Чудные зерна: сибирские сказы

Перелесник

Места у нас глухие, таёжные, а на пустошах али прогалинах, говорят, старика встречали, и звали его — Перелесник.

Закрутит змейкой ветер на одном месте, воронкой в землю въедается, пыль, хвою опавшую столбом поднимает, а в пыли старик косматый в лохмотьях, борода клочьями; прыгает, в глаза, в рот пылью бросает, хохочет жутко. Покрутит, повертит, а выдохнется — оставит. Но случись зимой — шутки плохи. Собьёшься с дороги, сядешь на корточки — снегом окутает и убежит, сугроб лишь останется.

Добрых людей Перелесник, говорят, не трогал, а злых близко не подпускал, берёг свои таёжные места от лихости.

Жил на таёжной заимке мужик Савватей с женой и дочерью Ариной. В село не хотел селиться. Здесь лучше: на полянах пашня богатая, в тайге охотиться можно. За нелюдимость-то Савватея и не любили, байбаком звали, а про жену с дочерью чего только не наговаривали: будто детей они крадут, на скот хворь напускают. Арина красива была, у многих глаза на неё загоралась, но без толку. Который отправится к ней ясным соколом, а вернётся петухом ощипанным. Вот и наговаривает, будто Перелесник не подпустил…

Прослышал про Аринину красу купчина-богач, до молоденьких охотник. Поехал глянуть, да на пути вдруг ветер поднялся, закрутил перед лошадиными мордами, те и понесли. Таратайка опрокинулась, купчина чуть живой остался и с тех пор зарёкся к заимке ездить. А купец богатый, хозяйство громадное. Своих работников не хватало — сговорился за взятку с начальством тюремным. Выделили ему каторжанинов, платить им вовсе не надо, корми только. Вот и попал к нему парень из рабочих. Андреем звали, за бунт в Сибирь сосланный. Бойкий, из тюрьмы сколь раз убегал, да только ловили его, а он всё думает, как из неволи выбраться… Как-то приехал к купцу по делам начальник тюремный, и так случилось — перед обратной дорогой кучер его занедужил. А ехать надо срочно. Самому лень на козлах трястись, решил каторжанина за вожжи посадить, а чтоб не сбежал, к таратайке цепью велел приковать. Выбор на Андрея пал…

День выдался жаркий. С начальника пот ручьем, только успевает шею платком утирать. Решил на заимку к Савватею заехать, воды испить. Подъехали. Савватей на крыльцо вышел, а начальник кричит:

— Воды быстрее давай!

Савватей на Арину глянул, та ковш принесла. Выпил начальник половину, смотрит на кучера искоса. Тот сухие губы облизывает, слюну глотает, руку за ковшом потянул. Но начальник тюремный вылил воду на землю и расхохотался по-дикому. Андрей зубы стиснул, желваки на скулах перекатываются. А у Арины сердце трепещет от жалости: подняла смело голову, свела брови собольи, глаза чёрные, словно угли, горят. Тут начальник и примолк — никогда такой не видал красавицы. Расплылся в улыбке, с таратайки сполз и к Арине, но та повела плечом, отошла в сторону. Тогда .начальник к Савватею обратился за какой-то безделицей, лишь бы время потянуть да про Арину поболе вызнать. А она в это время успела воды принести, дала Андрею напиться, а увидела цепь — воскликнула:

— Словно пса на цепи держат!

И сунула украдкой напильник. Тут начальник подошел, глазенками Арину сверлит, протянул руки, но та отскочила.

— Что ж это, милая, боишься меня али брезгуешь? — проворчал тот. — Ить я охвицер! От царя чин полученный!

— Какой офицер?! — ответила смело Арина. — Тюремщик! Душегуб! Людей, словно собак, на цепи держишь!

И пошла. А на том месте, где стояла, вдруг ветер пыль закрутил. Начальник испугался, в таратайку прыгнул. А ветер ещё сильней. Тот кричит:

— Гони быстрей!

Взглянул Андрей на Арину в последний раз, но получил плетью по спине:

— Гони!!!

Приехал начальник домой, но из головы не идет: «Что ж это я — девчонки оробел. А красивая!» Который день Арина перед глазами стоит. Поглядеть на неё охота. Не вытерпел, в конце осени собрался ехать. Посадил Андрея опять кучером, двух солдат из охраны в таратайку прихватил для спокойствия. Вернулся в село, купца спрашивает:

— Что за дивчина у вас на заимке?

Но тот руками замахал:

— Что ты, там место нечистое. Я сам жизни чуть не лишился!

Но начальник тюремный хорохорится:

— Чего нам бояться? Я вон каких молодцов захватил, да ты с урядником — вот нас и пятеро!

Налил купец по рюмке для храбрости… Вышли на крыльцо; глядят — Андрея на козлах нет, лишь концы цепи с таратайки свисают. Кинулись по селу искать. Без толку. Выскочили на окраину, вдалеке беглеца увидели. И — за ним. Вот-вот догонят. Вдруг померкло всё, снег повалил, ветер подул, закрутил со свистом. Дальше носа ничего не видно. А ветер знай крутит. И хохочет над головами кто-то жутким голосом и пригоршнями снег в лица кидает. Перепугались купец с начальником, повернули обратно, на том погоня и кончилась. В это время Арина в горнице отца с матерью из тайги поджидала. Сидит, в окошко поглядывает. Вдруг видит — снег повалил, ветер поднялся, закрутил хлопьями. И на душе тревожно стало: «Неужто с батюшкой, с матушкой что приключилось?» Но тут же подумала: «Не из таковых они, чтоб испугаться бурана».

Но сердце пуще ноет, и совсем Арина встревожилась. Вдруг в окно постучал кто-то. Выскочила она на крыльцо и обомлела: под окном Андрей лежит, на ногах концы цепей. Подбежала, обхватила руками, внесла в избу, обогрела, отваром целебным напоила, на теплую печь уложила.

Вскоре Савватей с женой вернулись, снегом запорошенные.

— Ну и погодка! — крякнул Савватей, отряхиваясь. — Видать, Перелесник; над кем-то балует.

Глянул на печь и руками развел:

— Вот оно что!

…Андрей на печи в беспамятстве долго лежал, бородой оброс, но Арина не отходила, выхаживала. Очнулся он поутру. Арина рядом сидит, улыбается ласково.

Подала чашку с отваром. Выпил Андрей, вскоре силу почувствовал, слез с печи, отцу с матерью поклонился. Ну а те довольные, что всё обошлось. На стол собирают…

…Зажил с тех пор Андрей в новой семье. Пока совсем не поправился, по хозяйству помогал: дрова рубил, воду носил. С Ариной у них все сговорено — к весне свадьбу сыграют. Да прознал про Андрея какой-то лиходей, донес уряднику. Вызвали солдат ловить беглого, а с ними начальник тюремный заявился.

Поутру отправились. Подошли, в ворота стучат. Пока мать-старуха ворота отворяла да собак унимала, Арина собрала Андрея быстро, Савватей лыжи свои отдал, указал, как в лесу найти балаганчик охотничий…

Ворвалась погоня, словно волки, рычат, двор осмотрели, дом облазили, перебили все, переломали, хотели рукой махнуть, да урядник свежую лыжню приметил. И — по следу…

Вот уж к лесу подошли, да вдруг ветер закрутил, с ног сшибает, снегом окутывает, и хохочет над головой кто-то. Прикрыли тюремный начальник и урядник лица руками, присели в сугроб, а Перелесник их знай снегом окутывает, рука-ноги сковывает. И уж не хохот, а вой дикий над полем, над тайгой раздаётся. И вдруг стихло всё, поле и тайга светом покрыты, и у леса два сугроба образовались, меж них солдаты бегают, руками размахивают. Разгребли они сугробы, а в них урядник и начальник тюремный сидят скрюченные, замёрзли совсем.

Отсиделся Андрей в тайге до весны, а там Арина дошла его проведать. Скоро на большую поляну вышла. Андрей издалека увидел её, навстречу заторопился.

Вдруг ветер поднялся, перед глазами опавшую хвою и листья столбом крутит, а внутри старик косматый озорно прыгает, хохочет весело и, будто петух крыльями, руками по бокам себя хлопает. И чем ближе Андрей с Ариной друг к другу подходят, тем ветер слабей становится. Вот уж столбик совсем маленький, крутит у ног, в землю уходит и… пропал, а над головой крыльями кто-то захлопал. Андрей вверх поглядел, ничего не увидел, обнял Арину и пошли они домой. Только слышали вслед, будто хохотал кто-то да крыльями хлопал.