День города

2

Она узнала его сразу и уже издали поняла, что он едва достанет ей до подбородка, даже если она снимет каблуки.

Пассажиры с прохладными чемоданами, только что покинувшие небо, гурьбой шли к толпе встречающих. Кто-то ступал неуверенно, осторожно пробуя землю, озираясь, выискивая своих. Кто-то решительно несся к выходу, как будто злясь на то, что лишился крыльев и приходится переступать несовершенными ногами. Хавьер был из озирающихся. Он ошалело вертел темноволосой головой, сам смуглый, коренастый, ворот рубашки раскрыт, рукава закатаны. Ему было жарко, странно, непонятно. Люди, люди, сумки, чемоданы, дети, цветы, такси, пожалуйста, недорого, мужчина, давайте багаж, куда вас отвезти? Хавьер виновато отмахивался, бормотал извинения по-испански и все искал глазами впереди поверх голов. Вот его взгляд зацепился за одну точку, перестал метаться, раскрылся, заблестел, перерос в улыбку во все лицо, и Хавьера потянуло вперед, к ожившей фотографии с сайта знакомств, к сибирскому ангелу из его путаных чилийских сновидений, к чуду по имени Наташа. До цели путешествия шириной в океан и несколько немаленьких государств оставались считаные метры.

– Hola. Hello. Natasha. I’m so happy. So, so happy. Beautiful. Beautiful![3]

Поцеловал Наташу в обе нежные щеки. Той пришлось нагнуться.

– Гудбай, ой, бля, хеллоу, Хавьер. Вэлком.

Потом они обнялись и еще раз поцеловались в щеки. Наташа откинула с плеч пушистые пшеничные волосы и зацокала по плитке, взяв Хавьера под руку.

В такси в основном улыбались. Хавьер так особенно. Эта его улыбка запечатала внутри все слова неземной красоты, которые он готовил для Наташи, пока летел. Из заточения сумело вырваться только самое примитивное: «Beautiful». Хавьер произносил его на выдохе и следом подносил Наташину руку к губам.

Таксист сурово на них посматривал в зеркало и вдруг зачем-то прибавил громкость на песне про есаула.

Хавьер, когда не любовался Наташей, глядел в окно. Видно было, что ему о многом хочется расспросить, но машина неслась быстро, и он просто не успевал объяснить, что его так заинтересовало: пока ткнет пальцем в стекло, пока Наташа придвинется посмотреть, а этого уже и нет, совсем другая картина за окном, и спрашивать бесполезно. Один раз только остановились на светофоре у памятника. Серебристый лысеющий исполин с бородой замер в движении: хотел шагнуть с постамента в город, но скульптор его заморозил навеки вместе с ветром в складках развевающихся одежд. На шее у исполина висело ожерелье из искусственных белых цветов.

– Who is this?[4] – спросил Хавьер.

Наташа подумала и сказала:

– It’s… famous… Russian… писатель… writer[5].

Машина дернулась с места.

– Не писатель, а бандюган, – вмешался таксист. – Такого тут натворил, подлюка.

Хавьер вопросительно посмотрел на Наташу. Та махнула рукой: а, глупости, не обращай внимания. Лень Наташе что-то там объяснять на языке, который в ней был представлен осколками и ошметками, без дела лежавшими со школьных времен.

До этой встречи они с Хавьером переписывались по-английски, но только потому, что Наташины чувственные послания переводил за нее онлайн-переводчик. Хавьер в каждом письме нахваливал ее знание языка. Иногда, правда, удивлялся внезапной изощренности некоторых фраз, но списывал это на разницу в менталитете. Наташа не знала точно, что там в итоге выдавал искусственный разум, поэтому на всякий случай подкрепляла письма все новыми фотографиями себя. Хавьер увидит, как хороша Наташа в бикини на фоне камышей, – и на скромные черно-белые буквы уже не обратит никакого внимания, да и вообще забудет все, что до этого в жизни читал.

Так было, когда он впервые наткнулся на ее анкету. В графе «Обо мне» – все как у многих девушек на том сайте: двадцать пять лет, название города – череда несочетаемых согласных, устала от одиночества, любит закаты, путешествия, клубы, Экзюпери, секс и гидроциклы. Но вот фотография… Кожа цвета слоновой кости, пышные волны золотистых волос, белый полупрозрачный пеньюар с перьями, взгляд, робко опущенный вниз, и мягкие белые кисти с острыми синими ногтями. Ангел с секретом. Грешная Мадонна. Эти руки с синими ногтями были той ноткой порока, которая окончательно его поработила.

Он написал ей первым. Хавьер, тридцать девять лет, владелец скромной строительной фирмы из Сантьяго. Любит хорошее вино, старые фильмы, собак, мечтает о большой семье. На фото он – в ковбойской шляпе на фоне Таймс-сквер, улыбается, уперев кулак в бок. С плеча свисает рука человека, которого обрезали вместе с частью снимка за ненужностью. Хавьер написал, скорее, от отчаяния и немного выпив, убеждая себя, что такая уж наверняка ему не ответит: где он, а где она! Друг – как раз тот, чья рука попала на снимок, – так вообще сказал, что на этих вот ваших своднических сайтах анкеты все поддельные. За баб пишут такие же мужики с пивными животами, как у них с Хавьером, а то и больше, раскручивают иностранцев на платные сообщения. Но друг зря наговаривал. Он, наверное, позавидовал виртуальному счастью и потому так зло отзывался. Ведь на следующий день она ответила: «Hi, I’m Natasha»[6] – и предложила сразу уйти с сайта и переписываться в мессенджере, и жизнь Хавьера пошла по новому пути.

Хавьер в пятнадцатый раз погладил Наташу по руке и сказал: «Beautiful!» Та улыбнулась и повела плечиком. Когда до отеля оставалось всего ничего, таксист вдруг зыркнул на них в зеркало и спросил:

– Не местный, что ли? Ты это, смотри, а то закончишь, как та дура. Тоже вон поехала за тридевять земель за хахалем – и все, ни ответа ни привета. Куда? Зачем? И тут можно было сгинуть. И лететь никуда не надо, все рядом. Тут же дом родной, тут все свои, каждая травиночка о тебе печется. А вам все не сидится. Эх, девки, девки. Знали б вы…

– Мы на светофоре выйдем, – сказала Наташа и позвала Хавьера: – Come on[7].