Демон сна

Глава 2. Гений чистой красоты

Я опустил пистолет. Интересно, что означали последние слова Сефироса? Как всегда после крупной ссоры, меня начала мучить совесть. И за что я его так? Если бы он не вздумал мне угрожать, может быть, мы разошлись бы мирно? Но никакого вот такого прямого диктата я никогда не терпел. Впрочем, что теперь рассуждать, что сделано, то сделано. Надо выбросить всё это из головы и постараться найти информацию для помощи Извольскому, пока Сефирос не отрубил мне доступ в ментальный нетворк Организации. Я знал, однако, что отключить нетворк было не так уж легко и просто. Пока там департамент обеспечения, обслуживавший, в числе прочего, линии связи, раскачается…

Зайдя наконец домой и включив компьютер, я убедился, что да, Сеть всё ещё работала. Но я никак не мог сосредоточиться на поиске сведений о каких-либо странных расстройствах сна. В голове всё крутились мои и Сефироса гневные фразы и взаимные угрозы. В итоге я вскочил, сбегал на кухню, достал из холодильника одну из хранящихся про запас бутылок светлых «жигулей», откупорил и разом выхлебал половину. Жить сразу стало лучше и веселее.

Вернувшись к компьютеру с пивом в руках, я с удивлением обнаружил в правом углу экрана мигающее уведомление. Сперва я с тревогой решил, что это Сефирос уже начал отрезать мне связь, но раскрыв вкладку, понял, что это не то. Набранный большим красным мерцающим шрифтом текст гласил:

«В случае обнаружения у сотрудника или иных лиц серьёзных расстройств сна, связанных с насильственными или сексуальными вторжениями, НЕМЕДЛЕННО обращаться в Отдел БКЯС, директор Самохина Ольга Ивановна».

Что за странная аббревиатура, подумал я — о-бэ-кэ-я-эс. Йес, йес, обэкэяэс. Я закрыл уведомление, но стоило мне перейти на следующую страничку поиска по фразам «болезненное нарушение сна, вторжение в сон», как назойливая вкладка замигала опять. Да что ж такое! А может быть, это и есть то, что я ищу? Ну, хорошо.

Я попробовал вбить в поиск «Отдел БКЯС». Ничего, одна лишь единственная надпись крупным шрифтом: «Только личное обращение! г. Москва, Сретенский тупик, дом 13, строение 1, подъезд 4».

Вот это уже совсем странно. И это в наш-то цифровой век. Ни написать некуда, ни позвонить, ни спросить. Неужели тащиться в центр Москвы, и, возможно, просто так? Нет ведь никакой уверенности, что мне и Марку помогут в этом отделе «бэкэясэ». И ещё директор — женщина. Надо же. Наверно, какая-нибудь старая грымза, помешанная на службе. Эдакий Зиновьев в юбке. Воображение тут же услужливо нарисовало портрет: строгий костюм, синие чулки, тугой пучок седых волос с металлической заколкой и непременные черепаховые очки.

Но было что-то трогательное в прощальной просьбе Марка обязательно приехать к нему — от этого нелюдимого гордеца она звучала, как мольба о помощи. Я никак не мог отделаться от воспоминаний о его слабом голосе, благодарившем меня за ещё не оказанную услугу. Вздохнув, я скопировал адрес и открыл онлайн-карту города. Что за притча? Нет такого дома… То есть дом-то есть, даже целый квартал — вон он темнеет на спутниковом варианте карты — а вот адреса нет. Есть дом одиннадцать, есть дом пятнадцать, а между ними только это тёмное пятно, на котором в максимальном приближении можно различить несколько строений, но цифры «13» над ними нет. Однако деваться было некуда — раз уж решил ехать, надо выдвигаться и искать этот самый отдел. Может, это Организация засекретила квартал? Впервые о таком слышу.

Я принялся собираться. Следовало на всякий случай иметь в виду, что Сефирос вполне мог попытаться помешать мне вернуться сюда. Поэтому я перенёс всю информацию личного характера на съёмный носитель (больше всего места заняли сохранённые позиции из компьютерных игр), собрал все свои «земные» документы, смену одежды и кое-какие дорогие сердцу мелочи. Набралась одна небольшая «туристическая» сумка. И это вот всё? Вся моя жизнь? Всё, что сумел скопить за этот год? На самом-то деле, конечно, средоточие всей моей жизни пребывало ныне в дальней зале усадьбы, всё сходилось в прекрасной юной девушке, лежавшей там, в хрустальном ложе… Но забрать её отсюда я не мог. У меня не хватило бы сил пронести тело Ани через ментальные слои. Вряд ли я даже смог бы её обесплотить, сколь хрупок и нежен ни был облик моей наречённой. Странным образом я был уверен, впрочем, что как бы ни злился на меня мой бывший руководитель, он не станет чинить никакого вреда моей спящей спиритическим сном возлюбленной и её полупрозрачному обиталищу. Верно говорят: благородный друг — это хорошо, но благородный враг — хорошо вдвойне. Но что, если она вдруг придёт в себя, а меня рядом не будет? Однако же даже и так я совершенно не мог представить, что Сефирос станет использовать девушку против меня, как заложницу или приманку.

Я тихо прошёл в залу и остановился рядом с хрустальным саркофагом. Положил руку на холодную гладкую поверхность прозрачной крышки. Лицо Ани было спокойным, потусторонний сон её безмятежен. Плавно раскинулись по подушкам каштановые волосы. Что ж, по крайней мере, бури и тревоги этого мира не затронут мою красавицу. Но почему Аня приснилась мне именно сегодня? И сразу в такой, кхм… откровенной ситуации? До того она мне во снах не являлась… Неужели мои тоска и тяга к ней стали уж слишком сильны для несчастной психики?

Перед уходом я всё-таки оставил в прихожей написанную крупными буквами записку: «Посмеете стать преградой между мною и Анной — достану из-под земли. А.М.» Затем вскинул сумку на плечо, захлопнул дверь, размашисто пересёк поляну и сел в чёрный трамвай.

Выйдя из вагона и обретя плотность на краю леса, я прошёл к гаражу, открыл машину, кинул сумку на сиденье и вновь запер дверцу. Ехать за рулём под пивными парами я не собирался — хотя, конечно, я мог бесплотным уйти от любого гаишника, но автомобиль-то я забрать с собой на ментальный уровень не мог! Бросать же служебный транспорт для эвакуации на штрафстоянку или, ещё того хуже, устраивать гонки с полицейскими машинами по улицам Москвы желания никакого не было. Грустно размышляя о том, что демонические чародеи и «вся королевская конница, вся королевская рать» мне не страшны, а вот простой мент с полосатой палкой — уже преграда, я вызвал такси. В качестве цели поездки пришлось указывать адрес дома пятнадцать по Сретенскому тупику — тринадцатый дом оператору найти не удалось.

Молча уставившись через стекло желтошашечного «седана», я провожал взглядом уже засветившиеся окна домов и оранжевые пятна уличных фонарей. Как рано стало темнеть! Ноябрьский мегаполис был мрачен и давящ. Вечный шум колёс, грязно-блестящий асфальт, толпы смурных прохожих и яркие лживые биллборды реклам. Захотелось вдруг сбежать отсюда куда-нибудь, туда, где зелень и свет, где чистые воды и прозрачные струи рек, где можно жить и дышать. Но где такое? Есть ли? Да и куда я сбегу сам от себя? Нет, везде мрак и пустота. И нечего зря мечтать. Дело надо делать.

Я высадился из таксомотора на углу узкой улочки, расплатился с водителем, подождал, пока красные габаритные огни его машины скроются за поворотом, и ступил на выщербленный тротуар искомого тупика. Сразу же на меня пала густо-серая темень. Фонари здесь были бледны и редки, один стоял в начале дорожки, а другой лишь рыжим пятнышком виднелся вдалеке. Ещё утром попытался выпасть снег, но сейчас почти весь уже растаял, и мои шаги гулко звучали по неровному асфальту. Потом асфальт кончился, и началась самая настоящая брусчатка. Я и не представлял, что в Москве остались такие места. Низкие обшарпанные дома громоздились один за другим, между ними были подчас лишь узёхонькие лазы — кошке впору протиснуться — иногда перекрытые ржавыми железными дверками. Здесь ни в одном окне свет не горел, а сквозь мутные грязные стёкла первых этажей ничего нельзя было разглядеть. Над крайним окном криво висел разбитый бело-синий пластиковый указатель «Сретенский тупик дом 15». Что ж, значит, следующее строение с этой стороны — моё. Дорога пошла под уклон, и я чуть не поскользнулся на остатках снега и льда. Чёрный провал подворотни выплыл справа зияющей пастью. Кажется, мне сюда. Я огляделся, немного затравленно. Ну и местечко! Далеко в начале улочки ещё виднелись ярко освещённые витрины какого-то магазина на соседнем проезде и тот фонарь, из-под которого я начал свой путь. Слева же улочка упиралась в высокую серую бетонную стену, с торчащей арматурой и колючей проволокой наверху. Над нею тоже тускло светилась лампа фонаря, правда, его столб стоял уже по ту сторону стены. Вот уж действительно тупик, хотя странно, на карте вроде был сквозной проезд. Я включил «истинное зрение» и «общий рентген» и осторожно заглянул в подворотню. Удивительно, но в конце её сиял свет солнечного утра. Там был тихий московский дворик с пышными цветочными клумбами и зелёным палисадником, в котором буйно цвела сирень. Мне даже будто бы послышался смех детей, беззаботно играющих на ухоженной площадке в середине двора. Как зачарованный, я устремился к свету, пошёл прямо сквозь тёмный загаженный тоннель, и выйдя в светлый квадратный дворик среди красивых белых двухэтажных домиков, улыбнулся… и отключил ментальный взор. И всё снова стало серо и мрачно, сиреневый куст превратился в скелет голых веток, белые гипсовые клумбы и урны были повалены или разбиты, одна-единственная оставшаяся ржавая перекладина качелей напоминала виселицу. И вдруг свет померк совершенно, чудовищные крылья тьмы закрыли серое небо, и всё погрузилось во мрак. Я крутанулся на месте, сунул руку за пазуху, нащупывая рукоять пистолета, взялся уже за мысленный рычаг деволюмизации — но страшная тень пронеслась и исчезла. И снова полусвет-полутьма, ноябрьский вечер, Москва, центр.

Стараясь уже особо не оглядываться по сторонам, я отсчитал четвёртый подъезд в том доме, через арку которого попал во двор, скорее подошёл к двери и заколотил рукой по её облезлым доскам. Через несколько секунд изнутри послышался явственный стук каблуков (и к мысленному образу грымзы добавились некрасивые большие туфли с высоким подъёмом), потом одна из планок отодвинулась и на меня строго глянули неразличимого в сером сумраке цвета глаза из-за тонких стёкол очков. Материал оправы был также невидим, но созданный мною образ, похоже, собирался оказаться правдою.

— Кто идёт? — металлическим голосом осведомилась обладательница глаз и очков. — Немедленно назовитесь и предъявите удостоверение, иначе стреляю через дверь.

Ого! Я сразу воочию представил себе, как не успею деволюмизироваться, и выстрел без предупреждения оставит у подъезда мой хладный труп, а эта тётка только брезгливо так толкнёт его туфлёй и прикажет своим забитым подчинённым: «Уберите этот мусор с глаз долой!» И я поспешил представиться:

— Агент Малинов, отдел мониторинга ментального пространства! Прибыл по вопросу вторжения в сны… то есть, насилия над сном… то есть, тьфу! В общем, мне нужна помощь, товарищ директор Самохина! Я свой!

— Удостоверение! — глаза за дверью почти не изменили выражения, всё так же пристально глядя на меня.

— Эээ…, - в замешательстве я зачем-то полез по карманам и начал охлопывать плащ, будто в поисках несуществующей «ксивы». — Кажется, я забыл его дома… Но я в самом деле Малинов Андрей Кимович, агент, отдел ММП, можете проверить по нетворку!

Если только Сефирос уже не удалил мою карточку, внезапно с ужасом подумал я. Нет, в самом деле, ну и выбрал же я денёк ссориться с руководством! Как раз тогда, когда мне, точнее, моему другу нужна помощь. Внезапно я ожесточился:

— Послушайте, товарищ директор «обэкэясэ», если это, конечно, вы! Я не из пустого любопытства сюда к вам явился! Пустите же меня внутрь наконец! У вас здесь и так местность какая-то… нездоровая. А мне нужна консультация по поводу возможного потустороннего или болезненного вторжения в сны! Мой друг страдает, а вы тут устраиваете… таможенный контроль! Как бы я к вам сюда добрался, по-вашему, если бы не был сотрудником Организации? Любой нормальный человек давно бы уже пятками сверкал, стараясь до освещённой улицы добежать!

Глаза за стёклами очков лишь самую малость помягчели — или мне показалось?

— Ждите здесь, — был ответ на мою гневную сентенцию. — Проверю ваши данные. Если вас так беспокоит окружающая обстановка, то лучше не оборачивайтесь. Ждите.

Каблуки вновь простучали, удаляясь вглубь подъезда, и наступила тишина. Только вот не полная. Сзади что-то постоянно шуршало и изредка постукивало. Я стоял, медленно покрываясь холодным потом и отчаянно стараясь выполнить рекомендацию предполагаемой Самохиной — то есть не обернуться, постоянно убеждая себя, что это всего-навсего шуршат сухие листья на увядших кустах и постукивают отставшие планки дверей и окон на ветру. Ещё было очень сильное желание деволюмизироваться — но я боялся, что, не увидев меня на прежнем месте, грымза точно не захочет открывать дверь, и всё пойдёт насмарку. Вот дёрнуло же меня кинуть удостоверение в начальника!

Но всё обошлось. Не прошло и трёх минут (хотя со страху и показалось, что куда больше), как стук каблуков опять возвестил о прибытии руководителя отдела по борьбе с сонными угрозами. Лязгнул, отходя в сторону, металлический засов, и дверь подъезда распахнулась передо мною.

— Прошу извинить за плохое состояние двора и беспорядок на улице и в подъезде, товарищ Малинов, — уже чуть более любезно прозвучал всё тот же металлический женский голос. — Отдел размещён в здании временно. Квартал назначен под снос, несмотря на историческую ценность. Отделу обеспечения удалось отвести глаза двоим-троим из чиновников и застройщиков, и полгода дома ещё точно простоят. Может быть, придумаем за это время, как их спасти. А пока что квартал отдали моему отделу, и я решила въехать сюда. Добро пожаловать! Меня зовут Самохина Ольга Ивановна, и я директор отдела по борьбе с критическими явлениями сна.

Так вот, оказывается, что значила аббревиатура! Надо же придумать такое…

— Очень приятно, — пробормотал я, заходя в подъездную темноту и пожимая неожиданно нежную и мягкую ладонь директрисы. Её силуэт, явно затянутый в строгий деловой костюм, едва виднелся в сером полумраке.

— Прошу за мной, — сказал она. — Тут ступеньки, осторожнее, не споткнитесь. Отдел на втором этаже. Не надо, не доставайте фонарик, света хватит, чтобы разглядеть дорогу, а привлекать внимание местных духов понапрасну не стоит — район, вы угадали, неблагонадёжный. С нами, им, конечно, не совладать, но и беспокоить это болотце зазря незачем. Если квартал останется стоять, то потом я здесь всё вычищу.

Мимо облезлых сине-белых стен, поломанных перил и мёртвых провалов пустых проёмов мы поднялись на второй этаж. Вежливо пропустив меня вперёд, Самохина открыла тяжёлую, обитую чёрным дерматином дверь с криво висящей картонкой, на которой неуклюже от руки было выведено «Отдел БКЯС», и на меня повеяло почти домашним теплом и неожиданным уютом. За чистенькой неярко освещённой прихожей виднелись коридор с паркетным полом и входы в прибранные ухоженные комнаты. Однако никаких людей тут не было.

— А где же ваши сотрудники, товарищ директор? — спросил я, снимая плащ и вешая его на крючок. — Уже закончился рабочий день? Или они на полевой работе?

В плане осведомления своих работников о численности и роде деятельности других отделов Организация придерживалась какой-то замшелой доктрины, суть которой выражалась фразой «знаешь только то, что нужно» или «что нужно, то узнаешь». Нигде в нетворке нельзя было в открытом виде найти информацию о структуре нашей конторы и о количестве агентов, спецагентов, отделов, департаментов и т. д. Вероятно, такая секретность оправдывалась старинными понятиями о конспирации. Если вдруг кто-то из агентов попадал в руки потенциального или уже прямого противника (как это случилось, например, с моим коллегой по отделу Рихтером в приснопамятной «Зелёной долине»), то даже с применением пристрастного дознания он мог раскрыть лишь то, что знал.

Впрочем, если по ходу работы тебе требовались те или иные сведения, то вот так, из уст в уста или по запросу получить их было можно. Поэтому неудивительным было то, что я поинтересовался у Самохиной о её людях. Я повернулся к строгой начальнице. Повернулся и остолбенел. Очкастая грымза? Синий чулок? Никогда в жизни я ещё не был более далёк от истины!

Из всего нарисованного моим воображением и уже несколько укоренившегося в подсознании образа только лишь очки и официальный костюм оказались правдою. А остальное… Длиннющие прямые густо-медового цвета волосы обрамляли правильное лицо идеальной красоты с ровной кожей, ярчайше красными, чуть пухлыми губами и серо-синими глазами за тоненькими стёклышками без оправ. Делового стиля юбка и пиджак лишь подчёркивали фигуру, от одного взгляда на изгибы которой у меня пересохло во рту. Безукоризненно белая блузка в просторном вырезе пиджака туго обтягивала высокую грудь. Узкую талию опоясывал чёрный ремень с маленькой пистолетной кобурой, лежащей едва ли не горизонтально на широком бедре. Длинные стройные ноги обуты были в изящные чёрные туфельки на высоком каблуке. Богиня! Не греческая притом. Нежданно мелькнула совершенно и абсолютно неуместная мысль — «вот бы снять с неё всё, кроме очков» — и я мгновенно залился краской стыда. Господи! Что бы Аня сказала! Нет, ну надо же!

Самохина смотрела на меня всё так же пристально, но ни гнева, ни смущения, ни победоносной усмешки красавицы-сердцеедки не было в её взоре. Только грусть и словно бы лёгкая досада.

— Направо ванная, товарищ агент. Не хотите умыться с дороги? — сказал она безо всякой издёвки, хотя наверняка хорошо поняла моё состояние.

— Да-да, конечно же, спасибо, — торопливо сказал я и ретировался за деревянную дверь. Оказавшись внутри, я прислонился спиной к косяку и с трудом перевёл дух. Уф! Вот это дамочка! И какое позорище я представляю из себя! Школьник, увидевший новую молоденькую учительницу! Матрос в кафешантане! Что со мной такое, женщин я никогда не видел, что ли? И тут же всплыло — «таких — нет». Да, красота директора Самохиной, столь неожиданно на меня, можно сказать, обрушившаяся, едва ли не пугала.

Я наскоро умылся холодной водой, схватил замеченную на полке расчёску, кое-как причесался, отряхнул джинсы, одёрнул рубашку и вышел в прихожую. Самохина уже успела снять и куда-то спрятать ремень с пистолетом.

— Я одна, товарищ агент, — немного двусмысленно сказала она. — Отдел по борьбе с критическими явлениями сна в полном составе перед вами. Пойдёмте в рабочий кабинет, расскажете, что у вас случилось, и что привело вас ко мне.

Оклеенным синими обоями коридором мы прошли в небольшой кабинет. На обычном рабочем столе стоял хорошо знакомый системный блок мощного компьютера с логотипом Организации. У меня в усадьбе был точно такой же. Вдоль стен выстроились громадные книжные шкафы чёрного дерева. Проходя мимо, я присмотрелся к корешкам: многотомник сочинений Ленина, «Капитал» Маркса и особняком «О происхождении семьи…» Энгельса, несколько книг классиков немецкой философии, сборник речей Сталина… Ну и ну! А на соседней полке «Молот ведьм» Шпренгера и Инститориса, «Magnalia Christi Americana» Коттона Мэзера и какие-то ещё более мракобесные инкунабулы. Вот так подборочка! Надо будет поподробней глянуть, может, почитать что попросить.

Ольга уселась за стол, открыла большой блокнот и щёлкнула авторучкой.

— Присаживайтесь, устраивайтесь поудобнее и рассказывайте всё-всё. У меня в отделе стесняться не принято. Представьте, что вы на приёме у психотерапевта или ментального психолога… Поверьте, это будет недалеко от истины.

Теперь я понял, что за металл звучал в голосе директора отдела снов. Тяжёлое червонное золото… Но, похоже, она неправильно всё понимает. Решила, что я, как и многие в похожей ситуации, эвфемизирую своё состояние, будто бы сочинив, что проблемы не у меня, а у «друга» или «знакомого». Я уселся в глубокое и очень удобное мягкое кресло перед столом.

— Мой друг на самом деле существует, товарищ директор, — сказал я. — Его зовут Марк Извольский и он проживает между Богородским районом и Сокольниками в отдельном доме…

Самохина подняла тонкую, словно выточенную из тёплой слоновой кости ладонь с очень ей идущим бордовым маникюром на ноготочках.

— Пожалуйста, — мягко сказала она. — Пока вы тут, можно без званий. Зовите меня просто Ольга. Позволите ли вы тоже обращаться к вам по имени?

— Конечно, конечно, — поспешно ответил я. — Сколько угодно. Так вот, Ольга, быть может, я проявляю излишнюю бдительность, но…

И я рассказал ей практически всё про Марка и его описания странных кошмаров, про ночь в старом доме и непонятные болезненные реакции моего друга. Правда, объёмы предварявшей ночь попойки я скрыл за словами «немного выпили». Ольга немедленно явственно принюхалась, наморщила свой чуть вздёрнутый тонкий носик и поджала губки. Я начал стараться дышать через нос. Верно, пиво хорошо легло на «старые дрожжи». Вот неудача. Однако дальше краснеть мне было уже некуда. На всякий случай я рассказал ей также про результат ментального осмотра жилища Марка и стены из костей, наскоро описав заодно свои сверхспособности. Не думайте, что я пытался распустить хвост перед начальственной красавицей. Она была не по мне, да и я был не по ней, как мне казалось. К тому же нежная прелесть Анны была мне милее. Просто сейчас мою мужскую сущность, от которой, разумеется, трудненько мне было отделаться, сильно смущало присутствие рядом столь явных… прелестей. Правильное слово какое — прелестей. Но вот прельщаться ими я, вообще-то, не собирался.

— Так значит, это вы, — со странной улыбкой сказала Самохина, когда я закончил рассказ. — Тот самый агент Малинов, гроза демониц. Я читала отчёты о ваших, гм… похождениях. В Университете и в Подмосковье. Ковбой…

— Ольга, — нахмурившись, сказал я. — Давайте обсудим мои методы работы в другой раз как-нибудь. Если мне не изменяет память, вы и сами вышли к двери подъезда с пистолетом на поясе и собирались стрелять через дверь.

— Это немного другое, — сказала Ольга и повела плечами. — Это правила. А как вы умудрились забыть дома удостоверение, кстати? И ещё — вы говорили, что провели ночь рядом с вашим другом. А самого вас при этом не мучили кошмары?

На первый вопрос мне отвечать совершенно не хотелось. Поэтому я перешёл сразу ко второму — хороший приём, которому меня в своё время научил Зиновьев:

— Кошмары? Да нет… — и тут я вспомнил о сне с плюшевым мотоциклом и горячим юным телом, прижимавшимся к моему. Но это тут было, на мой взгляд, ни при чём. — Нет, никаких кошмаров я не наблюдал.

— Что ж, это хорошо, значит, вам можно к нему. Если, конечно, вы в состоянии… Когда, вы сказали, он вас ждёт? Вечером?

Я вытащил из кармана смартфон и глянул на экран:

— Ну, учитывая, что сейчас уже половина седьмого, думаю, он уже ожидает меня. Вы хотите, чтобы я поехал к нему, был рядом и мониторил ситуацию, пока вы будете искать возможное решение? Тогда давайте обменяемся телефонами, чтобы быть на связи…

— Не совсем так, Андрей, — неожиданно улыбнувшись, ответила Самохина. — То есть, если вы настаиваете, свой телефон я вам, конечно, дам. Но сейчас я поеду с вами. Во-первых, мне что-то подсказывает, будто вы, уж извините, не вполне трезвы. Во-вторых же, ситуация вашего друга близка к критической. Однако, думаю, я сумею ему помочь. Но вам и в самом деле лучше быть рядом, раз вас не затронуло влияние овладевшей его снами аномалии. Пусть даже вы и в таком… состоянии. Иначе мне придётся вызывать на помощь кого-либо из других отделов, и это нас сильно задержит. Едемте, я только переоденусь сейчас.

Я не стал говорить прекрасной директорше, что, на мой вкус, она и так великолепно одета для любого случая — и в пир, и в мир, как говорится, и в добрые люди. К тому же мне очень не понравились её намёки на то, что я был якобы под градусом. Ну, конечно, если подходить к вопросу формально, то я под ним таки был. Но это же несерьёзно — бутылочка пива всего-навсего! Поэтому я довольно холодным тоном попросил лишь разрешения поближе ознакомиться с её странной библиотекой, пока она будет занята переоблачением. И воспользоваться нетворк-телефоном для звонка Зиновьеву.

Оба дела я решил совместить, как Юлий Цезарь. Рассеянно перелистывая «Malleus Maleficarum», я набрал внутренний номер Николая Анатольевича и дождался, пока его хрипловатый голос возвестит:

— Директор Зиновьев слушает!

— Здравия желаю, Николай Анатольевич, это вас агент Малинов Андрей беспокоит, — сказал я. — Если у вас есть минутка, я хотел бы посоветоваться по поводу возможного обнаружения паранормальной либо био-угрозы.

— Здравствуйте, Андрей, слушаю вас. Только, если можно, покороче, у меня совещание тут в Потребнадзоре через десять минут.

Зиновьев занимал официальную должность начальника какого-то санитарно-эпидемиологического подразделения в настоящем, земном управлении Роспотребнадзора по Московской области. Чиновником он был прирождённым — можно сказать, бюрократом от Бога. В его рабочем кабинете на столе рядом стояли нетворк-телефон Организации и обычный управленческий — и никто ничего необычного не замечал, словно так и должно было быть.

Я вкратце описал ему произошедшее с Извольским и мой визит в отдел БКЯС. Про ссору с Сефиросом я пока решил не упоминать. Зиновьев довольно напряжённо угукал, пока я описывал ночные события в доме Марка, но, услышав про то, что я нахожусь у Самохиной, явственно обрадовался:

— Так вы прямо сейчас в отделе критических явлений сна? Это очень хорошо! Тогда во всём слушайтесь директора Самохину, судя по всему, ваш случай как раз по её части! Отлично, что вы решили сразу к ней обратиться. Она очень компетентна в своей сфере. Думаю, несмотря на вашу, гм… идиосинкразию к старшим по званию, с ней вы сумеете найти общий язык. Постарайтесь её не обижать — у неё и так судьба тяжёлая была.

Цветущий вид директрисы отнюдь не предполагал такового, но Зиновьеву, конечно, было виднее — он работал в Организации очень давно и наверняка многих знал лично. Удовлетворившись его заверениями о высокой квалификации Самохиной и о том, что я попал по адресу, я хотел уже было распрощаться, но тут Зиновьев задал-таки вопрос, который я боялся от него услышать:

— Малинов, а что у вас там вышло с Сефиросом? Я получил от него письмо с вашей фамилией в теме и кучей восклицательных знаков, но пока не читал.

Сжав зубы, я медленно ответил:

— Небольшое недопонимание, Николай Анатольевич. У нас вышло небольшое недопонимание. Я думаю, мы скоро со всем разберёмся сами.

— Хорошо, если так, — немного недовольно сказал Зиновьев. — А то ведь есть у вас странная привычка, Малинов, дерзить тем, кто сильнее вас.

Я удивлённо поднял брови:

— Если уж на то пошло, Николай Анатольевич, то только так и можно дерзить. Неужели же вы хотели бы, чтобы я дерзил тем, кто слабее? Это же попросту чванство и свинство было бы.

— Ладно, ладно, — примирительно ответил Зиновьев. — Надеюсь, вы уладите все вопросы со своим непосредственным руководителем. Если что, обращайтесь. До свидания.

— До свидания, — тихо сказал я и повесил трубку. Уладить вопросы! Не так-то это было теперь легко! Да и стоило ли? Вот помогу Извольскому через Организацию — и всё, катись она колбаской. Пойду на вольные хлеба. Да что же там эта красотка с тяжёлой судьбой столько времени ковыряется?

Я поставил «Молот Ведьм» на место, вытащил с полки, не глядя, соседний томик в кожаной обложке и высунулся в коридор. Куда она запропала? Позвать её, что ли? Время-то идёт!

В стенах длинного коридора было несколько дверных проёмов, ведущих, видимо, в иные комнаты огромной квартиры, занимаемой отделом БКЯС, но все они были темны. И только в самом конце на торцевую стену падал луч света из-за приотдёрнутой занавеси, скрывавшей маленький альков. Я заложил руки с книгой за спину и сделал несколько шагов, думая привлечь внимание Самохиной. За занавеской показалось большое ростовое зеркало. И тут я охнул и вновь весь покраснел и даже, кажется, вспотел. Ибо в отражении прекрасно видна была хорошенькая директорша. Стоя спиной к зеркалу, наклонившись у огромной кровати, она поправляла черный ажурный чулок с подвязками. И изо всей одежды на ней был только этот вот чулочек и почти незаметные кружевные трусики. Заслышав моё оханье, девушка резко выпрямилась и полуобернулась, и моему взгляду открылось столь ослепительное зрелище, что я поспешил прикрыть глаза рукой. Но ни гневного вскрика, ни строгой отповеди я не услышал. Сквозь щёлку между пальцами увидел я, как с невероятно грустным выражением лица златовласая прелестница протянула руку вверх и плотно задёрнула занавеску, сокрыв от меня свои тёплые и прыгучие… кхм… глаза.

Я прислонился к стенке и провёл рукой по лицу. Куда это она, интересно знать, собирается в таком, с позволения сказать, костюме? Это теперь норма служебной одежды в Организации для выезда на задания, что ли — кружевное бельё? Впрочем, какое мне дело, что у неё там под платьем? Не-ет, надо бы от этой дивы поскорее отделаться. Поможем Марку — и всё, прощайте, директора-коты, директора-бюрократы, директора-секс-бомбы…

Отчаянно желая отвлечь свой кипящий разум от только что увиденного и от навязчивого и дурацкого желания включить «общий рентген», я посмотрел наконец на вытащенную мной с полки книгу. Посмотрел — и медленно сполз по стенке на пол. Ноги отказались меня держать, и в голове зазвенело. Я узнал эту книгу. Как я мог её не узнать? Навсегда, навечно калёным железом выжжена была в моём сознании дикая и страшная картина — чародей Залесьев с книгой и окровавленным жертвенным ножом в руках, распоротое им тело его жены, свисающее со столба у каменного алтаря и потоки крови, заливающие алтарь и лежащую на нём закутанную в саван родную дочь чародея — мою Анечку. Это была та самая книга. Ментальный образ был чёток — коричневая неровная кожа переплёта, странные знаки, выведенные золотом на корешке. Откуда она здесь, у директора отдела Организации?! Что это значит? Ведь, как я слышал, боевой отдел запечатал пещеру с алтарём, а обеспеченцы отвели туда воды ближней реки!

Первым моим порывом было содрать с петель занавеску и выспросить у полуголой начальницы, как к ней попал этот богомерзкий артефакт. Совершенно ясно знал я, что книга не простая. Именно из неё начитывал в своё время заклинания граф Залесьев во время жуткого ритуала, с помощью которого он собирался через Анну привнести в мир своего настоящего наследника и аватар страшной тёмной Силы — додревнего демона, которому поклонялся его род. А что намеревалась делать с этой книгой Самохина? И страшные подозрения вновь ожили во мне. Когда-то давным-давно, едва только встретившись с Сефиросом, я вообразил себе, что Организация — это сборище адептов чёрных сил. И теперь опять спросил я себя: а что, если вся эта деятельность, эта якобы борьба с паранормальными угрозами — на самом деле просто грызня между собой потусторонних злодеев?

Я поднялся на ноги и уже сделал шаг к алькову, но меня остановила новая мысль: ведь если мои подозрения верны, то всё равно никакой правды от Самохиной я не услышу. Ещё отведёт мне глаза своими… вторичными половыми признаками третьего размера. Проходили уже подобное с залесьевскими демоницами. Нет уж. Надо брать книгу и бежать. Чего враньё-то зря слушать? И тут ещё одно соображение ожгло меня тревогой и неожиданной надеждой: ведь в книге, составленной чародейским родом предков Анны, может быть информация о том, как призвать покоящуюся в спиритической коме девушку обратно в мир живых! Вся мощь Организации не могла мне в этом помочь… Или не хотела?! А вдруг вот здесь, в этой маленькой книжице в переплёте из человеческой кожи — я разглядел это теперь — таится моё вечное счастье и избавление?!

О достойный читатель мой! Знаю я, знаю всё, что ты можешь мне сказать. Что ничего нельзя принимать из чёрных рук. Что возвращённая таким колдовским способом девушка, вполне возможно, совсем не обрадовалась бы возвращению. Что открыв и прочитав эту богохульную книгу, я сильно рисковал встать на одну доску с убитым мною же тёмным чародеем.

Но будто бы чёрное облако застлало мой разум, едва я понял, что за фолиант держу в руках. К тому же, я не знал, что и думать: зачем Организация забрала эту злодейскую книгу? Почему она здесь, у этой Самохиной, а не, скажем, у явно более опытного Сефироса? И если он знал о книге (а он наверняка должен был знать, ибо именно они с Зиновьевым возглавляли опергруппу, прибывшую мне на помощь тогда), то почему не сказал ничего мне, непосредственному победителю графа Залесьева и его семьи и спасителю Анны? Возможно, решил я, заглянув в книгу, я найду ответы на какие-то из этих вопросов.

— Андрей, — послышался вдруг из-за занавеси золотистый голос Самохиной. — Я знаю, вы там, в коридоре — я не слышала, чтобы вы вернулись в кабинет. Скажите всё же — вам точно не снилось ничего странного в доме Извольского? Может быть… не приходил ли к вам во сне кто-то из деву… женщин, которых вы когда-либо знали? Пожалуйста, это очень важно для вас и для вашего друга!

— Возможно, — хрипло ответил я, думая о другом. — Возможно, и приходил. Какое это сейчас имеет значение?

Голос Самохиной вдруг изменился и приобрёл тягучие тона:

— Андрей, зайдите сюда, прошу вас… Не бойтесь, я одета. Но у меня не получается застегнуть «молнию» платья… Такая тугая… Мне нужна ваша мужская сила, — Ольга едва ли не мурлыкала, буквально заманивая меня в альков.

Но я был уже готов к подобному. Я деволюмизировался и потихоньку пошёл себе к выходу из квартиры. Здесь мне больше делать было нечего.

— Андрей! — услышал я сзади шорох отдёргиваемой занавески. — Господи! Где он… Неужели же…

Не останавливаясь, я посмотрел через плечо. Ольга выскочила из алькова. Она и в самом деле была вполне одета, хотя платье на ней действительно было весьма… обтягивающим. Стуча каблучками, Самохина пробежала сквозь меня в свой кабинет и через несколько секунд выскочила оттуда с горестным криком:

— Не-ет!! Андрей! Товарищ Малинов! Если вы всё ещё здесь, послушайте! — я в это время аккуратно деволюмизировал плащ и натянул его на себя, не выпуская книгу из рук.

— Товарищ Малинов! Андрей, Андрюша, послушайте же, — директорша вертела прекрасной головой из стороны в сторону, и её медовые волосы волнистыми потоками ходили по точёным плечам. Бедняжка не знала, в какую сторону говорить, и стоит ли говорить вообще. — Если вы тут, я заклинаю вас, верните книгу! Вы не так всё поняли! Это совершенно, абсолютно не то, что вы думаете!..

Прекрасная начальница заметалась по квартире, бормоча: «Уже ушёл, наверняка уже ушёл… В какой же момент он взял книгу? Явно ещё до того, как пялился на мои…» — тут она смущённо хихикнула. — «Вот же дурачок! Нет — дура я, зачем я разрешила ему смотреть библиотеку, ведь знала же про „Бдение Мощи“, что она оттуда… Как я могла упустить это из виду? Господи Боже, что теперь делать-то? Плаща его нет — точно ушёл. А мне теперь куда? И про Извольского своего он ведь не врал, и самому ему грозит та же опасность, и его директора хотя бы надо в известность поставить! Дура я, дура! Да ведь он такой… смелый, гневный… Ой! А вдруг он всё ещё тут? Так, похоже, придётся всё же пробовать…»

Я не успел уйти из квартиры. Златовласая директриса вдруг села прямо на пол в своём коротком роскошном платьишке, прислонилась спиной к стене и закрыла глаза. Неожиданно у меня зашумело в голове и моё сознание накрыла темнота. Я уснул.