День города

1

Разбивать сердца нужно непременно в разгар лета, когда тело разлюбленного распарено, поры раскрыты, сосуды расширены, а по расширенным сосудам отравленное чувство скорее покинет кровоточащее сердце, толчками выплеснется под лучи жгучего солнца и обратится в пар, и пар этот осядет на крыльях сытого комара. И не будет больше в организме этого яда. Не будет никакой любви.

Погода как раз установилась самая подходящая, не как в том году – тринадцать градусов, не лето, а плевок в душу, стыдно даже расставаться в такой холод. Нет, в этот раз получилось хорошо: солнце палило, асфальт припекал ступни через тонкую подошву, траву выжгло уже к середине июня. Зной, духота, пыль. Наташа решила, что пора. Пора рассказать Косте, что любовь их потерпела крах в поединке с новой Наташиной любовью, и дело, конечно же, не в Косте. И чтобы подсластить ему боль и оставить о себе светлое воспоминание с налетом томительной грусти, Наташа с Костей переспала в последний раз и о том, что она его бросает, сообщила, когда надевала лифчик.

У Кости в голове от таких новостей все взболтнулось и перемешалось. Он не поверил, он даже посмеялся и потянулся снова пальцами к кружевам, обнимавшим Наташины бедра. Наташа хлопнула его по руке.

– Да чё ты? – спросил Костя.

– Да ничё.

– А чё тогда?

– Я ж сказала.

– Я думал, это прикол.

– Не-а.

– Натаха, блин.

– Ну извини.

– Все, что ли?

– У нас с тобой – да.

– Прям так сразу?

– Прям так сразу.

– И чё теперь?

– Не знаю.

– А мне чё делать?

– Я без понятия.

– А ты теперь к этому своему, да?

– Посмотрим.

– Ну и кто он?

– Тебе какая разница?

– Как – какая? Большая.

– Интересно?

– Ага.

– Пройдет.

– Нет, ты мне скажи.

– Не канючь.

– Нет, ты скажи. Жалко, что ли?

– Чё ты как маленький?

– Это я как маленький? А ты знаешь как кто?

– Кто?

– А я тебе скажу.

– Ну скажи давай.

– Сказать?

– Давай-давай, скажи.

– Ты эта…

– Ну?

– Шлюха ты, Наташка.

– Вот спасибо.

– Нравится?

– Ну так.

– Шлюха.

– Уже было.

– Шалава. Шмара ты. Продажная.

– Все?

– Нет. Дешевка. Прошмандовка. Потаскушка.

– А еще?

– Стервозина. Сучка моя ненаглядная. Довольна?

– Да.

– Ну иди тогда ко мне.

Налитое жаром сердце разбиваться не хотело, но ширилось, раздувалось, пухло, и Наташа себе пообещала, что если не разобьет, то непременно проткнет его иголочкой, шпилькой, острым ноготком или прокусит зубами. Правда, не сейчас – сейчас не время, сейчас все кружева с нее стянуты и валяются прозрачно на полу. Потом, попозже, немного погодя, но Костино чувство обязательно должно уйти без остатка, потому что так будет правильно по отношению ко всем троим – Наташе, Косте и Хавьеру.