Цветок забвения

ГЛАВА 11

Прошёл год. И весь этот год Илай наблюдал за бессмысленными попытками наследницы рода научиться фехтованию. Оказываясь во дворе в моменты её «тренировок», он невольно замедлял шаг и присматривался.

Никуда не годится.

Маяр отказался нанимать ей учителя, поэтому Ями просто лупила деревянным мечом по манекену. Изо дня в день. Упорно и зло.

Никаких учеников, Илай. Никаких учеников. Хватит и того, что ты вышел во Внешний мир и служишь худшему из людей.

Тем не менее, он начал замечать за собой, что выглядывает во двор, когда там поднимался стук. Смотря на это безобразие, он не мог не вспоминать, с каким упрямством сам колотил по камню. Но мастер, по крайней мере, поставил ему удар, который Илай отрабатывал, даже не зная о печати. А в том, что он видел теперь, не было никакого смысла.

Так думал не он один, это действовало на нервы всем домашним, но терпение позволялось потерять только Маяру. Так однажды, оказавшись во дворе в момент «тренировки», генерал остановился и раздраженно пощёлкал хлыстом по сапогу.

— Ты, — кинул он одному из прислуги. — Позови сюда наследника.

— Он уехал, господин. Но я немедленно…

— Плевать. Зови его жену.

Женщина прибежала к нему со скоростью, которая была присуща лишь великим мастерам и слугам Маяра.

— Простите, господин. Ями просто хочет угодить вам.

— У неё уже идёт кровь? — перебил её генерал.

— Не… нет. — Она растерялась. — Ей всего девять.

— Твоя дочь должна выйти замуж как можно скорее. Мне нужен наследник мужского пола. Скажи ей, чтобы не страдала хернёй, а готовилась.

— Готовилась? — Она вскинула на него испуганный взгляд.

— После того, как она познает мужчину, её тело сформируется быстрее.

От услышанного у женщины подогнулись колени, и она свалилась на землю.

— Господин, не торопитесь, прошу, — залепетала она. — Вы переживёте всех нас, я это точно знаю. Вы здоровы и так сильны, что увидите ещё десять поколений своего великого рода. В таком деле недопустима спешка, а вы ведь до сих пор не выбрали ей супруга. Выберите ей лучшего из мужчин, молю.

— Кто сказал, что лишать девственности её будет именно муж?

Страшная догадка исказила лицо матери.

— Не смотри так, — проворчал Маяр, отходя от неё к лошадям. — В вашем отродье всего капля моей крови, надо это исправить.

Взвыв, она поспешно заткнула рот рукой, закусывая кулак до крови. Но Ями услышала её и побежала с тренировочным мечом, собираясь опять наброситься на негодяя, который регулярно обижает дорогих ей женщин. Она замахнулась и рубанула деревяшкой со всей силы. Илай даже не подумал отойти или предотвратить удар, слишком занятый осмыслением того, что только что выдал отец.

Палка ткнула его в грудь, щекоча.

— Что ты делаешь?! — вскричала мать, хватая Ями и начиная отвешивать шлепки. — Почему ты никого не слушаешь?! Я же просила тебя не выходить из дома!

Илай остановил её руку, после чего присел перед девочкой, которая изо всех сил старалась не заплакать.

— Что ты делаешь, Ями? — спросил он тихо. — Разве у тебя нет подруг, с которыми ты могла бы вместе играть и учиться? Кто разрешил тебе дурачиться с оружием? Пусть оно и тренировочное, с твоими навыками ты рано или поздно поранишься.

— «Дурачиться»? Конечно, ты же великий мастер, мы все тут дурачимся, по-твоему. Вот только ты ничего не делаешь, хотя мог бы уже давно перебить весь этот ненавидящий нас город! Так что лучше я буду дурачиться с мечом, чем ты будешь с ним серьёзничать! — Мать трясла её и дёргала за уши, но Ями не замолчала, пока не договорила до конца. — Отдай мне настоящий меч! Он мой, это я — наследник, а не ты! Или мне это нужно на лбу написать?

— Нет, не нужно. Глядя на твоё фехтование, я понял, что каллиграфии тебя тоже не учат.

Маяр не предоставил им наставников по важнейшим для наследника дисциплинам. Её здесь вообще ничему не обучали, а значит, хозяин никакого потенциала в ней не видел кроме потенциала её матки. Ни на что большее женщины, по мнению Маяра, не были способны, но даже главные свои обязанности некоторые из них выполняли чёрте как. Её мать, например, с задачей не справилась, и Маяр опасался, что дочь окажется такой же порченой, и поэтому решил научить её… чёрт, научить её «быть женщиной».

— Зато ты всё умеешь и теперь над нами издеваешься! — Ями покраснела от стыда и боли. — Бьёшь самых красивых женщин и рисуешь свои каракули!

— Ну прости, пожалуйста, — хмыкнул он.

— Не прощу! Ты избил госпожу Руи, а на лице моего отца оставил свою подпись!

— Это не моя подпись, а титул, который я ему передал.

— А мог бы нарисовать что-нибудь красивое! Цветок или… или звезду!

— Это клеймо. Оно не обязано быть красивым, хотя я, между прочим, старался. Твой отец — мой брат — согласился с тем, что это лучший вариант, ведь при ином раскладе его бы покалечили или убили.

— Не говори, что ты его брат! Его брат похож на него как две капли воды, а ты просто хочешь отобрать у него это место и место наследника! Потому что ты никому не нужен и тебя никто не любит!

Вздохнув, Илай выпрямился и пошёл к воротам, где его ждал ненавидящий ждать Маяр. Но внезапно его мягко схватили за руку, останавливая, и он обернулся, по-настоящему удивлённый. Илай ожидал удара в спину, когда услышал быстрые шаги.

— У тебя очень красивый почерк! — Ями глядела под ноги, не показывая слёз, которые выдавал голос. — Отец сказал, что мне нужно научиться писать так же, но я никогда так не смогу! Я ничего не умею, поэтому ты… ты напиши у меня на лбу, как у папы. Может, тогда дедушка признает меня.

Сопровождая Маяра в тот раз, Илай выискивал наёмников в многолюдной толпе с надеждой. Он бы не стал им препятствовать на этот раз — наоборот. Он намеренно тормозил чинную генеральскую процессию, создавая идеальные условия для покушения.

Но погода внесла свои коррективы.

Полил дождь, и половину дел, запланированных Маяром на сегодня, пришлось отменить. Они быстро вернулись домой. И Илай бы негодовал по этому поводу так же, как и все, но злиться на воду он не умел. Для него это была благодатная пора любования дождём. В течение года он не пропустил это зрелище ни разу. Дождь в пустыне трудно воспринимать подобным образом, он просто жизненно необходим, он неистов и неплодороден, у него резкий запах. Дождь в саду — совсем другое дело.

Выходить на веранду в такие моменты для Илая было больше, чем обычай. Священный ритуал скорее, поэтому никто не смел его тревожить, все слуги и домашние это знали. Сегодня же ему было просто необходимо провести остаток дня в одиноком созерцании.

Но это он, конечно, размечтался.

Заметив краем глаза постороннего, Илай всё равно до последнего к нему не поворачивался. Даже когда тот медленно, осознавая важность момента, встал на колени и низко ему поклонился.

Это был старший брат. И когда его лоб с надписью «Наследник» коснулся пола, Илай понял, что мужчина пришёл к нему не как к человеку, имеющему в доме большее влияние, а как к отшельнику.

— Твоя дочь в порядке? — спросил Илай, зная, что первым брат не заговорит.

— Нет. Я сурово наказал её, чтобы…

Чтобы Маяр не добрался до неё сегодня же. А ведь ребёнок наверняка принял жестокость отца на свой счёт, видя причину побоев в плохом поведении.

— Её руки стёрты, — заговорил Илай. — Такое усердие нужно поощрять. Я поговорю с отцом насчёт учителей. И не только насчёт этого. Он её не тронет. Никто не тронет, пока она не будет готова, можешь так и передать своей жене.

Но наследник не торопился уходить, а когда Илай повернул к нему голову, то увидел слёзы на его неподвижном лице. И брат не стыдился их, хотя показывал слабость перед младшим.

— С каких пор слова стали оружием Старцев? — спросил брат, упершись кулаками в пол. — Ты жил с отцом, будучи ребёнком, а я живу здесь с восемнадцати лет, поэтому точно знаю, что разговоры ничего не дадут — особенно, если это касается меня. Или ты думаешь, что всё это время я не пытался вымолить у него прощение за то, что родился? За то, что он изнасиловал мою мать? Послушание, кротость, потакание всем его желаниям… И вот к чему это в итоге привело!

— Он не тронет её, — сказал Илай спокойно. — Потому что слишком боится разгневать отшельника.

— Ты это про себя, что ли? — недоверчиво уточнил брат, но Илай качнул головой.

— Я это про Божественное Дитя. Маяр старается продлить срок своей жизни всеми силами, поэтому в последнее время так подлизывается к Дитя: ездит к нему уже который раз за последний год. Он стареет, и терять милость этого отшельника ему невыгодно.

Брат покачал головой.

— Никто не смеет распоряжаться в этом доме. Маяр здесь закон, и Дитя ему не указ. Попытаетесь запретить ему? Он сделает это вам назло.

Этот разговор начинал действовать на нервы. По большей части из-за того, что Илай чувствовал себя беспомощным, а решение всех проблем видел в убийстве отца, своего господина. А он не хотел становиться отступником.

— Чего ты хочешь? — прямо спросил он.

— Поставь на Ями печать.

Илай нахмурился.

— На её комнату?

— Нет, на неё, прямо на неё, чтобы он не мог тронуть её. Не говори, что это невозможно! Я видел печать, которую ты поставил отцу на грудь и с тех пор его не берёт ни одно оружие.

— Это другое, его кожа просто стала твёрдой.

— Так просто сделай, чтобы к её коже вообще нельзя было прикоснуться!

Илай долго всматривался в его лицо — более мрачное и грозное, чем небо снаружи.

— Ты серьёзно готов пойти на это? Я к тому, что вообще обходиться без прикосновений — это тоже разновидность насилия.

— Это же на время. — Брат сжал кулаки ещё сильнее. — До тех пор пока…

Маяр не сдохнет.

А этого в ближайшее время не предвиделось. Илай хотел бы озвучить и другие сомнения насчёт этой задумки. Например, что он сам может погибнуть невзначай и тогда уже никто не снимет клеймо. Что он не вредит детям вопреки жутким слухам, ходящим о нём по городу. Что Ями возненавидит их всех, а его больше остальных, хотя не страшно, потому что так оно уже и есть.

— Я никогда ещё не ставил такие печати, — сказал Илай только, поднимаясь на ноги. — Идём.

Когда они оказались в его комнате, Илай достал чистые свитки и сел на пол за низкий, широкий стол. Ему предстояло изобрести новую технику, которая бы подавляла своей мощью даже защитное клеймо на теле отца, а оно на данный момент было вершиной его мастерства.

Посадив брата рядом, он принялся составлять пробные печати, снова, снова и снова, увеличивая концентрацию крови до тех пор, пока Наследник, прикоснувшись к бумаге, не отдёрнул руку.

— Жжётся! Да! Да, вот это идеально! Мне даже показалось, что останется след… Ей это не навредит?

— Навредит. Но не физически, — ответил Илай, чувствуя небывалую слабость. Повсюду вокруг него валялись клочки «отбракованных» печатей. — Мать не сможет её приласкать, у неё не будет подруг, даже слуги станут её сторониться, а учителя, которые ей необходимы сейчас больше всего, побоятся с ней связываться.

— Только не говори мне, что физическое насилие лучше. Насилие ребёнка! — Брат ткнул в его сторону пальцем, заявляя: — С ней этого не случится. Никогда!

Говоря так, он подразумевал, что будь его воля, к ней бы вообще ни один мужчина не прикоснулся. Возможно, чтобы понять это до конца, нужно стать отцом дочери.

— Мне надо отдохнуть, — пробормотал Илай, устало потерев лицо. За окном уже занимался рассвет. — А вы побудьте вместе, пока это возможно. Потом дайте ей снотворное.

— Это не обязательно, мы всё ей объясним…

— Объясни. Но снотворное всё-таки дай.

Наследник задумался, будто верил, что без опиумной настойки происходящее станет выглядеть честнее, но в итоге кивнул.

— Она должна быть неподвижна, понимаю.

— Это не только для неё. Для меня. Я не смогу этого сделать иначе.

Вернее сможет, конечно, но это будет мало отличаться от милосердного убийства ужаленной змеёй девочки.

Илай понимал, что беря в руки кисть, не просто ставил печать, а подписывался ещё и на работу няньки в этом доме. А это было сложнее, чем следить за казной и гаремом. Без должного воспитания и без физического воздействия ребёнок, унаследовавший в полной мере командирские замашки деда, установил свою власть над родителями и слугами. Она хулиганила, поначалу испытывая границы дозволенного, потом наслаждаясь опьяняющей свободой и всемогуществом, и в итоге уже просто поддерживая репутацию.

Неприкосновенная буквально, Ями так же буквально отбилась от рук.

Однажды в саду Илай увидел, как она — лохматая и размалёванная — «играет в салочки» с Руи.

— Эта ходячая крапива украла у меня косметику! — кричала женщина, забегая Илаю за спину. Но этого ей показалось мало для полной защиты, поэтому она взобралась на него, как на дерево. — Хватит с меня! Посади эту паршивку в клетку, от неё никому нет покоя!

Ями замерла перед ними. Она уставилась на женские руки, крепко в него вцепившиеся — на объятья, желанные, но недоступные, и из забавы погоня превратилась в месть.

— Отпусти госпожу Руи! Не трогай её!

Илай поймал девочку за шкирку, когда она прыгнула на него, и Ями начала лупить его по руке, намереваясь к жгучести присовокупить боль. Но в итоге покраснели именно её ладони.

— Почему… почему мои силы на тебя не действуют? — Она извернулась и схватила его за запястье. — Это из-за того, что ты отшельник? Нет, даже госпожа Руи признала, что я сильнее неё! Это я — великий мастер. Я… я Старец и Дева в едином воплощении!

Илай нахмурился, а Руи рассмеялась.

— Думаешь, косметика уподобит тебя Деве, а печать — Старцу? Я всегда догадывалась, что ты глуповата. Дурочка, ты стала ещё более слабой и безобразной, чем раньше, но хвастаешь этим на каждом шагу!

— Не говори так! Ты врёшь! Ты сказала, что однажды я стану такой же красивой! Ты делала мне причёски и обещала однажды научить так же краситься! Ты обещала!

— Это было до того, как ты стала такой невыносимой!

Ями беспомощно разревелась, окончательно портя свой «макияж».

— Слёзы из тебя точно Деву не сделают! Когда эти женщины плачут, то становятся лишь прекраснее, а ты? Глянь, у тебя вся краска по лицу растеклась!

— Ты просто завидуешь мне! Моему первородству и силе! — прохныкала Ями. — Раньше ты заискивала передо мной, а теперь постоянно лезешь к Илаю!

— Лезу? Нет пока, но, может, Илай донесёт меня до комнаты? — прошептала Руи ему на ухо. — Я, кажется, подвернула себе ногу.

— Не называй меня по имени.

— Не будь таким недотрогой. К твоей спине прижимается грудь, которой мечтают коснуться все мужчины города. А чтобы оказаться между моих бёдер, они вообще готовы души продать. Раз ты такой любитель влаги, то должен оценить, что сделал со мной…

— Слезай.

Он не стал бы носить её, даже будь она настоящей Девой, и откликаться на имя, даже владей она техникой голоса.

Обиженная его пренебрежением, Руи немного отстранилась, но ушла, лишь когда он сказал ей уйти. Отправив женщину срывать злость на служанках, Илай двинулся в сторону фонтана, держа буйную племянницу на вытянутой руке.

— Разве я не просил тебя перестать дурачиться? — спросил устало Илай, хватая её поперёк и наклоняя над водой, чтобы умыть. Ями пыталась укусить его за пальцы. — Я поставил тебе клеймо наследника в виде звезды, как ты и хотела, какого же чёрта ты стала вести себя ещё хуже?

— Это клеймо испорченное! Оно не работает на тебе!

— Не работает, конечно, потому что я его нарисовал. Только я могу его стереть. И я сотру, потому что ты превратила в пыточный инструмент то, что должно тебя защищать. Ты заставляешь свою мать кланяться и извиняться перед всеми, ты позоришь своего отца, а дед собирается от тебя отречься.

Она замерла на мгновение, но потом выдала:

— Ну и что? От тебя он тоже отрёкся! А ты стал великим отшельником и теперь ведёшь себя намного хуже, чем я, но все тебе кланяются.

— От страха.

— Так даже лучше! Я тоже так хочу! Хочу, чтобы меня признали! Чтобы дедушка не смотрел на меня, как на мусор! Чтобы другие девочки дружили со мной! Если я стану такой же красивой, как Дева, и такой же сильной, как Старец, никто не посмеет меня не любить!

Да, у неё перед глазами находились худшие примеры для подражания. И речь не только об отшельниках, но об этом доме в целом: беспомощных родителях, жестоких солдатах, распущенных гаремных женщинах, самом хозяине. Такими темпами в будущем она превзойдёт своего деда по части жестокости и коварства.

Илай вздохнул.

— Ты боишься чужой ненависти, а сама делаешь всё, чтобы тебя ненавидели

— Это ты сделал так, чтобы меня возненавидели!

— Ну прости, сейчас всё исправлю…

— Нет! Не трогай! Только не печать! Теперь без неё меня попросту убьют!

— Это точно, — согласился Илай, услышав в ответ жалобное хныканье. — Не будь такой легкомысленной. Ты понятия не имеешь, через что проходят отшельники, чтобы достичь высшего мастерства. Чтобы стать Девой, недостаточно быть ей однажды поцелованной. Чтобы стать Старцем, недостаточно носить на себе его печать. А чтобы стать наследником, недостаточно родиться первым в семье.

— Конечно, недостаточно, я ведь девчонка! Тебе никогда не понять, что это значит — провиниться уже только тем, что родилась такой! — Она бешено вырывалась, и Илай понял, что слова ничего не дадут. Не сейчас. В ней ещё осталось слишком много сил, чтобы слушать его и понимать, о чём он говорит. С ним ведь было то же самое: мастер даже не думал читать ему лекций до того, как хорошенько его измотает. Хотя нет, Эвер вообще лекций читать не любил. — Ты такой же, как и дедушка! Как и Руи! Вы все хотите отделаться от меня!

Разжав руки, Илай позволил ей свалиться в бассейн фонтана. День был жарким, а у этого ребёнка легко закипала кровь, ей нужно было остыть.

В песках она бы не выжила. Такое поведение там оборачивается смертью чаще, чем слабость. Крик и безрассудная смелость — самые бессмысленные в пустыне вещи, они истощают, а если чьё внимание и привлекут, то только хищников. Поэтому даже свою ярость Старец проявляет тихо.

Возможно, с Калеками иначе. Привлекать к себе внимание — в духе огнепоклонников. Они привыкли «красоваться» своими шрамами и убивать с показательной жестокостью. Вспыльчивые, безудержные, прямолинейные — они вынуждены смирять болью свои тела, самые сильные среди отшельников. Тогда как Старцы свои тела попросту высушили.

С Ями не сработает ни то, ни другое, так что Илай решил использовать воду. Хотя сам в её возрасте принял бы подобное за поощрение, а не за наказание.

— Идём, — сказал он, когда её голова показалась из воды.

— Куда? — прохрипела девочка сквозь кашель, на самом деле не надеясь, что он ей ответит. Есть ли разница? Она пошла бы за ним, даже если бы он повёл её в пыточную, где, по его словам, ей самое место.

— На тренировочную площадку.

— Будешь учить меня «дурацкому» фехтованию?

— Как я погляжу, рукопашной ты уже научилась сама.

Щёки Ями вспыхнули — эта завуалированная похвала ей польстила. Но потом она увидела отца, который шёл вместе со своим братом-близнецом. Заметив Старца, они синхронно поклонились, приветствуя его и одобряя всё, что он задумал на её счёт.

— Мне запретили ходить туда, — проговорила Ями. — Когда я была там в последний раз, отец наказал меня. И даже дедушка…

— Что он сделал? — Илай резко остановился.

— Ничего. Сказал, что мне нужно больше времени уделять женским обязанностям. Руи тоже так считает. Говорит, чтобы стать достойной наследницей, мне достаточно просто красиво выглядеть.

— Тоже верно, — неожиданно согласился он. — Как будущая хозяйка ты должна уметь производить хорошее впечатление. Этому тебе тоже предстоит научиться.

— Меня будешь учить ты? — Она хихикнула, но потом задумалась. — Точно. Если меня никто не может трогать, именно тебе придётся делать мне причёски и наряжать.

— Я в этом большой мастер.

— Думаешь, тебе научиться делать причёски сложнее, чем мне научиться фехтовать? Это будет честно! Я бы сама тебе показала, что да как, но лучше попроси госпожу Руи.

Илай бы сказал, что она — худший учитель чего бы то ни было, но нет, худшим был он сам. Хотя бы потому что только что принял условия ученика.