Четыре подвала

Глава первая

Я каждый раз начинал и заканчивал писать одну и туже книгу. Каждый раз и по кругу. Не имея возможности отказаться и не зная никаких других тем. Так было и так текло время. Всё одинаково везде и всюду. Но стоило ли обращать внимания. Ведь уже никогда ничего не изменится — так думал я, обманывая самого себя. Потому что к третей части изменилось всё, буквально всё. И не имело никакого значения то, сколько сигарет превратилось в пепел, и сколько кружек дешёвого чая успели стать историей, до которой мне нет дела. Изменилось всё, но только не я сам. Я сам по-прежнему оставался там. Я не просто там оставался, а начинал растворяться в этом проклятом пространстве. Было ли объяснение. Нужно ли было себя об этом спрашивать. Ведь ничего. Ведь сумрачный поток, поглотивший меня без остатка, целиком и даже больше. И здесь, и эти стены, этот неприветливый грязный потолок над головой. Вид из окна, в котором страх из прошлого, явившийся в будущее. Его дыхание, шепот ночи, когда часами не можешь заснуть. И ждёшь, и ждёшь, и ждёшь. Они тогда сказали, что Лидия Петровна умерла, потому что упала на лестнице, ведущей в подвал, что она ударилась головой. Я поверил. У меня не появилось никакого мотива, чтобы усомниться. Прошло много лет, и вернулось. Идиотским вступлением, ведь я ненавижу такую форму. Мне противно изложение собственных переживаний, в контексте того, что всё пропало. Пропало — и пусть пропало. Смерть одна, её значение неизменно. Но не это же, а сумасшествие. Этого я боюсь больше, чем смерти. Зачем обманывать самого себя. Время меня больше не защищает. Я знаю, что сам открыл эту возможность им. Но не нашел ту дверь в подвале, которая всё закроет, и их, и меня, и нас вместе взятых.

Противный дым пропитал комнату. Туманом он ползал перед моим глазами. В окне застыла ночь. Отвернуться от окна, не видеть ничего. Только это он убил Лидию Петровну, он сделал это на четвертый день. А какой из дней стал началом исчисления, исчезла реальность восемьдесят третьего года, для меня исчезла. И значит, что я уже мертв. Так просто, мертв и всё. Если они придут, то пусть приходят. Но того дома нет. Я был там, и его нет. Там пустое место. Там лишь высокая трава.

Третью часть нужно было начать с поисков собственного дома, а не с сумасшествия. Но я не решался. Подвалы тянули меня к себя. Зловещая страна детских страхов не хотела меня оставить без своего внимания. Зачем нужно было меня обманывать много лет, если всё то, что было лишь иллюзия, лишь усталость сорок лет спустя.

И да, я сильно устал. У меня слипались глаза. Мне стало всё равно, что там может случиться за окном. Я отложил в сторону ту самую книгу, которую начинал и заканчивал писать каждый раз заново, каждый раз об одном и том же. Я реально сходил с ума. Я, засыпая, уже не мог определиться во времени, его же боялся, путая сон и явь, не зная доподлинно в своем ли я уме или уже нет. Но на четвертый день, летом тысяча девятьсот восемьдесят третьего года он убил Лидию Петровну, он разорвал ей глотку. И сделал это не на лестнице, а ниже на том самом перекрестке, в районе четырех разных направлений — вот в этом я сейчас был уверен как никогда, да, это было на четвертый день, в ближнем мне подвале по адресу 38/3.

Все поспешили выполнить указания Петра Васильевича. Все очень сильно нервничали. И лишь он сам из всех них нисколечко не думал, сейчас даже не вспомнил о том, что на подмогу вот-вот должны прибыть сразу три наряда милиции, что это должно случиться через какой-то небольшой временной промежуток, что это, несмотря на позднее время, вызовет огромный интерес со стороны обитателей четырех пятиэтажек. Нет, Петр Васильевич об этом не думал. Он в уме перебирал варианты, которых было немного, и тот, который предполагал то, что убийца попробует как-то выйти через одну из закрытых дверей был самым мизерным. А ведь действительно как он это сделает? А все ли двери закрыты? Проверять было некогда, каждый из его помощников должен определяться на месте самостоятельно. И это случилось, он увидел, что Сергей Павлович машет ему рукой, что-то пытается показать жестами. И Петр Васильевич понял: он таким образом сообщает, что нет замка, что дверь в подвал 38/2 открыта. Остальные вроде закрыты, где он сейчас, в подвал 38/1 — точно закрыта. Значит нужно к Кречетову. Петр Васильевич бросил свой пост. Он бегом направился к соседнему дому.

Есть ещё более возможные варианты. Он затаится. Он уйдет тем ходом, который покидает кольцо четырех подвалов. Вот это, да, это самое поганое и при этом самое вероятное из возможного.

Петр Васильевич оказался возле Кречетова. Он припал ухом к двери. А затем рукой и губами сообщил товарищу о том, что есть какой-то звук, что там кто-то есть. Кречетов тут же извлёк из кармана свой табельный пистолет. Петр Васильевич начал приоткрывать дверь. Она, как и сходная с ней, в соседнем доме, издала отвратительный скрип. Минула крошечная пауза, и Петр Васильевич наполовину очутился за дверью, затем полностью, ещё секунда, и Сергей Павлович последовал за ним. Всего несколько шагов было сделано ими, как прямо по курсу, на очень близком расстоянии, возникли эти жуткие красные огоньки, эти глаза собаки Баскервилей, выдающие её присутствие, одни лишь они могли это сделать, остальное чёрное на черном, ведь в подвале 38/2 был выключен свет. Ничего не успело переключиться. Не успели что-то сказать, как ужасная собака бросилась на них, издав жуткое, утробное рычание.

Выстрелов не было. Было проще выскочить на улицу, для этого имелось те пару секунд. Что и было сделано. Естественно, что собака не стала преследовать милиционеров, она не нарушила свои очевидные границы в отведенных пределах четырех подвалов.

Кречетов тяжело дышал. То же самое делал и Петр Васильевич. Во дворе один за одним появились три автомобиля милиции. Первый из них быстро направлялся к шестому подъезду 38/3, остальные следовали за ним. Петр Васильевич перегородил дорогу, остановил патрульные машины посередине дома 38/2.

— Стой, стой — проговорил он, в его правой руке был пистолет.

Из окна первого этажа, не включая предусмотрительно свет, за этим наблюдала какая-то старушка. Сразу двое человек появились на балконах. Происходило то, чего было не избежать. Местных жителей заинтересовало и взволновало то, что здесь происходило. Вообще, всё последнее время подвальная тема являлась номером один в разговорах и пересудах, уверенно держалась она на первом месте. И было бы с положительной стороны, но нет, и не могло так быть, даже если очень сильно представить. Потому что сами подвалы не могли иметь ничего общего с чем-то радостным и счастливым. Не могли и всё, и какая дурная философия, но само их расположение ниже уровня земли, — и уже этим всё сказано. Может быть что практическая сторона, что то, что без негатива, но никакого душевного подъёма. Это не радуга, это не романтический закат солнца, не новая просторная и светлая квартира. Но не стоит вдаваться в подобные размышления. Тем более сейчас жители четырех домов этого и не делали, а с ощущением ужаса ожидали очередного убийства в пространстве подвалов, которые благодаря этому, ещё дальше должны были отдалиться от людей. Хотя и без того многие перестали туда ходить. Лишний раз рисковать не хотелось. Если кто-то из взрослых видел маленьких детей даже возле закрытых дверей в подвал, то немедленно отгонял их прочь, напоминая о том, что данное приближение уже есть табу.

Возле первого автомобиля появился Кречетов, который стал как можно быстрее разъяснять своим подчинённым их задачу: нужно разделиться на четыре группы и начать осмотр подвалов, в каждой группе назначался старший, из тех, кто хоть как-то был знаком с этим необычным пространством.

Иван Анатольевич вызвался участвовать добровольно. Он же прямо в эти минуты открывал двери в подвалы домов 38/1 и 38/4. С прибывшим подкреплением были две служебные собаки. Олег Андреевич не вспомнил о том, что использование собак невозможно. Поэтому собак, по распоряжению Петра Васильевича, просто закрыли в автомобилях. Первую группу в подвал 38/2 возглавил Петр Васильевич, вторую в подвал 38/3 Кречетов, третью в подвал 38/1 Олег Андреевич, с ним Василий, который так же уже не был в подвалах новичком. Четвертая группа и подвал 38/4 достались Ивану Анатольевичу (Петр Васильевич так и сказал, чем очень порадовал старика) и молодому лейтенанту.

В течение полминуты старший следователь объяснил в каком направлении нужно в первую очередь двигаться, чтобы каждая из групп выходила в район странных подземных ходов последовательно. Он на листочке бумаги, очень быстро набросал наглядную схему, чтобы было ясно. Остальное затем. И осложняло прочесывание то, что входы в подвал, в разных домах, располагались неодинаково, в трёх домах с самого края, а в одном посередине. И всё равно отчётливо виделось, что было потеряно огромное количество времени. Не было его на то, чтобы объяснить каждому из рядовых милиционеров, с какой опасностью возможно придется столкнуться. Это должен был по ходу рассказать каждый старший группы. А народу на балконах стало больше. Некоторые даже не испугалась выйти на улицу, типа покурить на лавочке. Не самую хорошую службу в этом сослужило то, что следующий световой день был днём выходным.

— Очень внимательно, быть наготове на все сто. Особенно опасна собака, очень большая черная собака, в неё стрелять незамедлительно. В человека, в мужика не стрелять, если он не проявит агрессии, если будет пытаться скрыться, — то не стрелять, мне эта тварь нужна живой — мрачно говорил старший следователь, его слушали молча, не у кого из троих сотрудников не было вопросов, хотя насчёт собаки, только никто не решился озвучить.

Прошли половину пути до назначенного места. Вокруг было совершено тихо. Лишь гулкое и тяжёлое эхо сопровождало каждый сделанный шаг. Отдавалось скрипом досок настила в головах, и, кажется, что этим и самой крайне необычной атмосферой не давало расслабиться, держало в напряжении даже больше, чем это было нужно.

— Если появиться мальчишка, ему одиннадцать лет, то ни в коем случае не стрелять. Слышите, а то всякое от неожиданности может произойти — произнес Петр Васильевич, когда сам жестом дал команду остановиться и слушать.

— Мальчишка? — всё же не удержался один из сотрудников, когда медленно двинулись дальше.

Они должны были достигнуть подземного хода 38/1, в направлении которого начали движение, быстрее остальных групп, потому что зашли с середины дома, а не с конечного подъезда, как другие.

— Да, мальчишка — подтвердил Петр Васильевич и тут же с раздражением на самого себя подумал о том, что ничего не сказал об этом остальным участникам обыска.

Двигались дальше, через какое-то время оказались возле подземного хода. Правда, потребовалось ещё немножко времени, чтобы точно обнаружить вход в подземелье. И здесь, следователь понял, что преступник был здесь, был совсем недавно, потому что вся имеющаяся маскировка, в виде досок, каких-то старых, гнилых тряпок была отброшена в сторону. Вход был свободен, он вел в подвал 38/1.

— Один за одним, следуем за мной — скомандовал он и первым оказался внутри этой крайне странной коммуникации.

В правой руке он держал фонарик. В левой руке пистолет. Вообще, здесь можно было передвигаться сильно пригнувшись, не на корточках, выше было свободное пространство, но очень неудобно для человека среднего роста. Зато прекрасно для собаки — вот что тут же пришло в голову Петру Васильевичу. Эти ходы они в первую очередь нужны собаке, а не её хозяину. А кто её хозяин? Убийца или мальчик Андрей?

Было сыро. Противно воняло чем-то напоминающим плесень. Но в общем-то свободно, никаких предметов, никаких обглоданных костей, что виделось следователю практическим фактом, но ничего подобного, но совершенно пусто.

— Что это такое, никак у меня это в голове не помещается — вслух говорил милиционер, который двигался сразу позади старшего следователя.

— Про себя, все мысли про себя. Сейчас остановка, сейчас слушаем — отреагировал Петр Васильевич.

Остановились, замерли, вслушиваясь в пространство особой атмосферы, — и услышали, что кто-то находится впереди, кто-то движется им навстречу.

— Свои? — спросил тот же сотрудник, который совсем недавно переспросил насчёт мальчика.

— Не знаю, пока молчите, не двигайтесь совсем.

Сердце стучало громко. Отчётливо пульсировало в висках. Очередное усиление напряжения стало тому причиной. Ведь в каждую следующую секунду из пределов кромешной темноты в свете фонарика могла возникнуть эта чертова собака Баскервилей. И здесь, да здесь и сейчас у неё будет колоссальное преимущество во всем, эти земляные норы специально сделаны для того, чтобы этот монстр мог расправиться здесь с кем угодно.

Звук был слабым. Но всё же приближался.

«Нет не собака, слишком осторожно ведёт себя» — подумал Петр Васильевич, не успела мысль кануть в небытие, как раздался голос Олега Андреевича.

— Василич, это ты?

— Да, это мы — ответил он — Двигайтесь в обратном направлении, мы за вами. Здесь всё чисто.

— Ясно — ответил Олег Андреевич.

Через несколько минут две группы милиционеров находились возле входа в подземный ход в доме 38/1.

— Первый дом проверили. Второй дом в сторону первого. Кречетов двинулся через третий дом в сторону четвертого. А Иван Анатольевич через четвертый в сторону первого — соображал следователь, сейчас ещё не зная, как дела у других сотрудников.

И ведь обследование здесь уже проводились. Уже искали, уже многое было знакомо. Но ничего не нашли. Но из чего ничего, мертвые тела были. Видели собаку, видели преступника, убийцу, мальчика Андрея. Стоп же, стоп, во всем этом немудрено запутаться. Если не знаешь, что искать, с кого конца схватиться. Только нет же, есть этот мужик, есть эта собака. Вот их и нужно уничтожить, вывести из игры. А уже затем всё встанет на свои места. Всё вполне может быть окажется не таким сложным. Ведь сколько раз так бывало.

Прошло каких-то пять минут, как появились сотрудники во главе с Иваном Анатольевичем, чуть после и группа Кречетова. Круг замкнулся.

— Никого не удалось обнаружить. Полная тишина и спокойствие — произнес Кречетов.

Иван Анатольевич кивнул головой, подтверждая слова Кречетова.

— Не выходит, промашка вышла — неожиданно сказал Олег Андреевич.

Петр Васильевич повернулся к нему.

— Подземные ходы образуют кольцо, единое пространство между четырьмя домами. Четыре дома — четыре тоннеля. Ты двигался навстречу мне с середины дома 38/2. Сергей Павлович с краю 38/3, через весь дом в сторону 38/4. Иван Анатольевич через 38/4 к 38/1, откуда я начал двигаться к тебе. А половина 38/2? — обстоятельно объяснял Олег Андреевич.

— Как же так, как это я — произнес Петр Васильевич, поняв, что меньшая половина 38/2 и подземный ход между 38/2 и 38/3, где и нашли мертвую Нину, остались без всякого внимания — Что же это со мной — продолжил он, ведь действительно не мог понять, как в спешке не учел, забыл, что нужно было двигаться в другую сторону, затем вернуться навстречу Олегу Андреевичу.

— Я сейчас, Василий давай со мной — резко произнес старший следователь и бросился на выход из подвала, чтобы не терять времени, чтобы через дверь оказаться в 38/3, а затем через ход в 38/2, чтобы проверить то, что осталось без внимания.

— Я с вами — проговорил Олег Андреевич, двинувшись следом.

— Оставайтесь здесь, до распоряжения — сказал Кречетов и так же присоединился к своим товарищам.

— Стоп, стоп — тихо, но жестко, прошептал Петр Васильевич, схватив Кречетова за руку.

Они ещё не успели подойти к подземному ходу. Нужен был один поворот вправо, не доходя самую малость до боковой стены дома. И вот там, там отчётливо обозначило себя присутствие человека. Того самого преступника, который двигался к подземному ходу, не было у него никакого другого варианта.

— Видел — отреагировал Кречетов — Теперь не уйдет от нас — добавил он, сжимая в руке пистолет.

— Олег, Василий, осторожно наверх, возьмите еще двоих, и в подвал 38/2 навстречу преступнику, у него сейчас нет другой дороги. Давай, он медленно будет двигаться по лазу, на выходе его встретите, а мы за ним здесь — произнес Петр Васильевич.

— Понял — лаконично ответил Олег Андреевич.

Петр Васильевич и Кречетов двинулись следом за преступником.

— Не торопись, дай ему оказаться в этой норе. Пусть эта мерзость нам хорошую службу сослужит — шептал старший следователь.

Они еле передвигались. Старались делать это совершенно бесшумно. Ещё раз увидели силуэт преступника. Всё было точно, он вот-вот воспользуется подвальной норой.

Дождались. Преступник скрылся под землёй. Причем сделал это ловко и умело, он чувствовал себя здесь превосходно, как рыба в воде.

— Ещё чуточку — шептал Петр Васильевич, сейчас всё остальное в голове отключилось, сейчас был только этот мужик, которому уже не уйти.

— Если он слышал нас — очень тихо прошептал Сергей Павлович.

— Неважно, для него уже неважно — ответил Петр Васильевич.

— Давай потихоньку — сказал Кречетов.

Сдвинулись с места, — и за спиной раздалось ужасающее рычание. Случилось то, чего явно не ожидали, а ведь должны были это учитывать. Можно ли было назвать наступившее состояние ступором, — это можно, но и в тоже время нельзя, потому что это было не так, это было значительно сильнее. Всё похолодело внутри. Чудовище, собака Баскервилей, находилась за спиной, судя по звуку на очень близком расстоянии.

Петр Васильевич схватил Кречетова за руку и сильно дёрнул на себя, повалил того в сторону, вместе они оказались у стены, развернувшись. Собака была огромной. Она была даже больше того, что имело место до этого. В это нельзя было поверить. Но было, и только не хватало фосфором нарисованного черепа на её голове.

Раздался оглушающий выстрел, но уже в какой раз, совершенно необъяснимо пуля прошла мимо. Собака бросилась на них. Обоих сбила с ног. Петр Васильевич оказался лицом вверх, а Сергей Павлович лицом вниз, он прямо сейчас пытался перевернуться, чтобы всё же произвести тот необходимый выстрел.

А монстр смотрел на следователя. Его пасть находилась прямо пред лицом. Оставалось совсем чуть-чуть и… Но что-то произошло. Собака подняла голову, посмотрела влево и оставила людей, не тронула их. Петр Васильевич приподнялся, он увидел мальчика Андрея, который находился спиной к милиционерам, который двигался в сторону выхода.

— Остановись! — крикнул он, сейчас испытывая что-то сходное с самой настоящей истерикой, он совсем ничего не понимал, и не всплывали в его голове воспоминания о том, что было с ним самим совсем недавно, какой-то календарный день назад, может что и меньше этого, чудовищное напряжение страстей отключило возможность анализа и сопоставления.

— Остановись, ты слышишь! — ещё громче закричал Петр Васильевич.

Но мальчик не реагировал, он исчез из обозрения.

— Стой же — на этот раз это произнес Сергей Павлович, он пытался одернуть друга, который двинулся следом за Андреем, ведь помимо ужасной собаки и странного пацана есть ещё преступник, которого нужно задержать в ближайшие минуты.

Петр Васильевич обернулся. Он сейчас и сам выглядел не от мира сего.

— Оставь его пока что. Нам нужен другой из этой жуткой компании.

— Где собака?

— Не знаю, попробуй поймай эту тварь здесь — со злобой в голосе проговорил Сергей Павлович.

— Вместе в подземный ход — сказал старший следователь.

Через пять минут они оказались с другой стороны. Их там ждали, точнее, ждали не их, а предполагаемого убийцу. Но появились свои, Петр Васильевич и Сергей Павлович Кречетов.

— Не понял? А где этот? — произнес Сергей Павлович, обратившись к Олегу Андреевичу.

— Никто не появлялся, вот только вы — ответил тот.

— Ничего не пойму, как никто не появлялся — явно не соображая что к чему, проговорил Кречетов.

— И не нужно особо ничего понимать. Теперь мы знаем, что сторонний ход находится между домами 38/3 и 38/2. Остаётся его всего лишь найти. Думаю, что и собачка уже успела им воспользоваться.

— Собака, это-то как — отреагировал Кречетов.

— Следом за нами, ей там удобно, вот какая занимательная история у нас выходит — спокойно резюмировал старший следователь по особо важным делам.

Глава вторая

— А это вообще собака ли? — проговорил Олег Андреевич.

— Не знаю, внешне вроде похоже, а так сказать нельзя. Может Андрей мне всё же что-нибудь расскажет подробнее — произнес Петр Васильевич.

— Сейчас уже поздно, насчёт Андрея, и я не шучу, сейчас нужно провести необходимые действия по телу убитой девочки — мрачно произнес Кречетов.

Ощущение были ещё те. Сказать, что погано, то значит ничего не сказать. Преступник или даже группа преступников (сейчас именно это настойчиво вертелось в голове Кречетова) оставили милицию с носом. Ушли в последний момент, тогда, когда как казалось этого сделать было невозможно. Нужно было что-то делать с этими подвалами. Закрыть их наглухо. Пусть жители вытаскивают оттуда все жизненно необходимое. Но разве это что-то даст? Ведь эти подвалы, как стало ясно, не единственная точка, где возможны убийства, ведь эта собака, этот её хозяин, они будут убивать и в других местах. А эти проклятые подвалы — это действительно что-то вроде логова, ритуальное, сакральное место для этих тварей. Данное сейчас тоже не подлежит сомнению. Тем более, что есть какой-то сторонний ход. Если всё наглухо закрыть, то этим только поможешь преступнику или преступникам, этой невероятной, ужасной собаке.

Неприязненно думал Кречетов. Сигарета тряслась в его руке и нервными отрывистыми были затяжки.

— Подземные ходы засыпать нельзя, пока мы не найдем этот ход на сторону — сказал он, обратившись к Петру Васильевичу, но того не оказалось рядом.

— Где он? — спросил Кречетов, на этот раз обратившись к Олегу Андреевичу.

Тело девочки поместили в специальный мешок, который нужно было погрузить в машину без лишних свидетелей. Которых сейчас имелось не так много, но они были. Им это ни к чему, в их дворе никого не убили. А что здесь было, то пусть составляют свои многочисленные предположения — это сейчас не имеет никакого значения.

— Что у тебя? — закурив следующую сигарету от предыдущей, спросил Кречетов у Олега Андреевича.

— Что, что, как бы это. Девочка убита, умерла в следствии того, что на неё напало крупное хищное животное — это не подлежит никакому сомнению. А вот всё остальное, здесь ты и без меня знаешь, или ничего тебе, как и мне, на эту тему неизвестно — ответил Олег Андреевич.

— По домам расходимся, уже ночь, нечего собираться в такое время — разгонял людей молодой лейтенант.

— Ты скажи, убили кого здесь опять? Не молчи а, мил человек — спрашивала у лейтенанта объемная тётенька.

— Никого здесь не убили. Давайте по домам. Без лишних разговоров.

— Вы пытались поймать того маньяка, который Нину убил? — спрашивала ещё одна неравнодушная к происходящему тетка.

— Пусть будет так. Только я в последний раз предупреждаю, а то поедете с нами в отделение, места в обезьяниках у нас хватит — продолжал лейтенант, он с трудом сдерживался, чтобы не перейти на крик.

— Не поймали, нет его — многозначительно произнес мужик средних лет, который сумел быстро провести логическую цепочку: все машины на месте, никого не посадили в так называемый обезьяник, никого не отвезли отдельным образом, а значит ничего не вышло.

— Давайте по домам! — всё же выкрикнул лейтенант, жестом подозвал к себе ещё двоих милиционеров.

После этого местные жители крайне неохотно, но всё же отправились по домам.

Одну из машин подогнали к самому крыльцу, насколько это было возможно. Быстро погрузили в автомобиль то, что осталось от несчастной девочки Нади.

Петр Васильевич позвонил в дверь квартиры Андрея несколько раз. Затем ему пришлось ждать примерно минуты три. Только после этого дверь отворилась. Перед следователем предстал Александр Петрович, который имел явно заспанный вид.

— Доброй ночи, я извиняюсь, но дело серьезное, и мне нужно узнать прямо сейчас — произнес Петр Васильевич.

Его внешний вид был не очень респектабельный. Говорил он так же с присутствием некой импульсивности.

— Здравствуйте, конечно, только я не совсем понимаю — проговорил Александр Петрович.

— Скажите, Андрей сейчас дома?

— Конечно, вы что говорите, на дворе поздно Он спит — ответил Александр Петрович.

— Если можно, то разбудите его. Я хочу убедиться, посмотреть на него — жёстко попросил следователь.

— Да, я сейчас. Только всё же объясните нам, что происходит?

— Долго это, серьезные следственные мероприятия, очень серьезные. В подвалах только что был убийца.

— Ясно, я сейчас, пройдите внутрь, что на пороге стоять.

Петр Васильевич оказался в квартире. А через минуту появился Андрей, который так же как и его папа выглядел засыпанным, и не было никакого сомнения в том, что мальчик только что спал, спал крепким сном, присущим ребятам его возраста.

— Здравствуй — обратился следователь к Андрею.

— Здравствуйте — проговорил Андрей.

— Ты крепко спал?

— Да, я нормально спал.

— Скажи мне, у меня всего несколько минут, что ты видел во сне? — спросил Петр Васильевич, а Александр Петрович смотрел на следователя со значительным удивлением.

Поднялась Ольга Васильевна. Она пока что совсем ничего не понимала: зачем милиционер спрашивает Андрея о том, что он видел во сне. Выглядело данное довольно странно.

— Ничего, я не помню — ответил Андрей.

— Собака, черная большая собака — произнес Петр Васильевич.

— Нет, её не было — ответил Андрей.

— Ты уверен? — спросил следователь, его голос в этот момент несколько изменился, стал тише и как бы доверительнее, потому что Петр Васильевич ощутил, что и голос Андрея изменился, когда он упомянул про собаку.

— Да — тихо прошептал Андрей.

— Хорошо, иди спать. Мы поговорим в другой раз, но нам обязательно придется это сделать. Потому что мне очень нужна твоя помощь, так же помощь твоих друзей. Так бывает, что взрослые не могут обойтись без помощи ребят твоего возраста — сказал он, обращаясь к Андрею — Извините меня, но мне обязательно нужно было увидеть вашего сына, убедиться в том, что с ним всё нормально. До свидания, и ещё раз извиняюсь — теперь Петр Васильевич обращался к родителям Андрея, который оставался на прежнем месте, стараясь сообразить, что же произошло, стараясь понять, откуда следователь узнал о том, что собака приходила к нему во сне, именно собака, а не то что человек-собака.

— Иди спать — сказала Андрею мама — Вам не нужно извиняться, мы всё понимаем. Доброй ночи вам — произнесла Ольга Васильевна.

— До свидания — произнес Александр Петрович.

— Да уж доброй ночи, была бы она добрая — улыбнулся Петр Васильевич, развернулся, пошел вниз, а ему навстречу появился Кречетов.

— Что-то опять случилось, кошмар какой-то — произнесла Ольга Васильевна, её слова были адресованы мужу, вместе они успели оказаться на кухне.

Появился Андрей, он подошёл к раковине, взял кружку и открыл кран.

— Ты не знаешь, что случилось? Почему Петр Васильевич хотел тебя увидеть? — спросил у Андрея Александр Петрович.

— Собака приходила. Они хотят её убить, потому что она съела девчонку Надю из одиннадцатой школы — честно и спокойно ответил Андрей.

— Ты чего, сына, ты это во сне увидел? Ты откуда об этом знаешь? Ты вечером слышал во дворе? — испугано спрашивала у сына Ольга Васильевна.

— И во сне, и во дворе. Я спать пойду. Собака уже ушла. Они её не смогли убить. И того дядьку из необычной страны, из будущего, они тоже не смогли поймать — сказал Андрей, выпил воду и пошел в свою комнату.

— Сынок, подожди — начала было Ольга Васильевна, но Александр Петрович сделал жест: что не надо, что затем, пусть сейчас спит.

Затем родители Андрея долго сидели на кухне. Долго не могли начать разговор. Минуло точно что три минуты. И только после этого Александр Петрович произнес: — Слушай, всё это действительно очень странно, и Андрей, ты не замечала, что он порой ведёт себя необычно.

— Замечала, но он такое пережил. А если он видел, как убили тех двоих в этом ужасном доме. Ты понимаешь, если он это видел. Он может никогда об этом не рассказать. И сейчас, сейчас всё это продолжается. Что там случилось? Кого опять убили? Я вставала, я смотрела из окна. Во дворе было ажно три патрульные машины милиции. Все бегали взад вперёд. Там что-то страшное случилось — произнесла Ольга Васильевна.

— Черная собака съела девочку Надю из одиннадцатой школы — тихо и как бы сам себе произнес Александр Петрович.

— Вот-вот, ну Андрей откуда об этом знает. Я сейчас почти на все сто процентов уверена в том, что это и случилось — продолжила Ольга Васильевна.

— Да, и что нам делать? — произнёс Александр Петрович.

— Нужно говорить с Андреем, пусть этот следователь с ним пообщается, как он и хочет. Иначе, я не знаю, я боюсь даже думать. Какая ещё черная собака, которая съела девочку Надю. Какая ещё черная собака?

— Ладно, успокойся. Утро вечера мудренее…

— Я же просил тебя. Все на нервах — проговорил Кречетов, выразив слабое, но всё же недовольство.

— А я тебя не пойму. Ты лично видел мальчишку там, видел его при очень странных и страшных обстоятельствах. И ты мне говоришь, что я не должен был проверить, где настоящий мальчик, жив ли он. Сергей Павлович, очнись и прими то, что мы столкнулись с очень необычным делом, с тем, чего никогда не было до этого и с тем, чего никогда уже не будет позже, если мы это переживем — начистоту высказался Петр Васильевич.

— Ты это о чём, что значит, если переживем — отреагировал Кречетов.

— А то и значит, если эта чертова собака Баскервилей не отправит нас следом за Люсей, Колей, школьницей Надей. Совсем недавно мы были очень близки к этому — ответил Петр Васильевич и закурил.

— Если бы я тебя не знал много лет, то подумал бы, что ты боишься. Но нет, я знаю, что тебя испугать невозможно. А вот нервы нужно беречь. Хотя, прости, меня это так же касается — сказал Кречетов и, последовав примеру друга, закурил очередную сигарету.

— Да, интересная история — привычно выразился Петр Васильевич.

— Ты правильно перечислил жертвы, но вот Нина, её, насколько ты помнишь, убила не собака — проговорил Кречетов.

Нужно сказать, что говорили они тихо. Ведь находились на улице, во дворе, возле милицейского Уазика, и сейчас, если говорить громко, то могут услышать неравнодушные уши, а надо было учитывать любые мелочи.

— Помню, собака её тащила, кстати, сейчас понимаешь, что собаке это большого труда не составило. Убил человек, тот самый человек. И это очевидно есть доказательство того, что человек управляет собакой, что они в единой связке — сказал старший следователь, не сводя глаз со своего начальника.

— Я может скажу ерунду, может, но мне показалось, что собакой управляет мальчик. И ведь в это не верится, но это и трудно отрицать, ты же сам видел — сказал Кречетов.

— Видеть видел. Но я только что имел с этим мальчиком разговор. Он в это время спал. Провалиться мне на месте, если это не так. Здесь очень уж невероятная у нас история вырисовывается, да как-то так. Он видел собаку во сне. Я его спросил об этом. Он отрицал. Но я понял, что это было, что он и собака так же как-то связаны — проговорил Петр Васильевич.

— Да уж, я не знаю, как вообще всё это воспринимать. А нам нужно работать. Нам нужно отсчитываться перед вышестоящими органами. Ладно, нужно по домам. Нам остаётся на отдых четыре с половиной часа — сказал Кречетов и посмотрел на свои наручные часы.

— Вот с этим согласен — не стал возражать Петр Васильевич, и в это же время он продолжал думать о своем; только через мальчишку, это самый короткий и, вероятно, единственно возможный путь.

Ведь как ни крути, а помимо того, что произошло сегодня было ещё то, что было вчера, с огромной кучей непонятного, того, во что верить не хотелось. Чем больше проходило времени, тем меньше верилось. Новые события старательно пытались вытравить из головы необъяснимое, тем самым вернуть в определенный сегмент реальности: ничего такого нет, всё это бред, галлюцинация, вызванная неизвестным подвальным газом.

И всё же нужно было домой. Оказавшись дома, Петр Васильевич упал на диван в гостиной не раздеваясь. Он мгновенно уснул. Быстро появилась собака. Она гналась за следователем. Её окровавленная пасть была на расстоянии десяти сантиметров. Он стрелял, но все пули не могли причинить этому чудовищу никакого вреда.

Он даже не проснулся. Собака не смогла заставить его это сделать. Заставил будильник. Петр Васильевич проснулся, но долго не мог раскачаться. Впервые четко и ясно ощутив на себя собственный же возраст. Только главное — это мальчик. Вот в этом следователь был уверен полностью.

Я продолжал находиться в состоянии крайней неопределенности, непонимания пришедшего извне, накрывшего меня с головой одномоментно. Что же это было? Только на это ответа не было. Но и это же проклятое пространство продолжало вгонять меня в сумрачную череду сомнений, сила которых набирала обороты, открывая мне новые образные странички.

Во всех этих воплощениях есть только я сам. Вот поэтому Андрей спит. Вот поэтому он не видит меня. Потому что я не могу сам на себя реагировать. И только собака, лишь она имеет возможность трансформации по отношению ко мне.

Я оставался на прежнем месте. У меня всё тряслись внутри. Нет он не убьет меня. Не убьет, потому что я сам себя убивать не хочу. Зеркало не обмануло. Зеркало не показало двойную проекцию, оно сообщило то, что есть на самом деле. Этот монстр — это я. Но как с собакой? Я не убивал эту девчонку. Тем более, я не притаскивал её в двадцать первый год.

Я просто схожу с ума. Но всё то, что здесь есть это я. И я же ошибся насчёт энергии прошлого. Всё то, что снаружи воспринимает меня своим, оно говорило мне о другом, именно об этом. Оно совсем недоброе пространство. Кто сказал, что оно есть добро по отношению ко всем и вся. Ох уж нет, мне холодом по коже. И мне же нравится об этом размышлять.

Я наконец-то поднялся на ноги. Я сделал несколько неуверенных шагов, как услышал шум, это были голоса, идущие со стороны входной двери.

Я осторожно двинулся к выходу. Заскрипела входная дверь, у меня предательски сдавило дыхание: они здесь, они пришли за мной. Но я последовал дальше, мне нужно было ближе к перекрёстку, рядом с ним есть отличный узкий проход между деревянными сооружениями. Пришлось ускориться, я свернул, времени не было совсем, потому что гости уже успели спуститься с лестницы, они были рядом.

Я же пятился задом, я сейчас двигался в обратном направлении. Я намеренно удалялся в полную кромешную темноту. Появился звук впереди меня. Но это были не они, ведь их в данный момент я слышал прекрасно, их было трое или четверо. Мне пришлось остановиться. Зрение помощником не являлось, но пришествием какого-то шестого чувства, я точно знал, что с той стороны, на одной параллели со мной находится собака, и эта собака поедает то, что осталось от девчонки.

Всего минуту, может, что и меньше, я находился в состоянии условной паники. Затем прошло. Затем я понял, что собака возникла не просто так, а чтобы мне помочь. Данное открытие было так себе, но с каждой секундой всё сильнее утверждалось в моей голове: им меня не взять, они напрасно стараются, здесь моя территория, возвращенная мной территория, где я сам есть главный страх собственного детства. Где один только я, им нечего здесь делать. Всё то, что они найдут здесь — то это смерть. Одна лишь смерть. Подобная той, которая случилась с Колей и Люсей. Случилась задолго, до… И я мысленно поперхнулся: какие ещё Коля и Люся, какие ещё Коля и Люся.

Туман плавал в моей голове, и он же мне помогал, потому что присутствие в самой непосредственной близости сотрудников милиции стало мне безразлично, то же самое касалось собаки. Всего минута, каких-то шестьдесят секунд, но это погружение стало отдельной страничкой, застывшими мгновения и всё вокруг, поглощенное настолько глубоко, что неудивительной стала уверенность: нет, они меня не убьют, я им не по зубам.

Как только подумал, так сразу несколько выстрелов разорвали тишину на части. Они стреляли в собаку, они не попали. А я сдвинулся ещё глубже. Теперь они дальше не пойдут. Они станут ждать подкрепления. Им страшно здесь. Ими владеет неуверенность — и это прямо таки висит в воздухе, в этом темном и сдавленном слоями воздухе.

Крайним маршрутом, вдоль задней стены здания, я оказался возле подземного хода, остановился и стал внимательно вслушиваться. Прошло всего двадцать секунд, и я был поражен новым неожиданным откровением — мой слух был настолько острым, что я мог различать то, о чем даже не мог представить себе, любое даже самое незначительное колебание было мне доступно. Что уж говорить о том, что воспроизводили люди, которым здесь нет места, которые здесь совершенно чужие.

Я слышал всё то, что говорили они. Мне было не по себе, когда появился Андрей, моё сознание отчётливо раздваивалось. Поэтому не могли уже удивить слова одного из милиционеров, смыслом которых стало то, что они смогли убедиться в моем присутствии. Да и могло ли иметь значение. Ведь передо мной открывалось намного большее. В эту ночь я ещё имел возможность это ощутить, дальше это будет невозможно, лишь ограниченным моментом, в странные минуты, в полном одиночестве, совсем недолго, чтобы вновь пропасть, провалиться — я окончательно сходил с ума, и я же не понимал, как это случилось, почему это происходит, нужно ли мне попытаться это остановить.

А затем всё стихло. Чужие люди на какое-то время покинули наши пределы, но они собирались вернуться. Только я не собирался этого дожидаться. Меня тянуло незримое всё сильнее, я оказался в ограниченном пространстве подземного хода между 38/2 и 38/3. Передвигаться было неудобно, но я справлялся хорошо. Я за спиной оставил половину этого коротенького маршрута, как понял, что нужно остановиться, и я сделал это. Вправо я отчётливо видел ещё один тоннель. И даже ещё не представляя, куда он меня выведет, я двинулся по нему. На этот раз расстояние было значительно более продолжительным. Через какое-то неопределенное время исчезли всяческие звуки. Затем сузился проход. Но я не испытывал никакого волнения. Я двигался будучи управляемым извне. Наконец-то мой путь подошёл к концу. Потому что я оказался в огромном освещённом подвале, где было огромное количество ящиков, но не было людей. Поэтому я спокойно миновал это помещение. Я открыл обычную дверь, передо мной находилась комната меньшая по площади. Я уверенно миновал и её. В самом дальнем от двери углу, я открыл крышку, теперь мой путь вновь лежал по узкому лазу, который был точной копией того хода, которым я двигался в сторону от двора собственного детства. Время было мне безразлично. Я совсем не думал об этом. Я оказался снаружи там, где мои глаза могли различить множество капитальных гаражей, прямо от меня вид на ночной лес. Я двинулся в его сторону. Через триста метров вышел к железной дороге. Метров пятьдесят прошел вдоль нее. Затем, направляемый светом полной луны, перешёл стальные рельсы. По-прежнему путеводной нитью стелился свет ночного светила. Под ногами была достаточно натоптанная тропа, и совершенно никого вокруг. Я был один. Я был один в целом свете. Я находился в мире лишь мне данного сумасшествия. В который никто не мог проникнуть, никто не мог меня остановить. И я оказался на окраине частного сектора. Я миновал один совсем небольшой проулок, а после этого открыл калитку, открыл дверь в ничейный дом. Я так подумал, прекрасно осознавая, что я здесь уже был, что время меня уже в какой раз сумело обмануть. Никого двадцать первого года двадцать первого столетия здесь и сейчас нет, здесь всё тот же год восемьдесят третий столетия двадцатого. Я прошел в большую комнату, я остановился возле оконного проема, — и тут же дом исчез, я находился посередине заросшего травой участка, вокруг и всюду было множество различного мусора, включающего в себя разноцветные упаковки продуктовых товаров, прочее и тому подобное. Вот теперь я ошибиться не мог я был в своем времени. Две тысячи двадцать первый год стал реальностью. А мне была дана ещё одна точка перехода, бывшая куда как удобная, надёжная. Именно об этом я думал, покидая пустой участок, направляясь в сторону другого дома, не имеющего к 1983 году никакого отношения. Хотя как сказать, и можно ли было что-то вообще сказать определенно. Я уже не мог. Мне предстояло начинать и заканчивать каждый раз одну и ту же книгу, одну и ту же страницу, с рисунком черной собаки внизу страницы.

Глава третья

У Андрея не было своей комнаты. Он вместе со своим младшим братом проживал в гостиной. Собственную комнату из детей имел только старший брат. Отдельная комната была, что естественно, у родителей, а так же у бабушки.

Сама гостиная была комнатой самой большой по площади в квартире, но и была она проходная. Только миновав её можно было оказаться в комнате старшего брата или в комнате бабушки. Это накладывало определенные неудобства? Наверное, но не для Андрея, в свои одиннадцать лет он просто напросто не замечал существования подобных нюансов. Как есть, так и должно быть. А в гостиной имелся диван, сервант, стол большой и стол письменный, на котором размещалась настольная лампа, на котором стопками были разложены учебники и тетради. Тут же пеналы, линейки, прочие школьные принадлежности. А так как учеников было двое, то места на столе было мало. Хотя летом, когда пропадали учебники, свободное пространство увеличивалось, и частенько случался на столе бардак, за который как правило доставалось Андрею, потому что он и был инициатором и создателем беспорядка. Он постоянно что-то писал, всякую ерунду, бессвязную, бессмысленную, лишь в редких случаях имели место исключения. Он часто рисовал, хотя особых талантов к изобразительному искусству у него не было. Зато желание было, и много бумаги поэтому находило себя в мусорном ведре. Нужно сказать, что данные процессы имели хаотичный и кратковременный характер, и немудрено, потому что большую часть времени на каникулах Андрей проводил на улице. Сейчас же было лето, были каникулы.

Что ещё о гостиной? На полу лежал коричневатый палас. Сверху дарила яркий свет большая люстра, имевшая четыре плафона. Много всего интересного размещалось на полочках и в шкафчиках серванта. Шторы были светлые. Окно большое. Вид из окна самый обычный, на несколько соседних домов и их же дворовую территорию.

Спали Андрей и его младший брат Алексей на диване. Очень важным моментом было то, кто из них в эту ночь будет спать у стенки. Много было на эту, частенько приходилось в решение этого вопроса вмешиваться родителям, точнее, маме. Засыпали поздно, часто делали вид, что спят.

И вот ещё что, как-то осталось в стороне. Речь о платяном шкафе, который находился в углу, ближе к комнате бабушки. Зачем нужно было об этом добавить? Не потому что там размещались все вещи мальчишек и многое ещё из того, что было по хозяйственной части мамы, всякое постельное белье, полотенца, скатерти, что-то еще. А потому что этот шкаф был местом особым. В нем прятались, в нем что-то сооружали, и в нем же Андрей прятал то, что, по его мнению, не должно было попасть на глаза родителям и бабушки, да и братьям частенько так же, особенно это касалось младшего брата, который уже не один раз показывал что-то из секретного имущества маме и папе, бабушке. Ну а если бабушке, то это то же самое, что и маме.

Прошел всего один день, после ночного визита Петра Васильевича, как он появился вновь. На этот раз дело было в седьмом часу вечера, дело было на улице. Автомобиль Жигули остановился возле подъезда Андрея. Мальчишки тут же опознали милиционера, как только он покинул автомобиль, как только громко хлопнула дверца. Сами они находились на лавочке возле четвертого подъезда — совсем недалеко от подъезда с номером шесть, в котором находилась квартира Андрея. Поэтому неудивительно, что Петр Васильевич увидел их до того, как остановил авто, хотя подъезжал он с другой стороны вдоль 38/2. Мальчишки были слева, водительское кресло так же слева. Нужно было только повернуть голову. Да и их велосипеды, которые расположились на асфальте, в горизонтальном положении, один на другом, образуя своеобразную велосипедную кучу.

— Следователь пожаловал, давай к магазину, давай быстро — мгновенно отреагировал Андрей, обратившись к товарищам.

Он тут же поспешил к своему верному другу Уральцу. Максим к своему Орленку. Но сверху Уральца и Орлёнка размещалась Кама, новенькая, красная, мечта и гордость, принадлежащая Косте. А Костя промедлил, он отвлекся в этот момент на что-то постороннее, поэтому драгоценные секунды были потеряны. Велосипедные рули были в руках, оставалось сорваться с места, как Петр Васильевич не дал этого сделать, произнеся громко.

— Не торопитесь, от милиции не так просто сбежать. Да и нужно ли вам это, а, друзья-товарищи. Я к вам по делу, а вы в сторону.

У пятого подъезда сидели трое старушек, который внимательно наблюдали эту сценку. Кажется, или может, что точно, но пожилые женщины уже знали, кто такой Петр Васильевич. Да и он сам, его слова про милицию.

Андрей, Костя и Максим вынуждены были застыть на месте. Они старались не смотреть на следователя, они молчали, а Петр Васильевич, сделав ещё несколько шагов, оказался возле них, сел на лавочку и закурил.

— Если хотели скрыться, то точно, что что-то скрываете, а это, согласитесь, нехорошо. Милиция с ног сбилась, чтобы ликвидировать эту проклятую собаку Баскервилей, а они, ну да ладно. Лучше скажите мне, когда последний раз были в подвалах, всей компанией или по отдельности — Петр Васильевич говорил иронично, дружески, в его голосе не было никакой строгости.

— Мы туда не ходим. Туда теперь нельзя. Да и что там делать. Там ничего особого нет — первым вступил в разговор Максим.

— Не ходите, потому что нельзя или потому, что не можете туда попасть — улыбнулся Петр Васильевич.

— Не, потому что там нечего делать — сказал Костя, а Андрей утвердительно кивнул головой, этим подтвердив слова друга.

— А как же собака Баскервилей? — спросил следователь.

— Пусть она сама по себе. Пусть бегает жрет людей. Что ей ещё делать — пошутил Максим, то что он пошутил было ясно сразу, по его голосу, по выражению лица.

Костя и Андрей улыбнулись. Улыбнулся и Петр Васильевич.

— Хорошенько дельце, ничего не скажешь. А если кого из вас она ненароком сожрёт? Хотя что это я, вас же она не тронет. Почему я в этом уверен, ну, спросите у меня исследователи различных подземелий и запрещенных мест, знатоки в области обитателей подвальной фауны, в виде чудовищ и собак Баскервилей — засмеялся Петр Васильевич, выбросив окурок в черную металлическую урну, бывшую рядом с лавочкой.

Мальчишки так и продолжали стоять на ногах. Каждый из них за руль держал свой велосипед.

— Ну и почему? — спросил Андрей.

— Это дело особое, очень занимательное дело. Так выходит ведь. Вы знаете её, она знает вас. Вы её маленько боитесь, но не так чтобы очень. Когда вы в последний раз с ней виделись?

— Не виделись мы с ней. Зачем она нам нужна. Тем более не поймёшь, когда она приходит в подвалы — ответил Костя.

— То есть, она не всегда в подвалах, она откуда-то приходит. Получается, что она живёт в другом месте? — спросил следователь, в этот момент со стороны соседнего подъезда появилась одна из старушек, остановилась, Петр Васильевич на неё посмотрел.

— Вы гражданин милиционер поддайте им хорошенько, чтобы не лазили где попало, чтобы вели себя прилежно, чтобы Витьку моего не обижали, а то что получается — произнесла бабуля, хотела она продолжить, но Петр Васильевич её перебил, спросив.

— Витька, это кто?

— Внук мой, Гутник Виктор, они над ним смеются, в компанию никогда не берут и даже порой издеваются. А вчера он пришел и сказал, что вот эти хулиганы сказали, что отдадут его на корм собаке Баскервилей, которая съела Нину. Вот он сегодня из дому выходить боится — строго и громко пояснила бабуля.

Трое товарищей стояли в напряжении. Никто из них не предполагал, что неожиданно речь зайдет о Гутнике, которого буквально вчера довели до слез, заставляя его спрыгнуть с крыши беседки на землю. Витька не смог. Витька сказал, что обо всем этом расскажет родителям. Тогда ему пришлось очень серьезно напомнить, что как только, так сразу он отправиться на съедение к собаке Баскервилей, которая очень голодная, которая будет непрочь получить такой подарок на ужин.

Да, Витька был объемный мальчик, который очень любил бабушкины пирожки. Любил жаловаться по поводу и без повода. В общем порой Витьке доставалось. И, что естественно, в компанию он попасть никак не мог, хотя больше всего на свете этого хотел. А про собаку, то это всё же было больше в форме нереальной угрозы, такой вот шутки. Но Витька, как оказалось, всё это принял серьезно. Ведь он уже был наслышан о собаке, о чудовище. Ну и в добавок, Витька никогда не ходил в подвалы, никогда не имел велосипеда, не умел на нем ездить вообще.

— Вот это интересно, что же это вы. Как же можно своего товарища, пионера на съедение собаке Баскервилей. Это очень серьезно у нас выходит, совсем уж неожиданная история получается — сделав строгий вид, серьезно проговорил Петр Васильевич.

— А я что говорю, я же вам не просто так, а чтобы меры были приняты — тут же высказала своё бабушка Витьки Гутника.

— Да, конечно, спасибо вам за своевременный сигнал. Мы обязательно примем меры, будьте уверены. Спасибо большое, до свидания — проговорил следователь, своим внешним видом он давал понять бабушке, что на этом их общение закончено.

Бабушке ничего не оставалось делать, как вернуться на лавочку.

— Мы пошутили, никто его не собирался отдать собаке — не удержался Максим, как только бабуля удалилась.

— А в чем заключалась его вина? Насколько серьезное преступление он совершил, чтобы его отдать собаке? — спросил Петр Васильевич, он по-прежнему выглядел серьезно, сейчас не было той иронии и доверительности.

Пацаны тут же поняли это, это сложно было не понять.

— Он всё время жалуется, и вообще, этот Гутник противный тип — сказал Костя.

— Понимаю, но вы же не доверяли ему чего-то такого важного, чтобы он это смог кому-то рассказать. Ведь нет, в этом я уверен.

— А вы думаете, считаете, что жаловаться, сдавать своих — это хорошо? — неожиданно спросил Андрей.

— Упаси бог, я так не думаю. Я думаю, что хуже этого мало что найдется. Но всё же нужно понимать, что есть что. Что и кому нужно говорить, а что никогда и не в коем случае нельзя. Так я тебе отвечу. Только я не пойму, с чего вы решили, что собака съела Нину, у меня вот совсем другая информация — произнес Петр Васильевич, глядя на мальчишек, которые по-прежнему не могли расстаться со своими велосипедами — Вы садитесь, места нам хватит, положите свои транспортные средства, в ногах правды нет — добавил он.

— Я, мы не говорили Гутнику, что собака съела Надю. Это бабка придумала, чтобы вам так сказать — произнес Андрей.

Петр Васильевич встрепенулся, достал ещё одну сигарету. Случилась небольшая пауза, во время которой мальчишки всё же оказались на лавочке.

— Подожди, Андрей, это очень, очень важно. Откуда ты знаешь, что собака съела Надю? — спросил Петр Васильевич.

Андрей замялся. Он искал глазами поддержки у друзей, которым совсем недавно с гордостью поведал о том, что знает, почему здесь было столько много ментов, что причиной тому стало ужасное событие: собака Баскервилей съела девочку Надю, из одиннадцатой школы, притащила её сюда из чужого района, именуемого в народе АРЗом. Но Костя и Максим не могли прийти другу на помощь.

— Я не знаю никакой Нади, я оговорился, я хотел сказать Нину — проговорил Андрей, получилось у него совсем уж нехорошо, неуверенно.

— А вот сейчас ты мне врешь. Я пришел к вам, чтобы поговорить о важном, чтобы вы мне помогли, сделали это, как друзья, как помощники. А что получается? Получается, что я вас должен арестовать, отправить в тюрьму — серьезно проговорил Петр Васильевич и даже глубоко вздохнул.

— Я не вру, я не знаю. И за что нас в тюрьму, за толстого Гутника что ли — сказал Андрей.

— За Гутника, это, конечно, пока что преждевременно. А вот за то, что вы помогаете собаке Баскервилей, так же, наверное, её хозяину — сказал Петр Васильевич.

— Мы не помогаем. Мы вообще не знаем, кто её хозяин — сказал Костя.

— А ты Максим? — спросил следователь.

— Я ничего, я не знаю — ответил Максим, при этом он в эти мгновения не сводил глаз с Андрея, и Петр Васильевич ещё раз убедился в том, что знал и до этого: вся информация, вся эта история исходит от Андрея, это он вовлекает своих друзей в эту тему.

— Понятно, но а ты Андрей?

— Я его пару раз видел. Но я с ним не говорил. Мы никогда им не помогали.

— Я верю вам. Я, поверьте, по своему многолетнему опыту, умею отличать, когда человек лжёт, а когда он говорит правду — сказал Петр Васильевич, и сейчас интонация его голоса вернулась к прежней, он улыбнулся.

— Мы не врем — проговорил Максим.

— Знаю, знаю. Я собственно поэтому и хотел вас увидеть. Только вот с этим мальчиком по имени Гутник, с ним нужно общаться нормально или не общаться вовсе, но чтоб без этого.

— Это фамилия Гутник, а не имя — засмеялся Андрей, и тут же смех передался Косте и Максиму.

— Извиняюсь, конечно, по фамилии Гутник — произнес Петр Васильевич, посмотрел на свои наручные часы.

— Давайте, ещё немножко о очень важном, хорошо, история ведь увлекательная у нас с вами выходит, опасная история. Так что в подвалы ни ногой, договорились. Просто боюсь, что не будет у меня помощи в вашем лице. Ведь черт её знает эту собаку, это чудовище, если вы не забыли — сказал Петр Васильевич.

— Чудовище и хозяин собаки — это один человек — неожиданно произнес Андрей, после этого случился ещё один промежуток тишины, следователь уже в какой раз вытащил сигарету и мгновением подумал: как же много я курю в последние дни.

— А собака? — тихо спросил Петр Васильевич.

— Я точно сказать не могу. Но я думаю, что нет, что она как бы сама по себе — ответил Андрей.

Костя и Максим сидели молча, они слушали с огромным интересом то, что уже имели возможность услышать. Только сейчас в присутствии милиционера всё это звучало как-то иначе, что-то куда как более серьезное и даже трагичное было во всем этом.

— Ты мне не ответил на вопрос. Откуда ты узнал о том, что собака съела несчастную девочку Надю. Господи, спаси и помилуй.

— Я видел это во сне.

— Что там было? — спросил следователь.

И на столь интересном месте разговор был прерван. Потому что появилась мама Андрея, в руках которой была сумка с продуктами, которая не сразу заметила Петра Васильевича, поэтому изначально произнесла.

— Вот ты где, давай домой. Говорила тебе, чтобы в семь часов был дома.

— Здравствуйте, Ольга Васильевна — сказал Петр Васильевич.

— О, извините, я не сразу вас признала, извините, здравствуйте — смутилась мама Андрея.

Андрей не отреагировал. Он всё же ответил на вопрос следователя.

— Это было в том поселке, где тот дом. Собака заманила её. У Нади был на руках щенок. Собака сначала убила щенка, а затем Надю.

— Продолжай — сказал Петр Васильевич, он глянул на маму Андрея, её лицо стало бледным, ей не по душе был этот разговор.

— Затем собака вернулась с мертвой Надей в дом, чтобы зачем-то утащить её в будущее. Дальше была темнота. А после собака притащила её обратно, сюда к нам — сказал Андрей.

— Подожди, пожалуйста, Ольга Васильевна, минутку, не уходите. В дом вернулась собака с телом Нади, чтобы утащить её в будущее — так ты сказал?

— Да.

— Там переход, правильно я понял?

— Да, но им не могут воспользоваться простые люди, посторонние люди. Я не знаю, как лучше это сказать — произнес Андрей, так же он прямо сейчас подумал о том, что следователь серьезно воспринял его слова о таинственном переходе в будущее.

— Получается, что они приходят сюда из будущего?

— Да — ответил Андрей.

— Ты уверен?

— Да.

— Костя, Максим идите домой, велосипеды тоже домой, никакого подвала. Мы ещё поговорим все вместе. Ольга Васильевна, я хотел бы ещё десять минут у вас и вашего сына отнять. Но, если можно, то не на улице — сказал Петр Васильевич.

— Конечно, пойдёмте к нам — быстро согласилась Ольга Васильевна — Друзья-товарищи, вы слышали, что сказал дяденька милиционер — добавила она, обратившись к Косте и Максиму.

Костя и Максим неохотно двинулись по домам. Попрощались за руку с Андреем, сказали до свидания Петру Васильевичу и маме Андрея.

Через пару минут Ольга Васильевна, Петр Васильевич и Андрей были в квартире. Александра Петровича дома не было, он был на службе, на дежурстве.

— Андрей, ты можешь мне сказать, когда они приходят. Ну есть ли какой-то признак, может, что ты чувствуешь это.

Сейчас они втроём сидели в гостиной. Здесь же был младший брат Алексей, удалить которого забыли или не посчитали нужным.

— Нет, я не могу, мне это трудно — честно ответил Андрей.

— Ольга Васильевна, ну а вы, вы по состоянию Андрея что-нибудь замечали?

— Он бывает какой-то не такой. Я в такие моменты сильно переживаю. Конечно, понимаю то, что с ним случилось. И вот и сейчас, эта собака, это всё. Мне страшно очень — ответила мама Андрея.

— Я вас понимаю, старайтесь быть спокойной. Андрея в подвал не пускайте ни в коем случае. Всё нормально будет.

— Когда он не такой бывает, как обычно? В какое время суток? Может какие интервалы?

— Нет, я не могу сказать. Но да, чаще вечером было.

— Андрей, скажи мне, им что здесь нужно, этим гостям из будущего?

— Убивать — просто ответил Андрей.

— Дяденька, смотрите, что он спрятал, это он нарисовал и написал, затем спрятал, это секретная бумага — подбежал к следователю Алексей, протянул листок бумаги, на котором была нарисована большая черная собака и было написано рукой Андрея несколько предложений, гласивших:

— Это ты написал? — спросил Петр Васильевич у Андрея.

Андрей не отвечал. Он просто молчал, опустив голову вниз. Следователь же немножко перевел дух. Эта бумага, на которой было изображение страшной собаки Баскервилей, эти совершенно ужасные слова, от которых так и веяло внутренностями свежо раскрытой могилы.

— Андрей, не торопись, и я не буду бежать вперёд паровоза, так уж выходит. Но откуда ты взял название полицаи. Это я так, чтобы тебе проще было говорить. Ты, конечно, видел в зарубежном кинофильме, читал в книге — проговорил Петр Васильевич.

— Андрюша, ну попытайся вспомнить. Только не волнуйся — вмешалась в разговор Ольга Васильевна, сделала это тихим голосом — Леша, иди ложись, к стенке сегодня ложись — несколько громче произнесла Ольга Васильевна, обратившись к младшему брату Андрея.

— Нет, это не из фильма. Эти люди называли себя полицейскими — ответил Андрей.

Ты видел этих людей во сне, они убили собаку?

— Да, но я не уверен. Может она не умерла — ответил Андрей.

— Но ты написал, что её убили, что убили её хозяина?

— Я сейчас не знаю. Это было там, откуда приходит тот человек.

— В будущем?

— Да, мне тогда было ужасно жалко собаку. Сейчас же я понимаю, что эта собака и этот человек, что они недобрые — сказал Андрей.

— Скажи мне, это очень важно. Ты боишься их, ты ощущаешь от них угрозу?

— Нет, но я очень боюсь того, что этого человека убьют здесь и сейчас. Если это произойдет, то тогда умру я — ответил Андрей.

— Вот оно как, интересно выходит. Но давай на сегодня закончим. Я запомнил твои слова. Я сейчас не буду спрашивать тебя: почему. Мне самому нужно о многом подумать. Так что отдыхай и ничего не бойся. А я пойду, уже поздно — проговорил Петр Васильевич и поднялся на ноги, в голове у него было нехорошо, он бы ни за что не поверил во всё это, если бы сам не имел возможности побывать в параллельном пространстве, и вот это делало всё то, о чем говорил этот странный во всех отношениях мальчик правдой, чистой правдой.

— Пожалуйста, подождите, я выйду на крыльцо с вами, провожу вас — произнесла Ольга Васильевна.

— Конечно — просто согласился Петр Васильевич.

Они остановились на крыльце. Сейчас лавочка, на которой любили сидеть местные бабушки, была пустой. Дверь в страшный подвал была закрыта на навесной замок. Было несколько прохладно, ощущался заметный ветерок, дующий с северного направления.

— Северный ветер, завтра погода изменится — сказал Петр Васильевич.

Глава четвертая

— Бог с ней, с погодой, лучше скажите мне, ответьте мне на вопрос. Вы полагаете, что Андрея нужно показать психиатру. Вы, вероятно, что так думаете. Я с ужасом сейчас его слушала, и этот листочек бумаги — сказала Ольга Васильевна.

— Нет я так не думаю. И вы пока что не торопитесь делать такие выводы. То, что говорит Андрей, как бы вам сказать, да, это не укладывается в наши привычные логические схемы. Но и само это дело, оно ведь тоже не укладывается в эти же схемы. Всё очень странно, и вот поэтому торопиться не стоит. Никаких психиатров Андрею не нужно. Пока что точно не нужно. Постарайтесь лишний раз не нервничать. Да и, я уже говорил, когда Андрей будет выглядеть непривычно, как вы говорили мне, то сразу мне звоните. Вот вам мой домашний телефон. Если меня дома нет, то в отделение, попросите Зимина Петра Васильевича — сказал следователь, сделал паузу, после чего спокойно добавил — До свидания, Ольга Васильевна.

— До свидания, Петр Васильевич — отреагировала мама Андрея и тут же подумала о том, что впервые услышала фамилию следователя, до этого его знали только как Петра Васильевича, то есть лишь по имени отчеству.

— Подождите, Ольга Васильевна, я хотел спросить, но как-то вылетело из головы. Надо же так, действительно насколько всё это странно. Так вот, скажите, есть ли у Андрея ключи от дверей в подвал? Вы чего-нибудь знаете об этом?

— Ключи от подвала? Нет, я ничего об этом не знаю. Я никогда не видела у него никаких ключей, помимо одного ключа от квартиры. Я спрошу у Алексея. Я незаметно посмотрю там, где у него тайник — сказала Ольга Васильевна.

— Да, пожалуйста, этих ключей у него быть не должно, это может быть очень опасно. Хотя, знаете, я сейчас вас удивлю, только отнеситесь с пониманием. Дело в том, что я сам в данный момент сомневаюсь в том, что лучше, а что хуже. Никогда ничего подобного со мной не было.

— А вы откуда узнали, что у него есть ключи? Кто-то из мальчишек вам сказал? — спросила Ольга Васильевна.

— Нет, эти разве такое скажут — улыбнулся Петр Васильевич — Мне об этом сказала Лидия Петровна. Но я думаю, что это правда, что у кого-то из них есть ключи.

— Я постараюсь выяснить это. А вы у Андрея спрашивали, говорили ему о том, что вам это известно?

— Я хотел, но получается, что позже теперь. Говорю же, вылетело из головы — просто ответил следователь.

— Понятно — произнесла Ольга Васильевна.

— До свидания, Ольга Васильевна.

— До свидания — ответила Ольга Васильевна.

Петр Васильевич быстрым шагом пошёл в сторону своего автомобиля.

— Год 2021 от рождества Христова. Год 2021 от рождества Христова — дважды вслух повторил самому себе Петр Васильевич, заняв водительское кресло в своем автомобиле.

— Это же надо так написать. Пацану одиннадцать лет, и на тебе: от рождества Христова. Вот откуда это может быть — продолжил разговаривать с самим собой следователь, через секунду он завел мотор, но ещё какое-то время не трогался с места, смотрел на притихший вечерний двор, как будто пытался его запомнить, не пропустить ни одной детали.

Ещё появлялись редкие люди. Ещё слышны были голоса. Но всё же очередной неприветливый вечер брал власть в свои руки. За ним придет ночь. Которая будет темной и долгой. Ведь именно так отчётливо виделось. Здесь не может быть иначе. И здесь же всё это, всё одно скрыто плотным туманом. Кто об этом думает? Кто это ощущает в полной мере?

Автомобиль Петра Васильевича медленно тронулся с места. На очень низкой скорости, почти что шагом, авто покинуло злополучный и загадочный двор. Поднявшись на горочку, свернув влево, Петр Васильевич остановился. Спустя десять секунд он вышел из машины и закурил. Сейчас он смотрел на двор с небольшой высоты. И двор выглядел иначе. Немножечко, но ведь иначе. С расстояния, со стороны. А если было бы через призму будущего, через тридцать восемь прожитых лет. Что было бы тогда. Каким всё это предстает перед преступником. Он точно что чувствует себя здесь в полной безопасности. Он приходит со стороны Усть-Киргизки или тот участок, который напротив школы. Он приходит, меняется Андрей. Андрей сказал, что он боится того, что этого человека убьют здесь в этом времени, тогда убьют его Андрея. А значит, что этот преступник и есть Андрей. Только тот Андрей, которому сейчас 49 лет, который явился к самому себе для того, чтобы убивать. Да настоящий, нынешний Андрей так и сказал: чтобы убивать. Я не могу отследить жизненный путь Андрея в будущем. Этого никто не может сделать, находясь здесь и сейчас. Для этого нужно оказаться в будущем, перескочить эти тридцать восемь лет. Но и сейчас, получается, что Ольга Васильевна права насчет психиатра. Да, это нужно иметь ввиду, это единственное, что возможно сейчас, чтобы повлиять на будущее. Но могу ли с полной точностью утверждать.

Хорошо, но всё же сегодня изумительный день. Сегодня удалось продвинуться вперёд на огромное расстояние. Теперь мне практически ясна суть всех этих необъяснимых загадок. Да, конечно, принять это трудно. Но другого выбора нет. Теперь остаётся алгоритм действий, всего лишь правильный алгоритм действий. И не нужно, ради бога, думать о том, как всё это представить Кречетову или ещё кому из начальства. Нет, об этом не нужно, это нужно оставить за скобками. Пока что, до поры до времени.

Следователь вновь оказался в автомобиле. Вновь загудел мотор. На этот раз машина резво рванулась с места. Быстро оказалась на пустом перекрестке, напротив завода железобетонных изделий, поворот вправо, и Петр Васильевич прибавил скорость. Он не обратил внимания на то, что сейчас нарушает правила дорожного движения, что там был знак ограничения скорости, не более сорока километров в час. Это было неважно. Дорога была пустой. Приятный прохладный встречный поток воздуха охлаждал лицо, проникая через открытое окошко. Всего минута, автомобиль оказался на том большом перекрестке, на котором совсем недавно он уже был. Правда, был без автомобиля. Правда, в несколько ином обличии. Но был, и сейчас нужно влево. Где-то триста-четыреста метров и будет этот дом, в который вошёл преступник. Не успел подумать, как в обозрении оказался тот самый дом. Петр Васильевич остановился на обочине, не доехав до дома метров тридцать. Он вышел из машины, он подошёл к дому. Если память не изменяла, то в будущем имеется более высокий забор, другая калитка. Сейчас же простой зелёный штакетник, и в окне горит свет. Промелькнул силуэт женщины. Появилась девочка, которая близко подошла к окну, которая, по всей видимости, смотрела на то, что там во дворе делает собака. Каких-то десять секунд, возник мужчина, который позвал девочку. Обычная семья, вряд ли кто из них имеет какое-то представление о том, что будет здесь, в их нынешнем доме, тридцать восемь лет спустя.

Петр Васильевич вернулся в машину. Ему надлежало развернуться, его путь домой лежал в обратном до перекрестка направлении, а там на полный километр прямо, затем направо, ещё немного назад. Пешком от района четырех подвалов, вероятно, было бы ближе, но вряд ли быстрее.

Прошло несколько напряжённых дней. Милиции не удалось продвинуться в поисках предполагаемого преступника, хотя его фоторобот был размещен где только можно. Так же продолжалась работа с населением, и, конечно, с теми, кто был в картотеках органов, в связи с преступлениями сходными. Хотя здесь, да уж точно, что схожесть если и была, то условная. Но и даже так ничего не было, ни одной маломальской зацепки. Преступник просто напросто не существовал — это то, что следовало первичным выводом, и это же, всё же опровергалось определенными свидетелями, которые видели этого человека, видели своими глазами, рядом с собой. А значит, что он есть, что он здесь. Значит, что нужно найти то место, где он прячется, откуда он является. И это место не должно быть далеко. Это место должно быть, как говорится, в шаговой доступности. Ведь никто не видел преступника в автомобиле, за рулём автомобиля, в автобусе, на остановке общественного транспорта. Значит, что где-то рядом.

Ну как же собака. А здесь и вовсе ничего окромя мистического тумана не было. И очень трудно было Кречетову обосновать произошедшее перед вышестоящим начальством. Лучшая версия та, которая не была точной, но которая укладывалась в реально возможное: есть убийца, у убийцы есть собака, которую он использует в своих преступных целям.

И ни одного слова о Андрее. Кречетов этого не коснулся, правильно полагая, что пока лучше обойтись без этого, лучше это оставить между своими, в кабинетах собственного районного отделения милиции.

Случился ещё один тщательный обыск в подвалах. Результатом этого мероприятия стало полное отсутствие результата. Особенным вопросом было обнаружение так называемого стороннего хода. Но и здесь Кречетова и Петра Васильевича ждало разочарование, ход обнаружен не был. Не было и ничего из того, чтобы хоть чем-то обозначало его возможное присутствие. Да, казалось странным, но наличие мистической изнанки принималось сыщиками в учёт, поэтому смотрели то, чего не было. Может какое изменение, может, но опять же, совершенное ничего. Ещё следы жизнедеятельности собаки, за которой прочно закрепилось наименование, взятое из канонов классики: собака Баскервилей. Этих следов найдено не было. Никто не содержал животное в подвалах.

Неудобств местному населению было доставлено множество. Но все всё понимали, поэтому терпели, не выражали никаких негативных эмоций. Ту же, случившуюся новую порцию разговоров и гипотез — от этого некуда было деться, поэтому и не стоит лишний раз упоминать. Мальчишки тоже были. Петр Васильевич намеренно не касался в общении с ними ничего на злободневную тему, а лишь ограничивался посторонними историями и разными шутками.

В общем, расклад был таким, был неутешительным, можно сказать, что бесполезным. Да и принято было решение, пока что не ликвидировать подземные ходы.

— Как ты думаешь, почему убийцу видели всего лишь несколько человек, включая тебя. Ведь он неоднократно бывал во дворе четырех подвалов. Он подходил, он, вероятно, ждал момента и прочее. Его должны были видеть многие люди, судя по времени действий. Вот представь себе, я об этом сейчас — произнес Кречетов, обращаясь к Петру Васильевичу.

— Я понимаю, я представил. И у меня нет ответа. Так чтобы точного ответа. Есть версия, но ты вновь начнёшь нервничать и психовать, если я её озвучу. Хотя, опять же, Лидия Петровна, Иван Анатольевич, они же здесь и сейчас видели преступника — произнес Петр Васильевич, хотел продолжить, вытащил из пачки сигарету, но Кречетов вставил своё.

— Давай пока без этого. Давай не будем путать самих себя. Я знаю, что ты мне хочешь сказать. Но нужно думать в реальном ракурсе. Из будущего прийти сюда невозможно. Машина времени существует только в фантастических романах. Ладно, ладно, только давай в другой раз об этом — проговорил Кречетов, последние его слова были вызваны тем, каким ироничным было лицо Петра Васильевича.

— Хорошо, давай реально. Что у нас есть? Два убийства в последний месяц, ещё два убийства в прошлый календарный месяц, и сплошной туман. Но нет, конечно, есть подозреваемый, о котором мы только что говорили в реальной плоскости. Есть совершенно мифическая собака, которую ты имел возможность видеть лично, и которая оставила самые настоящие следы своей кровавой деятельности. Что дальше? Дальше, то получается ничего.

— Ты что предлагаешь?

— В данный момент ничего нового я предложить не могу. Мы делаем всё, что вообще можем делать. Ты это прекрасно знаешь — ответил Петр Васильевич, ничего по делу не сказав.

— Я знаю, я хочу знать, что ты делаешь лично?

— Интересная история, да, я лично, я работаю. Я вижу возможность хоть какого-то прогресса только в одном — это общение, это постоянный контакт с мальчиком Андреем. Ещё с его друзьями Костей и Максимом. Только с этим, я имею ввиду друзей Андрея, несколько сложнее. Мне нужно поговорить с ними отдельно от Андрея. Я сегодня сделаю это, попытаюсь. Но наш разговор через час станет известен Андрею. Надеюсь, что это ты понимаешь.

— Ты зачем это с такой иронией. Я понимаю это. Не понимаю, почему эта деталь тебя волнует. Ну, расскажут они своему другу, ну, что в этом такого.

— Есть кое-что, ведь я до сих пор не могу на все сто процентов доверять Андрею. Я боюсь, что преступник может на него влиять очень сильно. И да, опять же по средствам, которые нельзя отнести к нашей с тобой реальности.

— Ох уж, черт бы все это побрал. На что мне это, вот скажи — отвлечённо сказал Кречетов.

— Ладно, Сергей Павлович, я как раз поеду, найду друзей Андрея, для небольшого разговора. И знаешь что, он этот загадочный мистер Хайд, он скоро убьет ещё.

— Ты это откуда знаешь? Ты меня не пугай, пожалуйста — нервно развел руками Кречетов.

— Откуда, откуда. Не веришь, но я чувствую. Объяснить это невозможно, но он убьет.

— Без слов, на эти твои домыслы. У Олега есть чего нового?

— У него и спроси, но насколько я знаю, то нет. Ладно, я поеду — сказал Петр Васильевич.

— Ну хорошо, не нервничай. И знай, что я на твоей стороне. Что я принимаю все то, что ты делаешь. Так что, я хочу тебе напомнить, что одному не нужно работать, что всегда рассчитывай на меня — сказал Кречетов, пожал Петру Васильевичу руку, на этом они временно расстались.

Сам себе повторял следователь, на своей машине направляясь в хорошо знакомый двор четырех подвалов.

Но хозяину всего-то сорок девять лет. Почему он старый? Сошел с ума — вот это вполне вероятно. Заснул летаргическим сном — это допустим, но в какой форме, что и как. Хотя опять же, когда пришли полицаи, то он очнулся, и они его застрелили. Значит, что он всё-таки спал, он не мог двигаться, что-то делать. И это происходило в году 2021 от рождества Христова. Что собака? Она охраняла хозяина, она их всех съела. Кого их? От кого собака охраняла хозяина, и кто хотел его похоронить заживо? Ещё важно, и многих других, потому что собака хотела есть. Да, это как раз ближе к истине — собаке нужно что-то употреблять в пищу. Собака очень большая. Застрелили полицаи? Значит, среди тех, кто хотел похоронить хозяина не было полицаев.

Петр Васильевич оставил свой автомобиль в соседнем дворе, возле девятиэтажного дома, в котором располагались почта, аптека, парикмахерская, книжный магазин. Причем местом парковки стала дальняя сторона дома, ближе к продуктовому магазину. Всё это для того, чтобы пацаны не увидели его раньше времени. Затем следователь прошёлся пешком. Затем он занял крайне неприметное место, с которого хорошо был обозрим почти весь двор, а вот самого Петра Васильевича было разглядеть трудно, только если оказаться на близком расстоянии. Ждать пришлось долго. И не потому что не было мальчишек, а потому что они были втроём. Ему же нужно было, чтобы без Андрея. Нужно было проверить небольшую, но очень важную деталь: насколько гость из будущего способен управлять Андреем, управлять самим собой. Но может быть, что всё же это не так. Что Андрей это придумал, что он и преступник разные физические величины. Ведь когда Андрей появился в подвале, когда его чуть ни застрелили, он же и в тоже время был дома, он спал. А значит, что преступник принял облик мальчика. Преступник или собака. Черт побери всё это, но реальный Андрей в подвале не был. Хорошенькое дело, этот убийца — он и взрослый мужчина, он и мальчишка, он и собака. Тогда и будущее уже не кажется чем-то невероятным.

Петр Васильевич размышлял. Мальчишки играли в непонятную следователю игру. Они мячом пытались попасть в квадрат, нарисованный мелом на кирпичной стене, когда кто-то попадал, пиная мяч с метров пятнадцати-двадцати, то они совершали следущий этап этой игры, они меняли угол обстрела, один из них становился к черте, бывшей за метра два от стены, он теперь защищал квадрат, становился чем-то вроде вратаря. Причем вратарём становился именно тот из них, кто попал в квадрат. Он получалось защищал свой результат. Петр Васильевич такой игры не знал, видел впервые, поэтому решил, что ребята сами это придумали. За это их мысленно похвалив, следователь возвращался к своим размышлениям, в которых не было места импровизированным играм, или как раз наоборот, одни лишь импровизированные игры.

Хозяин сошел с ума. Хозяин заснул летаргическим сном…

Значит, что всё же хозяин собаки. Значит, что собака не сама по себе. Но это и так должно было быть ясно. Если бы иначе, то она действовала бы совсем иначе, действовала проще: поймал, сожрал, убежал, спрятался, и так по кругу.

К пацанам присоединились ещё двое товарищей. Петр Васильевич пока что не волновался. Да, он тратил своё личное время. Но можно ли было в таком деле иначе. Такое дело, странное погружение. Пятьдесят шесть лет, большая часть жизни позади — и это на самом деле так, именно большая, а не значительная, не практически вся, потому что ещё тридцать восемь лет впереди, до девятого четырех или даже больше. Но можно ли в это верить? Только не в этом сущность, а в возвращении, в притяжении к тому, что давно ушло. Эти книги, эти герои из книг. Кто вы мистер Хайд? Или вас зовут мистер Степолтон? Собака Баскервилей — но эта тварь практически вылитая, что мурашки по коже, что не дай бог кому с ней встретиться. А нам придется, а мне придется.

В семь часов Андрей должен пойти домой. Конечно, будет тянуть, как минимум полчаса, может час. И никак нельзя на это повлиять.

Петр Васильевич сейчас находился неподалеку от первого подъезда 38/3, который самый дальний от шестого подъезда, возле которого, в площади сушилки происходила необычная игра мячом. Устав сидеть, он решил размять ноги. Для этого он отошёл к углу дома, чтобы по-прежнему оставаться в положении инкогнито. Сделал несколько шагов туда обратно, ещё раз туда обратно, как услышал знакомый звук, от которого тут же по телу пробежали мурашки. Это была собака. Её рычание шло из подвала. Совсем рядом со следователем располагалось слуховое отверстие, бывшее заколоченное досками, но не полностью, имелись щели, через которые можно было увидеть, если там не было той кромешной тьмы.

Но и так, или сыграло свою роль представление, но, эти два красных глаза, это серое очертание клыков на близком расстоянии, что обдало горячим и неприятным дыханием. Петр Васильевич тут же отшатнулся от отверстия. Потребовалось полминуты, чтобы сбросить последствия редкостной шоковой терапии. Ещё десяток секунд, только после этого следователь вновь приблизился к отверстию — и собака была там. Она буквально не сводила с него своих глаз. Она приглушённо и особо злобно рычала. Не хватало лишь того, чтобы эта жуткая зверюга облизывалась. Может и было, но образно, потому что он этого разглядеть не мог. Зато отлично прочитал то, чего не было до этого, что появилось именно сейчас. Так как будто по ходу следования открылась ещё одна подвальная дверь, за которой с полной очевидностью было только одно: следующая жертва — это ты, главная жертва — это ты.

Петр Васильевич почувствовал холодный озноб по всему телу. Мгновенно участилось сердцебиение. Пришлось усилием воли взять себя в руки, после этого отойти от стены дома. Нервно вытащить очередную сигарету, и лишь после этого вспомнить о том, для чего он здесь, а значит, повернуть голову и не увидеть в компании пацанов Андрея.

Он ушел в течение этих нескольких минут. Так совпало или всё же нет? Точно что нет, нет ошибки, здесь ничего не бывает совпадением, здесь одно настолько связано с другим.

Петр Васильевич жадно затянулся. Мысленно постарался убрать собаку на какое-то время в сторону и пошел к мальчишкам, в числе которых ещё находились Костя и Максим. Ребята не увидели его на подходе, они были увлечены игрой. Следователь остановился возле них, прислонился плечом к кирпичной стене и пока что молчал.

Глава пятая

Игра продолжалась. Максим весь был красный, он сильно нервничал. То и дело что-то предъявлял своим партнёрам. И Петр Васильевич быстро понял, что это их необычное состязание имеет командный характер. Впрочем, много времени на выяснение правил игры не было, да и не было в этом какой-то нужды. Тем более то самое время, его ведь минуло не более минуты с небольшим, как Костя, который как раз в этот момент начал о чем-то спорить с Максимом, увидел, что рядом с ними находится милиционер, поэтому тут же замолчал.

— Тихо ты, Макс, хватит — сказал Костя.

— Что, вы не отыграли этот мяч, нужно перебить — импульсивно отреагировал Максим.

— Кончай игру — сказал Костя.

Все остановились. Максим хотел сказать, уже открыл рот, но так и остался в этом положении, потому что в группе мальчишек возник Петр Васильевич.

— Да, закончите свою игру завтра, а сейчас мне нужно вас кое-что спросить. Костя, Максим, давайте отойдем на скамейку, присядем, а то дяденька старенький.

Костя и Максим ничего не сказали, они молча последовали за следователем, который направился к близлежащей лавочке, бывшей возле злополучного подъезда номер шесть, дома 38/3.

— Вопрос такой у меня к вам. Знаете ли вы о том, что сейчас собака Баскервилей в подвале? — спросил он, этим удивив ребят.

— Нет, откуда мы можем знать — ответил Максим.

Петр Васильевич посмотрел на Костю.

— Может и быть, я подумал, потому что Андрюха резко бросил играть и ушел домой — произнес Костя.

— А вот это ближе к теме, к той теме, которая мне интересна. Значит, ты заметил, что Андрей временами ведёт себя странно и ты уверен в том, что это происходит из-за того, что кто-то появляется в подвалах, что между этим есть прямая связь.

— Ну, не совсем, не знаю, и не только я — начал Костя и посмотрел на Максима, Максим никак не отреагировал, он в данный момент смотрел в землю.

Неподалеку от них стояли ещё несколько их же товарищей: Женька, Серёга, Игорь и мальчик, который так же был Костя. К ним подошёл ещё один пацан, в котором следователь сразу узнал Витьку Гутника, это по описанию внешнего вида, к тому же в руке у этого объемного мальчика имелся пирожок. Ребята сейчас не могли слышать разговор между своими друзьями и милиционером. Всё же обозначенное как расстояние «неподалеку» не позволяло этого сделать. Но смотрели с интересом, явно ждали того момента, когда можно будет спросить у Кости и Максима: что же случилось, почему главный мент по подвалам вновь появился в их дворе.

— Бывает что-то — наконец-то озвучил Максим.

— Вы думаете, что Андрей говорит правду? Ну, на пример, насчёт возможности попасть в будущее, использовать это для каких-то целей. Только не пытайтесь мне лгать. Я же уже говорил о том, что сразу отличаю ложь и правду.

Петр Васильевич закурил. В голове возникла мысль о собаке, которая сейчас в самой непосредственной близости, и рядом с которой находится её хозяин, или как его там правильно.

— И да, и нет — неожиданно ответил Костя.

— Интересно выходит, неожиданно, продолжай — сказал следователь.

— Он разный бывает. Мне иногда кажется, что у него с головой что-то. Он так говорит, как будто это не он вовсе. Вот тогда не очень хочется верить — сказал Костя.

— Не хочется верить или вы его начинаете бояться. Именно полагая, что он — это не он вовсе?

— Ну, примерно так — вставил своё Максим.

— Скажите, следопыты, а что конкретно Андрей говорит в тех случаях, когда он не такой, когда сомнения есть?

— Вот тогда он и говорит о том, что есть дорога в будущее, что он может провести туда, что с этого можно много что получить — ответил Костя.

— А что за это он просит? Не торопитесь, это очень важно. Он просит за это что-то сделать? — спросил Петр Васильевич.

— Да, он говорит, что нужно будет это держать в тайне — начал Максим.

— Это понятно — отреагировал Петр Васильевич — А что помимо этого?

— Мы создадим свою отдельную команду. Мы будем делать всё то, что потребуют из будущего — ответил Костя.

Нужно сказать, что ребята чувствовали себя отвратительно. Им отчётливо виделось, что они сейчас самые настоящие слабаки, что они подобны Гутнику. Ведь ничего не могут противопоставить следователю. Выкладывают ему всё как на духу. При этом не совсем понимают, почему это с ними происходит.

— Кто потребует из будущего?

— Мы не знаем. Но там же есть люди, есть те, кто может прийти оттуда сюда. Эти вот люди смогут на нас полагаться. Это такая игра, в этом нет ничего серьезного — ответил Максим.

— Ты думаешь, а я вот не разделяю твои слова, насчёт игры. Потому что это не игра, в том смысле, как вы понимаете. Это игра очень опасная и настоящая. Игра за которой есть только одно — и это смерть — сказал Петр Васильевич.

— Мы ещё ничего не сделали — пробормотал Костя.

— Ещё минутку, ладно. Но тот Андрей, который нормальный, вы ему говорили ведь о том, что он вам предлагал. Как он на это реагирует?

— Говорили, он говорит: не было ничего такого — уверенно ответил Костя, Максим кивнул головой в знак подтверждения.

— Ясно, вот это мне и было нужно. Выходит, что убийца может принимать облик Андрея. Так что мотайте себе на ус, как только он в таком виде, то сразу, под любым предлогом, подальше от него, потому что это не ваш друг, а убийца, хозяин собаки Баскервилей. Запомните мои слова. Я только вам напрямую это сказать могу. А знаете почему, потому что ваши родители, мои коллеги милиционеры этому не поверят. Вот какое дело мне приходится вести. Вот поэтому я и должен знать, что вы мне главные помощники. Есть я и есть вы втроём, в этом деле больше никого нет — несколько тише произнес следователь — И вот ещё что, настоящий друг никогда не будет требовать от своих же лучших друзей что-либо выполнить и тому подобное. Настоящий друг, он на то и друг, чтобы помочь, чтобы поделиться, и при этом ничего не потребовать взамен. Вы понимаете, о чем я говорю. Вы же отлично меня сейчас понимаете. А тот, который не друг вовсе, тот как раз и потребует оплаты долга. Я не просто так вас спросил.

— Мы понимаем это — ответил Костя.

А ведь действительно, чего здесь не понять. Всё просто и доступно было в словах этого милиционера.

Поэтому, после слов Петра Васильевича мальчишкам стало лучше. Причем с каждой истекшем секундой это чувство усиливалось. Никакие они не предатели, а они те люди, которым доверено участвовать в очень опасном деле, которое недоступно не только всем взрослым вокруг, но и даже другим сотрудникам милиции.

— Ну, если понимаете, то на сегодня у меня больше вопросов нет. Давайте по домам, не расстраивайте по пустякам своих родителей.

— До свидания — по очередно сказали Максим и Костя, но домой пошли не сразу, сначала подошли к своим друзьям.

Петр Васильевич же оставался на лавочке. Ему необходимо было принять решение здесь и сейчас. То чувство, которое приходило к нему ранее, то странное ощущение присутствия преступника в самой непосредственной близости, сейчас это не просто стало сильнее, это в данный момент поглощало целиком, давило с такой несоизмеримой силой, что ошибиться было нельзя: всё изменилось, всё это переступило неведомую черту, и сейчас цель преступника одна — это покончить с ним Петром Васильевичем Зиминым, потому что следователь перешагнул ту самую черту, следователь стал слишком много знать, и этого неведомый мистер Хайд допустить уже не может. Нет смысла отступать и ему Петру Васильевичу, да и невозможно себе даже представить, что он позволит себе струсить, не принять этого странного, смертельного вызова.

— Вас всех троих скоро посадят в тюрьму. Мне бабка моя сказала. Посадят вас, а вашу собаку отправят на опыты! — громко, истерично выкрикнул Витька Гутник, он же при этом отбежал от остальных мальчишек на несколько метров.

Он уже успел справиться с пирожком. Он очень плохо выговаривал букву «эр», поэтому его угрозы выглядели довольно комично. Особенно если слушать и смотреть на это со стороны. Что и довелось следователю, ведь он повернул голову на звук, он сейчас как раз наблюдал эту сценку.

«Витька Гутник, да, неприятный тип Витька Гутник, так вроде кто-то из пацанов сказал. Но кто? Какая разница. Витька любит жаловаться, Витька всё время кушает бабушкины пирожки. Какой приятный и послушный мальчик Витька Гутник. Нельзя его отдавать на ужин собаке Баскервилей. Которая съела всех, кто хотел похоронить хозяина заживо. В их числе и Витьку Гутника. Стоп, причем здесь Витька Гутник» — размышлял следователь, внимательно наблюдая за Витькой Гутником, который оставался на прежнем месте, который сейчас делал непристойные жесты в адрес своих обидчиков. Те ему не отвечали словами, те смеялись. Но в какой-то момент он всё же увидел, как Костя ответил толстому мальчику Витьке с помощью жеста, который был необычным, который показывал, используя руки, как огромная пасть собаки будет жевать Гутника.

Петр Васильевич улыбнулся. Было от чего, ведь всё это уже было знакомо, ведь всё это было и в его детстве. Было ещё жёстче, ещё откровеннее. И всё же времена изменились, наверное, в лучшую сторону, не наверное, а точно что в лучшую сторону. И всё же, а как там в 2021 году.

— Доберусь ещё до вас! — картавым голосом выкрикнул Витька Гутник и бросился бежать к своему подъезду.

Петр Васильевич поднялся на ноги. Сделал два шага от лавочки. Увидел, что Костя обозначил желание подойти к Гутнику. Вот поэтому последний и решил поскорее ретироваться.

— Костя, Максим, и всё остальные из присутствующих, я же попросил вас расходится по домам — произнес следователь.

— Ладно, давайте до завтра — проговорил Максим, обратившись к своим друзьям.

После этого он пошел в сторону собственной квартиры. Гутник же стоял у дверей своего подъезда и наблюдал за тем, что там происходит, что сейчас сделает дядька милиционер.

Петр Васильевич ничего делать, по отношению мальчишек, и не собирался. После ухода домой Максима остальная компания как-то быстро разошлась в разные стороны. Скрылся из обозрения и забавный Витька Гутник. Сразу стало как-то по особенному тихо. Как будто кто-то отключил что-то настолько важное из этого вот пространства, сделал это убрав с главной сцены самых обыкновенных мальчишек. Что следователь это ощутил, об этом мгновенно подумал. Ведь явственно чем-то нехорошим потянуло из подвала, через те самые вентиляционные отверстия. Не просто потянуло, а настоятельно напомнило о себе, как только удалились пацаны, как только на время перестали звучать их голоса. Выглядело странно. К странностям уже не нужно было привыкать, но всё же, он остановился, достал из кармана пиджака очередную сигарету — и на расстоянии, провалиться на этом месте, если это не так, расслышал хорошо уже знакомое сдавленное, отвратительное рычание. Собака всё это время была рядом, вон за тем вентиляционным отверстием, между пятым и шестым подъездами. Она слушала их разговор. Она не хотела и на минутку оставить следователя без своего внимания.

От этого холодные мурашки пробежали по телу. Петр Васильевич коснулся рукоятки пистолета, которого сейчас у него быть не должно, но в нарушении распорядка, пистолет был с ним. И он этот тяжёлый черный «Макаров» самую малость успокоил нервы, заставил его взять спокойную паузу, чтобы, по-прежнему слыша это проклятое злобное рычание, выкурить сигарету, посмотреть на серое небо, с множеством туч, с близким приближением темноты, в которой так хорошо себя ощущают собака Баскервилей и её хозяин, тот самый мистер Хайд.

— Интересное дело у нас складывается. Выходит так, что теперь начинаем играть по крупному, что все козыри на стол выложены, и теперь кто кого — сам себе прошептал Петр Васильевич.

Он быстрым шагом двинулся на квартиру Ивана Анатольевича. Дверь открылась сразу, сделал это сам Иван Анатольевич, который нисколько не удивился появлению следователя. А всё от того, что всё связанное с подвалами ни на минуту не выходило из головы старика-сантехника. Ещё малость расстраивало то, что он как бы оказался в странном положении. Ведь ещё совсем недавно ему казалось, что эти подвалы есть его территория, где он главный, где он ближе всех к теме. Но оказалось, что это не так. И ладно бы органы внутренних дел, но вот это чудовище, эта страшная мифическая собака, этот загадочный и неуловимый убийца. Да, всё это стало неожиданностью. Всё это не приносило никакой радости и позитива. Единственное что давало, так это множество разговоров, в среде которых Иван Анатольевич явно был самым посвященным лицом. И вот сейчас, именно к нему пожаловал следователь, а разве могло быть иначе.

— Добрый вечер, Петр Васильевич, ключи вам понадобились, так я мигом, сейчас — произнес Иван Анатольевич.

— Добрый вечер, но вам необязательно со мной. Мне нужны ключи от 38/3 и 38/2. Я хочу ещё раз посмотреть, есть одна гипотеза.

— Е, врёшь, мил человек, какая ещё гипотеза. В своё личное время ты снова здесь. Я понимаю, я сам такой. Когда решение проблемы — это превыше всего. Только у меня-то что, а у тебя, то дело другое — быстро бормотал старик, надевая обувь, запихивая в карман своего изрядно поношенного пиджака пачку папирос Беломорканал.

— Опасно всё это, Иван Анатольевич, не дай бог что, ведь мне придется за вас отвечать — очень серьезно произнес Петр Васильевич, когда Иван Анатольевич прикрыл за собой дверь, не закрывая её на замок.

— Ты человек опытный, найдешь как это представить, если что. Одному же оно не очень хорошо туда ходить, в свете последних событий. Только вот ты один, и понимаю я, что неспроста это, что-то за этим есть — витиевато выразился Иван Анатольевич, в это время они уже успели оказаться возле двери в подвал 38/3.

— Так-то оно так, но и оно не до шуток. Я хочу попробовать застрелить эту чёртову собаку Баскервилей. Она сейчас там, я её видел через вентиляционное отверстие — мрачно произнес Петр Васильевич и извлёк свой пистолет.

— Я если что отвлеку зверюгу — улыбаясь проговорил Иван Анатольевич.

Выглядело это необычно. Старик ведь отлично понимает с чем придется столкнуться. Какая серьезная опасность ждёт буквально за этой дверью, сразу за лестницей, возможно не дойдя до разделительного перекрестка.

— Смотрите, Иван Анатольевич, я вас предупредил — сухо резюмировал следователь.

Очень осторожно они начали спускаться вниз. Вокруг была полная тишина. Ничего не подтверждало присутствие собаки, не было и намека на то, что где-то здесь и сейчас прячется опасный преступник.

— Как будто нет никого — произнес Иван Анатольевич.

— Вот именно как будто. Мы не станем далеко ходить. Нам нужно выманить собаку сюда. Будем вот здесь, сразу за лестницей. Мне нужно свободное пространство, чтобы у меня было время, чтобы собачка не смогла ускользнуть в сторону, но и чтобы она же не смогла достать меня быстро.

— Понял, я буду выходить, чтоб меня было видно. В общем, приманкой стану — сказал Иван Анатольевич.

— Ладно, только смотрите в оба, не отходите дальше трёх метров — сказал Петр Васильевич и тут же подумал о том, а как же тыл, если противник появится со стороны лестницы, войдёт через открытую дверь в подвал, правда, вероятность этого тут же показалась следователю сомнительной, но всё же она была, поэтому он тихо озвучил.

— Иван Анатольевич, смотрите иногда в сторону лестницы, на всякий случай, а то мало ли что.

Прошло минут пять, бесконечных пять минут. И только после этого послышались посторонние звуки, — и сразу стало ясно, что это собака.

«Она съела всех, кто пришел похоронить хозяина заживо» — ознобом появилось в сознании следователя.

Собака не собиралась оставить Ивана Анатольевича в живых, она была не против того, чтобы получить очередную добычу.

«И съела всех других, потому что она хотела есть» — продолжение вернулось к следователю, потому что он слышал, как собака приближается, как она тихо и расчётливо крадётся, чтобы у жертвы не осталось времени спастись бегством наверх.

Петр Васильевич делал знаки Ивану Анатольевичу: осторожно, она рядом. Иван Анатольевич нервно кивал головой в ответ: я понял, я готов.

В голове с невероятным напряжением стучали секунды. Рука срослась с рукояткой пистолета. У него должно хватить времени, чтобы разрядить с близкого расстояния всю обойму. А затем уже что будет, то и будет. Оставалось совсем чуть-чуть, какие-то считанные секунды, как за спиной заскрипела входная дверь. Петр Васильевич отвлекся на звук. В этот момент и показалась собака. От ужаса Иван Анатольевич остолбенел. Огромных размеров черная собака смотрела на него, находясь на расстоянии каких-то десяти метров, она же медленно, но всё же двигалась ему навстречу.

Петр Васильевич не видел собаку. Он находился перпендикулярно галерее, в углублении, за его спину и должен был броситься Иван Анатольевич, заманив собаку за собой, чтобы она не могла двинуться в сторону. Следователь делал отчаянные жесты руками, чтобы Иван Анатольевич уходил со своего места, в это же время кто-то осторожно спускался по лестнице. Но Иван Анатольевич выглядел странно, он как будто попал во что-то подобное гипнотическому трансу. Каждая секунда удлинялась в три раза. Каждая прожитая секунда оседала в голове тяжестью. Происходило то, чего нельзя было допускать. И Петр Васильевич не выдержал, он покинул своё место, он выскочил на свободное пространство, — и тогда собака бросилась на них с бешеной скоростью. Петр Васильевич дважды выстрелил мгновенно. Одна из пуль точно попала в монстра, но его движения не остановила, — и через секунды собака сбила с ног и Ивана Анатольевича и Петра Васильевича, которые находились очень близко друг от друга. Но тут же случилось неожиданное. Собака двинулась дальше по галерее.

— Что это? — прошептал Иван Анатольевич.

— Хозяин был старый. Хозяин сошел с ума. Хозяин заснул летаргическим сном — послышался голос, шедший оттуда, куда удалилась эта чудовищная собака.

Это был голос Андрея.

— Черт побери, этого ещё не хватало — проговорил следователь, поднявшись на ноги — Это Андрей, настоящий Андрей, а не то чудовище, которое может принимать его облик — добавил он, почему-то смотря вниз, себе под ноги.

— Они пошли к подземному ходу — произнес Иван Анатольевич.

— Говорил же ему, его родителям, чтобы в эти подвалы не ходил. Как он здесь оказался, ещё и так поздно. Проклятие какое-то, иначе не скажешь.

— Проклятие или не проклятие, но получается, что он спас нам жизнь, он увел от нас собаку, он её позвал — отреагировал Иван Анатольевич.

— Да, так выходит. Но нам теперь нужно самого Андрея отсюда вызволить. Если бы я мог понимать, какие у него взаимоотношения с этой собачкой, тогда бы, а так. Ладно, Иван Анатольевич, давайте потихоньку двигаться к подземному ходу. Внимательно смотрим по сторонам, не забывайте, что помимо собаки здесь находится её настоящий хозяин, который заснул летаргическим сном, который сошел с ума.

— Заснул летаргическим сном? Сошел с ума? — удивлённо переспросил Иван Анатольевич.

— Да, это очень интересная история, Иван Анатольевич — неопределенно отреагировал Петр Васильевич.

Они двинулись в направлении подземного хода. Они оба ощущали себя паршиво. Иван Анатольевич находился в шоке, у него из головы не выходила встреча с собакой, он даже не думал, не представлял, какой на самом деле является эта жуткая собака Баскервилей. Петр Васильевич же злился, ненавидел самого себя, потому что с каждым разом все его замыслы не достигали никакого результата. Это не добавляло уверенности, но и это же заставляло раз за разом увеличивать ставку, хотя она и без того уже была ценою в жизнь.

Через несколько минут они подошли к обозначенной точке. Здесь было привычно тихо, так же омерзительно сыро, так же ещё темнее, чем в пространстве проходов. Здесь даже стены выглядели какими-то другими, они как будто добровольно приняли атмосферу, они были не против того, что дополнять сущность подземных переходов, которых здесь изначально не было.

— Изначально не было — прошептал Петр Васильевич, вместе с Иваном Анатольевичем они сейчас буквально растворились в полной темноте.

Глава шестая

Ведь не один из них не позаботился о том, чтобы иметь с собой самое необходимое, речь о фонариках, на батарейках, о тех которыми уже неоднократно пользовались. Но сейчас не было, сейчас с большим опозданием лишь пришлось вспомнить об этом досадном упущении.

— Света не хватает — произнес Иван Анатольевич.

— Да, дальше будет ещё хуже — сказал Петр Васильевич и в этот же момент зажёг спичку, какого-то другого источника освещения не было.

До угла, до того места, где располагался подземный переход остались считанные метры.

— Не видно Андрея нигде, где он может быть — проговорил следователь, зажёг ещё одну спичку.

Тот звук, когда чиркает спичка о коробок, тот звук был настолько громким. Казалось, что можно было бы оглохнуть. Но нет, уши выдержали.

— Надо же, кто бы мог подумать — произнес Иван Анатольевич.

— Вы о чем, Иван Анатольевич?

— Трансформация, ужасная трансформация привычного. Ведь я столько лет был здесь, почти десять лет, с самого начала. Ничего этого не было. Не я не про собаку, не про убийцу — это как бы ясно. Я про эту чудовищную атмосферу, которую ведь они сюда притащили откуда-то — сказал Иван Анатольевич.

— Из будущего, вот нам и нужно отправить это всё назад в будущее.

— Да, конечно, Петр Васильевич — сказал Иван Анатольевич.

— Слушаем внимательно — напомнил следователь.

— Может это чудовище больше не появится — произнес Иван Анатольевич, Петр Васильевич на него посмотрел с интересом — понять смысл сказанного, хотя Иван Анатольевич не мог разглядеть удивления на лице следователя, ведь ничего не было видно на расстоянии метра, пусть глаза привыкли, но всё же.

— Это почему же?

— Вы же, Петр Васильевич, кажется, одним выстрелом всё же попали в неё — объяснил Иван Анатольевич.

— Кажется, возможно, вероятно. Я сейчас реально начинаю сомневаться в том, берут ли её пули, могут ли вообще причинить ей какой вред.

— Если нет, то нам нужно отсюда уходить — просто и честно отреагировал на слова Петра Васильевича Иван Анатольевич.

— Да, вы правы, но нам нужно ещё найти мальчика. Он мог другим маршрутом нас обойти, выйти наружу, минуя нас?

— Мог, если вдоль стены, то мог — ответил Иван Анатольевич.

— Ясно, тогда сейчас давайте этим путем назад к выходу. Андрея здесь нет. Слава богу, что нет и собаки Баскервилей — сказал Петр Васильевич, зажёг третью, затем четвертую спичку, именно сейчас они находились в паре шагов от таинственного подземного хода, вход в который был открыт.

— Туда он мог — сказал Иван Анатольевич.

— Не дай бог — отреагировал следователь, и прямо в этот момент подумал о том, что в течение каких-то двадцати секунд дважды озвучил имя божие вслух, а это показатель, серьезный показатель неуверенности и нервозности.

Они сделали всего несколько шагов, как услышали звук. Кто-то к ним приближался. Делал это осторожно и медленно.

— Тихо — прошептал следователь, на уровень груди подняв свой пистолет.

Остановились. Стало отчётливо слышно шаги.

— Это не собака.

Иван Анатольевич не отвечал, он лишь тяжело дышал и ему очень сильно хотелось курить.

— Петр Васильевич, вы здесь, это вы — прозвучал из темноты голос Андрея.

Ещё не успело исчезнуть эхо, как тут же образно прояснилось всё вокруг: мальчишка здесь, он живой, он сам нашел их.

— Да, Андрей, мы здесь — тихо и спокойно произнес в ответ следователь.

Сразу после этого появился Андрей, точнее, что поначалу серое очертание в темноте, а уже затем можно стало разглядеть мальчика более четко.

— Я не знал, вы ли это, я боялся, что там может быть тот человек из будущего — сказал Андрей.

— Он здесь, убийца сейчас здесь? — спросил Петр Васильевич.

— Да, он здесь. Если собака здесь, то и он обязательно здесь. Собака не может быть в подвалах сама по себе.

— Ты откуда это знаешь, хотя сейчас не время для каких-либо вопросов — проговорил Петр Васильевич.

— Я не знаю откуда, но я точно это знаю — всё же ответил Андрей, его голос был тихим, было видно, что Андрей выглядит не очень хорошо, что он сильно боится, что его практически трясет от страха и напряжения.

— Зачем ты пришел сюда, я же говорил — произнес следователь, он не хотел этого делать сейчас, но не сдержался, на это повлиял голос мальчика, его внешний вид, чтобы разглядеть который пришлось использовать ещё несколько спичек из коробка.

— Я должен был. Мне нужно вам сказать, чтобы вы не убивали этого человека. Если вы его убьете, то убьете меня. Потому что я и он это один человек. Его можно убить только там в будущем, чтобы я мог остаться здесь, дожить до того времени, когда его убьют, когда он сначала сойдёт с ума, а уже затем заснёт летаргическим сном.

— Ты уверен, ты ведь говоришь о самом себе ужасные вещи. Но я догадывался, у меня была такая версия — отреагировал Петр Васильевич.

Иван Анатольевич совсем ничего не понимал. Всё это, все эти слова, они не укладывались у него в голове.

— Я и сам не сразу это понял. Но это именно так. Я смогу провести вас в будущее. Это смогу только я. Вы сами не сможете — сказал Андрей.

— Я об этом уже знаю. Но скажи, он тот ты, который из будущего, он знает об этом. Он знает о том, что ты это знаешь, что ты хочешь помочь мне против самого себя.

— Я совсем не знаю этого человека. Он мне совершенно чужой. Я думаю, ощущаю, что он понял это, поэтому ему нужно убить вас, убить именно в этом времени. Ведь в будущем он вас убить не может. Хотя может, но убьет того вас, который там, который живёт в том времени.

— Да, я понимаю. Убьет того древнего старика. И это не очень страшно. Ведь и вправду нет в этом ничего такого, чтобы умер какой-то древний старик.

— Вы не должны его убивать здесь. Он и собака должны убить вас здесь, а не в будущем — сказал Андрей.

— Убивать его здесь нельзя, это я понимаю. Но если он или собака убьет меня, то это будет иметь какие-то последствия? — спросил Петр Васильевич.

Андрей не торопился ответить. Они не двигались. Они говорили очень тихо, но Ивану Анатольевичу слышалось так, что с большой громкостью, что сказанное слышно за версту. Поэтому и собственный голос заставил старика вздрогнуть.

— Я не понимаю, о чем вы, мои дорогие, но нам нужно выходить, если мы здесь не одни.

— Он заменяет меня. Если его не убьют в будущем, то через какое-то время он заменит меня. Меня не будет, будет другой очень, очень плохой мальчик. Ему этого нужно, чтобы попробовать изменить собственную жизнь. Но он ошибается. Он тогда сделает ещё хуже, в сто раз хуже. Я не могу ему этого сказать. Я не могу с ним общаться. Всё это очень непонятно — ответил Андрей.

— Да уж, но я тебя понял. Если бы я точно ни давал себе отчёт в собственной адекватности, то решил бы, что уже сошел с ума. Но как же собака? Кто она, откуда она? — добавил вопрос следователь.

— Не знаю, я не знаю. Но она отдельно, она и он разные, я говорил — ответил Андрей.

— Главное, чтобы она сейчас не была за ближайшим углом — вставил своё Иван Анатольевич.

— Ты можешь на неё влиять? Ты же увел её?

— Да, но я боюсь. Нужно моим голосом говорить эти слова — Андрей хотел озвучить, но Петр Васильевич произнес: — Я знаю эти слова, я их уже выучил.

— Ладно, давайте к выходу — произнес он.

Всего несколько метров оставили они за спинами, как позади них раздался сильный стук, как будто что-то большое и тяжёлое упало на деревянный настил.

— Собака? — встревоженно спросил Петр Васильевич.

— Нет, она ушла в подземный ход. Она не могла нас миновать, если бы вернулась — сказал Андрей — Это он, ему не всегда нужна собака — добавил Андрей.

— Скорее — произнес следователь, все вместе они ускорили движение и спустя какие-то секунды оказались в проходе, где всё же имелось тусклое освещение.

Больше никаких звуков не было. Петр Васильевич находился впереди, по-прежнему во многом полагаясь на свой пистолет. Хотя только что он ещё раз услышал о том, что убивать преступника нельзя. Только сейчас не думал. Только сейчас было не до этого. Импровизированный перекресток остался позади. Теперь вправо, в сторону лестницы. Но преодолев всего пару метров, Петр Васильевич остановился, а затем начал двигаться назад. Его примеру последовали Иван Анатольевич и Андрей. К тому же они плохо могли различить то, что внесло столь серьезные изменения в намерения следователя. Только ведь даже не в полном объеме, мешала спина Петра Васильевича, они видели, что на пути возникло чудовище. Которое двигалось на них, которое не боялось пистолета.

Это был он, это был тот самый человек-собака. И к тому же он подрос, он стал выше ростом, он прибавил в объеме. Об этом мгновением подумал Андрей, и ещё он с ужасом боялся того, что Петр Васильевич не принял его слова всерьез, что он забыл о них, и ещё какая-то секунда, и раздастся выстрел.

Только следователь помнил. Он не собирался стрелять, но и не знал, что делать в этой ситуации вообще. Монстр вынудит его выстрелить. Монстр в любую секунду бросится в атаку.

Отступая в обратном направлении, прошли не так уж мало. Но чудовище не переходило к активным действиям. Оно давало людям насладиться своим ужасным внешним видом. На его длинных клыках имелись следы крови. Его собачеи глаза горели красным отсветом. Его уши торчали, подобно двум локаторам, имели они правильную по собачьим меркам форму. Нос, он все время двигался, он ловил каждый запах. Ещё монстр издавал странные свистящие звуки. При этом он передвигался на двух ногах. Держал голову к низу. Кажется, что сутулился, или это исходило из неправильных пропорций тела этого странного существа.

— Не делайте никаких резких движений — прошептал Петр Васильевич.

— Он сейчас уйдет — произнес Андрей — Не стреляйте — добавил он, коснувшись рукой пиджака следователя.

— С чего бы ему это — еле слышно озвучил Петр Васильевич.

— Господи спаси и помилуй, я не знаю, как оно здесь будет, но я больше сюда не зайду — сам себе шептал Иван Анатольевич.

Случилось ещё несколько метров, и монстр остановился, он не двигался, он слушал пространство, он его нюхал.

Петр Васильевич, Иван Анатольевич и Андрей так же остановились, стояли и молчали, не сводя глаз с чудовища, которое очевидно что-то чувствовало, чего-то ждало. Потому что ещё парочку секунд спустя повернуло голову на девяносто градусов, сделало движение в обратном направлении, но вновь остановилось.

— Нет же, сюда никак нельзя — громко произнес Андрей.

Следователь посмотрел на него, понял, что мальчик сейчас не обращается к монстру, что его слова были предназначены кому-то другому. И в этот вот момент раздался громкий голос Лидии Петровны.

— Андрей, ты слышишь меня! Ты здесь, где ты!

Андрей ещё не успел ответить, как с другой стороны. В противоположном им и чудовищу направлении послышалось ужасающее рычание и громкое кошмарное передвижение. Собака бросилась на свою добычу.

— Уходите, скорее отсюда! — что было сил заорал Андрей, но уже сейчас было ясно, что всё это напрасно, что старушка вряд ли успеет это сделать.

— А, а, а, боже — послушался крик Лидии Петровны, дальше был звук, это она упала вниз, затем был какой-то хрип, который утонул в отвратительном рыке хищника.

Всего лишь мгновение, неосознанный момент, и чудовище бросилось туда, где собака расправилась с Лидией Петровной.

— Вот так дела, но только мертвый не боится смерти — проговорил Петр Васильевич и двинулся к выходу, туда где уже успели случиться страшные события.

Андрей и Иван Анатольевич отставали. Следователь же быстро оказался на месте. Он успел увидеть, как по лестнице вверх поднимался человек, тот самый мужчина, тот самый убийца. Не было никакого чудовища. Не было и собаки. Зато было то, что она успела сотворить. Мертвая Лидия Петровна лежала на спине, у неё было разорвано горло. Всё вокруг было в крови. Вся её одежда была испачкана кровью. И открытыми оставались глаза, в которых застыл первозданный ужас.

— И всё же убивает собака, вот только Нина, только Нина — произнес Петр Васильевич.

Он остановился возле тела Лидии Петровны. Он не сам не понимал, почему он не стал преследовать преступника. Хотя ведь, слова мальчишки, вероятно, что это, может предыдущий опыт, но он остановился.

— Убивает собака, как и было сказано в твоей притче — сказал следователь, когда Иван Анатольевич и Андрей подошли к месту убийства.

Андрей прислонился к стене, его сильно трясло. Сквозняк заставлял двигаться и скрипеть входную дверь. Иван Анатольевич молчал, затем вытащил папиросу, зажёг спичку, стал делать глубокие и нервные затяжки.

— Зачем он это делает? — спросил у Андрея Петр Васильевич.

— Он ненавидит людей, люди враги ему — ответил Андрей.

— Как он использует собаку? — задал ещё один вопрос следователь.

— Я не знаю точно, она часть его, она и часть меня — ответил Андрей.

— Андрей! Лидия Петровна! Андрей, ты здесь! — раздался голос Александра Петровича.

— Он здесь, с ним всё хорошо, только вот — громко произнес Петр Васильевич.

Александр Петрович остолбенел. Он остановился возле тела Лидии Петровны. Он смотрел на сына, на следователя, на Ивана Анатольевича и на убитую Лидию Петровну.

— Она зашла к нам, она нас разбудила. Сказала, что Андрей пошел в подвал. Я пока глаза продрал, пока накинул на себя что из одежды. Пока убедился, что его дома нет (в этот момент Александр Петрович посмотрел на Андрея). Затем сюда, и вот оно что — тихо проговорил Александр Петрович.

— Да, вот оно что — отреагировал следователь.

— Андрей, немедленно домой. Или он вам будет нужен? — произнес Александр Петрович.

— Нет, пусть идёт домой. Ему нужно дать что-нибудь успокоительное, побыть с ним. Мне он нужен будет позже, не сейчас. Андрей, постарайся держаться спокойно. Всё в конечном итоге будет хорошо.

— Это собака, это та мифическая собака — проговорил Александр Петрович, он лишний раз старался не смотреть на тело Лидии Петровны.

— Пойдёмте, да это та самая собака. Только совсем она не мифическая, а самая настоящая — сказал Петр Васильевич — Иван Анатольевич, Лидия Петровна жила одна? — вопросом продолжил следователь.

— Нет, там Генрих Петрович.

— Да уж, но ничего не поделаешь. Нужно идти к нему, да и телефон у них есть — сказал Петр Васильевич.

— Да, но, вы идите, а я побуду здесь — неожиданно предложил Иван Анатольевич.

— Понимаю, но нет. Вряд ли собака утащит тело. Хотя всё возможно. Лучше вы идите, сообщите, как сможете. Так же вызовите милицию. А я останусь. Ведь вы, черт побери, правы. Александр Петрович, вы тоже идите домой. Андрей, давай до скорого.

— Я быстро, одна нога здесь другая нога там — проговорил Иван Анатольевич.

Петр Васильевич остался один. По-прежнему от сквозняка скрипела и двигалась входная дверь. Тяжело и муторно тикали секунды. Послышалось движение, Петр Васильевич приготовил оружие, напрягся. Он ожидал увидеть собаку, и он не ошибся. Собака появилась из-за угла, с менее освещённого участка. Она стояла и рычала, она смотрела на следователя, его запоминала. Затем медленно начала приближаться.

— Ну, давай, посмотрим на то, как от тебя отскакивают пульки — тихо проговорил следователь.

Ему было не по себе. Но он старался сдержать под контролем это неистовое напряжение. Собака оказалась ближе ещё на два метра. Петр Васильевич приготовился стрелять, — как сильно хлопнула входная дверь. Собака тут же исчезла в темноте.

— Значит, он не ушел далеко. Значит, он ещё где-то поблизости — сам себе произнес он, вспомнив слова Андрея, которые касались убийцы и его же чудовищной собаки.

— Всё вызвал. Генриху Петровичу сообщил страшные вести. Он сейчас спуститься, он плохо ходит, с палочкой только. Он, кажется, ещё не понимает — произнес Иван Анатольевич, посмотрел на Петра Васильевича — Что она была здесь? — спросил он, видимо, по внешнему виду следователя догадавшись об этом.

— Да, вы её спугнули, Иван Анатольевич.

— Я как будто сплю. Это всё, что в последнее время творится, всё какой-то кошмарный сон — произнес Иван Анатольевич.

— Похоже на то, я вас понимаю. И знаю сейчас одно единственное — проговорил Петр Васильевич, но не договорил, потому что появился Генрих Петрович, который с большим трудом спускался по лестнице…

… - И как всё это выглядит, скажи мне, что уж здесь такого. Получается, что ты виноват в том, что произошло. Зачем ты полез в эти чёртовы подвалы? Но нет же, скажи, Петр Васильевич — нервно говорил Кречетов.

— Я тебе уже сказал — отмахнулся Петр Васильевич, думая о своем, о том, что ему нужен Андрей, нужен так, чтобы об этом не знали родители, вообще никто, ведь Андрей должен провести следователя в будущее, сделать то, что мальчик обещал.

— Хорошо, только я, наверное, в первый раз тебе не верю. Где та женщина, которая опознала по фотороботу убийцу, затем узнала тебя, тебе сказала о том, что этот человек спустился в подвал. А ты всего лишь приехал, чтобы поговорить с мальчишками — говорил Кречетов.

— Иван Анатольевич, он подтвердил, что тебе ещё нужно?

— Ты вообще понимаешь, ты взял с собой старика, с ним решил задержать особо опасного преступника. Ты спровоцировал убийцу на действия. Тебе трудно было вызвать подкрепление — всё же Кречетов успокоился, его по началу раздражал отрешенный вид Зимина, но спустя десять минут это прошло, и так с Кречетовым случалось частенько.

— Убила собака. Очень быстро это сделала. Я никак не ожидал, что Лидия Петровна окажется в подвале — произнес Петр Васильевич, он так же закурил, в кабинете висела настоящая дымовая завеса, поэтому Кречетов поднялся из-за стола, открыл створку окна.

— Зачем она там оказалась?

— Генрих Петрович сказал: ей показалось, она видела из окна, что в подвал зашёл мальчик Андрей, она хотела его немедленно вернуть назад.

— Мальчика там не было?

— Не было, ей показалось. Было темно, вся эта блядь атмосфера, всё это. Тем более нам ведь пришлось открыть дверь.

Он сейчас намеренно говорил неправду. Но не для того, чтобы к нему было меньше вопросов по поводу случившегося, а для того, чтобы не случилось ничего такого, что сможет помешать ему в ближайшее время.

Естественно, что Петр Васильевич имел время, чтобы объяснить родителям Андрея и Ивану Анатольевичу, как нужно сказать, что нужно подписать. Ведь он сам и брал у них эти показания.

— Ты, Петр Васильевич, вообще представляешь, как всё это выглядит со стороны. У нас реально происходит черт знает что, в определенном районе бегает какая-то огромная собака, которая убивает людей. А мы ничего не можем с этим сделать! — с досадой в голосе проговорил Кречетов.

— Сделаем, очень скоро сделаем. Я убью её хозяина, а значит не будет собаки, никто никого не будет больше жрать, убивать.

— Ну и конечно, ты ничего мне сейчас не скажешь о том, каким образом ты собираешься это сделать.

— Просто сделаю, я знаю, где он живёт. Я приду туда и убью его — ответил Петр Васильевич.

— Во как, и это действительно очень просто. Так почему бы нам ни приехать и арестовать преступника?

— Брось, слышишь, не надо этого юмора. Ты прекрасно знаешь, что это невозможно, что он находится от нас на безопасном расстоянии, длинной в тридцать восемь лет. Сколько это будет в километрах?

— Ты туда каким способом попадешь?

— Есть один вариант.

— Бред какой-то, если бы я сам не видел многого, то прям не знаю, я бы отстранил тебя от этого дела ко всем известным чертям — Кречетов вытащил из пачки ещё одну сигарету.

— Ты много куришь, Сергей Павлович — произнес Петр Васильевич.

— Неудивительно, как здесь не курить. Ладно, иди работай. Твои помощники, они что тянут с другими делами. Ты дай им по шее, а то расслабились. Если у тебя нет времени на другие дела, то это не значит…

— Хорошо, прямо сейчас этим и займусь — произнес Петр Васильевич, поднялся на ноги, попрощался с Кречетовым, крепко пожав тому руку.

Глава седьмая

— Он ненавидит людей, они ему враги — сам себе проговорил вслух Петр Васильевич, выйдя от Кречетова.

— Хозяин был старый. Хозяин сошел с ума. Хозяин заснул летаргическим сном — продолжил он, открывая дверь в собственный кабинет.

— Собака охраняла его от тех, кто хотел похоронить его заживо. Собака их всех съела, и многих других, потому что хотела есть.

Петр Васильевич набрал номер на телефоне. Ответили быстро. Разговор шел о других делах, бывших мелкими, не интересными и прочее в этом роде.

— В течение часа покажи мне, что там у тебя — сказал он и положил телефонную трубку на место.

«Люся, Коля, Нина, девочка Надя, Лидия Петровна — это те, кто хотел похоронить хозяина заживо? Или это те, которые другие, потому что собака хотела есть? Хорошо, тогда, кто те, кто хотел похоронить хозяина заживо? Ну, хватит, что это я. В этой притче всё равно сейчас не найти ответа. Затем пришли полицаи и застрелили собаку. Хозяин очнулся и полицаи застрелили его. Полицаи, интересный момент, полицаи — это было давно, было до революции. Неужели, в будущем. Но нет, это невозможно. Просто мальчишка писал то, что под воздействием каких-то потусторонних сил приходило ему в голову. Так же и это: год 2021 от рождества Христова. Причем у него написано слово «Христова» с большой буквы. Хорошо, мне уже сегодня нужно встретиться с мальчиком. Не стоит откладывать всего этого. А если это обман? Если преступник использует мальчишку в своих целях, чтобы я был один, без помощи органов правопорядка?»

Старший следователь нервно размышлял, сопоставлял. Ничего больше ему сейчас не оставалось. Круг замкнулся. Контуры обозначены. Он взял чистый листочек бумаги, авторучку, начал спокойно и аккуратно записывать расклад необычного и крайне странного дела, стараясь делать это наиболее понятно для себя самого.

«Убийца, неведомым образом, но совершенно точно является сюда из будущего. Является, чтобы убивать. Потому что ему была дана такая невероятная возможность. Он же, судя по его месту жительства, там в будущем не особо преуспевающий гражданин. Конечно, это не должно значить, что на основании этого он настолько ненавидит людей. Нет не должно, но может и это стать поводом. Он же не убивает в своем времени. Потому что это опасно, это сразу станет известно. И тогда, пожалуйте к стенке, по приговору суда, по высшей мере.

Убийца и мальчик Андрей — это одно лицо, один человек. Убийца знает Андрея, а Андрей, что и понятно, не знает самого себя в будущем от слова совсем. Что привело мальчишку к такому печальному итогу? Хотя, какой же это итог, ему ещё нет пятидесяти лет. Ладно, его убить нужно в его же времени, — это есть главное, на этом всё закончится, всё встанет на свои места в 1983 году. Тем более, что это останется вне поля всякой ответственности. Так же как он убивает сейчас и здесь. Один убийца из будущего, другой убийца из прошлого».

В дверь постучали. Петр Васильевич отложил в сторону бумагу и авторучку, накрыл бумагу коричневой папкой. Появился один из его заместителей, который в течение получаса доложил о проделанной работе, которая сейчас очень мало интересовала его, скорее даже, что не интересовала вообще. Но работа есть работа, и он машинально, при этом верно и правильно, сделал младшему коллеге несколько замечаний, обозначил нужное, короткое направление, и отправил на все четыре стороны. Затем вернулся к своему делу. Подумал о том, что если это его лебединая песня, если ему суждено будет погибнуть от рук мальчишки (да, ведь так и подумал, он и убийца — это один человек, и в тоже время совершенно разные люди), нет всё же угрюмого мужика — убийцы, или этой чертовой собаки Баскервилей, то никто даже ничего не будет знать. Нужно ли оставить это на бумаге? Вполне, лишним не будет.

Теперь собака, и это самый загадочный персонаж. Откуда она взялась? Ведь именно с ней связано то, что убийца может принимать, и это скорее что только в площади подвалов, образ чудовища, смеси человека и собаки. Здесь безусловно так, иначе нельзя. Собака может убивать вне подвалов. Собака и убийца — это одна сущность? Ответ: нет. Ведь об этом однозначно сказал Андрей. Нужно увидеть собаку в будущем, есть ли там она. Или её будущее воскрешает из прошлого».

Последние строчки мурашками пробежали по коже. Петр Васильевич перестал записывать. Он почувствовал, что попал в точку. Собака и убийца разные сущности, потому что находятся в разных временных плоскостях. Убийца приходит сюда, тогда и появляется эта долбанная собака, она когда-то была, она часть материи детских страхов. Ну, той же истории из книжки, ещё чего-то подобного. Вот поэтому Андрей и говорит, что собака и убийца — это разные персонажи.

Размышления накрывали. Они же опутывали тяжёлым туманом. Несколько раз мелькнула самая простая мысль, гласившая: откуда всё это, почему это стало частью моей жизни, вон же множество людей, и их это не касается.

Не касается? А Люся, Коля, Нина, девочка Надя, Лидия Петровна? Их это тоже не касается?

Петр Васильевич торопил сам себя. Слишком невероятная картина открывалась перед ним. Настолько опасная, что вряд ли можно было об этом даже подумать. Ближе к вечеру ему вновь предстояло оказаться на территории злополучного двора, чтобы Андрей провел его туда, куда доступ всем остальным надёжно закрыт.

Я уже несколько дней находился в абсолютной прострации. Я не понимал самого простого: я это или не я. Тот самый проклятый вопрос раз за разом находил меня, издеваясь, в те небольшие отрезки времени, когда моё сознание прояснялось. Этот же вопрос делал мне больно. Потому что плотным колпаком накрывало ощущение того, что всё то, что находится здесь и сейчас меня совершенно не интересует. Мне нет до этого никого дела. И лучше было бы, чтобы никаких прояснений не случалось. Моё сознание не хочет быть здесь. Оно нашло себе иное пристанище. Ему комфортно и хорошо там в прошлом. Где всё для него иначе. Где существует то, что ласкает мысли, чувства. Оно же многое даёт, ведь там я существую помимо всякого времени. Я есть и меня в тоже время там не существует.

И ведь отчётливо простреливало голову: я просто напросто сошел с ума. Но не окончательно же. Вот я закурил. Вот я согрел чай и даже принялся грызть засохший пряник. Физиологические свойства по-прежнему со мной. Пусть, что в меньшей степени. И сколько же я отсутствовал. Нужно делать пометки для самого себя. Ладно, вот телевизор. Нужно в девять часов его включить, чтобы послушать новости, там скажут какое число. Но я не помню от кого числа начинать считать. А верно ли идут часы? Может, они давно показывают не существующее время. Как же просто и даже легко и нет ничего особенного, всего навсего другая форма, и она меня вполне устраивает. Что же собака? Откуда эта собака? Пришла из соседней половины дома, пришла ещё черт знает откуда. Пришла, бегает и всех жрет. Что ей ещё делать. Но её нет в другой половине. Там только мертвый старик. Это его собака?

Чай подействовал положительно. Вероятно, потому что был горячий. Следом за чаем, я вспомнил о деньгах. Мне пока что нужны деньги. У меня были деньги, которые все мои накопления. Я поднялся с дивана. Я открыл одну из дверок гостиного гарнитура. Свет был тусклым. Работала только одна из трёх лампочек. Но мне хватало. Да и деньги, они должны быть вот здесь. К огромной радости память меня не подвела. Мои деньги меня не оставили. А значит, что ещё будут сигареты, дешёвый спирт и хлеб. Спирт мне помогает. Не совсем конечно, но на какое-то время — это точно, пока не отключусь из реальности, пока не оставлю это ненужное пространство, определенное две тысячи двадцать первым годом. Но ведь можно и без этого. Можно взять и пойти туда. Можно, обманув их всех, просто спуститься в подвал. Нет, не нужно. Неизвестно как, но этот следователь научился меня определять, чувствовать. Чушь какая, как он может ведь это территория моего сумасшествия. Нет никакого сумасшествия, потому что я одел кроссовки, потому что я вышел из дома.

Я на десять секунд остановился напротив второй половины собственного дома, но заходить туда не стал. Я лишь улыбнулся. Хорошее дело, но эти пространства существуют в реальности. И то, что множество тех, кто считают себя нормальными не имеют к этому никакого отношения, то это великое благо. Здесь было от чего испытать чувство странного восторга: им не дано, двери закрыты, а тот, кто эти двери попытается открыть, то встретиться с собакой.

Я двинулся дальше. Мой путь лежал внутри частного сектора. Я намеренно избегал выходить на центральную дорогу. Ведь там было нехорошо. Другое дело здесь. Здесь тишина. Здесь совсем не раздражает свет окон. Главное, что здесь нет людей. И если попадаются на пути, то единичные, какие-то незначительные, из того случая, когда присутствие ничем не напрягает. Другое дело, когда их много. Но ведь не стоило об этом, и я свернул в нужный проулок. Купив спирта, я подумал, что водка была бы лучше, но денег на неё уже не было. Мне нужно было экономить — и это являлось доказательством моей адекватности. Ещё те записи, мой старый блокнот. Я рад за разом начинал и заканчивал писать одну и туже книгу. Раз за разом, раз за разом, не зная и не представляя каких-то иных тем.

Чтобы купить сигарет нужно было пересечь основную дорогу. Нужно было достичь края куда как более многолюдного района. Я сделал это, сразу четыре пачки сигарет поместились в мой пакет. Там же я купил хлеб, купил две мясные консервы. Встречный ветер освежал мое лицо. Нет никакого восемьдесят третьего года. Точнее, он остался там, где и должен быть. Если бы только не собака.

Пришлось остановиться. Рядом со мной была лавочка. Вокруг лавочки, на доступном взгляду расстоянии, никакого не было. Я сел, мне нужен был отдых. Неприязненно пришло в голову, что у меня совсем не осталось физических сил. Правда, данное напоминание продержалось недолго: мне уже не нужны физические силы.

Я спал и мне снился сон. Кажется, что так это было. Лидия Петровна зашла в подвал. Она позвала меня. Но ответа не было. Она осторожно спустилась по лестнице, ещё раз меня позвала. Но вместо меня появилась собака. Лидия Петровна увидела её на расстоянии значительном, почти на всю длину прохода в левую сторону. Лидия Петровна не могла понять, её собственные глаза её же обманывали. На неё неслась собака чудовищных размеров, с открытой пастью, черная, с красными глазами. Парой секунд вполовину сократилось расстояние. Лидия Петровна развернулась, сделала каких-то три шага в сторону выхода — этого было явно недостаточно, потому что, повернувшись боком, увидела собаку прямо перед собой. Лидия Петровна успела только дико закричать, как собака сбила её с ног, как огромные клыки, обдавая горячим нехорошим дыханием, ужасной болью впились в горло. Дальше Лидии Петровны уже не было, её сознание переместилось в другие миры. Зато было огромное количество крови, жуткое утробное рычание — собака Баскервилей отрывала куски горячего мяса.

Я не проснулся в тот момент. Я подбежал к этому месту. Собака на меня посмотрела с полным безразличием. Но и я ведь не испытывал никаких эмоций. Ровно до того момента, как появились эти двое. Следователь и старик, имени которого я не смог вспомнить сразу. Тогда я ушел. Мне нечего там больше было делать. Собака уже в какой раз всё сделала за меня. Я просто спал, она меня охраняла. Или я сам пришел туда, открыл дверь в подвал, не имеющую в этом времени замков, спустился вниз, вызвал своим появлением восемьдесят третий год, а дальше…

Я не знал, я не мог ответить и на этот вопрос. Но мне было отчётливо хорошо. Мне с каждым разом было лучше и лучше. Зеркало меня не обмануло. Оно всего навсего малость забежало вперёд. Эти люди, они мне не нужны. Я совсем не против того, чтобы собака всех их сожрала.

Ночь была высоко. Как это объяснить? Звёзды, они виделись в большом отдалении. Точно что ночные тучки способствовали этому. Помогала прохлада, тот самый ветерок. Та самая тишина. Упавшая к ногам, прямо передо мною темнота. Успокоением и отрешением от существующего мира. Но нужно было подняться. Что я и сделал.

Вернувшись домой, я какое-то время там же и отсутствовал. Потому что не о чем не думал. Я дремал. Я ещё не спал, ещё не успел переместиться прочь. От того очнулся, меня потянуло к старому комоду, который я не открывал тысячу образных лет, над которым и располагалось то самое зеркало. Пришлось встать на коленки, вытягивая на себя самый нижний ящик. Здесь у меня было что-то вроде архива. Множество старых фотографий, какие-то журналы и газеты, документы всех видов, больше имеющие отношения к моим родителям, чем ко мне. И ещё много всякого из прошлой, давно минувшей жизни.

Руки сами потянулись вытащить старую картонную папку, из-под самого низа, на которой было написано моей рукой: старая квартира. Я открыл эту папку, вместе с ней переместился на диван, разместился поближе к жёлтому настенному светильнику, и стал медленно и очень аккуратно смотреть содержимое папки. Там были мои рисунки, там были школьные тетради за пятый и шестой класс. По истории, по литературе, по географии. Там же нашли себе место все школьные групповые фотографии. Я с огромным интересом рассматривал всё это. Дошел до своих детских сочинений, и тут же подумал: как же всё это сохранилось, причем ведь здесь полный порядок. Мои сочинения представляли из себя необъяснимую абракадабру. Но сейчас это не вызывало никакого отторжения, напротив, от этого становилось хорошо и легко на душе. Вот мои альбомы, куда я наклеивал фотографии из газет и журналов, фотографии на тему футбола и хоккея. Под каждым фото подпись, каждое газетное фото стало жёлтым. Другое дело — это снимки из журнала Физкультура и спорт, они точно что не изменились. Волна воспоминаний окатила меня. Я принял внутрь две порции технического самопала, я жадно закурил. Я хотел все положить обратно. Ведь остался всего один листочек, бывший в клетку, бывший чистым. Но что-то меня остановило. Я докурил сигарету, я вытащил этот листочек, перевернул его — и увидел то, что заставило меня сжаться. Там моей рукой была нарисована та самая собака Баскервилей, там имелся крайне странный текст, от которого мне стало не по себе. Но лишь на какое-то время, дальше я пришел в себя. Я всё понял. Я всё вспомнил. Давно это было, тот черный щенок, который жалобно скулил. Он не хотел умирать. Я пытался его спасти. Я делал всё, что мог, как я это понимал. Бегом, с ним на руках, я бежал на улицу Фестивальную, где находилась ветеринарная клиника. Но меня не приняли, моего друга даже не захотели посмотреть, не то чтоб оказать помощь. Да и пострадал он от людей, кто-то, видимо, ногами искалечил добрую простую бездомную собачку.

Ведь тогда, ведь после этого, я в отчаянии нарисовал картинку, в которой увидел мертвую собачонку совсем другой. Тогда мне в голову, и как бы со стороны продиктованный, пришел этот текст, который даже тогда показался мне странным. Поэтому я спрятал эту страничку, поэтому я не хотел её видеть. И ещё я очень хотел забыть, всё то, что случилось. Очень хотел забыть. Но и очень долго не мог этого сделать. Лишь в последствии, когда минули годы, когда жизнь предъявила мне такое количество дерьма, что определенного обстоятельствами, что и подаренного людьми. Тогда я забыл, забыл прочно. Выходило, что навсегда. Но нет не навсегда. Настало время и всё вернулось. В другой форме, в той, о которой я мечтал, чтобы отомстить им всем, и тем, кто виноват, и всем остальным, кто не имел к этому отношения. Но им тоже, поэтому для меня отношение они имели, ещё как имели.

По телу прошёл жар. Стало страшно и радостно одновременно. Собака вернулась, чтобы помогать мне, чтобы добром заплатить за добро. Пусть я понимаю, что это добро — это добро только в моем понимании, для них зло. Для них оплата симметрична, за зло злом. Ровно так, как я хотел, о чем я мечтал в ту ночь, когда долго не мог заснуть, когда страшно гремела чудовищной силы гроза, когда принесла она потоки холодной воды с неба, и когда за гаражами лежал мертвый маленький черный щенок, которого я утром собирался там же похоронить. Возле зелёного забора складов госрезерва, в том месте, где никто его никогда не потревожит.

Я поднялся с дивана. Я сложил назад всё то, что было в папке. Я сделал единственное изменение, положив листочек с собакой на самый вверх. Выкурив очередную сигарету, я убрал старую картонную папку обратно в комод.

Прошло несколько минут. Всё связанное с собакой не выходило у меня из головы. Как я мог забыть обо всем этом. Память — это моя большая проблема. Я очень мало чего помню, и сколько же раз этот факт становился для меня непониманием и раздражением. Сколько же всего осталось скрытого в этой бездне. Мне хотелось воспроизвести в своем сознании буквально каждый день, но вместо этого я помнил лишь короткие отрывки, больше похожие на фотографические снимки. А это была моя жизнь! Это была лучшая часть моей жизни! В которой не было столько много зла и дерьма. Только почему-то все лучшее стёрлось, оставило меня, от меня же отказавшись. И вот только тогда, когда странным образом открывались давно утраченные файлы, только тогда я мог ощутить ту атмосферу. Понять не мог, мог лишь почувствовать.

Почему собака убила девочку Надю? Это не имело объяснения, это не вписывалось в канву моих размышлений. Ведь Надя, как и я, очень любила собак. У Нади на руках был щенок. У Нади не было никаких дурных мыслей и прочего. Почему собака убила Надю? Потому что собака была голодной?

Нет же, в этом есть что-то ещё, и это что-то — это я сам, это та моя жизнь, которая случилась позднее, гораздо позднее.

Наконец-то я ощутил, что данное мне время прошло. Что ещё немного и я исчезну из этого пространства. Я засну, и ничто не сможет потревожить меня в стране моих сумасшедших кошмаров. Ничто, но разве, что этот следователь, который сумел проникнуть туда, куда дорога ему должна быть заказана. Ладно, пусть, он умрет. Все такие как он должны умереть. Все они и есть то самое вселенское зло, тот обман, та тошнотворная система. Всё зло, творимое людьми. Пусть он умрет. Пусть собака ему разорвет глотку. Он ведь очень сильно этого хочет. Если ему захотелось посетить мою страну нигде никогда.

Я отключился. Меня здесь больше не было. Я находился в заброшенном доме, в поселке Усть-Киргизка, точнее, так называлась улица. Но в народе почему-то эти места именовали поселком. Здесь было тихо. Здесь пахло старостью и сыростью. Здесь давным давно никого не было. Только маленький черный щенок, который смотрел на меня доверчивыми добрыми глазами, который обитал в брошенном доме. Был здесь один, был беззащитный, всего боялся. Ведь когда я зашёл в дом, то он прятался под кроватью. И если бы я не заметил его, когда лишь чуточку приоткрыл скрипучую дверь, то не знал бы о том, что он здесь. А так я его позвал. Он не откликался. Лишь спустя несколько минут в поле моего обозрения показался его черный нос, затем голова, а после он подполз ко мне, он вилял хвостом, он понял, что я не причиню ему никакого вреда.

Прошло минут десять. Щенок со мной играл, он запрыгивал мне на колени, он спрыгивал вниз. Он звонко лаял, его хвост крутился пропеллером. Его глаза блестели от радости. Он впервые в жизни встретил друга. И он был уверен в том, что друг никогда не обманет.

Я был на велосипеде. Я ездил на лесную речку, где в небольшом омуте поставил корчажку. Я ехал назад, и я не знаю, что потянуло меня остановиться, какая сила заставила меня войти в этот странный брошенный дом. Но сейчас я не жалел об этом, не думал вовсе. А думал о том, как мне отвезти щенка в свой двор. Но мысли мои оказались ненужными, потому что щенок бежал рядом со мной сам. Я специально ехал очень медленно, чтобы он не устал. Так мы и добрались до дома. А дальше, дальше случилась первая неприятность. Если бы не это, если бы я проявил характер, устроил истерику. Но нет, я решил подождать пару дней, в течение которых я обязательно уговорю маму, чтобы щенок жил в квартире. Это бабушка, она не захотела, она начала ворчать, она просто была в плохом настроении, вероятно, что болела.

Так случилось, я устроил своего друга в бывшей автомобильной будке, за домом 38/2. Мне помогли друзья…