Чупакабра

Глава 2

Тиллирет распечатал толстое письмо, пришедшее от его старого друга и коллеги Пинмарина по прозвищу Весельчак, вытащил пачку исписанных мелким убористым почерком страниц и отложил конверт в сторону. Пинмарин уже третий год грозился навестить приятеля, но все как-то откладывал визит: то год выдастся неурожайный, то погода нелетная, то радикулит не вовремя разыграется. Вот и сейчас, маг был просто уверен в этом, первые несколько страниц будут посвящены клятвенным заверениям, что уж в этом-то году Пин, как сокращенно называл Бродяга друга, обязательно выберет подходящее время и приедет в гости.

Однако все оказалось намного хуже. В первых же строках своего письма Пин жизнерадостно сообщал приятелю, что уже выехал и обязуется добраться до Загребинки к первым числам октября. Тиллирет поднял голову и посмотрел на огромный календарь, висевший напротив. Зачарованное окошко, самостоятельно перемещающееся между месяцами и числами, показывало, что сегодня семнадцатое число, месяц, несомненно, октябрь, а на улице моросит мелкий и очень противный дождик. Бродяга встревожено скомкал в руке письмо. Пин, конечно, чудак большой и вполне мог перепутать даты, но ведь могло статься и так, что старый пройдоха элементарно заблудился и теперь бродит где-нибудь по округе, пытаясь понять, где находится. С чувством направления у него всегда было плохо — не зря же еще одним из его прозвищ было Растяпа, так что он может пять раз пройти рядом с жилым домом и не заметить этого.

Тиллирет поднялся на ноги и взволнованно прошелся взад-вперед по комнате.

— Что-то случилось? — подал голос мирно дремавший в сфере чупакабра. — У тебя вся морда перекошена, словно тебе на нос села очень недовольная оса, и ты боишься, что она тебя укусит.

— Ко мне должен был приехать друг, еще пару недель назад, — пояснил Бродяга. Чупакабра хоть и делал вид, что люди его крайне раздражают, но наблюдал за старым магом с ничуть не меньшим интересом, чем тот за ним. — Но его до сих пор нет, и я переживаю, что с ним могло что-нибудь случиться.

За последнюю неделю и маг, и зверь привыкли вести по вечерам неспешные беседы, так что подобный разговор был в порядке вещей.

— Да, мало ли что может случиться в пути, — согласился чупакабра. — Хищник может выследить и поймать, лапу можно покалечить, шею свернуть. Сходи ночью в лес, попробуй отыскать след своего друга, может быть, ему нужна помощь.

— Ты забываешь, что у меня нет звериного чутья, и найти Пина по запаху я не смогу, — возразил маг. — Если только тебя посадить на магический поводок и отправить искать след.

— Ну уж нет, — настала очередь зверя отрицательно крутить головой. — Я же не знаю, как пахнет твой друг, забыл?

Препирания между Тиллиретом и чупакаброй были прерваны на самом интересном месте раздавшимся громким стуком в дверь.

Я насторожил уши, пытаясь уловить хоть какие-то отголоски того, что творится в соседней комнате. В берлоге, по словам белошерстого, их, комнат, было пять на первом этаже и три на втором. Я сидел все в той же комнате со шкафами, только в более большой сфере, чем раньше. В этой я, по крайней мере, мог пройти пару шагов туда-сюда.

До меня долетели странные выкрики, словно кому-то прищемили хвост. Только от этого можно так пронзительно визжать, по себе знаю. Однажды вообразил, что смогу проскочить между двумя стволами, растущими рядом. И проскочил. Весь, за исключением хвоста, попавшего в узкую развилку между криво растущими ветками и намертво там застрявшего. Верещал я тогда до хрипоты, пока не прибежал удивленный дядька и не помог мне. После этого я всегда смотрю, куда лезу. Ну, почти всегда.

Выкрики приближались, и вскоре я смог улицезреть их источник в виде еле стоящего на задних лапах, подозрительно покачивающегося человека, такого же белошерстого, как мой хозяин, за одним только исключением. У этого в бороде виднелся клок черной как безлунная ночь шерсти.

— Он что, болен чем-то? — полюбопытствовал я, усаживаясь на хвост.

— Нет, просто сильно пьян, — пыхтя от натуги и пытаясь усадить гостя в кресло, ответил белошерстый. Я все равно ничего не понял. Что значит — пьян?

— Ч-что эт-то? — заплетающимся языком выговорил черноклокий. — Тилли, ты завел себе говорящую зверушку? Или это мне мерещится? А ну, кыш! Свят-свят, изыди!

Я с большим любопытством выслушал всю эту ахинею. Затем зевнул и попросил белошерстого:

— Общайтесь потише, я подремлю.

Тиллирет наконец-то усадил друга в кресло и присел на краешек стола. Сердце предательски колотилось в груди, намекая, что в его возрасте не стоит таскать с места на место пьяные в стельку тела, а пора бы немного поберечься. Однако не мог же Бродяга оставить на пороге старого приятеля, пусть даже заявившегося в непотребном виде и во все горло распевающего неприличные песенки? Тем более что не далее как пять минут назад собирался отправляться на поиски этого самого друга.

Маг покосился на мирно дремлющего в сфере чупакабру. Пожалуй, стоит распределить этих двоих по разным комнатам, а то Пин и так чуть не принял зверя за первый признак белой горячки. Еще жахнет сгоряча чем-нибудь убийственным, где потом искать новый живой экземпляр редкого создания?

Тиллирет попытался разбудить вырубившегося приятеля, но Пин только громко всхрапнул и свалился с кресла на пол. Тратить магию на перенос этого бесчувственного тела было лень, поэтому Бродяга сходил в соседнюю комнату, где на диване на всякий случай всегда лежали подушка и одеяло, стащил с Пина ужасно грязные сапоги и оставил приятеля в покое. По крайней мере, до утра.

Подойдя к сфере, маг тихонько сказал:

— Эй, чупакабра.

Зверь лениво приоткрыл один глаз.

— Чего тебе?

Я только сладко задремал, как белошерстый тихо позвал:

— Эй, чупакабра.

Сказать, что ли, ему мое имя, лениво подумал я, приоткрывая один глаз. Нет, пока не буду, пожалуй.

— Чего тебе?

— Мне нужно перевести тебя в другую комнату, чтобы мой приятель спросонья не понаделал дырок в твоей шкуре, — обрадовал меня человек. — Я сейчас сниму сферу и накину на тебя магический поводок. Пожалуйста, не дергайся при этом, а то я могу занервничать и случайно убить тебя. А мне бы этого не хотелось.

Я насмешливо хмыкнул.

— А ты не боишься, что я и с магическим поводком найду способ перегрызть тебе горло?

— Не боюсь, — ответил белошерстый немного напряженным голосом.

— Ну и правильно делаешь, — зевая, сказал я. — В такую погоду только спать и спать, а не гоняться за человеками. Давай уже быстрее одевай свой поводок и пошли.

Сфера вокруг меня распалась синими искрами, а шею стиснул невидимый ремень.

— Но-но, ты, полегче, — недовольно пробурчал я. — Задушишь еще.

Хватка поводка ослабла, но не слишком. Ладно, будем надеяться, что идти недалеко.

Тиллирет в сопровождении чупакабры вышел в просторный холл и задумался, остановившись посередине. Куда лучше спрятать редкое животное? Можно на кухне — но вдруг Пину приспичит ночью выпить воды? В кладовке — есть риск остаться без половины припасов. Холл отпадает несомненно — в него Пин поутру выйдет первым делом.

Ладно, решил маг, пусть посидит в моей спальне. А там будет видно, куда его девать.

Зверь с любопытством потрогал лапой ступени лестницы.

— Интересное дерево. Я таких еще не встречал. Почему оно такое изогнутое?

— Это лестница, — пояснил Тиллирет и показал, как по ней надо ходить, поднявшись на пару ступенек. — Мы сейчас поднимемся по ней в мою комнату. Сегодня тебе придется терпеть мое общество еще и всю ночь.

Чупакабра забавно высунул изо рта кончик тоненького розового языка, то ли раздумывая, то ли дразнясь.

— А там я точно буду в безопасности?

— Безусловно. Даже если Пину взбредет в голову вломиться поутру в мою спальню, то я сумею тебя защитить.

— Ну ладно, тогда пошли, — и зверь проворно запрыгал по лестнице вверх, причем почему-то исключительно на задних лапах, поджав передние к мохнатому животу. Что-то мне это напоминает, подумал маг, только вот что? Точнее, кого?

В спальне Тиллирет посадил зверя в такую же магическую сферу, только поменьше — что поделать, эта комната не отличалась большими размерами. Чупакабра тут же свернулся клубочком и заснул. А маг еще долго лежал в темноте, размышляя над причиной неожиданного приезда своего старого друга.

Утро началось с грохота. Внизу что-то громко зазвенело, явно прощаясь при этом с жизнью, затем до моих настороженно приподнятых ушей донесся голос вчерашнего визитера. Я поднял голову и укоризненно посмотрел на белошерстого, который при первых признаках шума подскочил на своей лежанке и сейчас по-совиному слепо таращился на дверь, словно силясь разглядеть на ней, что послужило причиной для нашей неурочной побудки.

Внизу загремело что-то еще. Я бы на месте белошерстого уже давно спустился и посмотрел, что за медведь залез в мою берлогу и разносит ее на части.

Видимо, белошерстый пришел к такому же мнению, потому что сорвался с лежанки и бросился к двери. Та как раз в этот момент распахнулась от полученного внушительного пинка. Нос белошерстого и край двери на полпути встретились, раздался характерный хруст со стороны обоих, и белошерстый, подвывая от боли, опустился на пол, обеими передними лапами держась за ушибленное место. Я невольно поморщился.

— Тилли, дружище! — в комнату ввалился черноклокий. — Право, не стоит становиться передо мной на колени. Хотя не скрою, что польщен, очень польщен.

— Идиод! — прогнусавил белошерстый. — Ды мде дос сдомал!

— Чего? — не понял тот. — Какой еще дос? О чем ты?

— Ты мне нос сломал, придурок, — уже отчетливее повторил мой хозяин. — И дверь. И что ты там так старательно разбивал?

— Твои редкие шойенские [1] вазы, — черноклокий бесцеремонно обошел белошерстого и развалился на его кровати. — Нечего было ставить их под ноги. Разумеется, я споткнулся об одну, а затем налетел и на вторую, — его взгляд упал на меня, и черноклокий просиял: — О! Говорящая зверушка! А я тебя помню! Или ты уже не говорящая?

— Говорящая, говорящая, — мрачно подтвердил я. — Причем в основном нецензурно.

— Ух ты! — еще больше восхитился черноклокий. — А я уж было списал это на две бутыли ямазийского [2] вина двухсотлетней выдержки. Ан нет, сие не сон и не белая горячка. Последнее особенно не может не радовать.

Белошерстый наконец поднялся на ноги.

— Пин, ты что, совсем рехнулся? Какого черта ты врываешься ко мне в спальню, да еще в такую рань? — Тиллирет, вне себя от гнева, отвел руки от лица, явив всем присутствующим покрасневший и перекошенный нос.

— Дружище, — радостно возопил Пинмарин, одним движением руки вправляя пострадавший орган товарища на место. — Я просто не мог дождаться твоего пробуждения! Меня переполняет энтузиазм и жажда творчества. И мне не терпелось заразить этим и тебя.

— По-моему, тебя переполняет вчерашнее спиртное и хроническое помешательство, — с опаской косясь на приятеля (это чем это он собрался его заразить? И каким, интересно знать, образом?), Тиллирет боком-боком отполз к окну, под прикрытие тяжелой парчовой шторы.

— И это тоже, — энергично кивнул Пин. — Дружище, я сейчас просто лопну от счастья. И — я в этом нисколечко не сомневаюсь — когда ты узнаешь, почему я здесь, с тобой случится то же самое.

— И зачем же ты здесь? — осторожно поинтересовался Бродяга. У него резко засвербело в левой пятке, что являлось несомненным признаком надвигающейся катастрофы.

— Тилли, мой самый дорогой, самый лучший, самый старый друг, — прочувствованно провыл Пин, — мы идем в поход!

Тиллирет так и сел с размаху на пол. В углу глухо закашлялась чупакабра.

Нет, вы это слышали? Эти два старых пенька собрались в поход! Да белошерстый по лестнице-то полчаса поднимается и из кресла с кряхтением вылезает, о каком походе может идти речь?

Я не удержался и глухо закашлялся, пытаясь скрыть напавший на меня приступ смеха. Представляю, как эти сморчки, держась друг за друга и посыпая трухой всю округу, будут брести по дороге. Максимум, на что их хватит, так это дойти до развилки, а дальше? А дальше их придется нести. Вперед задними лапами, как это принято у людей.

Тут я вспомнил одно маленькое обстоятельство, от которого мне сразу же стало не до смеха. Если белошерстый и вправду соберется идти с приятелем, то как же я? Что будет со мной?

— Пин, ты шутишь! — Тиллирет с трудом поднялся с пола и присел на кровать рядом с другом. — Какой поход? Ты что, забыл, по сколько нам с тобой лет?

— Что такое возраст при нашем-то мастерстве? — отмахнулся приятель. — Так, досадное недоразумение. Давай, дружище, пошевеливайся. Даю тебе пару часов на сборы, и выступаем.

— Что? Куда выступаем? — всполошился Бродяга. — Я никуда не пойду! Что ты еще выдумал, Пин? У меня дом, хозяйство, постоянные клиенты. Зверь редкий, в конце концов.

— Да ладно тебе, Тилли, — Пин заискивающе заглянул в глаза друга. — Неужели тебе не хочется иногда тряхнуть стариной и снова побродить по городам и странам?

— Вот именно, что старина здесь является ключевым словом, — жестко отрезал Тиллирет.

— Ой, да брось! — поморщился Пин. — Есть еще порох в пороховницах. Разве тебе не хочется иногда выкинуть что-нибудь эдакое, как раньше? Неужто ты забыл, как мы с тобой однажды забрели на ночлег в пещеру, облюбованную летучими мышами-вампирами, и те три километра гнали нас по бездорожью, поочередно гадя на головы? Или как мы на спор оприходовали на двоих бочонок красного вина и отправились истреблять оборотней в Волчьем лесу? Эти славные ребята долго смеялись, вытаскивая нас из выкопанной нами же ловчей ямы, а потом пригласили в свое селение и угостили отменным шашлычком. Или как мы по ошибке забрели в гарем ингарского султана и устроили там переполох? Или…

— Хватит, — попросил Тиллирет, чувствуя, как яростно у него полыхают щеки. Чупакабра издавал тихие похрюкивающие звуки, в которых даже тупой мог опознать с трудом сдерживаемый смех. — Достаточно, Пин. Все это было от молодости и глупости, и давно прошло. А сейчас я — уважаемый и почтенный волшебник, ведущий частную практику на дому. К тому же я должен до зимы предоставить в гильдию свою рукопись, причем в законченном виде.

— А если я скажу тебе, что ты можешь на время забыть про свою рукопись, и гильдия ничего не скажет против? — вкрадчиво произнес Пин.

Тиллирет посмотрел на друга с внезапно возникшим подозрением.

— Это почему это гильдия не будет против?

— Нет, ты сначала ответь мне, тогда ты отправишься в поход со мной?

Бродяга быстро прикинул все "за" и "против". "За" получалось гораздо больше.

— Хорошо, я готов отправиться хоть в преисподнюю, лишь бы только не ломать голову над тем, что лучше написать в этих чертовых мемуарах.

— Ну, в преисподнюю нам не надо, хотя, если ты настаиваешь, то можем завернуть туда на обратном пути, — невозмутимо ответил Пинмарин, вытаскивая из-за пазухи слегка помятый свиток, украшенный печатью гильдии. — А вот в Черный Бор прогуляться придется.

— К-куда?! — Тиллирет порадовался тому факту, что уже сидит, иначе бы он опять упал на пол. — В Черный Бор?

Ой-ой, кажется, дело плохо. В Черный Бор не сунется ни один нормальный зверь или человек. Начиная с того, что живущие там создания готовы отобедать всем, что попадется, заканчивая ядовитыми и смертельно опасными растениями, этот "милый" бор не выпускает из своих пределов ни одного забредшего туда живого существа. И эти человеки хотят отправиться туда? Желаю удачи, вот только избавьте меня от участия в этом самоубийстве.

Хотя, может быть, белошерстый отпустит меня на свободу, раз уж все равно собрался на верную погибель? В конце концов, зачем я ему там?

— Вот, держи, — Пин сунул помятый свиток в руки Тиллирета. Тот сорвал печать и пробежал глазами нацарапанные на пергаменте кривые закорючки, несомненно выведенные главой гильдии.

"Мой дорогой друг Тиллирет!

Настоящим уведомляю тебя, что в силу возникшей необходимости я вынужден послать тебя в… (следующее слово вымарано), на… (несколько раз зачеркнуто), к… (написано неразборчиво), для чего направляю к тебе твоего старого друга и компаньона Пинмарина. Пинмарин объяснит тебе, что именно от вас требуется. Я взял на себя смелость выделить для этого дела несколько ценных дорожных артефактов, к сожалению, одноразового пользования. Прости, это все, что я могу. Желаю удачи. Мурдин.

P.S. На обратном пути обязательно заверните ко мне. Буду с нетерпением ждать вашего рассказа.

P.P.S. Кстати, обещанную тобой рукопись можешь задержать насколько тебе потребуется. Я все понимаю, дело важнее всего".

— Но почему именно мы? Почему не кто-нибудь из молодых магов? — искренне недоумевая, вопросил Бродяга.

— Как сказал Мурдин, "старая гвардия опытнее и надежней", — процитировал Пин. — Короче говоря, если что случится, то нас не жалко, а если дело выгорит, то честь нам и хвала. Так что давай, собирайся. Отвертеться все равно не получится.

— Хотя бы объясни, что нам предстоит сделать, — еще протестуя, но внутренне уже сдаваясь, попросил Тиллирет.

— Понятия не имею, — легкомысленно отозвался Пин. — Мне велено забрать тебя и направиться в сторону Черного Бора. Там нас ждут дальнейшие указания, куда идти и что делать.

— То есть, есть шанс, что в Черный Бор нам не понадобится заходить? — с робкой надеждой уточнил Бродяга.

— Зная Мурдина? Конечно же, придется. Даже если на самом деле нам там будет нечего делать, — обрадовал приятеля Пинмарин. — Трех часов тебе хватит на все — про все? Или побольше выделить?

Тиллирет растерянно оглянулся, и его взгляд упал на ехидно скалящегося чупакабру.

— Мне же надо животное куда-то деть, — потерянно сообщил Бродяга. — А как не хочется его отпускать! Только-только начал наблюдения, и все коту под хвост?

— Да какие проблемы, Тилли, — Пин так и лучился оптимизмом. — Возьмем его с собой, изучай по дороге, сколько тебе влезет. Так сказать, проведешь ряд наблюдений в естественных условиях.

— Еще чего не хватало, — подал голос зверь. — Лапы моей в Черном Бору не будет. Я, в отличие от вас, мечтаю жить долго и счастливо и умереть от глубокой старости, а не от когтей и клыков неведомого чудовища!

Нет, это возмутительно! Мало того, что сами тащатся на верную смерть, так они еще и меня с собой решили прихватить! И ведь никуда не денешься, белошерстый меня так просто не отпустит. Ну черноклокий, я тебе это еще припомню!

А я тоже хорош! Ведь знаю же, что людям верить нельзя. Нет, размечтался о свободе, поверил, что для меня все закончится хорошо. Вот тебе и пожалуйста, получите щелчок по носу. Видели бы меня сейчас покойные родители, сгорели бы от стыда. А дядька бы как следует надрал хвост, чтобы я впредь думал не им, а противоположной стороной тела.

Однако перспектива прогуляться по Черному Бору мне совершенно не улыбается! Как бы увильнуть от столь почетного занятия? А, знаю! Надо втереться к этим двоим в доверие, пусть думают, что я смирился и готов верно и преданно служить им до последнего вздоха. А как только их бдительность спадет — удрать. Главное, предварительно проверить отсутствие на себе всяких магических поводков или следящих ок, то есть глаз, или еще какой-нибудь колдовской гадости.

И все-таки я — умница! Дело осталось за малым — привести только что придуманный план в исполнение.

— Впрочем, ладно, — неожиданно переменил свое решение чупакабра. — Так уж и быть, пойду с вами. Вы же, человеки, дальше своего носа ничего не видите, не говоря уже о том, чтобы учуять. Придется мне стать вашими глазами, ушами и носом.

Тиллирет с недоверием уставился на зверя. Тот выдержал пристальный взгляд мага с совершенно невинным выражением на морде. Зато Пин только что в ладоши не захлопал от восторга.

— Вот видишь, Тилли! Даже твоя говорящая зверушка желает размять лапы. Кстати, кто это? Я таких зверей раньше не видел.

— Чупакабра, — недовольно буркнул маг.

— Иди ты! — восхищенно присвистнул его друг. — В самом деле, живая чупакабра? А я думал, что их не существует.

— Как видишь, существует, и весьма активно. Как только мне его везти? Оставить в сфере или нацепить магический поводок?

— Да пусть идет так, он же сам вызвался нам помочь.

— Ага, и на первом же привале навсегда исчезнет в ближайших кустах. Ну уж нет, я не такой дурак, чтобы поверить ему на слово. Сам же знаешь, сколько волка ни корми — он все равно в лес смотрит.

Вот зар-раза! А белошерстый не так прост, как кажется. Как только он сумел догадаться? Или я себя чем-то выдал?

Как бы то ни было, придется провести в их компании гораздо больше времени, чем я предполагал. Хотя… наверное, это будет забавно, понаблюдать за этими двумя. Зато потом, когда я наконец вернусь домой, мой рассказ о поведении человеков войдет в историю. Все следующие поколения чупакабр будут изучать людей по тем фактам, о которых поведаю я. Слава и почет достанутся мне! Хе-хе!