Цика

2. Сильнее всех

«Ох, ты, дитятко мое! Что же с тобой эти изверги-то сотворили?!» — Целительница, привычная, казалось, ко всему, чуть не плакала. Голос ее дрожал — и только это выдавало волнение — руки быстро и четко совершали наработанные движения.

Девушка, лежащая перед ней на высоком столе, уже открыла глаза. Но взгляд ее был пуст. Словно, не найдя ответа на какой-то вопрос во внешнем мире, она пыталась выискать его в себе.

«Плохо тебе, я знаю. Как только выкарабкалась-то? Имя-то хоть помнишь свое?» — Целительнице не впервой было вызволять людей из объятий Смерти. Но не с такого срока. И не с такими ранами. Всё могло случиться.

Девушка разлепила сухие обветренные губы, ломая корку запекшейся крови, и попыталась ответить:

— Ц… ц… ц… — и чуть не задохнулась, хрипя.

— Ой, прости меня, родненькая, неразумную. Молчи, молчи. Нельзя тебе говорить. Коли сказать захочешь, глазками покажи, я пойму.

Девушка, смотревшая в потолок, скосила глаза на целительницу, а потом попыталась опустить их вниз. Целительница поняла. Она сморщила лицо, предательски шмыгнула носом и сказала:

— Прости меня, грешную! Не спасла я дите твое! Тело-то спасти можно было, да без души оно ничто. Душу тебе только вернуть смогла. На большее сил не хватило. Что ж делать-то, что ж делать…

По лицу девушки прошла судорога, и целительница разом осеклась. Подождала немного и опять затянула свой неумолчный говор:

— Я тебе сразу скажу. Коли потом узнаешь, не от меня, во сто крат больней будет… Не быть тебе матерью. Не быть… Да что же это… — по лицу целительницы побежали слезы, и она отошла, уже не сдерживая рыданий.

Из глаз девушки выкатились слезинки и побежали по высоким скулам на доски стола. Она плакала беззвучно, только горло, обезображенное жутким шрамом, иногда подрагивало, словно девушка силилась что-то проглотить. Целительница, наконец, смогла подавить рыдания. Она вернулась к девушке и приобняла ее, лежащую. Зашептала в ухо жаркими губами:

— Скажи, что было-то? Никто не знает. Никому твоих слов не передам. Всё во мне останется. Почто вместе с огром шли? Почто убила ты его?..

Девушка дернулась под руками целительницы и приподнялась, опершись на локти. В горле у нее заклокотало, и она сплюнула на пол кровавым сгустком.

— Вот как… — Хрипло выдавила она. — Значит, вы думаете так?..

— А как же думать, девонька? — Голос целительницы помягчал, стал успокаивающим, усыпляющим. — Твоими же стрелами великан утыкан был. С черными перьями никто, кроме тебя, стрел не имеет…

Девушка выпрямилась, упершись ладонью в стол. Правой рукой она потерла глаза, чтобы отогнать сон, навеваемый целительницей, а потом отстранила ее.

— Уйди, Рага. Я разобраться должна. Кому сказала, уйди!

Целительница чуть отошла, готовая в любой момент вернуться, чтобы подхватить, поддержать. Мало кто от Смерти возвращается — потрясение это большое для человека-то.

Однако говорливость свою Рага унять не могла.

— Да куда ж ты собралась-то? И сил у тебя нет. И делать-то не знаешь что. Не упрямься, Цика. Тебе отлежаться надо…

Цика тяжело дышала, исподлобья глядя на целительницу. Недобрым был этот взгляд.

— Помогла — спасибо тебе. А теперь пойду я. И чтобы имя мое здесь забыли. Поняла?

— Не глупа, чай. — Рага поджала губы. — Умерла Цика — все знают. До утра хоть подожди. Я тебе кой-чего в дорогу соберу. Оружия не дам, конечно, — нет его у меня. Травы там разные, еду кой-какую. За лекарку странствующую попервой сойдешь. А там видно будет. Твоя жизнь — тебе и думать.

— Моя, моя… — процедила Цика. Она повернулась на столе и спустила ноги вниз. Рага услужливо пододвинула скамеечку. Цика тяжело спустилась, держась за стол, сделала два неверных шага на подгибающихся ногах и почти рухнула на лавку у окна.

Сквозь слюдяное окошко ничего не было видно — темно, ночь.

— Давно меня оживляешь? — неприязнь слышалась в голосе Цики.

— Седьмой день сегодня. — Рага с готовностью подскочила. — Есть будешь?

Цика прислушалась к себе. Внутри было пусто и мерзко. Казалось, съешь что-нибудь, и оно тут же полезет обратно, наружу.

— Я тебе отварчика дам, попей сначала.

Цика сморщилась, но ковшик с отваром взяла. Глотнула. Скривилась. А потом решительно допила, громко глотая. Отдала ковшик целительнице и утерла рот рукавом. Тут только она обратила внимание на свою одежду. На ней было белое холщовое платье без ворота, с длинными рукавами и подолом до пола.

— Это ж смертное платье! — возмущенно проговорила Цика.

— А ты что хотела? Свадебное? — с вызовом ответила Рага и тут же закрыла себе рот обеими руками, выпучив в страхе глаза. И тут же принялась каяться. — Ты уж прости меня, болтушку глупую. Ненароком слово вырвалось…

Цика смерила ее взглядом и недобро усмехнулась.

— Если ты про Кварра — то у нас с ним всё кончено, ты не находишь? Да и убили меня из-за него, так ведь? Мог бы и проводить через лес. Испугался… Из-за таких, как он, девушки понапрасну и гибнут…

— Нельзя мужчинам через лес, ты же знаешь…

— А мне плевать. — И Цика продемонстрировала — как, попав на печку. Плевок зашипел. Целительница вздохнула.

— Ты ж его любила… — Рага развела руками, не придумав, что еще сказать.

— Прошла любовь, ясно?! — выкрикнула Цика с нажимом. — Мужикам одно только и надо. Ненавижу…

Цика замолчала. Она думала. На ночь идти — смысла нет. Да и куда — не решила еще. И бездорожье это… Пока она в отключке валялась, вряд ли что изменилось.

— Как там с погодой? — осведомилась Цика.

— Хорошо с погодой. Снег почти сошел. Только в низинах и остался. Тепло, хорошо… — разулыбалась Рага.

— Ясно. — Оборвала ее Цика. — Недельку у тебя поживу, пока не подсохнет. Ты же не возражаешь? Целительству подучусь, а то, как спросят чего — сразу себя и выдам. Куда путь держать — тогда и решу, как выйду… Покажи, где лечь, Рага…

Целительница подхватила девушку, заваливающуюся на бок, и повлекла ее к печке.

«Ох, горе-горюшко, — бормотала Рага, пристраивая Цику, — судьбиночка твоя. Мыкаться тебе по свету белому, пристанища не находя. Будешь ли ты счастлива — не ведомо мне. А несчастливой тебе не быть такоже…» Цика заснула.

Быстро неделя прошла, оглянуться не успела. Точно, идти пора. Дело не терпит. Главное, удалось у целительницы все вещи обратно вытребовать, только полушубок пришлось оставить — жарко в нем. Зато вместо него взяла у Раги понёву новую и шушун. Котомка старая осталась, но ее целительница битком набила — травами всякими и едой. Вроде нетяжело… И посох взять не забыть бы. Без него не пройти. Силы не те еще.

— Слышь, Рага, я к ограм пойду.

— Ох-ти, батюшки! Да куда ж ты собралась?! Что ты у них делать-то будешь? Они съедят же тебя! Да и как дорогу найдешь, а? — привела целительница убийственный довод.

Невозможно целительнице такой балаболкой быть. Дело свое она хорошо знает, да как рот раскроет — хоть уши затыкай. Да нельзя, нельзя… Как ни говори, обязана она Раге. И недолго терпеть осталось-то. Ухожу. Цика сдержала готовое вырваться ругательство и выдохнула. Горло побаливает. Рука так и тянется потрогать. Но страшно — рубцы там эти…

— Спрошу дорогу. Не отговаривай — всё равно уйду.

— У кого спросишь? — целительница непритворно взволновалась.

— Мало ли. У гоблинов, орков… эльфов, на худой конец. Кто попадется.

Рага испугалась.

— Я тебе покажу тропинку. Она по кромке леса идет, а потом к горам сворачивает. По слухам, огры там живут…

— Сразу бы так. — Буркнула Цика. — Ладно, пойду уж. Не поминай лихом.

— Да чего ж тебя поминать-то? Пропадешь одна… Всякого, кто попадется, сторонись. В разговор сама не вступай. Если что спросят — лучше отмалчивайся. Скажешь невпопад — слово за слово — повяжут тебя, а там сама знаешь, что бывает… Береги себя… — всё тише и тише говорила Рага в спину удаляющейся девушке.

До Цики уже с трудом долетали слова целительницы. Знает же, что ответа не дождется, а всё равно не умолкает. Да всё это в прошлом уже. Что от будущего ждать — это вопрос. Как ее огры встретят? Что скажет она им, как оправдается. А оправдываться надо, надо… Ни за что, ни про что Кхни погиб. Сама дура, ладно. Да по дурости этой другие страдают.

Цика в сердцах ударила посохом по кусту, выставившему свои колючие ветки на тропинку. Так и лезет всякая гадость, людям житья нету. Хотела еще раз стукнуть, чтобы сломать, сломать, да поостереглась. Соглядатаев полно везде. Доложат эльфам — не отвертишься. А за порчу древесных насаждений что бывает? Все знают — каторга. Всю жизнь будешь деревья сажать и растить их, ухаживать, червячков-короедов собирать, водичкой в засуху поливать, от солнышка жгучего собой прикрывать. А погибнет росток малый, так плетей дадут немерено.

Цика ограничилась плевком и пошла дальше, старательно обходя все растения. Путь-то неблизкий. Мало ли что встретится, на чем злость сорвать получится. А судьбу испытывать — последнее дело. Один раз уже попробовала, хватит.

Солнце вовсю старается. Даже тропинка, хоть и сырая, а водой не залитая. Оно и понятно — в гору идет. Небо синее, лес насквозь видать. Радостно. Только Цике тоскливо. Завыла бы, да никак.

Только раз Цика остановилась — посеред дня — поесть и отдохнуть чуток. Странно, что никто ей так и не встретился. Да чего об этом печалиться. У всех дела свои. Она идет — никого не трогает, законы соблюдает. Только лихих людей бояться надобно, да они на тропинках не сидят, им большаки подавай.

Потому на двух огров, неожиданно выросших перед ней, Цика почти не обратила внимания. И только когда она чуть лбом не уперлась в волосатый живот, до нее дошло.

— Это… Здравствуйте. — Нерешительно произнесла на общем.

Огры молчали. Они стояли на тропинке, и обойти их не было никакой возможности — кусты подступали с обеих сторон.

— Слушайте, мне пройти надо. — Раздражение стало нарастать в Цике, но она еще держала себя в руках.

— Зачем? — отозвался один из стражей, поигрывая дубинкой.

— Надо, значит. Веди к старшему!

— Это наша земля. Тебе не место здесь.

— Ну, мне очень нужно! Ну, пожалуйста… — просительные нотки появились в голосе Цики, что было ей совсем не свойственно.

— Ты разве не знаешь — люди убили одного из наших. От смерти тебя спасает только то, что ты не воин и без оружия. Уходи.

— Я не убивала. Люди не убивали. — Цика растерялась, уже не понимая, что говорит. — Я помогу вам…

Второй огр что-то сказал первому на своем языке, и они заспорили. Цика переводила взгляд с одного на другого, не понимая их разговора и беспокоясь. Неожиданно заныли ноги, и Цика чуть не села на землю. Напряжение, которое поддерживало ее весь день, внезапно ушло. Пришлось опереться на посох. В глазах зарябило. Так и в обморок недолго грохнуться. Только этого не хватало. Цика ругнулась. Огры замолчали и повернули к ней головы.

— Значит, так. — Через силу сказала Цика. — Сейчас идем к вашему главному, там и будете отношения выяснять. А то боюсь, второй раз не дойду до вас… Ой, чего-то мне нехорошо.

— Имя свое скажи.

— Да Цика же! Пошли, что ли. А то прям тут сдохну.

Огры переглянулись, подхватили девушку под руки с двух сторон и быстро пошагали дальше по тропинке.

Огненный факел бил из земли, освещая немалое пространство вокруг. Он был обложен камнями, которые краснели в темноте. В круге света стоял один огр. Все остальные находились вовне, и только звук слитного дыхания выдавал их присутствие.

Цику посадили перед старшим, потому что на ногах она уже не держалась. Он возвышался над ней высоко-высоко, так что она чуть не опрокидывалась на спину, глядя ему в лицо. Он был стар, шерсть отливала серебром. Кроме пояса, как у всех огров, на нем была перевязь крест-накрест, на которой болтались разные непонятные мелкие предметы — перышки, шишки какие-то, камушки блескучие.

— Это обереги. — Заметив, куда направлен взгляд Цики, сказал старший. — Имя мое — Вельск, так и обращайся. Что тебе надобно от нас было? Говори.

Цика помолчала, не зная, как начать рассказ. От тряски, а стражи не церемонились, таща ее сюда, Цику подташнивало. Она несколько раз сглотнула, уперлась посохом в землю и встала. Ну, никак нельзя было сидя говорить. Совершенно нельзя.

— Ты же знаешь Кхни, Вельск? Вы все его знаете. Странно, но он был единственным в моей жизни, кто ничего не требовал от меня. Он только давал. Это было так… хорошо. А я ничего не могла дать ему. И даже его последнюю просьбу не смогла выполнить — убили меня. Он хотел, чтобы я жила. Понимаете? Он ради меня рисковал всем, и жизнью — тоже. Не могу говорить. Но он совсем не такой, как все. Совсем другой. Ну, что вы молчите? Ну, не знаю, кто убил его! Не знаю!! Ну, скажите хоть слово, не молчите… — Цика осела на землю, держась за посох, и уткнула лицо в ладони.

— Хочешь вернуть его? — Вельск говорил спокойно, неторопливо, значительно, как и подобает вождю.

Цика подняла голову и зло сощурилась.

— Смеешься, да? Ну, смейся, гад.

— Ты ошибаешься, девочка. Я абсолютно серьезен. Если в тебе есть сила, если захочешь помочь — я проведу обряд возвращения.

Лицо Цики разгладилось. Она во все глаза смотрела на вождя, не веря. Как же верить такому? Неужто Вельск такой сильный маг, что может вернуть погибшего? Сколько времени прошло. Тело, поди, разложилось уже. А вдруг. Кто его знает. Радость заполнила сердце. Цика словно светилась изнутри.

— Что делать, говори! — потребовала она у вождя.

— Вспоминай. Думай о нем.

Цика закрыла глаза. Вельск стал что-то бормотать и выкрикивать, призывая, наверно, своих богов. Но всё это проходило стороной, мимо ее ушей. Она вспоминала. Мельчайшие подробности ее похода через лес. Его слова. Его жесты. Его улыбку…

Крепкие руки обхватили ее за талию и вздернули в воздух. Цика завизжала от облегчения и радости.

— Пусти меня! Пусти, глупый! Сколько раз просила — не пугай меня так! — а сама смеялась и гладила эти руки, что держали ее, — Поставь. Поставь меня, Кхни.

Огр аккуратно поставил ее. Цика прижалась к его теплому мягкому меховому боку, обхватила руками как смогла далеко и лихорадочно бормотала:

— Вот и ты. Никому тебя не отдам. Пусть что хотят со мной делают. Всё равно ты мой. Что они понимают. Я всегда с тобой буду. Правда? — Цика задрала голову вверх, плача и смеясь одновременно.

Кхни улыбался, смотря на нее сверху вниз, и гладил по голове своей пятерней, такой мягкой и нежной…