы еще не уходим. Оль, ты что будешь пить?

– Да давай коньячку.

– Пойду пока покурю.

– Валька, да кури прям здесь. Я разрешаю.

– Оль, не надо ей здесь курить.

– А что такого? Хоть мужичком попахнет.

– Еще лучше. Оно и так будет пахнуть.

– Девочки, да я на балкон пойду. Не ссорьтесь. Вон Катюху лучше накормите.

– Кать, давай я тебе холодца положу.

– Холодец просто сказка. Тетя Света постаралась.

– С майонезиком. Кушай. Мама нам твои фотографии с выпускного показывала. А я говорю: «Так тут же одни девчонки. Где пацаны-то?» Да, Оль?

– Так их почти и не было на факультете. В Катюхиной группе сначала пять мальчиков учились. Одного после первой сессии отчислили – и сразу в армию. Другой перевелся, получается, на химический. Третий вообще пропал во время физры на улице, так и не нашли, по-моему. Четвертый съел что-то не то в чебуречной, потом заново разговаривать учился.

– Ой боже ж ты мой.

– Ну вот так оно и получается, что к концу пятого курса один только и остался, да и тот с серьгой в ухе.

– То есть численность все сокращалась и сокращалась.

– Естественно. Плюс педуниверситет. Традиционно бабский коллектив.

– Катя, надо было поступать на физмат. Я в свое время пожалела, что не пошла. Может, и замуж бы вышла.

– Ой, нет. Пять лет мучиться, чтобы что? У нас в роду все гуманитарии.

– Ну это у кого какие приоритеты. Я бы и помучилась, да глупая была. Кать, винца выпьешь с нами?

– Она у нас не пьет.

– Это она при тебе не пьет. Будешь? Кагорчику? Вон мартини еще есть, тетя Валя особенно уважает.

– Смотрю, вы тут без меня уже молодежь спаиваете.

– Мы никого не спаиваем. У нас все по обоюдному согласию.

– Ну и мне плесни по обоюдному.

– Свет, тебе мясца положить? Вот тут вот жира поменьше. Давай тарелку.

– Все, завтра разгрузочный день.

– Доча, выбирай. Вот этот? Да тут есть нечего. Возьми лучше такой. И картошечки, да? С лучком.

– Оль, ты себя-то не забудь.

– Ты за меня не переживай. Я вон пузо уже себе наела. Еще чуть-чуть – и штаны придется расширять.

– Ой, девчонки, давайте уже выпьем.

– Ну говори тост, хозяйка.

– Кто, я, что ли?

– Давай, Оль, скажи.

– Девочки…

– Это мы.

– Девочки. Поскольку за этим столом собрались представительницы двух поколений, я предлагаю тост за детей, за молодежь, за наше с вами будущее. Не зря мы их растили, воспитывали. А если что-то мы делали не так, то не со зла, конечно. Они повзрослеют, и нас поймут, и, надеюсь, простят. Пусть то, чего не могли добиться мы, получится у них. И пусть будут счастливы.

– Это правильно.

– Давайте, за молодежь.

– За будущее.

– А вот пусть молодежь нам как раз и расскажет, какие у нее планы на будущее. Чё там как, приехал жених твой?

– А что за жених? Ну-ка поподробнее. Оля, мясо прямо тает во рту. Ты мариновала?

– Катя наша с американцем познакомилась.

– Да ты что?

– Да, вот так вот. Не хухры-мухры.

– А мать-то твоя ничего не рассказывала. Утаила. Ты смотри.

– Да он только сегодня приехал. Они год не виделись. Я сама еще ничего не знаю. Мясо – да, в уксусе.

– Ой, девочки, я уже пьяная.

– Так и чё он, кто он?

– Хороший мальчик. Катюша фотографии показывала и видео.

– Молодой?

– Вполне. Сколько ему, Кать? Тридцать? Тридцать один? Тридцать один.

– Но все равно старше ее.

– Старше, конечно. Аспирант. И в университете работает в их местном. В лаборатории какой-то. Да, Кать?

– Красивый, высокий?

– Главное, чтобы человек был хороший.

– Ой, Света, много ты понимаешь.

– Да не, он вроде тьфу-тьфу.

– А по-русски он как? Ни бе ни ме?

– Не, он знаешь как шпарит?! И пишет грамотно, и говорит. Слышно, конечно, что акцент такой есть небольшой.

– Ну это понятно.

– Но они с ним по-русски в основном и общаются. Я ей говорю: «Ты тренируй английский. Ты уедешь, как там будешь жить?»

– Ну хоть говорит, и слава богу.

– Да какая разница? Он что, с ней разговоры приехал разговаривать? Уж наверное, поинтереснее занятия есть.

– Ты давай мне ребенка не испорть.

– Да что они там без меня не знают? Большая вон уже девка. Иди, тетя Валя тебя всему научит.

– Валя!

– Да я шучу. А ты, если что, блюди, мать. Чтобы к свадьбе дело шло.

– Что я им, над душой стоять буду? Сами разберутся. Не, он с виду приличный. Дом у них такой большой, он показывал.

– А где он там в Америке живет-то?

– Да где-то… Как этот штат называется?

– Голливуд.

– Да ну нет. Какой Голливуд? Как его… Огайо, по-моему. Огайо.

– Ну, мать, поедешь, значит, в Огайо.

– Ну если позовут, отчего не поехать? Только до этого еще дожить надо.

– Ничё, ничё. Мы за это сейчас как выпьем, так все и поедем.

– Добавочки?

– Ой нет, спасибо.

– У нас еще тортик.

– Катя, так ты что же это, в Америку уезжаешь? Бросаешь нас?

– Светик, никто никуда не уезжает. Мальчик только прилетел, еще даже предложение не сделал. Ты это, не нервничай.

– Сглазишь еще.

– Но здесь-то они явно не будут жить.

– Может, и будут. Откуда нам знать?

– А я знаю, что не будут. Он ее только пальцем поманит – и она уже побежала. Потому что никому ничего не надо. Все куда-то рвутся. Оля, а я тебе говорила. Ты зачем ей дала на английский поступать? Надо было идти на филологию, русский язык и литература.

– Света, не нагнетай. Ну молодые же. Ну что ты в самом деле?

– Так они все разъедутся, а мы что?

– Мы будем в гости приезжать.

– В Америку??? Ты совсем уже, что ли? Нет, я не поеду. Типун тебе на язык. Хоть волоком меня тащите – не утащите. Оно мне надо? Тьфу! Что я там не видела? И она пусть остается. Зачем куда-то, а? Ну что там, медом намазано? Ты думаешь, там лучше, за этой вашей за границей? Ты хоть знаешь, что там с нашими делают?

– Да при чем тут заграница? Ну если встретились два человека из разных стран. Где-то ведь им надо поселиться. Не будут же они на два континента жить.

– А у них такой за домом садик симпатичный. Да, Кать? И бассейн даже есть.

– Надо, значит, поставить условие: не хочу, мол, из родного угла уезжать. Катя, будь тверже, поняла? Раз приехал к нашей девочке, пусть тут и живет. Тем более что он русский знает. И университет у нас тоже есть. Чем мы хуже? И нечего наших баб похищать. И так всю страну по кускам растаскали. А мы и рот разинули. Бери – не хочу. Ничего русскому человеку не осталось. Так они теперь за девок взялись. И выбирают-то таких, чтоб покрасивше.

– Светочка, выпей еще. Для успокоения.

– Пусть лучше тост скажет. Светик, говори, за что будем пить.

– За что пить? А я скажу за что. Кать, мы с тетей Валей – ты только подумай – были младше тебя, когда пошли в швейный цех. Там у нас почти все были молодые девчонки, да ведь? По восемнадцать-двадцать лет. Кто-то потом уволился, декрет не декрет, кто-то доучиваться пошел. А кто-то двадцать с лишним лет от звонка до звонка, как мы с тетей Валей. Не все просто мастерами, конечно. Меня потом главной закройщицей сделали, тетя Валя вообще до начальника цеха поднялась. Вот так, да. И нормально. Вполне себе работали, шили, руководили, и знаешь, не было у нас такого чувства, будто мы не на своем месте, что нас насильно туда привели. Правда, Валь?

– Правда, правда.

– Уже десять лет, как фабрику всю распродали и растаскали, в девяносто втором сволочь эта, Корней Абрамович, все развалил, но его потом убили, царствие небесное, чтоб ему черти в суп плевали, прости господи. Никому ничего не надо. Посмотришь сейчас – один Китай. А я вот до сих пор вспоминаю, какие мы юбочки шили, халатики какие симпатичные. А качество какое было. Я до сих пор, между прочим, один дома ношу. Зеленый такой, бязевый, помнишь, Валь? Я к чему? Фабрики давно нет, а мы до сих пор отмечаем профессиональный праздник. Каждый год, Катя. Потому что время-то было на самом деле золотое. Его сейчас хают направо и налево, но для нас оно было понятное, простое и самое счастливое. Поэтому за нас, за наши достижения, за простое человеческое счастье. Желательно на родине. Вот так.

– Ой, Света. Ну завернула…

– А что, я что-то не так сказала? Нет, вы можете со мной поспорить. Я что, выдумываю? Или шутки шучу? Про фабрику и про нынешнюю вот эту молодежь. А вы обе что молчите? Ладно Валька. Но ты-то, Оля. Мать ты ей или кто? Это ведь предательство, это низость и позор. Столько сил, столько заботы вложили в человека, и хоть бы что-то в уме щелкнуло. Разврат, всеобщее отупление, дегенерация, продаться за сникерс и кока-колу эту вашу, господи, какая дрянь, один раз глотнула – и меня прям скрутило, прям отторжение пошло, я как знала, что нас травят, травят, травят. Катя, а ты что? Голова на плечах есть или нет? Как ты можешь? Вот на это вот все променять родину, которая тебя вырастила, выучила, воспитала, заботилась о тебе? Вот так ты решила ей отплатить? Это вместо «спасибо», да? Как же мы вас так упустили… Во всем виноваты видеомагнитофоны. Оля, я говорила тебе: не покупай в дом этот поганый ящик. Я видела, какую мерзость они на них смотрят. Я как глянула, у меня чуть сердце не вывалилось. Там у человека, лысого, иглы по всему лицу и голове, булавки такие. Стоит, значит, сам синий, а зубы желтые, и булавки эти из него торчат. Как ежик, только страшный. Ой, тошно вспоминать. И он одну, значит, вытащит, а на ней, на острие, что-то такое корчится, извивается… Тьфу, мать честная. Меня потом месяц трясло, я иголку в руке не могла держать. Нет, ты представляешь? Это что за кино такое? И дети, дети видят… И вот в эту страну, где людям в череп булавки втыкают, она собралась ехать? Нет, я не согласна. Я против. Мне отвратительна сама идея. Нет, нет, нет, нет, нет, не вздумай! Катя, я тебя заклинаю. Ты не права. Катя, ты не права. Ты должна передумать. Это неестественно, так не должно быть. Ну скажите ей, что это неестественно. Что ж вы за люди такие? Куда вы ее отправляете? Катя, не уезжай, Катя, я тебя умоляю, Катя, я тебя прокляну, если поедешь. Ты меня поняла? Катя, девочка моя. Милая, ну останься, останься, я тебя прошу. Я тебе платье сошью, красивое, с воланчиками, Катя, пожалуйста. Катя!

– Светик, ну не плачь. Она сама решит. Не понравится – так прилетит обратно. Скоро мы достигнем такого процветания, что к нам не только возвращаться станут – от нас уехать будет нельзя.

– Хоть бы так, хоть бы так, Валечка.

– Все будет хорошо.

– Вот за это и выпьем. Давайте. Катя, Оля, Света. За вас, девчонки. Пусть все сложится.

– За тебя, Катюш. За то, чтобы ты сделала правильный выбор.

– За нас.

– Ой, я, по-моему, обожралась.