Даурский, вам не хватает власти?!

Глава 7

В довольно уютном, затемнённом кабинете художника-криминалиста по имени Антон Галкин я просидел часа полтора. Ирена, недолго пообщавшись с ним, почти сразу ушла по неким процессуальным делам, а Галкин — человек лет примерно тридцати пяти в гражданском костюме французского кроя, довольно быстро набросал эскиз портрета. Зато потом долго уточняли и дорисовывали детали. Когда художник закончил работу, я поразился, насколько изображение совпадает с оригинальной преступницей.

— Прямо как живая, — впечатлённый, покивал я, любуясь портретом Астрид.

Когда Галкин окончательно завершил работу, то вложил лист с изображением девицы в разъём массивного светокопира, который был подключен к другой аппаратуре и огромному черно-белому монитору. Художник ввёл какие-то данные на электромеханической клавиатуре, далее положил портрет в лоток с валиками — машина с шумом втянула лист куда-то внутрь.

— Теперь будем ждать ответ от службы сличения, — сказал он. — Будешь травяной чай с печеньем?

— Так точно! — покивал я.

Художник подошёл к столику с небольшой плитой, сервизом и вазочками, и начал разливать чай.

— Даже без прогонки по базе могу сказать, что гибриды-кошколюди с бирюзовыми глазами — они все родом из припортового района Мальмё, где есть портал чуть ли не до восьмого уровня, как поговаривают. Переезжать к нам начали лет сорок назад.

— Не знал об этом, — ответил я.

— Поговаривают, что они в качестве стабилизатора при расширении своего канала используют иранскую бирюзу из горы Демавенд, которую завозят контрабандой, потому цвет глаз со временем поменялся.

В теории расширение канала давала возможность использовать магоэнергии больше, чем мог сгенерировать естественный уровень потенциала. Конечно, нужны были разные накопители и прочие примочки, но в целом механизм был рабочий. Мне тоже надо подумать в этом направлении о развитии своего потенциала.

— Ничего себе! А куда смотрит таможня и угрозыск? — я удивился.

— Думаю, всё не так просто. Все эти гибриды — существа довольно опасные, они имеют огромные связи по всей Восточной Европе, а в Берлине, в районе Ванзее, у них есть дом развлечений. Как говорят, относительно неприметное, но известное в широких аристократических кругах здание, официально называется «Цветник», а неофициально — «Смотри, но не лапай», — неспешно рассказывал Галкин, отхлебывая ароматный напиток, пока его аппарат негромко гудел и помигивал датчиками.

«Хм, район развлечений в Берлине — это очень интересно, конечно, но туда мне не добраться», — внимательно слушал я, сидя за столом и кивая.

— Я не совсем понимаю, господин барон — если гибриды находятся в полицейской изоляции, как они могут владеть заведениями и иметь связи за пределами страны? — поинтересовался я. — Как они передвигаются по нашей стране?

— Это всё информация неофициальная, — загадочно ответил Галкин.

— Господин титулярный советник, мне очень интересно — расскажите, пожалуйста!

Галкин засмеялся:

— Конечно, в академии вас этому не учат, к сожалению, но с тех пор, как те создания не по своей воле покинули Изнанку и были привязаны здесь клятвами, они и их потомки обратно вернуться в Изнанку и жить там уже не могут. Поэтому те, кто мог бежать от своих похитителей, вынужденно обособились, организовались, вошли в плотный контакт с криминальным миром и ещё лет двадцать назад стали незаменимыми в некоторых сферах — развлечения, шпионаж, налоговые махинации.

Я, глядя на художника, развел руками — всё ещё не понимал.

— Ты читал циркуляр под названием «О политическом убежище»? — в свою очередь поинтересовался Галкин.

— Нет, — помотал я головой.

— Советую прочитать — там есть крайне интересные юридические лазейки, которыми гибриды пользуются уже лет десять — начиная от спецпропусков на лечение и заканчивая экономическими послаблениями за изобретательство и сдачу артефактов с Изнанки третьего уровня и глубже государству. Проще говоря, они могут надевать специальные одежды, которые скрывают хвост и уши, и выходить по необходимости в город раз месяц. В Изнанку они могут уходить хоть каждый день, около Зоны-Семь есть портал.

— Получается, что они родом оттуда, но вернуться жить туда не могут?

— Да, это чисто магическая проблема. Однако они способны там эффективно выживать и имеют связи. Сам понимаешь, их услугами пользуются разные влиятельные господа, — Галкин показал глазами вверх, — поэтому гибриды щедро платят местным властям и околоточным за то, чтобы они закрывали глаза на их делишки, а начальство закрывает глаза на всё остальное.

— И все довольны! — покивал я.

— В последние года два очень многие на законном основании покидают даже столицу и были замечены на Кавказе. При этом московская полиция по умолчанию считает, что любой гибрид — это нарушитель режима изоляции.

— То есть код шесть-восемьдесят — применяется по умолчанию ко всем гибридам?

— Да, но в последние три года только с оговоркой — если он или она подозреваются в незаконных действиях, административных нарушениях или неподобающе одеты, — взмахнул ладонью художник. — Я уверен, что в самом скором времени всю эту изоляцию или вообще отменят, или очень серьезно ослабят.

— А как это возможно⁈

— У царевны Анастасии очень доброе сердце, об этом все знают, поэтому кое-кто из гибридов при посредничестве князя Мышкина смог на неё выйти и рассказать об их бедственной ситуации. Конечно, она огорчилась. Отец ей не откажет в таком пустяке, как послабление режима изоляции для этих бедолаг. Думаю, это выгодно всем нашим группам влияния.

— То есть это вопрос уже решенный? — я отпил чай.

Всего этого я не знал, было очень интересно, да и художник оказался очень приятным и информированным собеседником.

— Думаю, к этому идёт. Во-первых, как говорят, — Галкин сделал многозначительное выражение лица и поднял палец, — главы кланов гибридов грозятся прекратить сливы информации из Восточной Европы, Скандинавии, Сиама, Тибета, Маньчжурии и Ост-Индии для ИСБ и политической разведки, во-вторых, они грозятся прекратить консультации по методам выживания далее пятого уровня Изнанки, в-третьих, они щедро платят некоторым чиновникам и околоточным, как ты уже знаешь, в-четвертых, князь Мышкин им благоволит, ну и в-пятых, многим богемным аристократам нравятся кошкобарышни. Особенно если у них есть хвост — такие считаются особо ценными, но их очень мало. Потому, как ты понимаешь, за ними и ходят в Изнанку и порабощают, если говорить, как есть.

— Ну не знаю даже — как они могут нравиться? — усомнился я.

— Александр, скажу тебе так — в закрытом ночном заведении шестого магоуровня доступа уже есть набирающий популярность музыкальный кабаре-ансамбль из кошкодевиц. Меня один раз пригласили, так это прямо фурор, полная новизна впечатлений от их кордебалета, — с увлечением проинформировал меня художник. — Да и наше высшее общество давно готово к их легализации — они ведь жертвы нечистоплотных европейских и азиатских варваров, с какой стороны ни посмотри. Мы — общество гуманное!

«А они ему нравятся, он от них явно балдеет», — по блеску в глазах собеседника догадался я.

— Аристократический клуб шестого уровня? — переспросил я, поскольку память кое-что подсказала.

— Да, и это ещё хорошо, что не седьмого, иначе вообще бы только министры могли бы это видеть, — засмеялся художник.

— У вас есть шестой уровень допуска в такие заведение, господин титулярный советник?

— Не у меня, а у моей жены — она племянница господина министра магического машиностроения. Очень пробивная леди, истинная суфражистка — женила меня на себе пять лет назад нахрапом.

— Это как же, позвольте поинтересоваться⁈ — я был заинтригован.

— Сходил я на один праздников с друзьями в оперу. Случайно познакомились во время антракта. Как оказалось, она влюбилась сразу, а я тогда таскался за каждой юбкой, — улыбнулся Галкин. — Но не успел опомниться, как уже окольцевала меня. Обожаю её!

Аппарат запищал.

— О, есть совпадение, — он быстро встал и подошёл к рабочему столу.

Я сделал тоже самое. На экране красовалось изображение Астрид, только сделанное явно в более ранние времена и смотрелось, будто на телевизоре середины пятидесятых моего мира.

— Так, так — Астрид Линн ундер-Ягуариссен — вот это номер, — удивился художник, — родилась двадцать два года назад в Мальмё, Королевство Швеция. В возрасте четырех лет бежала вместе с кланом в Москву по программе предоставления политического убежища. Зарегистрирована по адресу — улица Овчинная, дом девять — что весьма странно, поскольку я точно знаю, что это не Зона-Семь и даже не Южное Чертаново! Пять раз за последние два года привлекалась к административной ответственности за нарушение паспортного режима, — Галкин, чуть наклонившись к экрану монитора, почесал подбородок.

— Барышня имеет серьёзные криминальные наклонности, — констатировал я. — И зарегистрирована не в Зоне-Семь. Что это значит?

— Очевидно, что у них очень серьёзные связи в судебной системе, у этого очень непростого клана. Как известно, щедрость платящего решает любые вопросы! Так, дальше — только в этом году была четырежды оштрафована за вождение мотоцикла модели «Молния-Кобра-189» с превышением скорости — штрафы выплачены в пятидневный срок. Подозревается: в контрабанде макромедицинских препаратов и полуфабрикатов из Швеции и Австро-Венгрии, в незаконном пересечении российско-германской границы весной прошлого года, в краже чертежей и физического прототипа новейшего портативного спектрометра из исследовательского центра фирмы «Магофункен Индустри АГ» в Берлине — опять же прошлой весной, в махинациях с налоговой отчетностью чертановского магазина премиальной женской одежды «Бонжур», в котором её отец имеет долю акций…

«Многоцелевая девчонка, я так посмотрю — и соблазнительница, и взломщица сейфов, и контрабандист. Я защелкну наручники на её запястьях!»

В этот момент в дверь постучали — не дожидаясь разрешения, вошла Ирена.

— Антон Павлович, как успехи? — с улыбкой поинтересовалась она.

В руке у неё была литровая бутылка томатного сока, а под мышкой — алая папка-скоросшиватель с тисненной гроздью белой акации — эмблемой СОМЖ. Надо бы и себе такую раздобыть, кстати.

— Ирена Николаевна, — усмехнулся художник, — в вашем деле успехи имеются — нашлось совпадение и даже имеется серьёзная информация о вашей беглянке.

Из тона обоих собеседников я сделал вывод, что они знакомы давно и пребывают явно в приятельских отношениях.

Художник в общих чертах ввёл Ирену в курс дела и распечатал через подключенную к его аппарату факсопечатную машинку лист с информацией о кошкодевке.

— Интересная девица — будет время, наведаемся по адресу её регистрации. Спасибо, Антон Павлович! Это вам, — Снегирева протянула художнику бутылку с соком.

— Рад помочь! Сиятельная Ирена Николаевна, благородный Александр — заходите, обращайтесь, не стесняйтесь! Мне даже интересно, чем закончится это дело в свете визита шведского кронпринца, — улыбнулся художник.

— Нам тоже, — засмеялась Снегирева.

Тепло распрощавшись с Галкиным, я и наставница прошли к центральной лестнице и начали спускаться к выходу. Оставалось не так много времени до назначенного полковником срока.

— Знаешь, все это очень тревожит — гибрид явно работает на какие-то наши службы. А вот на какие — это вопрос. А если не работает — тогда вопросов ещё больше!

— Если работает не на наши, то на иностранные. Или на частных лиц?

— Что-то из этого. Или всё сразу.

— Значит, мы всё-таки будем заниматься этим делом? — спросил я с легким возбуждением в голосе — мне остро хотелось исправить свою ошибку и повязать кошкодевушку.

Ирена зажала свою папку, подняла палец в предостерегающем жесте и показала на выход — мы как раз спустились на первый этаж.

«Тайны? Что она хочет скрыть?» — я был заинтригован.

Когда подошли к своей машине, Снегирева достала из нагрудного кармана зелененький бумажный блистер и протянула мне:

— Держи набор блокаторов, чтобы впредь не повторялись подобные ситуации!

— Спасибо, наставник, но мои — в шкафчике.

— Будут запасные, бери, — когда я взял таблетки, Ирена продолжила: — Поскольку это дело официально забрал третий департамент госбезопасности, мы будем заниматься этим по мере сил и по наличию свободного времени, то есть неофициально. Скоро мы наведаемся по адресу её регистрации и в магазин «Бонжур» в Чертаново, но ты держи язык за зубами и помалкивай — хорошо меня понимаешь, Даурский? Это в принципе очень слабый след.

— Так точно, наставник — я вас не подведу! — кивнул я. — След действительно слабый, но я уверен, что гибрид работает на какую-то из наших структур.

— Почему ты так считаешь?

— Мне интересные сведения рассказал господин Галкин, кроме того, об этом говорят данные в базе про якобы нелегальное пересечение ею границы в прошлом году. Думаю, что это работа на нашу разведку, такое в одиночку не провернешь. Её подозревают, но не арестовали, да и сама информация слишком точная — значит, у неё есть и враги, но есть и прикрытие. Её защищают и покрывают. Только кто?

— Правильно мыслишь, юнкер! Садись — ожидаем господина полковника, — распорядилась офицер и улыбнулась.

Мы сели в машину.

«Видимо, Астрид работает на ИСБ или политическую разведку, её используют как прокладку. Интересно, какие у неё есть умения, что её послали даже в Берлин? Главное — кто крышевал тот переход? Хотя написано — подозревается…» — на эти вопросы я пока что ответить не мог, оставалось искать ответы.

— Кстати, вот ориентировка от ИСБ — я взяла самые свежие данные у дежурной, — офицер протянула мне свою папку. — Читай вслух.

— Есть!

Я начал монотонно зачитывать данные — их было немного.

Черно-зеленый броневик полковника — массивный, угловатый, шестиколесный «Самоход-Дизель III-бр-ж» выехал из гаража через восемь минут, чхая выхлопами. Это была экспериментальная модель Мытищинского казенного завода для нужд военных жандармов, с двадцатишестимиллиметровой макропушкой ручной перезарядки в башне сверху и антизаклинательно-противопульными броневыми листами на крупных заклёпках по корпусу. Изнутри открывались бойницы, из которых можно вести огонь по периметру, используя запас боеприпасов.

Шершнев по рации приказал ехать за ним в дирижаблепорт.

— Значит, пока что у них есть данные только о группировке анархистов, которые снимают две квартиры недалеко от дирижаблепорта, и от них можно ожидать антииранские провокации по пути следования кортежа. Совсем не густо для того, чтобы срывать все городские мотопатрули на обеспечение визита, — недовольно прокомментировала Снегирева зачитанную мною информацию.

— Но ведь это приказ министра — разве нет, наставник? — я осторожно возразил ей.

— Знаешь, юнкер — не всегда высокое начальство знает полноту информации на местах. Очень часто всё сводится к перестраховке и нерациональному использованию наличных ресурсов, — покачала головой девушка.

«А она тоже — немножко анархистка, получается», — усмехнулся я про себя таким её речам.

Ехали быстро, с мигалками, держась метрах десяти позади броневика. Я достал из бардачка карту. Международный дирижаблепорт «Мышкино», построенный четыре года назад, находился севернее Химок. Я прикинул, что где-то там в моём мире было «Шереметьево».

— Госпожа лейтенант, а зачем господин полковник лично едет в дирижаблепорт? — поудобнее откинувшись на спинку сидения, лениво поинтересовался я, рассматривая окружающие пейзажи и машины на дороге и напитываясь впечатлениями.

— Любит всё контролировать лично, — усмехнулась Ирена.

Когда ехали через Изнанкино по шоссе, она резко дала по тормозам — едущий впереди броневик столь же резко притормозил на большом перекрестке, хотя был зеленый на светофоре. Наша машина угрожающе заскрипела.

Я был пристегнут, иначе неминуемо бы ударился лицом о переднее стекло.

Почти сразу с левой стороны на перекресток выскочил кортеж. Они свернули в сторону дирижаблепорта. Я насчитал три броневика немного другой конструкции, нежели у полковника, два огромных лимузина — оба были с флажками на капотах, и пять машин «Руссо-Балт Элит IX ФД». Внешне похожие на нашу, это были значительно более роскошные и премиальные модели, очень дорогие. Напомнили мне «кадиллак» или лимузин Брежнева. Выхлопов они все оставляли прилично.

— Министр иностранных дел едет встречать шаха, — прокомментировала Ирена.

Вспомнил, что министр, князь Пахом Гордеевич Овцебык, пристроил троих дочерей замуж за всяческих племянников императора, в том числе старшую — за печально знаменитого в узких кругах Авдея Кречета.

«Вот так здесь дела и делаются!» — к такому кумовству и непотизму привыкнуть было тяжело.

Только броневик полковника хотел тронуться, как нарушая все правила, через перекресток промчался мотоцикл.

— Сколько же идиотов сейчас на мотоциклах, — произнесла офицер.

«Тяжело ориентироваться без карты в смартфоне, обалдеть просто! Я тут рехнусь!»

— Три-Акация-Семь, — раздался голос Шершнева из рации, — видите справа за перекрестком, возле подъезда третьего от него дома, подозрительное скопление людей?

— Так точно, Три-Акация-Один, чётко вижу, — сняв рацию, ответила Ирена, чуть наклонившись ко мне — броневик немного закрывал обзор, но дорога была достаточно широкой.

— Проверьте, что там происходит, после этого следуйте через Химки в дирижаблепорт.

— Вас поняла, Три-Акация-Один, приступаем к выполнению!

Броневик снова включил мигалку и мягко тронулся. Ирена проехала за ним через перекрёсток, немного свернула и притормозила метрах в двадцати от толпы людей, которые стояли возле подъезда обшарпанной кирпичной пятиэтажки.

— Район славится своими хулиганами. Всё это похоже на притон, но эти «нулевики» не производят впечатления асоциальных личностей и глотателей синтетических пилюль, — сказала Снегирева, когда мы вышли из машины. — Однако будь готов применить дубинку .

— Есть! — четко ответил я.

Держался на шаг позади наставницы, как и положено по инструкции в таких ситуациях.

Плохенько одетые молодые люди в количестве пары десятков человек, завидев нас, начали шушукаться и волноваться.

— Здравствуйте, дамы и господа! Кто вам разрешил сегодня здесь собираться? — остановившись в семи шагах от ближайшего к нам человека, громко произнесла Снегирева.

— Мы свободные имперские подданные — где хотим, там и собираемся! Кто нам запретит? — раздался возмущённый выкрик из глубины толпы, и остальные одобрительно загудели.

— Убирайтесь, цепные псы — здесь нет для вас работы, — послышался ещё один вопль.

— На основании распоряжения префекта городской полиции Акулова сегодня и в течение следующих семи суток запрещены публичные собрания подданных в некоторых районах города, в том числе и в этом. Приказ был обнародован во всех газетах сегодня утром. Кроме того, это путь следования иностранного кортежа, поэтому я приказываю вам разойтись, господа! — громко и четко объявила Ирена, положив руку на дубинку.

Я сделал тоже самое — полупочтенная, пролетарско-гоповатая на вид толпа мне совсем не нравилась.

— Не знаем ничего, — раздались крики и свист. — Убирайтесь, легавые!

— База, Три-Акация-Семь, приём — код шесть-четыре и код семь-пять на пересечении Ярославского шоссе и Новоизнанкинской, срочно! — активировала портативную рацию Снегирева.

«День перестаёт быть спокойным, вот же передряга», — сглотнул я ком в горле.

Первый код означал — незаконное скопление людей в количестве более семи, а второй — запрос о немедленной поддержке.

— Принято, Три-Акация-Семь, код два-девять, ожидайте! — через несколько секунд раздался ответ диспетчера.

Услышав ответ, я с облегчением вздохнул — диспетчер незамедлительно выслала к нам ближайшие свободные патрули в этом районе.

— Если не захотят разойтись добровольно, выхватим из толпы вон ту крикливую девку, остальные разбегутся, — негромко произнесла Ирена и кивнула на одну из девиц в толпе.

— Понял, госпожа лейтенант, — только успел я ответить, как раздался шум открываемого окна или рамы, а через несколько секунд — какой-то неприятный шорох.

Подняв голову и готовясь к худшему, испытал облегчение, ведь с окна могли и кинуть чем-нибудь. Однако произошло другое — довольно большой плакат, закрепленный веревочками, быстро развернулся и стал чуть развеваться на ветру, закрепленный на балконе пятого этажа.

Толпа одобрительно загудела и начала выкрикивать слова поддержки.

На плакате была изображена какая-то запуганная и незнакомая мне аристократка с руками по локоть в крови. В руках у неё был очень милый младенец с кошачьими ушками, которого она протягивала этими окровавленными руками не менее зловещей тройке — сухопарому пожилому мужчине во фраке и с выражением лица садиста-маньяка, блондинке с безумными глазами в черном костюме суфражистки и смуглому толстяку с похотливым выражением лица, в чалме и с погремушками в руках. Надпись гласила — «Позор варварам-работорговцам!» и «Шах, вон из России!»

«Гибриды даже более популярны в народе, чем все думают!» — я чуть не присвистнул от изумления.

— О, только этого не хватало — политическая акция анархистов, как и говорил полковник, — пораженно вымолвила Ирена.

«Раз дело становится политическим, придется принимать меры», — понял я, увидев, как побледнела наставница.

— По-зор, по-зор, — начала скандировать толпа, сжав кулаки левой руки и размахивая ими.

— Юнкер, расталкиваем этих не в меру и совсем не вовремя активных подданных и проходим в подъезд — надо снять это безобразие незамедлительно. Представляешь, если это увидит наш иранский гость⁈ — повернула ко мне голову офицер.

Вдалеке послышался шум полицейских сирен.

— Слушаюсь! — ответил я и снял дубинку вслед за наставницей.

— Подданные, разойдитесь и пропустите жандармерию, иначе будете арестованы на пятнадцать суток, — рявкнула Ирена — я уже убедился, что она это умеет, когда нужно.

Мы решительно двинулась в толпу, которая заграждала вход в подъезд.

Крикливая девка и какой-то тощий парень с бледным лицом попытались преградить наставнице путь, но Снегирева без колебаний и с размаху зарядила дубинкой девке по плечу и потом оттолкнула на тощего, а идущий в шаге сзади от наставницы я ещё и добавил своей дубинкой ей по лопатке. Толпа недовольно охнула, но отпрянула.

— Подонки, сатрапы, псы! — раздались возмущённые крики.

«Их настрой мы немного сломили, но быстрее бы подкрепление», — думал я, понимаясь по грязной, обшарпанной лестнице вслед за наставницей. — «Никогда раньше не бил вот так людей, а сейчас даже и рука не дрогнула», — мандраж от ситуации вытеснил сомнения.

— А кто эти люди на плакате, госпожа лейтенант? — спросил, когда мы были уже на третьем этаже.

— Художественная композиция весьма точно изображает нашего сегодняшнего гостя — иранского шаха Гепардеви, французских президента Республики Гиббона и председателя Конвента Шарлотту Дельфинье, а также королеву Швеции Маргрету Ягуариссен, которая в счёт уплаты долгов передаёт несчастных детей-гибридов, похищенных из шведской Изнанки, на опыты французским маньякам-республиканцам, своим кредиторам, — просветила меня Ирена. — Ты газеты вообще читаешь, за новостями следишь?

— Последнее время — редко, времени нет, — ответил я.

Не хватало мне ещё пропагандой забивать себе голову.

«Почему у Астрид и королевы Швеции — почти одинаковая фамилия⁈ Неужели этим бизнесом занимаются на самом высшем уровне в Швеции и гибридов делают рабами их короны⁈ Приставка „ундер“ — надо было узнать у Галкина, что означает. Вероятно, как и у нас — вассальная приставка. Он ещё что-то говорил про то, что клан у девки непростой», — меня этот факт сейчас глубоко поразил.

Когда поднялись на пятый этаж и зашли в обшарпанный, темный коридор с запахом странной кислятины, в десяти шагах справа я увидел какого-то парня, стриженого «бобриком». Он стоял, опершись плечом на косяк полуоткрытой двери, и курил — встрепенувшись, через мгновение он сразу же закрыл дверь.

— Нам явно сюда, — кивнула офицер, доставая из кобуры табельный пистолет.

Я последовал её примеру, в глубине души сомневаясь, не является ли возможное применение оружия слишком уж чрезмерным в этой ситуации.