Глава 21. Кабацкие забавы

Каким чудом она исхитрилась добраться до сеновала, Мерида после пробуждения помнила смутно и урывками. Да и резвое выныривание из тьмы забытья называть пробуждением девушке показалось оскорблением Морфея. В его-то ласковых объятиях колдунье в эту ночь как раз и не удалось понежиться. Она провалялась на охапке прошлогоднего сена именно в забытьи, в беспамятстве, в бесчувствии, в бессознательном состоянии, полутрупом, — как угодно можно охарактеризовать, но смысл останется прежним: вокруг тебя кромешная тьма. Да и сама ты тоже из неё состоишь, насытившись мраком подобно губке, неделей раньше утонувшей на дне наполненной ванны.

А потом мгновенный переход в реальность. Резкий и болезненный, словно сильный удар стенобитным бревном в подбрюшье. И тут же следом чуть послабее схлопотать гномьей боевой кувалдой по затылку. А потом еще и кузнечным молотом аккурат в лоб над переносицей, чтоб глаза от полученного удовольствия в кучу собрались. И вдогонку — одновременно с двух сторон арбалетные болты в виски всадили. Но чтобы счастье возвращения в реальный мир оказалось воистину бескрайним, тебе еще и раскаленный добела нож воткнули в правое плечо и медленно, с садистским удовольствием вращают его в ране. И всё же описание состояния Мэри получилось гораздо мягче того, что она на самом деле почувствовала, широко распахнув глаза.

Солнце давно уже разгуливало по небосводу, шаря своими любопытными лучиками по сеновалу, запустив их сквозь любую мало-мальски удобную для подглядывания щелочку. Видимо одно из этих солнечных щупалец и разбудило колдунью, уткнувшись в кончик её носа. Девушка набрала в легкие побольше воздуха, намериваясь сдуть непрошеного гостя со своей мордашки, но вместо задуманного громко чихнула. Как ни странно, солнечный зайчик вздрогнул, будто вправду испугался, и моментально пропал. А Мэри, застонав от боли, пронзившей её тело так, что она почувствовала себя ежом-мутантом, у которого иголки внутрь растут, медленно и с расстановочкой выругалась вполголоса, послав проклятье всем темным силам сразу во все существующие Вселенные и измерения. Не сказать, что ей тут же полегчало, но хоть какое-то моральное удовлетворение волшебница почувствовала. И лишь просмаковав его до самой последней капельки, девушка приступила к «разборке полётов».

Лежит она сейчас на сеновале — так это просто замечательно. Облик у неё человеческий — молодца! Сумела-таки загнать обратно в темницу души выпущенного на некоторое время метаморфного монстра. А вот то, что она тут голышом развалилась, закутавшись в окровавленную и измазанную грязью простыню, не особо радует. Значит, её одежда до сих пор лежит на берегу озера возле леса, где она разделась перед трансформацией. Идти за бельишком не столько лень, сколько сил нет. А уж за изгвазданную постельную принадлежность оправдываться перед Сайной тем более не хочется, и поэтому, как видимо, придется врать, сочиняя небылицы. Но вряд ли хоть одной из сочиненных баек поверят. Конечно, можно и честно рассказать о событиях прошедшей ночи, да вот только пугать парочку миленьких троллей колдунье хочется еще меньше, чем лгать им.

Мерида попыталась сесть. Вдруг толковые мысли о том, как наилучшим образом выпутаться из щекотливой ситуации быстрее отыщутся в голове, если пребывать в вертикальном положении? Но и мысли не отыскались, и сама она вновь обессиленно повалилась обратно на сено. Правда, корить себя за неудачу, впрочем, как и скучать, девушке долго не дали.

Внизу тихо, но протяжно скрипнули приоткрытые ворота амбара, распахнувшись на сей раз одной створкой полностью. Вместе с ярким солнечным светом внутрь осторожно прокралось приглушенное троллье перешептывание, сразу же погашенное радостным мычанием коровы, приветствующей заглянувших в гости хозяев. Свиньи в своем закутке тоже не отстали от буренки, оживленно похрюкивая и изредка тоненько повизгивая. А уж радостное куриное кудахтанье, ворвавшееся со двора вслед за вошедшими, само собой органично вписалось в общий хор. Минут пять Мерида наслаждалась бодрящей деревенской симфонией, и лишь потом под тяжестью грузного тролльего тела мерно заскрипела крепкая и добротная лестница, ведущая на сеновал. Интересно, кто её будить идет: Заясан или Сайна? Хотя вопрос праздный. Ответ волшебница знала заранее.

— Меридушка, солнышко ты наше, завтрак уже давным-давно остыл, а ты всё еще никак не отоспишься? — сперва раздался ласково воркующий голос Сайны, какой в других мирах от троллей вряд ли когда доведется услышать, а следом над краем настила появилась и её крупная голова. — Пора уже просы…

Глаза великанши, и без того большие, расширились от представшей перед ними картины, вообще-то жутковатой, если непредвзято смотреть со стороны. Челюсть троллихи на целую минуту отвисла, чтобы потом с громким клацаньем зубов захлопнуться. А сама хозяйка дома с невероятной быстротой проворно скатилась по ступенькам вниз, бросившись к недоуменно нахмурившемуся мужу.

Шептались супруги недолго, ровно столько, чтобы Мэри хватило времени подумать, дескать, а не плохо бы крикнуть им: «Не волнуйтесь и не переживайте!». С ней ведь ничего страшного не случилось. Но не успела девушка и рта раскрыть, приподнявшись на локте и внезапно почувствовав сильный приступ головокружения, как чета троллей уже в полном составе возвышалась над ней. Спустя один взмах ресниц Заясан без проволочек сграбастал замотанную в простыню Мериду с лежанки и, бережно прижимая её к своей широкой груди, точно младенца в пеленках, осторожно спустился по лестнице и живо протрусил к дому. Сайна, не отставая ни на шаг, скользила пухлой тучкой рядом, охая и ахая, то прижимая ладони к щекам, то хватаясь за сердце.

Едва они переступили порог дома, как суета вокруг колдуньи замельтешила с невероятной скоростью. Девушка исключительно от одной этой круговерти запросто могла вновь сознание потерять. А всё нарастающий шум в ушах и с каждым вздохом усиливающееся головокружение неумолимо приближали её именно к такому позорному финалу. Но Мэри, до крови прикусив губу, всё-таки осталась посреди реальности, правда, зыбкой, колышущейся и туманной. И поневоле волшебница безропотно позволила манипулировать её телом, будто тряпичной куклой.

Пока Заясан носился с ведрами, курсируя между колодцем, очагом и лоханью для мытья, его супруга успела освободить колдунью из плена чумазой простыни, бегло осмотреть рану и приготовить какой-то отвар. А еще она с ворчливой добродушностью «кудахтала», точно наседка над своим бестолковым и непослушным цыпленком. И попутно задавала кучу вопросов. Мерида, слыша их на излёте, словно в полусне, с вялой неохотой отвечала. Но словно загипнотизированная, мало-помалу выложила события прошедшей ночи без утайки, как на духу. Конечно, ровно столько, сколько сама помнила. Закончив допрос, троллиха скорбно поджала губы, сокрушенно покачала головой и, не слушая апатичных возражений девушки, у которой язык еле ворочался во рту, заплетаясь, будто она досыта нахлебалась крепкой самогонки и уже лыка не вязала, влила в Мэри щедрую порцию целительного снадобья.

Целительное-то оно целительное, да вот таким вонючим и противным на вкус оказалось, что колдунью едва наизнанку не вывернуло, не отходя от кассы. Кое-как сдержалась. А все внутренности Мериды сразу же после последнего глотка этой гадости, будто в сердцевину полыхающего пожара угодили. Нестерпимо жгло и саднило от самых губ и до… Впрочем, не важно докуда, потому как уже через пару-тройку судорожных вздохов изнутри полыхало всё тело колдуньи каждой своей клеточкой вплоть до кончиков ногтей на ногах. А затем, как показалось девушке, её кишки принялись завязываться тугими узлами через каждый сантиметр и сворачиваться в клубок, словно кто-то решил с их помощью отправить древним предкам узелковое письмецо. У Мериды от такого лечения даже прическа поневоле трансформировалась: короткие, в палец длиной, волосы окрасились в ярко-рыжий цвет и встали торчком, как у разъяренного дикобраза. И радужка глаз потемнела почти до космической черноты, слившись со зрачками в единое целое.

Сайна отправила муженька на берег озера за оставленной там одеждой. А когда он утопал, грустно попыхивая трубкой, троллиха вновь взялась за колдунью. Мерида к тому времени уже ощущала себя не более чем ворохом древней полуистлевшей ветоши, зачем-то брошенной в ванную. И хотя Сайна её всё-таки намывала, но безвольной, как самой настоящей тряпке, колдунье почему-то проделываемая над ней процедура показалась стиркой. Её мылили, окунали в воду, чем-то мягко-пупырчатым терли, снова окунали, и опять терли. Возможно даже, прополоскали под конец. Просто она очень смутно помнит окончание водных измывательств над своим беззащитным телом, которое и так за последние сутки натерпелось всякого разного. Очнулась Мэри уже вновь распростертой на мягкой кровати, головой на предварительно взбитой подушке, ароматно пахнущей травами, и укрытая толстым одеялом. Хорошо, что девушку, кажись, после вполне возможного полоскания не отжимали, а всего лишь вытерли полотенцем. И конечно спасибо Сайне, что не повесила её сушиться во дворе на веревку, а уложила в постель.

Рану троллиха бережно и осторожно намазала густой мазью насыщенного фиалкового цвета, издававшей приятный аромат целого букета трав и цветов, так что ни один конкретный запах из него не вычленишь по отдельности. Снадобья Сайна не пожалела, в заключение операции наложив его на плечо девушки, точно жирный шматок сала на хлеб. А потом замотала рану чистой тряпицей.

— Там, там…, - губы вернувшегося Заясана, прижимавшего к груди охапку девушкиной одёжки, заметно дрожали, а большие глаза от ошарашенности приобрели едва ли не квадратную форму.

Услужливая память подсунула Мериде соответствующий фрагмент из обрывков воспоминаний о ночных похождениях. Она после победы над кенлем, пытается вернуться к тому месту, где раздевалась перед охотой. Получается плохо и не сразу — слишком долго плутала по лесу перед тем, как нашла причину страха местных жителей. И с таким же переменным успехом колдунья-метаморф старается загнать своего внутреннего монстра обратно в клетку. Он не особо желает её слушаться. Добраться до одежды, его с грехом пополам удалось уговорить. Так чудище пожелало прихватить с собой труп поверженного врага, который вот и волочет сейчас, пыхтя и сопя, через заросли, ухватившись за один из семи рогов на голове убитого монстра. Шарк, в образ которого колдунья впервые в жизни трансформировалась во время боя с кенлем, похоже, существо не только крайне опасное, но вдобавок ко всему еще и тщеславное. Она до сих пор ясно помнит свои ощущения тогдашних его эмоций: лайттак страшно горд собой и одержанной победой в жестокой схватке над достойным соперником, равным ему по кровожадности и жестокости. И потому он обязательно должен похвалиться своим трофеем перед кем-нибудь. А коль нет поблизости его самки, то можно побахвалиться хотя бы перед этими никчемными созданиями — троллями, которые приютили его хозяйку… А вот когда и как хозяйке всё же удалось загнать его (пинками или хитростью?) в глубину души, посадив под крепкий замок, этого девушка не помнит.

— Зато теперь вы можете больше не бояться неведомого чудовища, из-за которого пропадали люди, — слабо улыбнулась Мерида в ответ на пару устремленных на нее вопрошающе-испуганных взглядов. — Монстр уже не кусается. И никогда никому не причинит вреда в этой округе.

Волосы девушки разметались по подушке в художественно-лохматом беспорядке, стремительно сменив рыжину на золотистую белокурость, а радужка глаз приобрела безмятежно-голубой цвет. Правда, веки тут же и закрылись. Колдунья полностью отключилась…

Проспала Мерида до позднего вечера аж следующего дня. Но зато пробуждение её немножко порадовало. Чувствовала она себя прекрасно. На сердце было спокойно, мысли текли ровно, а тело отдохнуло. Одеваясь, девушка пребывала в умиротворенном настроении, отчего даже какую-то незатейливую песенку принялась тихо мурлыкать себе под нос. И как ни странно, глубокая рана на плече, оставленная когтем кенля, против ожидания уже полностью затянулась, хотя еще немножко и продолжала беспокоить легкой саднящей болью под бледным шрамом. Но она не такая уж и сильная, чтоб на неё обращать внимание.

Единственное, что расстроило колдунью вскоре после пробуждения — это взаимоотношения с четой троллей. Они изменились. Не сказать, что стали плохими, но какие-то уже не те, как раньше. И Сайна, и Заясан по-прежнему продолжали о ней заботиться, были добры, ласковы и предупредительны, словно с родной дочкой, но… Вокруг них троих витала призрачной смазанной тенью некая недосказанность, которая сильно напрягала Мериду. Тролли упорно делали вид, что за прошедшие три дня вообще ничего особенного не случилось. И от этой их нарочитой «забывчивости» девушке становилось только еще хуже и поганее на душе, словно она сделала нечто такое гадкое, о чём всё вокруг прекрасно знают, но в силу врожденной деликатности и из вежливости по отношению к ней, не хотят говорить вслух об инциденте. И даже более того, постараются вычеркнуть из памяти постыдное происшествие. А нет бы просто сесть за стол и предельно честно выяснить отношения, без крика и ругани обсудить детали случившегося, откровенно высказать свои претензии, если они имеются, не утаивая обид и не накапливая их на сердце. А потом уж разобраться в причинах и следствиях, расставив многочисленные точки над каждым обнаруженном i, чтоб больше ничто не омрачало дальнейшее общение.

Девушка после ужина чуть ли не открытым текстом намекнула на желание провести остаток вечера за подобным «развлечением». Но Заясан, выпустив из трубки необычайно объемистый и густой клуб дыма, спрятался за его завесой. А Сайна, вежливо улыбнувшись, рассеянно глянула на колдунью и тут же стала собирать посуду со стола. И Мериде показалось, что в глазах троллихи она успела заметить не только виноватость взгляда, но и наметившуюся там мутную пелену, словно ей до слез жаль несмышленую постоялицу.

Настаивать на своем предложении девушка посчитала излишним. Учтиво поблагодарив за вкусный ужин, Мэри отправилась на берег озера. Солнце уже уселось верхом на горный хребет и готовилось после непродолжительной скачки на нем с театральной демонстративностью неспешно свалиться набок, скатившись по другую сторону кряжа, чтоб спокойно отдохнуть, набираясь сил и задора к следующему утру. А вот колдунье ни спать, ни отдыхать не хотелось. Полутора суток беспробудного сна хватило за глаза, чтоб тело не скучало по уютной постельке. Осталось еще свои мысли и чувства разложить по полочкам, наведя в них порядок. Лишние выкинуть за ненадобностью, а те из них, что еще возможно пригодятся в будущем — рассортировать и спрятать в кладовку. Чем Мерида и занялась, усевшись по-турецки на понравившееся ей местечко вблизи воды и вновь запуская скакать камушки по поверхности озера.

Так она просидела до самого утра, встретив рассвет, оказавшийся в одиночестве лишенным даже намека на малейшую романтичность. А когда тролли проснулись, девушка с ними попрощалась, от чистого сердца искренне поблагодарив за всё для неё сделанное. И неспешно зашагала по дорожке в противоположную от гор сторону, направляясь к ближайшему городку. От наспех собранного Сайной завтрака, заботливо уложенного на дно небольшой плетеной корзиночки, колдунья не нашла в себе сил отказаться. Как не смогла и отвергнуть маленький кожаный кошель с горсткой серебряных монеток, настойчиво навязанный ей Заясаном тайком от супруги. Хотя вряд ли от троллихи укрылась его слегка неуклюжая по исполнению хитрость. Да и на простодушной мордашке Заясана — размером в две человеческие, при желании легко читалась гордость за содеянное благое дело, вперемешку с горечью расставания. Но от провожатых Мерида категорически отбрыкалась, хотя тролль и напрашивался чуть ли не за руку довести девушку до Уходвинска, в котором у него, конечно же, совершенно случайно именно сегодня нашлось срочное и неотложное дело.

— Долгие проводы лишь сильнее ранят сердце, — девушка поочередно чмокнула Сайну и Заясана в щеки, привстав на цыпочки, и уверенно, не оглядываясь, направилась к дороге.

— Помни, что я тебе говорил, — донесся до Мериды возглас тролля, когда она уже шлепала босиком по густой и мягкой пыли тракта, решив, что обуться всегда успеет, а так может и вправду полезно ходить, если не врут, конечно. — Коли что-то не получится, то возвращайся обратно, Мэри. Тебе всегда найдется место в нашем доме.

В ответ девушка помахала рукой, высоко подняв её над головой, но по-прежнему так и не оглянувшись. Примета плохая, пути не будет. А ей, во что бы то ни стало, необходимо найти способ поскорее вернуться домой. Баба Ники, наверное, с ума там сходит, не зная, что с внучкой случилось. Но с другой стороны, Никисия Стрикт — старушенция крепкая, да и колдунья бывалая, так что выдюжит, инфаркт не схватит. А вот за двоюродного брата Гошу у Мериды самой сердце болит. И оно каждый раз так тоскливо сжимается, стоит только ей о парнишке вспомнить, будто предчувствует надвигающиеся крутые проблемы. Как бы и вправду чего с ним не приключилось в её вынужденное отсутствие. А шанс заполучить неприятности у братца всегда под рукой: чертово предсказание! Вряд ли Вомшулд Нотби когда-либо успокоится, добровольно отказавшись воплотить в реальность свои коварные планы по захвату волшебного мира. А спасти мир недвусмысленно предначертано Гоше Каджи. И она, Мерида, обязана быть в тот момент с ним рядом, чтобы не дать исполниться заключительной части пророчества. Уж она-то придумает, как изменить ход событий! Глядишь, и прорицание относительно гибели брата в финале противостояния темным силам не сработает. Да и вдвоем ведь легче накостылять Серому Лорду по загривку, чем один на один с ним сражаться…

До Уходвинска колдунья дотопала под вечер третьего дня, разок переночевав в стоге сена вблизи чьего-то одинокого кособокого домишки, притулившегося на маленькой полянке возле опушки леса, через который петляла дорога. Напрашиваться на постой неизвестно к кому она не захотела. К чему лишние разговоры, когда и так нехило прогуливается? Захочет что-то умное услышать, может и сама с собой поговорить. Тем для беседы с внутренним «Я» столько, что на толстенный фолиант хватит, если решит потом книгу написать о диалогах с подсознанием. Второй раз девушка, устроившись на наломанных ветках молодых березок, прекрасно выспалась на берегу речушки, ласково убаюкивающей своим неспешным журчанием и нежным шуршанием волн по прибрежному песку.

А вот городок Мэри не понравился с первого взгляда. Какой-то он зачуханный, с нездоровой аурой, тревожный, нервный и дерганый, если так позволительно отзываться о поселении, словно оно живое существо. Потому-то колдунья, едва увидев издали строения и ощутив неприятное покалывание крохотных иголочек вдоль позвоночника, которые почти всегда заранее предупреждали её о приближении проблем, чуть-чуть ослабила путы, удерживающие метаморфную сущность в скованном состоянии. Маленькое послабление внутреннему монстру вреда Мериде не принесет, а вот защитить в случае опасности сможет. Почти сразу же девушка почувствовала, как все её мышцы налились удвоенной силой, хотя внешне она нисколечко не изменилась. Помнится, в детстве колдунью частенько выручал этот легко контролируемый фокус, если приходилось соревноваться с друзьями-мальчишками в скорости, силе или ловкости. А порой еще возникала необходимость и кулачками помахать, защищая себя и товарищей от недружелюбных сверстников: город-то большой, а их компания не особо любила играть только в своем дворе. То-то удирающие забияки удивлялись впоследствии, когда у них появлялась возможность отдышаться и подробно рассмотреть на сотоварищах синяки да ссадины, полученные от, казалось бы, такой легкой добычи. Но эта девчонка так знатно их отметелила, ничуточки не испугавшись, что… пусть лучше всё останется в тайне. Иначе ведь засмеют.

Если хочешь что-либо узнать в чужом для тебя городе, то лучшего места, чем корчма, таверна, трактир или просто кабак не найти. Люди ведь туда не только спать, есть и пить приходят, а еще и пообщаться желают. А у поддавшего, что на уме крутится, то обычно и с языка с легкостью слетает. Главное, слушать внимательно, о чем вокруг тебя говорят, желательно не привлекая к своей шпионской персоне большого внимания. Одинокой девушке, конечно, сложнее остаться незамеченной посреди разудалого разгула, особенно если она еще и симпатичная вдобавок. Но за себя Мерида не переживала, уже не раз в злачных местах развлекалась. Одна только «Слеза дракона» в её родном Старгороде чего стоит! Мэри там как рыбка в аквариуме себя чувствует: легко, спокойно, комфортно и сыто. И местная забегаловка «Косматый Михич», попавшаяся на глаза в центре городишки, вряд ли существенно отличается от тысяч себе подобных. Просто если начнут приставать, надо сразу же первого из назойливых надоед так осадить и на место поставить, чтоб у других потенциальных ухажеров, уже облизывающихся в мыслях на приятное времяпрепровождение этим теплым вечерком в её компании, не возникло желания повторить подвиги инвалида умственного труда, только что унесенного дружками к лекарю.

Волосы колдуньи, самовольно перекрасившись в иссиня-черный цвет, уложились «мальвинкой», а зрачки потемнели до строгой кареглазости. Мимолетно вздохнув, точно заранее немножко сожалея о последствиях, Мерида толкнула дверь корчмы, чуточку недовольно сморщив носик. Перешагнув порожек, она остановилась в дверях и обвела просторное помещение взглядом. В ответ на девушку с ленивым любопытством воззрилось не менее двух десятков посетителей из тех, что не сильно заняты поглощением пищи или выпивкой. А пара индивидуумов вообще уже вряд ли была в состоянии кого-либо заметить, уткнувшись носами в столешницы, чудом найдя там свободное местечко между батареи пустых глиняных кувшинов.

Ничего нового. Обстановка в «Косматом Михиче» традиционна и банальна до зевоты. Справа стойка хозяина заведения, за которой возвышается постаревший громила, некогда, по всей вероятности, способный так сжать в объятиях медведя, что тот только пищать мог от радости, а вот пошевелиться ему вряд ли удавалось. Три длинных общих стола — один параллельно барной стойке, два других через узкий проход перпендикулярно к нему. За первым полно свободного места в середине. Всё остальное пространство уставлено столиками поменьше. Это для тех посетителей, которые не любят шумные незнакомые компании, сидящие в непосредственной близости от себя. Под потолком три здоровых колеса со свечами, расположившиеся равнобедренным треугольником. Но половина огарков уже потухла, и в помещении по углам и вдоль стен завис интимный полумрак. Напротив входной двери виднеется лестница, ведущая на второй этаж к ночлежным комнатам. И запах! Смесь ароматов, исходящих от готовящейся еды и перегара от выпитого алкоголя, с примесью едкого дымка из курительных трубок вперемешку с амбре множества человеческих тел, зачастую давно не мывшихся, подробно описывать нет смысла. Скажем только, что носик у девушки еще чуть сильнее сморщился.

Присмотрев себе свободное местечко аккурат напротив корчмаря, Мерида неторопливо направилась туда вдоль длинного стола, сопровождаемая негромкими фривольными шуточками, лёгенькими прибауточками и нетрезвыми приглашениями присоединиться к их замечательной кампании. Кто-то, оценив ладную фигурку девушки, восторженно присвистнул, кто-то печально вздохнул, пожалев, что она не его подруга. А один явно не в меру перепивший нахал даже слегка хлопнул ладонью по заднице колдуньи, когда она его миновала. Мерида остановилась, в задумчивости почесав кончик носа. А потом так врезала придурку с разворота промеж полупьяных наглых глаз, тут же собравшихся в кучу, что он, безвольно опрокинувшись спиной на соседа слева, на добрых десять минут напрочь позабыл о недопитом жбане ячменного эля, с сосредоточенной внимательностью наблюдая за мельтешением цветастых звездочек вокруг своей головы. Посетители оживленно зашуршали голосами, почти мгновенно потеряв интерес к прибывшей в корчму девушке, и вернувшись к своим делам, прерванным её появлением. Хозяин одобрительно кивнул головой и едва заметным знаком отправил к усевшейся на скамью Мериде грудастую деваху, чтоб приняла заказ у гостьи.

Сошлись на овощном рагу с зайчатиной, грибах в сметане и кувшине тёмного пива. Дочка корчмаря, грациозно покачивая бедрами, направилась на кухню за заказом, но посетители не оценили должным образом игривость её походки. А если честно, то полностью проигнорировали, видимо уже привыкнув к таким дефиле девицы. Мэри от нечего делать решила осмотреться.

Заясан немножко просветил девушку о Лоскутном мире. Конечно, его познания не отличались энциклопедичностью, но даже их вполне хватило, чтобы она поняла главное: помочь ей вернуться, возможно, смогут маги, но встретиться с ними — проблема из проблем. Некогда единый мир, управляемый волшебниками, по их же вине в стародавние времена распался на кучу независимых государств-обломков. И чем дальше, тем всё больше они дробились на независимые и самостийные осколки. Подробно описывать каждый из них — пять толстенных томов написать можно, да только никому не нужно. А маги? Хоть не так и много их осталось после полулегендарной Войны Чародеев, но всё же еще можно встретить кого-нибудь из познавших тайны, если невероятно «повезет». Хотя, надо признать, в последние столетия маги, редко показываясь на люди, стали откровенными затворниками в своем труднодоступном Метафе, окруженном тайнами, загадками, легендами, слухами, мифами, небылицами и… защитным магическим барьером. В крупных городах наиболее значимых стран, конечно, есть их представители, но чем ближе к Ничейным Землям, тем шанс столкнуться нос к носу с волшебником становится всё призрачнее. Оно и понятно! После того, что они вытворяли во время своей войны, изменившей впоследствии далеко не к лучшему жизнь остальных людей, их не особо жалуют. Да, если потребуется волшебство и есть возможность припахать на благо общества кого-то из многомудрых, то услугами чародеев охотно воспользуются. Но большинство жителей Лоскутного мира магов не любит, спрятав свою нелюбовь в глубине души. А некоторые так просто ненавидят волшебников. И готовы всячески вредить им при любом удобном случае. Конечно, редко получается чем-то насолить чародеям, потому как люди их еще и боятся ко всему прочему. Но уж зато, когда выпадает шанс оторваться, его не упустят. Такова человеческая природа: бояться сильных, ненавидеть непохожих, завидовать удачливым, смеяться над умными и гнобить всех тех, кто заведомо слабее тебя хоть в чём-то. В крайнем случае, Заясан именно такого мнения о людях…

Колдунья украдкой пробежалась взглядом по залу. Магов тут точно не видать, как это и не прискорбно.

Немного левее от девушки соседка по столу, женщина чуть старше среднего возраста, одетая в нечто, напоминающее рясу, с ленцой ковыряется в жареной рыбешке, больше потягивая эль из кружки, чем поглощая пищу. Справа плечистый приземистый рыцарь в чувствительно помятом нагруднике азартно трескает наваристую уху из миски, скорее похожей по размеру на небольшой тазик. Ложка так и мелькает! У Мэри аж в глазах зарябило. Если он с такой же скоростью мечом размахивает, то нет ему равных в битве. Кстати, меч в потертых кожаных ножнах, небрежно валяется прямо на столе рядом с миской. Может хлеб им резал? Судя по количеству крошек вокруг оружия, похоже, она угадала.

За спиной рыцаря вокруг другого стола расположилась странная многочисленная компания. Одеты с претензией на богатство и красоту, но рожи и манеры у всех такие откровенно уголовные, что роскошная одежда на них смотрится, как балетная пачка на горилле. Едят и пьют мало, а вот шушукаются вполголоса промеж собой чересчур активно, точно очередной бандитский налет на караван торговцев разрабатывают. За соседним большим столом с десяток городских стражников душу отводят после нелегких трудовых будней. Этих легко опознать по одинаково скромным кожаным доспехам, единообразным нечищеным бляхам на левой стороне груди, умению с молчаливой сосредоточенностью пить всё, что горит, и жевать всё, что ни попадя, лишь бы зубы не сломались, а так же по несколько угрюмым харям, солидно накусанным за казенный счёт. Благообразностью эти мордашки тоже не отличались: не будь у стражей блямб с гербом Уходвинска на груди, так от соседей-бандюков вечерней порой их не сразу и отличишь.

Еще левее за отдельным маленьким столиком безумолку трещали, периодически срываясь на неискренний смех, три девицы в ярких цветастых нарядах чуточку потрепанно-затасканного вида. Косметики на лица оказалось наложено столько, что вопрос об их профессиональной принадлежности отпадал при первом же взгляде. Наверняка, любвеобильные жрицы досуга. А ведь если смыть с размалеванных личиков несколько слоев «штукатурки», то вполне возможно, что в результате под косметическими наростами обнаружится изначальная привлекательность хозяйки. Но это их выбор, Мериду мало интересующий.

А еще в зале ели, пили, пировали, гуляли, пытались запевать недружными голосами, пьяно хватали друг друга за грудки всё, кому было не лень притащить сюда свои задницы, начиная от неграмотных лапотников и заканчивая богатыми купцами. Вот только магов по-прежнему ни одного не было видно!

— Да нет же, Горок, мы бы по своей воле проклятую ведьму ни в жисть не отпустили целехонькой, — девушка уже доедала рагу, когда до её ушей долетел заинтриговавший обрывок разговора соседей по столу. Семеро мужиков простоватой внешности в еще более простецкой одёжке, явно не богачи и не торговцы, досыта наевшись и уже изрядно нахлебавшись горячительного, вплотную занялись общением. Спиртного перед ними оставалось еще много, а под разговор оно приятнее пьется, чем в тишине. — Знаешь, сколько она нам пакостей наделала?

— Откуда ж мне знать, дружище, коли я, почитай, годков пять в вашей селухе не бывал. Мы щас с братаном всё больше на юге в Замшелом лесу охотимся. Там живности столько развелось, что за ней даже гоняться не приходится. Чапаешь по чаще, хвать кого-нить за ухи, хребтом об ствол и в мешок. Верно, Каян? — столь косматый и бородатый охотник, что кроме волос на лице только осоловелые глаза виднелись да мясистый нос торчал над усами, подтверждающее кивнул головой и влил очередную стопку горлодерки куда-то в кустистые заросли. Видать, мимо рта не промазал, так как следом за сивухой в дебри волос отправился ядрёный огурчик. — А в ваших краях все пятки обобьешь, пока хотя бы облезлого зайца повстречаешь. Так еще и гоняйся потом за ним полдня. И чо, эта срань много у вас нашкодничать успела?

— А то! — тряхнув русыми вихрами, вскинулся еще один собеседник, до того захмелевший, что в причиненных им пакостях усмотрел повод для гордого выпячивания груди. — Но мы ж её… ик, спыймали опосля.

— Да брешете, поди! Откуда в вашем засранном захолустье ведьме появиться? — с хрустом дожевав огурец, басовито прогудел бородач и вновь потянулся к початой литровой бутыли. — У нас тут в Уходвинске и то, кажись, ни одной нет.

— Так то у вас! А вот у нас, мля пеньковая, своя выросла!

— Дык, выходит, она ваша деревенская что ли? — с пьяненьким смешком поинтересовался менее заросший охотник.

— Сам ты деревня неумытая! У нас посёлок… Нет, её залётным ветром жене корчмаря надуло годков 15 назад, — обиженно огрызнулся крепыш-селянин, с досады тут же залпом осушив кружку крепкого пива и с громким стуком поставив её обратно на столешницу. — А я тебе, Горок, о чём уже целую сгоревшую свечу толкую? Может помнишь рыжую Айку, корчмареву дочку?

Горок, ничуть не расстроившись от своей точно подмеченной неумытости, кивнул головой, запустив еще более грязную лапу в большую плошку с квашеной капустой.

— Пока она мелкая была, росла, кажись, как все. Никаких особливых причуд мы за ней не замечали. А выросла — и понеслось!

— Куда понеслось? Без меня? — оторвав голову от столешницы тонким осипшим голоском пропищал самый молодой из кампании. Его мутный взгляд мазнул по собеседникам и уткнулся в недопитую бутыль, приобретя некоторую осмысленность. — Вот теперь понеслась. Наливай!

— Тебе уже хватит, — пробасил косматый Каян, но на донышко кружки бедолаге всё же наплескал, после чего переместил бутыль из пределов досягаемости хлюпика, от греха подальше — к себе поближе. — Ну… так это… на костер ведьму — и вся недолга! Коли житья вам от неё нет.

— У-у, какое там житьё, — сменив гордость на нытьё, промычал белобрысый. — Эта стервячка только пуд… полд… подлянки, — с трудом выговорил мужик, — нам творила. Зимой вот аккурат в канун Лютника-пересмешника я в корчме вечером зависал… Ик. Ой!.. Так эта Айка ставит передо мной заказанный жбан, закусь всяку разну и тихо так, чтоб никто не слышал, говорит: ты, мол, дядька Куся завтра отсидись дома, на Солёную Глушицу рыбачить, как собирался, не ходи. Дескать, поскользнешься и руку сломаешь. А лёд на озере еще тонкий, удара твоим телом не выдержит. Утонешь, короче. А у самой, чертовки, глаза блестят, будто лихорадкой мается, и веснушки на роже такие честные-честные…

— А ты чо?

Мужики дружно подняли кружки, чокнулись и, наскоро закусив, вопросительно уставились на рассказчика.

— Чо, чо?! — передразнил собутыльников светловолосый селянин, скорчив горестную гримасу, словно его изжога с утра замучила. — Дурень я, что ей поверил! На следующий день, коль на Солёную Глушицу не пошел, так решил белок в Белоборском урочище настрелять. Закинул лук за спину, прихватил колчан, обул лыжи и отправился в прямо противоположную сторону от озера. Так возле Елковской протоки в овраге и ногу сломал, и лыжи потерял. Да и сам насилу оттуда выбрался. Хорошо, хоть шею не свернул. А как уж домой приполз под вечер даже и не помню. Вишь, чо стерва вытворяет?! Не мытьем, так катаньем возьмет, лишь бы всё по её словам вышло, как по писанному, без задёва. Это, значит, чтоб мы её боялись…

— А м-м-м-мы с-с-со свояк-к-к-ком…

— Да сиди уж, не мыкай! Знаю я твою историю, только пока ты её расскажешь — петухи яйца нести начнут, — криво усмехнулся крепыш-селянин, подвинув жбан с пивом под нос заики. — Пей лучше!.. Они со свояком отмечали в корчме его удачную покупку. Он тут у вас в Уходвинске лошадь у какого-то бродяги эльфа за полцены сторговал. Хорошая коняга, крепкая, молодая, справная. Как не посидеть? Ну и засиделись они допоздна, чуток лишка перебрав «Жадинки». Свояк возьми, да и ущипни с пьяных глаз легонько ведьму ради шутки за мягкое место, когда она им очередной полуштоф подавала. А эта стерва так их обоих взглядом опалила, что-то едва слышно сквозь зубы процедив, что родственнички, струхнув не на шутку, быстренько допили остатки и решили поскорее ноги из корчмы уносить. Ан не тут-то было! Тыкались, мыкались и пыкались по селу вплоть до самого утра, словно слепые кутята. Мой дом с ихними хатами на одной улице. Так сам слышал, не брешу, как они трижды то с песнями, то с матюгами мимо проходили. И только когда рассвело, эти двое горемык смогли отыскать дорогу до своих хибар. А там их уже другие радости поджидали: из Шоба жена колотушкой до полудня пыль выбивала, как только не устала! А у его свояка купленная лошадь бесследно из амбара исчезла, точно и не было её там и в помине.

— Так я ж и говорю, что костер для ведьмы надо б спроворить, пока она вас там всех не извела на корню, — опять принялся за своё лохматый бородач. — У вас в селе все безрукие что ли? Или не знаете с какого конца за топор браться, чтоб дровишек для пакостницы нарубить?

— Спроворили, а чо толку-то? — с пьяной печалью вздохнул рассказчик. — Только мы девку туда наладили, как невесть откуда заявился чародей. Грозный такой, мать его не мыть! Охраняют они что ли начинающих чертовок? Или она его как позвала? Да только нас он разогнал, хотя мы твердо на своем стояли. Но маг пересилил честных людей: ведьму отбил и с собой увел. А вместо её кострища у нас половина поселка выгорела дотла от его молний. Эх, попадись он мне в другой обстановке под взведенный арбалет!..

Не прошло и пяти секунд, как крепыш, витиевато выругавшись, удивленно округлил глаза:

— Да вон же он, этот гад волшебный! Легок на помине, чтоб ему и в Сумеречных пределах икалось не переставая!

— Что-то он не похож на крутого мага, каким вы его тут расписывали. Ухайдакаем в два счета, чтоб знал, как в наших дружков молниями швыряться, — косматый с пьяной решительностью и бесшабашностью потихоньку начал засучивать рукава рубахи.

Мерида, давно уже закончившая трапезу и искоса поглядывавшая на заинтересовавшую её группку подвыпивших селян, перевела взгляд на противоположную сторону зала, куда указывал палец крепыша. Там по лестнице со второго этажа спускалась странная парочка. Мужчина в возрасте, но не старый, по всей видимости, тот маг, о котором шла речь, каждый свой шаг делал с осторожной неуверенностью, придерживаясь за стену. С другой стороны его поддерживала под руку молоденькая девчушка, что-то беспрестанно шептавшая чародею на ушко. Видок у обоих был, мягко скажем, потрепанный. Лицо буйно конопатой девушки показалось Мэри заплаканным, грустным, но в то же время исполненным решительности. Хотя взгляд говорил скорее о загнанной на задворки сознания сильнейшей растерянности. А вот взглянув в глаза волшебнику, наша колдунья ничего там не прочла. Кроме одного: он — слепой. И как думается, потерял зрение совсем недавно. Этим как раз всё и объясняется: и его неуверенные движения наощупь, и зареванная растерянность спутницы, которая толком не знает, что ей делать, но ни в коем случае не хочет бросать на произвол судьбы своего спасителя, избавившего её от костра поселковых придурков-забулдыг.

Колдунья в один глоток прикончила эль из глиняной кружки, собираясь выйти на улицу следом за слепым магом и его спутницей. А там она найдет способ с ними познакомиться поближе. Нужно будет, так предложит им свою помощь, но и от ихней впоследствии не откажется. Это её шанс вернуться в родное измерение! Но кое-что Мерида на радостях упустила из виду, одну досадную мелочь. Пьяные селяне с дружками твердо решили поквитаться с ненавистным магом за нанесенные им обиды, благо от них тоже не укрылось его почти беспомощное состояние. А выпитое вино придавало мстителям храбрости, заглушив на время страх перед возможными последствиями.

Шушукались они недолго. А когда парочка поравнялась с ними, то маг споткнулся о «случайно» вытянутую ногу нагло ухмыляющегося крепыша, развернувшегося на скамейке якобы с намереньем встать. Чародей, естественно, рухнул вниз, едва успев выставить перед собой руки и приземлившись на четвереньки. Рыженькая пыталась удержать его от падения, но с её комплекцией такая задача была точно не выполнима.

— Помогите, пожалуйста, его поднять, — жалобно прошептала девушка, растерянно вглядываясь в знакомое лицо односельчанина. Растерянность на её симпатичной мордашке стремительно сменялась на откровенный испуг.

— Ага! Щас поможем. Поднимем и даже проводим, — крепыш, слегка пошатываясь, встал и, схватив за горлышко недопитую бутыль с горлодером, размахнулся, намериваясь приласкать ею мага по поникшей макушке.

Мерида, еще чуточку ослабив внутренние путы, сковывающие её метаморфскую сущность, оказалась напротив драчуна вовремя, успев подставить согнутую в локте руку под удар. Скользкая бутыль вырвалась из пальцев крепыша и усвистала вглубь зала. А колдунья, зло ощерившись, выдохнула, слегка поморщившись от легкой боли в запястье:

— Ай-яй-яй. Нехорошо на более слабых нападать исподтишка, — и тут же врезала лбом в нос ошарашенно выпучившему глаза пьянице. Кровь частой капелью застучала по дубовым доскам пола. Самого молодого из кампании Мэри отправила в нокаут ударом кулака в висок, еще до завершения его попытки оторвать голову от столешницы. Но остальные собутыльники уже повскакали с лавок, и ей пришлось бы туго, если конечно не дать еще больше свободы монстру, притаившемуся в глубине души. А вот как раз прибегать к его помощи девушка хотела меньше всего. Кто знает, получится ли быстро и без проблем загнать его обратно? Ведь не всегда же ей будет везти? Да и других причин держать свою метаморфскую сущность на строгом поводке — навалом!

Тем временем бутылка, просвистев перед носом одного из городских стражей, возвращавшегося к столу из облегчающего похода за угол корчмы, звонко припечаталась к затылку плечистого бандюка, разлетевшись вдребезги. Такого бугая свалить подобной мелочью нереально, а вот разозлить получилось запросто. Вскочив, он ухватил за грудки ничего не успевшего понять стражника и прошипел, яростно вращая налившимися кровью глазами, точно хотел каждую клеточку морды обидчика запомнить на всю жизнь:

— Ты на кого грабли поднял, животное?! Ты чё, в натуре, оборзел в корнягу, вертухай соломенный? Да я ж твое чувырло, хоть ты уже и так обиженный судьбой, ща наглушняк уделаю о ближайший хавальник…

На том содержательный монолог и закончился, а страж отправился в полет с легкой руки бугаистого бандюка. Как ни взбрыкивал летящий ногами, но изменить траекторию ему не удалось: угодил лбом точнехонько в ложбинку между двух внушительных выпуклостей одной из девиц не очень строгого поведения, повалив её вместе с табуретом на пол. Жрица любви дико завизжала, испугавшись неожиданной прыти незваного клиента, и нечаянно лягнула по столешнице. Жбан с хмельным напитком подскочил и опрокинулся набок. Две другие девушки тоже подскочили, не захотев быть облитыми: это ж не шампанское, в котором, как говорят, неплохо изредка искупаться. Отпрянули девчонки от стола столь резво, что одна угодила в месиво тел повскакавших со своих мест стражников, решивших показать бандюкам, кто всё-таки хозяин в городе, а вторая сшибла своим упругим задом с пути истинного проходившую мимо дочку корчмаря. Та на ногах устояла, но вот поднос удержать не смогла. Миска с дымящимся борщом опрокинулась на богато разодетого купчину, угодив ему точно на проплешину. Супец оказался не столько горячим, сколько наваристым и жирным. Дородный мужик без долгих раздумий выпрыгнул из-за стола и с размаху заехал кулаком неуклюжей официантке под глаз. Корчмарь такого хамского обращения со своей кровинушкой, естественно, стерпеть не мог. Взревев, как раненый на корриде бык, он с удивительной легкость перепорхнул прямиком через стойку и на всех парах ринулся к обидчику, по пути наподдав коленом по копчику замешкавшемуся на его пути рыцарю, собиравшемуся с достоинством покинуть поле битвы незамеченным. Пришлось вояке немного задержаться с отбытием. Стремительно пролетев вперед, он широко раскинул руки, желая сохранить равновесие. Его сохранил, но вот стражника и бандюка, увлеченно мутузивших друг друга, и к несчастью попавшихся на траектории полёта, опрокинул на пол таранным ударом. Потому-то, немедленно вздернутый за шкирку и поставленный на ноги соратниками уложенных на пол драчунов, и получил под оба глаза от каждой из противостоящих группировок.

Потеха началась! Через минуту корчма стояла на ушах. Кажется, никто не отлынивал от излюбленной кабацкой забавы. Все мутузили всех без разбору.

Загрузка...