– И вы знали? Знали уже тогда? – Джастин держал в руках полуобглоданную, зажаренную накануне заячью тушку. Смотрел пристально, будто пытаясь разглядеть нечто важное в обветренных волокнах мяса, бледном, розоватом суставе или изогнутых пластинках ребер.
– Все не так просто, ты знаешь это, – в голосе Салливана послышалось раздражение. Он рассказал едва ли половину из того, что происходило на самом деле. События, со временем поблекшие в памяти, снова представали перед глазами в невыносимо ярких подробностях. Рыцарь крепко сжал зубы, тряхнул головой отгоняя наваждение. Взял себя в руки. – Пленники рассказали все, что знали. Практически невозможно утаить информацию, если умело спрашивать. Но сведения были слишком противоречивы. На тот момент миновало всего несколько дней с разгрома железных львов на побережье Севенны. И где-то на левом фланге передвигались их войска. По разнящимся данным – от пяти до десяти тысяч. Разведка доносила, что Данас тоже набит под завязку, и собрав все, что можно с окрестных земель – лайонелиты сожгли остальное. Многие просто не верили, что на Дурн-фар могут выступить. Да к тому же мы сильно вырвались вперед, связь с силами Элрина и Нима была крайне ненадежной, – Салливан затих когда понял, что перечисляет все это самому себе.
Джастин все так же смотрел на полуобглоданную тушку.
– Стало получше? – более дружелюбным тоном поинтересовался рыцарь. – Во-о-от. Я и не сомневался. Это средство и мертвого поднимет. А подниматься, пожалуй, пора. Пойду на юго-восток, – он махнул рукой, указывая направление. – Если по пути – можешь составить компанию.
Джастин наконец откусил солидный кусок давно остывшего, жилистого… невероятно вкусного мяса.
– По пути, – кивнул он, не переставая активно жевать. – Заодно будет время договорить. Потому как мне очень хочется поделиться одним соображением. Как солдат с солдатом, – последнее он добавил с вежливым поклоном, подчеркивая, что именно имел в виду.
– Поделись, – одобрительно кивнул Салливан, пристегивая ремнями седельные сумки и поглаживая по морде довольно похрапывающего коня.
– Я понял, что пять, десять, двадцать тысяч врагов не так страшны, как один… который всегда держится неподалеку. Всегда идет следом, заглядывая через плечо, – Джастин спрятал в карман пару заячьих хрящиков, потуже затянул спадающие с бедер штаны. – А еще, я бы предпочел умереть в бою, чем снова выть ночами в его объятиях.
– Говорите – успешно и по плану… Что ж, – феодал-наместник Кардана, светлейший граф Гастман, стоял на просторном балконе обозревая раскинувшийся внизу город. Его замок будто вырастал на крутом склоне горы, нависая над пестрыми черепичными крышами Кардана, как пикирующий темнокрылый ястреб над стайкой перепелок. – Ваша миссия, Уолтер, лишь часть общего плана. Важная, но бесполезная без осуществления остальных, – граф обернулся к собеседнику, в очередной раз слегка поморщил нос, поборов желание прикрыть лицо надушенным платком. – А с их осуществлением у нас возникли проблемы. При этом – на самом неожиданном этапе. Ваш сын, Говард, вероятно не унаследовал отцовских способностей. Иначе как объяснить такую задержку в выполнении элементарного задания?
Уолтер фон Аддерли поднял глаза от донесения, которое минуту назад вручил ему граф. И то, как вручил – хорошо характеризовало содержание письма. Дочитав, он отложил бумагу на стол, жестом уверенным, призванным продемонстрировать незначительность содержащейся в ней информации. На Аддерли был забрызганный грязью и пропитанный конским потом дорожный костюм. При этом он вовсе не выглядел уставшим.
– Имеет ли ваша милость более полную и проверенную информацию? – бархатный тон Уолтера не только подчеркивал уверенность говорившего, но и будто вселял ее в слушателя. – Сведения, содержащиеся здесь, – он небрежным жестом указал на слегка помятую бумагу, – как минимум сомнительны. Из Дурн-фара приходили послания, подписанные самим Говардом?
– Ни слова, – раздосадовано бросил Гастман, – лайонелиты сбивают голубей. Договор заключался на самых высших уровнях и большинство их командиров не имеют ни малейшего понятия о моей роли в этом деле. Более того – наверху тоже начинают сомневаться, что я верен своему слову. Подозревают подвох. Не доверяют мне! Оно и понятно. Черт возьми, Аддерли! Перевал должен был быть свободным! Я набил Дурн-фар своими людьми, сделал все как вы мне советовали… А ваш сын до сих пор не справился с простейшей задачей?
Уолтер фон Аддерли без видимых усилий выдержал взгляд графа. И после продолжительной паузы, призванной успокоить и привлечь максимальное внимание, тихо заговорил.
– Я смогу сделать так, что бы наше послание достигло крепости. На случай, если письмо попадет в руки к капитану Ботрайту, опишите сложившуюся ситуацию. В форме категоричного приказа, подписанного всем ландфридом. Не волнуйтесь. Сделать это не сложно. В послании так же будет особый шифр, тайное содержание, ознакомиться с которым сможет только тот, кто знает куда смотреть. Мой сын – знает.
Граф все еще хмурился, но уже больше по привычке.
– Ваше спокойствие внушает определенную уверенность, Уолтер. Надеюсь вы знаете, что делаете. Приступим к составлению послания сейчас же. Если вы конечно в состоянии, – Гастман присмотрелся к собеседнику внимательнее, выискивая признаки усталости. – Проделать такой путь в пять дней… Я бы не поверил, что это возможно, но вы прямо передо мной. Вероятно и спали прямо в седле. Хехе… не сбавляя галопа. Сколько скакунов вы загнали, что бы прибыть так быстро?
Аддерли улыбнулся уголками губ.
– Только одного, граф. Только одного…
Брюс Ботрайт спал очень неспокойно. Все время ворочаясь на узкой, жесткой койке, то дрожа от холода, то обливаясь липким, смердящим потом. Ему снова снился тот сон, тот день, то письмо.
Ворона, лениво клевавшая иссохшее, черное лицо Говарда фон Аддерли, испуганно крича поднялась на крыло. Мимо надвратной башни, странно раскачиваясь из стороны в сторону пролетел голубь.
– У-ух! Мать твою… – Рональд Брикман резко вскочил, опрокидывая стул. Переводя широко раскрытые глаза с птицы, безжизненно распластавшейся на столе, на капитана и обратно.
Несколько мелких перьев еще кружили в воздухе, медленно оседая на пол. Влетая в узкую бойницу голубь сильно зацепил выступающий угол, оставив на сером камне небольшую красную полосу. Ботрайт был гораздо спокойнее лейтенанта. Потому, что уже видел подобное. Брезгливо поморщившись он сорвал с лапки птицы небольшой колпачок, открыл, развернул маленький сверток тонкой бумаги.
– Спец-почта, – сухо констатировал он.
Тем временем Рональд осторожно приподнял птицу держа двумя пальцами за крыло. Повертел, рассматривая. Даже понюхал.
– Брюс… Это что за… херь? – в голосе лейтенанта любопытство перебивало отвращение. – Смотри, тут куска тушки не хватает, – он указал пальцем на выемку в теле голубя. – Не иначе стрелой вырвало. Да и вообще, он протух уже. Чуешь? Падалью ведь несет. Как так а? Может кинул кто? – неуверенно предположил он, выглядывая в узкую бойницу.
– Ты видел, как он бил крыльями, – возразил Ботрайт. – И вообще – важно не это. Вот! – он приподнял вверх заворачивающийся сверток. – Как мы и думали! Этот напыщенный болван приказывает сложить оружие! Приказывает мне!
Рональд вопросительно протянул руку ладонью вверх. Взял письмо. Быстро прочел, шевеля губами.
– Тут говориться, что это распоряжение ландфрида. Манёвр… ложное отступление… западня. Хм…
– Ты готов хоть на секунду поверить в эту чушь?! – капитан старательно сдерживался. Тем не менее его знаменитый голос спугнул ворону, снова присаживающуюся на плечо висельника над воротами.
– Тише Брюс. Я согласен, странно все это, – в тоне лейтенанта не было той уверенности, которую хотел услышать Ботрайт. – Но если все же допустить… Вдруг тот Аддерли знал об этом и просто выполнял… Хотя нет. Разве тогда они рискнули бы отправить такое письмо? А если оно попало бы…
– Мне плевать на все эти рассуждения! – мощным пинком Ботрайт оправил стул через всю комнату. – Срал я на все интриги и подложные приказы! – он схватил со стола медленно шевелящегося голубя и швырнул в горящий очаг вместе с письмом. – Не стены форта сдерживают врага. Не бойцы Гастмана стерегут подходы к Хертсему. Это я – упрямая стойкость Дурн-фара! И пока я жив, львам не пройти через перевал…
Заложив руки за спину, силясь успокоить вздымающуюся грудь, капитан отвернулся к бойнице. В сгущающихся сумерках над крепостью кружила огромная стая ворон.
Ботрайт тяжело дышал во сне. Раскачивая головой на подушке что-то бессвязно бормотал. Потеки слюны влажно поблескивали на щеке. И вдруг он резко распахнул глаза, рывком садясь на кровати. Глубоко вдохнул, прислушиваясь к многочисленным ночным шорохам, боясь услышать то жуткое, насмешливое карканье, преследующее его по ночам.
– Пока я жив, – тихо прошептал он. – Пока жив…
В темной, небольшой комнате со сводчатым потолком было душно и невыносимо смердело. Справа у стены стояла грубо сколоченная, деревянная койка. Вместо матраса на ней помещался холщовый мешок, набитый не слишком свежей соломой. Шерстяное одеяло заметно поднималось на груди тяжело дышащего человека.
– Марлон… – без особой надежды на ответ, тихо позвал Джастин. – Ты как? – слишком частое, лихорадочное дыхание будто немного изменилось.
С трудом сглотнув горькую, вязкую слюну, Джастин приблизился к больному. Сел на табурет возле кровати. Несколько секунд всматривался в изможденное, сильно постаревшее лицо в крупных капельках пота. За последние несколько недель в угольно-черной щетине Марлона заметно прибавилось седины.
– Кто бы мог подумать, что такого крепыша как ты свалит небольшая дырка в ноге, – протянув было руку к выглядывающей из-под одеяла повязке, в красных и жёлтых разводах, Джастин резко отдернул ее. Вспоминая, как упал поскользнувшись в луже крови. Тем самым уклонившись от стрелы, возможно сберегая себе жизнь… Но при этом невольно забирая ее у друга. – Ты ведь был ранен чертову сотню раз. Вся твоя шерстистая кабанья туша покрыта шрамами, как пень мясника зарубками… И если бы ты меня слышал, – сзади тихонько скрипнула дверь и Джастин продолжил практически про себя, – ты бы отшутился куда смешнее…
– Что? Что ты сказал? Я не расслышал, – Сэм ногой прикрыл дверь, неся в руках небольшое ведро с водой и миску, накрытую крышкой.
– Говорю, что ты молодчина. Только ты можешь заставить его поесть.
– Эт ерунда, сейчас еще и мыться будем, да Марлон? – из-под шерстяного одеяла раздался хриплый вздох. – Во-о-от. Он все еще с нами. Сейчас сменю солому под ним, обмою, он и придет в себя. По крайней мере достаточно для того, что бы съесть свою порцию.
Джастин поднялся, невольно содрогнулся, когда Сэм немного откинул одеяло с больного. Пахнуло тяжелой, удушающей волной сладковато-кислой вони.
– Тебе помочь?
– Нет, что ты. Иди, у тебя наверняка хватает дел, – Джастин с облегчением кивнул, ненавидя себя за это, – там опять здоровяк свои проповеди разводит. Погляди, что бы не случилось чего… И давай я за тобой дверь прикрою. Больным нельзя на сквозняке, ты же знаешь.
Похудевшее лицо Сэма выражало уверенность. Обвисшие щеки и складки кожи на подбородке, лишившись жира делали его немного похожим на собаку. Отощавшая шея смотрелась длинной и хрупкой. И при этом в глазах светилась такая уверенность, такая сила, которой раньше не было и в помине.
Проходя по остывающей брусчатке внутреннего двора, Джастин засмотрелся на низкие, тяжелые тучи, подсвеченные заходящим солнцем. Темные, многоуровневые наслоение серых, синих и фиолетовых масс – подсвечивались под особым углом, отливая красным золотом. Выглядело прекрасно и пугающе одновременно. Но внимание солдата практически сразу переключилось на ворону, кружащую над Воющей башней. Он огляделся, раздумывая. И немного замедленно, с явным усилием зарядил свой тяжелый арбалет. Вскинул оружие, прицелился, плавно двигаясь, следя за движениями птицы. Предсказуемыми, размеренными взмахами она удерживалась в воздухе ловя восходящие потоки. Раздался сухой щелчок хорошо отлаженного механизма. Уверенным, но не слишком быстрым шагом, что бы не привлечь лишнего внимания, Джастин скрылся за углом оружейной. Осторожно подняв птицу, спрятал за пазуху. Болт пробил небольшую тушку навылет, но специально использованный, узкий наконечник не вырывал большого куска. Он еле заметно усмехнулся, вспоминая частые вопросы товарищей. Мол, к чему вечно таскаться с этакой тяжеленной штуковиной. В конечном счете эту странность приписали нежеланию расставаться с любимым, дорогостоящим оружием.
В вытянутом, одноэтажном здании первой казармы собралось почти два десятка человек. Они сидели на койках, табуретах или просто стояли опираясь об оштукатуренную стену. На лицах солдат можно было прочесть самые разнообразные эмоции. Кто-то был явно заинтересован, кто-то криво ухмылялся, поглядывая на товарищей. Но и те и другие собрались здесь чтобы послушать Бенджамина. Вначале случайные и приватные разговоры, затеваемые гигантом то с одним, то с другим бойцом – постепенно переросли в нечто среднее между проповедью и лекцией. Нередко при обсуждении сказанного, между солдатами возникали жаркие споры, пару раз закончившиеся дракой. От части по этому Джастин и пришел сюда. По непонятной для самого себя причине – он чувствовал какую то ответственность за Бенджамина. И несмотря на то, что разношерстная публика особой опасности для здоровяка не представляла, иногда на таких собраниях видели и офицеров. И лейтенант Гулд Блейк как-то заметил, что будь он религиозным – непременно скинул бы Бенджамина со стены, за дикую чушь распространяемую среди бойцов. Правда потом рассмеялся… напугав этим некоторых еще больше. И пообещал скидывать только тех, кто посмеет еще раз затеять драку.
– И не забывайте, самое реальное зло – кроется в голове каждого, – приятный, глубокий голос здоровяка будто придавал его словам дополнительный вес. – Опаснее всего демоны – зародившиеся в шепоте мысли. Взращенные на страхе. Годами крепнут, скрываясь от мира под покровом лицемерия, отравляя все вокруг… Жестокостью, ненавистью, алчностью, – он неспешно расхаживал между койками, доверительно заглядывая в глаза одному, еле заметно улыбаясь другому. Джастин отметил про себя, что улыбка Бенджамина уже не кажется ему жутковатой, да и многим другим – тоже. Мягкий, золотистый свет закатного солнца проникал через большой, круглый витраж под потолком, отбрасывая затейливые тени. – Широко откройте глаза. Что вы видите?
– Красивое окошко, – задумчиво кивая протянул небритый парень, с потеками пота на грязном лице. Кто-то кивнул, соглашаясь. Двоя сидящих в углу – откровенно прыснули от смеха.
– Ты прав, – мягко подтвердил Бенджамин, – но ты видишь только следы. Следы чужих замыслов и их последствия, но не цели… И не того, кто эти следы оставил. Ты ведь охотник, верно? – сказал он скорее утвердительно, парень и правда закивал. – Видя на рыхлой, лесной подстилке цепочку символов, незаметных для большинства и непонятных для многих, ты уже знаешь, каким путем тебе двигаться дальше. Для того, что бы утолить голод. Для того, что бы обойти опасность. Я тоже могу смотреть так. И детали, невидимые для других – указывают мне верное направление. Ты сказал – красивое окошко. Мы все его видим, работа и правда тонка и прекрасна. Но если мы спросим Джастина, – он протянул открытую ладонь, с легкой улыбкой приветствуя товарища, – человека образованного и наблюдательного… Он вероятно расскажет нам, что такая красота, не типичная для суровой, горной крепости, создавалась еще во времена расцвета правящей династии Бирны. И те, кто строил столь искусно – трудились не для людей… Сейчас мы просто спим здесь. Высокие своды и толстые стены хорошо укрывают от непогоды. Но эти внушительные арки, удивительным образом сохранившиеся барельефы, да и сам витраж – чудом переживший огромное множество битв, пожаров, и… людей. Все это создавалось не для человеческих тел, а для их душ, для их надежд и мыслей. Атмосфера, царившая, а может и царящая в подобных местах – призвана настроить на нужный лад. Хотя бы на миг отринув те жалкие переживания, что занимают нас большую часть жизни, – Бенджамин говорил все это не спуская с Джастина пристального взгляда широко распахнутого левого глаза. – Но возвращаясь к нашему сравнению. Один видит красивое окно. Это начало или конец следа, все зависит от восприятия. Другой – смотрит глубже. И может задуматься о людях, создавших все это, о желаниях, движущих ими, о временах, породивших эти желания. Я же – взгляну еще внимательнее, – его маленький, правый глаз беспокойно заметался в глазнице. – И смогу увидеть Его руку во всем сущем! В удивительном храме, воздвигнутом на голой, обветренной скале. В чудесном творении, – он развернулся лицом к витражу. Последние отблески заходящего солнца на миг прорвали плотную завесу облаков, осветив гиганта бордово-красным заревом. – Творении, пережившем сотни беспокойных, кровавых лет. В твоей мозолистой руке, в предплечье, в застарелых ссадинах от тетивы, – за спиной Бенджамина небритый парень неосознанно потер левое предплечье. – Все это – те же следы. Предназначенные для того, что бы вы смогли увидеть. Все вокруг создано и существует для нас, что бы лучи света указали путь тем, кто был слеп. И пусть сокрытое глубоко внутри нас, – Джастин дернулся, прижимая руку к животу, птица за пазухой как будто шевельнулась, – не заслонит истинно стоящего…
Стемнело. Закинув арбалет на плечо Джастин не спеша возвращался к себе в комнату, по дороге украдкой заглянув в голубятню. Заглянул без особой надежды. Всех голубей съели еще неделю назад. Обгоняя его, мимо энергично прошагала огромная, темная фигура, что-то бормоча себе под нос.
– Эй, – окликнул Джастин. Сутулая фигура обернулась, криво и широко улыбаясь. – Торопишься?
– На пост. Моя смена, – Бенджамин снова говорил короткими, рубленными фразами и смотрел как будто сквозь собеседника.
– Ты в надвратную? Нам по пути. То, что ты говорил сегодня… Думаешь все поняли?
Широкая, сутулая спина пару раз дернулась.
– Кто это все? – со смешком спросил здоровяк, снова набирая скорость. – Я говорил именно с тобой. А ты здесь. Понял или нет – будет видно. Но точно услышал, – он отдалялся все быстрее, бормоча что-то про темень, ветер и уютный угол у дальней бойницы.
Джастин постоял пару секунд, с силой втянул воздух сквозь зубы и заторопился к себе. В начале длинного, низкого коридора, как всегда привалившись к стене, стоял тощий стражник. Даже на его, всегда костлявом и вытянутом лице, лежали глубокие тени, подчеркивающие худобу. Масляный фонарь, вокруг которого кружили мошки, двумя тоскливыми огоньками отражался в глазах солдата. Подчеркивая и освещая немой вопрос. Джастин прошел мимо, ответив на вопрос слегка мотнув головой. Делиться едой он не собирался, по крайней мере не с ним. Легко стукнув в дверь, два раза кулаком и один – носком сапога, он взялся за ручку. Услышав тихий лязг широкого затвора потянул на себя.
– Ух и ветер сегодня, – проговорил Райт, закрывая узкую бойницу щитом, подогнанным так, что щелей практически не оставалось.
– Оно может и к лучшему, – гордо демонстрируя помятую ворону улыбнулся Джастин. – Так похлебку точно ни кто не учует.
– О-о… Отлично. Сейчас поставлю котелок, ощипаю, да с теми косточками, – встретив взгляд старшего товарища он на секунду замер. – Да не переживай ты. Все ведь уже тысячу раз выварено. Мистер Лоулер их почти выбросил. Хуже то никому не будет.
Джастин пожал плечами. Поглубже загоняя понимание того, что Райт лжет. Сейчас даже вываренные свиные кости ни кто бы не выкинул. Порции жидкой, бобовой похлебки становились все меньше и меньше. Но давали ее пока дважды в день.
– Сэм давно спит?
Райт кивнул не оборачиваясь. Он уже развел небольшой огонек, пристроил закопчённый котел над очагом и умело ощипывал ворону. Пряча перья в холщовый мешок. Сжигаемые перья воняли слишком сильно и могли выдать.
– Теперь у него меньше работы, чем сразу после штурма, – задумчиво протянул Джастин, – но и силы уже не те. Разбудим, когда будет что поесть. И передадим долю Марлона.
После кровопролитного сражения осталось много раненных. О лечении в полном смысле этого слова речи не шло. В гарнизоне не было таких, кого хоть с натяжкой можно было назвать лекарем. А худо-бедно разбирающиеся в травах пастухи и охотники – не были полезны в условиях закрытой, горной крепости. Из трав здесь было только сено для скотины, да солома на полу. Для облегчения страданий раненых применялись доступные средства – кровопускания и молитвы. И если на то и другое некоторые смотрели как на пустую традицию, необходимую формальность, то кормить и ухаживать за лежачими было действительно необходимо. К удивлению товарищей первым вызвался Сэм. Сначала ему помогали еще несколько человек. Но впоследствии из трех десятков раненых некоторые вернулись в строй, а большинство пополнили невыразительный некрополь за голубятней. При чем далеко не все умершие собирались умирать. Раненые легко, от простого ожога до легкого пореза – отставали от своих сослуживцев, закопанных ранее, всего на пару недель. Джастин по опыту знал, что сильный ночной ветер должен развеивать заразу, распространяющуюся на дневной жаре. Но он не развеивал. Сотни гниющих трупов продолжали невыносимо смердеть под стенами Дурн-фара.
– Знаешь, что жутко, – Райт взрезал ножом увесистую воронью тушку, выпуская кишки, – еще сегодня она ела мертвечину. А теперь мы будем есть ее. Ну, в смысле ворону.
– Да, не слишком приятно. С другой стороны – смерть врагов поможет продлить нашу жизнь, – Джастин странно поежился. Сказать подобное мог бы Марлон, от себя он таких мыслей не ожидал.
Как бы там ни было – бульон из потрошеной вороны и пары свиных костей получился что надо. Проснувшись, Сэм с энтузиазмом принялся за еду. Как обычно, сдержанно, но с некоторыми красочными деталями, описывая прожитый день. Теперь он ухаживал только за четверыми лежачими. Полностью оставив на Сэма больных – его освободили от несения караулов. И большую часть времени он проводил присматривая, перевязывая, обмывая и кормя своих подопечных.
– А вот это отнеси Марлону, – Райт аккуратно складывал относительно чистую тряпицу, заворачивая несколько кусочков бледного мяса, – я помягче выбрал. Это хоть проживать легче будет.
– Да, ты прав. Сейчас и схожу. Потихоньку, – Сэм взял маленький сверток и принялся натягивать сапоги, – Они как раз на ночной прохладе в себя приходят. Если кто встретиться – скажу, проверять ходил, поить и все такое. Хорошо, что я Марлона отдельно пристроил, а то ведь не подкормишь по-тихому… – он замолчал на полуслове, когда увидел, что Джастин тоже одевается.
– Чего застыл. У меня в той стороне дела. А с тобой и правда можно от патруля отговориться. Идем.
Серая темнота брусчатки двора пересекалась более плотными тенями построек, но самые черные тени протягивались от редких факелов и жаровен. Виднеющиеся тут и там силуэты стражников стояли, сидели или медленно прохаживались. Порождая длинные, изломанные, пугающие чернотой пятна. Разминувшись с Сэмом пару минут назад, Джастин забрался в одну из скальных ниш, занятых камнеметами. Сам не зная зачем, он просто сел на толстую деревянную балку и смотрел в ночь. Далеко за стеной, еле заметно мерцало и поблёскивало скопление костров вражеского лагеря. Их будто стало меньше. Было приятно думать, что многим лайонелитам теперь ни к чему греться по ночам. Что они находясь в разной степени разложения просто лежат уставившись кто в землю, кто в небо, между стеной Дурн-фара и частоколом. Который сами еще недавно возводили. А может просто заканчивались дрова и на берегу реки Атиль скоро выкорчуют последние пни.
Вдалеке мелькал блуждающий огонек факела в руках стражника. Огонек появлялся поочередно в верхних бойницах надвратной башни. Может быть – это был Бенджамин. Джастин хотел было спрыгнуть с порога скальной ниши, но почувствовав легкое головокружение все же спустился по приставной лестнице. Недели на голодном пайке здорово подкосили его. Как и всех остальных. Стараясь ступать потише и избегая отсветов жаровен держаться в тени – Джастин осторожно миновал пустую теперь конюшню. Прошел мимо кухни и общей столовой, безуспешно пытаясь уловить хотя бы аромат бобовой похлебки. Ведя рукой по стене главного донжона вдруг остановился, замер, прислушался.
В двух десятках шагов перед ним, прямо из узкой бойницы свесилась странная, бесформенная тень. Качнувшись спрыгнула, практически бесшумно приземлившись с серьезной высоты. И странным манером, трусцой или небольшими скачками, стала удаляться в сторону подвалов. Джастин оправился от неожиданности, меряя взглядом высоту прыжка. Вспомнив, что часть лестниц внутри полуразрушенного донжона обвалились десятки, если не сотни, лет назад – нервно сглотнул. Вытащил из-за пояса небольшой, крепкий нож и двинулся следом за отдаляющейся тенью. На ходу рассуждая о том, что в крупнейшем строении Дурн-фара, в более-менее приличном состоянии сохранилось лишь несколько комнат. Три из них занимали лейтенанты, четвертая служила офицерам обеденным залом.
Тем временем темная фигура юркнула в узкий проулок между отвесной серой скалой и задней стеной первой казармы. Джастин ускорился. Знал, что если сейчас отстать – потом настичь беглеца вряд ли удастся. Выходя из густой тени узкого проулка успел увидеть мелькнувший темный силуэт у входа в один из подземных складов. Справа и слева чернели такие же, разной формы и размера дыры в скале. Некоторые были прикрыты массивными, двустворчатыми дверями, другие просто напоминали гигантские земляные норы. Мгновенье он колебался перед входом, потом любопытство пересилило чувство страха…
– Эх-е-е… Ступаешь так бодро, будто видишь куда, – раздался из темноты скрипучий голос с хорошо различимыми старческими нотками. Джастин застыл как вкопанный, выставив перед собой нож. Он уже жалел, что зашел в рукотворную пещеру. – Тычешь железом в темноту. Да-а-а. Ну что же, если тебя это успокаивает… Только не нужно пятиться. Знаю, спиной ты все равно не обернешься, а так – рискуешь напороться на ржавый гвоздь… пораниться… умереть от крошечной дырке в ноге… Эх-е-е.
Джастин оперся рукой о стену. Весь напружинившись он ждал. В нескольких шагах впереди слышался легкий шорох, но звук не приближался.
– Перестань так пучить глаза, ты меня пугаешь, – в скрипучем голосе послышалась улыбка. – Я зажгу свет. Но повторяю – не пятиться.
Еле слышно чиркнуло, полыхнуло маленькое соцветие искр, в масляном фонаре робко вырос крошечный огонек. Тусклый, желтый свет еще не успел выровняться, а фонарь с легким стуком опустился на большую бочку. Тьма отступила, прячась в щели между нагромождениями досок, разбитых деревянных ящиков, старых бочек и прочего хлама.
– Опусти глаза, взгляни под ноги, – голос раздавался из-за большой бочки, – да не трясись так. Уж слишком ты подозрителен.
Джастин медленно опустил взгляд, держа в поле зрения неясную тень, отбрасываемую тем, кто тихо копошился в углу прямо за завалом разного хлама и старой бочкой. Под ногами валялись куски досок от разбитого ящика. И два изъеденных ржавчиной, граненых гвоздя торчали острием вверх в дюйме от его левой ноги.
– А теперь подойди. Присядь на ту колоду, а то маячишь перед входом, еще заметит кто, – скрипучий голос звучал вкрадчиво. И абсолютно уверенно, что успокаивало и пугало одновременно.
Джастин сделал несколько шагов вперед и в сторону. Медленно опустился на старую, подгнившую колоду. Он старался убедить себя в том, что бояться нечего, в углу за кучей хлама мог уместиться разве что ребенок. Или кто-то размером с ребенка. Но увидев руки, торчащие из-за бочки, на мгновение перестал дышать. Блекло фиолетовые, с крупными суставами пальцы, оканчивались темными ногтями длиной в дюйм. Одна из чудовищных кистей сжимала черную, лоснящуюся шкуру. Другая – медленно поглаживала короткий мех тыльной стороной ладони.
– Нет, – чуть изменившимся голосом рявкнуло существо, – сиди на месте. Не слушай безумцев. Кое-что лучше не пытаться увидеть.
Джастин резко отшатнулся в сторону. Теперь он снова видел лишь часть темных, мосластых рук, поглаживающих черную шкуру.
– Кто ты? – наконец решился он заговорить. К своему удивлению – практически нормальным голосом.
– Эх-е-е… Владеешь собой, да? Это хорошо, – за бочкой опять послышались шорохи. – Я, как бы это сказать, заинтересованное лицо. Да. Именно так.
Джастин молчал, ожидая продолжения. И не в силах оторваться от жутковатого зрелища. Плавные, ловкие движения крепких ногтей перебирающих мех будто зачаровывали.
– Узнаешь шкуру, верно? – ехидно протянул голос. – Должен узнать. Ты ведь был с этим зверем. Я разумеется не о гаре. Ваш рыжий зверь, Блейк кажется… Ты был с ним, когда приволокли это.
Тускло-фиолетовая рука слегка приподняла часть шкуры, сжалась в кулак. Увеличенные суставы пальцев скрылись в поблескивающем меху.
– Я не стрелял, – выпалил Джастин сам не зная почему. – Просто был рядом.
– Знаю, – тихо протянуло существо, – и даже не трогал. На твоё счастье. Далеко не каждый упрям, как ваш рыжий. Ты бы наверняка уже слег.
Перед глазами вдруг закружилась череда картин. Поблекшее, осунувшееся лицо Гулда Блейка, его тяжелый нрав, еще более опасный, чем обычно. И то, как офицер с брезгливой миной ковыряется пальцами во рту, а потом сплевывает красную от крови слюну вместе с зубом. Тогда Джастин не придал увиденному значения. При такой кормежке у любого могла запросто возникнуть цинга или еще что похуже. Но теперь, связав все воедино…
– Это из-за гары? – в его голове роились десятки вопросов, одна мысль тут же порождала другую.
– Это…, – с особой интонацией проскрипел голос. – Да, из-за нее. Точнее – из-за рыжего недоумка. За голубятней все теснее, а сам он до сих пор не сдох, – послышалась череда звуков, напоминающих то ли резкие выдохи, то ли приглушенные покашливания.
Только по последующему «эх-е-е» Джастин понял, что существо смеется.
– Хочешь сказать, что все раненые… – он не закончил. Вспомнив десятки раздувшихся тел, сбрасываемых в общую яму за голубятней. И крыс, подохших по словам Марлона «далеко не отходя».
– Нет, хе-хе… не все, – скрипучий смех зазвучал гораздо яснее, будто в этом и правда было что-то веселое. – Но я сжалился над идиотами…
– То есть если выбросить шкуру – все закончится? Больные выздоровеют и…
– Говори ти-и-ише, – в голосе существа зазвучал металл. – И к чему столько слов? Мне сказать, что твой шерстистый друг встанет, скинет повязки, выведет блох и побежит вприпрыжку… куда? А, знаю – поведет вас в атаку на врага, коего вы сокрушите и менестрели будут слогать песни о доблестных защитниках, отстоявших в неравном ххрр… тьфуу, – плевок с резким звуком полетел в противоположную стену. Желтоватая, пузырящаяся масса медленно раскачиваясь повисла на выступающей каменной глыбе. – Это даже мне не смешно, – гораздо тише, и словно укоризненно продолжило существо. – Останки гары я заберу. По крайней мере от глупости вы не умрете. По крайней мере – от этой…
Существо зашевелилось, меняя положение в своем углу. Тусклый свет фонаря нарисовал вытянутую, искаженную тень головы, опирающейся на холодный серый камень. Джастин громко вдохнул, рассматривая темные, искаженные выемками тесанной стены очертания. Он был почти уверен, что у существа есть рога. Изогнутые рога. И левый короче правого.
– Знаешь, это немного иронично, – довольно протянул скрипучий голос. – Доверить проблему зрячего безумца – слепому умнику. Эх-е-е… Не надо вопросов. Знаю, что пока не понял. Кое что удается заметить – только наткнувшись во тьме и хорошенько стукнувшись головой. Тут уж как повезет. И напоследок… Паршивых овец не пытаются понять. Их режут.
Раздался шорох, рогатая тень в углу на мгновенье выросла приблизившись к фонарю. Послышался короткий выдох. Крохотный огонек погас.
– Подожди! Кто ты? Что это значит? – Джастин вскочил с места, шагнул вперед… и чуть не ударился головой о стену старого донжона, возвышающегося над всем горнизоном.
Он затравленно огляделся. Глаза снова привыкали к темноте. Правая рука осторожно коснулась шершавой поверхности огромных, тесанных блоков. Будто боясь, что они могут исчезнуть, Джастин опасливо провел пальцами по тонкому, замазанному раствором шву. Оглянулся назад. Загнал поглубже промелькнувшую было мысль, вернуться и осмотреть тот угол. Слегка пригнулся, скрываясь в тени от проходящего в сорока шагах патруля. Переждал. Беззвучно двинулся вдоль стены, ведя ладонью по холодному, темному камню. Проходя мимо одного из камнеметов вдруг замер. Вжался в угол между двумя балками. Где-то рядом слышались голоса.
– Какого черта, Блейк?! – возмущенный голос Картера Дея раздавался из поблескивающей желтым светом бойницы, высоко над головой Джастина. – Вы явно нездоровы. Да еще судя по всему и… пьяны.
– А вы чертовски наблюдательны, – Гулд Блейк говорил куда тише, но знакомые, рычащие нотки уже слышались в его голосе. – Вот все время и наблюдали. Шастали туда-сюда мимо моей комнаты…
– Да что за чушь?! Я предупреждаю – оставьте меня в покое или…
– Или что? – проклиная все на свете, но не в силах устоять – Джастин вскарабкался на опоры метательной машины и одним глазом приник к краю бойницы, видя все происходящее в зале в мельчайших подробностях. Лейтенант Блейк подошел вплотную к Дею, едва не касаясь его. Было заметно, как напружинились и подобрались все его мышцы. Словно у готового к прыжку зверя… как в тот раз с Аддерли.
– Господа, господа! – Рональд Брикман сидел на стуле с высокой, резной спинкой, закинув ноги на стол и перебирая в руках небольшой веер засаленных карт. – К чему затевать ссору? Гулд, присоединяйся к игре, между делом расскажешь, что случилось. А может и проиграешь мне пару тейлов…
– Благодарю, нет настроения, – медленно процедил Блейк. – И мне больше нечего рассказывать. Шкура, ты ее видел, Дей… Такая черная, длинная, висела над камином. Прямо над моим мечом.
Лейтенант Дей выпрямился. Расправил не слишком широкие плечи. Презрительно прищурил глаза.
– Если я верно понял – вы подозревайте меня в краже? – видя, что мужчины сошлись еще ближе, Брикман отложил карты, снял ноги со стола. – А упомянув меч – прозрачно намекнули на поединок? – Дей говорил все быстрее. – Что же, я только за. Наглость уже давно следовало наказать.
– Картер, он же не в себе, – Брикман слегка скривился, поднимая обе руки в успокаивающем жесте.
– Нет Рональд. Мне известно, что господин Блейк не привык работать головой. Но обвиняя дворянина стоит быть готовым…
Широкий, выпуклый лоб Гулда Блейка с отчетливым хрустом врезался в переносицу Дея. Сильные руки схватили за грудки, последовал очередной удар головой. В разные стороны брызнуло мелкими каплями. Еще удар. Картер Дей бессильно повис в руках противника. Брикман кинулся вперед, опрокидывая стул, но прежде, чем он смог оттащить Блейка – тот успел еще трижды впечатать крепкий лоб в красивое, породистое лицо молодого лейтенанта. Теперь напоминающее раздавленный помидор.
Джастин неловко соскочил с деревянной балки. Вогнал в ладонь несколько заноз, но даже не заметил этого. Сомнения в реальности недавней встречи в пещере – отпали окончательно.
На верхней площадке первой северной башни было удивительно тепло, несмотря на моросящий с самого утра дождь. Мелкие, назойливые капли будто зависали в воздухе, создавая полупрозрачную пелену и забираясь во все складки одежды. Но из-за полного отсутствия ветра совершенно не холодили. Такие безветренные дни выпадали не чаще пары раз в месяц. Прямо над отвесной, серой скалой – можно было заметить бледную радугу, будто соскальзывающую с крутого обрыва. Джастин сидел на влажном каменном парапете, положив арбалет на колени и рассуждал. Мать в далеком детстве рассказывала ему, что радуга – это огромный, древний змей, опоясывающий всю землю. И если мужчина коснется его хвоста, то сможет исцелиться от любого недуга, а женщина – начнет рожать исключительно мальчиков. Почему все именно так мать, разумеется, ответить не могла, но каждый раз любовалась мягким течением переливающихся цветов с искренним удовольствием. А один старый аптекарь в Ниме как-то случайно обмолвился, что мистифицировать банальное преломление света, как и прочие обыденные явления – на руку только ярмарочным шарлатанам. И почтенным жрецам, добавил он ядовито улыбнувшись. После этот самый аптекарь проиграл в кости маленькую хрустальную пирамидку. И как не старался выменять ее обратно на картофельный самогон – Джастин ни в какую не соглашался. Представляя как обрадуется мать, когда он привезет ей настоящую чешуйку небесного змея, каждый раз проявляющуюся под лучами солнца. А через месяц, подхватив мерзкую заразу в грязном перевалочном лагере – он был вынужден обменять хрустальную безделушку на средство от кровавого поноса. И по иронии судьбы завшивленный, воняющий кислой капустой старик, развозивший на двухколесной тележке разные снадобья, тоже верил в легенду о небесном змее. И потирая полированные, блестящие грани перешедшей к нему пирамидки – довольно бормотал что-то о жене и долгожданных сыновьях.
Джастин тяжело вздохнул. Вовсе не потому, что его так занимали воспоминания. Положив руку на живот, он в снова постарался переключить внимание с острой рези в пустом желудке, на какие-нибудь отвлеченные рассуждения.
С момента той необычной ночной встречи прошло четыре дня. Четыре долгих, серых, голодных дня. Среди немногих развлечений можно было упомянуть только странные, не всегда понятные проповеди Бенджамина. Джастин стал вспоминать подробности, запомнившиеся мысли и изречения здоровяка. И сам не заметил, как задремал.
Мимо пронесся светлый, полупрозрачный силуэт. Паря прямо над стеной, перелетая от одной башни к другой – словно заглядывал в каждую бойницу. Движениями, напоминающими рывки рыбы под водой, резко перемещался на десятки шагов, затем замирал и снова устремлялся куда-нибудь в сторону. Как будто в поисках кого-то. Джастин опустил глаза. Среди вороха грязной соломы что-то блеснуло. Порыв сырого, холодного ветра закружил мусор вокруг. Раскидывая и перемешивая все, что мог поднять. Из-под соломы показались десятки острых, заржавленных зубов, вырастающих из брусчатки внутреннего двора образуя круг. Капкан. И тот блеск – сколотая грань одного из обломанных шипов. Джастин отпрянул. Сзади клацнуло. Порыжевшие, стальные клыки не достали до ноги с пол дюйма. Осмотревшись, он увидел десятки еле видимых соцветий ржавых лепестков, коварно выглядывающих из-под слежавшейся соломы. Что-то коротко свистнуло прямо над ухом. Инстинктивно пригнувшись, Джастин на мгновение зажмурил глаза. Когда открыл – кругом была ночь. Тесные, длинные коридоры. Низкий, сводчатый потолок нависает прямо над головой. Из ниши в стене вылетела рука с тусклым лезвием, зажатым в кулаке. Клинок соскользнул с металлической пластинки бригантины, пропарывая толстую кожаную основу и впиваясь глубоко в плечо. Боли не было. Но был страх. Было бессилие. Не заслониться от нового удара. Не ударить в ответ. Руки тяжелы и неуклюжи, ноги оказываются ступать вперед, тело не повинуется. Джастин с силой зажмурил глаза.
Открыв – оказался на вершине воющей башни. Спиной к нему, оперевшись руками о каменный парапет стоял капитан. Он тяжело дышал. Массивные наплечники гномьих лат поднимались и опускались под истлевшей, разодранной мантией. У его ног лежал окровавленный топор. В правой руке, обмотав предплечье, виднелась связка пеньковых веревок, свисавших далеко вниз.
– Нет! Права! На милосердие! – заорал Ботрайт своим жутким голосом.
Огромная стая ворон крича и хлопая крыльями черным водопадом обрушилась из низких грозовых туч. Блеснувший влажным отсветом клюв – впился в глазное яблоко. Мир вокруг лопнул, словно расколотая яичная скорлупа.
В звенящей пустоте всплыло бледное пятно. Удлиняясь и подергиваясь приблизилось, превращаясь в развевающееся на ветру, треугольное знамя. Золотые колосья на белом поле. Где-то внизу нарастал, усиливаясь и переливаясь сотнями резких звуков, знакомый гул. Будто огромные волны осколков накатывались на каменные глыбы. В нос шибанул удушливый, едкий дух горящей смолы. С тошнотворными, сладковатыми нотками человечины. Пальца до боли врезались в острый выступ стены. Держаться, держаться из последних сил. Пусть даже зубами. Запястье обхватила огромная, сильная рука. Потянула вверх. Под ногами снова почувствовался твердый монолит стены. Мощная, светлая фигура расшвыривала серых латников, пытающихся свалить штандарт со знаменем Хертсема. Джастин кинулся на помощь. Оттолкнул одного, обхватил за шею другого, принялся душить. Медленно, точно под водой затряс противника стараясь приложить головой о камень. Но пальцы слушались все хуже, сильная по началу хватка разжалась, одерживая верх, враг отвел в сторону руку с узким ножом. Тонкое, стальное жало скользнуло меж ребер, обжигая холодом и снова погружая во тьму.
Сквозь сжатые веки пробивались яркие лучи безжалостно палящего солнца. Темные дорожки сосудов зеленоватыми прожилками пересекали красный, засвеченный фон. С резким вдохом Джастин распахнул глаза. И сразу попытался отпрянуть назад, тщетно вжимаясь затылком в горячий камень. Прямо перед его лицом, в хищной, безумной улыбке распахнулась огромная пасть. Крепкие зубы зависли в дюйме от горла, послышался разочарованный вздох. И сутулая, будто подсвеченная изнутри тварь, резко дернулась в сторону, погружая тупую морду в разорванное брюхо павшего бойца. С отвратительным чавканьем и хрустом в широкой пасти исчезла рука в латной рукавице. Тварь мотнула мордой, содрогнулась в утробном, рвотном позыве. С влажным кашлем и потоками желчи выплевывая мешанину костных осколков, погнутые металлические куски и мокрую, скомканную тряпку. Джастин вгляделся, ему удалось различить белые и синие полосы на пожеванной материи. А огромный зверь шел дальше по полю боя. Двинув мордой очередное искореженное, обожжённое тело, довольно заурчал. Поставил тяжелую лапу на голову солдата. Тонкий, отчаянный вопль оборвался коротким хрустом раздавленного черепа. Зверь схватил тело зубами, встряхнул головой словно гигантский пес, отрывая сразу пол туловища. Пошел дальше. Джастин с трудом поднялся, опираясь на древко окровавленной алебарды. Видя полные ужаса глаза раненого бойца, к которому приближалась тварь, попытался закричать. Из отекшего горла вырвался только еле слышный хрип, переходящий в сухой, болезненный кашель. Подался вперед. Шаг, еще шаг. Споткнувшись о распростертое тело потерял равновесие.
И резко дернулся, очнувшись сидя на холодном парапете верхней площадки сторожевой башни. Быстро осмотрелся. Опасности не было, ни кто не видел, как он спал на посту. Взгляд скользнул по матово-серой поверхности камня, уходя все дальше, вниз по отвесной стене. В нескольких шагах от наклонного цоколя лежало давно обугленное тела лайонелита. Возможно, погибшего именно при падении. Джастин криво усмехнулся. Опасность все же была, но нарваться на раздраженного капитана, пожалуй, было страшнее чем умереть после пары секунд свободного падения. О невнятном кошмаре он старался не думать.
– О, ты вовремя, – открыв дверь, Райт вернулся к своей койке. Откинул светлую тряпицу с видом искусного фокусника и широко улыбаясь уставился на друга. – Ну как?
– Красиво, – с подозрением процедил Джастин. – Вот только откуда такое изобилие?
– Да что ты всегда такой, а? Нет бы радоваться. Вычищали на кухне всё. Все чуланы и кладовые перетрясли, с самого утра потели. Чище то может и не стало, но кое-что, как видишь, нашел. Сухари за печь завалились. Их небось я и сушил когда-то, да вот нападали. И как еще мыши не съели? А картошку с разных мешков насобирал, около сотни старых, заплесневевших перетряхнул. Они кучей тряпья валялись, а там видишь – полезное оказалось. А отварил их прямо в общем котле с бобами, – тут Райт улыбнулся особенно заискивающе, – и всем вкуснее малость, и нам тут не возиться. Просто брать да кушать.
– Да… ты молодчина. Это то, что надо. Только давай Сэму…
– А он уже заходил, – Райт весело затараторил, как всегда, раскрасневшись от похвалы старшего товарища, – я и Сэму завернул и Марлону передал чуток. А ты слышал, что его лежачие на поправку идут? Да-а… стонут, да жалуются, но выздоравливают. Один даже вставать начал, все нашему ворчуну меньше работы. Вот только, – на открытом, бесхитростном лице парня отразились смешанные чувства, – Марлон пока плох. Но, раз уж те хиляки в себя приходят, то уж ему и подавно удастся. Вообще мне кажется, что все как то духом воспряли. Малость приободрились что ли.
– Это ты просто поел. Не волнуйся – скоро пройдет.
– Ой да ладно тебе. Слушай, а вот тут такое дело… Лейтенант Дей уже который день не показывается. Тоже захворал, или как?
– Ты хочешь, что бы я подтвердил слухи? – Джастин вопросительно поднял бровь. Он ни кому не рассказывал об увиденном и сейчас не собирался. – Все это пустые сплетни. Наверное. Возможно на общей волне исцеления Дей скоро придет в себя и вернется в строй. А может он и не болен вовсе, а просто занимается своими делами. Планирует там что-то, рассчитывает, вымеряет. Ты же слышал, что капитан к нему ходил? Во-о-от. А уж что и как командиры планируют – и не спрашивай. Я могу рассказать только о сражениях уже отгремевших, о военачальниках давно истлевших и о годах давно минувших. Потому как только о таких в книгах и пишут.
– Просто понимаешь, – Райт задумчиво теребил ноздрю большим и указательным пальцами, – сидим тут, как мышь под метлой. Эти чуть не под стенами рыщут, – он качнул головой, как сам думал – в сторону внешней стены. На самом деле куда-то между кухней и конюшней. – Оно вроде и боязно, а в то же время тоска смертная. Ничегошеньки ведь не происходит. Да и о том, что может и случается, – Райт снова вопросительно посмотрел на друга, но увидя все то же, непроницаемо-невинное выражение лица, с легким вздохом пожал плечами.
– Ничегошеньки не узнаем, – подвел итог Джастин.
Оба ошибались. Этот вечер оказался насыщен событиями. Которые, к тому же, наглядным образом подтверждали бродившие слухи и практически исключали любые недомолвки.
– Смотри ка, – курносый солдат с коротким ежиком светлых волос коснулся Джастина локтем, – и ведь не зря болтали. Интересно, как он вообще видит, бедолага.
Небольшая группа солдат, сидевших возле жаровни во дворе, как по команде скосили глаза в одном направлении. Стараясь не пялится и выглядеть непринужденно – преувеличенно громко заговорили. Из раскрытых настежь, двустворчатых дверей донжона медленно вышел Картер Дей. Он заметно покачнулся, оперся рукой о дверной косяк переводя дыхание. Осмотрелся, немного задирая голову. Разглядеть что-то ему и правда было непросто. И вовсе не из-за сгущающихся сумерек. Оба глаза лейтенанта были практически закрыты огромными, фиолетово-черными отеками. Нос так же был заметно опухшим. Но всеобщее внимание быстро переключилось на руки офицера. Левую он держал на эфесе своей рапиры, а в правой сжимал ножны полуторного меча. Нетвердой походкой Дей направился прямо к жаровне, у которой собрались бойцы. Джастин не успел толком удивиться. Он проследил за взглядом лейтенанта и увидел Гулда Блейка, уверенно пересекающего двор, таща под руку испуганного новобранца со свежей ссадиной на скуле. Дей двигался наперерез и через несколько секунд молча встал на пути Блейка. Отчитывающий солдата, рыжеволосый офицер наконец заметил препятствие. Остановился, плотоядно улыбаясь. Легким тычком оттолкнул бойца, тот запнулся о собственные ноги и растянулся во весь рост на серой брусчатке. Но никто, даже сам упавший, не сводил взгляда с Картера Дея.
– А я смотрю, – начал тихо Блейк и в наступившей тишине все буквально впитывали каждое его слово, – мои подозрения не были беспочвенны и запертая дверь не удержала оскорбленного дворянина… Зачем вам мой меч? Или воздаяния за шкуру оказалось мало?
Дей молча кинул полуторник. Блейк ловко поймал его.
– И что же? Устроим старомодный, рыцарский поединок? – ярко-голубые глаза чуть прищурились, он качнул головой сначала в одну сторону, потом в другую. Мощная шея тихо хрустнула.
Узкая рапира выскользнула из ножен с высоким, чистым звуком. Картер Дей встал в позицию. Плотно сжатые губы не шевельнулись. Говорить он явно не собирался.
– Хорошо, – процедил Блейк сквозь зубы. Как и многие другие – он подметил замедленные, неточные движения молодого лейтенанта. Неспешным, размашистым движением обнажил меч. Откинув в стороны ножны и держа клинок в низко опущенной руке, медленно двинулся вперед. – Полагаете, что уязвленная гордость приносит настоящие страдания? Не-е-ет… Кровоточащие обрубки ног – вот действительно достойный повод для расстройства. И я…
Резким, глубоким выпадом Дей достал левый бок противника. В последний момент, неуклюжим взмахом свободной руки Блейк попытался заслониться от стремительного удара. Бритвенно острый клинок рапиры глубоко рассек запястье и практически не встретив сопротивления мягко скользнул меж ребер. Картер Дей пружинисто отшагнул назад. Шесть дюймов гибкого, узкого лезвия влажно поблескивали. Атака заняла неуловимо короткое мгновение, словно бросок змеи. Блейк сделал шаг вперед, споткнулся, мешком заваливаясь на бок. На его удивленном лице еще пару секунд читалось удивление. Потом голубые глаза остекленели, грудь опала с последним выдохом.
Брюс Ботрайт перевел угрюмый взгляд с распростертого тела лейтенанта, на кучку солдат, перетянувшуюся подальше к стене, но все еще хорошо заметную.
Может бросить в яму еще кого? Ведь не остановили, не воспрепятствовали… А-а-а чушь! Сам старый дурень. Знал же, что это Блейк разукрасил юнца. Кому же еще… И ладно Дей молчал, молодой, гордый… Но черт возьми, Рональд то мог сказать. Ну и что бы я сделал? Засунул в яму Гулда, а потом? Вышло бы то же самое. Треклятые петушки, мало им драк! Проблем ведь и без того хватает… Как я устал. От ландфрида ни весточки… Как будто остальной мир перестал существовать. Но быть может, колонны уже идут? Четкий шаг марширующей тяжелой пехоты послышится со стороны перевала, облако пыли возвестит о приближении объединенных сил Хертсема, сигнальные рога запоют призывая… Или не запоют, не возвестит и не послышится. Плевать! Дурн-фар будет стоять пока стою я! А значит – дисциплина должна поддерживаться…
Капитан снова взглянул на тело. Тоненькие, алые ручейки разбегались в стороны, точно обводя каменные клетки брусчатки.
– Проводите лейтенанта Дея в карцер, – Ботрайт не смотрел на подчиненного, – ожидать суда и справедливого наказания. Тело за голубятню. С возможными почестями.
Джастин стоял укутавшись в плащ и поигрывая длинным дротиком. В очередной раз крутанув через руку светлое древко – уронил. Чертыхнулся. Наклонился что бы поднять. В глазах расцвели симметричные узоры, постепенно переходя из светлого в темный и обратно. Справившись с головокружением – он все таки вернул дротик в подставку, напоминающую огромный колчан. Оперся рукой о изогнутое плечо баллисты, всматриваясь в темноту ночи. Ветер усиливался, будто отыгрываясь за тихий день резкими, сильными порывами. Вспоминая вечерние события Джастин задумчиво покусывал губу.
Когда уводили лейтенанта Дея, на его заживающем лице нельзя было заметить и тени эмоций. Что как нельзя лучше подчеркивало полное удовлетворение молодого аристократа. Так же Джастину бросилась в глаза та размеренная легкость походки, с которой офицер покидал двор. И припоминая неуверенные, неточные шаги лейтенанта, выходящего из донжона – он понимающе ухмылялся. Что ж – военные хитрости не пятнали честь так, как позор поражения.
Сильно клонило в сон. Холодный ветер помогал лишь от части, а любые темы для размышлений, какими бы интересными и живыми не являлись изначально, через некоторое время видоизменялись, все больше походя на тягучий, непрерывный поток бессвязных образов и ассоциаций. Вахта Джастина постепенно подходила к концу. Медленно расхаживая вокруг баллисты, он рассеянно вглядывался в темноту, плотной завесой наседавшую на небольшой участок слабоосвещенной земли прямо под стеной. Трепыхающееся на свежем ветру пламя факелов не давало должного обзора и скорее мешало видеть, создавая неудобный контраст между непроглядной тенью и красноватым полумраком. Джастин в очередной раз порадовался, что на его смотровой площадке не было огня. Что бы хоть чем то себя занять он вытащил меч. Относительно короткий, двадцатидюймовый клинок с широким долом в две трети длины. Рукоять, оплетенная кожаными ремешками, приятно легла в ладонь. Показав пару медленных ударов, изобразив блок и уклон, Джастин попробовал выполнить глубокий выпад, так ловко проделанный Деем. Получилось так неуклюже, что он в очередной раз порадовался отсутствию освещения. Разумеется понимая при этом, что его клинок не предназначен для таких приемов и тем не менее отдавая должное мастерству лейтенанта. Джастин трезво оценивал свои навыки и знал, что хорошим мечником считаться не может. Ему никогда не нравилось фехтование. Еще со времен академии изнурительные и зачастую болезненные тренировки с мечом выводили его из себя. А как то раз здоровенный, пухлый детина сломал ему ключицу, неловким, но мощным ударом сверху. Джастин хмыкнул, вспомнив наказ отца. В тот день он тоже его помнил и здорово рассадил жирдяю нос запрещенным тычком в лицо. И пусть потом он разревелся и чуть не лишился чувств, пусть помимо травмы получил еще и нагоняй от наставника, но молодые кости быстро срослись, затылок, горящий после оплеух, остыл еще раньше, а уважение товарищей с годами только укреплялось. Что интересно – своего отца Джастин помнил очень смутно. А вот его слова были словно выжжены на внутренней стороне черепа.
Кто хочет умереть или победить, тот редко терпит поражение. И пусть понимание этой формулы с годами серьезно менялось – в сложных ситуациях он не редко руководствовался именно ей. Особенно после осознания того, что если смерть неизбежно следует за поражением, то порой разумнее просто не ввязываться в игру. Джастин легко провел тыльной стороной ладони по прохладному металлу клинка. Шмыгнув носом почувствовал, что в носу неприятно защипало.
Да-а-а… Некоторых игр избежать не так просто. И сев за стол что бы поесть – вдруг оказываешься втянутым в серьезную партию. Хотя к чему это деланное удивление. Как я сам возразил бы любому разнывшемуся солдату – знал на что идешь. Хотя бы примерно. Как заметил когда-то Сэм – нас кормят в ожидании драки. Но драка и бойня – совершенно разные вещи. Трудно даже предположить, что происходит на самом деле и почему ни кто до сих пор не пришел. А ведь все спрашивают да спрашивают… Ждут, что прояснишь… Но я и сам ни черта не понимаю.
Джастин уже устал делать вид, что все в порядке, устал выдумывать очередные объяснения, почему силы Хертсема еще не здесь. Отвечая на навязчивые вопросы товарищей он выдвигал новые и новые теории, некоторым из которых и сам готов был поверить. Если бы не одно но. В глубине души он понимал, что просто успокаивает сослуживцев. Суля то скорый приход Гастмана во главе огромного войска, все это время собираемого по графству и за его пределами, то неожиданный манёвр небесных, с заходом в тыл противника через Суррай и Эссеф. Но объясняя другим нюансы топографии, рассматривая возможные пути движения войск – все больше убеждался в том, что совершенно не представляет, что же будет на самом деле.
За изгибом стены, со стороны первой северной башни, раздался странный звук, похожий на резко оборвавшийся крик чайки. Джастин замер, прислушался. Чаек на горном перевале не видели никогда.
– Трево-о-о… – истошный, быстро захлебнувшийся вопль развеял последние сомнения. Спустя мгновение со всех сторон затрубили рога. Хором похожих, но таких разных голосов разорвав недавнюю тишину ночи. Призывы к атаке и к обороне вознеслись к беззвездному небу. Плотный массив темноты за стенами будто забурлил, пришел в движение, в узкую полосу света хлынул поток людей.
Взметнулись крюки, цепляясь за зубцы парапета стены, сухо застучали приставляемые лестницы. Ночной прохлады как небывало, Джастин обливался потом, сплевывал вязкую, тягучую слюну, но в очередной раз заряжал баллисту на треть быстрее положенного времени. Он радостно вскрикнул, когда первые зажигательные снаряды защитников перемахнули через стену, словно разгоняя ночь и рассеивая неприятеля. Теперь было гораздо удобнее стрелять. Новый дротик лег в ложе, отшлифованные рукояти ворота замелькали в ловких руках, наметанный глаз скользнул от металлического язычка над широким наконечником, до намеченной цели, ладонь прижала деревянный спуск. С шипением рассекая воздух, дротик устремился вперед. В свете огненного зарева алой лентой мелькнуло светлое древко.
На стене кипел бой. Теперь происходящее было видно куда лучше. Наконец подкатив метательные машины на расстояние выстрела – лайонелиты тоже пустили в ход зажигательные снаряды. Вдалеке темнели силуэты приближающихся осадных башен. Джастин на мгновение замер с новым дротиком в руках. Поняв, что не показалось – с удвоенным пылом принялся крутить ворот. Со стороны скальных ниш с камнеметами раздавалась грязная брань лейтенанта Дея. Катапульты заработали будто слаженный оркестр под руководством талантливого дирижёра. Осадные машины врага скрылись в пыльных облаках разрывов.
Первые лучи восходящего солнца робко коснулись сомкнутых век небритого солдата. Он лежал привалившись спиной к холодной стене сторожевой башни. В двух шагах лежал еще один. Обезглавленный, в серой броне лайонелитов. В загустевшей луже крови, берущей начало у косого обрубка шеи, сидел другой боец. Белые и синие полосы его сюрко практически скрывались за темно-бордовыми потеками. Ночной бой продолжался около трех часов, новые волны лайонелитов накатывались снова и снова, но их успешно отражали. Новых лестниц приставить к стене не удавалось, а старые были быстро отброшены и успевшие влезть на стену враги – безжалостно перебиты. Их изрубленные тела сейчас лежали вперемешку с защитниками Дурн-фара. Причем гарнизон крепости понес не такие значительные потери, как могло показаться. Но даже живые сейчас мало отличались от мертвых. Многие бойцы оставались там же, где ожесточенно сражались меньше часа назад. Сейчас они спали, полностью вымотанные, совершенно лишенные сил. Отличаясь от павших лишь легко вздымающейся грудью или не такими гротескными позами, да и то не всегда.
Брюс Ботрайт крепко стоял на широко расставленных ногах, заложив руки за спину. Задумчиво смотря в никуда. Поставленные перед ним на колени солдаты вели себя по разному. Один, патлатый, неопрятный и густо обсыпанный прыщами новобранец – нервно подергивал головой, пытаясь поймать взгляд капитана. При этом шмыгая разбитым носом. Другой, лысеющий и разменявший пятый десяток, немигающим взглядом уставился в серый камень брусчатки и беззвучно шевелил губами. За ними стояли трое уставших ветеранов и забрызганный кровью лейтенант Брикман.
– Еще двое, стоявших на посту у первой северной, – уставший голос Рональда Брикмана звучал непривычно бесстрастно, – пали в сражении. Прикажете принести тела, господин капитан?
Ботрайт отрицательно мотнул головой. Вешать уже умерших было неправильно. Хотя бы к ним он мог проявить милосердие. В глазах капитана на миг проступила глубокая, отрешенная тоска. В следующую секунду веки чуть прищурились. Ботрайт коротким кивком указал на надвратную башню и решительным шагом направился прочь.
Ни кто не собирал людей, не было построения и показного суда. Но была казнь. Джастин ссутулившись сидел на холодной, истертой лестничной ступени и смотрел. Все тело ломило так, что заснуть он просто не мог. А двое бойцов, все слабее подергивающих ногами прямо над воротами – смогли… Заснули в момент, оказавшийся роковым. Проспали нападение, не заметили противника вовремя, не подали сигнал тревоги. И пережили очередной штурм только для того, что бы испытать агонию удушья. И стать примером для других.
Чуть позже капитан объявил, что Картер Дей был освобожден из-под стражи и хоть мастерство, проявленное в бою, не искупляет его вины – следствие, суд и наказание будут отложены до снятия осады.
Джастин успокаивающе кивнул Райту, забирая миску со своей порцией бобовой похлебки. Он хорошо видел, чего стоит парню терпеть недовольные взгляды и грубые замечания, вызванные очередным уменьшением пайка. Практически все понимали, что простой кухонный работник ничего не решает, но позволяли себе срываться на нем. А общая, и без того гнетущая атмосфера, сгущалась с каждым днем. Рядом вспыхнула очередная перепалка. Картавый мордоворот из новобранцев, что-то не поделил с Флойдом. И уже нависал над ним, зверски тараща глаза и выдавливая сквозь зубы нечто маловразумительное. Ветеран медленно встал, демонстративно спокойно вылизывая оловянную ложку. Джастин тоже поднялся, опасаясь как бы эта ложка в следующий момент не оказалась в глазу у картавого. Но не успел вмешаться, как все решилось и без него.
– Подержи, пожалуйста, – незаметно подошедший Бенджамин поставил рядом с ногой раздраженного мордоворота древко протазана. Он теперь практически не расставался с полюбившимся оружием, а то, как он им орудовал – здорово подняло верзилу в глазах товарищей. – Флойд, можно поговорить с тобой с глазу на глаз…
Джастин слегка приоткрыл рот от удивления. И не он один. И хотя не было ни малейших сомнений, что любой другой подавился бы своими словами, если бы сказал подобное слепому на один глаз Флойду – сейчас ветеран лишь ухмыльнулся и пошел рядом со здоровяком, негромко беседуя о чем-то. Видимо Бенджамину, с его безумными, чуть косящими глазами разного размера, можно было подшучивать над недугом товарища. А картавый так и стоял бестолково озираясь, пока не решился наконец прислонить протазан к стене.
Но к сожалению не каждый зарождающийся конфликт заканчивался подобным образом. Порой Бенджамина, Джастина или любого иного свидетеля поблизости не оказывалось. И однажды утром, в одном из опустевших стоил конюшни нашли труп. Нельзя сказать, что бы находке сильно удивились. Нервозность, вызванная голодом и неясными перспективами, нарастала день ото дня. Но как сказал капитан – подобное нельзя оставлять безнаказанным.
– А тех, кто вздумает покрывать виновного… Знает, но не донесет – ждет не менее суровая кара! – добавил Ботрайт так громко, как только мог. А мог он ого-го… И каждый стоящий в строю – должен был почувствовать, что обращаются именно к нему. А обещанная кара – будет действительно суровой.
Стоит добавить, что расследованием занялись всерьез. Даже нашли окровавленный нож, валявшийся в соломе неподалеку. А поскольку покойнику попросту проломили голову – было решено, что защищаясь бедолага ранил своего убийцу. Или убийц. Всех, свободных от несения караула, вновь построили перед главным донжоном. Дали приказ раздеваться, угрюмые лица солдат стали еще угрюмее. Но спорить с капитаном, разумеется, ни кто не стал, а услышав, как тот сердито откашлялся – с удвоенной скоростью принялись скидывать с себя заскорузлые тряпки, состоящие преимущественно из дыр и бурых пятен. Прохаживаясь вдоль строя абсолютно голых бойцов Ботрайт скрипел зубами. От части потому, что ран самой разной давности и степени тяжести было в избытке и не обладая специальными знаниями нельзя было с уверенностью опознать по ним убийцу. А от части потому, что капитан как ни кто другой понимал важность поддержания чистоты в войсках. И рассматривая лоснящиеся, в грязных подтеках, тела солдат – он напряженно думал, как бы не накликать еще одну беду. Колодец в форте был только один. Хоть и очень глубокий, но истощающийся после забора определенного количества воды. В спокойное время воду возили так же от ближайшей реки Атиль и хранили в огромных бочках, обеспечивая гарнизону возможность не только пить, но и мыться, и стирать. Сейчас же в обрез хватало для того, что бы не мучиться жаждой. Ботрайт на секунду задумался, о том, что если бы не боевые потери – сейчас его люди гибли бы куда более страшной смертью.
– Всем одеться, – резко скомандовал он. – И слушать внимательно. Если мне случиться заметить свару или, чего доброго, драку… Лучше остерегитесь. Ни закованный в латы лев, ни ужратый по случаю субботы отец, вас так не колотил… Уж вы мне поверьте, – капитан скрипнул зубами. Он знал, что его предупреждение, разве что заставит бойцов решать свои разногласия без посторонних. Все остальные тоже это знали.
А через два дня один из новобранцев бесследно исчез.
Обычно в подобных ситуациях пропавшего просто считали дезертиром. Но из осажденного Дурн-фара выбраться было практически невозможно.
– Практически? – в голосе Райта слышался намек. – А вдруг воспользовался лебедкой и ка-а-ак…
Джастин отрицательно покачал головой.
– Очень сомневаюсь. Даже стоя в карауле возле лебедки – тебя все равно заметят с соседних постов. Тут уж либо договариваться с соседями и бежать группой, либо… А что с лицом, дружище? Напряженная работа мысли? У тебя того и гляди череп волнами пойдет.
– Да нет, ты не подумай. Я не об этом – по тону и мине Райта было ясно – об этом. – Просто интересно, куда же мог потеряться целый взрослый мужик. Это ведь не мелочь какая.
Джастин широко повел рукой, указывая на многочисленные погреба, подвалы и пещеры, напоминающие гигантские звериные норы. На незаданный вопрос товарища ответил лаконичным кивком и пожатием плеч. Живой человек не стал бы прятаться в каменных карманах. А вот мертвого вполне могли там спрятать. По приказу капитана, который судя по всему думал точно так же, сейчас все в темные уголки переворачивали вверх дном. Но пока найти что-либо не удавалось. Джастин умело скрывал волнение, когда подходил к полуподвалу, в котором той памятной ночью состоялась встреча с… Он и сейчас не знал, с кем же встретился. При дневном свете затененное пространство рукотворной пещеры, заваленной всяким хламом, неплохо просматривалось. Но у Джастина в руках все же был небольшой факел. Нужно было тщательно разглядеть все углы, иначе в поисках не было смысла. Он на секунду задумался, а был ли вообще смысл в этой суете? Конечно, пропажа бойца – дело серьезное, но учитывая предыдущий опыт… Ведь убийцу так и не нашли. Возможно, сейчас все просто тратили лишние силы на поиски, которые не принесут пользы даже если увенчаются успехом. Но Джастин не говорил этого вслух. Не хотел отвечать на неудобные вопросы. И при этом все больше склонялся к тому, что тело проще было бы отыскать через пару дней, когда завоняет. Он сам неприятно удивился равнодушию и цинизму, которых раньше в себе не замечал. Увидев, как Райт проходит к тому самому углу, касается той бочки, Джастин в нерешительности замер. Несмотря на жаркий день – по телу побежали мурашки.
– Тут ничего, пошли в следующий, – Райт подобрал какую-то дощечку и задумчиво крутя ее в руках вышел из пещеры. – Слушай, – продолжил он тише, – а что если чисто тероре… треори… В общем – просто представить…
– Если представить чисто теоретически, – так же тихо перебил Джастин, – то вместо спасения ты скорее всего угодишь на пытки. Не только мы держим львов, они так же держат нас. Даже если миновать стену – вглубь Хертсема путь закрыт. Дезертира схватят. И даже если проявив недюжинную ловкость, кто-то выберется из Дурн-фара не зацепившись шеей за пеньковую петлю, что уже очень не просто, то его все равно схватят лайонелиты. А ты знаешь, что такое допрос?
Райт угрюмо вертел дощечку, медленно приближаясь к следующему подвалу. Вероятно пытаясь представить ужасы пыток. А может – вспоминая покачивающихся на ветру висельников, что гнили прямо над воротами.
– А что если, – начал он робко, – пойти в другую сторону? Что если…
– Смотри ка, свежее кострище, – Джастин обогнал товарища, опустился на колени перед небольшим кругом углей и пепла. Со стороны его было незаметно, прикрывала покосившаяся, раскрытая настежь дверь. – Золу еще не разнесло ветром. Возможно – жгли только с утра.
– Возможно… А зачем?
Джастин пригнулся еще ниже, всматриваясь в черно серую кучку пепла. Видя, как он разгребает кострище рукой, Райт протянул свою дощечку. Среди мелких угольков нашлось несколько косо нарезанных, кожаных полосок.
– Да-а-а… – протянул Джастин, крутя одну из них в руках. – Кто-то уже варит ремни. Но пару кусков то ли потеряли, то ли выкинули, – он тихо вздохнул. – Должно быть еще не настолько голодны, что бы жрать… сапоги, ремни и перчатки. Но то время уже не за горами…
Райт молча нахмурился.
Затертая до блеска рукоять невзрачного ножа привычно грелась в ладони. Маленькие, светлые завитки стружки лениво выскакивали из под короткого лезвия. Джастин был слишком уставшим, что бы делать что-то полезное и слишком голодным, что бы заснуть. Он сидел на своем низком табурете и бесцельно строгал дощечку, поглядывая на свое искаженное отражение в блестящей кирасе. Такой гладкой, начищенной… такой надежной. И такой тяжелой теперь, когда от недоедания сил не хватало практически ни на что. Сегодня кто-то пошутил про выгоды голодания. Мол, хотя бы не надо так часто бегать до нужника. Ни кто не смеялся. Стружки медленно падали на темный, каменный пол. Джастин думал. Из дощечки начинал проступать знакомый контур. Стилизованный пшеничный колос длиной в ладонь.
Хертсем. Сноп золотистых колосьев на белом фоне. Изобилие и чистота. Так нас учили в детстве… Как богатое, плодородное поле пшеницы спасает людей от голода, так ровные, строгие ряды солдат спасут свою землю от захватчика. Напыщенно провозглашали седые наставники в академии. И как бесполезен для голодающего один колосок – так же немощен одинокий боец на поле брани…
Стружки падали на пол. Крепкое лезвие резало уверенно и точно.
Это так мудро. Метко и справедливо… И так бессмысленно, когда приходится выбирать.
Перед глазами всплыл образ убитого в конюшне бойца. Заметно промятый череп, подтеки засохшей крови на лице. Прилипшая к сероватому месиву солома. Потом понеслись другие видения. Длинный, узкий коридор. Рука с ножом, поблескивающем в темной арке. Широкий двор, полный скрытых опасностей, засыпанных мусором капканов. И блеклый призрак, резкими рывками переплывающий по воздуху от бойницы к бойнице.
Что делить тем, у кого ничего нет? Ничего… кроме своей жизни.
Короткий нож легко касается дерева. Мелкие завитки падают на пол.
Не хочу понимать. Но кажется начинаю…
В загроможденном помещении кухни было темно, душно и пахло луком. Хоть самого лука тут не было уже несколько недель, старые потолочные балки и мощная каменная кладка хранили память обо всем, что здесь когда-то готовилось. Большой, вытянутый очаг не горел, не исходили белесым паром пузатые котлы, не сновали из стороны в сторону кухонные работники. Время завтрака давно миновало, время ужина еще не пришло, а обедать в Дурн-фаре прекратили уже давно. Хотя теперь, даже когда работа была в самом разгаре – кухня едва ли напоминала тот пышущий жаром, насыщенный ароматами жаркого и преисполненный кипящей жизнью храм чревоугодия, так полюбившийся когда-то Райту. Он тихо вздохнул, проводя пальцем по пыльной столешнице одного из разделочных столов. Поддерживать старый порядок теперь было некому. Из четырех работников мистера Лоулера в живых остался один Райт. И он с трудом успевал выполнять порученную ему работу.
В дальнем углу кухни виднелась старая дверь окованная железом, ведущая в единственную кладовую, где еще хоть что-то оставалось. Райт тихо и быстро пересек все помещение. Полутьма не мешала, каждая мельчайшая деталь обстановки была так хорошо знакома, что он и в кромешной темноте не задел бы ни одного выступающего угла. Кладовая была заперта, но и это не было проблемой. Тихо звякнув о стену, из-за опустевшего ящика для овощей Райт извлек кочергу, оставленную там специально для этого. Подсунув металлический крюк под дверь – отработанным рывком снял ее с петель. Крякнув от натуги, все таки вес для него был приличным, прислонил узкое, крепко сбитое из досок и железных полос, полотно к стене. Все это заняло не больше двадцати секунд, не то, что в первые несколько раз. Проведя рукой по грубо сколоченной полке, он на ощупь нашел нужный мешок. Бобы было слишком долго варить, а потому сейчас его интересовала картошка и сухари. Выбрав четыре средних клубня и пару чуть ли не каменных горбушек, он на мгновение замер. Вспомнив о Марлоне, добродушном здоровяке, Райт вернул одну картошку на место и нашарил более крупную. С улыбкой скручивая небольшой, холщовый мешочек он думал, что и без того крупному, да еще и больному крепышу надо больше, чем ему, худому и здоровому.
– А-а-ах ты мерзкий засранец! – резкий, презрительный окрик буквально парализовал Райта, мгновенно покрывшегося холодной испариной.
Он медленно обернулся, подрагивая и судорожно пытаясь вдохнуть. В трех шагах от него, в полумраке кухни темнел знакомый силуэт.
– Вот значит как? – увидев кочергу в крепко сжатом кулаке парня, мистер Лоулер удобнее перехватил широкий, мясницкий тесак. Острое лезвие тускло блеснуло в темноте.
Райт перевел взгляд на свою руку, брезгливо отбросил в сторону кочергу, будто ужаснувшись возможности которую она давала.
– Эй! Эй вы! – худой как жердь Лоулер махнул тесаком, привлекая внимание группы бойцов. – Зовите офицера. Живо. Господина Дея или господина Брикмана, – кто-то удивленно уставился на согнувшегося пополам Райта, которого старший по кухне грубо тащил за загривок. Кто-то брезгливо сплюнул, точно поняв в чем дело.
Всех солдат гарнизона, не занятых на постах, построили во дворе. Джастин стоял во второй шеренге, бестолково переводя растерянный взгляд с заплаканного лица Райта на решительное лицо капитана и обратно. Ботрайт громко и хмуро вещал о дисциплине, воинском долге и суровой каре, уготованной недостойным. Время от времени в строю раздавались одобрительные возгласы. Или приглушенные оскорбления, адресованные стоящему на коленях Райту. Руки парня были связанны за спиной, хотя он явно и не помышлял о сопротивлении. По красному, немного опухшему лицу изредка сбегали прозрачные капли, расчерчивая не слишком чистые щеки едва заметными бороздками. Мысли проносились в голове Джастина бурным потоком, рождая парализующий волю хаос. Он неосознанно посмотрел чуть дальше. Внимание привлек повторяющийся блеск лезвия тесака, слабо покачивающегося в невероятно худой, старческой руке. Мистер Лоулер стоял опираясь о стену не сводя глубоко запавшие, горящие лихорадочным блеском глаза со стоящего на коленях юноши. В этом взгляде презрение мешалось с ненавистью. Удивляясь самому себе, не зная о чем сейчас надо думать – Джастин просто разглядывал отощавшего старика… Да, именно старика, так как последние недели состарили старшего по кухне сильнее, чем кого бы то ни было в Дурн-фаре.
Принесли веревку. Приговоренного отвели в надвратную башню. С резким рывком Райт рухнул вниз, слева от двух, уже иссушенных солнцем висельников. Отчетливо хрустнула шея.
– Разойдись, – сухо скомандовал капитан.
Ночь опустилась на перевал, неся с собой живительную прохладу после жаркого дня. А после и пронизывающий холод, многократно усиливаемый резкими порывами северного ветра. Характерные звуки, издаваемые воздушными массами, разбивающимися о острые углы Воющей башни, звучали заунывно и жутко. В своем крыле оружейной, капитан жадно пил очередной кубок.
– Гадко и… мерзко, – после долгого молчания процедил Рональд Брикман, глотая дрянное, кислое вино. Из последней оставшейся бутылки.
– Но необходимо сейчас, – не то возразил, не то согласился Брюс Ботрайт.
– И мальчишка не страдал, – продолжил он после небольшой паузы. – Я скинул так… В общем – быстрая смерть. Без мук и удушья. И пусть послужит примером. Что бы удержать Дурн-фар – нужна дисциплина. И я удержу. Любой ценой.
Лейтенант неопределенно пожал плечами.
Джастин лежал лицом к стене, едва не касаясь носом темного, холодного камня. О чем бы он не пытался думать – перед глазами постоянно возникали дырявые сапоги. Ноги товарища, раскачивающиеся высоко над землей. Теперь он видел их постоянно. А тогда – отвел глаза. С силой сжимая челюсти, в тщетных попытках унять дробный стук зубов, Джастин вспоминал о свертках, часто приносимых Райтом. С началом осады он неизменно встречал их с холодной подозрительностью. Неодобрительно смотрел на друга, в очередной раз напоминая о совести и чести… А сам бесчестно и бессовестно позволял убедить себя в невинном происхождении этих припасов. Лицемерно выпячивая любимые добродетели, изображая наивное неведение – пользовался украденным на ровне с другими, а когда было неудобно смотреть – отводил взгляд. Он громко шмыгнул носом, ненавидя себя и свои мокрые от слез глаза. Джастин не плакал с самого детства. Уже больше двадцати лет.
Утреннюю миску жидкой похлебки раздавал один из новобранцев, назначенный на место Райта. Щуплый, длинноносый хлыщ был, несмотря на скромное сложение, далеко не робкого десятка. И на любые замечания о размере порции или количестве бобов в половнике огрызался злобно и громко. Среди ответных оскорблений, плевков и угроз скорой расправы – он так же не раз упоминал, что скалиться стоит не на него, а на жирующих командиров. Так он и говорил – жирующих. А поскольку, на его счастье, никого из офицеров поблизости не было – носатый успел прибавить не мало подробностей. В частности – рассказал о содержимом кладовой, чего никогда во всеуслышание не делал его предшественник. Вполне естественное и очевидное, в обычное время, различие в солдатском и офицерском пайке – сейчас вызвало серьезные споры и недовольство бойцов. На поднявшийся было шум явился Бенджамин, теперь частенько решающий разного рода разногласия. Но вместо того, что бы по своему обыкновению отвлечь и успокоить бойцов – попросту воспользовался общим негодованием.
Джастин, в это время стоящий на посту, на внешней стене неподалеку, все прекрасно слышал и видел. Не вмешивался, но наблюдал с неподдельным интересом. Бессонная ночь проведенная в напряженном раздумье, странным образом преобразила его. Черты лица, теперь довольно резкие из-за усталости и недоедания, больше не выражали вчерашнюю растерянность. Закинув на плечо тяжелый арбалет он прохаживался из стороны в сторону. И покручивая в руке небольшой, длиной с ладонь, вырезанный из дерева стилизованный колос – зорко поглядывал в сторону постепенно затихающей группы солдат.
– Ну что ж… – протянул задумчиво Бенджамин своим мягким, звучным голосом. – Говорите – это не правильно. Кричите – это не честно. Но что-то мне помнится – раньше вас все устраивало, – он испытующе оглядел стоящих вокруг. – Или ни кто не догадывался, что благородные господа едят лучше, спят на мягком и не стирают рук на тяжелой работе? И что-то помнится мне… все были довольны… собственной участью. Можно сказать – судьбой, – гигант слегка повел в ширь могучими плечами и продолжил другим тоном. – А я скажу вам, в чем дело. Вы почти готовы. Готовы прозреть, открыть глаза достаточно широко, что бы увидеть по-настоящему, – он выпучил и без того увеличенный левый глаз. – Все вы, подобно мелким листьям в бурлящем потоке, вращались и переворачивались, но не переставая неслись вперед. Туда, куда должны были. Туда, куда направлял Он. Но наступает момент, когда нужно осознать, что сев за весла – будешь куда быстрее двигаться к цели, – видя, что не все из собравшихся его понимают, Бенджамин заговорщически подмигнул. – Флотилия быстрее находит землю, когда незрячие капитаны оказываются за бортом…
Собравшиеся осторожно завертели головами. Боясь высказываться за или против переглядывались, перешептывались и ждали. Прямо над двором кружило несколько ворон. Джастин смотрел и не признавал в них птиц, предвещавших приближение суши. Скорее они походили на стервятников, кружащих над больным зверем, в ожидании скорой поживы.
– Когда гибнет капитан, – раздался за спинами солдат знакомый голос, – команда, как правило, тоже обречена, – лейтенант Брикман не спеша пробирался к Бенджамину. Ему настороженно уступали дорогу. – Раз уж тебе по нраву морская терминология, приятель, то далеко не все знают навигацию и могут верно проложить курс.
– Полностью с вами согласен, – крупная физиономия здоровяка растянулась в кривой, но искренней улыбке. – Но чужое, мнимое знание – бессмысленно… Если Он сам поведет нас.
Рональд Брикман не смутился. Он был абсолютно спокоен и даже доброжелателен.
– Интересно. А он… сам сказал тебе это? – слегка приподняв бровь лейтенант встретился взглядами с некоторыми бойцами. Явно давая понять, что этот вопрос прозвучал скорее для них.
– Мы слишком мелки и неразумны, что бы внимать гласу Его, – Бенджамин немного потупился, застенчиво опустил глаза. Того и гляди начнет ковырять землю носком сапога. – Но все же видим следы Его рук, – гигант поднял голову, голос, только что смущенный и тихий, зазвучал как морские волны, разбивающиеся о скалистый берег. – А значит сможем понять и волю Его. И следовать ей, пока не обретем то, что должно.
Брикман хмыкнул. Пожал плечами.
– И что же ты желаешь обрести?
– Не я, – Бенджамин повел в сторону здоровенной рукой, указывая на всех, стоящих вокруг, – мы… Царствие равенства, без боли и слез. – Джастин, хорошо слышавший каждое слово несмотря на расстояние, неприязненно поморщился. – А я чуть выше других, – с легкой улыбкой продолжил гигант, – вот и вижу дальше. Но скоро заметят и остальные.
– Мне довелось служить на флоте, – лейтенант говорил громко, уверенно, встречаясь взглядом то с одним, то с другим бойцом. – И вот, что могу сказать… Впередсмотрящий может погубить судно, приняв высокую волну за искомую землю. Доверившись своим надеждам и иллюзиям. А бывает и так, что зоркому матросу просто-напросто солнце ударяет в голову, – продолжил он с многозначительной усмешкой. – Не стоит так долго сидеть на мачте. Слишком близко к светилу, да и упасть не долго, – весело закончил лейтенант, хлопнув здоровяка по плечу.
– Возможно еще не время, – Бенджамин предостерегающе поднял руку, давая знак кому-то в толпе, – ведь когда огонь зажжен – его не спрячешь за пазуху. Мы еще поговорим об этом, господин. А пока – закончим есть свои бобы…
Рональд Брикман краем глаза заметил, как что-то блеснуло в толпе. Холодный, предостерегающий проблеск. Он тепло улыбнулся. Понимающе кивнул и разведя руки в примирительном жесте ловко выскользнул из толпы. Без заметной спешки, но и не задерживаясь покинул двор. Несколько показавшихся было ножей, снова спрятались в рукавах, за поясами или голенищами сапог. Джастин незаметно разрядил арбалет, вернул болт в колчан, перевел дыхание. Снова закинул оружие на плечо, стараясь не замечать болезненной рези в животе и не показывать навалившуюся вдруг усталость – с максимально непринужденным видом продолжил патрулировать свой участок стены. В правой руке, меж пальцев ловко крутился деревянный колосок.
Следующие два дня было относительно спокойно. А на третий – нашли еще один труп. Бледный, сильно поседевший, невероятно истощенный. Мистер Лоулер умер во сне, в своей каморке, недалеко от кухни. Глядя на измождённое лицо старика было сложно поверить, что не так давно он был крепким, поджарым мужчиной. А только вчера еще трудился на кухне. Кто-то предположил, что его убили. Из неприязни или думая завладеть ключом от кладовой…
– Чушь, – Бенджамин пренебрежительно махнул рукой на проносимое мимо тело. – Откройте уже глаза. Видите как раздуло живот? При том, что сам чуть не просвечивает – кожа да кости, – гигант неодобрительно покачал головой. – Он малодушно опустил руки, когда надо было держаться из последних сил. Вгрызаться зубами в малейший шанс! Глупец удавился. Проявил слабость… Заморил себя голодом.