Когда О’Брайен и еще с десяток полисменов прибыли на трех автомобилях из Чешема, уже стемнело. Тобинс, за время отсутствия ирландца развернул бурную деятельность и на всякий случай задержал всех домочадцев, включая механика и глухонемого садовника, тщательно опросил и, только после того как переписал все нужные ему сведения, отправил их в ближайшую гостиницу. Пожарные в этот день поработали на славу, так же как и прибывший врач, диагностировавший у старшего инспектора, помимо ожогов, еще и отравление дымом.
— Инспектор, Сэр. — О’Брайен соскочил с подножки автомобиля. — Чешемские со мной. Что делать?
— Шанцовый инструмент прихватил?
Тобинс стоял на возвышенности, обозревая руины когда-то богатого и величественного строения, сейчас стремительно погружающиеся во мглу.
— Конечно, инспектор.
— Тогда начинайте разбирать завалы. Мы вскроем эту чертову стенку, и распорядитесь, что если заметят кого, кто шныряет рядом с подозрительной физиономией и непозволительным интересом, хватать и тащить ко мне, не взирая на возраст, пол и звание.
Очень скоро началась работа. Скинув кителя и шлемы, засучив рукава, чешемские полисмены начали разбирать завал. Стучали заступы, выбивали искры из камней тяжелые стальные ломики, наполненные обгорелыми досками и треснувшими на огне камнями, носилки, сновали туда-сюда. Слышалось шумное дыхание и перебранка.
Три часа работы так ни к чему и не привели, и пришлось прерваться до утра. О’Брайен еле уговорил инспектора отдохнуть и, усадив начальника в автомобиль, отвез в гостиницу.
Так наступил рассвет.
В семь утра третьего сентября, 1912 года, инспектор Тобинс встал, откинув тяжелое ватное одеяло, и шлепая босыми ногами по каменной кладке пола, отправился в умывальную. Там он с наслаждением умылся, достал из саквояжа походный набор цирюльника и, ловко орудуя опасной бритвой и мыльным помазком, привел свои щеки и подбородок в надлежащий вид, подобающий английскому джентльмену.
Доставленная накануне белая сорочка, темный твидовый костюм-тройка и новомодный галстук в черную и серую крупную полосу, поджидали его в шкафу. Надо отдать должное, одежда пришлась в пору, за что следовало поблагодарить старого лондонского приятеля, а ныне капитана Чешемской полиции, Нила Галингтона. Он же, к слову, отрядил дюжину своих людей и толкового сержанта, и тот сейчас хозяйничал на пожарище.
В дверь постучали.
— Джек, ты тут? Я спросил у хозяина гостиницы. Это твой номер, старый бузотер.
Тобинс усмехнулся и, поспешно вдев ноги в ботинки, поспешил открыть дверь. На пороге, возвышаясь во все свои немалые семь с половиной футов, закрыв собой весь дверной проем, щегольски заломив кепи почти на самый затылок, смирно ожидал Галлингтон. В руке он сжимал бумажный пакет.
— Нил, дружище! Что за неведомая сила выдернула тебя из постели в этот ранний час?
Огромный инспектор протиснулся в номер и помахал пакетом.
— Вот, Джек. Я бы по своей воле так рано в жизни бы не поднялся. Сам понимаешь, нравы у нас тут мирные, жизнь размеренная. Нам тут сбивать подметки на ботинках ни к чему. Но стоит появиться вам, лондонцам, как начинается сущее светопреставление. Сначала сгорел особняк, потом нашли машину лорда Честерфилда. Водитель упал с обрыва, очевидно не справившись с управлением, и сейчас находится в больнице святой Марии Магдалены. В чем только душа держится, не понятно. Так его переломало. Теперь еще это.
— Что это?
Джек принял из рук приятеля конверт, однако пока не спешил его открывать.
— Тут две срочные телеграммы. Одна из Скотленд-Ярда, от самого Пеля. Вторая от лорда Честерфилда, с пометками от некого Шеленберга. И все это на твое имя, с пометкой «Срочно». Мой дежурный констебль аж взмок, пока тащил мне эти писульки. Так спешил, бедняга. Не часто у нас депеши от столь важных господ. Во что ты вляпался, Тобинс, рассказывай, как на духу.
Нила, инспектор знал еще в пору своей службы во флоте ее Величества, однако в конце тысяча восемьсот девяностого пути их разошлись, но куда еще податься отставному вояке? Оружие в руках держать можешь, кулак крепок, глаз остер, а смекалка не подводит. Иди в полицию, парень. Там льготы, зарплата и пенсия. Там нужны, такие как ты. Если Тобинс обосновался в Лондоне, то Нил предпочел спокойное и размеренное существование в лондонских предместьях, и, сделав блестящую карьеру, купил себе небольшой домик, женился и завел детишек, розовощекий карапузов, Дени и Генриет.
— Ты на долго в наших краях? — Инспектор облокотился о стену и наблюдал за приготовлениями коллеги. — А то заходи к нам, супруга приготовит отличный домашний пирог с почками, да и мои запасы эля, сам понимаешь…
— Эх, дружище. — Тобинс тяжело вздохнул, и поправил галстук. — Тут дело важное. С меня Пель три шкуры снимет, если я не найду виновных. Шутка ли, сгорел целый особняк.
В дверь постучали, сначала осторожно, потом все более настойчиво, и на пороге появился рыжий полисмен.
— Инспектор! — При виде Галлингтона, О’Брайен смущенно кашлянул в кулак.
— Что тебе? — Тобинс развернулся на каблуках.
— Вести, инспектор, со станции. Сразу после пожара смотритель видел, как два пассажира садятся на ночной экспресс до Лондона, один из них высокий, статный, вида аристократичного. Судя по всему, бывший военный, офицер. Второй индус, крепкий и кряжистый, будто дубовый обрубок. Вам ничего это не напоминает?
— Как-же, как-же. — Джек криво усмехнулся. Рука еще побаливала после вчерашнего пожара, но мази и настойки местного доктора творили чудеса. У Тобинса даже настроение повысилось, так что он начал подозревать, что в микстуры и мази подмешан опиум, а может и прогрессивное лекарство — героин. — Помню, один из слуг упомянул о парочке, кажется повар.
— Да, сэр. — Рыжий полисмен согласно кивнул. — Дик Чейзи, сэр. — В его тоне так и сквозил официоз. Он явно робел перед другим инспектором, так что еще раз заручившись поддержкой приятеля, и вытребовав у него двуколку, Тобинс распрощался со старым другом.
Железнодорожному вокзалу Чешема было далеко до столичного, но и тут все было именно так, как предписывалось. Служащие ходили по перрону, поблескивая начищенными пуговицами и бляхами, смотритель грозно взирал на прибывающих и отъезжающих пассажиров, а билетный кассир, поправляя нарукавники и отсчитывая мелочь, суетился в своей будке, отрывая и подписывая билеты.
День выдался погожий, редкость для лондонца, ни тебе набрякшего свинцовыми тучами неба, ни тумана, пронизывающего сыростью до костей, ни скользкой мостовой под ногами. Выпрыгнув из двуколки, Джек дождался, пока О’Брайен привяжет лошадей, а затем уверенной походкой большого начальника, щурясь от солнечных зайчиков, прошествовал по перрону и остановился возле офиса начальника станции.
Медная табличка и электрический звонок, начищенные до блеска, призывно сверкнули. Пожав плечами, Тобинс потянул ручку двери, не считая нужным стучаться, входя в служебное помещение, и смело шагнул за порог, где чуть ли не столкнулся с грузным джентльменом в годах. Его железнодорожная форма уже выцвела от времени, но все еще была крепкой. Огромные бакенбарды обрамляли рыхлое в оспинах лицо, очки на кончике носа придавали начальнику станции вид надменный и важный.
— Вы кто, милейший, и что себе позволяете? — Начал свирепеть начальник станции, но тут же поутих, едва увидел возвышающегося позади О’Брайна.
— Инспектор Тобинс, Скотленд-Ярд. — Представился Джек.
— Начальник Чешемской железнодорожной станции, Неворк Реил, Эйбрамсон.
— Отлично, Эйбрамсон. — Пальцы здоровой руки дружескими обхватом сковали предплечье начальника станции. — Я и мой коллега, полисмен О’Брайен, прибыли к вам из Лондона, и вот по какому делу. Нас очень интересуют два пассажира, купившие вчера билеты на вечерний экспресс до Лондона.
— Чем же я могу вам помочь, господа. — Развел руками мужчина. Вид у него был растерянный и похоже расстроенный. Вчера меня не было на месте. Я приболел.
— Но кто-то же тут был?
— Верно, сэр, был. Хоть билетёр, Генри Якобсон, вон тот малый, в стеклянной будке. У юноши удивительная память на лица, и если в ваших пассажирах было хоть что-то примечательно, он обязательно их вспомнит. Клянусь, господа.
— Отлично. Тогда мы временно воспользуемся вашим кабинетом, если конечно вы не возражаете?
— Конечно нет! — Эйбрамсон подобострастно закивал. — Я только рад помочь, господа. Я только рад помочь!
— Тогда кликните вашего билетёра, господин начальник станции.
Войдя в кабинет, инспектор удобно разместился в кресле начальника, по-хозяйски передвинув папку с какими-то ничего не значащими бланками, и с омерзением снял трубку трезвонящего телефона. Теперь ничто не могло отвлечь его от допроса. О’Брайен, встал у дверей, сложил руки за спиной, выпятил грудь колесом и выглядел грозно, и весьма солидно. Все было готово, да и Генри Якобсон, тощий чернявый тип, с огромным носом похожим на клюв попугая, дерганными жестами и заискивающим взглядом младшего клерка, явился незамедлительно и теперь стоял, дожидаясь вопросов.
— Да, да. Сэр, инспектор. — Воскликнул он, едва Тобинс описал пресловутую парочку. — Были два пассажира. Я их еще сразу отметил, такие у нас нечастые гости.
— И что же в них было примечательного?
— Ну. — Якобсон на секунду замялся. — Оба были весьма загорелы, что согласитесь, сэр, встретишь не часто. Белый джентльмен, одетый весьма прилично, прибыл в сопровождении со своим компаньоном, индусом…
— Слугой. — Поспешил поправить Тобинс, но Якобсон замахал тонкими руками, из-за чего нарукавники на его предплечьях раздулись как паруса.
— Нет сэр, именно компаньоном. Они прибыли в двенадцать пополудни, и их уже ждал экипаж. Компаньон нес небольшой саквояж, и не было в нем ничего привычного. Этот человек вел себя так, будто бы он командовал белым. Важный, в твидовом костюме, на голове котелок, очки в золоченой оправе, и дорогая обувь, сэр, новая, похоже на заказ.
— Интересно. — Джек довольно кивнул. — А дальше? О чем они говорили?
— О скачках, сэр.
Повисло неловкое молчание.
— О скачках? Разве в Чешеме есть ипподром?
— В том то, и дело, сэр, что нет. — Якобсон довольно улыбнулся. — Они говорили о лошадях, и забегах, и что им надо успеть на вечерний поезд до Лондона.
— Так, уже хорошо. Что-то еще увидели?
— Да, сэр. Руки, я никогда не видел таких рук у индуса. Будто у девушки, нежные, гладкие, холеные, с отполированными ногтями.
— Описать их сможете?
— Да, сэр. С легкостью. — Якобсон уверенно кивнул.
Тобинс положил руку на телефонную трубку, набрал номер.
— Инспектор Джек Тобинс, Скотленд-Ярд, соедините меня с полицейским управлениемЧешема, кабинетом инспектора Геллингтона.
Нил поднял трубку быстро.
— Слушаю.
— Здравствуй, дружище, это снова Джек.
— Ого, ты решил завернуть на пинту доброго эля?
— Увы нет, Нил, я по службе.
— Чем могу помощь?
— У тебя в отделении есть художник?
Нил на секунду замолчал, что-то прикидывая в уме.
— Нет, Джек, но на Брикстон Роуд трудится добрый малый, Фенинг. Его сынишка делает отличные портреты.
Вечерний экспресс до Лондона подошел строго по расписанию. Огромный черный паровоз, выбрасывая в воздух столб черного дыма и грозно вращая колесами, протянул состав до таблички, и так остановился. На перрон поспешили проводники, гостеприимно распахивая двери вагона для пассажиров первого класса. Джек и О’Брайен решили экономить, и потому, воспользовавшись вторым, без труда попали в вагон, прошли между рядов скамеек и заняли боковые сидения около окна. Устроившись поудобней, Тобинс вытащил из картонной папки два карандашных рисунка, и в который уже раз за сегодня, окинул их взглядом. Два человека, два обычных и в тоже время примечательных персонажа, и если бы не упоминание повара из поместья, на них бы, наверное, и внимания никто не обратил.
Белый. Отсрый взгляд, правильное, почти без изъянов лицо, если бы только не две особенности. Острый как нож для колки льда, подбородок и крючковатый нос, будто клюв хищной птицы. Само лицо открытое, располагает, но даже через угольные штрихи видна внутренняя сила, мощь этого человека. Нет, он не разнорабочий, не инженер, не клерк из банка. Кто же он, черт возьми?
Второй, если присмотреться, совсем удивительная особа. Наверное, есть такие индусы, не меняющие уголь в кальянной, не надрывающие спину в доках, перегружая тюки с хлопком, не подметающие улицы. Он чисто выбрит, его лицо почти правильной формы, кожа смуглая и гладкая. Нет ни шрамов, ни морщин, ни мешков под глазами. Он будто бы денди из Сити, решивший прогуляться погожим деньком по парку, в сопровождении своей милой кузины и слуги, опять же, индуса. Такой не откроет перед тобой двери в клуб, не переломит спину в приветствии. Он силен, зол, жесток и властен. Тонкие губы, тонкий нос, густые черные брови, сошедшиеся на переносице. Ни дать, ни взять, махараджа. Еще бы тюрбан ему, расшитый рубинами, да серьгу в ухе, и почти ощутимы становятся ароматы благовоний, и слышатся за спиной надсадный вопль надрывающих глотку павлинов и трубный слоновий рев.
Тобинс тряхнул головой гоня прочь это никчемное наваждение. Послышался свисток, это дежурный по перрону подгонял опаздывающих пассажиров, возвещая о том, что поезд скоро тронется с места и с сумасшедшей скоростью в десять миль в час, исчезнет в ночи.