Дежурная игла Кощея

Города на горизонте

Планета на обзорном экране напоминала добрую старую Землю. Такой же цвет атмосферы, правда, с чуть зеленоватым оттенком, такое же белое покрывало облаков, такие же воронки тайфунов над океанической гладью. Различия начинались с количеством континентов. В отличие от Земли на этой планете было всего три континента. Центральный -- огромный кусок суши, занимающий большую часть западного полушария, очертаниями напоминающий гигантскую манту. Сходство с земным морским скатом континенту придавала цепь островов, протянувшаяся к южному полюсу. Восточное полушарие могло похвастаться (если было чем хвастаться) двумя, скромных размеров, континентами, связанными, тем не менее циклопическим интерконтинентальным мостом, хорошо различимым даже из околопланетного пространства. Главным, скорее всего, считался центральный континент, потому как именно он был наиболее освоен. Густая сеть дорог и геометрически строгие фигуры городов. Круги, прямоугольники, квадраты, ромбы и треугольники. Цивилизация, их построившая, наверное, возводила математику в абсолют. Или нет? Спросить было некого. И в этом состояло коренное отличие открытого им мира от старушки Земли. Планета, над которой на геостационарной орбите висел его звездолёт была пуста. И это его полностью устраивало.

Надо понимать, что он совершил должностное преступление. Планет в Галактике великое множество, но планет обитаемых, не считая колоний, населённых землянами и потомками землян, буквально наперечёт. В исследованной части Пространства найдено всего четыре обитаемых мира. Один установленный контакт, причём даже не контакт, а зыбкая взаимная заинтересованность, осторожное любопытство, нерешительная попытка узнать друг о друге больше. Ещё меньше сохранившихся остатков материальной культуры цивилизаций исчезнувших. Так уж выходило, что разумные совсем неразумно уничтожали себя в разрушительных глобальных войнах и всё, что доставалось земным ксеноархелогам -- жалкие осколки, разрушенные испепеляющим огнём и безжалостным временем. Верхней границей археологических находок были сотни тысяч лет, нижней -- миллионы, а в некоторых случаях -- и десятки миллионов лет. А здесь, на этой планете он натолкнулся на результаты деятельности высокоразвитой культуры в стадии развитой машинной цивилизации. Результаты в высшей степени впечатляющие. Масштабные. Поражающие воображение. Внушающие безграничный восторг. Неимоверные.

Бывает, что великие открытия совершаются вследствие допущенной ошибки, то есть абсолютно случайно. Опечатка в наборе координат послужила отправной точкой, приведшей его к самой значительной в своей жизни находке. //В равной степени, она могла привести его к мгновенной, либо долгой, тяжёлой, томительной, мучительной гибели//. По возвращению на Землю, он обязан был доложить о том, что обнаружил. Но он этого не сделал. Совершив тем самым должностное преступление. Почему? Потому что у него созрел тайный план.

Одиночество. В Корпус Сверхдальнего Поиска и Разведки редко идут люди, обременённые семьёй. Объективно -- в Сверхдальнем Поиске таких людей нет вообще. В Сверхдальний Поиск идут одиночки. Усугубим. Большинство штатных единиц в СПР занимают личности мизантропические, или те, кто пережил некие жизненные передряги. Кто-то бросил нелюбимую работу, кто-то не вынес предательства, кому-то надоели родственники, а кто-то невзлюбил человечество.

А кому-то захотелось приключений, риска, адреналина, движухи. Вот такие в Сверхдальнем Поиске надолго не задерживались. Погибали.

Мизантропов спасала подозрительность. Они не доверяли никому и ничему. Поэтому процент смертей среди личностей мизантропических был на порядок меньше, чем среди адреналинщиков.

Впрочем, Сверхдальний Поиск принимал и тех, и других. Он являлся своеобразным громоотводом, аккумулятором, фильтром и сепаратором, отделяющим здоровое большинство общества от раздражающего/деструктивного меньшинства. Этакая вегетарианская версия социального дарвинизма. При этом, сугубо добровольная -- никто никого вступать в ряды СПР не принуждал. А желающих покинуть -- силой не удерживал.

К слову, очень давно, двое писателей-фантастов (была такая профессия в прошлом) описывали в своих произведениях организацию, подобную той, в которой он работал. Называлась она ГСП -- Группа Свободного Поиска. Аналогичная по характеру деятельности, ГСП отличалась полной безалаберностью по части дисциплины. Чего не скажешь о СПР. Дисциплина -- основа существования Корпуса. Она -- фундамент, на котором базируется Сверхдальний Поиск и Разведка. Она -- бетонный раствор, скрепляющий мятущиеся души в сплочённый коллектив. Она -- всё и даже больше. Единственное, что не применяется в отношении нарушителей установленных правил -- смертная казнь. Тюремное заключение, , тоже. Но моральное осуждение, уж поверьте, не лучше смертной казни и заключения, вместе взятых. Человека буквально могут превратить в изгоя. Подвергнут нравственному остракизму. Перестанут ему доверять. Или, что ещё хуже, начнут его жалеть. Как жалеют ребёнка, не способного, по малости лет, отвечать за свои поступки. Будут сочувственно хлопать по плечу, понимающе заглядывать в глаза, осведомятся о дальнейших планах, предложат заняться тем-то и тем-то, посоветуют съездить туда-то и туда-то (старик, тебе надо развеяться), пригласят в гости...

И за всей этой ненужной и вздорной суетой коренилась простая мысль: "что делать, не справился, бывает".

Поэтому он достаточно серьёзно рисковал. Работой, репутацией, своим настоящим и своим будущим. Но менять принятое решение не собирался. Что он был обязан сделать? Согласно инструкции, провести предварительную воздушную разведку автономно управляемыми дронами и по её окончанию незамедлительно связаться с головным офисом, передать координаты найденной планеты и ждать, не сходя с орбиты. Вместо этого, он развернул полноценную поисковую операцию, задействовав все находящиеся на борту инструменты: разнообразные дроны -- воздушные и наземные, автоматические лаборатории для оценки вероятной биологической опасности и весь спектр лазерных дальномеров -- сканирующих, атмосферных и доплеровских лидаров. К вечеру третьих планетарных суток (составлявших двадцать три часа сорок восемь минут) он располагал исчерпывающими данными, позволяющими сделать не оставляющий сомнений вывод. На планете отсутствовали разумные существа. Он открыл погибшую цивилизацию.

Здесь уместен вопрос. Отчего он поступил таким образом? Ответ до безобразия прост, обыден. Дороги. Дороги, вот что его привлекло. Широченные, от двенадцати до восемнадцати полос магистрали. Они пересекали континент в различных направлениях, но ни одна из них не вела непосредственно в города и ни одна из них не проходила через города. Дороги образовывали замкнутую систему, своего рода лабиринт, организованный сложным образом через многоуровневые развязки. Развязки группировались в шестигранники, напоминающие с высоты пчелиные соты, связанные друг с другом ровными нитями дорог. Три внешних кольца восемнадцатиполосных магистралей, проложенных вдоль побережья, опоясывали эту рукотворную структуру. В географическом центре суши располагался супермегаполис и он же был центром колоссального дорожного континентального колеса. Мегаполисы меньших размеров были разбросаны и там и сям, без всякого порядка и к ним, равно как и к супермегаполису, вели узкие съезды с ключевых трасс. Создавалось ощущение, будто города и дороги принадлежали разным расам и цивилизациям, и что возникло раньше -- либо дороги, либо города -- оставалось совершенно непонятно.

Загадка, требующая разрешения.

Походный набор состоял из трёх жизненно необходимых вещей: полевого репликатора, личного оружия и пульта дистанционного управление планетарным модулем. Он высадился на шестнадцатиполосном автобане, примыкающем к третьему, внутреннему магистральному кольцу. Скинул рюкзак, достал репликатор, создал велосипед, бутылку с водой, упаковку еды быстрого приготовления. Еду особо не выбирал, просто набрал на пульте комбинацию цифр и, дождавшись результата, вытащил из приёмного лотка саморазогревающийся бокс с картофельным пюре и тефтелями из говядины.

Он ел, не ощущая вкуса пищи, быстро, чуть нервно. Только сейчас он понял, насколько был глуп его поступок. Пустота открытого им мира безотчётно напрягала. Местная фауна была на удивление скудна. По крайней мере, видеокамеры не зафиксировали ничего крупнее аналогов земных жуков и бабочек. Зато флоры тут было вдоволь и даже с избытком. Но, что сразу бросалось в глаза, уж извините за набивший оскомину штамп, растительность начиналась, ориентировочно, метрах в пяти от обочины. Что-то невидимое мешало бесконтрольному разрастанию леса. Граница запретной зоны определялась чётко: вот густая изумрудная стена, а вот сухая пепельно-серая земля.

Надо признать, дурацкая идея -- проехать по всей сети дорог на велосипеде. Настолько далеко, насколько хватит сил и терпения. Ехать, пока не надоест.

А сейчас можно добавить -- и смелости. Наверху, под защитой бронированной обшивки звездолёта, эта задумка казалась привлекательной. Она же, внизу, на земле, в настоящий момент, выглядела, по крайней мере, безрассудной. Тухлая оказалась затея, если не сказать больше, -- опасная. Ему бы в это мгновение осознания опрометчивости замысленного предприятия отступить, вернуться на корабль, но нет -- взыграла ложная гордость.

Он закинул рюкзак за спину, оттолкнулся ногой от дорожного покрытия, ловко вскочил в седло и покатил вперёд. Путешествие началось.

Какое расстояние в среднем за сутки может преодолеть нетренированный велосипедист? С перерывами на завтраки, обеды, ужины, отправление естественных надобностей и отдых? Он начал с шестидесяти километров за день и к середине второй недели увеличил дистанцию до ста сорока километров. За это время он окреп, научился правильно дышать, втянулся в ритм движения. Он не страшился одиночества. К одиночеству он за годы работы в СПР привык. Опасность -- вот что не давало ему покоя. Опасность была растворена в воздухе, он обонял её, наполнял ею лёгкие, ощущал её кожей, он осязал её, улавливал ухом её отдалённые отголоски, распознавал её в сплетении ветвей, рисунке листьев и тёмных разводах влаги на серой пыльной ленте обочины. Конечно, он знал -- планета пуста, но таково, видимо, свойство человеческого сознания -- оно стремится заполнить пустоту призраками: звуками, запахами и эфемерными/ирреальными/ иллюзорными картинками. Или это был не совсем мираж, или совсем не призрачное марево?

Опасность на этой безымянной планете была иной, нежели та, с которой он постоянно сталкивался в Пространстве. Те угрозы представлялись ему обыденными, овеществлёнными, привычными. Здешняя выделялась существенной особенностью -- она была инфернальной. И не в иносказательном, а в самом что ни на есть буквальном смысле оного выражения. За месяц путешествия он насмотрелся всякого, но это были исключительно природные явления, причём они не задевали его напрямую. Как он предположил изначально, дороги изолировались от окружающей среды неким видом силового поля, ограждавшим магистрали от воздействия всевозможных негативных факторов, могущих нарушить стабильность траффика. Когда подобный траффик ещё существовал. Однако, как оказалось, защита срабатывала не всегда и это было его первое столкновение с необъяснимым. Едва не стоившее ему жизни. Произошло это ночью во время грозы. Ранее он заметил, что молнии, бьющие в дорожное полотно, никогда не достигают цели -- энергия словно бы стекала по невидимому куполу и уходила в почву обочины. В этот раз молния пробила защиту и ударила подле его палатки. И не просто молния. Ослепительно сверкающий столп света пал с чёрных небес, врезался в шоссе и рассыпался эфемерными разноцветными брызгами. Ему показалось, что чудовищная мощь электрического разряда пробила шоссе насквозь. От удара должна была образоваться воронка огромных размеров, но на асфальте в месте попадания разряда не появилось даже и мелкой выбоины. Большая часть горячей плазмы обратилась в ничто, а то, что от неё осталось, разлетелось напоследок холодными каплями и поднялось к небесам белёсым паром. Воздушной волной снесло палатку, затушило костёр и унесло чайник с кипятком. Примечательно, что чайник летел прямо ему в лицо и если бы на несколько секунд раньше он от неожиданной вспышки и грохота не свалился с походного стульчика, то железный сосуд для кипячения воды с ручкой и носиком непременно снёс бы ему голову. Можно было списать это происшествие на случайность, однако в случайности он не верил.

Так нафантазированные по дороге призраки начали негаданно становиться явью.

Заезжать в города он избегал решительно. От городов исходила почти вещественная угроза. Лишь раз он остановился у съезда и долго-долго рассматривал в бинокль возвышающиеся над лесом небоскрёбы. Архитектура их была весьма необычна для глаз землянина, привыкшего к строгим геометрически-минималистским формам. Здешние многоэтажки напоминали конструктор, собранный руками малолетних детей -- почти хаотичное нагромождение кубов, треугольников, шаров, параллелепипедов, ромбовидных призм. Почти, потому что во всём этом хаосе тем не менее просматривалась некая упорядоченность, но предельно чуждая земному уму. Наверное, именно эта чуждость рождала инстинктивно чувство скрытой опасности, неопределённой тревожности. Либо в городах действительно таилось нечто гибельное. Панораму небоскрёбов разрезали виадуки, возведённые на разных высотах, а соединялись здания эстакадами и крытыми переходами. И ещё. В зданиях и переходах не было окон -- вообще. Гладкие алебастрового цвета стены. И всё.

Неделю спустя, ночью, его разбудил шум и треск веток. Он выбрался из палатки. В темноте за дорогой тяжело ворочалось нечто крупное и массивное. Оно явно пыталось пробиться к нему сквозь силовое поле. Чёрная, чернее ночной тьмы, масса упрямо билась о непроницаемую преграду, шумно вздыхала, негромко взрыкивала, кряхтела, тонко повизгивала и глухо бормотала. Изредка по её кожному покрову, или по чему-то, его заменяющему, пробегали волнами белые огоньки, вспыхивали и гасли невероятно замысловатым/головоломным/прихотливым узором. Он не спал до утра, сидел на стульчике, положив на колени увесистую импульсную винтовку Шнайдера, напряжённо вглядываясь во тьму, а неизвестный зверь ворочался и ворочался, упрямо и остервенело прорываясь к нему, и растаял бесследно, едва луч солнца прорезал ночной мрак. Когда окончательно рассвело, он смог тщательно осмотреть кромку леса, где недавно копошилась неведомая тварь. И не отыскал ничего: ни вывороченных с корнями стволов, ни надломленных веток. Сплошная зелёная стена, без единого просвета.

Так исподволь призраки стали облекаться в плоть и кровь.

Более неведомое существо его не беспокоило. Он продолжил свой путь, накручивая километры за километрами и шнадеровский излучатель превратился отныне в его незаменимого компаньона.

Очередной инцидент произошёл на излёте второго летнего месяца, условного июля, как он определил для себя. Вновь в сумерках, на грани вечера и ночи. Длинная кавалькада машин, всяческих размеров и причудливых форм, пронеслась бесшумно мимо него, освещая трассу гирляндами фар. Салоны автомобилей были залиты желтым светом ламп и в их зыбком свечении он успевал заметить уродливые чёрные фигуры. Химеричная колонна исчезла вдали и уже превратились в неясные точки и погасли кроваво-красные габаритные огни последнего самодвижущегося экипажа, а он всё никак не мог выкинуть из памяти эти пугающие душу силуэты. Что это было? Галлюцинация? порождение многомесячного безраздельного одиночества, или, пусть и невообразимая, но реальность? Неужели он сумел увидеть истинный облик местных жителей -- строителей городов, мостов и автомагистралей, либо отдельно городов-мостов и отдельно мостов-автомагистралей? Не хотелось бы встретиться с таким автохтоном лицом к лицу. В эту секунду ему стало по-настоящему страшно. Он еле-еле удержался от соблазна тотчас вызвать планетарный модуль и как можно скорее убраться с планеты. Усилим воли задавив приступ неуёмной фантазии, он разжёг костерок и взялся за приготовление ужина.

Прихлебывая из железной кружки горячий чай, он ясно осознал, что затеянная им авантюрная вылазка близка к завершению.

Странно, но испытанный им страх не отбил попросту у него всякое желание ехать дальше. Он ещё добрался до многоэтажной развязки, высотой метров в сто, поднялся до самой вершины и, скатившись вниз, вернулся на главную магистраль. Впереди был крутой поворот, ставший финальным на его пути. Внезапно затормозив, он спрыгнул с велосипеда. За этим поворотом его ждала смерть. Долгая, жестокая агония и ужасно страшная, жуткая смерть. За этим поворотом таилась зло, не выдуманное им, а самое что ни на есть настоящее зло -- неподдельное, фактическое, материальное. Необычайно древнее, тёмное, гнетущее, жадное до свежей крови зло.

Он шагнул назад. Осторожно вытащил из кармана пульт дистанционного управления планетарным модулем и нажал на кнопку вызова. Интуиция подсказывала ему не поворачиваться к повороту спиной, не делать резких движений и не тянуться к оружию. Он чувствовал: оружие не могло спасти от затаившейся древней скверны. В звенящей от напряжения тишине раздался свистящий звук -- планетарный модуль включил тормозные двигатели.

Может быть, планета сыграла с ним очень злую шутку, однако ему не хотелось на практике доказывать истинность, либо ложность этого утверждения. Он выждал с минуту и сделал опасливо второй шаг...