Четвертый кодекс

***

Илона Линькова. Русская Атлантида, Рославль. 11 августа 1980 года (12.18.7.2.18, и 12 Эцнаб, и 1 Йакшин)

Административным центром заморских владений Российской Империи был Новоархангельск на далеком севере, но Рославль, выросший из маленькой деревянной крепостицы, окружала романтическая слава.

Илона никогда не была в южной столице Русской Атлантиды и теперь с любопытством смотрела в окно несущейся по улицам машины. Конечно, после Москвы и Святоалександровска этот город выглядел довольно компактным. Но зато он обладал множеством примет совсем иной, чем в метрополии, жизни, и особым укладом. А еще нес многочисленные следы прошедшей войны.

Над сожженным бомбежками некогда деревянным центром, который до сих пор активно отстраивался, возвышался величественный, построенный еще в прошлом веке и недавно отреставрированный после войны, Свято-Троицкий собор. Перед ним стояла несколько лет назад возведенная монументальная композиция Победы – русский солдат, ирокез, сиу и команчи устремляли штыки в поднимающегося из волн разъяренного дракона, в чьем изображении сочетались черты традиционного искусства Ацтлана и Японии. Союзников осеняли крестом святитель Иннокентий и преподобный Герман. При своей массивности и угловатой брутальности, памятник, изваянный модным московским скульптором, впечатлял. Особенно, похоже, коренных атлантов: вокруг толпились, щелкая фотоаппаратами, туристы из всех стран обоих континентов. Даже Ацтлана. Некоторые возлагали к памятнику цветы и разноцветные перья – кто-то к фигурам солдат, кто-то – Змея...

Справа грохотал порт, дальше от центра по окрестным холмам сверкал небоскребами новый город, в архитектуре которого сплелись русские и атлантические мотивы. В толпе часто мелькали русские лица, но еще больше тут было разнообразных типов атлантов и азиатов. Судя по всему, и религиозная картина была весьма пестрой: Илона замечала множество православных церквей и часовен, чуть меньше храмов Единого, типи Великого Духа, буддийских и даосских пагод. Промелькнуло даже модерновое здание «церкви обновленцев» Иосифа Джугашвили. В евразийской части империи такие можно было увидеть редко.

Черная «Волга» остановилась напротив массивного здания в стиле анасази.

- Выходи, - пригласил Илону полковник Столяров.

В пути от аэропорта, куда они прилетели спецрейсом из Новоархангельска, она вспоминала ту страшную ночь в Чикомоцтоке, когда они с Кромлехом, обнаженные и разрисованные жертвенной краской, стояли на вершине теокалли. Илона вновь чувствовала во рту замаскированный под губную помаду мини-пистолет «Поцелуй смерти», снабженный 4,5 миллиметровым патроном с отравленной пулей.

Она видела Кромлеха, в неверном свете похожего на яростного плененного демона. Девушка поняла, что Евгений не сломлен и готов сражаться. Она тоже.

Сверху раздался нарастающий звук вертолета, ягуары задрали голову. Илона освободилась от уже ослабленной веревки и выплюнула в ладонь помаду, тут же повернув предохранитель. Охранник начал поворачиваться к ней, но она была быстрее – направила тюбик к нему и резко нажала на основание.

Негромкий выстрел потерялся в реве с неба. Ягуар, которому пуля попала в глаз, умер до того, как упал. Но еще раньше Илона с места совершила отчаянный прыжок через бордюр верхней площадки теокалли, укрывшись там.

Она боялась высунуть голову, но слышала все: звуки схватки, крики: «Полиция!» И финальную фразу, произнесенную мелодичным, но очень твердым женским голосом: «Кромлех-цин, вы – пленник уэй-тлатоани Великого Ацтлана». Илона слегка приподняла голову и взглянула в лицо говорившей. Несмотря на темноту, она узнала скво, задававшую Кромлеху вопросы на встрече, а потом говорившую с ним на улице.

Следуя коротким приказаниям женщины, полицейские (если они были полицейскими) уводили пленников с пирамиды и уносили трупы. К удивлению Илоны, ее они не заметили – по всей видимости, очень торопились. Не увидели даже с заливавшего светом всю площадку перед храмом вертолета. Он, впрочем, быстро улетел. На пирамиде воцарилась тишина и тьма, слегка разбавленная лунным светом. Лишь злобно подвывал холодный ветер.

Илона была совсем без сил. Всхлипывая и постанывая от холода, осторожно ступая израненными ногами, она стала спускаться. Город внизу затих – даже его экзальтированные обитатели устали и пресытились праздником.

Девушке предстояло пройти в таком жутком виде до консульства через весь город. Но сейчас это волновало ее меньше всего. А больше всего – судьба Евгения. И следом –неизбежная перспектива в конце концов предстать для доклада перед полковником Столяровым. Если, конечно, ее не убьют по пути – сделать это сейчас было довольно просто.

Однако когда у подножья пирамиды из ниоткуда перед ней возникли две темные фигуры, у девушки сработали рефлексы – она попыталась провести прием. Впрочем, эта жалкая попытка была тут же пресечена. Илона услыхала знакомый голос:

- Отставить, подпоручик Линькова!

С рыданиями девушка бросилась на грудь своего начальника.

- Никола-ай Алексееви-ич, я все провалила, - подвывала она, орошая слезами широкую грудь полковника, глядящего ее по плечам и голове.

- Не плачь, девочка, - бормотал он, - ничего ты не провалила. Ты отлично справилась. Все хорошо, все, как нужно...

Теперь Илона молча следовала за полковником по запутанным коридорам здания главного управления ГРУ на юге Русской Атлантиды. Ее не покидала тяжелая обида на шефа. Да, она и правда блестяще исполнила свое задание – потому что ее провал изначально планировался «Стекляшкой».

- Нам нужно было, чтобы Кромлех был похищен и доставлен в Великий Ацтлан, - сурово объяснял ей Столяров в своем московском кабинете. – Противник был бы удивлен, не прикрывай мы его на Фортунах. Поэтому практикант в виде агента прикрытия был идеальным вариантом: мы так и должны были поступить, если бы не знали, что против Кромлеха готовится операция.

«Практикант-девушка, еще лучше», - горько подумала Илона.

- Но они же хотели нас убить! – воскликнула она, прожигая взглядом Столярова.

Тот помрачнел еще больше.

- Никто не мог предположить, что командир группы противника окажется настолько отмороженным, что наплюет на приказы и решит устроить ритуал вместо того, чтобы переправить Кромлеха в Ацтлан. Как только мы это узнали, я тут же организовал операцию по спасению. Поверь, это было непросто...

- А я?.. – вырвалось у девушки.

- А вы, подпоручик, давали присягу! – рявкнул шеф. – Девочка, такова наша работа, - помолчав, устало добавил он. – Я не прошу у тебя прощения, но мне жаль.

Илона молчала.

Молча они дошли до обитых кожей бизона дверей с латунной табличкой: «Генерал Таманцев». Илона в душе ахнула. Евгений Таманцев! Со времен войны – глава всей российской разведки в Атлантиде. Личность легендарная, овеянная славой сотен невероятных операций. Союзники прозвали его Таящийся Медведь – за свирепость и сверхчеловеческую хитрость.

Внешне он и производил такое впечатление. Лет ему было уже немало – в блестящей, цвета вранова крыла, шевелюре обильно пробивалась седина. Но он по-прежнему возвышался над собеседником, как старая секвойя, двигался гибко и стремительно, сверкал черными глазами из-под густых бровей на смуглом лице с орлиным носом.

- Знакомьтесь, - быстро проговорил он.

В его речи звучал неистребимый южнорусский акцент.

- Представитель союзников.

Илона повернулась к вставшей из-за стола женщине, и ее рука дернулась к пистолету.

Это была она – та самая скво из Чикомоцтока, захватившая Евгения!

Но жесткий голос генерала заставил Илону застыть на месте.

- Ленмэна Хингахгок, младший сагамор разведки Ирокезской Конфедерации.

Благой с Езоэевели. Эгроссимойон, около десяти миллионов земных лет назад

Пыль, песок, камень, камень, камень – и ничего кроме... Много суток минуло с тех пор, как Благой и еще двенадцать эгроси вышли из глубокого колодца на склоне великой горы в районе экватора – одной из четырех великих гор планеты. А до того несколько суток поднимались они от Гротов – где по системе лифтов, где собственными конечностями. На половине пути пришлось надевать скафандры из легкого, но прочного сплава – дальше была разреженная атмосфера Эгроссимойона, жестокая стужа, смертельно низкое давление, ни капли воды и убийственная радиация аделинаам. Эгроси были приспособлены к этим условиям гораздо лучше людей, но даже они могли прожить на поверхности без скафандра лишь несколько минут – потом умирали от удушья и декомпрессии, не успев испытать все прелести жесткого излучения.

Ничто живое не могло долго существовать здесь, разве что пара-тройка видов особо жизнестойких микробов. Но для эгроси – даже по прошествии миллионов лет со Дня гнева – это по-прежнему был их родной мир, на сухой и пыльный костяк которого они взирали с нежностью и болью.

Барахтаясь в похожем на песок сухом снегу, они долго спускались с мертвого древнего вулкана, справа все время видя соседний – застилающую горизонт громадную гору. А потом увидели еще две, а в самой дали за ними громоздился умопомрачительный массив четвертой – самой великой. Кромлех раньше не видел подобных, да и не было никогда таких на Земле. Не очень подкованный в астрономии, он, тем не менее, знал, что нет таких и во всей Солнечной системе.

Когда-то это было священное место всех эгроси, алтарь Эгроссимойона, место жреческих городов и великих храмов. Издревле здесь возносились молитвы Аделинаам, сюда перед коронацией совершали пешее паломничество все императоры, чтобы вымолить себе достойное правление и вечную память в веках. Большинство из них было уже забыто... Теперь здесь царил тот же угрюмый хаос, что и на всей планете-могильнике, лишь кое-где торчали осыпавшиеся руины монастырей и храмов – словно осколки зубов в челюсти черепа.

Марс, к удивлению Кромлеха, не был красными. Вернее, был, но не только: красновато-коричневато-киноварных оттенков более чем достаточно, но вместе с ними были и желтовато-охристые, и пурпурные, и лиловые, даже зеленые и голубые породы, перемешанные самым прихотливым образом. Причудливая пестрота здешнего мира несколько примиряла душу с его мертвящей сущностью.

Монотонному пути среди скал не было конца. Низкая гравитация и сильные нижние конечности давали эгроси возможность передвигаться очень быстро – мощными низкими прыжками. Но и для них спуск был великим испытанием, а привыкший к ласковой водяной среде Гротов Благой ужасно мучился, неуклюже подпрыгивал, спотыкался, останавливался отдышаться. Впрочем, его спутники чувствовали себя немногим лучше – они тоже впервые вышли под открытое небо своей планеты.

- Держись, Благой-дио, - возникла в его мозгу ободряющая мысль одной из его спутниц – юной, не больше шестидесяти, Леэнмиин.

Евгений послал ей мысленную улыбку – девушка нравилась ему своей нечастой среди эгроси непосредственностью. Прочие его товарищи по паломничеству этим качеством страдали в очень малой степени. Да хадж и не предусматривал ни малейшего легкомыслия. Хотя бы раз за жизнь – а лучше несколько раз – всякий верующий в Аделинаам и в благости ниспосланный им День гнева обязан совершить тяжелое паломничество из Гротов в Аделин-виири, древнюю столицу павшей империи, чтобы вознести там свои молитвы в ходе печального и изощренного ритуала.

Много лет минуло с беседы в гротах познания с таинственным эгроси, которого Кромлех сейчас склонен был считать призраком, созданным его собственной психикой, чтобы осмыслить непостижимые людским сознанием категории. Тогда Евгений еще не был полноценным эгроси, а гораздо больше – человеком. И дело не в том, что общество Гротов отвергало его – совсем нет: эти существа, похоже, не обращали внимания на то, что он инопланетянин. Он мог бы спокойной жить здесь, предаваясь лишь познанию. Но Евгений сам хотел утвердить себя в этом мире. Поэтому он записался в корпус стражей Гротов и ушел сражаться с «молодью Тайишаиш» – потомками храбрых и жестоких пиратов острова Гриизийя.

Пока паломники молча с натугой тащились по скалам, в памяти Благого вставали военные картины.

...«Варисс!» – вспыхнуло в его мозгу резкое предупреждение командира.

Благой быстро натянул защитную маску, прижался ко дну грота, отключил дыхание и плотно сжал жабры.

Варисс – отравляющее вещество, которое выпустили враги, засевшие в атакованном его боевой группой укреплении, пойдет в основном по верхним слоям воды. А вот близ дна есть хороший шанс остаться в живых. Выше – почти нет.

Изжелта-лиловые маслянистые космы варисса распространялись неторопливо, но неуклонно. Это было жуткое оружие, запрещенное общим советом Гротов много веков назад, но все равно периодически используемое в здешних скоротечных и жестоких войнах.

Главное – выдержать, не поддаться безумному жжению. Кожа потом восстановится, но если отрава попадет на внутренности, они превратятся в отвратительное желе. И тогда – мучительная смерть. Эгроси могли не дышать очень долго – дольше, чем варисс сохранял в воде свои ядовитые свойства. Но от него плавилась их кожа и это причиняло такую невыносимую боль, что жабры рефлекторно раскрывались. Тогда яд попадал в организм, выжигая его изнутри.

Благой видел, что двое или трое его товарищей уже безжизненно болтаются в воде. Перед этим его мозг терзали их отчаянные, исполненные жуткой мукой предсмертные сигналы.

«Смерть-и-свет Аделинаам!» - вырвалась у Благого полумольба-полупроклятье, и он, пружинисто извиваясь могучим хвостом и помогая перепончатыми руками, рванул через зараженные слои к позициям противника.

Боль была ослепительно-безумной, но он каким-то образом смог отделить ее от себя и потому выдержал.

Враги тоже прижимались ко дну, чтобы не попасть под собственный яд – варисс мог повернуть, куда угодно. Поэтому по Благому никто не выстрелил – иначе легко убили бы его в упор. Вместо этого в упор стал стрелять он – когда проскользнул во вражеский дот. Несколько мертвых солдат противника оторвались ото дна и стали всплывать. Другие, не обращая уже внимания на опасность ожогов, бросились на него.

Одного он успел ужалить в лицо под защитным забралом, выбросив длинный жесткий боевой язык. Противник мысленно дико закричал, ослабел и разжал захват. Но второй гриизьи ударил Евгения в бок коротким трезубом, проломив кирасу и нанеся обширную рану, а третий нацелился раскроить ему шлем и голову широкой полулунной секирой без древка, которую сжимали обеими руками и били сверху вниз.

Благой терял сознание, когда увидел солдат эгроси, бросившихся за ним в атаку и убивающих гриизьи. Потом настало небытие.

Подвиг Благого-дио был прославлен краткой воинской церемонией. На восстановление после страшных ранений ушло около двух лет...

Но и после того, как он вернулся в но-Аделин, подземную столицу – уже как герой войны, – он не ощутил себя истинным эгроси. Внутри его продолжал жить все тот же Женька Кромлех – любопытный, упорный, внимательный, открытый всем чудесам мира. И ему не было места в этом странном мире.

Но ведь зачем-то он сюда попал?.. И ведь он читал послание из прошлого себе от самого себя. Из земного прошлого, из совершенно конкретного места и времени.

Значит, он должен был вернуться на Землю и продолжить свой путь. Хотя бы для того, чтобы узнать, имеет ли все это какой-либо смысл, в отношении чего Кромлеха посещали серьезные сомнения...

Насколько он выяснил, каждый Прохожий открывал портал в Нэон-гоо сам и в любом месте. Но было совершенно непонятно, как они это делают. И другие эгроси избегали разговаривать на эту тему, особенно члены касты жрецов-ученых – вежливо, но твердо давали понять, что не хотят говорить об этом.

- Аделинаам коснется тебя если – постигнешь. Не коснется – нет, - говорили они.

Оставалось одно – спросить у других Прохожих...

Первое время он думал, что их сейчас нет на Эгроссимойоне, однако постепенно до него дошло, что термин «развоплощение» означает вовсе не смерть, а переход в некую иную форму существования. Судя по всему, прочие эгроси пребывали в полной уверенности, что эти существа жили и действовали сейчас, причем могли существовать как в Гротах, так и на поверхности. Особенно в развалинах древней столицы.

Относились к ним вовсе не как к богам, а просто как к неким могущественным личностям. Причем они могли проявляться в жизни Гротов, а могли просто вести параллельное существование, не вмешиваясь в дела эгроси. Даже гриизьи – Евгений разговаривал с пленными – воспринимали Тайишаиш не как богиню, а как своего военачальника, некоторые уверенно рассказывали истории о встречах с ней.

Более того: похоже, и от него, Благого, ожидалось, что рано или поздно он тоже развоплотится, присоединившись к этой странной компании.

В любом случае больше всего историй о встречах с этими существами приходило от паломников в Аделин-виири. Значит, решил Евгений, ему нужно туда.

...Спустившись в предгорья, они обрели транспорт. Здесь располагалась «впадина отдыха» - небольшой оазис для паломников, существование которого поддерживалось орденом Ириасси. Труд ириасис был опасен и тяжек – они снабжали такие оазисы водой, кислородом и припасами, сохраняли машины в рабочем состоянии. За это в Гротах они вели роскошную жизнь на налоги, собираемые в их пользу со всего подземного населения. Им платили все, вне зависимости от принадлежности к враждующим народам и группам. А члены ордена для всех были неприкосновенны. Правда, и жили они вдвое меньше, чем прочие эгроси – если не гибли еще раньше от всевозможных ужасов поверхности.

«Впадина отдыха» представляла собой древнее углубление от удара небольшого по местным меркам метеорита, почти со всех сторон окруженное скалами. Дно было выровнено, в нем выкопали жилые помещения, склады для припасов и гаражи. В последних стояли машины – огромные платформы с вместительными кабинами, поставленные на некое подобие гусениц. Шли они крайне медленно, борясь с пересеченными путями планеты, но позволяли загрузить себя количеством продовольствия, воды и кислорода, достаточным для пути туда и обратно.

Вдобавок на них было оборудовано что-то вроде пассажирских мест – заполненные обогащенной кислородом водой баки, в которых выбившиеся из сил паломники могли отдохнуть несколько часов, по очереди восстанавливая силы. В общем, без этих машин дойти на развалин древней столицы не удалось бы никому.

Отдых был сладостен, но короток, и группа продолжила движение. Теперь путь лежал по грандиозной системе каньонов, следу какой-то всепланетной катастрофы незапамятных времен, произошедшей задолго до Дня гнева. Во влажные имперские эпохи тут был глубоко врезавшийся в материк океанский залив с высокими крутыми берегами. Это была южная граница империи и «край мира», за которым тянулись бесплодные земли юга, где обитали странные существа.

Но сейчас это стало куда более удобной дорогой к их цели, чем путь по нагорью. Среди безумного разноцветья стен гигантского разлома, вздымающихся к желтоватым от вечной пыли небесам, движение шло тяжело, но неуклонно. И здесь, в глубине каньонов, было немного теплее и сохранялось более приемлемое для эгроси атмосферное давление. Паломники бежали вровень с ходом машин, иногда помогая им преодолеть особенно замысловатые каменные ловушки. Периодически кто-то из путников забирался в капсулу с водой и погружался в тяжелое оцепенение. Прыгающий бег эгроси был ровен и неуклонен – так миллионы лет назад маршировали когорты закованных в сталь воинов империи, завоевывая все новые пространства. Злой ветер пытался порвать знамена, искрились под огненным взором Аделинаам наконечники тысяч пик, устремленных в небо, величественно плыли над войском влекомые вымершими гигантами-дриизисс дальнобойные катапульты, в прах обращающие стены вражьих городов...

Человек, живший в глубине рептилоидного тела Благого, испуганно сжался, раздавленный грандиозностью окружающего пейзажа. Но потрясены были и его спутники. Путь проходил в почти полном молчании, лишь изредка паломники перебрасывались ментальными сигналами. С каждым прыжком они все более погружаясь в мистические переживания. Эта нарастающая экзальтация создавала вокруг группы ощутимую ауру, в которой невозможно было различить каждое отдельное существо. В этом отношении все тринадцать стали единым целым, совершающим некое деяние невероятной важности. И Кромлех ничем не отличался от них – было уже неважно, эгроси он или человек, путь к Аделин-виири встроил его в свою мелодию.

Мистицизм сопровождал всю жизнь эгроси. Не такой, как на Земле – рассказы о чудесах, смутные предчувствия, яркие вспышки экзальтации у отдельных духовидцев. На Эгроссимойоне духовные проявления были неотъемлемой частью общественной и личной жизни. Очевидно, это коренилось в телепатическом способе общения. Сперва Кромлеха это поражало, но потом он привык и уже не мыслил существования без частого проникновения души за грань этого мира. И сейчас присоединиться к медитативной ауре для него было все равно, что влить свой голос в строевую песню марширующего отряда.

Но аура эта была тревожно жесткой, с тонами страха, ярости, гнева. Настоящий ментальный гимн ушедшей империи – сверкающей под лучами безжалостного светила в оскаленной пустоте вселенной, жадной до завоеваний и крови, лютой от нависшей угрозы смерти. Еще в глубокой древности эгроси осознали истинные масштабы космоса и себя по сравнению с ним. Потому в своем архетипическом представлении они ощущал себя не венцом природы и центром мироздания, но малозаметными существами перед ужасным ликом космического великана. Отсюда страх и отчаяние, переходящие в жестокость и равнодушие, возведенные в достоинство высоких религиозных принципов.

Кромлеху было некомфортно в этом колючем эгрегоре, но он вынужден был испытывать те же переживания, что и его спутники. Чтобы защититься, он вызвал в память другую ауру, в которую влился некогда в Гротах, и душой потянулся к ней.

Было это на второй год его службы в войсках. Очередная война с гриизьи шла с переменным успехом. Вообще, война в Гротах сильно отличалась от войн на поверхности. Здесь невозможны были действия больших войсковых масс, масштабные маневры. Почти не применялось оружие массового поражения, поскольку могло нанести одинаковый урон обеим сторонам. Варисс был исключением, так как очень быстро терял в воде ядовитые свойства.

Так что все сводилось к столкновениям небольших групп воинов с легким вооружением, что часто заканчивалось рукопашной. Постоянно шла борьба за опорные пункты, которые одна сторона удерживала, а вторая пыталась захватить. В одном из таких укреплений часть Благого оказалась запертой и отрезанной от основных сил аделин-эгроси.

Ситуация была печальной – через несколько часов гриизьи атакуют превосходящими силами, и все защитники крепости будут уничтожены. После того, как массовые жертвоприношения в Гротах отошли в прошлое, пленных брали редко.

Перед боем каждый эгроси по-своему переживал скорый конец своего существования. Лишь немногие предавались радостям жизни: наслаждались икрой и пастой из планктона, или втягивали через жабры имеющую легкий наркотический эффект жидкость. Большая же часть солдат расслабленно плавала в разнообразных причудливых позах, отдавшись внутренним переживаниям.

Человек решил бы, что тут царит безмолвие. Но подключенный к телепатическому полю эгроси Кромлех воспринимал все это, как непрерывный галдеж и цветовой хаос. Многие общались с далекими родными, прощались с ними, экспрессивно произносили последние слова. Другие погрузились в глубокую медитацию, и до Благого доносились обрывки их видений – картины космоса или далекого прошлого планеты. Большая группа во главе с боевым жрецом собралась на службу Аделинаам. Там телепатически воспроизводили длинный заунывный хорал Вечному светилу, перемежающийся древним ритуальным восклицанием: «Слушай голос Огня!»

Кое-кто даже обращался к развоплощенным Прохожим. Это были не молитвы, а именно просьбы о вмешательстве. Говорили, иногда они и на самом деле помогают, но Кромлех с этим еще ни разу не столкнулся. Его же самого – хотя вся часть знала, кто с ними служит – никто о помощи не просил. Очевидно, от еще не развоплощенного таковой изойти никак не могло.

И тут до Евгения донеслось нечто странное и одновременно удивительно знакомое.

- Вы – соль вод сих. Но чем осолить соль воды, коли покинет сила ее? Нужды отныне нет в ней, и извергнут эгроси ее в мутный канал. Так и свет, который в вас – свет эгроси, чтобы видели его. А если станет свет темным, не увидят. Так – ибо свет темный извергнуть надлежит во тьму-пустоту.

Небольшая группа солдат собралась вокруг старого ветерана, покрытого причудливой сетью черных узоров и боевыми шрамами. Он мысленно произносил эти слова, очевидно, цитируя какую-то книгу, которую знал наизусть. В руке он держал короткое трезубое копье, обычное оружие солдат Гротов. Однако это было богато украшено драгоценными камнями и раковинами.

Евгений почувствовал вдруг, что его душу охватывают тепло и уверенность. Ему почему-то захотелось влиться в ментальное облако этой группы солдат и утвердиться в нем.

Но он знал, что не может – это были последователи Безымянного. Давно прошли времена гонений на них, разве что среди гриизьи это учение было официально запрещено, однако даже некоторые из них ему следовали. Во всех остальных Гротах мысли, за которые тысячелетия назад убивали, теперь думать разрешалось. Однако и сейчас секта Безымянного имела лишь небольшое число последователей, а мыслящие это учение остальными эгроси воспринимались с некой брезгливой жалостливостью. О них не принято было говорить, словно они страдали постыдной неизлечимой болезнью. И вообще не принято было говорить про Безымянного и его мысли.

Сама же секта оставалась узким кругом посвященных, вступить в который стороннему было крайне тяжело. Обычно принадлежность к ней была семейной. Поэтому Евгений мог сейчас лишь ловить сигналы, пробивающиеся сквозь телепатический гомон.

- Так – свет ваш увидят эгроси сквозь добро ваше творимое. Так услышит вас Отец Вселенной. Но если свет ваш гаснет, то погрузитесь в мрак изначальный. Так – свет, став тьмой, тьмы темнее!

Ветеран воздел копье, собравшиеся вокруг солдаты склонились и принялись совершать причудливые жесты, похоже, имитируя пронзание самих себя.

- Копье, светлое кровью Сына, убитого и воскресшего, - возгласил ветеран, который, видимо, был чем-то вроде жреца.

Потом он продолжил мыслить из древней книги:

- Тесны-извилисты тоннели, ими же ко Всеотцу плывем. Мало плывущих, доплывших меньше намного. А не ищите тоннелей иных – ложь. Так! Проходящих оттуда лживых бойтесь – не делить вам вод их!

Это прозвучало грозно, и Благой слегка вздрогнул. Он не сознавал, что его рука прикасается к груди в том месте, где на Земле у него висел крест.

- Всеотцом, и Сыном Его, и Силой Его! Яснодева, утеши нас! Так, – завершил жрец, и его паства вновь принялась совершать свои ритуальные движения.

Их общая аура вспыхнула мягким золотистым светом, и Евгений на мгновение погрузился в великий покой. Но это ощущение быстро ушло.

Тремя часами спустя в тыл осаждающим гриизьи ударили пробившиеся на помощь своим сквозь заваленные древние тоннели и толщи породы аделин-эгроси. Они разгромили противника и спасли защитников крепости. И больше Благой никогда не видел службы Безымянному.

...Очнувшись от видений прошлого, Евгений осознал, что шествие паломников остановилось, и аура их общей молитвы развеялась. Его спутники смотрели на него, не подавая никаких сигналов, ничем не выражая осуждения. Но он вновь ощутил себя излишним здесь.