Четвертое уравнение

Глава 21. Новая жизнь

Белоглазов оказался трусом, как и все жадные до чужого успеха подонки. Операция по его пленению прошла без сучка и задоринки. Внезапное появление Воронцова в лаборатории настолько его шокировало, что он даже не пытался бежать. Хотя, может быть, в его покорности отчасти была заслуга Андрея. Он вышел из-за укрытия немногим позже Владимира и нацелил шокер на виновника, пусть и косвенного, гибели своего отца.

Владимир повалил Белоглазова на пол. Оторвал рукава от его халата и одним из них связал негодяю руки, а другим заткнул рот вместо кляпа. Потом позвонил в службу безопасности, рассказал о причине звонка и попросил найти Коршунова.

– Ну вот и все. Скоро они будут здесь. – Владимир убрал телефон в карман. – Спасибо! Ты сохранил мне друга… да что там, спас мою жизнь. Не представляю, как бы я жил с таким грузом на душе.

– Видимо, хреново, раз столько лет, сил и здоровья угробил на исправление ошибки. Но знаешь что? Не стоит благодарности. В первую очередь я старался для себя. – Часы на руке завибрировали. Андрей мельком глянул на пульсирующее красным табло и хитро подмигнул: – Я же сказал: меня не будет, когда отец придет в лабораторию.

Позади раздалось шипение, похожее на звук выходящего из проколотого колеса воздуха. Андрей, согнув здоровую ногу в колене, наклонился и положил шокер на пол перед собой. Владимир подошел и, как только Андрей выпрямился, крепко обнял его:

– Прощай! Надеюсь, эта встреча не последняя и мы не раз еще увидимся в будущем.

– Я тоже на это надеюсь. – Андрей похлопал его по спине, развернулся и поковылял к растущему в размерах облаку. Шагнул в портал и через мгновение услышал тревожный визг тормозов.

Он пришел в себя от прерывистого пищания и приглушенного шепота. Говорили двое: пожилой мужчина и молодая женщина. Голоса показались знакомыми, но он не мог с ходу вспомнить, кому они принадлежат. Открыл глаза, увидел высокий белый потолок и казенный светильник с плафоном в виде матового шара. Повернул голову в сторону, откуда доносились звуковые сигналы, и понял – он в больнице. Кардиомонитор в изголовье его койки с завидной регулярностью рисовал бегущие по экрану зигзаги, сопровождая пронзительным писком каждый удар сердца.

– Очнулся! – Торопливо застучали каблучки, и над головой Андрея нависло красивое лицо Светланы, младшей сестры его бывшей пассии. Сестры той самой девушки, из-за которой он когда-то покинул дом и больше ни разу не виделся с матерью. Марина ушла от него три года назад, сказав, что зря потратила на него драгоценное время своей жизни, так что сейчас он меньше всего ожидал увидеть ее родственницу.

Андрей удивленно округлил глаза и смотрел на Светлану, как на привидение.

– Ты что здесь делаешь? – наконец-то выдавил он из себя сиплым, будто простуженным, голосом.

– Я приехала сразу, как только узнала об аварии. – Светлана прерывисто вздохнула и прижала кулачки к пухлым, аккуратно накрашенным алой помадой губам. Большие серо-зеленые глаза лучились любовью. Кончики длинных каштанового цвета волос почти касались его лица. Он учуял приятный аромат ее духов и вспомнил, что когда-то дарил подобные Марине.

«Может, это они и есть?» – подумал он и спросил:

– Какой аварии?

Снова послышался звук шагов. На этот раз степенный. Мужская рука легла на плечо Светланы. Через мгновение Андрей увидел Владимира Александровича, и его глаза еще сильнее округлились. Приемный отец лет на десять помолодел со дня их последней встречи. Глубокие морщины на щеках и возле глаз разгладились и казались налипшими на лицо паутинками. Седина исчезла, а волосы стали гуще. На плече Светланы лежала его правая рука, и это был не бионический протез.

– Классно выглядишь, отец.

Владимир Александрович и Светлана переглянулись: в его глазах промелькнуло удивление, в ее – тревога.

– Хорошо тебя головой об асфальт приложило, раз крестного с родным отцом перепутал, – прогудел Владимир Александрович, наклонился к Андрею и левой рукой похлопал по одеялу на его груди: – Чего под колеса бросаешься, дурик? Жить надоело? Как черт из табакерки выскочил перед моей машиной на дорогу. Еле руль успел вывернуть.

– Да я… – Андрей поморщился, лихорадочно путаясь в мыслях. Приемный отец теперь крестный. Неужели он действительно поменял прошлое? – Извини, так получилось.

– Получилось у него, – сердито проворчал Владимир Александрович, но Андрей по глазам видел, что он не сердится. – Ты объясни, что за балахонистый костюм на тебе был?

– Да это… понимаешь… дезинсекцию на работе проводили… не успел переодеться.

– При чем здесь ты?

– Денег хотел подзаработать. Лишними не будут.

Владимир Александрович снова переглянулся со Светланой. Андрею показалось, он ей подмигнул.

– Теперь понятно. Надышался химии всякой, вот и кидаешься под машины. Технику безопасности соблюдать надо, противогазы надевать, респираторы всякие, тогда и проблем не будет. – Владимир Александрович покачал головой: – Ох, молодежь-молодежь, ничего-то вы не думаете, не бережете себя. Живете, как будто запасная жизнь в кармане лежит.

– Как ты меня напугал! – всхлипнула Светлана. – Что ты творишь? Мне нельзя нервничать в моем положении!

– Каком положении? Ты беременна? – Светлана кивнула. Андрей увидел ее смущенную и вместе с тем радостную улыбку, слегка поднял уголки губ. – Поздравляю. От кого? – равнодушно поинтересовался он.

– Очень смешно, – фыркнула Светлана и надула губки. – Ващета обидно такое слышать от мужа.

– ОТ КОГО?!

Звонкое эхо рикошетом отскочило от стены и растворилось в снежной белизне потолка.

В коридоре послышались топот ног и взволнованные голоса. Шаги стремительно приближались. Спустя несколько секунд дверь распахнулась, и на пороге появились мать с отцом. Андрей сразу узнал его, хоть он и выглядел лет на двадцать старше себя с той фотографии. Мать кинулась к сыну, села на стул рядом с его койкой и о чем-то зашептала, поглаживая его по плечу. Отец обратился к вошедшему следом за ним в палату мужчине средних лет в белом халате и медицинской шапочке:

– Как он?

Доктор сунул руки в карманы и посмотрел на собеседника, сверкая позолоченной оправой стильных очков.

– Состояние стабильное. Переломов нет. Ваш сын отделался легким испугом, ушибами, ссадинами и сотрясением головного мозга. Придется подержать его под наблюдением пару недель. Все-таки он прибыл к нам в бессознательном состоянии, а это тревожный симптом.

– Валера, прости. – Владимир Александрович прижал правую руку к груди. Он убрал ее с плеча Светланы, когда услышал знакомые голоса за дверью.

Доктор повернулся к нему, и его глаза скрылись за отражением крохотных окон в прямоугольниках узких стекол.

– Вам не за что просить прощения. У вас отличная реакция. Если бы вы замешкались хоть на долю секунды, ваш друг беседовал бы со мной не здесь, а в морге. – Доктор растянул губы в дежурной улыбке и продолжил прерванный разговор с отцом Андрея: – У вашего сына воспаленная рана на правом бедре, но она не связана с аварией. Не знаете, где он мог ее получить? – Коршунов помотал головой. Доктор покивал, словно он и не надеялся получить другой ответ. – Извините, вынужден вас покинуть. Пожалуйста, долго не задерживайтесь в палате. Пациенту нужен покой.

Доктор кивком попрощался со всеми разом и вышел за дверь.

– Мама, папа, как я рад вас видеть. – Андрей положил правую руку на колено матери, а левой сжал кончики пальцев отцовской руки, когда тот подошел к нему. Слезы катились по его щекам. Он улыбался и чувствовал себя самым счастливым человеком на Земле.

Андрея выписали через две недели, как и обещал лечащий врач. Из больницы его забирали отец и Владимир Александрович. Приехали на машине крестного, как теперь называл отчима Андрей, потому что у отца не было прав и он не собирался их получать.

Светланы с ними не было. Вместе с мамой Андрея она с раннего утра готовилась к возвращению мужа домой.

Еще в больнице, сославшись на некоторые провалы в памяти, Андрей выяснил, что они поженились в тот же год, когда он в предыдущей реальности ушел из дома, и одной большой семьей жили в родительской квартире. В сформировавшейся после его вмешательства в прошлое новой исторической последовательности он познакомился с Мариной после того, как встретил ее младшую сестру в кафе, куда забрел с однокурсниками отметить успешное завершение первого семестра. У Марины на тот момент уже был парень, так что их судьбы благополучно разошлись в разные стороны. Но даже если бы ее сердце оказалось свободно, Андрей все равно не стал бы с ней встречаться. В этой реальности он влюбился в будущую жену с первого взгляда и непременно хотел связать с ней дальнейшую жизнь.

– Не боишься? – Владимир Александрович открыл заднюю дверь черной старенькой «Волги», когда Андрей спустился с крыльца и подошел к встречающим его мужчинам.

– Чего?

– Машины. Вдруг у тебя психологическая травма. Все-таки ты был на волосок от смерти.

– Володя! – укоризненно сверкнул глазами отец.

– А что я такого сказал? – удивленно развел руками Владимир Александрович.

– Нет у меня никакой травмы. Поехали домой. Я по всем соскучился и есть хочу. – Андрей нырнул в салон «Волги», удобно устроился на заднем сиденье и захлопнул за собой дверь.

Он с головой окунулся в счастливую жизнь, но расплата за игры со временем не заставила себя ждать. Спустя две недели отец рано утром ушел на работу. Синий «мерседес» с заляпанными грязью номерами сбил его на перекрестке, когда он переходил дорогу на разрешенный сигнал светофора, и скрылся в неизвестном направлении. Вместе с ним по желто-белой чересполосице пешеходного перехода шел молодой парень. Он успел отскочить за секунду до происшествия, а отца от сильного удара подбросило в воздух и перекинуло через машину.

Как потом выяснили прибывшие на место трагедии врачи «скорой помощи», отец скончался от полученных при столкновении с машиной травм и уже мертвый упал на дорогу.

Мать Андрея хватил удар, когда ей позвонили из морга, куда доставили жертву ДТП, и сообщили о гибели мужа. Светланы в то время не было дома. Она ушла в женскую консультацию незадолго до звонка и вернулась через три часа, по дороге зайдя в магазин за продуктами.

Светлана вошла на кухню с пакетами в руках и сильно испугалась. Нервное потрясение плохо сказалось на ребенке. У нее случился выкидыш, но не в тот момент, когда она обнаружила свекровь лежащей на полу кухни лицом вниз, а двумя часами позже.

Светлана решила не звонить Андрею на работу в надежде, что все обойдется. Вызвала «неотложку» и стала ждать приезда врачей.

Когда медики приехали, оказалось, что свекровь уже умерла от последствий инсульта. Светлана посчитала себя виновной в ее кончине, потому что покорно сидела в ожидании врачей и ничего не делала. Тогда-то и произошел выкидыш.

Бригада «скорой» смогла остановить кровотечение, но все равно Светлана потеряла много крови. Ее экстренно доставили в больницу, положили в реанимацию. Врачи несколько часов напряженно боролись за ее жизнь, но спасти так и не смогли.

Потеря в один день родителей, жены и будущего ребенка стала для Андрея тяжелым испытанием. Он запил. И если первые несколько дней еще как-то держался, решая связанные с похоронами вопросы, то после поминок окончательно слетел с катушек.

Из почти двухнедельного запоя Андрея вытащил Владимир Александрович. Он сделал бы это раньше, но сам слег в больницу после столь ужасных новостей, и навестил крестника в первые часы после выписки.

Воронцов долго звонил в дверь той самой квартиры, в которой он жил с Ниной до вмешательства Андрея в прошлое. Он решил, что сын его погибшего друга куда-то ушел, и на лифте спустился на первый этаж. Пересек просторную площадку с ровными рядами почтовых ящиков на исписанной каракулями стене и нажал кнопку электронного замка сбоку от входной двери в подъезд.

Две бабули сидели на лавочке и о чем-то беседовали, наблюдая за купающимися в пыли воробьями. Пять минут назад они признали в Воронцове частого гостя семьи Коршуновых, заверили, что Андрей у себя в квартире, и пожурили за неторопливость:

– Молодой человек такое горе пережил, а вы только сейчас решили его проведать, – неодобрительно сказала бабка в фланелевом халате с забавными котиками и тапочках на босу ногу. – Раньше-то чуть ли не кажий божий день в гости бегали. Ни стыда, ни совести в вас нету.

– А еще строите из себя ителихента, – поддакнула другая старушка в лоскутной жилетке поверх коричневой вязаной кофточки с металлическими пуговицами. Узловатые пальцы ее сухощавых рук лежали на обтянутых темно-синей шерстяной юбкой коленях и казались паучьими лапками. Она, как и ее подружка, поджала бледные губы и сердито зыркнула на Воронцова.

– Вы твердо уверены, что Андрей дома? – спросил Владимир Александрович у Глафиры Степановны, а может, у Зинаиды Прокопьевны. Он частенько путал бабулек, называя Зинаиду Глафирой и наоборот. Бабульки сердились на неуважительное, по их мнению, отношение к себе, поэтому он предпочитал общаться с ними исключительно на «вы» и без упоминания имен.

– Хдеш ему ишо-то быть, касатик? Опять напился поди и спит себе. Он из дому только за водкой выходит. Другие-то на его месте в церкве кажий день за умерших молются, шоб им на том свете хорошо жилося, а этот все пьет, никак запиться не может, – сказала та же бабуся, что совсем недавно отчитывала Владимира Александровича за черствость.

– Алкаш он! – со знанием дела заявила ее соседка.

Воронцов понял: им все равно о ком судачить, лишь бы найти повод. Он развернулся и потопал вверх по ступенькам, крепко держась за перила и тяжело, с присвистом, втягивая в себя воздух. Пережитый стресс и почти две недели на больничной койке плохо сказались на здоровье. Владимир Александрович осунулся и постарел. Его мучила одышка и слабость в ногах. При выписке доктор рекомендовала как можно больше гулять, тогда организм окрепнет и плохие симптомы пройдут сами по себе. По этой причине он отправился к Андрею на общественном транспорте, а не поехал на машине.

– Даже спасибо не сказал. Грубиян! – сердито бросила ему в спину бабка в халате с котиками. Владимир Александрович сделал вид, что не услышал, набрал код на входной двери и шагнул в подъезд.

– Вот и помогай после этого людям, – поддержала подружку бабуся с похожими на пауков костлявыми ладонями.

На этот раз Владимир Александрович не только жал на кнопку звонка, но и барабанил в дверь до тех пор, пока Андрей не проснулся.

В квартире послышались шаркающие шаги, и Андрей заспанным голосом спросил:

– Кто там?

– Я! Открывай!

Андрей, видимо, долго не мог нащупать барашек замка. Воронцов слышал, как сын покойного друга скребет ногтями по внутренней облицовке двери. Наконец раздался щелчок, дверь открылась, и парень одной ногой шагнул за порог.

– Посмотри на себя! – сердито прошипел Владимир Александрович, схватил крестника за воротник заблеванной рубахи, втолкнул в прихожую и сильно встряхнул. Ткань лопнула с оглушительным треском. – Разве твоя жена и родители этого заслужили?

– Имею право! Ты кто такой, чтобы мне запрещать?! – пьяным голосом заорал Андрей и вздрогнул от ожегшей щеку оплеухи.

– Твой крестный, вот кто! Теперь я тебе вместо отца, и – знаешь что? – ни черта ты не имеешь! Ты только позоришь память об умерших безобразным поведением! Пьешь, как последняя скотина! О тебе соседки каждому встречному талдычат, что ты алкаш!

Владимир Александрович говорил резко, отрывисто, будто забивал гвозди. Андрей смотрел на него с пьяной ухмылкой, а когда крестный умолк, жадно хватая воздух бледными, будто покрытыми пленкой губами, икнул и утробно выдохнул.

– Ну и пусть. – Он булькнул горлом и шумно сглотнул. – Мне плевать, что они там несут. Дуры безмозглые!

Владимир Александрович скривился от неприятного запаха перегара и помахал рукой перед носом.

– Зато мне не плевать. Живо пошли в ванную.

– Нет, – мотнул головой Андрей. Сальные волосы упали на глаза. Он провел по лбу рукой, смахивая грязную челку в сторону. – Не пойду.

– А я говорю, пойдешь, – процедил сквозь зубы Владимир Александрович и попытался развернуть крестника в узком коридоре. Андрей упрямо набычился, а когда Воронцов снова отвесил ему оплеуху, поднял сжатую в кулак руку над головой и бешено сверкнул глазами.

– Ну давай, ударь меня! – Владимир Александрович расправил плечи и выпятил грудь. – Вытолкай за дверь! Ведь я мешаю тебе заливать горе водкой! Только ты хоть запейся, это их не вернет!

Несколько секунд Андрей смотрел на крестного, злобно скаля зубы и сердито раздувая ноздри. Потом вдруг уронил занесенную над головой руку, разжал кулак и горько заплакал.

– Почему они все ушли? За что ты забрал их, Господи? Что я сделал тебе плохого? – забормотал он, кривя губы, хлюпая носом и размазывая пьяные слезы по грязным щекам.

Владимир Александрович обнял Андрея за плечи, прислонил его голову к себе и гладил по жирным волосам, чуть слышно приговаривая:

– Поплачь, поплачь, миленький, легче будет. Хоть немного выжги слезами горюшко. Поплачь.

Видимо, от этих сказанных шепотом слов, а может, просто время пришло выплеснуть боль, тоску и лютую горечь утраты, накопившиеся за проведенные в пьяном бреду дни, но Андрей вдруг завыл в голос, как брошенный всеми пес. И сердце казалось кипящей расплавленной лавой, так сильно жгло оно грудь.

Мужчины долго стояли, обнявшись, в темноте прихожей. Потом Андрей легонько оттолкнул от себя Владимира Александровича:

– Пошли.

– Куда?

– В ванную. Сам говорил, помыться мне надо.

– Ты иди, помойся. Я тебя подожду.

Андрей кивнул, сходил в комнату за полотенцем и пустил воду в ванной. Пока он приводил себя в порядок, Воронцов хозяйничал на кухне. Вылил в раковину запасы водки. Сложил пустые бутылки вместе с объедками в пакет и туго завязал ручки узлом. Перемыл грязную посуду, досуха вытер кухонным полотенцем и убрал в шкафчик над раковиной. Смахнул тряпкой крошки со стола, подмел пол и почистил заляпанную пригоревшей пищей плиту. Так что, когда Андрей вышел из ванной комнаты помытый, побритый и заметно посвежевший, кухня сияла почти первозданной чистотой.

Владимир Александрович повесил полотенце с забавными мышатами на приклеенный к кафельной плитке крючок и повернулся к стоящему в дверях хозяину квартиры:

– Есть будешь?

Андрей пригладил влажные волосы.

– Буду.

– Иди тогда оденься, нечего полуголым ходить. Я пока поищу что-нибудь в холодильнике.

Андрей ушел в комнату, шлепая босыми ногами по линолеуму. Когда он снова появился на кухне в синих тренировочных штанах с зелеными полосками по бокам и белой футболке с головой рычащего тигра на груди, Владимир Александрович чистил картошку. На столе рядом с горкой очистков на расстеленной газете и уже почищенными клубнями стояла банка рыбных консервов с надписью «Сардина тихоокеанская в масле» поверх нарисованной на этикетке рыбины. На крышке с выдавленными цифрами даты производства и номера партии ждали своего часа три похожие на церковные купола мелкие луковицы.

– Присоединяйся, – Владимир Александрович показал ножом на раскрытый полиэтиленовый пакет с прошлогодней картошкой. Из дряблой сморщенной кожуры старых клубней тут и там торчали белые с розовым ростки. Одни только-только проклюнулись, другие достигали сантиметра в длину. – Сейчас сварим рыбный суп из консервов, пожарим картошечки. Устроим пир на весь мир, потом чаю попьем.

Андрей отсоединил нож от висящей на стене магнитной держалки. Взял из пакета картофелину. Завитая спиралью узкая полоска кожуры упала на газету рядом с кучкой очистков. В отличие от Андрея, крестный срезал шкурку с клубней маленькими фрагментами.

– Водка где?

– Вылил, – сухо ответил Владимир Александрович, положил очищенный клубень рядом с другими такими же и взял картошину из пакета.

– Спасибо. Сам бы я не смог.

– Я так и подумал. – Владимир Александрович посмотрел на Андрея. Глаза лучились отеческой любовью и добротой.

За обедом крестный предложил план действий. Он считал необходимым найти сидевшего за рулем «мерседеса» подонка и наказать его за злодеяние.

– Как мы это сделаем? – скептически поинтересовался Андрей. – Номера были заляпаны грязью, а на записи с камер видеонаблюдения лица этого ублюдка не видно.

– Зато мы знаем марку и цвет машины, а это уже кое-что, – убежденно сказал Владимир Александрович.

Он действительно развил бурную деятельность, и это едва не стоило ему жизни. Воронцов находился дома, когда в окно его квартиры на первом этаже панельной многоэтажки, с треском разбив стекло, влетела бутылка с зажигательной смесью. Горящая жидкость разлилась из разбитой бутылки по полу. Пламя мигом охватило комнату.

К счастью, сам объект нападения находился в это время на кухне и не пострадал от ожогов, но надышался дымом, когда пытался самостоятельно справиться с огнем, и чуть не погиб от удушья. Повезло, соседи вовремя пришли на помощь и сперва вызвали пожарных, а потом выломали дверь в горящую квартиру. Нашли Владимира Александровича лежащим на полу в коридоре без чувств и за руки вытащили на лестничную площадку.

Одна из соседок Воронцова работала медсестрой в городской больнице и в тот день отдыхала дома после ночной смены. Она и спасла его, делая искусственное дыхание и непрямой массаж сердца до самого приезда «скорой». Когда пострадавший пришел в себя после экстренно проведенной медиками реанимации, врач подошел к ней и пожал руку:

– Без ваших усилий мне бы пришлось зафиксировать его смерть. Вы подарили соседу второй день рождения.

Владимир Александрович проходил курс реабилитации в больничной палате, когда к нему пришел Андрей вместе с лейтенантом полиции Рябининым. Просматривая записи с одной из камер наблюдения расположенной неподалеку от воронцовского дома автостоянки, лейтенант Рябинин увидел синий «мерседес» без видимых повреждений передней части. Это мог быть вовсе не тот автомобиль, что сшиб Валерия Коршунова на пешеходном переходе, но лейтенант решил проследить за водителем. Он с самого начала предположил, что преступник попытается либо избавиться от машины, либо оперативно ее отремонтировать, так что отсутствие вмятин на капоте и трещин на лобовом стекле ни о чем не говорило.

Из машины вышел человек с продолговатым свертком в руках и двинулся в сторону панельной многоэтажки. К сожалению, ни на доме Владимира Александровича, ни на домах напротив видеокамер не было. Рябинин не мог с уверенностью сказать, что этот человек и есть предполагаемый преступник, но и доказать обратное тоже пока не получалось. А интуиция подсказывала – он должен копать в этом направлении.

Основанием для подозрений стало время и кое-что еще. Водитель попал в объектив электронного стража незадолго до поджога, и он нес загадочный сверток. Спустя несколько минут он снова появился на видеозаписи, но уже с пустыми руками, сел в машину и вырулил за пределы стоянки.

Изображение на обоих стоп-кадрах оказалось немного размытым, но все же черты лица подозреваемого можно было распознать. Лейтенант распечатал обе картинки и сначала навестил Андрея, в надежде, что он ему поможет.

Андрей видел этого человека впервые. Тогда-то они и отправились в больницу к Владимиру Александровичу.

– Это Олег Шаров. Нина, Валерка и я работали вместе с ним на Чернобыльской АЭС больше двадцати лет назад. Извините, не могу сказать, чем мы там занимались. Это до сих пор секретная информация. – Воронцов отдал отпечатанное на цветном принтере изображение Рябинину. – Думаете, он поджег мою квартиру?

– Именно так я и думаю, Владимир Александрович. – Лейтенант убрал вероятную улику в кожаную папку с другими бумагами.

Голова старого профессора заметалась по подушке:

– Этого не может быть! Олег не такой! Мы дружили! Даже когда судьба раскидала нас по разным исследовательским центрам, Валерка и я с ним долго поддерживали связь. Потом как-то наша переписка постепенно сошла на нет, но это ничего не значит. Так всегда бывает, когда долго не общаешься с человеком вживую.

– Успокойся, тебе вредно волноваться. – Андрей накрыл ладонью руку крестного с датчиком на указательном пальце. Красный провод тянулся от него к стоящему в углу палаты кардиомонитору. Медицинский прибор нервно попискивал, реагируя на участившийся пульс пациента. По экрану друг за другом бежали высокие пики сердечных сокращений.

Рябинин поправил папку под мышкой и сказал с официальной сухостью в голосе:

– Мой долг отработать все версии случившегося. Невзирая на ваши, как вы говорите, хорошие отношения с подозреваемым, я обязан проверить причастность гражданина Шарова к преступлению. Буду держать вас в курсе расследования. До свидания, Владимир Александрович! Поправляйтесь.

Лейтенант развернулся кругом и направился к двери, придерживая одной рукой торчащую из-под мышки папку, а другой сильно размахивая из стороны в сторону.

Андрей тоже хотел уйти, но Воронцов схватил его за руку, дождался, когда лейтенант покинет палату и с жаром заговорил:

– Лейтенант хороший человек, но он заблуждается. Олег не мог так поступить. Я уверен, это не он.

– А кто? Ты сам опознал его на стоп-кадрах.

– Это не он, – упрямо повторил Владимир Александрович и сложил руки на груди поверх одеяла. – Может быть, кто-то очень похожий на Олега, но это не он. Я уверен.

– А ты не думал, что у твоего Шарова может быть мотив?

– Какой? Нам с ним нечего делить. С тех пор, как нас отозвали из Чернобыля, мы работали над разными проектами.

– Может, этот мотив как-то связан с вашими исследованиями на ЧАЭС?

Владимир Александрович смешно искривил губы, сморщил нос и фыркнул:

– Не выдумывай. Там ничего серьезного не было.

– Если в вашей работе ничего серьезного не было, зачем ее засекретили?

– А я знаю? Спроси у тех, кто это делал. В то время гриф «секретно» ставили на все без разбора.

– Так уж и на все? – усмехнулся Андрей. – Нет, думаю, ты заблуждаешься или чего-то не знаешь. А вот Шаров, если это действительно он, знает и полагает, что знают другие. Поэтому он избавляется от всех, кто работал с ним.

– Ну хорошо! Допустим, вы с Рябининым правы, а я нет! – запальчиво воскликнул Владимир Александрович, приподнимаясь с кровати. Кардиомонитор пронзительно запищал. Андрей жестом показал: ложись, – и крестный послушно опустил голову на подушку. – Предположим, я заблуждаюсь. Тогда ответь: почему Олег ждал столько лет и начал действовать только сейчас?

Андрей пожал плечами. Воронцов растянул губы в победной улыбке и показал на крестника пальцем с прицепленным к нему датчиком:

– Вот видишь, нет у тебя ответа. А знаешь почему? Потому что версия с Олегом изначально неправильная. Не там надо искать. Иди за лейтенантом и скажи ему об этом.

Андрей нагнал Рябинина в вестибюле. Тот стоял у выхода из больницы, как цапля, на одной ноге и стаскивал с ботинка другой ноги синий мешочек бахилы. Одну бахилину он снял до того, как Андрей сбежал по лестнице на первый этаж. Лейтенант зашуршал целлофаном, бросил смятую в комок одноразовую обувь в деревянную тумбу с трафаретной надписью «Грязные бахилы» на передней стенке и сунул под мышку папку с бумагами. До этого папка лежала на торговом автомате с бутылочками газировки, об угол которого лейтенант недавно опирался правой рукой.

Рябинин толкнул дверь и шагнул одной ногой за порог.

– Юрий Аркадьевич, подождите! – Лейтенант оглянулся. Андрей подбежал к нему: – Куда сейчас?

– Я на работу, а вы – куда хотите.

Рябинин вышел на улицу. Андрей последовал за ним.

– Можно с вами?

Лейтенант взглядом показал на его ноги:

– Вы так и собираетесь идти?

Андрей опустил голову. В спешке он забыл снять бахилы и стоял на крыльце в синих мешочках поверх белых кроссовок.

– Ах, черт! Подождите, я мигом. – Андрей схватился за изогнутую скобой ручку пластиковой двери, но лейтенант остановил его порыв:

– Можете не торопиться, я все равно не возьму вас с собой.

– Почему это? – возмутился Андрей и шагнул в сторону: из больницы вышли мама с дочкой. Девочка прижимала ватку к безымянному пальчику левой руки и громко плакала. Огромные красные банты по бокам ее аккуратной головки тряслись, как желе. Мама гладила расстроенную дочурку по плечу и что-то успокаивающе шептала. Андрей подождал, когда они пройдут, и почти вплотную приблизился к лейтенанту: – Я, как потерпевший, имею право знать о ходе расследования.

– Ну, если быть юридически точным, вы не потерпевший, а родственник потерпевшего, – скучающим тоном сказал Рябинин. – И то касательно трагической гибели вашего отца. К делу Владимира Александровича вы вообще не имеете никакого отношения.

– Как это не имею? Он мой крестный.

– И что это меняет?

– Как что? Согласно церковной традиции, он мой духовный родственник.

Лейтенант вздохнул и внимательно посмотрел на Андрея, словно пытался понять: все ли в порядке у того с головой.

– С юридической точки зрения крестные не являются родственниками, но из уважения к Владимиру Александровичу и его отношения к вам я буду держать вас в курсе дела. А сейчас, пожалуйста, идите домой и не мешайте работать.

Лейтенант повернулся к Андрею спиной и зашагал к припаркованной рядом с входом в больницу служебной машине.

– Владимир Александрович твердо уверен в невиновности Шарова, – бросил вдогонку Андрей. – Он считает, что это похожий на него человек, и просит вас исходить из этого предположения.

– Хорошо. Я добавлю эту версию к основной, – сказал Рябинин, открывая дверцу «форда».

Андрей посмотрел, как машина разворачивается на крохотном пятачке между крыльцом, стеной больницы и высоким бордюром красивой клумбы с половину двора, снял бахилы и бросил их в урну слева от двери.

Лейтенант вернулся в участок и первым делом установил личности всех, кто работал вместе с Воронцовым на Украине. Потом пробил по базе адрес Шарова Олега Ивановича 1963 года рождения и сильно удивился. Оказалось, чуть больше двух лет назад Шаров уволился из одного новосибирского НИИ, где он трудился после расформирования Чернобыльского исследовательского центра, и переехал в Москву.

Рябинин выписал адрес на листок бумаги, выключил служебный компьютер и поехал к Шарову. Вот только там его ждал сюрприз. Дверь в квартиру была опечатана, и не полицией, а ФСБ.

В позапрошлом году несколько месяцев кряду лейтенант сотрудничал с одним из эфэсбэшников по делу о наркоторговле и неплохо помог ему. Позднее они еще пару раз работали вместе. Результатом совместной работы стали установившиеся между ними дружеские отношения и капитанские звездочки на погонах временного напарника лейтенанта.

Рябинин набрал номер знакомого капитана и договорился с ним о встрече в кафе, неподалеку от дома с опечатанной квартирой.

– А ты с чего им заинтересовался? – спросил капитан, помешивая кофе ложечкой.

Они сидели напротив окна. Косой столб солнечного света падал на столик сквозь распахнутые шторы и путался в шапке светлых волос на круглой, как арбуз, голове капитана.

«Прямо нимб какой-то», – подумал Рябинин. Он рассказал об аварии со смертельным исходом и о поджоге воронцовской квартиры, а в конце показал распечатки стоп-кадров с камеры видеонаблюдения на автостоянке.

– Это не он, хотя тип на записи очень на него похож. – Капитан облизал ложечку и положил ее на салфетку рядом с блюдцем. Взялся двумя пальцами за изогнутую, как знак вопроса, ручку кофейной чашки, сделал первый глоток и зажмурился от удовольствия: – Люблю капучино.

Он допил кофе, дзинькнул донцем чашечки о блюдце и отодвинул кофейную пару от себя.

– Хочешь еще? – Рябинин так и не притронулся к своей чашке. Он хотел отдать ее приятелю, но тот деликатно отказался и заговорил о деле:

– Около трех недель назад племянница Шарова пришла в квартиру. Она ходила к дяде по вторникам и пятницам: прибраться и приготовить еду. Открыла дверь своим ключом и обнаружила родственника мертвым на полу гостиной. Он был сухой и сморщенный, как древняя мумия.

– Поэтому ФСБ подключили к этому делу? – догадался Рябинин.

Капитан кивнул и сказал:

– Это не единственный случай. В последнее время по всей Москве находят такие трупы.

– Странно, на оперативках об этом не сообщали.

– Не удивительно. Все засекречено. Со свидетелей берут подписку о неразглашении. Начальство не хочет, чтобы в городе поднялась паника. Если вопросов больше нет, я пойду. – Капитан встал из-за стола. – Спасибо за кофе. И, это, сам понимаешь, я ничего тебе не говорил.

Рябинин прижал указательный палец к большому, провел ими по губам, будто застегивал молнию. Капитан хлопнул его по плечу и покинул кафе.

Лейтенант еще какое-то время сидел за столиком, собираясь с мыслями. Он машинально выпил кофе, не чувствуя вкуса. Информация от капитана ошарашила его, сбила с толку. Подошла официантка, спросила, не хочет ли он еще чего-нибудь. Рябинин помотал головой, расплатился и вышел на улицу.

«Надо сообщить Владимиру Александровичу, – подумал он, сев за руль служебной машины. – Старик был прав насчет невиновности Шарова и должен знать, что с ним произошло. В детали вдаваться не буду. Скажу, что умер».

Рябинин достал из кармана кителя телефон, нашел в списке абонентов номер профессора Воронцова, но в последний момент передумал и позвонил Андрею.

– Пусть сам с ним разбирается. У меня и без этого геморроя полно, – пробормотал полицейский, слушая длинные гудки.

– И что теперь? – спросил Андрей, когда лейтенант сообщил о смерти Шарова.

– Буду дальше проводить розыскные мероприятия, – уныло ответил Рябинин. – Вы передадите информацию Владимиру Александровичу? Думаю, вам это будет сподручнее. Все-таки он ваш родственник, хоть и не в юридическом смысле.

– Не беспокойтесь. Я все сделаю.

Андрей сбросил вызов, положил телефон на журнальный столик перед диваном и тупо уставился в тихо бубнящий телевизор. Из больницы он вернулся домой. После гибели родных его отправили в отпуск, хоть он этого и не просил.

Отчасти спонтанное решение начальника отдела кадров способствовало длительному запою Андрея, но оно же и спасло его от проблем на работе. Андрей все равно бы начал заливать горе алкоголем, и неизвестно, чем бы это закончилось. За прогулы по пьяной лавочке его могли уволить, а так он благополучно травил себя спиртным, пока крестный не устроил ему психологическую взбучку.

Пришло время возвращать долги. И чем он заплатит за добро? Дурной вестью, от которой у старика, вполне возможно, не выдержит сердце?

Телефон снова завибрировал. Андрей подумал: лейтенант забыл сказать что-то важное, но звонили с незнакомого номера. Интересно, кому он понадобился?

Андрей приложил телефон к уху:

– Алло!

– Если хотите знать, почему так поступили с вашей семьей, приходите к восьми вечера в Измайловский парк. Встретимся возле фонтанов.

Глава 22. Двойник

Семен возвращался домой с вечеринки по случаю успешной сдачи экзамена. Ноги слегка заплетались, в голове шумел хмель. Внизу живота порхали бабочки, щекотали крыльями кожу изнутри, и это ощущение сводило Семена с ума. Катька-зараза раззадорила его. На протяжении всей вечеринки жестами, откровенными взглядами и намеками обещала приятное продолжение вечера, а потом куда-то исчезла. Может, завалилась пьяная к подружке в комнату и бессовестно уснула на ее кровати. А может, нашла среди общежитских парней ухажера и сейчас развлекается с ним по полной программе.

Семен не стал искать Катюху, посчитав это ниже собственного достоинства. Он никогда не бегал за девчонками. Те сами вешались на шею и никогда не отказывали, если он просил их побыть с ним наедине. Все потому, что его отец – замдекана факультета журналистики МГУ, на котором учился Семен, и мог, при случае, повлиять на оценки. По крайней мере, Семен так говорил студенткам из тех, кто ему нравился, а они в это верили.

Он ушел из общаги, выпив с парнями водки на посошок, и отправился домой пешком. Мог бы уехать на такси или метро, но хотелось прогуляться по вечерней Москве.

Столица жила привычной жизнью. Витрины магазинов, ресторанов и кафе призывно светились яркими огнями. Из раскрытых окон развлекательных заведений доносились веселая музыка и смех. По тротуарам степенно прогуливались влюбленные парочки. Одиночные пешеходы спешили с работы домой, а кто-то, возможно, торопился по делам. Машины с шумом проносились по дороге.

Семен брел, глядя себе под ноги, и невнятно бормотал под нос. Он разговаривал сам с собой, и речь в этом монологе шла о Катьке. Вернее, о ее незавидном будущем. Семен уверял себя, что она потом сама к нему придет и будет извиняться. Будет упрашивать его побыть с ней, а он ее продинамит. Поступит, как и она с ним сегодня: уйдет, когда ей будет невмоготу.

Глубоко погрузившись в мысли о жестокой мести коварной однокурснице, Семен не заметил, как свернул в какую-то подворотню, и долго шел по узкой, плохо освещенной улочке. Он понял, что заблудился, когда его окликнули.

Семен вздрогнул, поднял голову и увидел перед собой молодую женщину в красном, облегающем стройное тело платье с глубоким декольте. Кудряшки черных волос спускались до оголенных плеч вдоль красивого лица с высокими скулами. Длинные густые ресницы почти касались бровей. В невероятно синих глазах светились лукавые огоньки.

– Привет! – сказала она, и ее изящная рука легла на изгиб тонкой талии. Бордовый лак длинных ногтей совпадал по цвету с помадой. – Хочешь меня поцеловать?

Губы женщины маняще приоткрылись. Семен почувствовал упругое давление в штанах и покачнулся. Голова закружилась, но не от паров принятого внутрь алкоголя, а от нереализованной страсти. Ему захотелось немедленно обнять эту женщину и впиться в нее губами. Он, даже не подумав об абсурдности ее нахождения в этом месте, шагнул к зовущей его жестами женщине, ощутил исходящий от нее запах фиалки и пьяно улыбнулся. Он обожал духи с запахом этих цветов. Отец дарил их матери каждый год на Восьмое марта.

В детстве, когда он оставался дома один, Семен пшикал перед собой из флакончика и полной грудью вдыхал волнующий аромат. В подростковом возрасте с ним случился приятный конфуз. В очередной раз, когда в квартире никого не было, он побрызгал духами и почувствовал ранее не известное ему возбуждение. Напряжение росло, и когда оно стало нестерпимым, Семен почувствовал, что внутри него как будто лопнул наполненный горячей водой воздушный шарик. По всему организму растеклась жаркая волна. Он испытал невероятное облегчение и слабость во всем теле. Это было так восхитительно, что он потом не раз и не два проводил над собой подобные эксперименты.

Парень подошел к незнакомке, хотел взять ее за руку, но она сама схватила его. Ее губы приблизились к его губам. Волнующий аромат фиалки исчез, и Семен вдруг ощутил запах тлена и разложения.

Наваждение схлынуло. Он увидел, что перед ним стоит не обворожительная женщина в красном платье, а уродливый старик с изъеденным язвами костлявым лицом. Шишковатый череп плотно обтягивала кожа с коричневыми пигментными пятнами. Прилипшие к ней редкие седые волосы казались длинными белесыми червями. Белки глаз тускло светились в темной глубине огромных глазниц.

Семен закричал. Попробовал оттолкнуть от себя старика, но тот крепко прижал его к себе. И откуда только сила взялась в тощих, как плети, руках? Тонкие, покрытые коростами губы широко раскрылись. Старик вдохнул с похожим на протяжный стон звуком. Изо рта Семена медленно выплыли сизые, напоминающие сигаретный дым завитки. Старик неспешно втянул их в себя, будто пил студеную воду, и снова засипел.

С каждым таким вздохом из Семена уходила жизненная сила. Он старел, на глазах превращаясь в древнюю развалину, тогда как его визави наполнялся молодостью и уже не напоминал обтянутый кожей скелет. Лицо незнакомца заметно преобразилось: морщины разгладились, глаза поднялись со дна глазниц, тени вокруг них исчезли. Бледные ниточки тонких волос превратились в пышную шевелюру.

Богомолов брезгливо оттолкнул от себя мумифицированный труп и облизнулся, словно сытый кот. Внутри как будто заработал атомный реактор. Казалось, искры вот-вот сыпанут из глаз, а с кончиков пальцев, того и гляди, сорвутся молнии.

Он снял с себя плоский чемоданчик, тот висел на переброшенном через шею ремне. Хрустнув коленями, присел и осторожно, словно внутри находилось хрупкое сокровище, поставил перед собой на грязный асфальт проулка.

Богомолов трепетно прикоснулся к крышке и, прежде чем открыть, несколько раз благоговейно провел по гладким выпуклостям тисненой кожи. Наконец, он сдвинул кончиком большого пальца никелированную головку. Сухо щелкнул замок, и скрытая пружина откинула защелку с петелькой фиксатора на внутренней стороне закругленного конца.

Богомолов поднял крышку. Воткнутый в специальное гнездо переносного трансмиттера артефакт выглядел удручающе. Напоминающие друзы горного хрусталя ступенчатые выступы больше не излучали приятный матовый свет, так похожий на сияние луны ясной ночью, а едва теплились. Три выроста вообще потемнели и по цвету ничем не отличались от сферы, из которой они выступали, будто шипы морской мины. Сама же сфера сильно потускнела и перестала мерцать, как звездное небо.

Он нашел «созвездие» в сейфе профессора Шарова, когда вернулся в прошлое, чтобы узнать, что этот мерзавец хранил у себя в кабинете. Помимо контейнера с артефактом, пухлой записной книжки и папки с бумагами, Богомолов обнаружил флешку с прелюбопытной видеозаписью. Он понял, куда и зачем направился его враг, но прежде чем последовать за ним, тщательно подготовился к предстоящему путешествию.

Богомолов заставил подчиненного его воле другого Шарова сконструировать и построить новый переносной трансмиттер. В этой версии миниатюрной машины времени артефакт играл решающую роль. «Созвездие» не только питало устройство энергией, оно еще и создавало гравитационную аномалию, которую трансмиттер преобразовывал в пространственно-временной тоннель.

При всех преимуществах был у переносного телепорта во времени и пространстве существенный недостаток. Он потреблял огромное количество аномальной энергии артефакта. И если в мире, где Зона благополучно существовала, перезарядка ключевого элемента происходила сама по себе, то в созданной усилиями Андрея реальности с восстановлением уникальных свойств «созвездия» возникли непредвиденные трудности.

Богомолов испытал что-то вроде нервного шока, когда впервые столкнулся с этой проблемой. Он думал, больше никогда не сможет воспользоваться трансмиттером, но скоро нашел выход из сложной ситуации.

Как обычно, помог случай. После очередного использования трансмиттера в новой реальности Богомолов дотронулся до одного из потемневших выступов артефакта, и тот заметно посветлел. Правда, палец почернел и стал похож на обломок ветки старого дерева.

С такими метаморфозами Игорь Михайлович и раньше сталкивался. Подобные изменения тела происходили, когда его сознание не могло прижиться в новой оболочке[5]. За день он мог состариться на десять лет и без применения кардинальных мер через неделю выглядел бы дряхлой развалиной. Богомолов прибег к уже испытанному способу решения проблемы, и Москву захлестнула волна жутких убийств. Столичные эфэсбэшники сбились с ног, разыскивая преступника, чьи жертвы напоминали древних мумий, но он был неуловим.

Богомолов недавно заряжал артефакт, но полностью не смог восстановить его свойства. После каждого перемещения в пространстве или прыжка во времени «созвездие» вытягивало из него все больше энергии. По этой причине он и выглядел как старик, когда Семен наткнулся на него в проулке.

Если честно, парень не по своей воле свернул в подворотню. Богомолов почуял его задолго до того, как тот подошел к нему в уверенности, что видит прекрасную незнакомку. Доставшиеся в наследство от одной из прошлых оболочек способности к ментальному доминированию позволяли Игорю Михайловичу приманивать к себе жертвы. Он чувствовал, чего они хотят, и внушал им это. Они тянулись к нему, как мотыльки к пламени свечи, и точно так же, как крылатые букашки, находили смерть вместо блаженства.

Богомолов положил ладонь на «созвездие». Артефакт постепенно забирал недостающую энергию из его руки. Чем ярче светились выросты и заметнее мерцала сфера, тем быстрее кожа на руке темнела и покрывалась морщинами, а пальцы скрючивались, как когти.

Богомолов с усилием, будто «созвездие» не отпускало его, оторвал руку от сияющего, как праздничная гирлянда, артефакта. Один из высохших пальцев отломился с сухим треском и торчал из-за светящегося матовым светом выступа, будто обломок древесного сучка. Игорь Михайлович растер его в мелкое крошево и подул на «созвездие». Над артефактом поднялось облачко коричневой пыли. Он дунул еще раз, и пыль бесследно развеялась в воздухе.

С минуту Богомолов крутил перед глазами кисть правой руки. Она скукожилась, усохла и мало чем отличалась от скрюченной куриной лапы. Богомолов разглядывал ее с неподдельным интересом со всех сторон, то так, то сяк поворачивая перед глазами. Изредка чмокал губами, цокал языком и думал, что придется еще кого-нибудь приманить, и не раз.

Он убил всех, кто был связан с давними экспериментами над перемещениями во времени, чтобы больше никто, даже гипотетически, не смог помешать ему стать единоличным хозяином всех возможных ответвлений реальности. Но профессор Шаров, тот самый Шаров, который чуть его не убил, специально вернувшись для этого в прошлое, до сих пор жив и прячется где-то в Москве. Он знает это, как и то, что ему не будет покоя, пока профессор ходит по земле. Шарова надо найти и уничтожить! И сделать это как можно скорее.

Богомолов захлопнул крышку трансмиттера, повесил ремень на плечо и зашагал прочь из переулка. Он не охотился дважды в одном и том же месте.

Андрей пришел в парк за десять минут до назначенного времени, сел на скамейку под раскидистым вязом и стал ждать. Впереди весело журчал фонтан. От него веяло приятной прохладой. Солнце давно скрылось за шапками деревьев. Прощальные отсветы закатных лучей подкрасили облака в розовый цвет, и от этого лазурное небо казалось особенно прекрасным. На востоке понемногу накапливалась вечерняя синь. Откинувшись на спинку скамейки и сложив руки на груди, Андрей наблюдал, как густая стена кустов, еще недавно казавшаяся далекой грядой скалистых гор, медленно растворяется в постепенно густеющей темноте.

– Добрый вечер!

Андрей не слышал шагов и вздрогнул от неожиданности. Он посмотрел на стоявшего сбоку от него человека и едва не подскочил. Волосы на голове зашевелились, а в животе заворочался холодный и липкий комок страха.

– В-вы к-кто? – выдавил он из себя, чувствуя, как дрожат пальцы.

– Шаров Олег Иванович, профессор, бывший друг вашего отца и отчима, – незнакомец приветливо улыбнулся и протянул руку.

Андрей машинально пожал ее и немного успокоился: призраки не могут быть теплыми на ощупь. Первоначальный испуг прошел, но вопросов стало больше. Андрей задавал их один за другим. Если это Шаров, то кого нашли в его квартире похожим на мумию? Зачем он насмерть сбил отца, пытался живьем сжечь крестного и почему назвал его отчимом?

Профессор взглядом показал на скамейку:

– Ты не против?

Андрей кивнул. Шаров сел рядом с ним, положил ногу на ногу, обхватил колено руками и начал с ответа на последний вопрос:

– В измененном тобой варианте реальности твой отчим действительно стал для тебя крестным, потому что его друг и твой отец двадцать три года назад не погиб во время эксперимента. По идее, ты должен помнить об этом: слишком мало времени прошло с момента вмешательства в прошлое. Замещение воспоминаний не проходит за такой короткий срок. Полагаю, ты так быстро забыл о твоем влиянии на ход истории из-за постигшего тебя горя и связанных с этим переживаний. Сработал защитный механизм твоего сознания. Оно отбросило лишнее, чтобы у тебя не развился диссоциативный психоз, или, говоря по-простому, раздвоение личности.

Андрей вспомнил о своих снах, в которых нередко бывал на ЧАЭС или бился с жуткими на вид тварями. Он искренне считал их пьяным бредом, а это, оказывается, были фрагменты его воспоминаний!

Профессор ненадолго умолк, словно давал Андрею время обдумать его слова, и продолжил:

– Теперь что касается трагической судьбы твоего отца в этой реальности. Я не имею к его смерти никакого отношения, как и к покушению на Владимира Александровича…

– Но я сам видел вас на распечатанных кадрах видеозаписи, – перебил его Андрей. – Вы приехали на стоянку рядом с домом моего крестного на убившей отца машине, вышли из нее со свертком – теперь я знаю: в нем была бутылка с зажигательной смесью, – и вернулись с пустыми руками.

Профессор пристально посмотрел в его глаза.

– Ответь себе на один вопрос. Если это действительно сделал я, с чего мне встречаться с тобой?

– Откуда я знаю? – пожал плечами Андрей. – Может, вы и меня хотите убить.

– Думаю, тебя действительно хотят убить, но не я, а мой антипод. Он явился за мной в Москву до того, как вы с отчимом поменяли реальность, и теперь последовательно убирает всех, кто в первоначальном варианте истории был причастен к созданию машины времени. Своим вмешательством в прошлое вы забрали у человечества Зону и все то хорошее и плохое, что с ней было связано. Антипод физически не может долго существовать без ее аномального излучения, оно жизненно необходимо ему. Отсюда высохший труп моего двойника из этой реальности. Вероятно, профессор не один умер такой смертью. Антипод забирает жизненную силу у своих жертв, превращая их в мумии. Он должен вернуться в тот вариант реальности, где есть Зона, и сделать это как можно скорее ради своего же блага. Но он хочет навсегда остаться единственным, кто может перемещаться во времени.

Андрей помолчал. Машина времени, антипод, какая-то непонятная зона. Интересно, это тюрьма или что-то другое? А-а, неважно. Куда как важнее, что все это сильно похоже на бред, как и его сны. Он тоже до недавнего времени считал их больной фантазией затуманенного алкоголем ума, а они оказались отражением реальных событий.

– У нас есть шанс все исправить, и твой отчим… – Андрей непроизвольно поморщился. Шаров это заметил и поправился: – Ну хорошо, крестный. А вообще, неважно, кем он тебе приходится, важно другое. С его помощью мы построим трансмиттер по моим чертежам, и ты вернешь все как было. А я отправлюсь в ключевой момент моего прошлого и уничтожу врага раньше, чем он станет моим двойником и натворит бед.

У Андрея будто шоры упали с глаз, когда профессор сказал о возвращении измененной реальности в прежнее русло. Он вспомнил, что было с ним в прошлой жизни, и воскликнул:

– Но ведь если я верну все как было, мой отец погибнет! А потом мой второй отец будет винить себя в его гибели, хоть он ни в чем не виноват, и положит всю жизнь на поиски способа исправить чужую ошибку. Лишится здоровья и любимой женщины, моей мамы.

– Из двух зол выбирают меньшее. Иногда смерти самых близких спасают миллионы ни в чем неповинных душ. Ты сам прекрасно видишь, к чему привели твои путешествия во времени. Если сегодня не вернуть все на круги своя, завтра нечего будет возвращать. Знакомый тебе мир перестанет существовать.

– Почему?

– Потому что ты создал симулякр. Это было бы полбеды, если бы сохранилась главная историческая последовательность. Как в случае с моими экспериментами в рамках проекта «О.З.О.Н.». Но ты замкнул основную реальность на саму себя, и она превратилась в подобие огромного мыльного пузыря. Пока развитие симулякра продолжается, но оно не бесконечно. Как и любой пузырь, он рано или поздно лопнет, и тогда наступит конец всему.

– А вдруг вы меня обманываете? Я же не могу проверить ваши слова насчет этого… – Андрей пощелкал пальцами: – Как вы его назвали?

– Симулякр, – подсказал Шаров.

– Да, симулякра. Это несправедливо. Ведь если вы меня обманули и я все исправлю, у меня не будет отца, а вы получите, что хотели. А если вы говорите правду и я вам не поверю, тогда будет плохо всем. Для меня оба варианта проигрышные.

– Даром ничего не дается. За счастье всегда приходится платить, и порой эта цена слишком велика. Как бы странно это ни звучало, но иногда она обесценивает полученное счастье. Ты сам недавно в этом убедился. Долго ты получал дивиденды с операции по изменению прошлого? Месяца не прошло, ты потерял всех, кто тебе дорог. Разве что кроме отчима. Ты извини, Андрей, но для меня Владимир Александрович был и навсегда останется твоим отчимом. Но и здесь не все так просто. Его спасение на пожаре – не более чем счастливый случай. Не будь дома его соседки, все могло кончиться по-другому.

Олег Иванович положил руку на плечо Андрея:

– Я понимаю твои сомнения и готов пойти навстречу. Когда мы сделаем трансмиттер, ты сможешь вернуться в прошлое и опять спасти своего отца. Я дам тебе эту возможность, чтобы ты убедился в истинности моих слов. Но я должен предупредить: твоя семья снова погибнет, а может быть, кто-то еще. Тот, кто остался жить после той трагедии в первоначальном варианте развития главной исторической последовательности и в созданном тобой симулякре. Пойми, ты можешь пробовать снова и снова, до бесконечности, но ты каждый раз будешь терять близких, а вместе с ними и частичку своего сердца. Потому что прошлое нельзя изменить. Оно инертно. Мертво. Это все равно что пытаться оживить сожженное дерево. Менять можно настоящее и через эти перемены воздействовать на будущее. Все остальное – как игра в карты с шулером: ты всегда будешь в проигрыше. Хочешь раз за разом переживать эту боль, чувствовать, как умирает твоя душа и каменеет сердце? Подумай и ответь честно на этот вопрос. Не мне. Я знаю на него ответ.

Андрей надолго задумался. Олег Иванович не торопил его. Видел по глазам парня и по тому, как он то поджимает губы, то покусывает их, какая трудная борьба идет в глубинах его души. Он хотел, чтобы Андрей принял осознанное решение и никого потом не винил. Особенно его.

Профессор солгал, преследуя собственные интересы, и боялся разоблачения. По этой причине он запугивал Андрея. Не было никакого симулякра, и миру ничего не угрожало. Если Андрей попробует снова поменять прошлое, в новой версии главной исторической последовательности для него, возможно, все сложится самым лучшим образом. Его попытка добыть себе счастье провалилась из-за Богомолова и частично из-за самого профессора. Ничего бы не случилось, не вздумай он спасти Балабола. Это по его вине упырь Богомолов дышит одним с ним воздухом и творит беспредел в измененном Андреем будущем.

Но недаром говорят: не было бы счастья, да несчастье помогло. Профессор, сам того не подозревая, оказал Зоне огромную услугу. Если бы не его самонадеянная попытка вырвать Балабола из лап смерти, весь его мир, все, что он любит и без чего не может жить, исчезло бы навсегда. И он, нынешний, тоже бы исчез.

Нет, в физическом смысле он бы существовал в новой реальности. Возможно, тоже был бы профессором какого-нибудь НИИ. Может быть, даже столичного, с мировым именем. Да и сам он наверняка имел бы мировое признание. С его-то тягой к науке и фантастической работоспособностью было бы странно не добиться успеха в ином варианте развития истории. Но он никогда и ни при каких обстоятельствах не попал бы в Зону. Потому что она бы не появилась из-за вмешательства Андрея в прошлое.

«Может, вся Зона – один большой сверхразум? Вдруг она способна заглядывать в будущее и просчитывать тысячи вариантов развития событий? Что, если она узнала об исходящей от Андрея опасности и поэтому сделала меня одним из своих Хранителей, а потом внушила мысль поменять прошлое ради спасения друга?..»

– Хорошо, я сделаю, как вы говорите, – прервал Андрей размышления профессора.

Олег Иванович обрадовался, но лицо его осталось бесстрастным. Он встал. Андрей тоже поднялся со скамейки и протянул руку. Профессор крепко стиснул его ладонь:

– Молодец! Я знал, что ты примешь верное решение.

Глава 23. От меня не уйдешь

Андрей рассказал крестному о планах Шарова построить трансмиттер на следующий день после встречи с профессором в парке. Воронцов пришел в восторг от этой затеи и выказал горячее желание поучаствовать в проекте. Для него это было все равно что найти потерпевший крушение инопланетный космический корабль и получить доступ к неизвестным ранее технологиям.

Владимир Александрович долгие годы вынашивал идею сделать телепорт и даже построил прототип на выделенные под другие исследования деньги, но на испытаниях дальше перемещения апельсина из камеры устройства на стул рядом с нею дело не пошло. Долгие месяцы экспериментов не привели к желаемому результату. Все, чего добилась команда ученых под его началом, это перемещение не одного апельсина, а целой сетки этих фруктов сначала на стол в дальнем углу лаборатории, а потом и в соседний кабинет.

Только это обстоятельство спасло Воронцова от обвинения в растрате и неэффективном расходовании бюджетных средств. Проект закрыли за несостоятельностью, а Владимир Александрович отделался наименьшим наказанием за подобное деяние: получил устный выговор от директора института и лишился месячной премии. Если бы результата вообще не было, его могли уволить, а в худшем случае – отдать под суд.

Последние три дня в больнице он провел как на иголках. Когда же медсестра сказала, что его сегодня выпишут, он с трудом дождался утреннего обхода врача, оформления документов и поехал из больницы не к себе домой, а в лабораторию.

Там вовсю кипела работа. Олег Иванович, Андрей и трое помощников профессора Воронцова трудились не покладая рук, как пчелки, с раннего утра и до позднего вечера. Результат не заставил себя ждать. За дни вынужденного отсутствия Владимира Александровича примерно треть работы была позади. Так что, когда Воронцов вошел в лабораторию, он увидел каркас трансмиттера – клетку Фарадея на высоком подиуме и две массивные металлические балки. Они, словно пальцы стального гиганта, торчали по бокам от подиума.

К балкам с помощью хитроумных шарниров крепились расположенные под углом друг к другу два похожих на бивни железного мамонта огромных полукруга. Судя по характерным ступенчатым выступам на их концах, обе половинчатые окружности должны со временем превратиться в металлические обручи. На эту же мысль наталкивали в изобилии лежащие рядом со сборочной площадкой стальные бруски, рулоны листового металла и аккуратно уложенные в штабеля одинаковые по длине обрезки как обычных, так и профильных труб.

– Ого, как вы разошлись! – с порога крикнул Владимир Александрович.

Андрей в это время пилил трубы «болгаркой», стоя боком к входу в лабораторию. Фонтан рыжих искр летел ему под ноги. Пронзительный визг электроинструмента заглушал прочие звуки, так что Андрей скорее почувствовал, нежели услышал Владимира Александровича. Он выключил угловую шлифмашинку, повернулся лицом к двери. На чумазом лице появилась счастливая улыбка. Андрей положил инструмент на пол. Топая тяжелыми башмаками, подошел к Владимиру Александровичу, обнял и крепко прижал к себе.

– Ну, будет, будет, хорош обниматься. – Крестный похлопал его по спине и мягко отстранил от себя. – Лучше познакомь с нашим новым другом.

Андрей привел крестного к Олегу Ивановичу. Тот так увлекся работой, что ни на что не обращал внимания, кроме частично собранного трансмиттера.

– А-а, Владимир Александрович! Рад видеть вас в добром здравии, – улыбнулся Шаров, когда Андрей окликнул его. Он слез со стапеля, снял измазанную в черном перчатку и крепко пожал руку профессора. – А мы тут, как видите, хозяйничаем без вас.

Воронцов с ходу присоединился к работе, но, поскольку был еще очень слаб, больше отдыхал и меньше делал. Впрочем, он не просто сидел, тупо глядя в одну точку пред собой, а хвостом ходил за Шаровым и подробно расспрашивал обо всем, что его интересовало. Возможно, по этой причине постройка трансмиттера затянулась дольше расчетного времени.

А может, разгадка задержки крылась в том, что Олег Иванович тоже ценил эти беседы и невольно медлил с завершением работы. Понимал, что судьба вряд ли предоставит ему еще один шанс вдоволь поговорить по душам с давним другом, потому и растягивал удовольствие по максимуму.

Дело постепенно приближалось к концу. Подвижные части трансмиттера приобрели законченный вид. Теперь он отдаленно напоминал гигантскую модель атома с ядром в виде клетки Фарадея и подвижными металлическими обручами вместо орбиталей.

Первые промежуточные испытания прошли успешно. Обручи легко вращались в заданных плоскостях, создавая вокруг камеры перехода подобие прозрачной сферы. После успешного завершения проверки команда единомышленников приступила к сборке и монтажу стоек для электродов и параболических зеркал.

Чем ближе работа подходила к концу, тем мрачнее и угрюмее становился Владимир Александрович. Он долго уклонялся от прямых ответов на все попытки Шарова узнать, в чем дело, и либо отшучивался, либо менял тему разговора. И все-таки ему пришлось сказать все как есть:

– Мои опыты с переносом материи на расстояние однажды едва не обесточили целый микрорайон. И это при том, что телепорт был небольшим устройством размером с микроволновку. Игрушкой по сравнению с трансмиттером. Страшно представить, что будет, когда мы запустим в работу твое изобретение без мощного и, что самое главное, автономного источника энергии. Перегрузка приведет к авариям в энергосистеме Москвы. Как минимум половина столицы на долгое время останется без электричества. Меня за это по головке не погладят. Но я не этого боюсь. Плевать я хотел на разборки у начальства. В конце концов, наука требует жертв, и ничего плохого не случится, если кто-то несколько часов проведет без телевизора или компьютера. Меня волнует, что будет с тобой, если питание отключится, когда ты окажешься в пространственно-временном тоннеле. Это же верная смерть!

– Это все? Из-за этого пустяка ты ходишь такой смурной почти всю неделю?

– Ничего себе пустяк! – обиженно фыркнул Владимир Александрович, сложил руки на груди и отвернулся. Через несколько секунд он посмотрел Шарову в глаза и выпалил: – Если твоя собственная жизнь тебя не волнует, почему я за нее должен переживать?

– Вот именно. Она не стоит твоих переживаний по двум причинам. Первая – это моя жизнь. И вторая – переживать не за что. Энергопотребление трансмиттера не выходит за рамки разумных пределов. Сейчас не выходит, – поправился Олег Иванович. – Первой работоспособной модели требовалась прорва энергии. Описанный тобой сценарий вполне мог стать реальностью, если бы не мое открытие.

Профессор жестом пригласил Владимира Александровича идти за ним и зашагал к заваленному чертежами столу. Достал из ящика стола лист бумаги, взял из вазочки один из полудюжины простых карандашей и начал что-то быстро писать. Когда он закончил, практически весь лист пестрел цифрами и специальными символами.

– Это мое четвертое уравнение. Оно действительно четвертое в ряду выведенных мною уравнений, объясняющих процесс работы трансмиттера. Но есть и еще один смысл этого названия. Уравнение напрямую связано с воздействием на четвертое измерение по принципу моста Эйнштейна-Розена. Первые три уравнения объясняли как саму возможность работы трансмиттера, так и создание хронопластов, то есть обособленных ответвлений от основной исторической последовательности, но не давали ответа на главный вопрос: как сделать путешествия во времени энергетически малозатратными. И только четвертое уравнение математическим языком обосновало возможность существования «кротовины». Я принял за константу сам факт одномоментного существования прошлого, настоящего и будущего, и у меня все получилось. На, сам посмотри.

Шаров отдал исписанный лист Владимиру Александровичу. Подслеповато щурясь, Воронцов поднес его чуть ли не к самому носу. Казалось, он не читает, а внимательно вынюхивает цифры и символы, пытаясь докопаться до сути.

– Но ведь формирование тоннеля между двумя сопряженными участками четвертого измерения все равно требует много энергии, – сказал он, возвращая Шарову бумагу с его записями.

– А я и не говорил, что ее вовсе не потребуется. – Олег Иванович аккуратно сложил лист в четыре раза, отогнул полу халата и сунул его в карман брюк. – Затраты будут, конечно, куда без них? Но теперь каждый запуск трансмиттера потребляет объем энергии, сопоставимый с работой небольшого заводика или лесопилки. Согласись, это лучше, чем строить трансмиттер рядом с электростанцией или оставить полгорода без электричества из-за перегрузки.

После этого разговора Владимир Александрович больше не хмурился и всюду старался поспеть. Он то устанавливал стойки, то монтировал к ним электроды, то настраивал механизм закрытия «лепестков», то подсоединял кабели к разъемам и всегда при этом улыбался и много шутил. А однажды остался ночевать в лаборатории, допоздна заболтавшись с Олегом Ивановичем. Тот и предложил Владимиру Ивановичу не ездить домой, а составить ему компанию. Все это время Шаров жил в лаборатории. У него не было при себе ни денег, ни документов, чтобы поселиться в гостинице. А еще он не хотел попадаться на глаза властям и своему антиподу.

И все-таки Шарову пришлось покинуть убежище. Это произошло после завершения работы над трансмиттером и проведения итоговых испытаний. Андрей предложил себя в качестве подопытного, но оба профессора отклонили его кандидатуру.

Честь стать первым путешественником во времени в этой реальности досталась самому старшему из помощников Владимира Александровича. Он вытянул короткую спичку, когда профессор предложил ассистентам бросить жребий. Сам Воронцов тоже хотел поучаствовать в эксперименте, но молодежь запротестовала, дескать, нечего отбирать у них шансы, и он отступил. Игорь с некоторой опаской вошел в клетку Фарадея, а когда эксперимент закончился и он снова появился в ней, живой и невредимый, пустился в пляс от переполняющих его чувств. Он прихлопывал и топал ногами до тех пор, пока два других ассистента, с веселым смехом и прибаутками, не вытащили его под руки из трансмиттера.

– Это надо отметить! – радостно закричал Владимир Александрович, тряся Шарова за руку. – Приглашаю всех в ресторан. Нет, нет и нет, возражения не принимаются, – сказал он в ответ на протесты Олега Ивановича. – Никто тебя там не увидит, не выдумывай.

Знал бы Владимир Александрович, как он заблуждается и к каким последствиям приведет его решение, он бы сто раз подумал, прежде чем предлагать.

Артефакт снова потемнел. Эта реальность вытягивала энергию из «созвездия» точно так же, как Богомолов забирал жизненную силу из своих жертв.

– Круговорот энергии в природе, черт его подери!

Богомолов захлопнул крышку трансмиттера и в сердцах стукнул по оклеенной дешевыми обоями стене. В месте удара осталась глубокая вмятина с черными трещинками разрывов. Под обоями послышался едва различимый шорох – сыпался песок штукатурки.

Игорь Михайлович отошел от стола, сел на жалобно скрипнувший пружинами продавленный диван и посмотрел в засиженное мухами зеркало на стене. Из зазеркалья на него угрюмо зыркнуло ненавистное лицо профессора Шарова. Морщинистое, как старое яблоко.

Богомолов злобно плюнул на грязный пол и отвернулся. Он привык видеть в зеркале не себя, а чужое отражение. С тех пор, как его сознание впервые переместилось в тело другого человека, прошло не так много времени, но и этого хватило, чтобы он подзабыл, как выглядел раньше. Для него каждое новое лицо в зеркале было как родное, кроме противной до изжоги профессорской хари. Тяжело каждый день видеть в отражении лицо злостного врага, но еще тяжелее замечать признаки быстрого старения.

Богомолов поднялся с дивана и задумчиво прошелся по комнате. В углу сидел сухой и серый, словно старое дерево, труп хозяина квартиры. Он как будто следил за непрошеным гостем темными провалами глазниц и что-то пыжился сказать, но сдвинутая набок нижняя челюсть мешала это сделать.

Богомолов облюбовал для себя эту квартиру в первый день появления в Москве. Хозяин – старый пьянчужка – впустил его без лишних разговоров, надеясь на дармовую выпивку от постояльца. В тот же день пьяница дорого заплатил за страсть к алкоголю и с тех пор сидел в углу, как странное украшение давно ждущей ремонта комнаты.

Игорь Михайлович остановился возле трупа.

– Чего молчишь? Ждешь не дождешься, когда я уйду? Я тоже жду, приятель, никак дождаться не могу.

Богомолов заложил руки за спину и снова закружил по комнате. Он слишком задержался в этой реальности. Если раньше артефакт разряжался за неделю, потом терял энергию за три дня, то теперь он тускнел за сутки.

Богомолов подпитывал «созвездие», но подобные обмены энергией дорого обходились для него. Мало того что он старел на несколько лет после каждой подзарядки артефакта. Ему приходилось восполнять утраченную энергию. Как результат, в Москве все больше появлялось похожих на мумии трупов. Полицейские наверняка с ног сбились, разыскивая таинственного убийцу. Рано или поздно они его найдут, и тогда неизвестно, чем все закончится.

Его тянуло домой, в Зону, но он не мог отсюда уйти, зная, что Шаров живой и прячется где-то здесь. Профессор – единственный, кто может его уничтожить, поэтому ученый должен умереть, и желательно как можно скорее.

Зазвонил телефон. Богомолов забрал его у молодого мужчины почти две недели назад. Он сохранил счастливчику жизнь по одной-единственной причине: тот мог помочь в поисках Шарова.

С самого первого убийства Богомолов действовал по одной и той же схеме. Сначала узнавал у потенциальной жертвы, где и кем она работает. Если человек мог принести пользу, он его отпускал, но не просто так, а с заложенной внушением программой действий. С этой минуты жертва работала, как автомат, ничего не помня о встрече с Богомоловым и думая, что поступает по собственной воле. Если же пользы от жертвы было как от козла молока, он вытягивал из нее жизненную энергию, всю до последней капли, и уходил, оставив после себя очередное свидетельство своих преступлений.

Телефон и раньше бренчал, но Богомолов не брал трубку. Теперь же звонил тот самый человек, которому Игорь Михайлович сохранил жизнь. Первый звонок от него поступил, когда он купил новый телефон и сим-карту. Так он поставил хозяина в известность, что программа внушения им усвоена и работает как надо. Сейчас мужчина звонил по делу. Он работал оператором в едином центре обработки и хранения данных Москвы и Московской области и имел непосредственный доступ к системе распознавания лиц. Звонок означал одно: Шаров где-то засветился на камеру.

Богомолов принял вызов, приложил телефон к уху и внимательно выслушал звонившего.

– Вот ты и попался, дружок, – сказал он, когда из телефона раздались короткие гудки, и посмотрел на труп в углу: – Ну что, старина, прощай!

Игорь Михайлович сунул телефон в карман брюк – информатор не раз мог еще позвонить, повесил чемоданчик с трансмиттером на плечо и вышел из квартиры. Впереди его ждало много дел. Он собирался напитать артефакт энергией, убить Шарова и наконец-то вернуться домой.

Богомолов думал, что все предусмотрел и ничто не помешает ему свершить задуманное, но он ошибался. Он совершенно упустил из виду, что сотрудник ЕЦХД может работать не только на него, но и на кого-то еще.

Константин Чебаков, а именно так звали богомоловского информатора, выполнил заложенную хозяином программу и как будто очнулся ото сна. Он снова позвонил по телефону, на этот раз лейтенанту Рябинину, и передал те же сведения, что недавно сообщил Богомолову.

Рябинин приехал к Чебакову на работу через полчаса после его звонка. Константин сидел за полукруглым, похожим на звукорежиссерский пультом и смотрел на пеструю от картинок с множества видеокамер широченную стену.

– Где он? – с порога бросил лейтенант. Прошел через всю комнату без окон, зато с огромными, полтора на полтора метра, матовыми светильниками в потолке, встал сбоку от Чебакова и положил руку на спинку его кресла.

Чебаков посмотрел на лейтенанта через плечо:

– Недавно вошел в ресторан «Арагви».

– Один?

– Нет, с компанией.

– Покажи.

Константин защелкал кнопками на пульте, сдвинул три ползунка вверх, два других чуть опустил вниз. По центру стены высветился большой экран, на котором Шаров шел по улице вместе с Воронцовым в окружении четырех молодых людей, одним из которых был Андрей Коршунов. Компания приближалась к старинному зданию с надписью «АРАГВИ» над арочным входом первого этажа. Шаров улыбался и о чем-то беседовал со спутниками.

– Ну и дела, – присвистнул Рябинин, сдвигая фуражку на затылок. Здесь явно было что-то не так. Не может убийца запросто идти вместе с сыном жертвы и тем, кого недавно хотел сжечь живьем. А еще он как две капли воды был похож на другого Шарова. Того самого, мумифицированный труп которого нашли в его же квартире. Все это вместе взятое отдавало безумием и слишком смахивало на чертовщину. – Можешь показать его перемещения по городу?

Чебаков снова защелкал кнопками и подвигал ползунки. На огромном экране последовательно появились записи с разных камер в основном с изображением катящих по дороге машин.

– Вернись к началу, – попросил Рябинин, когда Шаров с компанией скрылся в ресторане. Чебаков поколдовал над пультом, и на экране появилось изображение с камеры возле института. – Что там находится? – Лейтенант пальцем показал на здание за высоким забором, из ворот которого появились два легковых автомобиля с теми же номерами, что были у машин на стоянке недалеко от ресторана. Из этих автомобилей появился Шаров с компанией и скрылся в дверях «Арагви».

– Сейчас узнаем. – Константин пощелкал кнопками, и на экране посреди видеостены высветилась поисковая строка браузера. Он вбил в нее адрес и озвучил результат: – Московский научно-исследовательский институт по изучению проблем промышленной и энергетической безопасности имени Левицкого А. Ю.

– Ясно. Продолжай следить за объектом. Обо всех его передвижениях сообщай мне незамедлительно.

Лейтенант покинул вотчину Чебакова в полной уверенности, что старый приятель его не подведет. Они знали друг друга со школьной скамьи. Вместе росли, вместе взрослели и даже вместе служили в одной подмосковной воинской части. После дембеля поступили в Московский университет МВД России и с тех пор работали в органах правопорядка. Куда как больше его волновал двойник убитого у себя в квартире Шарова. Кто этот человек? Откуда взялся и где пропадал все это время?

Рябинин поставил себе цель узнать ответы на мучающие его вопросы и решил сначала отправиться в «Арагви» прямиком из центра хранения данных, но потом передумал. Это могло спугнуть двойника Шарова (для пущей ясности, лейтенант решил именно так называть интересующего его человека), а он этого не хотел. Двойник не мог появиться из ниоткуда и исчезнуть в никуда. Раз он выехал на машине из ворот института вместе с Воронцовым, значит, сюда и вернется. Может быть, он жил здесь все это время, не выходя за пределы охраняемой территории, потому и не попадал в объективы видеокамер.

Лейтенант сел в машину, вбил в навигатор адрес института и отправился в путь. Он намеревался перехватить Воронцова с двойником его погибшего знакомого и обо всем обстоятельно расспросить обоих. Ему не давал покоя вопрос: кто же все-таки тот тип с автостоянки? Тоже двойник Шарова? Не слишком ли много двойников одного человека на квадратный километр территории?

Подвыпившая компания шумной толпой вывалила из дверей «Арагви». Владимир Александрович с радостью посидел бы подольше в ресторане, но Шаров настоял на возвращении в институт.

Игорь и Андрей сели за руль автомобилей. Они единственные, не считая Шарова, пили газировку вместо шампанского. Больше всех к веселящему сердце и душу напитку приложился Владимир Александрович. Он один выпил почти две бутылки и хотел заказать одну с собой, но Шаров отговорил:

– Не трать деньги. Если тебе так хочется, купим по дороге.

Воронцов согласился с его доводами, оплатил счет и дал официанту щедрые чаевые. На данный момент он чувствовал себя самым счастливым человеком на свете и хотел, чтобы другие тоже были счастливы.

Глава 24. Один против всех

Богомолов покинул квартиру пьянчужки с твердым намерением больше никогда в нее не возвращаться, но вернуться все-таки пришлось. И не потому, что забыл нечто важное. Он наткнулся на троих бомжей недалеко от временного прибежища. Чумазые, небритые, в воняющей потом и мочой одежде, бездомыши рылись в контейнерах. Искать другие источники жизненной силы не было времени, поэтому он решил воспользоваться тем, что есть.

– Выпить хотите?

Один из бомжей посмотрел на Богомолова, сжимая пустую бутылку из-под пива в руке. Он недавно выудил ее из контейнера и собирался убрать в затасканный клетчатый баул, когда прозвучали ласкающие слух слова. Двое других стояли от него чуть поодаль и шурудили палками в мусоре. Они так рьяно искали поживу, что, похоже, не слышали заманчивого предложения.

– Ну, хотим, и че? Ты нам бутылку дашь, чо ли?

– Дам, – кивнул Богомолов. – И не одну, а целых три, если поможете.

Бомж недоверчиво хмыкнул, наклонился над баулом и убрал в него добычу. Глухо звякнуло стекло о стекло. Он выпрямился, поскреб грязными ногтями щетину, глядя на потенциального благодетеля блеклыми осоловелыми глазами.

– Говори, че надо. И, эта, учти, мы тяжести таскать не могем. У меня спина больная, у Димона, он в синей шапке петушком, грыжа, а у Васяна энтот, как его, пендихулес. На нем вшей, как на моське блох.

– Так вши, вроде, тяжести таскать не мешают, – усмехнулся Богомолов.

– Кому как. Тебе, может, и не мешают, а Васян чешется чуть ли не каждую минуту. А как ему чесаться, если у него руки будут заняты?

– Логично. – Игорь Михайлович сделал задумчивый вид, помолчал немного и сказал: – Так, может, не будем его звать? Пусть он тут вшей гоняет.

– Не-а, Васян нам как брат. Мы без него никуда. – Бомж повернулся к контейнерам: – Верно я говорю, Димон?

– Ага, – отозвался его приятель, не вникая в тему разговора, и продолжил увлеченно рыться в мусоре.

– Понятно. Раз так, пусть Васян вещи на улице стережет, пока вы коробки носите. Они не тяжелые. Я бы и сам вынес, но их много. Одному таскать долго, а вы с ними быстро справитесь. Ну так что, беретесь?

– Дерьмо вопрос. И, эта, один пузырь Васяну сразу отдай, как к тебе придем. Это типа предоплата будет. Лады?

– Договорились.

– Э-э, пацаны! – Бомж вытянул губы трубочкой и изобразил что-то вроде шепелявого свиста: – Псьююю! Идите сюда, халтурка есть.

Бездомные подошли ближе к Богомолову, и он немедленно взялся за дело: внушил бродягам, что их ждет море выпивки и дармовой еды, и повел на квартиру пропойцы. Там он вытянул из них всю энергию без остатка. На это ушло много времени, но оно того стоило. Артефакт снова сиял как новый, а Игорь Михайлович чувствовал себя превосходно, если не считать одной маленькой неприятности. Он, похоже, подцепил от Васяна вшей, когда с наслаждением пил его жизненную силу.

В суете бесконечных дел и в азарте предстоящей погони Рябинин забыл о ставшем для него почти что священным ритуале. Подобное разгильдяйство не осталось безнаказанным. Как и бывает в подобных случаях, возмездие пришло внезапно и в самый неподходящий момент.

– Нет-нет-нет-нет, только не это! Пожалуйста, господи, не сейчас! – Рябинин с досады саданул руками по рулю. – Черт бы тебя побрал, развалюха хренова!

На приборной панели старенькой «шкоды» тревожно светился красным значок термометра и мигала иконка индикатора Сheck Engine. Но и без подсказок бортового компьютера было ясно – машина отбегала свое и нуждается в ремонте: из-под капота валил густой белый пар.

Патрубки системы охлаждения давным-давно потрескались. Антифриз просачивался сквозь микроскопические трещинки, и уровень охлаждающей жидкости регулярно опускался ниже критической отметки. Лейтенант каждое утро открывал капот и, если требовалось, подливал тосол в расширительный бачок. В багажнике как раз для такого случая стояли початая и полная канистры антифриза.

Автомобиль давно следовало отдать в умелые руки автомеханика. Помимо системы охлаждения, до критического состояния дошли подвеска и глушитель. «Шкода» гремела, как старый рыдван, и рычала, словно гоночный болид формулы один. Но вот беда – лейтенанту все время чего-то не хватало. То у него не было денег на ремонт, то недоставало свободного времени. Чуть ли не каждый день он давал себе и машине клятву, что завтра обязательно загонит старушку в автосервис, но наступало новое утро, а обещание так и оставалось пустыми словами.

Лейтенант вылез из машины и сердито погрозил кулаком небу:

– Обязательно надо было сделать это сегодня, да? Не мог подождать до завтра? – Он в сердцах сплюнул на землю и зачем-то попинал колесо.

Мимо проносились автомобили. В одном из них Рябинин увидел знакомое лицо профессорского двойника и снова сорвал зло на ни в чем не повинной «шкоде». На этот раз стукнул кулаком по усеянному серыми точками дорожной грязи лобовому стеклу.

Лейтенант вытащил из кармана летней куртки телефон и сверился с картой. До точки назначения оставалось чуть больше двенадцати километров. Пойдешь пешком – как раз к морковкиному заговенью успеешь. Такой вариант не устраивал Рябинина. Он позвонил знакомому оперу, вкратце обрисовал проблему и попросил помощи.

– Жди, скоро буду, – пророкотала трубка густым басом Барсукова. – Я еще Коляна с собой прихвачу. Он сегодня выходной. Звонил недавно, от безделья мается. Пусть прокатится с нами, хуже не будет.

Рябинин хохотнул:

– Ага! Потом сообразим на троих.

– Учти, это не я сказал. Тебя никто за язык не тянул, сам предложил. С тебя поляна, как все закончится.

– Принято. Скажи Коляну, пусть ствол захватит. Я, конечно, не думаю, что оружие понадобится, но на всякий случай надо быть готовыми ко всему.

Рябинин сбросил вызов, сел в машину и стал ждать.

Друзья приехали через двадцать минут после звонка. Лейтенант пересел в серую «весту». Поздоровался с Коляном за руку, хлопнул Барсукова по плечу и сказал, куда ехать. «Веста» мигнула указателем поворота, пропустила попутку и с пробуксовкой рванула с места.

– Оба-на, шлагбаум. – Барсуков выключил передачу и плавно нажал на педаль тормоза. Машина медленно подкатилась к перегородившему путь полосатому брусу. – Что делать будем?

– Паркуйся здесь, пошли пешком. Тут, если топать напрямки, недалеко, – ответил Рябинин.

– Пешком? – Барсуков поморщился. Здоровый, чуть сутулый, ростом под два метра, он чем-то напоминал лысую гориллу. – Может, есть другой вариант?

– Какой? Нажать вон на ту кнопку вызова и сказать: «Здрасьте, мы из полиции»? Эффект внезапности пропадет, а я только на него и рассчитываю. Профессор Воронцов не ждет гостей. Он думает, его институт – неприступная крепость за высоким забором, и очень сильно заблуждается. Я знаю место, где можно незамеченными пробраться на территорию. Собак там нет, так что нам ничего не угрожает.

– А если наткнемся на охрану? Как действовать будем? – поинтересовался Колян, вынимая из кармана сферическую светозвуковую гранату «Заря». – У меня и эргэдэшка есть. Можно бахнуть в случае чего.

– Совсем кукухой поехал?! Убери это немедленно и не вздумай использовать. Тем более РГД. Давно геморроя не было? Старых проблем мало, новых захотелось? Столкнемся с охраной, предъявим удостоверения и вежливо попросим держать рот на замке. У нас не спецоперация, и санкции на проникновение на закрытую территорию нет. – Рябинин посмотрел на знакомого опера: – Саня, какого худенького? Ты чего ему сказал?

– То же, что и ты мне: взять ствол и был готовым ко всему, – невозмутимо пробасил Барсуков.

– Вот я и подготовился, – обиженно буркнул Колян, пряча гранату в карман. – Вас, парни, не поймешь.

– Ладно, проехали. Саня, паркуй машину, и потопали.

Богомолов поймал такси в трех кварталах от покинутой берлоги. Водителем оказался плохо говорящий по-русски смуглый мигрант. Он жутко коверкал слова и не сразу понимал, что ему говорят, но Богомолова это не волновало. Главное, иноземец оказался легко восприимчив к телепатическим сигналам пассажира. На данный момент для Игоря Михайловича это было важнее всего. Энергия хоть и распирала его изнутри, сам себе Богомолов казался раздутым до безобразия воздушным шаром, он не хотел расходовать ее на второстепенные цели сверх необходимого минимума.

Телефон зашелся мелодичной трелью. Игорь Михайлович посмотрел на экран. Звонил информатор. Короткий разговор с ним закончился тем, что Богомолов перехватил направленный на него взгляд темных глаз водителя и послал сильный мысленный сигнал.

На ближайшем перекрестке такси завизжало тормозами и лихо развернулось, рисуя черные полосы на асфальте, а потом медленно покатило в обратном направлении от ресторана «Арагви». Столь резкие изменения в маршруте и скорости движения были связаны с тем, что Богомолов пока не знал, куда ему надо. Информатор обещал перезвонить, как только он поймет, куда направляется нужный хозяину объект.

Мимо еле ползущего такси с воем клаксонов пролетали автомобили. Кое-какие из них притормаживали. Сквозь приоткрытое окно на «безмозглого ишака» сыпались потоки отборного мата, и машины с ревом уносились вперед.

Мигрант никак не реагировал на оскорбления. Если честно, он их вообще не слышал. У него в голове звучала музыка родных мест, а на лице блуждала идиотская улыбка. При всем при том он внимательно следил за дорогой и уверенно вел такси. Для него оно по-прежнему двигалось с максимально разрешенной в городе скоростью, а не плелось, как черепаха.

Телефон снова зазвонил почти через четверть часа. Богомолов сверился с картой и послал водителю новый мысленный сигнал. Такси заметно ускорилось, но спустя немного времени опять последовала заминка. На этот раз из-за аварии. В трех километрах впереди несколько машин почти полностью перегородили дорогу. Автомобили двигались со скоростью пешехода, объезжая затор, а порой и вовсе останавливались, когда на перекрестке за местом аварии загорался запрещающий сигнал светофора.

Наконец пробка осталась позади. Такси помчалось к месту назначения. Богомолов задумался, рассеянно глядя на пролетающие за окном машины, деревья, пешеходов и дома. Он никак не мог определиться с наказанием для Шарова.

С одной стороны, его так и распирало от желания жестоко помучить профессора перед неминуемой смертью. С другой, он хотел заполучить в подчинение еще одного интеллектуального раба.

Один профессор Шаров на него уже работал. Результатом его умственной деятельности стала усовершенствованная модель компактного трансмиттера. Богомолов представил, что будет, если два великих ума станут работать на него с полной отдачей сил, зажмурился и чуть ли не застонал от удовольствия.

Перед ним замаячили захватывающие дух перспективы. В своем воображении он уже возомнил себя полновластным хозяином планеты, во многом равным богу, а в чем-то даже превосходящим его. Ради такого можно и подождать. Он убьет обоих Шаровых потом, когда они полностью исчерпают себя и перестанут приносить пользу. Тогда он вдоволь потешит себя, наблюдая за жестокими мучениями ненавистных врагов, а потом либо сам, либо кто-то из подручных пристрелит их, как собак, сожжет трупы и развеет пепел по ветру. Чтобы даже воспоминаний от них не осталось.

Пронзительно завизжали тормоза. Такси резко замедлило ход и остановилось. Богомолова по инерции сильно качнуло вперед. Он не успел среагировать, и суровая реальность жестоко отомстила ему за долгое пребывание в плену иллюзий ударом лба об подголовник переднего пассажирского кресла. Игорь Михайлович вскрикнул, прижал ладонь к саднящему лбу и глубоко и часто задышал, словно только что вынырнул с большой глубины.

– Анзур ёк кардам стоп, шакбаума-на, дорога трында, – залопотал мигрант, глядя на отражение пассажира в зеркале заднего вида.

– Ну шлагбаум, и что?! За каким хреном так тормозить?! Не мог плавно машину остановить, чурбан занюханный?! – заорал Богомолов, брызгая слюной на подголовник. – Сдавай назад, придурок! Разгони машину и ломай шлагбаум к хреням собачим! – Он подался вперед-наискось, сунул кулак под нос водителю и злобно прошипел сквозь зубы: – Только попробуй еще так тормозни, чепушила, я твои мозги в кисель превращу.

Таксист послушно отогнал машину на десяток метров назад, разогнался и с ходу протаранил шлагбаум. Лобовое стекло не выдержало удара о полосатый брус и покрылось длинными извилистыми трещинами. Обломки пластиковой преграды порскнули во все стороны от пронесшейся мимо тумбы шлагбаума машины, как перепуганные выстрелом птицы. Самые большие и тяжелые упали на асфальт, мелочь рассыпалась бело-красным крошевом по заросшим чахлой травой обочинам.

Рыча мотором, автомобиль быстро пропетлял по извилистой дороге и выскочил на длинный прямой участок. Примерно в трех сотнях метров впереди узкая лента асфальта упиралась в закрытые ворота.

– Стой! – рявкнул Богомолов.

Водитель нажал на педаль тормоза, но сделал это не как в прошлый раз. Такси немного прокатилось, плавно сбавляя ход, и остановилось, наполовину съехав на обочину.

– Повернись, – тихо, чуть ли не шепотом, сказал Игорь Михайлович. Водитель послушно выполнил приказ. Богомолов гипнотическим взглядом уставился в его глаза: – Я сейчас выйду, а ты разгонись как следует и тарань ворота. Ничего не бойся. За воротами тебя ждет райский сад, тысячи обнаженных гурий, столы с вином и разными яствами. Понял? – Мигрант кивнул. Его глаза как будто остекленели, взгляд затуманился, зрачки превратились в крохотные точки, словно он был под кайфом. – Повтори.

– Анзур ехать ворота. Анзура ждут много гурии, много вино.

– Молодец!

Богомолов распахнул дверцу и выбрался из машины на хрустящий под ногами гравий обочины. Отошел в сторонку на всякий случай.

Такси тихо прошуршало шинами, отъезжая на несколько метров назад. Чуть слышно щелкнула кулиса коробки передач. Взревел мотор, и машина с визгливым скрипом буксующих передних колес рванула с места.

Через несколько секунд приглушенно хлопнул сломанный о ворота бампер. Мгновением позже раздался звонкий удар металла о металл. Пронзительно заскрежетала мнущаяся, как бумага, передняя часть автомобиля. И без того треснутое стекло лопнуло и разлетелось бриллиантовым дождем на бесформенные осколки с тупыми гранями. Водитель вылетел следом за разбитым стеклом, словно хотел поймать сверкающие фальшивым блеском стекляшки, кулем хлопнулся на деформированный капот и застыл с раскинутыми в стороны руками, почти касаясь окровавленной головой столба шипящего пара. Белый столб валил из разбитого радиатора, а из-под свернутого набок переднего правого колеса текла красноватая струйка антифриза. Словно река, она впадала в большую черную лужу горячего машинного масла и растворялась в ней грязно-коричневыми наплывами.

– Твою мать! Это че щас такое было?! – Колян аж подпрыгнул, когда впереди-слева раздался оглушительный грохот, а потом противно и нудно, на одной ноте, загудел автомобильный клаксон.

– Авария, не слышишь, что ли? – невозмутимо ответил Барсуков.

Приятели недавно перелезли на закрытую от посторонних глаз территорию по растущей поверх забора ветке старого тополя и теперь шагали следом за лейтенантом. Он вел малочисленный отряд по узкой асфальтовой дорожке к широкому двору серой громады научно-исследовательского института.

– Прячьтесь, живо! – Рябинин первым сиганул в растущие рядом с дорожкой кусты. Колян мигом последовал его примеру, а вот Барсуков замешкался. – Саня, не тормози! – прошипел Рябинин. Его рука высунулась из кустов и призывно загребла воздух перед собой: – Дуй сюда! Быстрее!

Барсуков помотал головой и, как медведь, с треском вломился в кусты по другую сторону от дорожки.

Друзья несколько минут просидели в кустах. Рябинин только хотел сказать: «Выходим!» – как вдруг послышался топот шагов по металлу. Кто-то протиснулся сквозь узкую щель между деформированными створками ворот и спрыгнул с разбитой в аварии машины на асфальт. Человек стоял спиной к засевшим в засаде приятелям. Но вот он повернулся к ним сначала боком, а потом и лицом. Наверное, осматривал окрестности на предмет внезапной угрозы или просто ориентировался на месте. Лейтенант узнал в нем еще одного двойника профессора Шарова. По-видимому, того самого, которого он видел на записи камеры видеонаблюдения с автостоянки неподалеку от дома Владимира Александровича Воронцова.

Богомолову показалось, за ним кто-то наблюдает. Он посмотрел в одну сторону, потом в другую, внимательно прислушиваясь к себе и своим ощущениям. Секунды тянулись одна за другой, а он так и не заметил ничего подозрительного.

– Нервы совсем ни к черту.

Игорь Михайлович передвинул за спину висящий на ремне чемоданчик с трансмиттером, тряхнул головой и зашагал к многоэтажному зданию с широченными трехстворчатыми окнами и массивным бетонным козырьком над стеклянными дверями входа в фойе.

Рябинин выбрался из кустов, когда двойник Шарова проследовал мимо дорожки и скрылся из глаз.

– Один из наших клиентов, – сказал он, как только приятели присоединились к нему. – Надо взять его, пока он не вошел в здание. Будьте предельно осторожны. Возможно, он очень опасен.

– Кто? Этот лопух? – Барсуков презрительно искривил губы. – Да мы повяжем его без шума и пыли.

– Я бы не был так самоуверен. Если это действительно тот, на кого я думаю, у нас могут быть большие проблемы.

– Значит, не зря гранаты прихватил. – Колян расплылся в самодовольной улыбке: – Как знал, что пригодятся.

Рябинин показал Коляну кулак:

– Только попробуй взорвать РГД! Не хватало еще из-за тебя с оэсбэшниками разбираться. Выдвигаемся.

Приятели торопливым шагом добрались до конца дорожки. Лейтенант жестом приказал остановиться, присел и осторожно выглянул из-за кустов.

Богомолов преодолел больше половины пути, когда почувствовал легкий укол тревоги. Похоже, он тогда не ошибся. За ним действительно наблюдали несколько минут назад, и сейчас он снова ощутил на себе чужой взгляд. Спину так и жгло промеж лопаток. Богомолов не стал оглядываться, опасаясь спугнуть преследователя. Он нагнулся, сделал вид, что перевязывает шнурок, а сам в это время незаметно посмотрел назад. Из-за кустов чуть сильнее выставилась чья-то голова.

Богомолов выпрямился, поправил съехавший набок во время хитрого маневра чемоданчик и притопнул ногой, как будто проверял: не слишком ли туго завязан шнурок. Он подошел почти вплотную к первой из четырех ступенек широкого бетонного крыльца и внезапно развернулся лицом к преследователям. Они шли за ним метрах в сорока позади. Один из них вскинул пистолет на линию огня:

– Руки!

Богомолов изобразил испуг на лице, послушно поднял руки к голове и завопил:

– Не стреляйте! Я простой ученый и ни в чем не виноват!

Мгновением позже он нанес по лейтенанту мощный ментальный удар.

Рябинина как будто шарахнули дубиной по голове. У него разом потемнело в глазах и ноги подогнулись в коленях. Он ничком рухнул на асфальт, но, прежде чем разбил в кровь лицо, нажал на спусковой крючок. Хлопнул выстрел. Пуля вонзилась под нижнюю челюсть лейтенанта и насквозь прошила голову. Из темечка вырвался фонтан крови вперемешку с выбитыми мозгами и обломками черепной кости.

Колян машинально выхватил эргэдэшку из кармана. Он даже не вспомнил о светозвуковой «Заре». Согнутый крючком указательный палец дернул за стопорное кольцо.

– Лови, ублюдок!

Он хотел метнуть гранату под ноги странному типу со стареющим на глазах лицом и вскрикнул от удивления: рука не слушалась. Она как будто окаменела.

– Ну, давай же! – Колян заскрипел зубами, тщетно силясь второй рукой разогнуть плотно сжатые на зеленом корпусе боеприпаса пальцы. – Саня, не тупи! Стреляй в него!

Барсуков оторопело смотрел на оплывающее кровью тело лейтенанта и не спешил помочь другу. Игорь Михайлович взял его сознание под контроль за доли секунды до того, как Колян выдернул чеку. С начала странной на вид схватки прошло меньше минуты, а Богомолов уже потратил уйму жизненной силы и теперь расплачивался за это стремительным старением его нынешней оболочки. Кожа на руках и лице иссохла, покрылась морщинами и коричневыми пигментными пятнами разных форм и размеров. Волосы поседели, глаза и рот ввалились, а нос заострился и стал похож на орлиный клюв.

– Ты мне за все заплатишь, дай только добраться до тебя, – думая о Шарове, пробормотал Богомолов и послал Коляну мысленный сигнал.

– Что за фигня?! – ошалело воскликнул Колян, когда пальцы правой руки разжались, но сам он остался неподвижен. Спусковой рычаг с щелчком отлетел в сторону. Граната лежала на раскрытой ладони, как на блюдечке, и тускло поблескивала выпуклым боком. – О, черт! Нет!

Звонкий хлопок гранатного взрыва заглушил его крик. Посеченные осколками тела упали рядом с лейтенантом. Колян погиб сразу – острый кусок металла вонзился в сердце, а вот Барсуков был еще жив. Он лежал на боку, согнув ноги, как ребенок, и громко стонал от боли.

Когда прогремел взрыв, Богомолов ощутил сильный толчок, будто кто-то дернул за висящий на боку трансмиттер, но не придал этому значения. Он слишком много сил вложил в направленные на преследователей ментальные удары и теперь расплачивался за это сильной головной болью. А может, происходящее с ним никак не связано с недавней атакой? Подобное и раньше случалось, но было вызвано несовместимостью чужеродных тел с его сознанием. Что, если сейчас происходит нечто такое же?

Богомолов отогнал прочь тревожные мысли и подошел к убитым им людям. Вступил в лужу крови, наклонился и забрал пистолет из руки Рябинина. Обтер испачканное красным оружие об одежду лейтенанта. Обыскал Коляна, извлек обойму из его пистолета, а само оружие бросил под ноги, не желая таскать лишнюю тяжесть. Выпрямился и посмотрел на Барсукова. Он легко мог оборвать его мучения, но решил не тратить понапрасну патроны и старчески засеменил к зданию института. За ним тянулась неровная цепочка красных следов.

Глава 25. Корень проблемы

Когда такси протаранило ворота, никто на это не обратил внимания. Оба профессора были так увлечены беседой, им столько всего хотелось обсудить, что они даже не слышали звук удара металла о металл. Андрей слышал, но не придал значения, так глубоко его захватил поиск выхода из критической ситуации.

Он всеми фибрами души не хотел возвращать ход истории в отправную точку. Те несколько недель, что он провел вместе с вновь обретенной семьей, убедили его в правильности ранее принятых решений и совершенных поступков. Он не может снова потерять отца. Почему он должен жертвовать личным счастьем ради счастья безразличных ему людей? Это неправильно! Несправедливо! Но что, если из-за его эгоизма весь мир полетит в тартарары? Разве он вправе распоряжаться чужими судьбами?

Андрей сунул кулак в зубы и до боли закусил костяшки пальцев. Противоречия раздирали его. Он метался в поисках выхода из лабиринта нравственных сомнений и думал, как было бы здорово, если бы желания индивидуума всегда совпадали с интересами общества. Похожий на хлопок петарды звук выстрела отвлек его от тяжелых размышлений. Андрей вскинул голову, посмотрел на внезапно умолкших профессоров.

– Что это? – встревоженно поинтересовался Олег Иванович.

Андрей пожал плечами, а Владимир Александрович растерянно предположил:

– Может, мальчишки балуются? Перелезли через забор и хулиганят.

И тут оглушительно звонко хлопнула граната. Все трое, не сговариваясь, бросились к окну.

Богомолов остановился, словно почувствовал, что за ним наблюдают. Поднял голову, увидел три бледных лица в окне седьмого этажа и погрозил пистолетом. Шаров отшатнулся от окна:

– Живо беритесь за дело, я его отвлеку.

– Как?! – вскричал профессор Воронцов. – У него пистолет!

– Ничего, что-нибудь придумаю.

Шаров выскочил из лаборатории с юношеской прытью. Топот его ног еще раздавался в коридоре, когда Владимир Александрович и Андрей подбежали к пульту управления трансмиттером.

– Эх, жаль, ребят после ресторана отпустил домой, – сокрушенно покачал головой профессор, отрывисто щелкая клавишами. Он торопливо вводил координаты предстоящего прыжка во времени. – С ними у Олега было бы больше шансов противостоять двойнику, а так он гарантированно погибнет.

– Не страшно. Поменяем прошлое, и Олег Иванович останется в живых.

– Тоже верно. Когда окажешься в прошлом, постарайся все сделать правильно с первого раза. Боюсь, второго шанса у нас не будет.

– Хорошо, – кивнул Андрей. – Дай мне минуту, собраться с мыслями, а пока проверь настройки. Сам же сказал: у нас нет права на ошибку.

– Отличная мысль! – Воронцов показал Андрею оттопыренный вверх большой палец, склонился над пультом управления и зашевелил губами, словно что-то проговаривал про себя.

Андрей посмотрел по сторонам в поисках подходящего предмета. Идея устранить первопричину нынешних проблем пришла в голову, когда он увидел двойника Олега Ивановича. Андрей понял: возврат прошлого в прежнее русло ни к чему не приведет. Оба Шарова так и будут преследовать друг друга снова и снова, пока один из них не убьет другого. А еще он может спасти отца, если тот не будет экспериментировать с «Зеркалом времени». Отец начал эти исследования, потому что у него появилась для них благодатная среда – закрытая от посторонних глаз Чернобыльская зона отчуждения. Если не будет аварии на ЧАЭС, не возникнет и подходящих условий для отцовских экспериментов.

На одной из подвесных полок стояли в ряд четыре увесистых тома старинной энциклопедии. Владимир Александрович как-то проговорился, что за бесценок приобрел их по случаю на барахолке и притащил в лабораторию. Дома оба книжных шкафа и высоченный, от пола до потолка, стеллаж и без того ломились от книг.

Андрей на цыпочках подкрался к стене, взял с полки тяжеленный том в толстых, обтянутых красным бархатом корках и точно так же, крадучись, приблизился к Владимиру Александровичу.

– Прости, – еле слышно прошептал он и врезал профессору по затылку.

Воронцов плашмя упал на пульт управления трансмиттером, раскинув руки в стороны, словно хотел обнять его. Ноги безвольно согнулись в коленях. Он соскользнул с наклонной панели на пол и замер в позе эмбриона.

Андрей присел перед профессором, нащупал на его шее пульс и выдохнул с заметным облегчением. Не хватало еще прибить крестного ненароком. Он осторожно повернул Воронцова на спину, взял за руки и оттащил подальше от консольной тумбы. Торопливо снял с себя лабораторный халат, бросил его у ног Владимира Александровича. Вернулся к пульту управления. Ввел новые координаты для предстоящего прыжка, нажал на кнопку отложенного старта и побежал к трансмиттеру.

Обручи пришли в движение, едва он захлопнул за собой дверь клетки Фарадея. Через несколько секунд послышался треск электрических разрядов. Он заглушил хлопки пистолетных выстрелов и крики раненого Олега Ивановича.

Шаров сидел на полу спиной к стене коридора и прижимал ладонь к груди. Сквозь пальцы просачивалась кровь, капала с мизинца на лабораторный халат. По белой ткани расплывалось бесформенное красное пятно. Рядом лежал на боку пузатый огнетушитель. Олег Иванович хотел пустить в Богомолова дымную струю углекислоты, а потом вырубить его ударом увесистого баллона по голове, но планам не суждено было сбыться.

– Думал сбежать от меня? – Богомолов подковылял ближе к профессору. Из ствола позаимствованного у лейтенанта Рябинина пистолета вился сизый дымок. – Не выйдет. Я знаю, что ты задумал, и не позволю этому свершиться. Смотри, что у меня есть. – Богомолов снял с плеча ремень переносного трансмиттера и положил чемоданчик на пол рядом с ногой Олега Ивановича. – С его помощью я добрался до тебя здесь, в Москве, и найду в любом другом месте и времени, если потребуется.

С этими словами Богомолов присел перед компактной машиной времени, щелкнул замками застежек и поднял крышку. Шаров увидел, как морщинистое лицо его двойника сначала вытянулось от удивления, а потом искривилось в злобной гримасе.

– Ублюдок! Смотри, что ты натворил! – Богомолов рывком развернул чемоданчик крышкой к себе. Олег Иванович опустил взгляд. Гранатный осколок вычурной формы пробил боковую стенку кейса, наискось срезал ступенчатый шип торчащего из специального гнезда «созвездия» и глубоко вонзился в трансмиттер. Нелепая случайность превратила полезное устройство в никому не нужную рухлядь. Только артефакт по-прежнему излучал матовый лунный свет, если не считать поврежденный осколком выступ. Тот казался густо облепленным черной угольной пылью.

– При чем здесь я? – удивился профессор.

– Ты во всем виноват! Всегда! Это из-за тебя я оказался здесь! Из-за тебя мне пришлось менять тела как перчатки! Из-за тебя я потерял дочь и все, что мне было дорого! Из-за тебя, сволочь ты такая! – в бешенстве заорал Богомолов и прижал пистолетный ствол ко лбу смертельного врага.

Олег Иванович зажмурился. Богомолов посмотрел на него и покачал головой:

– Нет, смерть – это слишком просто. Я заставлю тебя наблюдать за моим триумфом, а потом убью. Ну или ты сам сдохнешь от потери крови.

Богомолов сунул пистолет за отворот пиджака и положил руку на «созвездие». Раз трансмиттер больше не работает, пусть артефакт послужит ему.

Олег Иванович с интересом наблюдал за происходящими с его двойником и «созвездием» изменениями. Он даже думать забыл о ранах, так увлек его процесс обмена энергией между человеком и порождением Зоны. Его двойник молодел на глазах, как будто время повернуло вспять. Волосы темнели с поразительной скоростью, глубокие морщины разглаживались, а мелкие так и вовсе исчезали, как и пигментные пятна на лице и руках. Через минуту Богомолов убрал ладонь с черного, как ночь, артефакта, оттолкнул от себя бесполезный чемоданчик с трансмиттером и выпрямился:

– Пошли.

Игорь Михайлович схватил профессора за шиворот и потащил за собой в лабораторию. Пока шел обмен энергией, он не тратил времени даром и покопался в мозгах Шарова. Теперь он обладал теми же знаниями, что и его противник.

Богомолов оказался в лаборатории в тот миг, когда обручи трансмиттера заметно сбавили ход и были готовы вот-вот остановиться. Профессор Воронцов по-прежнему лежал без сознания в стороне от пульта управления стационарной машиной времени. Богомолов подтащил Шарова ближе к нему и несколько раз сильно пнул Владимира Александровича по ребрам. Профессор очнулся и застонал от боли в голове и боку.

Богомолов нацелил на него пистолет:

– Говори, кого отправил и куда? – Воронцов помотал головой. Игорь Михайлович навел оружие на Шарова: – Если не скажешь, я его пристрелю.

– Молчи, Володя, я все равно не жилец, – сказал Олег Иванович слабым голосом. Воронцов кивнул и упрямо поджал губы.

– Воля ваша, – пожал плечами Богомолов.

Грохнул выстрел. Пуля попала в ногу Шарова. Профессор закричал и схватился левой рукой за простреленное бедро, правую он по-прежнему прижимал к алому от крови халату. Вскоре его крик перешел в хриплый кашель, а тот быстро сменился надсадным дыханием. Из уголка рта к подбородку покатилась красноватая ниточка слюны.

– Не надо, не убивайте его, я все скажу! – закричал Воронцов. – Там был мой крестник, я отправил его в безопасное место. Он слишком молод, чтобы умереть сейчас.

Богомолов хотел покопаться в сознании профессора и узнать: правду тот говорит или нет, но решил не тратить зря время. Какая разница, если он скоро вернется в прошлое и поменяет будущее, как ему надо.

– Живо за пульт! – Богомолов снова навел пистолет на Воронцова, заелозил плечами и поворочал головой. «Подарок» Васяна доставлял неприятности. Все время хотелось запустить пальцы в волосы и всласть почесать кожу головы. Владимир Александрович послушно шагнул к консоли управления. – Вводи координаты и не вздумай глупить, если не хочешь упасть с простреленной башкой.

Богомолов назвал время, дату и место, куда хочет попасть. Профессор защелкал кнопками. Игорь Михайлович посмотрел на небольшой экранчик поверх клавиатуры и удовлетворенно кивнул – ни одной ошибки. Он попятился спиной к трансмиттеру, держа профессора на прицеле. На ощупь нашел дверцу, распахнул ее и вошел в клетку Фарадея.

– Запускай и подними руки. Только попробуй положить их на пульт – мигом пристрелю.

Владимир Александрович нажал кнопку запуска и послушно поднял руки над головой. Он полагал, враг в любом случае попытается его убить, и оказался прав. Богомолов дождался, когда «лепестки» начнут смыкаться, и несколько раз нажал на спусковой крючок.

Профессор опередил его на считаные мгновенья. Отчасти ему в этом помогли вши. Прежде чем выстрелить, Богомолов замешкался и почесал свободной рукой голову. Воронцов принял это за сигнал к действию. Он стукнул ладонью по кнопке аварийного сброса введенных настроек и спрятался за тумбой за доли секунды до вспышки и хлопка первого выстрела.

Владимир Александрович прервал формирование пространственно-временного канала в самый ответственный момент. Промедли он хоть чуть-чуть, и Богомолов оказался бы там, куда так стремился попасть. Останови он трансмиттер немногим раньше, Богомолов остался бы в клетке Фарадея и убил посмевшего нарушить его планы ученого.

Зато теперь враг не представлял опасности. Трансмиттер создал пробой в пространстве, но не во времени, сбрасывая накопленную и не востребованную в полной мере энергию. Богомолов оказался в заброшенном промышленном здании на окраине Москвы. Он застрял в межэтажном перекрытии: ноги болтались под потолком, а верхняя половина тела торчала над полом. Богомолов орал, сучил ногами и колотил руками по бетонной плите пола, но его никто не слышал.

Владимир Александрович подбежал к другу. Шаров поверхностно и часто дышал. Лицо побледнело, как будто присыпанное пудрой, губы превратились в синие ниточки. Олег Иванович схватил Воронцова за руку:

– Где Андрей?.. ты отправил его… в прошлое?..

– Он сам туда отправился, но не в две тыщи шестой, а на двадцать лет раньше. Мне кажется, он хочет предотвратить аварию на ЧАЭС. Ты понимаешь, он решился на это, зная, что сам может навсегда исчезнуть! – воскликнул Воронцов с лихорадочным блеском в глазах. – В новом варианте истории его родители могут не встретиться!

– Нельзя… катастрофа нужна… – задыхаясь, прохрипел Шаров. Красное пятно из-под прижатой к груди окровавленной ладони расползлось почти на половину халата. Из пулевого отверстия на левом бедре сочилась кровь, штанина потемнела и прилипла к ноге. – Без аварии… ничего не будет… телепорт… машина времени… биомехи… новые лекарства… это все она… Зона…

– И что делать? Предлагаешь отправиться следом за Андреем и остановить его?

– Нет… прошлое уже… оно меняется… скоро ты… забудешь… я тоже… другой я… забуду…

Шаров убрал окровавленную руку от раны, сунул за пазуху. Вытащил из внутреннего кармана пиджака испятнанную красным толстую записную книжку и протянул Воронцову:

– Возьми… это мой… дневник… отдай его… мне… здесь все… – Глаза Шарова закатились под верхнее веко, он сипло захрипел, как будто жизнь вот-вот покинет его.

Воронцов захлопал друга по щекам:

– Не вздумай умирать, слышишь?! Не сейчас! В какой год мне отправиться?! Где тебя искать?!

Олег Иванович прерывисто вздохнул, пальцы с невероятной для умирающего силой сжались на запястье Воронцова. Мутные, подернутые поволокой близкой смерти глаза уставились на друга.

– ПДА… подключи к транс… транс… к машине… она сама…

Шаров не договорил. Голова безвольно упала на грудь, чуть согнутая в колене правая нога выпрямилась, тело обмякло.

Воронцов поддернул рукав халата на левой руке мертвого товарища, затрещал липучками, расстегивая ремешки ПДА. Повертел устройство перед собой, разглядывая его со всех сторон. Потыкал в экран пальцем, пролистывая сначала карты Зоны, а потом и заметки Олега Ивановича.

– Ну, давай проверим, что ты за штуковина такая, – пробормотал он, направляясь к металлическим стеллажам. Они выстроились, как часовые, вдоль одной из стен лаборатории и строго поблескивали хромированными стойками.

Воронцов отыскал подходящий провод в одном из стоящих на полках ящике и подключил ПДА к пульту управления машиной времени. Шаров не обманул. Примерно через минуту крохотный динамик консольной панели пискнул, и на экранчике поверх клавиатуры высветились координаты прыжка. Владимир Александрович, как и его крестник за полчаса до этого, вдавил кнопку отложенного запуска и побежал к трансмиттеру.

Андрей брел по улицам утренней Припяти. Солнце только-только поднялось над плоскими крышами панельных высоток. Яркие лучи отражались в окнах верхних этажей. Казалось, дома лучатся счастьем, приветствуя новый день.

Город постепенно просыпался. По дорогам неторопливо катились редкие в этот час легковушки. Мимо протарахтел желтый автобус с круглыми фарами. За выпуклыми квадратными стеклами кабины виднелись голова в синей шоферской фуражке и сжимающие руль руки водителя. Пассажиров в салоне «ЛиАЗа» было немного: трое мужчин и одна женщина с ребенком. Девочка сидела возле окна и сосредоточенно водила пальцем по стеклу, высунув от усердия кончик розового язычка. Огромные белые банты по бокам ее аккуратно причесанной головки казались воткнутыми в волосы хризантемами. Андрей подмигнул девочке. Она это заметила и помахала ему рукой.

Припять готовилась к предстоящему Первомаю. Слабый ветерок шелестел кронами деревьев, играл развешанными на стенах домов красными флагами и надувал, как паруса, привязанные к столбам освещения кумачовые транспаранты с белыми буквами лозунгов. Традиционные для советского времени праздничные агитки висели над дорогой. Они убегали вдаль, как будто указывая трудящимся СССР верный путь в светлое будущее.

Клумбы на газонах пестрели яркими цветами. Возле одной из таких клумб стоял грузовой «УАЗ» с круглой цистерной вместо кузова. Водитель из шланга поливал заботливо высаженные перед праздником крокусы, гиацинты и примулы. Искусственный дождь сверкал и переливался радугой в лучах утреннего солнца.

Над разноцветьем, по сторонам от весело барабанящих по лепесткам и листьям серебристых капель, деловито кружили пчелы и басовито жужжали шмели. Неутомимые труженики ныряли внутрь восхитительно пахнущих цветов, долго в них копошились, а потом выползали перепачканные в желтой пыльце и, тяжело поднявшись в пропитанный медовыми ароматами воздух, перелетали на другой цветок в поисках сладкого нектара.

Андрей увидел, как далеко впереди из-за угла дома на перекресток вырулила милицейская «Волга» и покатила в его сторону. Он посчитал за лучшее не попадаться стражам порядка на глаза, свернул с тротуара в ближайший двор, сел на скамейку возле подъезда и задумался.

Тогда, в лаборатории, спонтанно принятое решение показалось ему наилучшим способом решить проблему. Он не привык долго рассуждать, предпочитая дело витанию в облаках, потому и оказался в апрельской Припяти тысяча девятьсот восемьдесят шестого. До самой чудовищной в истории человечества ядерной катастрофы оставалось чуть меньше суток, а он ни на йоту не приблизился к поставленной цели – остановить неизбежное.

«Думай давай, думай! – мысленно прикрикнул на себя Андрей. – Ты не просто так отправился к истокам трагедии. У тебя был план. Соберись, тряпка!»

Андрей сунул в рот согнутый указательный палец правой руки и задумчиво покусал его. Что он знает о Чернобыльской аварии? Немного. Лишь то, что требовалось ему для работы над рефератом. На первом курсе института преподаватель по экологии предложил вместо зачета написать работу по любой из экологических проблем. Андрею эта идея пришлась по душе, и он написал реферат о причинах трагедии на ЧАЭС. С тех пор прошло немало лет. Наверняка он многое позабыл, но что-то все равно сохранилось в памяти.

Итак, катастрофа случилась двадцать шестого апреля примерно в половину второго ночи. Перед майскими праздниками в очередной раз проводили испытания на аварийное электроснабжение насосов станции за счет инерции турбогенератора. Предыдущие три попытки провести подобный эксперимент закончились неудачей, но руководство станции это не остановило.

В роковую ночь начальником смены был заместитель главного инженера ЧАЭС Анатолий Дятлов. Это он принял решение о продолжении эксперимента во что бы то ни стало, когда появились первые признаки самозаглушения реактора. Если бы персонал станции отказался от дальнейшего проведения испытаний, ничего бы не произошло, но Дятлов угрозами и криком заставил подчиненных извлечь практически все графитовые стержни из реактора для экстренного повышения мощности. Это и послужило одной из причин катастрофы.

– Вот оно, решение, – прошептал Андрей. – Надо найти Дятлова и все ему рассказать. Он должен мне поверить. Это в его интересах, потому что иначе я его убью.

Андрей рывком встал со скамейки, пошел к выходу со двора, но остановился, скользнув глазами по адресной табличке на стене дома. Он вдруг в полной мере осознал, что его идея обречена на провал. Как он найдет Дятлова в незнакомом городе, если не знает, где тот живет, и смутно помнит, как он выглядит? Ну почему он всегда все делает не так? Нормальный человек, прежде чем прыгать в омут с головой, сперва бы подготовился: порылся в инете, нашел информацию…

Андрей застыл с приоткрытым ртом. Взгляд остекленел, как будто он усиленно пытался что-то вспомнить. Мгновение спустя Андрей звонко хлопнул себя по лбу и полез в карман джинсов за телефоном. Он торопливо заскользил пальцем по экрану. Записанные на карту памяти файлы мелькали перед глазами, но нужного среди них не было.

Андрей почти потерял надежду отыскать материалы по катастрофе на ЧАЭС, когда наткнулся на то, что искал. Он сохранил данные при подготовке к реферату на карту памяти в телефоне. С тех пор он поменял телефон, но карта памяти перекочевала со старого аппарата в новый. Андрей давно собирался удалить с нее лишнюю информацию, да только никак не мог выбрать время.

– Нашел! – радостно воскликнул Андрей. С фотографии в телефоне на него пристально смотрел усатый мужчина. Взгляд его серых глаз был тяжел. Упрямые складки пролегли от чуть вывернутых наружу ноздрей к уголкам бледных и тонких губ. Чувствовалось, что он привык командовать и не терпел возражений.

Под фотографией шла длинная портянка текста. Андрей мельком пробежал по строчкам глазами и улыбнулся. Помимо сведений об аварии, в файле нашлось упоминание о доме Дятлова в Припяти. Он жил в типовой панельной многоэтажке под номером семь на главной улице Припяти – проспекте Ленина.

Андрей с легким сердцем покинул двор и зашагал по улице Леси Украинки. Он никогда раньше не был в городе энергетиков, если не считать недавних прыжков во времени, и не знал его планировки, но это его не смущало. Он здраво рассудил, что без труда отыщет нужный адрес. Хотя бы потому, что проспект должен быть как минимум красивым и широким. За что-то ведь ему дали столь почетное звание главной улицы города.

На тротуарах стало больше людей, а на дороге машин. Солнце выше вскарабкалось по небосклону, и от деревьев по тротуару протянулись косые короткие тени. Весело щебетали птицы. Откуда-то со стороны доносился счастливый смех и детские крики. Андрей решил, где-то во дворах находится детский сад, и малышня так радуется началу нового дня.

Он прошел два квартала и около перекрестка увидел дорожный указатель. Судя по нему, надо повернуть налево, чтобы выйти к проспекту Ленина. Андрей так и сделал.

Через десять минут он увидел, как рядом с одним из домов остановились белые «жигули». Видимо, водитель очень спешил, раз выскочил из машины и не запер ее. Андрей проводил торопыгу взглядом и посмотрел по сторонам. Поблизости никого не было. Впереди, метрах в пятидесяти, шел мужчина с авоськой в руках, но он удалялся от Андрея и не мог видеть, что тот собирается сделать.

Андрей подошел к автомобилю и сел в него. Выдернул из замка зажигания пучок проводов и поочередно почиркал клеммой красного провода по оголенным кончикам четырех других токопроводящих жил. Два из них искрили. Он попарно соединил эти провода с двумя другими, а потом прикоснулся красным к спарке из белого и зеленого проводов.

Двигатель завелся с первого раза. Андрей включил передачу, задним ходом вырулил на дорогу и покатил по направлению к проспекту Ленина.

Он увидел Дятлова, когда свернул на главную улицу Припяти и проехал по ней почти с километр. Заместитель главного инженера ЧАЭС неторопливо шагал с чемоданчиком в руке к остановке общественного транспорта. Сперва Андрей увидел его со спины и не сразу понял, что поиски закончились. Он догадался, что это Дятлов, когда увидел его в зеркале заднего вида. Проехал еще немного, нажал на тормоз и плавно вывернул к бордюру, не доезжая немного до остановки.

Дятлов медленно приближался. Андрей перегнулся через пассажирское сиденье, покрутил ручку привода и крикнул в открытое окно:

– Анатолий Степанович! Здравствуйте! Садитесь в машину, я вас подвезу!

Дятлов удивленно посмотрел на Андрея, но потом его лицо вспыхнуло радостью. Он через газон перебежал к дороге, сел в «жигули» и хлопнул дверью.

– Вы новенький из киевского пополнения? – поинтересовался он, пристраивая чемоданчик на коленях.

– Ага, оттуда. – Андрей дружелюбно улыбнулся, посмотрел в боковое зеркало, включил указатель поворота и отъехал от бордюра.

– Понятно, почему я вас не признал. Пока не довелось лично пообщаться со всеми молодыми специалистами. Так-то у меня хорошая память на лица. Если я кого-то хоть раз увижу, больше никогда не забуду. Ну что ж, давайте знакомиться. Как вас зовут?

– Андрей.

– Кто вы по должности, на каком участке работаете?

– Это неважно, Анатолий Степанович. Пожалуйста, выслушайте меня и не делайте поспешных выводов. Вы умный человек и сможете правильно понять все, что я сейчас расскажу…

Андрей поделился с Дятловым всем, что знал о грядущей аварии на четвертом энергоблоке.

– Вы психически больной человек! Шизофреник! – закричал Дятлов, как щитом, закрываясь от Андрея чемоданчиком.

– Я могу подтвердить правоту моих слов. У меня есть фотографии разрушенного энергоблока, свидетельские показания, другие материалы.

Проспект заканчивался. Впереди обе его широкие полосы сливались в одну хорошо асфальтированную дорогу. Не доезжая до этого места, Андрей свернул на перекрестке направо и погнал «жигули» прочь от ведущей к станции автомагистрали. Он сделал так не только потому, что не хотел везти Дятлова на ЧАЭС. Со стороны энергообъекта приближался автомобиль ГАИ. Андрей опасался подобных встреч, полагая, что водитель угнанной «пятерки» уже заявил в милицию о краже любимицы.

– Куда вы меня везете?! – заверещал Дятлов. – Немедленно остановите машину!

– Я хочу показать документы. Вам нельзя этой ночью проводить испытания. Откажитесь от них, иначе беды не миновать.

– Сумасшедший!

Дятлов замахнулся чемоданчиком. Краем глаза Андрей заметил нечто черное сбоку, попробовал увернуться, но не очень-то преуспел. Удар хоть и пришелся по касательной, все равно был достаточно сильным. В глазах потемнело. Андрей упал грудью на руль. «Жигули» с визгом резины вильнули в сторону. Подпрыгнув на бордюре, машина наискось пересекла газон и врезалась в растущие перед пятиэтажной панелькой кусты жимолости.

Дятлов больно ударился головой о лобовое стекло. Не обращая внимания на кровь из рассеченного лба, выскочил из машины, позабыв чемоданчик, и побежал прочь, крича и размахивая руками.

Андрей довольно скоро пришел в себя, увидел пустое пассажирское сиденье, услышал крики. Двигатель заглох после столкновения «жигулей» с кустарником. Андрей снова завел машину проводом и лихо развернулся на газоне, выбрасывая комья земли из-под колес.

Он не мог позволить Дятлову сбежать и вдавил педаль газа в пол. «Пятерка» взревела двигателем, быстро набирая скорость. Инженер попытался отскочить в сторону от несущейся за ним машины, но Андрей чуть дернул руль. Смерть настигла Анатолия Степановича. Дятлов умер до того, как его пролетевшее несколько метров по воздуху тело упало на асфальт.

Пару мгновений спустя «жигули» с ходу врезались в фонарный столб. Андрей разделил участь приговоренного им к страшной гибели человека. Но перед тем, как он разбил головой лобовое стекло и сломал от удара шейные позвонки, из его рта вылетело густое, как утренний туман, облачко. Оно бесследно растворилось в воздухе за доли секунды до столкновения машины с бетонным столбом.

Точно такое же облачко появилось в одном из роддомов Москвы двадцать лет спустя. Оно плавало поверх новорожденных, задерживаясь над каждым младенцем на несколько секунд, как будто кого-то искало среди них.

Над одной из кроваток облачко задержалось дольше обычного. К спинке кровати скрученной из бинта веревочкой была привязана рыжая клеенчатая бирка с надписью шариковой ручкой: «Коршунова Нина Дмитриевна 15.12.2006/8.20 мальчик 3200/52». Облачко нашло, кого искало. Из него появились тонкие, похожие на завитки дыма, белые нити. Извиваясь и скручиваясь в причудливые по форме петли, они потянулись к мирно сопящему крохотным носиком младенцу. С каждым вдохом он втягивал их в себя, и облачко, уменьшаясь в размерах, становилось все более прозрачным.

В коридоре послышались шаркающие шаги. Металлическая ручка-шар повернулась. Скрипнули петли. Дверь открылась, и на пороге показалась пожилая нянечка. Она вошла в палату в тот миг, когда маленький Андрюша Коршунов вдохнул в себя похожие на лебединый пух остатки облачка, повернул головку набок, сладко причмокнул и улыбнулся во сне.

Глава 26. Последний шанс

Олег Иванович задумчиво повертел в руках залитую кровью записную книжку. Точно такая же, только без красных пятен на обложке и страницах, лежала перед ним на столе. В нее он записывал все так или иначе связанное с его исследованиями пространства-времени. Странно видеть перед собой оба твоих дневника и читать в одном из них записи, которых ты пока не сделал. Но еще удивительнее узнать, что другой ты, который заполнил аккуратным, как у тебя, почерком испятнанные красным страницы, умер и завещал перед смертью спасти Зону.

Шаров посмотрел на сидящего по ту сторону стола человека. Он не видел Володьку Воронцова больше двадцати лет и сперва не сразу признал его. За это время друг его молодости сильно изменился – постарел, потучнел, поседел, но в глазах горел все тот же азарт исследователя. Даже тусклый налет печали и скорби не смог полностью затушить его.

– Теперь понятно, почему я вдруг начал вспоминать то, чего со мной никогда не было. Так ведь и свихнуться недолго. По правде сказать, я испугался. Думал, умом тронулся, а это, оказывается, меня первой флуктуационной волной от возникновения новой исторической последовательности накрыло. Еще две-три такие волны – и наша реальность исчезнет как таковая. Произойдет полное замещение, и все мы станем совершенно другими людьми. У каждого из нас появятся новые воспоминания, новый опыт, новые знания. Может быть, кто-то совсем исчезнет, потому что в новой реальности не дожил до этого дня… – Олег Иванович помолчал, рассеянно глядя в одну точку перед собой. – Так ты, говоришь, другого меня убил мой же двойник?

– Да, – кивнул Воронцов. – Другой ты говорил, что твоим телом завладел Богомолов. Это была часть его мести тебе за неудачную попытку спасти Балабола.

– М-м, вон оно что! А я как раз подумывал вернуться в прошлое и немного подрихтовать его. Хорошо, значит, будем действовать по-другому, но сначала займемся более важными делами. Ты со мной или у тебя другие планы?

– Если можно, верни меня обратно. Я бы хотел похоронить друга как подобает. – Воронцов осекся, заметив, как Шарова передернуло от мысли, что где-то в будущем он лежит мертвым в луже крови. – Прости, я не хотел.

– Ничего, все мы когда-то умрем, – криво усмехнулся Олег Иванович. – Конечно, лучше, чтобы это произошло как можно позже и, желательно, естественным путем. А вернуться ты можешь. Изменения прошлого пока не в полной мере сказались на текущем моменте и будущем. Похорони меня там как следует, другого шанса может и не быть. Как знать, смогу ли я исправить сотворенную Андреем глупость? А если смогу, увидимся ли мы в новой реальности?

Олег Иванович поддернул рукав лабораторного халата и потыкал пальцем в экран ПДА. Он просил Алексея немедленно явиться в трансмиттерный зал и подготовить аппаратуру для предстоящего прыжка во времени. Наладонник пискнул, оповещая об отправке письма, Шаров вышел из-за стола, подождал, когда Воронцов тоже встанет, и зашагал прочь из кабинета.

Оба профессора спустились по лестнице в фойе главного корпуса исследовательского центра и через стеклянные двери вышли на улицу. Олег Иванович взял курс на угловатую машину с установленным на крыше боевым модулем. Техники в синих комбинезонах облепили броневик со всех сторон, как муравьи гусеницу, и, по-видимому, ремонтировали его. Чуть в стороне от технических спецов стояли двое парней в надетых поверх сталкерских комбинезонов экзоскелетах. Судя по одинаковой внешности – близнецы. Шаров помахал им рукой. Они ответили ему тем же, а с Воронцовым обменялись кивками.

Владимир Александрович топал за провожатым, ворочая, как сова, головой по сторонам. Он впервые оказался в Зоне, и ему все было интересно. Особенно его заинтересовали поворотные штуцеры на расположенных по всей территории лагеря вышках. Длинноствольные установки автоматического огня, с едва различимым гудением сервоприводов, поворачивались вслед за учеными, словно провожали тех настороженными взглядами. Воронцов хотел спросить, часто ли приходится использовать их по назначению, но заметил пулевые выбоины на стене одного из расположенных в стороне домиков и деликатно промолчал.

Алексей считывал с планшета данные последнего теста, когда тяжелая, обитая железом дверь отворилась и в освещенное люминесцентными лампами помещение без окон вошел Шаров с незнакомцем.

– Все готово? – спросил Олег Иванович, подходя к пульту управления трансмиттером.

– Да. – Ассистент украдкой посмотрел на профессорского спутника. Раньше он его не встречал, хотя знал в лицо всех, кто хоть раз заглядывал в гости к патрону. Не видел он и как тот появился в научном лагере. Ни вчера, ни сегодня никто не проходил через ворота. Алексей точно знал это. Система автоматического оповещения предупредила бы его, попадись кто-нибудь в объектив камеры слежения возле ворот.

– Тогда начнем. – Шаров повернулся к спутнику: – Прощай, Володя! Надеюсь, мы снова увидимся, но уже при других обстоятельствах.

– Я тоже на это надеюсь. – Воронцов притянул к себе старого друга, похлопал по спине и прошептал на ухо: – Ты, главное, сделай там все по-хорошему.

– Постараюсь, – так же тихо ответил Олег Иванович. – Ну а ты постарайся достойно проводить меня другого в последний пусть.

– Не сомневайся. Все будет сделано по высшему разряду.

Воронцов направился к трансмиттеру. Алексей обратил внимание, что он открыл дверь клетки Фарадея и вошел в нее с таким видом, будто не раз делал это. Он так и спросил у Шарова, когда молнии перестали скользить по куполу из «лепестков», а обручи вращались по инерции.

– Потом об этом поговорим, – отмахнулся Олег Иванович. – Сейчас, Алеша, нам предстоит выполнить, пожалуй, самую важную миссию в нашей жизни…

Профессор рассказал ассистенту все, что сам недавно узнал от Воронцова, показал оба дневника и нарисовал на листе бумаги длинную прямую. Отсчитал примерно треть от начала прямой, поставил на ней жирную точку и провел от нее под углом вверх еще одну линию.

– Вот здесь, – Шаров написал под точкой «1986», – Андрей начал новую историческую последовательность. Прошлое и будущее тесно взаимосвязаны. Любое событие, даже еще не случившееся, оставляет след в реальности. Это как неоновые трубки в подвижной световой рекламе. Одни из них светятся, другие остаются незаметными, пока к ним не поступит электрический разряд. Андрей подвел ток к одной из таких трубок, и она ярко засветилась, а наша трубка, наоборот, скоро погаснет. Мы должны это предотвратить.

– Вы хотите вернуться в Припять восемьдесят шестого и остановить Андрея?

– Нет. Я хочу отправиться в максимально копирующий нашу реальность хронопласт и там снова подвести ток к нашей неоновой трубке. Тогда зажженная Андреем сама погаснет, потому что вот здесь…

Профессор поставил еще одну точку на первой прямой, ближе к ее середине, и начеркал над ней «2006». Отступил от точки на два сантиметра вниз, написал «хронопласт», взял слово в овал, постучал по нему пальцем и повторил:

– …потому что вот здесь мы заново создадим условия для появления Зоны. Это станет для нашей исчезающей реальности чем-то вроде взрыва мощной хронобомбы с положительным потенциалом событийного эффекта.

Олег Иванович нарисовал вокруг овала пять окружностей из черточек. Два пунктирных круга целиком проходили под обозначающей главную историческую последовательность линией, третий касался одной из черточек точки с числом «2006», а четвертый и пятый пересекали горизонтальную прямую. Причем пятый круг практически соприкасался с уходящим от начала прямой отрезком.

– А теперь смотри. – Профессор нарисовал идущую от конца отрезка поверх пятой окружности горизонтальную линию. – Созданное Андреем ответвление могло бы стать полноценной заменой нашей реальности, но, поскольку из-за взрыва хронобомбы оно стопроцентно приобретет отрицательный событийный потенциал, потому что события в нем протекали не так, как это происходило по линии ГИП, шансов на такое развитие у него не останется. Оно обречено на исчезновение. – Профессор дважды перечеркнул верхнюю горизонтальную линию и слева от креста соединил верхнюю и нижнюю прямые косой чертой. – Его как магнитом притянет к нашей реальности. Хронопласт тоже с ней сольется, и все станет как прежде.

Алексей с сомнением посмотрел на Олега Ивановича:

– Звучит заманчиво, но вы уверены, что там, – он покрутил пальцами правой руки над головой, – именно так все и происходит?

– Уверен. Я давно об этом догадывался, но у меня не хватало времени на теоретические расчеты. А вот другой я все посчитал и вывел новое, четвертое, уравнение. Оно, помимо всего прочего, как раз и объясняет механизмы взаимодействия между хронопластами, главной исторической последовательностью и ветвями альтернативных реальностей.

До позднего вечера профессор и ассистент трудились как проклятые. Рассчитывали на основе четвертого уравнения новые параметры для корректной работы трансмиттера, проверяли, нет ли случайной ошибки, и вводили полученные данные в память устройства.

Дважды за это время их накрывали волны структурного изменения реальности. В первый раз это было похоже на отголоски далекого землетрясения: пол под ногами задрожал, а с одного из стеллажей упал наполовину задвинутый на полку ящик со всякой мелочовкой. Во второй раз последствия были более серьезными. За окном как будто пронесся ураган. Несколько домиков для персонала исчезли, словно буря унесла их с собой, зато появились асфальтированные площадки с навесами для временного хранения грузов на открытом воздухе. К счастью, изменения не коснулись трансмиттера и всего, что так или иначе было связано с ним.

И все же профессор и ассистент пережили несколько неприятных минут. Оба раза они ненадолго теряли сознание, а когда приходили в себя, не сразу могли вспомнить, кто они, где находятся и что здесь делают. Помогла предусмотрительность Олега Ивановича. Перед тем как приступить к расчету новых параметров, он притащил из кабинета штатив с видеокамерой, установил ее так, чтобы в объектив попадало все, что они делают, и включил режим записи. Если бы не отснятый материал, их усилия могли пойти прахом. А так они быстро восполняли лагуны в памяти и продолжали работать.

Наконец, настал момент, когда все было готово к предстоящему прыжку в пространстве-времени. Профессор сунул во внутренний карман пиджака испачканную кровью его двойника записную книжку, вошел в клетку Фарадея и махнул рукой: давай!

Алексей нажал кнопку запуска. Загудели моторы электроприводов. Обручи трансмиттера пришли в движение. Они ускоряли вращение до тех пор, пока не слились в полупрозрачную сферу вокруг клетки и стоящего в ней человека. На концах электродов засверкали искры. Первые, пока еще робкие отростки ослепительных молний потянулись к недавно образованному «лепестками» куполу над сетчатым кубом внутри трансмиттера, как будто хотели попробовать его на ощупь. Мгновение спустя раздался оглушительный треск, и электрические разряды десятками извилистых, сияющих змей расползлись по блестящей поверхности купола.

Дверь открылась, и в кабинет кандидата физико-технических наук Олега Шарова вошел человек. Олег писал статью для одного из иностранных научных журналов и как раз думал над тем, как бы точнее сформулировать предложение на английском. Он не любил, когда его отрывают от работы и тем более входят в кабинет без стука, а потому приготовился испепелить нахала суровым взглядом.

Олег поднял голову и почувствовал, как по спине пробежал холодок, а кожа на руках покрывается мурашками. Незваный гость был чертовски на него похож, только выглядел намного старше.

– Вы кто такой? – Голос Олега предательски дрогнул.

– А то ты сам не догадался, – проворчал Шаров, сунул руку за отворот пиджака и вытащил на свет пухлую записную книжку. – Узнаешь?

Олег кивнул. Он недавно купил такую же и дал себе слово записывать в нее самые ценные мысли и соображения по работе. Книжка карманного формата лежала в ящике стола, была не столь потрепанной и без пятен крови на обложке.

– Слушай внимательно и не перебивай. Времени мало, а если заупрямишься, как с тобой… – старый Шаров задумчиво пожевал губами и добавил: – …как с нами это бывает, его вообще не останется. По крайней мере, для меня.

Олег Иванович подошел ближе к столу и положил на него записную книжку.

– Здесь все наши записи. Используй их как подсказки для работы над будущими изобретениями, но сначала найди Валерия Коршунова и отдай ему это. – Профессор вытащил из правого кармана пиджака сложенный вчетверо лист бумаги и бросил поверх записной книжки.

Олег развернул хрустящую под пальцами бумагу, посмотрел на торопливо написанные его почерком строчки, сплошь состоящие из цифр, физических и математических символов.

– Что это?

– Уравнение перемещения во времени. Коршунов ведь над этой проблемой работает? На ближайшие дни у него запланирован эксперимент, вот и поделись с другом своими соображениями, помоги ему.

– Здесь какой-то подвох?

– Конечно. В уравнении ошибка. Ни ты, ни Коршунов ее не найдете, но она приведет к катастрофе. Вместо создания пространственно-временного канала установка Коршунова спровоцирует пробой ноосферы. Аномальная энергия хлынет на ЧАЭС, меняя все вокруг. Образуется Зона, место приложения научного потенциала всего человечества. Она станет как злом, так и благом для всей Земли, но хорошего в ней будет больше, чем плохого.

Олег бросил бумагу на стол и помотал головой:

– Я не буду это отдавать Валерке. Он же погибнет.

– Он и в другой версии развития событий погиб, но его сын поменял прошлое. Главная историческая последовательность исчезнет, если ты не подтолкнешь Коршунова к ошибочным действиям. Созданная его сыном альтернативная ветвь не обладает присущим линии ГИП запасом устойчивости и может прерваться в любой момент. Это все равно что срубить дерево и ждать, что оно принесет плоды на следующий год. Иногда приходится принимать трудные решения и делать выбор между честью и долгом. Прости, что обрекаю тебя на это, но у меня нет другого выбора. Необходимо вернуть историю Земли в прежнее русло, а кроме нас это сделать некому.

Пожилой Шаров неожиданно побледнел, прижал ладони к вискам и покачнулся. В его мире прокатилась очередная волна изменения структуры реальности. Он бы упал, но Олег обхватил его за плечи и усадил на стоящий поодаль от стола диван.

– Время уходит, – слабым голосом сказал Шаров. – Иди, а то опоздаешь, я здесь посижу. Устал я что-то. Ты, главное, в Киеве будь в день коршуновского эксперимента, а то погибнешь и человечество так и не получит машину времени.

Олег вернулся к столу, с сомнением посмотрел на исписанный формулами лист бумаги. Перевел взгляд на записную книжку, протянул руку и полистал запачканные кровью страницы. Ого, сколько всего он откроет и исследует в Зоне. Пожалуй, мир действительно многого лишится, если он не отдаст уравнение Коршунову. Любой настоящий ученый готов пожертвовать собой во имя науки. Его личная жертва – жить со знанием того, что он совершил ради будущего блага человечества и до самой смерти искупать совершенный грех беззаветным трудом и научными изысканиями.

Олег схватил бумагу с записанным на ней роковым уравнением, аккуратно сложил по сгибам и выбежал из кабинета. Он боялся, что передумает, и торопился отдать записку, пока решимость не покинула его.

Профессор улегся на диван, как только за его молодым двойником захлопнулась дверь. Он чувствовал нарастающую слабость во всем теле. На лбу выступил холодный пот. Руки подрагивали, голова наливалась тупой тянущей болью.

«Мое время уходит, – подумал Шаров, и тут же его мысли вернулись к Олегу: – А вдруг он передумает или захочет разделить судьбу Коршунова? Что тогда будет и будет ли вообще что-нибудь?»

Додумать профессор не успел. Он вдруг почувствовал себя так, словно оказался в невесомости. Тело наполнилось легкостью, голова перестала болеть и тоже стала легкой, как воздушный шар. Профессор поднял руку к глазам, увидел размытые контуры кисти, сквозь которые отчетливо проступала висящая на стене репродукция старинной гравюры.

– Все кончено, – прошептал он и закрыл глаза. Через минуту профессор исчез. Растворился, как сахар в стакане с горячей водой. И только записная книжка на столе служила доказательством его недавнего присутствия здесь.