Четвертое уравнение

Глава 15. Попытка номер два

И хотя на этот раз путешествие во времени прошло без нервов, Андрей все равно удивленно посмотрел по сторонам. В голове не укладывалось, как можно в одно мгновение переместиться из Москвы в Припять более чем двадцатилетней давности. Было в этом что-то нерационально-мистическое, тесно связанное с потусторонними силами. Андрей непроизвольно принюхался. Почему-то казалось, воздух непременно должен пахнуть серой. Но, сколько бы он ни сопел носом, ожидания не оправдались.

– Болван! – в сердцах обругал себя Андрей и уверенно зашагал по изрытому трещинами асфальту.

То ли он слишком быстро шел, то ли Семченко где-то подзадержался, но в этот раз Андрей оказался на перекрестке раньше патрульного автомобиля.

Анатолий отвлекся, прикуривая сигарету, увидел внезапно вышедшего из-за кустов незнакомца и чертыхнулся. Внедорожник визгливо заскрипел тормозами и лихо вильнул в сторону. За ним по асфальту тянулись длинные черные полосы. Из окна высунулась вихрастая голова. Анатолий выплюнул зажженную сигарету и злобно рявкнул:

– Ты кто, на хрен, такой?!

Андрей опешил. События развивались вроде бы по тому же сценарию, но с вариациями. Если в прошлый раз Семченко был сама доброта, то сегодня он как с цепи сорвался. Впрочем, Андрей быстро сообразил, что сам во всем виноват, и мысленно поблагодарил водителя. На его месте он бы наверняка вылез из машины и надавал тумаков любителю эффектного появления на дороге.

– Журналист. Хочу снять документальный фильм о сотрудниках электростанции. Люди должны знать в лицо героев нашего времени.

– Допустим, ты действительно журналист. – Голос Семченко немного смягчился, но взгляд остался настороженным. – Только я одного не пойму: ты как здесь оказался?

Андрей просунул большой палец под ремень висящей на плече видеокамеры и застенчиво улыбнулся.

– Отлить захотелось.

– Чего? – Лицо Семченко удивленно вытянулось, рот приоткрылся, глаза стали круглыми, как пятаки.

Не давая водителю прийти в себя, Андрей зачастил, как пулемет:

– Я на автобусе вместе с сотрудниками первой смены на станцию ехал. Утром в гостинице много кофе выпил, по дороге растрясло. Думал, дотерплю, но нет. Пришлось водителя упрашивать, чтобы где-нибудь по пути высадил. Он сначала ни в какую, говорит, рейс по минутам расписан, но я сказал, мне для съемок надо выйти. Типа интересные виды нашел. Освещение сейчас подходящее, в другой раз так красиво снять не получится. Только тогда он остановился, но предупредил, что ждать не будет и мне придется самому топать до станции. Меня, кстати, Андреем зовут.

– Анатолий, – буркнул Семченко, но руки, как в прошлый раз, не подал.

Андрей списал это на проявление недавнего стресса и снова растянул губы в улыбке:

– До станции не подкинешь? Пешком идти долго, а у меня времени в обрез. Начальство командировку выписало на два дня, а материала велело наснимать – недели не хватит.

– Садись, куда тебя девать, – проворчал Семченко. Он хоть и не припомнил, чтобы кто-то из начальства упоминал о предстоящем визите журналиста на ЧАЭС, видеокамера и уверенный тон Андрея убедительно подействовали на него.

Воронцов благодарно кивнул. Придерживая рукой камеру, обогнул спереди тарахтящий «уазик», сел на кресло рядом с водителем и хлопнул дверью:

– Поехали!

Семченко покосился на пассажира, но ничего не сказал. В два захода развернул неповоротливый внедорожник и покатил в обратном направлении по дороге, больше похожей на широкую просеку в лесу.

– Курить будешь? – Анатолий достал из бардачка помятую пачку сигарет.

Андрей помотал головой:

– Бросил.

– Молодец, не то что я. Столько раз пытался, ни черта не получается.

Семченко вытащил зубами сигарету из пачки. Щелкнул зажигалкой, глубоко затянулся, выпустил дым из ноздрей.

Андрей сунул руку в карман куртки. Коробочки с мятными драже не было. Видимо, оставил дома или обронил в лаборатории отчима. Может, поэтому события развиваются не совсем по тому сценарию?

– Хочешь, я тебе стихи почитаю? – неожиданно предложил Семченко, держа одну руку на руле, а другой поднося сигаретный фильтр к губам. – Сам написал сегодня утром. Правда, они немного грустные. Настроение у меня такое, видимо.

– Хочу, – кивнул Андрей и подумал: «Очередное отличие. Интересно, сколько их еще будет?»

Анатолий затянулся, деликатно выдохнул дым в открытое окно и, глядя на дорогу, завыл нараспев:

– Да, дружище, – Андрей цыкнул зубом и покачал головой. – С твоей хандрой без бутылки не разберешься.

– Есть что предложить? – усмехнулся Семченко, снова затянулся и стряхнул пепел с наполовину выкуренной сигареты на пол кабины.

– С собой нет, но могу купить. Правда, я пас, мне репортаж делать надо.

– Ну так и я по утрам не пью. – Анатолий в три затяжки дотянул сигарету до фильтра, выбросил окурок в окно и поинтересовался: – Вечером пропустим по рюмашке-другой?

– Почему нет?

– Значит, договорились. После работы увидимся, и ты покупаешь водку, как обещал. Я приеду за тобой на станцию. Не вздумай обманывать.

Андрей сделал честные глаза и прижал руку к груди:

– Да ни в жисть! Не поверишь, сам хочу расслабиться в приятной компании.

В предвкушении дармовой выпивки Семченко повеселел и весь остаток пути травил анекдоты. Андрей удивленно посмотрел в окно, когда «УАЗ» проезжал мимо городской комендатуры, но ничего не сказал. Лишь сделал в уме еще одну зарубку, намереваясь по возвращении выяснить у отчима, знал ли тот о расхождениях во время последующих визитов в прошлое? Если знал, почему не предупредил заранее?

Анатолий затормозил перед воротами с табличкой: «Стой! Запретная зона. Проход строго по пропускам» и постучал по центру руля основанием ладони. «Уазик» требовательно загудел. Из будки КПП выглянул молоденький прыщавый солдат, увидел внедорожник патрульной службы и снова скрылся в неказистом помещении. Пару мгновений спустя сварганенные из частокола труб створки медленно поползли в стороны, глухо лязгая приводными цепями.

Семченко не стал ждать, когда ворота полностью откроются, и направил машину в постепенно растущее пространство между створками. «УАЗ» медленно вкатился на охраняемую территорию, взял курс на серую громаду Саркофага, но на полпути свернул в сторону и остановился подле выкрашенного в белый цвет большого строения с высокой трубой над плоской крышей и вытянутыми в длину окнами. По огромной красной цифре «3» на стене здания Андрей догадался, что это третий энергоблок атомной электростанции.

Семченко выключил передачу, повернулся к Андрею и протянул руку ладонью вверх:

– Вечером жди меня здесь. Я подъеду часам к шести.

– Заметано. – Андрей хлопнул по водительской ладони и показал большой палец: – Стихи у тебя вот такие. Молоток!

Анатолий расцвел от похвалы. В глазах появился счастливый блеск, щеки заалели румянцем.

– У меня и песни свои есть, – радостно сказал он. – Вечером спою, если хочешь.

– Само собой, какое застолье без песен.

Андрей подмигнул Семченко, выбрался из машины и захлопнул дверь. Подождал, когда «уазик», перхая двигателем и трескуче кашляя глушителем, развернется, и помахал рукой на прощанье. В ответ задние фонари внедорожника трижды вспыхнули красным.

Андрей повернулся спиной к едущей в сторону ворот машине и закатил глаза к небу. Водитель утомил его болтовней, как и в прошлый раз. Какое счастье, что он его больше не увидит. «Если все пройдет как надо», – ехидно заметил внутренний голос.

Из-за угла соседнего с третьим энергоблоком здания вышел человек в синей спецодежде и зашагал к стойкам проходящего высоко над землей трубопровода. С каждой секундой он удалялся от Андрея.

– Подождите, пожалуйста!

Незнакомец оглянулся, увидел машущего рукой Андрея и повернулся к нему лицом. Андрей благодарно кивнул и подбежал к мужчине, прижимая к себе видеокамеру.

– Здравствуйте! Я журналист, приехал снимать видеорепортаж о сотрудниках атомной электростанции. Вы не могли бы дать интервью?

Начальник караула капитан Цибуля пил чай без сахара. Штатный доктор давно рекомендовал отказаться от сладкого, но Цибуля все это время пропускал его советы мимо ушей. Как он сам не раз говорил, отказаться от чая со сгущенкой и его фирменными «полосатыми» бутербродами, когда он густо намазанный вареньем или медом хлеб накрывал толстенным ломтем масла и все это щедро посыпал сахаром, для него было равносильно смерти.

И все же Цибуле пришлось пойти на попятную. Недавний медосмотр едва не закончился для него увольнением. Капитан вышел за установленный работодателем верхний порог массы тела на двадцать килограммов и по объему талии больше соответствовал женщине на последних сроках беременности, нежели в меру упитанному мужчине.

– Вот что, голубчик, – сказал доктор, заполняя карточку медосмотра, – с такими результатами я не могу допустить вас к работе.

– Как не можете? Почему? – Цибуля подался вперед. Стул под ним пронзительно скрипнул, словно кошке наступили на хвост.

– Потому что вы безобразно располнели. А если с вами что-то случится при исполнении? Вдруг вы за нарушителем погонитесь и вас удар хватит? Кто за это отвечать будет?

– Пожалуйста, доктор! – Цибуля молитвенно прижал пухлые ладошки к обтянутой зеленой футболкой почти женской груди. – Меня нельзя увольнять, я больше ничего не умею. Может, договоримся?

Доктор перестал писать и, чуть склонив голову набок, как-то по-особому посмотрел на Цибулю. Тот почувствовал себя неуютно под его взглядом и заерзал. Стул угрожающе затрещал.

– Ну что ж, давайте попробуем. Тридцать.

– Чего? Тысяч? – Доктор хранил молчание, как египетский сфинкс. Цибуля предпринял новую попытку: – Евро, долларов, гривен?

– Килограммов. Вы должны похудеть за месяц на тридцать килограммов. – Доктор склонился над столом и заскользил ручкой по бумаге. Аккуратные ровные строчки появлялись одна за другой. Наконец он выпрямился и снова посмотрел в заплывшие жиром глазки Цибули: – Я написал это условие в рекомендациях. У вас ровно месяц. Если вы не похудеете, вас уволят. Следующий! – крикнул доктор, отдавая начкару заполненные бумаги.

С того злополучного дня минуло две с половиной недели. Капитан честно старался похудеть, но скинул меньше трети указанного веса. Это обстоятельство сильно нервировало его, а когда он нервничал, ему всегда хотелось чего-нибудь вкусненького. Вот и сейчас он прихлебывал горячий несладкий чай вприкуску с шоколадно-вафельными конфетами.

На столе задребезжал телефон. Цибуля не любил музыку. Она казалась ему мешаниной громких звуков, поэтому его мобильник работал в режиме вибрации. Капитан покосился на светящийся экран. Звонили с поста охраны третьего энергоблока.

«Ничего, подождут», – подумал Цибуля, с хрустом откусил от широкой, с ладонь, конфеты и, вытянув губы трубочкой, шумно отхлебнул из кружки. Телефон не унимался.

– Настырный какой, попить чаю спокойно не дает, – недовольно проворчал начальник караула, поставил кружку на старый коврик для компьютерной мыши с изображением средневекового замка на фоне заснеженных лесистых гор и провел пальцем по экрану, принимая вызов. Следующим касанием пальца он включил громкую связь и сердито поинтересовался:

– Ну, что там у тебя?

– Тащ каптан, докладывает сержант Титенок. По территории третьего энергоблока ходит журналист и берет интервью у работников первой смены.

– И что с того? Может, его начальство пригласило. Они там, в Киеве, не считают нужным сообщать нам обо всем, что им взбрело в голову. Лет семь назад съемочная группа приезжала на станцию кино снимать. Никого не предупредили, естественно. Часовой увидал прущую к КПП вереницу машин, вызвал меня и спрашивает: «Что делать?» Я ему: «Действуй по уставу», ну он и пальнул в воздух для острастки. Колонна остановилась. Из передней машины выскочил дрищ. Весь зализанный, красные штаны-дудочки, разноцветная рубашка в облипочку, пальцы в перстнях, серьга в ухе, волосы блестят, словно салом смазанные, и воняет от него, как от бабы, – духами. Подходит ко мне, виляя жопой, как продажная девка, и говорит писклявым таким голоском, будто трусы на два размера меньше натянул: «Слышь ты, чучело в форме! Открывай ворота, мы кино снимать приехали». Я на него как на коровью лепеху посмотрел. «Не имею права, – говорю, – не положено посторонних на станцию пускать. Особенно таких пипидастров, как ты». Ох и заверещал этот дрищ, заскакал на месте, будто кипятком на одно место плеснул. Сунул руку в карман дудешек своих, вытащил телефон, набрал номер и чуть ли не в нос мне им тычет, глазенками злобно сверкает: «Щас тебе объяснят, кто ты и где твое место». Ну и наслушался я тогда. Много нового о себе и о родне узнал. Хорошо хоть с работы не выгнали.

Капитан хлебнул чаю из кружки и полез в пакет за новой порцией сладости. Воспоминания, как и стресс, вызывали волчий аппетит, а под рукой ничего, кроме конфет, не было.

Титенок подождал немного. Когда из телефона послышался хрустящий шорох, поинтересовался:

– Так а что с журналистом-то делать, тащ каптан? Кроме интервью, он у всех, кто с ним разговаривал, спрашивал, где найти Валерия Коршунова.

– Это кто?

– Не могу знать. Наверное, кто-то из сотрудников станции. Так что прикажете: задержать журналиста до выяснения подробностей или не надо?

– Не надо. Я коменданту доложу, пусть сам с ним разбирается. У тебя все?

– Так точно!

Цибуля сбросил вызов, схрумкал конфету, допил чай и набрал номер контрольно-пропускного пункта. Телефон издал один гудок, другой, третий, а потом из динамика вырвался звонкий молодой голос:

– Рядовой Грищенко слушает!

– Грищенко, ты ворота кому-нибудь открывал? – вкрадчиво спросил Цибуля.

– Никак нет, товарищ начальник караула!

– А почему тогда в здании третьего энергоблока ходит журналист и просит у всех дать интервью?

Грищенко смущенно засопел и сказал в черную бакелитовую трубку древнего проводного телефона:

– Я не знал, что это журналист. Он приехал в патрульном автомобиле, вместе с Семченко.

– Ты его документы проверял?

– Нет. Я же говорю, он приехал вместе с Семченко.

– И что? Как это влияет на выполнение тобой служебных обязанностей? Ты понимаешь, что нарушил устав? Знаешь, что тебе за это грозит?

– Знаю, – виновато пробубнил Грищенко. – Я думал, раз его привез Семченко, визит согласован с вами и комендантом.

– Думал он, – проворчал Цибуля. – Это лошадь пусть думает, у нее голова большая, а ты должен выполнять служебные обязанности. Вот как отправлю на губу или впаяю три наряда вне очереди, будешь знать.

– Товарищ начальник караула, я ж не специально… – заныл Грищенко.

– Ладно, не гунди. На первый раз прощаю, но еще один подобный косяк, и ты так легко не отделаешься.

Цибуля сбросил вызов, нашел в телефоне номер коменданта Припяти и набрал его.

– Здорово, Павло! – пророкотал мобильник голосом Бориса Семченко. – Что стряслось?

– Почему сразу стряслось? Я что, не могу просто так позвонить?

– Ты – нет. Скорее небо на землю упадет, чем ты позвонишь поболтать просто так. Ну давай, не томи.

Цибуля сразу зашел с козырей:

– Твой брат привез на станцию журналиста. Тебя сверху об этом визите предупреждали?

– Нет. А тебя?

– Тоже нет. Что будем делать? Нас могли не поставить в известность, но мне почему-то кажется – это самозванец. Сам посуди, берет у всех встречных интервью и попутно спрашивает о каком-то Валерии Коршунове. Если бы он приехал сюда с целью сделать о нем репортаж, этот Коршунов сам бы к нему пришел. Я допускаю, что кто-то в администрации мог о нас забыть, но не предупредить героя будущей статьи или фильма – это надо быть стопроцентным дебилом.

– Ты прав. Надо бы позвонить в СБУ. Пусть едут сюда и сами с ним разбираются. Только вот как его изолировать до их приезда? В камеру посадить? Не пойдет, рискованно это, вдруг мы ошиблись в предположениях. Журналюги ушлый народ. В случае нашей оплошности этот субчик так ославит нас на весь свет – проблем не оберешься.

Цибуля постучал пальцем по толстым губам и медленно, будто обдумывал каждое слово, проговорил:

– Слушай, а если я позову его к себе в кабинет? Раз он у всех встречных-поперечных интервью берет, пусть и меня о чем-нибудь поспрашивает. Я с ним поговорю, потяну время, а потом найду повод оставить его одного… за чаем, например, пойду и запру дверь. Окна зарешеченные, просто так не выберешься.

– А это идея! – радостно воскликнул телефон голосом коменданта. – И как я сам не догадался?! Давай так и сделаем. Ты тогда пошли кого-нибудь за журналистом, все остальное я беру на себя.

Андрей сильно нервничал, хоть и старался не подавать виду. Он два с лишним часа провел на станции, но воз так и не сдвинулся с места. В смысле, его расспросы ни к чему не привели. Никто, с кем он успел пообщаться, ничего не знал о Валерии Коршунове, его настоящем отце. А ведь он так надеялся встретиться с ним и поговорить. О том, что у отца, возможно, случится нервный шок и он не поверит ни единому его слову, Андрей старался не думать.

И все же его пребывание на ЧАЭС нельзя было назвать бесполезным. Кое-какие подвижки в нужном направлении все-таки произошли, и это вселяло определенную надежду на успешное завершение миссии. Пусть и не по заранее составленному плану.

Андрей многое менял на ходу, подстраиваясь под новые обстоятельства. Это касалось не только текущего задания. Он и раньше редко придерживался предварительно составленных планов, справедливо считая изменчивость не только основной движущей силой эволюции, но и всей его жизни.

Андрей искренне не понимал тех людей, которые всегда и во всем следуют правилам и намеченным линиям развития любого, даже самого незначительного дела или занятия. Себя же он относил к личностям творческим, хоть и не умел ни писать прозу или стихи, ни рисовать, ни сочинять музыку. Единственное, что у него более-менее сносно получалось, это играть на гитаре. До высот профессионального мастерства ему было как до луны, но он к этому и не стремился. Бренчал для себя под настроение да иногда играл в компании друзей.

Последнее интервью принесло неожиданный результат. Молодой сотрудник электростанции настолько обалдел от счастья, что его покажут по телевизору (Андрей ни на шаг не отклонялся от легенды и всем красочно расписывал будущий документальный фильм), что на радостях не заметил выпавший из кармана пропуск. Воронцов увидел лежащую на полу карточку, как только выпроводил разговорчивого парня за дверь. Он поднял находку и едва успел спрятать руку за спину, когда дверь снова отворилась и кудрявая голова просунулась в кабинет:

– Я здесь, кажется, кое-что оставил. Можно поискать?

Андрей сперва пожал плечами, а потом кивнул и сделал свободной рукой приглашающий жест.

– Спсип, – неразборчиво буркнул парень и боком протиснулся в кабинет. Посмотрел под стулом, на котором сидел, обошел стол, переворачивая лежащие на нем бумаги. Андрей тем временем незаметно засунул пропуск в задний карман джинсов.

– Ну как? Нашел? – поинтересовался он, когда молодой человек неожиданно упал на одно колено и глянул под стол.

– Нет. – Расстроенный энергетик потемнел лицом, выпрямился и несколько раз провел рукой по штанине над тем коленом, что недавно упиралось в пол. – Наверное, в другом месте обронил.

– Скажи хоть, что потерял?

– Да так, ничего, пустяк один, – раздосадованно махнул рукой парень и неожиданно добавил: – Пропуск пропал.

Андрей удивленно присвистнул и покачал головой:

– Да, брат, дела. Вляпался ты в историю. Ищи – больше ничего не могу тебе пожелать.

Недотепа кивнул и, заплетаясь ногой за ногу, побрел к выходу из кабинета.

Когда снаружи затихли шаги, Андрей повесил ремень видеокамеры на плечо, на цыпочках подкрался к двери, осторожно приоткрыл ее и выглянул. В коридоре никого не было. Он расценил это как добрый знак. Мысленно скомандовал себе: «Пора!» – и покинул временное прибежище.

Со слов Владимира Александровича он знал, где располагалась экспериментальная установка. Новый план возник сам собой. Андрей решил: надо действовать самому, раз у него не получается разыскать отца и все ему объяснить. Отчим сказал, какие настройки он поменял перед тем, как раз и навсегда решил испортить карьеру друга. Всего-то надо незаметно пробраться в лабораторию и вернуть пульт управления к исходному состоянию. Дело на пару минут, зато какой эффект!

Лаборатория располагалась глубоко под землей неподалеку от монументального по внешнему виду Саркофага. Вход в подземные уровни находился в примыкающем к реакторному залу третьего энергоблока небольшом помещении. Здесь всегда кто-то был и только четыре раза в сутки, во время коротких пересменок, комнатушка на пять-семь минут оказывалась бесхозной.

Андрей мельком глянул на часы. Если верить воспоминаниям Владимира Александровича, скоро начнется очередной короткий перерыв.

– Вот и узнаем, подвела старика память или нет.

Андрей прикрыл часы обшлагом рукава и зашагал по широкому коридору. Толстые трубы тянулись вдоль стен и низкого потолка. Красные трафаретные буквы «БЩУ-3» и жирные стрелки того же цвета под ними указывали маршрут не хуже путеводной нити Ариадны. Следуя подсказкам, Андрей шагал по коридору с невозмутимым лицом. Время от времени навстречу попадались люди в белых штанах, куртках и шапочках того же цвета. Андрей здоровался с ними кивком и шел дальше. Сотрудники станции косились на него, но никто не спросил, кто он такой и что тут делает. Настолько уверенно он выглядел и вел себя.

Вскоре Андрей оказался возле приоткрытой двери. Его как будто ударило током, когда он увидел сквозь узкую щель ряд металлических шкафчиков с узкими горизонтальными прорезями в верхней части однотипных дверок. Андрей остановился, прижался плечом к холодной шершавой стене и прислушался. Но как бы он ни напрягал слух, кроме ровного низкого гула работающих паровых турбин, так ничего и не услышал.

Воронцов вошел в раздевалку с таким видом, словно бывал здесь каждый день и не по разу. Сделал он так на случай, если все-таки ошибся и кто-то из сотрудников станции находится в раздевалке. Зря старался. Он был здесь один как перст.

Андрей не стал искушать судьбу понапрасну. Из коридора его могли увидеть, и тогда трудно было бы объяснить его присутствие в пустом помещении. Он завернул за первый ряд шкафчиков и стал подряд дергать за все ручки. Один из шкафчиков оказался с изъяном. Язычок дефектного замка не до конца заходил в прорезь, и дверца раскрылась от сильного рывка.

Прилив радости быстро сменился разочарованием. Видимо, те, кто здесь постоянно переодевался, знали о бракованном шкафчике и не пользовались им. Андрей недовольно захлопнул дверцу и продолжил обход. Он и сам не знал, что хочет найти, но дергал за ручки с таким остервенением, словно от этого зависела не только его жизнь, но и будущее всего мира.

Озарение пришло так же внезапно, как и то странное интуитивное ощущение, когда он увидел незапертую дверь раздевалки. В одном из последних шкафчиков висел комплект спецодежды большого размера. Видимо, по этой причине шкафчик оказался не запертым – среди сотрудников не нашлось человека подобной комплекции.

Андрей сорвал с плеча ремень, поставил камеру на идущую вдоль шкафчиков деревянную скамейку. Достал пропуск из кармана штанов и положил на скамейку рядом с камерой. Снял с плечиков спецодежду и сначала натянул белые хлопчатобумажные брюки прямо поверх джинсов, а потом влез в рукава верха, точно так же не снимая с себя рыжую замшевую куртку. Последним штрихом стала похожая на медицинскую шапочка. Андрей стянул узлом узкие тканевые ленты, завязал их на затылке бантиком и теперь по внешнему виду ничем не отличался от сотрудников станции.

Он подошел к висящему на стене зеркалу и критически посмотрел на себя в отражении. Спецодежда мешковато сидела на нем, зато не стесняла движений, да и не пришлось полностью переодеваться. Вряд ли у него будут время и возможность снова вернуться в раздевалку, а оставлять здесь свою одежду – не вариант. И не потому, что он к ней привык и расставание с вещами для него смерти подобно. Просто фирма-производитель его пиджака основана в две тысячи одиннадцатом году, и это указано на пришитой к подкладу эмблеме, а сейчас на дворе две тысячи шестой. Зачем оставлять вещественные доказательства путешествий во времени, если можно обойтись без этого?

Андрей повесил камеру на плечо, сунул пропуск в карман куртки и вышел из раздевалки. Через три поворота он оказался возле полукруглого прохода к блочному щиту управления, но не пошел по нему, а свернул налево и зашагал по узкому, как лесной ручей, коридорчику.

Он оказался возле дверей в нужное ему помещение как раз во время пересменки. Отчим не ошибся – комната пустовала. Андрей в этом убедился, когда приложил пропуск к контактной пластине электронного замка и перешагнул через порог автоматически открывшейся двери.

В дальней от входа стене находилась та самая неприметная дверь. Андрей хоть и знал, где ее искать, все равно увидел не сразу. Взгляд скользил по однотонной стене и не замечал ничего, связанного с дверью. Лишь спустя полминуты он обнаружил тонкие вертикальные линии проема, да и то потому, что приблизился к стене на расстояние вытянутой руки.

Едва он разобрался с первой задачей, перед ним в полный рост встала новая проблема. Отчим не сказал, как открыть дверь, а ничего похожего на кодовый, сенсорный или электромагнитный замок не было и в помине.

Андрей приложил пропуск к стене слева от двери и провел рукой снизу-вверх. Ничего. Тогда он проделал ту же самую операцию, но уже справа от второй, тонкой, как паутина, и едва различимой даже со столь близкого расстояния щели. Опять безрезультатно.

– Может быть, так?

Андрей прижал пропуск ладонью к самой двери, поводил рукой вверх-вниз, справа-налево и наискось. Ни малейшего намека на успех. Он почувствовал, как волна страха растекается по телу, сковывая льдом внутренности и парализуя волю. Время стремительно утекает, а он беспомощно стоит перед закрытой дверью и не знает, что предпринять. Скоро пересменка закончится, и в комнату войдут люди. Что он им скажет? Как объяснит свое присутствие здесь?

– Да чтоб тебя!

Андрей в сердцах стукнул кулаком по двери и забористо выругался, когда дверь подалась вовнутрь и плавно повернулась на скрытых шарнирах. Он-то, дурень, полагался на электронику, а всего-то и надо было – ударить посильнее или надавить плечом.

В коридоре послышался едва различимый дробный перестук. С каждой секундой он становился все громче и отчетливее.

Андрей не горел желанием, чтобы его застукали перед открытой потайной дверью, и мышью проскользнул в освещенный холодным светом люминесцентных ламп переход между третьим энергоблоком и комплексом подземных лабораторий. Едва он оказался в узкой бетонной кишке, дверь бесшумно вернулась на место. Видимо, совсем без электронных примочек не обошлось, но заточены они были на автоматическое закрытие двери или же, наоборот, на открытие ее изнутри перехода.

Глава 16. Долгожданная встреча

Незадолго до отправки Андрея в очередное путешествие во времени Владимир Александрович нарисовал по памяти маршрут до нужной лаборатории и объяснил, как не запутаться в сложном лабиринте подземных уровней. Правило было простым, как карандаш: всегда поворачивать направо и только дважды налево. Первый раз после третьего поворота, а второй – после восьмого в хронологическом порядке.

Андрей, как послушный ученик, подробно следовал инструкции и вскоре оказался у одного из трех входов в лабораторию. Два других располагались в северной и южной стенах огромного помещения. Владимир Александрович упомянул о них вскользь, особо не заостряя внимание. Универсальная ключ-карта в очередной раз сработала в роли золотого ключика. Индикатор электронного замка поменял цвет с красного на зеленый, и дверь бесшумно скрылась в стенной нише.

Андрей нерешительно замер на пороге. Он столько сил и времени потратил в надежде изменить не только судьбу отца, но и ту часть своей жизни, что пролетела без него, но, когда почти достиг цели, с ним что-то произошло. Казалось бы, чего сложного войти сейчас в лабораторию и провернуть все то, ради чего он ввязался в эту историю, но в нем как будто сломалась потайная пружина. Весь недавний запал, весь заряд энергии бесследно испарился, словно кубик льда на раскаленной сковороде. Он хотел, но не мог заставить себя сделать тот единственный, последний шаг, после которого все станет по-другому. Его вмешательство в уже свершившийся ход истории может привести к непредсказуемым последствиям. Вправе ли он менять мир ради спасения отца?

Дверь вернулась на место. Андрей поднял руку с зажатой в пальцах карточкой-пропуском, но, чуть помедлив, опустил. Сердце пропустило удар и забилось где-то под горлом. Оказывается, это так сложно – брать на себя ответственность. Ладно бы дело касалось его одного – в этом случае не так уж и трудно решиться на поступок. Совсем другой коленкор, когда от твоих действий зависят судьбы сотен, а может, и тысяч людей. В том, что он кардинально поменяет жизни многих, кто так или иначе связан с его настоящим отцом, Андрей ни секунды не сомневался. Потому и чувствовал себя не лучшим образом.

Время шло, а он все никак не мог заново открыть дверь в лабораторию. Рациональное боролось в нем с эмоциональным. Душой он понимал – спасти отца необходимо, но разум предостерегал от непродуманного поступка. Прошлое обладает сильной инерцией. Будь это не так, любой мог бы менять свою жизнь по щелчку пальца, без оглядки на прожитые годы. Его личная история поменяется, и не факт, что изменения пойдут на пользу. Сейчас он прекрасно знает эпикриз оставленных за спиной лет. Знает, что делать с этим багажом за плечами. Знает, какой можно извлечь из всего этого прок. А что с ним будет, когда он запустит новую цепь событий? Его знания о его же прошлом изменятся автоматически, как базы данных при обновлении компьютерной программы, или придется собирать их по крупицам? Не выйдет ли эта затея боком? Что, если он спасет отца, но при этом потеряет себя? Это равноценный обмен?

Копание в себе и поиск ответов на вопросы вполне могли закончиться отказом от выполнения миссии, но тут на помощь Андрею пришел отчим. В памяти неожиданно всплыл давний разговор. В пятом классе, за две недели до конца второй четверти, Андрей получил двойку за контрольную по математике. Он тогда схитрил и сказался больным, в надежде выкроить немного времени и получше подготовиться к итоговой работе, от которой зависела полугодовая оценка. На тот момент она колебалась между четверкой и пятеркой. Андрею очень хотелось преподнести отличный подарок маме на Новый год, и он готов был на что угодно, даже на обман.

Он заранее натер дома об штанину градусник до температуры 38,5 градусов, спрятал его во внутреннем кармане форменной курточки и отправился в школу. На перемене после второго урока сходил в медпункт, пожаловался на боль в горле и голове. Школьная медсестра – молоденькая девчушка всего на семь лет старше Андрея – выдала градусник и велела померить температуру. Андрей послушно уселся на кушетку, сунул градусник под мышку, а когда пришло время его отдавать, вынул подменный из кармана.

– Да у тебя температура! – воскликнула медсестра, взглянув на отливающий металлическим блеском ртутный столбик, и несколько раз энергично встряхнула градусник. – Немедленно домой!

– Я не могу, у меня важная контрольная по математике. Мне нужна хорошая оценка за полугодие, – слабым голосом запротестовал Андрей.

– Какая контрольная с такой температурой?! Совсем помешались на своих оценках. Тебя как зовут? Ты из какого класса?

– Андрей Воронцов, пятый «Б».

Медсестра достала из ящика стола желтоватую бумажку и что-то на ней написала.

– Вот что, Андрей, как придешь домой, позвони маме, скажи, что заболел, и сразу ложись в постель.

– А как же контрольная?

– Не переживай. Я передам справку твоему классному руководителю. Она скажет учителю математики, что ты заболел.

Андрей с кислой миной покинул медицинский кабинет, но едва за ним закрылась дверь, дал волю чувствам и беззвучно потряс кулаками над головой.

Вечером он гонял с ребятами хоккей на дворовой площадке и в запале азарта не заметил математичку. Та возвращалась после работы домой, увидела скользящего по льду Андрея с клюшкой в руках и обо всем догадалась. Так что полугодие Андрей закончил с тройкой по математике. Оскорбленная подлым обманом учительница не только влепила единицу за контрольную и не дала ее исправить, но и поставила двойку за невыполненное домашнее задание.

Полугодовая оценка по математике стала неприятным сюрпризом для мамы, но куда худшим «подарком» было известие из школы, что ее сын обманщик и разгильдяй. Тогда-то Владимир Александрович и сказал всплывшие сейчас в памяти Андрея слова:

– При всем богатстве выбора вариантов всегда два: «да» или «нет». Ты либо делаешь что-то, либо этого не делаешь. Любой другой ответ вроде «наверное», «может быть», «не знаю», «в другой раз» и тому подобная ерунда – не что иное, как замаскированный отказ от принятия решения. Запомни, Андрей, если хочешь чего-то добиться в жизни, всегда выбирай из двух предложенных судьбой верный вариант. Иными словами, если не знаешь, делать или нет, – сделай, даже если твой выбор сулит тебе вагон и маленькую тележку проблем.

Андрей решительно тряхнул головой, глубоко вдохнул и напряг живот, выталкивая из груди воздух. Вся его неприязнь к отчиму растаяла, как первый снег. Он вдруг осознал, сколько сил, терпения и труда вложил в него приемный отец. Почувствовал всю его безграничную любовь и проникся к нему еще большим уважением и признательностью.

Он на своем опыте узнал, как трудно любить, ничего не требуя взамен. Девушка, из-за которой он когда-то ушел из дома, нагло пользовалась его чувствами к ней, вертела им, как хотела, а потом, когда он надоел, бросила, словно ненужную вещь. Отчим любил его точно так же, как Андрей любил ту вертихвостку. Он знал, что виноват перед приемным сыном, но одного чувства вины для зарождения истинной любви мало. Если человек виноват, он пытается загладить неприятное впечатление от своего проступка любыми доступными ему способами, но все это явление временного порядка.

Невозможно на протяжении многих лет притворяться заботливым, внимательным и чутким. Рано или поздно маска упадет с лица и проявится истинный облик, чаще всего разительно непохожий на ту роль, что играл этот человек. И вот тогда, на контрасте, особенно заметными станут различия между истинной и ложной сутью притворщика. И он уже не сможет спрятать волчий оскал настоящей натуры под овечьей шкурой лицемерия.

Андрей решил, что больше никогда в жизни не использует такое неприятное, сухое и колючее, словно корка черствого хлеба, слово «отчим» по отношению к Владимиру Александровичу.

«Если сегодня у меня все получится, отец не погибнет, а я сохраню память о прошлом, у меня тогда будет два отца, и я стану самым счастливым человеком на свете».

Улыбаясь собственным мыслям, Андрей открыл дверь и вошел в лабораторию – огромное помещение с подпирающими высокий потолок квадратными колоннами. Он замер в двух шагах от перекрывающего обзор широченного металлического шкафа. В лаборатории явно был кто-то еще. Андрей понял это по напоминающему цокот мышиных коготков характерному звуку. Кто-то щелкал клавишами пульта управления экспериментальной установки.

Андрей сдвинул обшлаг рукава и посмотрел на часы. На дисплее отчетливо виднелись черные цифры 14:05. Он покопался в памяти, припоминая слова Владимира Александровича. Тот говорил, что проник в лабораторию утром, а незадолго до начала итогового эксперимента мучился в Киеве угрызениями совести и безуспешно пытался предупредить друга. Но если это не Владимир Александрович, тогда кто? Неужели отец? Вдруг он заглянул в лабораторию перед экспериментом, заметил не те настройки на пульте управления и попытался вернуть их к прежним значениям?

А, ладно, чего гадать? Надо посмотреть, и все станет ясно как белый день, решил Андрей и скользящим шагом бесшумно приблизился к шкафу. Прижимаясь боком к его холодной поверхности, он хотел выглянуть из-за угла, но передумал. Сейчас он сам себе напоминал героя шпионского боевика, проникшего на сверхсекретный объект для выполнения особо важного задания, значит, и вести себя должен соответствующе.

Андрей встал на колено, осторожно снял с плеча видеокамеру. Включил режим записи и выставил объектив из-за укрытия. Он снимал вслепую, ориентируясь на звук щелкающих клавиш, и потому медленно поводил камерой сначала в одну, потом в другую сторону.

Через минуту Андрей запустил просмотр видео на поворотном экране, но не стал досматривать запись до конца. Хватило и десяти секунд, чтобы убедиться в главном: он не видел человека с видеозаписи ни на одной из фотографий в альбоме Владимира Александровича.

У незнакомца на груди висел бейдж с тремя строчками под фотографией, но расстояние от шкафа до экспериментального прототипа машины времени было столь велико, что разобрать надписи не представлялось возможным. Присутствие этого человека в лаборатории незадолго до начала эксперимента и странная активность за пультом управления натолкнули Андрея на мысль: а может, Владимир Александрович зря себя винит в произошедшей с другом трагедии? Может, всему виной этот загадочный тип?

Сейчас узнаем, решил Андрей, снова включил видеокамеру в режим записи, вышел из-за укрытия и кашлянул.

Человек за пультом управления темпоральной установкой прекратил щелкать клавишами и поднял голову:

– Вы кто такой?

– Журналист, – ответил Андрей, глядя в глазок видоискателя.

Он увеличил зум камеры и попытался прочитать надписи на бейдже, но ничего не вышло. Буквы превратились в размытые символы. Андрей вернул настройки объектива к прежним значениям и медленно двинулся к человеку в лабораторном халате.

– Я хочу задать вам несколько вопросов. Вы изобрели эту конструкцию? Не подскажете, для чего эти спирально загнутые зеркала вокруг похожей на яйцо штуковины? Что это за устройство? В чем его назначение?

– Мне с вами некогда разговаривать. – Незнакомец попятился прочь от пульта управления. – Как вы здесь оказались? Это секретный объект.

Андрей решил пощекотать ему нервы, а заодно, если получится, выудить необходимые сведения:

– У меня к вам такой же вопрос. Насколько мне известно, вас нет в команде разработчиков «Зеркала времени».

Он продолжал медленно надвигаться на странного типа, а когда увидел, как у того под правым глазом забился живчик, ускорил шаг.

– Не подходи ко мне! Я вызову охрану! – взвизгнул неизвестный и чуть не упал, запнувшись за прикрепленный к полу металлический короб кабель-канала.

– Вызывай, – усмехнулся Андрей. – Я только за. Будет интересно узнать, кто ты и что тут делаешь.

Незнакомец побледнел, рот его перекосило, а правый глаз сильнее задергался в тике. Мужчина повернулся к Андрею спиной и бросился прочь из лаборатории.

Андрей не стал его преследовать. У него было занятие поважнее. Владимир Александрович надеялся, что у приемного сына появится возможность вернуть прежние настройки. Он рассказал, какими они были до его вмешательства, и даже попросил повторить все, что он говорил, дабы убедиться, что память не подвела Андрея.

– Как будто знал, что так все и будет, – пробормотал Андрей, подходя к пульту управления.

Валерий проснулся за пять минут до звонка будильника. Скинул с себя одеяло, соскочил с кровати и, как был, в одних трусах, сделал зарядку. Обычно он ограничивался наклонами в разные стороны и парой-тройкой приседаний, но сегодня разошелся и дополнительно к привычной программе отжался от пола пятнадцать раз, сделал упражнения на пресс и побегал на месте. А потом еще и принял холодный душ.

После такой порции утренней активности энергия бурлила в нем, как вода в горной реке. Глаза сверкали, да и сам он весь как будто сиял изнутри. И зарядка здесь была ни при чем. С той самой минуты, как Валерий Коршунов открыл глаза, его не отпускало счастливое предчувствие. Он знал, сегодня в его жизни произойдут кардинальные перемены, потому и начал день не так, как обычно.

После завтрака Валерий покинул закрепленную за ним комнату и отправился на утреннюю прогулку. Это тоже было на него не похоже. Заядлый трудоголик, он чуть ли не сутками напролет пропадал в лаборатории, но сегодня туда путь для него закрыт. По крайней мере, с утра. Он придет туда за полчаса до приезда комиссии, еще раз все тщательно проверит и наконец сделает то, ради чего он так много и долго работал. По неписаному закону в день ответственного эксперимента трудившиеся над ним ученые занимались чем угодно, только не работой над проектом. Это было необходимо для снятия эмоционального напряжения. Такое правило появилось пять лет назад после того, как один из коллег Валерия помутился рассудком на почве сильнейшего нервного истощения.

Коршунова хватило всего на полчаса. Непривычный к безделью, он отправился к одному из знакомых, тот бился над созданием торсионного электрогенератора с сердечником ротора из сверхпроводника, и попросил дать хоть какую-нибудь работу. Приятель пошел Валерию навстречу не столько из дружеских побуждений, сколько из сугубо утилитарного подхода. У его научной группы накопилась масса не обработанных должным образом экспериментально полученных результатов – банально не хватало свободных рук и времени, – так что Коршунов с необычной просьбой оказался как нельзя кстати.

Валерию немедленно притащили кипы сцепленных на скрепку бумаг, дали ручку, калькулятор и наказ свести данные в одну таблицу. И хотя Коршунов не любил подобную, как он ее называл, тупую работу, он с радостью ухватился за возможность с пользой скоротать время.

Он заканчивал обработку результатов недельной давности, когда его окликнули:

– Коршунов, тебя повсюду ищут, а ты вот где окопался.

Валерий оторвался от бумаг, посмотрел на идущего к нему человека. Им оказался еще один его знакомый. С ним он работал над созданием сверхъемкого компактного аккумулятора, пока не получил под начало персональный проект. Тот самый, итоговый эксперимент по которому пройдет сегодня.

– Кто меня ищет? – спросил он и мельком глянул на часы. До начала эксперимента оставалось достаточно времени. Вряд ли его разыскивают по этому поводу.

– Журналист какой-то. – Ученый подошел к столу, пожал Валерию руку, кивком поздоровался с руководителем проекта «ТорЭГ», тоже его старого знакомого, и продолжил: – У всех спрашивает, где тебя найти. Говорит, специально приехал, ради интервью с тобой.

– Да ладно, брешешь поди, – усмехнулся Валерий.

– Кто? Я? Да ни в жисть! Эх, жаль, я атеист, а то бы побожился.

Коршунов посмотрел на приятеля, словно пытался понять: разыгрывает тот его или нет. Видимо, серьезный вид ученого и отсутствие лукавой хитринки в его глазах убедили Валерия в существовании журналиста.

– Ну и где он сейчас?

– А я почем знаю? – пожал плечами ученый. – В последний раз его видели в здании третьего энергоблока. Он там о тебе и спрашивал, а потом как сквозь землю провалился. Его, кстати, ребята из охраны ищут. Как бы с тобой не перепутали. Поговаривают, журналист этот на тебя похож.

Коршунов похолодел от мысли, что этот внешне чем-то похожий на него человек появился здесь не просто так. Его вполне могли подослать конкуренты с целью сорвать итоговый эксперимент. Не зря же он привлекал к себе внимание расспросами. Явно хотел, чтобы охрана им заинтересовалась и, вполне возможно, задержала настоящего Валерия Коршунова до выяснения обстоятельств. Пока эти обстоятельства выясняются, проходимец таких дел натворит, вся многолетняя работа псу под хвост пойдет. Неспроста ведь он внезапно исчез с радаров. Просто так люди не прячутся. Явно задумал диверсию.

Валерий вскочил из-за стола и, ни с кем не прощаясь, выбежал из лаборатории. Его приятель, на которого он недавно работал, подошел к принесшему новости ученому и сказал с ухмылкой:

– Ишь, помчался интервью давать. Даже бумаги со стола не убрал.

– Думаешь, он ради интервью так прытко с места сорвался? – Ученый скептически поджал губы и покачал головой: – Нет, тут что-то не так. Заметил, как он в лице переменился, когда узнал, что журналист на него похож? Может, это его брат и они давно не виделись?

Коршунов вылетел из похожего на бетонный куб здания и едва не сбил с ног двух мужчин в синих комбинезонах технической службы. Те едва успели отпрыгнуть в стороны. Один нес в правой руке черный чемоданчик с инструментами. Другой тащил под мышкой коричневый тубус и чуть не выронил его, взмахнув от неожиданности руками, но изогнулся до хруста в позвоночнике и не дал пластиковому цилиндру упасть на землю.

– Куда прешь, придурок, не видишь, люди идут?! – крикнул вдогонку Коршунову техник с чемоданчиком, но Валерий его не слышал. Он со всех ног бежал к третьему энергоблоку, жадно хватая воздух раскрытым ртом. Полы расстегнутого халата развевались за ним, как белый шлейф. Техник погрозил спине Коршунова кулаком и повернулся к напарнику. Морщась от боли, тот держался левой рукой за поясницу, а правой прижимал к груди футляр для чертежей, как самую дорогую вещь в жизни. Лицо техника расплылось в счастливой улыбке:

– Молодчина! Спас нашу красавицу.

– Ага, спас, знал бы ты, чего мне это стоило. Как хрустнуло что-то в позвоночнике, до сих пор спина болит.

– Ниче, ща хряпнешь стописят, разом вся боль уйдет, – убежденно сказал техник с чемоданчиком и потянул на себя хромированную ручку металлической двери. – Пойдем, укромное местечко покажу, там нас никто не найдет. Посидим, выпьем, за жисть поговорим. Отдохнем малеха от этой работы.

Тем временем Андрей в отцовской лаборатории положил руки на усеянную кнопками, рычажками и тумблерами наклонную панель и закрыл глаза. На нем теперь большая ответственность. Он должен вернуть настройки к прежним значениям, но сможет ли? Что, если у него ничего не получится и он своим вмешательством не поможет отцу, а, наоборот, сделает хуже? Черт знает, что этот тип успел натворить, так увлеченно щелкая кнопками клавиатуры.

Андрей глубоко вдохнул, открыл глаза и только хотел заняться делом, как вдруг послышалось шипение. Створки центрального входа разошлись в стороны, и в лабораторию ворвался мужчина. Андрей не сразу узнал в нем отца, настолько сильно он отличался от себя самого на той фотографии из альбома Владимира Александровича. Там он выглядел солидным молодым человеком с аккуратной прической и скромной улыбкой на чуть смущенном лице, а сейчас в помещение влетела этакая пародия на безумного ученого – волосы встопорщены, в глазах бешеный блеск, пуговицы халата расстегнуты, галстук сдвинут набок.

Андрей приветливо улыбнулся. Наконец-то появился тот самый человек, ради которого он ввязался в эту историю. Не надо больше напрягать извилины и бояться напортачить. Отец сам вернет настройки к прежним значениям, и не будет никакой аварии. История изменится в лучшую сторону, и все будет хорошо.

– Ты кто такой? – с перекошенным от гнева лицом гаркнул Коршунов.

Улыбка исчезла с лица Андрея, словно ее стерли тряпкой, будто написанные мелом каракули с школьной доски. Он подумал, что отец вряд ли ему поверит, если он выльет на него правду, как ушат холодной воды, и снова прибег к легенде:

– Журналист.

– Знаю я, какой ты журналист. Другим лапшу на уши вешай, меня небылицами кормить не надо! – Коршунов говорил отрывисто, зло, с каким-то шипящим присвистом. Как будто рубил слова и сбрасывал их с языка на раскаленную сковороду.

Андрей оторопело смотрел на него. Совсем не так он представлял себе эту поистине историческую встречу. В его мечтах отец с интересом слушал рассказы о будущем от взрослого, почти его ровесника, сына и радовался, как ребенок, что у него вырос такой умный, такой смелый, такой храбрый и отважный наследник.

Коршунов по-своему расценил его медлительность, метнулся к шкафчику на стене. Открыл дверцу, приложив к ней ключ-карту, вытащил из креплений электрошокер и направил короткий с двумя вертикально расположенными отверстиями ствол на Андрея:

– Руки с пульта убрал и отошел на три шага назад! Живо!

Андрей послушно поднял руки на уровень головы, отступил указанное количество шагов от консоли управления.

– Валерий, вы меня не так поняли. Я пришел сюда не навредить вам, а, наоборот, помочь. Я хотел исправить чужую ошибку. Ваш друг, Владимир Воронцов, задумал из ревности провернуть с вами злую шутку. Он хотел, чтобы ваш эксперимент не удался. Надеялся таким способом отбить у вас Нину и жениться на ней.

– Ха! А говорил, журналист.

Коршунов сердито прищурил глаза. Держа палец на спусковой скобе, он медленно приближался к незнакомцу. Они действительно были похожи друг на друга, но не во всем. Небольшие различия в цвете и разрезе глаз, да и кончик носа другой – слегка приплюснутый и чуть вздернут вверх. Радиус действия электрошокера не превышал пяти метров, а Валерий хотел гарантированно обезвредить несущего бред типа, если тот вдруг метнется к пульту управления темпоральной установкой.

– Это легенда. На территорию станции просто так не попадешь, а журналистов везде пропускают. Особенно если сказать, что снимаешь документальный фильм о самоотверженных героях атомной энергетики. – Андрей улыбнулся, стараясь вложить в улыбку максимум обаяния и доброжелательности.

Коршунов сделал два плавных шажочка. Он мог быстрее оказаться в зоне устойчивого поражения электрошокером, но опасался спровоцировать незнакомца на активные действия.

– Ты мне зубы не заговаривай. Говори правду – кто тебя послал?

– Так я и говорю: Владимир Воронцов, ваш друг.

– Сам он не стал руки марать, тебя подослал грязную работу сделать. Очень на него похоже.

Андрей помотал головой:

– Вы заблуждаетесь. Владимир утром изменил настройки, а меня отправил, чтобы я вернул все как было. Его совесть замучила. Он хотел сам вас предупредить, но не смог дозвониться. Поэтому я здесь.

Коршунов молчал. Шажок за шажочком он приближался к незримой границе поражения врага электрическим разрядом.

Андрей на интуитивном уровне ощутил нарастающую угрозу. Подумал, это как-то связано с его отцом, полным решимости действовать наверняка, но, когда случайно скользнул взглядом по висящим на боковой стене часам, понял, в чем дело. Минутная стрелка перевалила за половину третьего пополудни. До изменившей не только его жизнь, но и судьбу всего человечества трагедии оставалось меньше двух минут. Андрей сорвал с плеча ремень, поставил видеокамеру на ладонь и вытянул вперед обе руки.

– Ваш друг не единственный, кто хотел насолить вам, но у него хотя бы хватило смелости признать ошибку и попытаться ее исправить. Когда я оказался в вашей лаборатории, за пультом кто-то хозяйничал. Этот человек есть на записи. Я не знаю, что он успел натворить, и вряд ли смогу устранить внесенные им изменения. Вам надо вернуть прежние настройки и сделать это как можно скорее, иначе грянет беда!

Андрей непроизвольно шагнул ближе к пульту.

Валерий принял его оплошность за хитрый ход и рявкнул:

– Стоять! Не прокатило с Воронцовым, приплел какого-то типа на видеозаписи? Вздумал одурачить меня своими россказнями? Не выйдет!

Пользуясь моментом, он сделал три быстрых шага, но все равно не достиг зоны уверенного поражения электрошокером и скорчил недовольную гримасу.

– Да пойми же ты, я говорю правду! Не до шуток сейчас! – крикнул Андрей с таким отчаянием в голосе, что Коршунов заколебался. Секунду спустя он тряхнул головой, словно гоня прочь наваждение, и продолжил сокращать расстояние до незнакомца. Андрей решился открыться: – Я твой сын из будущего! Пришел спасти тебя, отец! Не веришь мне, посмотри видеозапись, но лучше не трать зря время и верни прежние настройки!

– Ах-ха-ха! Ну ты и брехло! Получше ничего не мог выдумать? Ты себя давно в зеркале видел? Какой ты мой сын? Мы с тобой почти одного возраста, да и детей у меня нет.

– Есть! Спроси у мамы… у Нины. Она беременна мной!

– Хватит! Говори, на кого работаешь?!

Андрей скрипнул зубами с досады: столько времени ушло на пустые разговоры.

– Теперь понятно, в кого я такой упрямый осел, – грустно сказал он. – Раскрой глаза, отец. Неужели не видишь, как я на тебя похож?

Коршунов навскидку оценил оставшееся до липового журналиста расстояние: еще немного – и можно стрелять. Сделал несколько скользящих шажков, чуть согнул руки в локтях и непроизвольно прищурил левый глаз.

– Не надоело честным людям по ушам ездить?

«Сейчас выстрелит», – отстраненно подумал Андрей, как будто наблюдал за происходящим со стороны, и вздрогнул от легкой вибрации на левой руке. Это сработал таймер в его часах. В тот же миг слева от консоли, в метре от нее, открылся портал.

Неожиданное появление странного облака послужили сигналом для Коршунова. Он нажал на спусковую скобу. Электрошокер звонко щелкнул. Из отверстий в коротком, с пачку сигарет, стволе вылетели толстые иглы электродов. За ними тянулись серебристые спирали похожих на паутинки проводков.

Андрей инстинктивно согнулся в поясе, поворачиваясь боком к отцу, лицом к порталу. Если бы он остался стоять, как стоял, или просто согнул ноги в коленях, оба электрода вонзились бы в его грудь или, того хуже, в голову, а так его вскользь зацепил один токопроводящий стержень. Но и этого с лихвой хватило, чтобы ощутить всю прелесть удара током. Камера сорвалась с руки Андрея, плашмя упала на консоль, как раз на то место, где под защитным колпаком из прозрачного пластика ждала своего часа кнопка запуска. От удара похожий на усеченную пирамиду колпак треснул и разлетелся на обломки неправильной формы. Камера грузно плюхнулась на красную шестигранную кнопку с белыми буквами «START», и произошло то, чего так хотел избежать Андрей.

На консоли и на стоящих по обеим сторонам от темпоральной установки металлических шкафах замигали разноцветные лампочки. Послышалось нарастающее гудение. Спиральные зеркала закрутились вокруг вертикальной оси. Они стремительно набрали скорость вращения и стали похожи на воющие, как ветер в проводах, сверкающие столбы.

Внутри высокого подиума, на котором стояла похожая на яйцо клетка Фарадея, заискрила проводка. Из щелей между металлических листов облицовки повалили струйки белого дыма. Визгливо завыли подшипники, и одно из бешено вращающихся зеркал завиляло, как пьяное. Сначала едва заметно, оно с каждым мгновением все сильнее наклонялось из стороны в сторону, как качающийся на волнах поплавок, пока не лопнуло от непомерной нагрузки основание его оси. «Танцующий» столб влетел в соседнее бешено вращающееся спиральное зеркало. Раздался треск, больше похожий на звон бьющегося стекла, и обе сверкающие, словно молнии в грозу, громады разлетелись на тысячи мерцающих звездами в ночи осколков.

«Хрустальная» шрапнель брызнула в стороны. Зазвенели, разбиваясь, другие, похожие на бриллиантовые колонны и крутящиеся, как волчки, зеркала. На отполированных до стального блеска выпуклых прутьях клетки появились глубокие вмятины. Некоторые из прутьев лопнули и торчали загнутыми концами внутрь сетчатого яйца. Сильнее повалил дым из подиума. Появились первые языки пламени.

Из скрытых за плитами подвесного потолка динамиков раздался тревожный вой сирены и равнодушный механический голос произнес:

– Внимание! Критическая нагрузка! Всему персоналу немедленно покинуть лабораторию! Внимание! Критическая нагрузка!..

Андрей не видел, что происходило с прототипом машины времени. Он в это время лежал на полу и смотрел слезящимися глазами в потолок. Из уголка рта к подбородку текла тонкая ниточка слюны. Сам он чувствовал себя так, словно вчера вечером изрядно перебрал спиртного.

Владимир Александрович схватился левой рукой за сердце и грузно сполз по стене на пол. Он, как и Андрей, не видел, что происходило в момент начала катастрофы, зато прекрасно слышал. Богатое воображение нарисовало недостающие детали.

– Пожалуйста, кто-нибудь, вытащите оттуда моего сына, – попросил он слабым голосом и потерял сознание.

Руслан ближе всех находился к потрескивающему, как огонь в камине, порталу. Он прыгнул в него, подхватил Андрея под мышки и потащил в родное время. Камера волочилась рядом с безвольно повернутым в сторону ботинком Андрея, зацепившись ремнем за пуговицу на рукаве спецодежды.

Коршунов заметил прыгнувшего из облака человека в белом халате и понял, что похожий на него парень говорил правду.

– Стойте! – Он бросился к гостям из будущего, но те уже скрылись в портале. Коршунов хотел заглянуть внутрь облака и снова потерпел неудачу: оно стремительно сжалось в размерах и пропало так же внезапно, как и появилось. – Ах, черт, не успел!

Из скрытого панелями потолочной отделки громкоговорителя снова донесся лишенный эмоций механический голос:

– Внимание! Критическая нагрузка! Всему персоналу немедленно покинуть лабораторию!

Валерий встал за консоль управления, попробовал отключить установку, но ничего не вышло. Если бы разрушились все до единого зеркала, то, возможно, дело кончилось бы банальным взрывом и гибелью одного человека, но треть из общего числа спирально закрученных зеркал уцелела, и это сыграло роковую роль.

Резкое повышение мощности из-за частичного разрушения генератора искривлений пространства-времени привело к концентрации избытков энергии на ставших своеобразными проводниками зеркалах. Сфокусированная в одном месте колоссальная мощь вырвалась на волю шестью ослепительно-белыми столбами. Тонны сталебетона и земли мгновенно испарились, как и потолок лаборатории, над все еще работающей темпоральной установкой.

Светящиеся столбы, словно клинки острых ножей, вонзились в небо, и облака рядом с этими столбами мгновенно испарились, как будто их и не было вовсе. Территория возле Саркофага озарилась настолько нестерпимо ярким светом, что все, кто в этот момент находился подле защитного сооружения над разрушенным давним взрывом реактором, ослепли.

Над всей тридцатикилометровой зоной отчуждения на несколько мгновений воцарилась тишина, а потом раздался такой оглушительный грохот, словно разом взорвались тысячи атомных бомб. Земля заходила ходуном, как при двенадцатибалльном землетрясении, небо окрасилось во все оттенки красного, и на только что возникшую Зону обрушился первый в ее истории Выброс.

Глава 17. Гроза

Владимир Александрович очнулся от едкого запаха аммиака, открыл глаза и увидел Андрея. Тот держал его за руку, сидя на стуле рядом с тахтой. Профессор высвободил руку, закряхтел, приподнимаясь с узкого неудобного ложа. Андрей обхватил его за плечи, помог сесть.

– Как себя чувствуешь, отец?

Владимир Александрович издал звук, будто подавился, шумно сглотнул и так посмотрел на Андрея, словно увидел его впервые за много лет.

– Я думал, ты меня больше никогда так не назовешь, – сказал он. В уголках глаз засверкали слезинки.

– Почему?

– Хотя бы потому, что у тебя есть настоящий отец.

Владимир Александрович полез в карман халата за платком, но его там не оказалось, и он вытер глаза рукавом.

– Все эти годы я ничего не знал о его существовании, а ты меня вырастил. Одно это дорогого стоит.

– Ты не знал его по моей вине.

– А вот и нет. – Андрей поднял с пола видеокамеру и положил ее на колени: – Здесь доказательство твоей невиновности.

– О чем ты говоришь? Ты вернул прежние настройки и снял это на видео? Хочешь сказать, ошибка крылась в первоначальных расчетах? – Андрей хитро улыбнулся и помотал головой. Владимир Александрович пожевал губами и взмолился: – Скажи, что у тебя там?

– Незадолго до катастрофы в лаборатории был еще один человек. Здесь видео, как он жмет на кнопки пульта управления. Я стопроцентно уверен, тот злополучный взрыв – его рук дело.

– Ты знаешь, кто это?

– Нет. У него был бейдж, но мне не удалось разобрать надписи на нем. В одном уверен точно: это не мой родной отец. Он появился в лаборатории после того, как тот странный тип сбежал. Я пытался объяснить, кто я такой и почему оказался в лаборатории, но он не поверил. Я виноват, плохо старался, – сказал Андрей и поник головой, как непоседливый ученик в кабинете директора школы.

Владимир Александрович погладил его по затылку:

– Ты молодец и все сделал правильно. Тебе не за что винить себя. Давай посмотрим запись. Может, я узнаю того человека.

Андрей подошел к телевизору на стеклянной подставке в углу лаборатории, подсоединил к нему камеру и вывел видеозапись на экран. Владимир Александрович жестом подозвал одного из помощников, пересел с его помощью на стул и впился взглядом в телевизор.

– Это Белоглазов! – воскликнул он, едва на экране появились первые кадры с жамкающим консольные кнопки человеком. – Он завидовал твоему отцу, люто ненавидел и страстно желал занять его место. – Владимир Александрович грустно усмехнулся: – Тебе, наверное, странно слышать такое от меня, да? Один завистник и недоброжелатель обвиняет другого.

– О чем ты… – начал было Андрей, но Владимир Александрович жестом прервал его и продолжил:

– Да, я завидовал Валерке, но только не по работе. Твою маму мечтал отбить у него, не отрицаю, и был на седьмом небе от счастья, когда женился на ней. Правда, потом сам себя возненавидел, жизнь и здоровье потратил на исправление страшной ошибки. Да что там говорить, – профессор досадно махнул рукой: – Виноват, со всех сторон виноват. Но я никогда… – он постучал себя кулаком в грудь – …ты слышишь меня, Андрей, никогда не испытывал к твоему отцу ненависти и не скрипел зубами от злости, если он добивался успехов по работе. Наоборот, радовался за него, в отличие от того же Белоглазова. Этот упырь, по-другому его и не назовешь, строчил кляузы на Валерку по любому поводу. Он винил его во всех своих неудачах, хотя сам был их основной причиной. Несомненно талантливый, Белоглазов обладал уникальным даром видеть самую суть проблемы. По этой причине он часто работал спустя рукава, ведь для познания истины ему не требовалось ставить десятки, а то и сотни бесполезных на первый взгляд опытов. Но эти опыты как раз и дают настоящим ученым бесценный материал для дальнейших открытий. Белоглазов ленился делать рутинную и бесполезную, по его мнению, работу, а вот Валерка работал дни и ночи напролет. Из-за чего нередко ссорился с Ниной. Она, как и любая женщина, хотела видеть от претендента на ее сердце больше внимания и любви. Если бы я проявил тогда больше терпения, мне бы не пришлось столько лет терзаться угрызениями совести. Нина сама бы ушла от твоего отца ко мне, ведь я не был так сильно помешан на работе, как он.

Владимир Александрович облизнул пересохшие губы. В его печальных, как у бездомной собаки, глазах было столько боли и отчаяния, что у Андрея защемило сердце. «Как же ему тяжело. Вот так сделаешь какую-нибудь глупость по молодости, а потом мучаешься всю жизнь и тащишь на себе неподъемную тяжесть греха», – подумал он и сказал преувеличенно бодрым голосом:

– Зато теперь мы оба знаем: твоей вины в той катастрофе нет. И это благодаря твоей настойчивости у нас появился шанс спасти твоего лучшего друга. Может, и к лучшему, что ты тогда так поступил. Кто знает, сделал ли бы ты машину времени, не будь у тебя такого сильного чувства вины. Так что не переживай, отец.

Андрей выключил видеокамеру, отсоединил от телевизора и подошел к Владимиру Александровичу. Сел перед ним на корточки, взял его руки в свои.

– Предлагаю больше никогда не касаться этой темы. Что было, то прошло и быльем поросло. Хватит терзать себя. Да, ты совершил ошибку, но ты сделал все, чтобы ее исправить, и даже больше. Разве не так?

Владимир Александрович кивнул, и Андрей мысленно похвалил себя. Непроизвольно устроенный им сеанс психотерапии принес желанные плоды. Профессор заметно приободрился и даже как будто немного помолодел.

– Ну вот и договорились. А теперь давай подумаем, как нам предотвратить катастрофу. – Андрей отпустил руки Владимира Александровича, выпрямился и сел на тахту. – Мне кажется, у меня созрел неплохой план. Я снова отправлюсь в прошлое, но теперь не буду искать отца, а сразу потопаю в лабораторию. Возьму электрошокер из ящика, спрячусь за одним из шкафов и буду ждать Белоглазова. Когда он появится, я его временно нейтрализую и свяжу. Потом отменю введенные тобой изменения и буду ждать, когда откроется портал. Может быть, увижу, как пройдет эксперимент. Ну как, нормально придумал?

– Хороший план, толковый, мне нравится. Но я бы внес в него кой-какие правки, если ты не против.

– Конечно. Я только «за», – сказал Андрей, хотя его слегка покоробило. Он-то думал, его план безупречен и не нуждается в корректировке.

– На твоем месте я взял бы с собой травматический пистолет. Электрошокер вещь хорошая, но вдруг ты не сможешь открыть ящик.

– Почему? У меня есть пропуск. Я видел, как отец точно таким же пропуском открыл дверцу ящика и вооружился шокером. И где я возьму пистолет? Если ты думаешь, что у меня дома полно оружия, спешу тебя огорчить.

– Не кипятись. Просто подумай вот над чем: вдруг твой пропуск не подойдет и ты не сможешь открыть ящик с электрошокером? – Андрей покраснел. Он и впрямь не подумал о подобной ситуации, а ведь шансов на неудачу было ровно столько же, сколько и на успех. Владимир Александрович продолжил: – А еще пистолет может пригодиться до того, как ты проникнешь в лабораторию. Лучше, конечно, чтобы такого не случилось, но надо всегда быть готовым ко всему. Насчет оружия не волнуйся. Один мой знакомый давно собирает травматические пистолеты. Думаю, я смогу с ним договориться и он на время поделится с тобой одним из экземпляров коллекции. Я сейчас поеду к нему, а ты пока набирайся сил перед новым путешествием.

– А если он откажет, тогда что?

– Тогда я дам тебе газовый баллончик, на всякий случай, и будем уповать на удачу. Она тебе пригодится, когда ты будешь открывать ящик с электрошокером, – улыбнулся Владимир Александрович.

– Так, может, не надо никуда ездить? Дай мне баллончик – и дело с концом.

– Нет. Я все равно поеду. Я не привык сидеть без дела, а тебе нужно время, чтобы отдохнуть и поесть. Кто знает, когда ты в следующий раз сможешь перекусить.

Владимир Александрович встал со стула. Андрей тоже поднялся, но профессор жестом велел ему сеть, и он снова опустился на тахту. Владимир Александрович подозвал к себе двоих помощников. Одного попросил принести Андрею еду из ближайшего ресторанчика, а второму сказал, чтобы тот ехал вместе с ним.

Профессор вернулся через три часа. За это время Андрей успел не только вкусно поесть, но и немного вздремнуть. Во сне он снова отправился в прошлое. На этот раз отец поверил ему с первого слова, обнял и хотел показать, как работает темпоральная установка, но тут в лаборатории появились черные пауки. Сначала они медленно ползли по потолку, а потом упали на пол и превратились в одетых в черное людей без лица. Они разом навалились на Андрея, но он легко справился с ними, как киношный каратист. Его руки и ноги мелькали в воздухе, и от каждого удара противники рассыпались на бесформенные куски, словно это были и не люди вовсе, а слепленные из черного снега фигуры.

Когда ни одного из врагов не осталось, Андрей повернулся к отцу, но вместо него увидел Белоглазова. Тот сжимал в руке огромный, сделанный из разноцветных шариков пистолет и беззвучно хохотал широко раскрытым ртом, из которого торчали острые акульи зубы. Белоглазов выстрелил. Андрей хотел увернуться, но вся его ловкость куда-то пропала, и он двигался медленно, словно ленивец. Пуля тоже летела неторопливо и при этом басовито жужжала, как шмель. Внезапно она превратилась в белую костлявую кисть, схватила Андрея за плечо и принялась сильно трясти его.

– Здоров ты спать! – сказал Владимир Александрович, когда Андрей открыл глаза и посмотрел на него сонным взглядом. – Бужу тебя, бужу, а ты знай себе сопишь в обе дырки и просыпаться не думаешь.

– Удачно съездил? – Андрей сел на тахте и энергично потер руками лицо.

– Ну как тебе сказать, – замялся профессор.

– Как есть, так и говори.

– Если ты имеешь в виду, привез ли я что-нибудь, то нет. Пистолет-то, оказывается, не травматический, а пневматический, да к тому же неисправный. И вообще вся коллекция – забытые внуком игрушки. Он гостил у них прошлым летом, вот и оставил все эти стрелялки-пулялки дедушке с бабушкой. Зачем ему ломаное барахло? Родители новые купят.

– А я что говорил? Зря только время потратили.

– Почему зря? Ты поел, поспал, а это главное. – Владимир Александрович сунул руку в карман пиджака, достал баллончик с перцовым аэрозолем и протянул Андрею: – Держи, это лучше, чем ничего.

За окном сверкнула молния. Спустя полминуты прогромыхали раскаты далекого грома.

Андрей вскинул голову:

– Гроза идет, что ли?

– Пока нет, но скоро начнется. На горизонте тучи чернее ночи, ветер сменился, сюда их гонит. Ох, чую, задаст нам сегодня природа. Может, повременим, пока погода не успокоится?

– Грозы испугался? – Андрей усмехнулся уголком рта. В глазах сквозило недоумение. – Я не узнаю тебя, отец. Ты так долго ждал этого момента и хочешь все отменить?

Владимир Александрович помотал головой.

– Не отменить, а перенести на более позднее время. Это разные вещи. И ты верно сказал: я так долго ждал, что могу и еще подождать…

– А я не могу и не хочу ждать! – с жаром воскликнул Андрей. – Я устал от всей этой беготни во времени и хочу быстрее с ней покончить! Хочу увидеть здесь отца, вот как тебя сейчас, обнять, поговорить. Хочу, чтобы мама была жива, чтобы ты был здоров и без протезов. Вот чего я больше всего на свете хочу! И меня не пугает какая-то там гроза, пусть она будет даже самой сильной за последние сто лет.

– Да пойми ты, у меня дурное предчувствие.

Андрей поморщился:

– Бабкины сказки эти предчувствия. Двадцать первый век на дворе, отец, окстись. Люди в космос давным-давно летают, а ты до сих пор со средневековыми предрассудками расстаться не можешь.

Владимир Александрович хотел что-то сказать, но Андрей не дал ему и рта раскрыть. Махнул рукой, словно саблей рубанул наискось, и продолжил:

– Ты боишься! Да-да, боишься, и не спорь. Я это по глазам твоим вижу, потому что тоже боюсь. Но я не позволяю страху взять верх над собой, а ты ему потворствуешь. А знаешь, почему мы оба боимся? Нам страшно от мысли, что в результате нашего вмешательства мир поменяется и мы в нем будем чужими. По крайней мере, какое-то время, пока наши воспоминания не изменятся под реалии новой действительности. Если они вообще когда-нибудь смогут поменяться.

Профессор удивленно уставился на приемного сына:

– Откуда ты это знаешь? Я про воспоминания. Если честно, я даже не задумывался над подобным результатом нашего вмешательства в прошлое. А ведь это вполне возможно.

– А-а, забей, – Андрей вяло махнул рукой. Весь его запал внезапно куда-то исчез, и он чувствовал себя так, словно только что в одиночку разгрузил вагон мешков с песком. – Я почти все детство и юность наедине с книгами и теликом провел. Пока вы с мамой здесь наукой занимались, я книжки фантастические читал да фильмы о путешествиях во времени смотрел. В каждой второй киношке о подобной байде говорилось, вот я и ляпнул первое, что на ум пришло.

За окном потемнело, будто сгустились сумерки, хотя до вечера оставалось часа четыре. Длинный зигзаг молнии вспорол небо. Из прорехи просыпались горохом и робко ударили по стеклу первые капли дождя. Спустя несколько мгновений раскатисто прогромыхало, как будто пустые бочки прокатились по дороге, и гроза обрушилась на город. Засверкало и загремело так, словно началась артиллерийская канонада. Лило как из ведра. Ветер выл, гнул деревья и ломал ветки. Заплаканные стекла дребезжали под его отрывистыми, хлесткими ударами.

– Может, все-таки передумаешь? Смотри, какая погода за окном – настоящая буря. А если что-то случится?

– Отец, ну хватит причитать! Что ты, как старый дед, ей-богу. – Андрей потянулся к висящей на спинке тахты замшевой куртке, достал из внутреннего кармана телефон и похлопал правой рукой по сиденью рядом с собой: – Садись, сфоткаемся на память.

– Зачем?

– Затем, что я так хочу. Оказаться на пороге исторического момента и не сделать совместное фото изобретателя машины времени и ее первого естествоиспытателя было бы верхом безрассудства. Вдруг эта фотография станет для потомков важным историческим документом?

Владимир Александрович удивленно посмотрел на приемного сына. Он не понимал, шутит тот или говорит серьезно. Андрей снова похлопал по тахте. Владимир Александрович пожал плечами и сел рядом с ним; выпрямился, положил руки на колени. Андрей переключился на фронтальную камеру, вытянул руку с телефоном перед собой.

– Улыбнись, отец, что ты как… – он хотел сказать: «на похоронах», но вовремя спохватился и ляпнул: – …бурундук спросонья.

Владимир Александрович растянул губы в улыбке. Андрей сделал совместную фотку, посмотрел на экран и снова щелкнул камерой телефона.

– Ну вот, теперь у меня есть индикатор. Заодно проверю, правда ли документальные свидетельства меняются вместе с изменением прошлого, или это выдумки фантастов. – Он порывисто встал с тахты, надел куртку и убрал во внутренний карман телефон. – Давай, заводи агрегат.

Владимир Александрович понял, что Андрей закусил удила, и решил пойти на компромисс:

– Хорошо, пусть будет по-твоему. Но я настаиваю на одном условии. В этот раз с тобой в прошлое отправится Рекс.

Все это время пес лежал на полу просторной клетки в углу лаборатории, голова покоилась на вытянутых вперед лапах. Он следил за людьми умными глазами, иногда приподнимая то одну, то другую коричневую с желтым бровь. Стоило упомянуть о нем, пес гавкнул и вскочил на лапы.

Андрей посмотрел на весело виляющего хвостом Рекса и повернулся к Владимиру Александровичу.

– Мне-то он там зачем?

– Не знаю, но мне так будет спокойнее. И не спорь, пожалуйста, считай это моей блажью. Уважь старика.

Андрей махнул рукой:

– Ладно, делай что хочешь, но учти: если пес от меня сбежит, я его искать не буду.

По знаку профессора Руслан открыл клетку.

– Хороший пес, хороший! Фью-фью-фью! Иди сюда, иди, смотри, что у меня есть.

Руслан вытянул вперед руку с приличным шматком колбасы. Рекс потянулся, зевнул и, как любой уважающий себя пес, медленно подошел к лаборанту. Он как будто всем видом хотел показать, что плевать хотел на колбасу и подошел к человеку лишь потому, что тот ему нравится, – это раз; и что он должен подойти, раз его зовут, – это два. Секунду спустя Рекс щелкнул челюстями – и от колбасы ничего не осталось, кроме зажатого в пальцах лаборанта крохотного кусочка. Пес облизнулся, вывалил из пасти длинный язык и посмотрел на парня умными глазами.

Руслан улыбнулся. Скормил остатки угощения Рексу.

– Молодец, славный песель! Хочешь еще? – Рекс гавкнул. Руслан ласково потрепал его по загривку: – Будет тебе колбаса, обжора, но потом. Сначала надо поработать.

Он взял пса за ошейник и подвел к Андрею. Тот стоял спиной к темпоральной установке, согнув правую ногу в колене. Левой рукой он упирался в бок, а пальцы правой сжимали ремень висящей на плече видеокамеры.

– Рекс – умный пес, любые команды понимает с полуслова, так что проблем с ним не будет, – пообещал Руслан, ласково поглаживая собаку по голове.

– Угу, – кивнул Андрей, перевесил камеру на левое плечо и взялся правой рукой за ошейник Рекса: – Ну, пойдем, что ли, умный пес.

Рекс потрусил рядом с Андреем к входу в машину времени. Едва они оказались внутри клетки-яйца, Владимир Александрович запустил установку и мельком, чтобы никто не увидел, перекрестился. Плохое предчувствие не отпускало его. Напротив, ощущение близкой беды усилилось и вскоре из категории абстрактностей перешло в разряд свершившихся событий.

Всему виной оказалась гроза. В тот миг, когда темпоральная установка перешла в режим устойчивой работы, молния ударила в трансформатор электроподстанции. От одномоментного мощного скачка напряжения по всей линии электропередачи расплавились провода. Во всем микрорайоне десятки тысяч электроустройств либо вышли из строя, либо остались без энергоснабжения и превратились в бесполезные штуковины. В отдельных квартирах и домах из розеток сыпанули фейерверки искр. Где-то обошлись легким испугом, а где-то вспыхнули пожары, и ливень не мог справиться с огнем, а ураганный ветер охотно раздувал пламя, за считаные секунды превращая слабый поначалу огонек во всепожирающее огненное чудище.

Лаборатория не стала исключением. Здесь тоже вспыхнул пожар, но его потушили без посторонней помощи. Намного хуже обстояли дела с темпоральной установкой. Из-за скачка напряжения сбились настройки, и теперь в консольном окошке высвечивалась совершенно иная дата.

Впервые за все время работы созданное профессором Воронцовым устройство сформировало новый пространственно-временной тоннель. Безусловно, приятная новость. Каждому изобретателю хочется, чтобы его детище работало именно так, как задумывалось при создании, без каких-либо непонятных ограничений. Но у этой новости была и отрицательная сторона. Новый канал во времени отправил Андрея прямиком в возникшую в далеком две тысячи шестом году Зону. Без должной экипировки, без навыков выживания в специфических условиях территории отчуждения, такой визит в прошлое мог плохо закончиться для путешественника во времени. И хотя у Андрея были шансы вернуться домой целым и невредимым, они стремительно таяли с каждой секундой.

Владимир Александрович с ужасом смотрел на экран панели управления. Обозначающие температуру, силу тока и мощность собранного из артефактов аккумулятора показатели росли с пугающей быстротой. Из-за недавнего скачка напряжения питание установки от электросети пропало, и вся нагрузка легла на второстепенный источник энергии. И если аккумулятору в подобной ситуации ничего не грозило, кроме нагрева до высокой, но не критической температуры, то вот соединяющие его с машиной времени провода оказались слабым звеном в ставшей основной цепи электропитания.

Воздух в лаборатории наполнился едким запахом горелой изоляции. Отрывисто заверещал зуммер, на консоли управления вспыхнули красным лампочки системы оповещения о нештатных ситуациях, и равнодушный механический голос произнес:

– Питание отключено. Для продолжения штатной работы пространственно-временного канала подключите резервный источник энергии.

Быстрее всех среагировал Игорь. Он бросился к шкафу с инструментами, достал из него набор гаечных ключей, толстенный провод с массивными клеммами на концах и притащил к пульту управления. Пока он отсоединял спекшийся провод от аккумулятора и блока питания темпоральной установки, Владимир Александрович ослабил гайки на клеммах запасной магистрали.

На замену провода ушло чуть больше двух минут. За это время расставленные вокруг клетки Фарадея вращающиеся спиральные зеркала сильно замедлили ход. На короткое время показалось, что они вот-вот остановятся, но зеркала снова закружились вокруг вертикальной оси, когда по металлическим жилам толстого жгута из проводов побежал электрический ток.

– Ура! Получилось! – закричали стоящие в сторонке Руслан и Михаил, тряся кулаками над головой, а потом обнялись и захлопали друг друга по спине. Парни радовались так, словно сами участвовали в устранении аварии и это их находчивость и сноровка спасли если не все человечество, то одного человека точно.

Владимир Александрович тоже порадовался, но он не проявлял так бурно эмоции, в отличие от старшего лаборанта. Тот пританцовывал на месте, хлопая себя по груди и ногам, и скалился во весь рот. Взъерошенные волосы торчали дыбом, глаза за стеклами очков лихорадочно сверкали. Профессор же едва заметно улыбался кончиками губ. Он как будто боялся, что безудержная радость преждевременна. Что опасность притаилась где-то рядом и терпеливо ждет, когда настанет момент для триумфального возвращения.

Воронцов как в воду глядел. С подменным проводом случилась та же беда, что и с его предшественником. Снова запахло горелой изоляцией, опять затрещал зуммер, зажглись красные лампочки, и бесстрастный голос во второй раз объявил о необходимости немедленно подключить резервный источник питания.

– Владимир Александрович, у нас больше нет запасных кабелей! – Веселость Игоря как рукой сняло. Кровь отхлынула от лица, и оно стало белее лабораторного халата. Губы по цвету напоминали дождевых червей. Глядя на них, профессор почему-то подумал, что он в последний раз ходил на рыбалку с отцом, и было это лет пятьдесят назад, а может, и того больше. – Вернее, есть, но у них сечение раза в два меньше.

– Может, попробуем их соединить? – предложил Руслан.

– Ты что несешь?! – прикрикнул на него Игорь. – Надо думать, как решить проблему, а не чушь пороть.

– Это ты чушь порешь, – вступился за друга Михаил. – Руслан хоть какую-то идею предложил, а ты орешь как потерпевший. Собрать многожильный кабель из отдельных проводов – неплохой вариант. Может сработать, надо только сообразить, из чего клеммы сделать.

– У нас нет времени плести косички из проводов и делать клеммы, – продолжал упорствовать старший лаборант. – Пока мы с этим возимся, канал схлопнется, и Андрей навсегда останется в прошлом. Надо искать другой вариант.

– Не надо, я все решил. Позаботьтесь об Андрее, когда он вернется.

Пока его помощники выясняли отношения, Владимир Александрович открыл крышку аккумулятора и теперь смотрел на артефакты. От переизбытка энергии они ярко светились. Зеленоватый свет падал на его лицо, и это делало профессора похожим на злобного инопланетянина из старинных фильмов о космических пришельцах. Прежде чем лаборанты сообразили, что он задумал, Владимир Александрович положил одну руку на артефакты, другую на клеммы блока питания и замкнул собою цепь питания темпоральной установки.

Глава 18. Чехарда

Андрей почувствовал угрозу раньше, чем она появилась перед ним во всей двухметровой красе. Вернее, почувствовал Рекс и так резво рванул вперед, что едва не вырвал хозяйскую руку из сустава. Повезло: Андрей успел среагировать и разжал пальцы за доли секунды до вероятной трагедии.

Впрочем, он моментально забыл, что Рекс едва не травмировал его, и на то была веская причина. Никогда ранее он не видел, чтобы собака висела метрах в полутора над землей с тесно сжатыми челюстями и сердито рычала сквозь зубы, молотя по воздуху задними лапами, а передними упираясь в пустоту перед собой.

Рекс недолго удивлял хозяина внезапно возникшими у него способностями к левитации. Довольно скоро раздался злобный рык, и звук этот исходил не от собаки, потому что шкура на загривке пса внезапно вздыбилась волной, а на правом боку сами по себе возникли три длинные, глубокие царапины. Пес, взвизгнув от боли, слегка ослабил хватку, перестал долбить лапами воздух и вдруг отлетел в сторону, словно его отшвырнула невидимая рука.

В ту же секунду воздух на том месте, где Рекс недавно парил над землей, исказился и задрожал, как будто поднимался над нагретой горячим солнцем пустыней. Андрей невольно вскрикнул. Перед ним, как по волшебству, появилась рослая фигура с когтистыми лапами до середины мускулистых бедер и длинными щупальцами вместо губ на лысой дынеподобной голове.

Андрей никогда не был в отравленных радиацией землях, но знал об аномалиях, артефактах и мутантах из интернета. Основной массив почерпнутой им информации о Зоне, точнее, о возникшем на ее месте суррогате, пришелся на время «Чернобыль Лэнда». Всемирная сеть кишела любительскими съемками посетителей тематического парка развлечений, созданного на территории отчуждения вокруг ЧАЭС после загадочного исчезновения Зоны. Среди однотипного шлака, крупицами золота в речном песке, встречались профессионально сделанные ролики, больше похожие на отрывки из приключенческих фильмов, нежели на рекламу.

В свое время именно эти короткометражки пробудили в Андрее желание посетить хотя бы на пару-тройку дней невероятный по эмоциональному накалу и адреналиновой накачке аттракцион, но каждый раз его что-то отвлекало, и он так и не успел осуществить мечту. Зато сейчас его желание сбылось самым неожиданным образом.

Видимо, от шока и удивления, из задворок его памяти всплыло не только название монстра, но и вся связанная с ним информация: чем питается, как охотится, излюбленные места обитания. Наверное, сушильщик тоже испытал потрясение от внезапного появления перед ним человека и собаки. Иначе как объяснить секундное промедление, благодаря которому первое, хоть и не запланированное, путешествие в Зону не стало для Андрея последним.

Кровопийца раскинул мускулистые руки и рванулся к жертве, но момент оказался упущен. Андрей оправился от стресса за мгновение до атаки и отскочил в сторону. Чернобыльский вампир пронесся мимо (Андрея обдало волной прохладного воздуха), пробежал по инерции несколько метров и развернулся. Когтистые лапы прочертили глубокие борозды в земле. Пучки вырванной с корнем травы фонтанами брызнули из-под мозолистых трехпалых ступней.

Сушильщик выпрямился, досадно зарычал, злобно сверкая крохотными, глубоко посаженными глазками. Андрей заорал в ответ, сорвал с плеча ремень видеокамеры, крутанул над собой чудо азиатской электротехники и запулил в голову монстра.

Камера черным камнем мелькнула в воздухе и так смачно впечаталась в растопыренные щупальца, что мутант аж поперхнулся, издав при этом хрюкающий звук. Хрустнуло. Андрей заметил, как что-то длинное и темное отлетело от головы антропоморфа, но так и не понял: это было оторванное щупальце или отвалившийся от видеокамеры микрофон. Да и некогда было разбираться: он пытался вытащить из кармана куртки баллончик с перцовым аэрозолем, но безуспешно дергал рукой – кулак застрял в узкой горловине.

Мутант, словно взбешенный тореадором бык, попеременно взрыл землю сначала одной, потом другой ногой и ринулся на человека с напоминающим львиное рычание ревом.

Так бы Андрей и встретился с преждевременно пришедшей за ним смертью, если бы не Рекс. Шерсть на пораненном боку пса слиплась от крови и свисала неопрятными колтунами. Он тяжело дышал и слегка припадал на переднюю левую лапу – неудачно упал, когда его отшвырнул возникший будто из воздуха сушильщик. Пес мог бы отползти к растущему неподалеку кусту и в его тени зализывать раны, но он предпочел драться.

Рекс угрожающе зарычал. Шкура на его вытянутой в длину морде собралась в складки, верхняя губа приподнялась, оголяя желтые, влажно блестящие клыки. Он впился взглядом коричневых, с крохотными точками зрачков, глаз в сутулую фигуру с когтистыми руками и щупальцами врастопырку вместо губ. Хвост не вилял из стороны в сторону и не изгибался к спине кольцом, как обычно, а выпрямился параллельно земле и подрагивал от напряжения. Рекс чуть присел на задние лапы (под покрытой короткой коричневой шерстью шкурой проступили рельефные бугры мышц), застыл на долю секунды, как скульптурное изваяние, и вытянулся в длинном красивом прыжке, словно внутри него внезапно распрямилась пружина.

Боковым зрением сушильщик заметил угрозу и, словно уходящий от атакующего игрока регбист, поменял траекторию движения. Комья земли брызнули у него из-под ног, когда он лихо развернулся грудью к летящему на него псу. Монстр вскинул руку перед собой в пионерском жесте, как будто хотел закрыться от врага, но это не помогло: Рекс ударил его вытянутыми вперед лапами, не чувствуя боли в поврежденной конечности, и клацнул зубами, сжимая челюсти на покрытом зеленоватой бугорчатой кожей предплечье.

Инерцией удара взвывшего от боли чернобыльского монстра сбило с ног. Сцепившись в рычащий и воющий клубок, противники катались по земле. Примятая трава местами потемнела от крови, в воздухе летали клочки вырванной из Рекса шерсти.

Тем временем Андрей наконец-то сообразил, что мешает ему вынуть руку из кармана. Он разжал кулак, достал баллончик и приготовился пустить его в ход при первой же возможности. Часы на руке завибрировали. Андрей удивленно посмотрел на запястье. Электронное табло тревожно вспыхивало красным. На фоне пульсирующего инфернального огня отчетливо виднелись черные жидкокристаллические цифры 09:15. Мгновение спустя окружающее Андрея пространство уплотнилось и стало осязаемым, как будто он оказался внутри густого тумана. Звуки борьбы сушильщика с Рексом затихли, но не сразу, а постепенно, словно между Андреем и схваткой не на жизнь, а на смерть кто-то слой за слоем воздвигал толстую стену из ваты.

Непонятная хмарь исчезла так же внезапно, как и появилась. Андрей опешил, когда увидел перед собой не заросшую травой равнину с зелеными кочками кустов и катавшихся по земле противников, а человека в грязных кроссовках, синих штопаных трениках и черной с белесыми потертостями на рукавах и спине кожаной куртке. Незнакомец стоял к Андрею спиной и, прижимаясь боком к кирпичной стене одноэтажного здания с пустыми глазницами выбитых окон, выглядывал из-за угла. Пистолет в согнутой правой руке смотрел стволом в светло-серое, с низкими облаками, небо. Судя по частому треску автоматных очередей, басовитым хлопкам выстрелов из дробовика и разноголосице криков, тип в кожанке наблюдал за боем из укрытия. То ли случайный свидетель, то ли сидит в засаде, выжидая удобный случай напасть на врагов исподтишка, то ли струсил и отсиживается в безопасном месте.

Андрей мельком глянул на часы. Красный огонек исчез, а цифры на табло показывали одиннадцать часов утра. Он удивленно изогнул брови, покачал головой и посмотрел по сторонам. Шагах в шести от незнакомца стоял трактор на спущенных колесах с опрокинутой набок телегой. В одном из стекол кабины зияла дыра, от которой во все стороны расползлась густая паутина трещин. Из центра пробоины торчала достаточно крепкая на вид толстая доска. Вариант использовать деревяшку как дубинку и обменять ее на пистолет показался Андрею более привлекательным, нежели тупо прятаться за телегой и покорно ждать милостей от судьбы.

Андрей двинулся к трактору, по-прежнему держа баллончик в руке. Он осторожно шагал, вытягивая то одну, то другую ногу далеко вперед и плавно перенося вес тела с пятки на носок, как будто крался на цыпочках.

Неподалеку от заброшенного здания росли старые вязы. Их длинные ветви почти дотягивались до крытой шифером крыши похожего на гараж для сельхозтехники строения. На толстом ковре из прелой прошлогодней листвы повсюду валялись сухие ветки, но рядом с трактором их было особенно много. Андрей тщательно выбирал место для каждого шага и все равно допустил оплошность. Одна ветка треснула с таким звуком, будто пальнули из стартового пистолета. Незнакомец нервно повернулся на звук, увидел Андрея и вздрогнул всем телом.

– Ты хто, на? – истерично выкрикнул он, но вместо ответа получил струю перцового аэрозоля в лицо, закрыл левой рукой глаза и завопил: – Ай, мля! С-сука, ты меня ослепил!

Пистолет в его руке задергался. Хлопки близких выстрелов частично заглушили трескотню невидимой из-за кирпичной стены перестрелки. Андрей отпрыгнул в сторону и, как оказалось, сделал это вовремя: пули взрыли землю на том месте, где он недавно стоял.

Другого шанса не будет, решил Андрей, отшвырнул баллончик и согнулся в поясе, выставив руки перед собой, как готовый к схватке боец. И только он хотел накинуться на типа в кожанке, сбить его с ног и отобрать пистолет, как вдруг снова завибрировали часы. Андрей опять оказался внутри светло-серого кокона и почувствовал прилив страха. Он подумал, что оглох, настолько стремительно исчезли отзвуки перестрелки и крики на время ослепшего бандита.

Страх прошел, как только Андрей услышал нарастающие рычание и вой. Он подумал, что возвращается к сцепившемуся в схватке с мутантом Рексу, но понял, что заблуждался, когда сквозь быстро тающий дымчатый кокон проступили темные колонны. Вскоре выяснилось, что это древесные стволы. Андрей очутился посреди небольшой поляны, сплошь заросшей кустами папоротника и похожей на осоку травой, и стал свидетелем охоты нюхачей на истекающую кровью пучеглазку.

Бочкоподобная тварь, истошно вереща и дико вращая тремя разноразмерными глазами, крутилась волчком, пытаясь сбросить с себя одного из одетых в лохмотья военной формы противников. Тот полулежал на ней, впившись гнилозубой пастью в шею и цепляясь скрюченными, как орлиные когти, пальцами за покрытую глубокими кровоточащими ранами шкуру. Другой мутант скакал вокруг визжащей мутосвиньи на четвереньках и тряс обрывком шланга сдвинутого на затылок противогаза. Видимо, выжидал удобный момент для решающего прыжка.

Этот мутняк первым заметил Андрея. Топая подошвами разбитых башмаков, нюхач почти что по-лягушачьи запрыгал к потенциальной добыче. Солнечные блики алмазными искрами сверкали в круглых стеклах противогазных очков.

Андрей не стал ждать, когда мутант с проступающим сквозь прорехи в лохмотьях позвоночным гребнем нападет на него, развернулся и побежал к опушке леса. Сосны как будто звали его, скрипя и покачивая пышными кронами на ветру. Нюхач громко топал башмаками и глухо, словно сова, ухал где-то позади.

Андрей не видел, насколько сократилось расстояние между ним и преследователем. Из тех же роликов в интернете он знал, как далеко могут прыгать нюхачи и в любой момент опасался получить сильный удар в спину. Он несколько раз хотел оглянуться, но никак не мог решиться и посмотреть назад. Боялся, что запнется о торчащий из земли корень и у него не останется шансов на спасение.

Он слишком поздно заметил кружащие в воздухе хвоинки и веточки. «Воронка» отреагировала на его приближение низким, похожим на шум прибоя гулом и тем самым спасла от верной гибели. Андрей резко завалился набок, как футболист, выбивающий мяч из-под ноги соперника, и в этот момент над ним пролетел нюхач. Мутант распластался в прыжке за секунду до внезапного маневра потенциальной добычи и уже предвкушал вкус чужой крови на том, что осталось у него от губ, как вдруг сам неожиданно стал жертвой.

Аномалия закружила трусливо визжащего нюхача в воздухе, будто хотела прокатить на карусели. Вокруг все выше взмывающего над землей мутанта образовалось что-то вроде дымного облака. Нюхач беспомощно дергал конечностями и верещал, как свинья, а «воронка» заглушала его вопли шумом, похожим на свист заплутавшего в соснах ветра. Так продолжалось около пяти секунд. Потом раздался громкий хлопок, облако с нюхачом внутри исчезло в ослепительно-яркой вспышке, и на землю вокруг аномалии пролился дождь из обломков костей и ошметков мяса.

Андрей ничего этого не видел. Часы завибрировали, когда мутант барахтался в небе, словно муха в тарелке с супом, и он снова переместился во времени. На этот раз его выбросило из портала в кусты рядом с грунтовой дорогой. Что это за дорога и куда она ведет, Андрей не знал, но собирался узнать. Он выбрался из кустов и зашагал по узкой полоске травы между двумя широкими колеями.

Довольно скоро послышался нарастающий шум мотора. Андрей улыбнулся: вряд ли он опять оказался в Зоне. Когда кругом коварные аномалии, на машине особо не покатаешься. Улыбку стерло с его лица, когда он увидел, как из-за поворота вывернул «хамви» с пулеметом на крыше.

Первым желанием было сигануть в кусты, но Андрей заставил себя остаться на месте. Даже если он попробует сбежать, это ничего не даст, кроме риска получить пулю в спину. Его заметили. Пулеметчик, чья каска зеленым холмиком выступала над бронещитком поворотной турели, не упустит шанса пройтись свинцовой пилой по кустам.

Глава 19. Не рой яму другому

Ковалихин подавился зевком, когда увидел парня в джинсах и рыжей куртке.

– Это что за хрен тут нарисовался? Сидоренко, возьми его на прицел, – крикнул он пулеметчику. На крыше проскрежетал привод поворотной турели, и тень от пулеметного ствола чуть переместилась влево по короткому капоту. Ковалихин покосился на водителя: – Поднажми, Петрухин, чего плетешься, как не сегодня надо?

– Есть, товарищ лейтенант!

Рядовой Петрухин вдавил педаль акселератора в пол. Двигатель ответил бодрым рыком, броневик быстрее покатил по разбитой дороге. Кабина «хамви» наполнилась стуком колес по колдобинам и грохотом подвески. Лейтенант поморщился, но промолчал: сам распорядился поддать газу.

– Тормози! – приказал Ковалихин, когда до незнакомца оставалось метров десять или около того.

Он не стал подъезжать ближе из-за особенностей конструкции стрелкового гнезда на крыше. Ограничитель наклона не давал пулеметному стволу опуститься ниже определенного уровня. По этой причине бронеавтомобиль находился внутри большого слепого пятна, а лейтенант хотел, чтобы парень в куртке находился под прицелом не только его автомата, но и крупного калибра. Так у него будет меньше соблазна корчить из себя героя.

Ковалихин впервые встретился с нелегалом в «Чернобыль Лэнде», однако по рассказам сослуживцев знал, на что они способны. В основном любители халявы не отличались храбростью и при виде военного патруля покорно поднимали лапки кверху, но иногда среди них попадались отмороженные на всю башку экземпляры.

Из-за одного такого придурка сержант Раздерихин год назад три с лишним месяца провалялся в госпитале. Нелегал накинулся на него, когда тот вышел из машины и приблизился к «туристу» на расстояние вытянутой руки. Раздерихин хотел проверить документы, а получил сотрясение мозга, выбитые зубы и перелом руки. Он даже среагировать не успел, когда агрессивный тип бросился к нему, хотя держал его на мушке. Черт знает, почему так произошло. Может, автомат не снял с предохранителя, полагая, что ничего ему не угрожает, а может, растерялся, упустил момент и получил за это по самое не хочу.

Броневик заскрипел тормозами и остановился. Лейтенант выбрался из машины, хотел взять незнакомца на мушку, но передумал. Парень вполне мог оказаться легальным посетителем парка. Обращение с ним как с нарушителем грозило серьезными проблемами, а Ковалихин не хотел себе новых неприятностей. У него и так их было по самую макушку. Все из-за пагубной страсти к азартным играм.

«Чернобыль Лэнд» привлекал гостей со всего мира не только возможностью в полной мере ощутить себя настоящим сталкером с разумным риском для жизни, но и полноценным комплектом развлечений: от замаскированных под танцевальные клубы борделей до баров с большим ассортиментом бесплатной выпивки и казино.

Сотрудникам парка и воякам из батальона охраны (администрация «Чернобыль Лэнда» заключила долгосрочный контракт с ВСУ; военизированные патрули продолжали нести службу, как в былые времена, контролируя территорию шириной в километр с внешней и внутренней стороны бывшего Периметра) вход в игорные заведения был запрещен. Личные данные и фотографии всех, кто работал в тематическом парке развлечений, загружались в систему при подписании контракта с администрацией или с ВСУ, как это происходило в случае с военными, и никто из них не мог пройти в казино.

Так это работало в теории. На практике запрет легко мог преодолеть любой желающий – казино лишь номинально контролировались администрацией парка. Прибыльным бизнесом занимались люди, тесно связанные с подлинным хозяином «Чернобыль Лэнда». Они же за умеренную плату меняли загруженные в систему учета данные всем, кто жаждал испытать удачу и пощекотать нервы за карточным столом или у щелкающего стопором барабана рулетки.

Естественно, делалось это не по доброте душевной, а из корысти. Сперва игроманам давали выиграть незначительные суммы, постепенно доводя выигрыши до нескольких сотен, а то и тысяч долларов. Самым игрозависимым позволяли сорвать куш в десятки тысяч.

Полоса везения внезапно прерывалась, когда у «счастливчиков» сносило крышу от веры в собственную звезду. Зато, как на дрожжах, росло желание снова схватить удачу за хвост, а вместе с ним и суммы проигранных займов. И вот когда лохи накапливали достаточно большие долги, к ним приходили посланцы от ушлых людей и требовали деньги. В ход шли любые средства, вплоть до шантажа и угроз навредить родным и близким должников.

Ковалихин был одним из таких «счастливчиков». За месяц его раскрутили на сорок пять тысяч долларов. Три дня назад к нему пришел лысый качок с квадратной челюстью и холодными серыми глазами. Напомнил про долг и сказал, что у него есть время до конца недели. Потом его престарелая мать окажется на улице.

– Тебя никто не заставлял играть, – нагло ответил здоровяк в ответ на просьбы лейтенанта продлить отсрочку. – Забыл, как тебя отговаривали, когда ты просил очередной кредит в десять штук?

– Я хотел отыграться. Думал, мне снова повезет, – буркнул Ковалихин, стараясь не смотреть в рыбьи глаза вышибалы. У него мороз бежал по коже, когда он ловил на себе изучающий взгляд. Лейтенанту казалось, качок заранее выбирает на его теле места, куда в скором времени прилетит увесистый кулак.

– А мы хотим вернуть наши деньги и думаем, ты успеешь в срок.

Ковалихин усилием воли отогнал так некстати всплывшие в памяти воспоминания, сделал пять шагов по обочине, двигаясь в сторону незнакомца, и остановился. Несколько секунд он изучающе смотрел в его открытое и честное лицо. Специально тянул время, выжидая, что скажет или сделает парень в джинсах и замшевой куртке. Этого не требовали правила «Чернобыль Лэнда». Просто так он пытался понять, с кем столкнула его судьба, и действовать по обстоятельствам.

Пауза изрядно затянулась. Парень стоял столбом и молчал, будто набрал в рот воды. Ковалихин посмотрел на броневик, словно искал поддержки у подчиненных. За лобовым стеклом темнел силуэт Петрухина, в узкой щели между броневых щитков пулеметной турели белело лицо Сидоренко. Внезапно в голове лейтенанта что-то щелкнуло. Он понял, как выяснить, кто встретился им на пути, и на всякий случай указательным пальцем сдвинул планку предохранителя вниз до упора.

– Предъявите карточку гостя, если она у вас есть. Если ее нет, сложите руки на затылке и повернитесь ко мне спиной.

«Опять не туда закинуло. Да что там у них происходит? Наверное, это все из-за грозы. Надо было послушать отца. Сколько бы я подождал? Полчаса, ну час максимум, зато не скакал бы, как блоха, из одного времени в другое», – с досадой подумал Андрей, с трудом сдерживая в себе истерический смех. Нервное напряжение давало о себе знать. Оно требовало выхода, и Андрей не придумал ничего лучше, чем выплеснуть его с потоком правды на лейтенанта. Все равно его выбросит из этого времени, так почему бы и нет.

Но был у него и другой, более веский повод для откровений: он пытался выиграть время. Кто знает, что с ним произойдет до того, как снова откроется портал. В его настоящем «Чернобыль Лэнд» канул в Лету, оставив о себе дурную память.

После озвученной на весь мир правды о похищениях незаконно проникших на территорию парка людей почти целый год печатные и сетевые новостные агентства публиковали леденящие кровь факты о поставленном на широкую ногу криминальном бизнесе.

Нелегалов вывозили на остров Южный архипелага Новая Земля, где у Богомолова, истинного владельца «Чернобыль Лэнда», втайне от всех работал исследовательский центр. Основную массу несчастных ждала незавидная участь: их использовали в качестве лабораторных крыс с минимальными шансами на выживание после бесчеловечных по своей сути генетических экспериментов. Тех, кто по здоровью не попал в категорию расходного материала для опытов, отправляли на принудительные работы. Глубоко уходящие в вечную мерзлоту лабораторные ярусы требовали уйму рабочей силы от уборщиков до обслуживающего техперсонала. И если для поддержания работоспособности всех зданий и помещений научно-исследовательского комплекса нанимали специалистов со стороны, то всю черновую работу выполняли отловленные в «Чернобыль Лэнде» нелегалы.

Но здесь у них хотя бы оставался шанс выжить, в отличие от тех, кого использовали в качестве поставщиков внутренних органов для черной трансплантологии. Обреченных на неминуемую гибель кромсали там же, в «Чернобыль Лэнде», в скрытых от посторонних глаз и оборудованных по последнему слову медицинской науки операционных. Извлеченные органы доставляли в Европу легкомоторными самолетами с расположенного на задворках бывшей Зоны аэродрома, и уже оттуда содержимое герметичных охлаждаемых контейнеров прямыми рейсами отправлялось во все концы света.

Ковалихин оторопело уставился на нормального с виду парня, когда тот замолчал после скороговоркой выплюнутого бреда о путешествиях во времени.

– Ты обдолбался, что ли? – Он подошел ближе к Андрею, посмотрел в его глаза. – Вроде не похоже, зрачки не сужены. Слышь, а может, ты того… – Он покрутил пальцем у виска.

– Сам дурак! – огрызнулся Андрей. Злость бурлила в нем, как ведьмино зелье в котле. Он, можно сказать, пошел на преступление, посвятил солдафона в величайшую тайну современности, а тот посчитал его сумасшедшим. Но куда больше, чем на лейтенанта, он злился на себя: страх за вероятное будущее вырвался из него грубостью и агрессивным тоном, а это не сулило ничего хорошего.

– Совсем охренел?! А ну быстро лег на землю и руки за голову убрал! – Ковалихин стремительно отошел на пару шагов назад, прижал ребристый затыльник приклада к плечу и посмотрел на Андрея сквозь кругляш коллиматора: – Живо, я сказал!

Андрей вздохнул, покачал головой, но перечить не стал. Он опустился сначала на колени, потом лег на живот и сложил на затылке сцепленные в замок пальцы.

– Петрухин, ко мне! – Водитель выскочил из «хамви», хлопнул дверцей и подбежал к командиру. – Обыскать!

Рядовой обхлопал Андрея с ног до плеч сначала с одной стороны, потом с другой, нащупал в кармане куртки телефон, достал его и отдал лейтенанту.

– Держи его на прицеле. Дернется, стреляй по ногам.

Ковалихин подождал, когда боец вытащит пистолет из кобуры и наведет его на задержанного, и только после этого включил телефон. На экране высветились окаймленное белыми линиями поле, под ним иконки с цифрами, а в самом низу светлый овал с параболическими линиями внутри и надпись: «Введите пароль или используйте отпечаток пальца».

– Говори код.

– Полсотни два – двенадцать.

Лейтенант набрал цифры и хмыкнул:

– Смотри-ка ты, не наврал.

Минуту спустя он убедился, что и до этого парень говорил правду. Список последних звонков в телефонной книге датировался маем две тысячи двадцать девятого. Даты фотографий в галерее, как и дата последнего обновления ПО не совпадали по времени с текущими реалиями на все те же семь лет.

По телу Ковалихина пробежал приятный холодок. Он понял, что наконец-то схватил птицу счастья за хвост. Если грамотно распорядиться свалившейся на него удачей, он забудет о карточном долге, как о страшном сне.

– Отбой, Петрухин, возвращайся в машину. А ты вставай и, смотри мне, не вздумай чудить. – Лейтенант подождал, когда Петрухин сядет за руль, а парень из будущего поднимется с земли. – Можешь отправить меня в прошлое на три дня назад? – Андрей помотал головой. – Почему?

– Пробой в пространстве-времени создает специальная установка, я всего лишь вхожу в открытый ею портал.

– Когда этот портал откроется, куда он приведет?

Андрей пожал плечами:

– Не знаю. Так-то меня здесь быть не должно. В моем времени что-то пошло не так, поэтому я здесь оказался.

– Не врешь?

– Какой смысл мне врать сейчас, если я до этого говорил правду? А ты для чего хочешь вернуться в прошлое?

– Ни для чего, просто спросил. – Андрей усмехнулся. Ковалихин хмуро зыркнул на него: – Чего лыбишься? Топай к машине. У меня приказ любое неустановленное лицо доставить на базу для дальнейших разбирательств.

– Может, отпустишь? Ты же знаешь, что я во всех смыслах не местный, значит, кое-что обо мне известно. Если так, какое же я неустановленное лицо?

– Бойцов своих я тоже отпущу? Они в рапортах укажут, что я тебя мордой в землю уложил, как и положено поступать с типами без идентификационной карточки клиента. Особист с их каракулями ознакомится и спросит меня, почему я не доставил тебя на базу, как этого требует устав. Что я ему скажу? Что ты из будущего, я убедился в этом, порывшись в твоем телефоне, и отпустил? Не-а, так дело не пойдет.

Лейтенант кивком показал на мерно тарахтящий двигателем броневик. Андрей понял, что спорить бесполезно, и потопал к машине. Он не боялся ни какого-то там особиста, ни его допросов, потому что был твердо уверен в своем исчезновении из этого времени раньше, чем встретится с ним.

На самом деле Ковалихин и не думал поступать по правилам. Он действительно собирался отвезти Андрея в расположенный неподалеку от внешней стороны Периметра военный городок, но только лишь для того, чтобы избавиться от Петрухина и Сидоренко. В его планах на одномоментное погашение долга Андрею отводилась особая роль, и лишние свидетели в этом деле были ни к чему.

Дежурство подходило к концу, так что для него и с этой стороны все складывалось как нельзя лучше. Появление патрульной машины в месте постоянной дислокации раньше положенного срока без уважительной на то причины обязательно вызвало бы вопросы у начальства. Пришлось бы либо кататься с задержанным по маршруту, и тогда вопросы возникли бы у водителя и пулеметчика, либо сдать парня из будущего дознавателям и тогда окончательно распрощаться с надеждой раз и навсегда решить нависшую над ним, как дамоклов меч, проблему.

– Стой! – приказал Ковалихин, когда задержанный приблизился к машине. – Лицом ко мне!

Андрей повернулся спиной к броневику. Лейтенант затянул на запястьях пришельца из будущего заранее вынутый из кармашка разгрузки пластиковый хомут, открыл дверь салона:

– Садись!

Андрей послушно забрался на жесткое сиденье военного внедорожника и вздрогнул, когда дверь захлопнулась за ним с металлическим лязгом. Справа от него переминался с ноги на ногу Сидоренко. Он стоял на специальной площадке в полный рост, держась за рукоятки пулемета, и подошвы его ботинок находились на уровне сложенных на коленях рук Андрея.

Лейтенант обошел сзади тарахтящий двигателем «хамви», сел на твердую, как табуретка, сидушку с другой стороны от пулеметчика и хлопнул водителя по плечу:

– Двигай на базу.

Петрухин кивнул, с усилием выжал педаль сцепления, воткнул первую передачу и поддал газу. Под днищем что-то застучало, броневик дернулся, и двигатель заглох.

– Твою ж мать, Петрухин! Когда ты научишься нормально трогаться с места?

Петрухин повернулся вполоборота, держась одной рукой за руль, а другую положив на спинку водительского сиденья.

– Таащ лейтенант, я не специально, сцепление заедает.

– Ну так скажи механику, пусть поменяют сцепление или дадут другую машину. Надоело уже на этом ведре с болтами ездить.

– Говорил, таащ лейтенант, и не раз.

– И что?

– Ничего. Механик в ответ матом кроет, типа у него не магазин запчастей, чтобы он на каждый чих реагировал. Вот когда, говорит, машина ездить совсем перестанет, тогда сцепление и поменяют.

– Ага, а если она во время патрулирования колом встанет, нам что, пешком на базу добираться? Ладно, я сам с ним поговорю. Заводи, чего уши развесил?

Петрухин повернул ключ в замке зажигания, двигатель под коротким капотом зарычал, позвякивая клапанами. На этот раз броневик плавно тронулся с места и покатил по укатанной до состояния бетона грунтовке.

Полчаса спустя впереди показались частично скрытые густым кустарником плиты бетонного забора. Серая от пыли дорога упиралась в закрытые ворота, по бокам от которых торчали пулеметные вышки под четырехскатными крышами.

– Тормози, дальше я сам поведу, – крикнул лейтенант, перекрывая голосом надрывный шум мотора и дребезжание подвески. Петрухин выполнил приказ, но Андрей поймал в зеркале заднего вида его удивленный взгляд. Видимо, для него это было в новинку.

Ковалихин щелкнул дверным замком, выбрался из машины и с удовольствием потянулся. Петрухин обошел лейтенанта и плюхнулся на сиденье. Андрей откинулся на едва достающую до лопаток спинку своего кресла и, сам не зная, зачем это делает, кивком поздоровался с парнем. Рядовой фыркнул в ответ и захлопнул дверь. Чуть позже лейтенант примостился за рулем, и «хамви» рывком тронулся с места.

Через десять минут бронеавтомобиль подкатил к воротам и хрипло закрякал клаксоном. Ржавые створки, с визгливым скрипом плохо смазанных петель, медленно распахнулись и так же неторопливо поползли обратно, стоило армейскому внедорожнику выехать за пределы Периметра.

В полукилометре от границы «Чернобыль Лэнда» Ковалихин снова притормозил, на этот раз возле пропускного пункта на территорию военной базы, и опять нажал на педаль тормоза, когда броневик въехал в расположение части и завернул за вытянутый в длину стальной ангар.

– Петрухин, Сидоренко, свободны, дальше я сам.

Рядовые покинули салон броневика и неспешно, вразвалочку, направились к бару. Тот находился на другом конце лагеря и всегда держал двери открытыми для всех желающих расслабиться в непринужденной обстановке под хиты мировых звезд рок-музыки.

Лейтенант подождал, когда бойцы удалятся на приличное расстояние, выбрался из машины, отошел на несколько шагов, чтобы Андрей не слышал, о чем он говорит, и позвонил по телефону.

– Сейчас заедем в одно место, я отведу тебя к кое-кому, и ты расскажешь этим людям все, что мне говорил, – объявил он, вернувшись за руль.

Андрей пожал плечами и отвернулся к окну. Его устраивал подобный вариант развития событий.

Ковалихин включил передачу и подогнал «хамви» к воротам. Из будки КПП вышел боец с сержантскими лычками на погонах, заглянул в салон через приоткрытую дверь и удивленно буркнул:

– Ты же недавно вернулся с рейда, куда тебя опять понесло?

– А то ты не знаешь, как у нас дела делаются, – недовольно проворчал Ковалихин. – Одни целыми днями балду пинают, а на других ездят без продыху.

– Так оно и есть, – сочувственно покивал сержант. – Может, вечерком пропустим в баре по кружечке пивка?

– Почему бы нет.

– Тогда до встречи за стойкой. – Сержант отдал честь на американский манер и скрылся в караулке.

Лейтенант захлопнул дверь, подождал, когда ворота откроются на достаточное расстояние, и покинул пределы базы. На территорию парка он въехал без лишних разговоров с охранниками из службы безопасности «Чернобыль Лэнда». Ворота открылись перед броневиком, как только он к ним приблизился.

Едва КПП скрылся из виду, Ковалихин свернул с грунтовки и погнал машину по холмистому полю, лавируя между кустами и отдельно растущими деревьями. Минут пятнадцать спустя слева по курсу показалась заброшенная деревня. Лейтенант повернул руль, и броневик шустро покатил к домам с замшелыми крышами.

«Хамви» доехал до середины деревни, заскрипел тормозами и остановился перед домом с заколоченными окнами.

– Жди здесь, я скоро вернусь, – отрывисто бросил лейтенант, заглушил двигатель и выбрался из машины. Он почти дошел до крыльца с покосившимся набок навесом, как вдруг остановился, будто вспомнил о чем-то важном, развернулся и зашагал обратно к воняющему бензиновой гарью и горячим маслом броневику.

Андрей оторопело отшатнулся, когда лейтенант, распахнув дверь напротив его сиденья, чуть ли не ткнул ему пальцем в нос:

– Не вздумай чудить! От меня не сбежишь, я здешние места знаю как свои пять пальцев.

– Я и не собирался бежать. С чего вообще ты об этом подумал?

– Ни с чего. Просто предупредил.

Ковалихин захлопнул дверь и через минуту скрылся в заброшенном доме. Он пробыл в нем четверть часа, а когда снова появился на улице в компании лысого качка и его тощего приятеля с лицом спившегося интеллигента, метрах в пяти от броневика, словно из ниоткуда, появилось серое облачко. Оно постоянно меняло форму и стремительно росло в размерах.

Задняя дверь «хамви» распахнулась, из приземистого салона выбрался задержанный. Он побежал к облаку, держа перед собой чуть согнутые в локтях стянутые пластиковым ремешком руки, как будто резал ими воздух.

Волосы на голове Ковалихина зашевелились, по телу пробежал озноб, кожа на спине и руках покрылась мурашками. Он понял, что вот-вот лишится козырного туза и его жизнь повиснет на волоске, если он так и будет стоять столбом. Лейтенант выхватил из кобуры пистолет:

– Стой, гад!

Полный отчаяния крик подстегнул хлеще плетки. Андрей поднажал и в решающем прыжке оттолкнулся от земли в тот самый миг, когда сбоку отрывисто захлопали выстрелы. Правую ногу обожгла сильная боль, как будто овод жиганул в бедро. Андрей вскрикнул, закусил нижнюю губу и рыбкой нырнул в мерцающий по краям багряными огоньками портал.

Ковалихин выпустил в проклятое облако всю обойму. Серая клубящаяся субстанция сжалась в размерах, как будто сдулась из-за пронзивших ее пуль. Через несколько мгновений она исчезла, оставив после себя резкий запах озона, а лейтенант по-прежнему жал на курок, и жгучие слезы страха за никчемную жизнь катились по его щекам.

Он бы и дальше впустую щелкал пистолетным бойком, но тощий вырвал оружие из его руки и отвесил звонкую затрещину.

– Это все из-за вас! – крикнул ему в лицо Ковалихин и скривил губы, как будто вот-вот разрыдается, словно ребенок, у которого отобрали любимую игрушку. – Меньше надо было в его телефоне фотки и видеозаписи смотреть, тогда бы он не сбежал.

– Ну, сбежал он, и че? Мы в любом случае в накладе не останемся. Верно, Кастет?

– А то! – довольно осклабился здоровяк, демонстрируя золотой зуб, и шмыгнул свернутым набок носом.

– Я не смогу рассчитаться с вами в срок, – пролепетал Ковалихин, глядя круглыми от страха глазами на пудовый кулак Кастета. Тот неспешно стукал им о широченную ладонь с таким звуком, будто кто-то колол дрова. – У меня нет сейчас таких денег и никогда не будет. В смысле, одномоментно. Я все отдам, Худя. – Ковалихин вспомнил, как бугай называл тощего во время их недавней встречи в заброшенном доме, и подумал, что обращение к вымогателю по имени сделает его более сговорчивым. – Обязательно отдам, только частями. Клянусь!

Худя сделал вид, что заинтересован:

– И как долго ты собираешься рассчитываться с нами?

– Я тут прикинул… исходя из моего жалования, за десять лет управлюсь.

– За сколько? – Худя комично приложил ладонь к уху: – Я что-то не расслышал, повтори.

– Десять лет. Этого времени хватит рассчитаться не только с основным долгом, но и с набежавшими за весь срок процентами.

– Да ты нас, по ходу, за идиотов держишь. – Худя почти вплотную подошел к лейтенанту, схватил за вырез бронежилета с надетой поверх него разгрузкой и выдохнул ему в лицо: – Шутить с нами вздумал? Не выйдет! Ты нам сегодня за все заплатишь сполна.

– Но у меня нет таких денег! Как вы не понимаете?! – в отчаянии вскричал Ковалихин. – А дом матери – старая рухлядь, как и она сама! Даже если вы прогоните старуху на улицу, вам не продать ее развалюху и за пять тысяч баксов.

Худя, потемнев лицом, засветил лейтенанту в глаз кулаком. Ковалихин охнул и отшатнулся, прижимая ладонь к лицу.

– Не смей так говорить о женщине, которая тебя родила и воспитала, – прошипел Худя и снова схватил Ковалихина за вырез броника. – Мы и не собирались так поступать с твоей матерью, потому что уважаем ее возраст. Ей, в отличие от тебя, ничего не грозит, а ты сейчас узнаешь, что мы тебе приготовили. – Он повернулся к напарнику: – Кастет, сколько стоит почка?

– Не знаю, тыщ двадцать, наверно.

– Маловато будет. А печень сколько?

– Думаю, штук на сто потянет.

– О как! Да ты, лейтеха, богач, а говоришь, у тебя денег нет, – усмехнулся Худя.

От этой ухмылки по спине Ковалихина пробежал мороз.

– Но ведь я без печени не проживу, – испуганно пробормотал он, и в его горле что-то заклокотало.

– Конечно не проживешь, а вот с одной почкой вполне, и даже с одним легким, но тут ведь вот какая загвоздка получается… – Худя цыкнул зубом, – …тогда денег на погашение долга не хватит.

Ковалихин понял, что задумали эти двое. Как утопающий хватается за соломинку, так и он ухватился за последний шанс спасти свою жизнь:

– Это неразумно и чревато последствиями для вас. Я военнослужащий ВСУ. Меня будут искать.

– Конечно будут, – согласился с ним Худя. – Как дезертира. И не в «Чернобыль Лэнде», а за его пределами. Мы об этом позаботимся, ты не волнуйся.

Неожиданно для лейтенанта что-то теплое потекло у него по ногам. Он подумал, что обмочился со страху, но, когда почувствовал запах, обо всем догадался.

Худя подозрительно пошевелил носом:

– Чем это пахнет? Ты обосрался, что ли? – Он увидел, как губы лейтенанта искривились в виноватой улыбке, и оттолкнул его от себя: – Тьфу, мля, говнюк! Мудила сраный! Кастет, врежь ему в хлебало, только не перестарайся: он нам на операционном столе живым нужен.

Ковалихин попятился, когда бугай направился к нему с занесенным для удара кулаком. Через мгновение ослепительная вспышка боли пронзила его мозг. Это было последнее, что лейтенант ощутил в своей достаточно короткой жизни.

Глава 20. Бог троицу любит

Андрей выскочил из портала, как черт из табакерки, и первым делом осмотрел ногу. Ранение оказалось пустяковой царапиной. Больше всего досталось штанине: ее порезало пулей, как ножом, и теперь на бедре зияла узкая, зато достаточно длинная дыра. Кровь больше не текла из раны. Во-первых, царапина оказалась неглубокой, а во-вторых, пропитанная кровью джинса прилипла к коже, и это помогло остановить кровотечение. И все равно Андрей собирался перевязать рану, вот только для этого требовалось освободить руки.

Он поднялся на ноги, морщась от несильной, но неприятной боли, и посмотрел по сторонам. Наконец-то он оказался в Припяти недалеко от перекрестка, где впервые встретил Семченко. Андрей с первого взгляда узнал это место и глянул на часы. Цифры на табло опять поменялись. Чехарда со временем натолкнула его на мысль, что часы всякий раз показывают местное время.

Каким образом это происходит, Андрей не знал, как и не догадывался о том, что на этот раз его закинуло в Припять благодаря усилиям лаборантов. Они наконец-то справились с вызванным добровольной жертвой профессора шоком и запустили генератор. Из-за вызванной грозой аварии на подстанции электричества до сих пор не было, и никто не знал, когда оно появится, а собранный из артефактов аккумулятор не мог в полной мере обеспечить долговременную устойчивую работу темпоральной установки. Так что, если бы не помощники профессора, Андрей до сих пор бы скакал из одного времени в другое, и неизвестно, чем бы это для него кончилось.

Андрей задумчиво нахмурил брови. Сейчас он больше всего на свете хотел понять: в какой именно Припяти он оказался – до возникновения Зоны, или, как в случае с сегодняшними прыжками во времени, после. От этого многое зависело. В первом случае максимум, что ему грозило, – это временное содержание взаперти, а во втором – он легко мог расстаться с жизнью. Раненая нога была тому наглядным свидетельством.

Послышался нарастающий шум мотора. Наученный горьким опытом, Андрей на всякий случай спрятался в кустах и наблюдал за перекрестком, слегка пригнув книзу торчащую напротив глаз ветку.

На перекрестье дорог, постреливая глушителем и фыркая мотором, выкатился знакомый «уазик» Семченко. Андрей улыбнулся. Он наконец-то попал в нужное время. Осталось сделать то, зачем он сюда пришел, и все изменится в лучшую сторону.

Андрей подождал, когда «уазик» скроется из виду, выбрался из кустов на дорогу и потопал в обратном направлении от перекрестка. Дошел до ближайшей к нему панельной девятиэтажки и подобрал с поросшей кочками мха и пятнами лишайников отмостки осколок выбитого кем-то стекла. Закрепил находку в расщелине на конце одной из подгнивших досок скамейки, сел рядом с подобием ножа и осторожно заелозил по нему полоской наручника. Острый край битого стекла быстро перерезал пластиковый хомут. Андрей с наслаждением помассировал запястья со следами натертостей и кровоподтеков в тех местах, где жесткий пластик врезался в кожу. Когда кровообращение в полной мере восстановилось и огненные мураши перестали бегать под кожей, он скинул с себя куртку, оторвал от подола рубашки широкую полосу и перевязал раненую ногу. Потом снова влез в рукава куртки и зашагал обратно к перекрестку, но не стал на него выходить, решив не испытывать судьбу понапрасну.

Пробираясь за кустами вдоль дороги, Андрей всякий раз ложился на землю, когда слышал шум проезжающей мимо машины. Через два часа он увидел трубы энергоблоков. Они высились за деревьями и напоминали воткнутые в небо красно-белые полосатые пальцы.

Андрей вышел на дорогу и захромал по направлению к станции как ни в чем не бывало. Во второй визит сюда Семченко привез его чуть ли не вплотную к третьему энергоблоку. Когда машина проезжала через открытые ворота, Андрей заметил, как один из сотрудников прошел через калитку КПП на территорию ЧАЭС по карточке-пропуску, и решил воспользоваться той же схемой. Благо пропуск у него остался при себе. Петрухин не нашел карточку во время обыска. Она провалилась в дыру в кармане и благополучно ждала своего часа в пространстве между подкладом и тканью куртки. Андрей нащупал карточку, когда надел куртку после перевязки, с трудом вытащил, пользуясь указательным и средним пальцами, как пинцетом, и переложил в задний карман джинсов, чтобы она всегда была под рукой.

Немного смущала рана на ноге. Пропитанная кровью штанина и перевязь из оторванного от рубахи клочка ткани могли привлечь внимание часового из военизированной охраны. Андрей все же пошел на риск. Он был уверен в успехе задуманного, и эта уверенность прочно зиждилась на почерпнутых в институте знаниях.

На одном из занятий по психологии преподаватель, говоря о важности аутотренинга и воспитания внутреннего стержня психологической устойчивости, привел статистику, как он их называл, «нелепых» преступлений. То есть таких, когда потерпевшие не понимали, что их грабят, и сами отдавали преступникам все, что тем было нужно, не будучи при этом под гипнозом и без угрозы физической расправы. Соломон Аристархович, так звали того преподавателя, называл подобные случаи проявлением открытого им «синдрома уверенного лица» – определенного состояния психики, когда люди, сами того не осознавая, подпадают под влияние доминантного поведения другого человека.

Андрей тогда не больно-то и поверил сказанным занудным голосом Соломона Аристарховича словам. Старенький, сухонький, в кургузом пиджачке непонятного цвета с кожаными заплатками на локтях, он всегда подслеповато щурился, потому что носил неподходящие по диоптриям, зато купленные по дешевке на блошином рынке очки, и сам был похож на жертву гипотетического синдрома.

Потом, правда, Андрей сам дважды убедился на практике в эффективности доминантного поведения. Первый раз, когда без абонемента взял редкую книгу в институтской библиотеке, задурив молодой библиотекарше голову расспросами о проведении внестационарной работы со студентами и преподавателями. А во второй – прошел с черного входа в популярное среди студентов кафе, куда сложно было попасть без многочасового ожидания в очереди. Курящий на крыльце сотрудник общепитовской точки сказал, как найти кабинет заведующей, и продолжил смотреть видосики в телефоне. Наверное, решил, что пришел очередной проверяющий из СЭС или пожтехнадзора.

– Два раза было, третьего не миновать, – буркнул Андрей, приближаясь к решетчатой двери узкого прохода между кирпичной будкой контрольно-пропускного пункта и закрытыми воротами.

Он слегка выдвинул нижнюю челюсть вперед и чуть прищурил глаза, старясь придать себе как можно более невозмутимый вид; приложил карточку к коробке считывателя на стене КПП. Щелкнуло. Металлическая калитка на сантиметр отошла от пластины электронного замка и заскрипела, поворачиваясь на цилиндрических петлях, когда Андрей толкнул ее рукой.

Часовой с погонами рядового и шевроном «Грищенко Д. А.» на клапане нагрудного кармана мельком глянул сквозь огромное, в половину стены, окно на Андрея, кивком поздоровался с ним и что-то нацарапал ручкой в раскрытой на столе амбарной книге.

За спиной раздался характерный щелчок замкнувшего контакты замка.

«Сработало!» – радостно подумал Андрей, ковыляя вдоль крашенной белой масляной краской стены. Все-таки он сильно волновался, хоть и не хотел признаваться себе в этом. Одно дело дурить молоденькой библиотекарше голову и спросить у залипшего в телефоне парня, как найти кабинет начальника, и совсем другое внаглую проникнуть на охраняемый объект. Несопоставимые по цели и уровню сложности задачи, как сказал бы Владимир Александрович.

Он почти дохромал до угла будки, когда за спиной раздался звук, будто шарики катились по стеклу, и хриплый голос окликнул:

– Стой!

Сердце пропустило удар и учащенно заколотилось. Стараясь сохранять спокойное выражение лица, Андрей медленно повернулся к Грищенко. Тот наполовину высунулся из раздвижного окна и с интересом смотрел на, как он считал, припозднившегося сотрудника дневной смены. Работники станции иногда задерживались по тем или иным причинам в Славутиче. А так как служебный автобус ходил от города до ЧАЭС два раза в сутки, по утрам и вечерам, то и добираться им приходилось до Припяти на попутках и пешедралом топать из города на работу.

– Что с ногой?

– Да так, ерунда, – махнул рукой Андрей и ляпнул первое, что взбрело в голову: – Сам знаешь, какие у нас тут дороги. Одни колдобины кругом, вот я и запнулся. И-эх, мало того что штаны порвал, пришлось еще и рубаху испортить. – Андрей печально вздохнул и развел руками в стороны: – Надо ж было так неудачно навернуться, прям на торчащую из дороги железяку попал. Поначалу кровь ядрено текла, думал, так и окочурюсь на дороге.

– Бывает, – сочувственно покивал Грищенко. – А чего задержался-то?

– Проспал. Подруга из Киева в гости приехала, полночи спать не давала.

– А-а-а! – прыщавое лицо Грищенко расплылось в улыбке. Он хитро подмигнул: – Дело хорошее, из-за него можно и на работу опоздать. Ну, бывай, удачи тебе. В медпункт загляни, пусть там царапину обработают, а то, не приведи хоспади, воспаление начнется. С больной-то ногой не сильно на кровати поскачешь. Смотри, подруга останется без утех, живо себе другого найдет.

Грищенко хохотнул, довольный, что удалось хоть немного скрасить одиночество длинного дежурства, скрылся в будке и закрыл окно. Андрей облегченно выдохнул. Он тоже был доволен, но по другой причине. Пока добирался до станции, у него созрел план действий, и теперь настало время воплотить его в жизнь.

Андрей доковылял до третьего энергоблока, изредка ловя на себе любопытные взгляды сотрудников станции. Они проходили мимо в белых защитных костюмах, и он опасался, что у кого-нибудь из них возникнет желание спросить, кто он такой и что здесь делает.

К счастью, страхи оказались напрасны. Как выяснилось, никому до него не было дела, и даже перемотанная оторванной от рубахи полоской ткани нога не вызывала вопросов. Видимо, все, кто попадался навстречу, думали: раз он оказался на станции, значит, работает здесь. А то, что нога замотана, – так от неприятностей никто не застрахован.

В раздевалке Андрей переоделся в тот же самый костюм, что и в предыдущий визит на станцию, и тем же способом, как в прошлый раз, проник в лабораторию отца. Там он сел на один из приставленных к стене стульев и выставил вперед раненую ногу.

– Возможно, Грищенко прав и в рану попала инфекция, – буркнул под нос Андрей, поглаживая ноющее бедро.

Он посидел еще немного, откинувшись на спинку стула, встал и похромал к стене, на которой висел шкафчик с электрошокером. Приложил пропуск к хромированной пластине на дверце шкафчика, вытащил дистанционный нейтрализатор из креплений и поковылял, приволакивая раненую ногу, к стоящим в стороне от экспериментальной установки шкафам с оборудованием. Он спрятался за одним из них так, чтобы его не было видно со стороны центрального входа в лабораторию, привалился боком к холодной стенке шкафа, вытянув обе ноги, и стал терпеливо ждать.

Боль в бедре постепенно утихла. Андрей незаметно для себя задремал. Отдых был ему необходим. Недавние прыжки во времени и связанные с ними потрясения забрали много сил. Потеря крови, пусть и незначительная, тоже давала о себе знать.

Он проснулся от шипения, с каким открылись входные двери, увидел высокий потолок лаборатории с протянувшимися по нему толстыми жгутами проводов и сперва не понял, где находится и что здесь делает. Потом он услышал стук шагов по отшлифованному до блеска бетону, клацанье кнопок и вспомнил, для чего забрался в лабораторию.

Сперва Андрей испугался, что это отец готовится начать фатальный эксперимент, но потом глянул на часы и понял, что спал не больше пятнадцати минут и это отчим меняет настройки. Андрей сунул шокер в карман куртки, чтобы тот не мешался под рукой. Согнул здоровую ногу в колене и, опираясь ладонями в пол, попробовал встать. Со второй попытки это ему удалось, но он неосторожно приступил на раненую ногу и вскрикнул от боли.

Владимир вздрогнул, оторвал руки от консоли управления и повернулся на шум:

– Кто здесь?

Увидел, как из-за шкафа с оборудованием, прихрамывая, вышел бледный молодой человек. Он держал правую руку в кармане, а левой опирался на отливающую стальным блеском стенку шкафа. Воронцову показалось, это его друг и соперник в борьбе за руку и сердце Ниночки Валерий Коршунов. Впрочем, уже секунду спустя он понял: действительно показалось. Это был не Валерка, хотя незнакомец очень даже смахивал на него не только внешне, но и выражением глаз. В его взгляде сквозило что-то коршуновское.

Андрей смотрел на молодого Владимира Александровича, крепко сжимая пальцами рукоятку электрошокера.

– Вы кто такой? Как сюда попали?

– Меня зовут Андрей. Фамилию пока придержу в секрете. Боюсь, моей истории ты не поверишь, тем не менее я все равно ее расскажу, – ответил Андрей, вынимая из кармана электрошокер. Он заметил испуг в глазах Воронцова и усмехнулся: – Успокойся, я не собираюсь бить тебя током. По крайней мере, сейчас. Это на всякий случай. Ты послал меня, чтобы я помешал тебе убить друга.

– Что за бред ты несешь? Я не собираюсь никого убивать.

– Разве? А что ты недавно делал? Менял настройки, чтобы Коршунов провалил важный эксперимент и его с позором отправили к черту на кулички. И все это из-за любви к одной и той же девушке, которую вы никак не можете поделить. Только вот твоего Валерку никуда не отправят, потому что некого будет отправлять. Он погибнет в самом начале эксперимента. Установка взорвется, и его разнесет на атомы.

Воронцов нервно хмыкнул и помотал головой.

– Я тебе не верю. Ты лжешь.

– У меня есть доказательства. – Андрей переложил шокер из одной руки в другую и вынул из кармана балахонистой спецовки фотографию. В этот раз, отправляясь в прошлое, он захватил ее с собой. – На, сам посмотри.

Он бросил карточку. Она пролетела по воздуху, кружась, как гонимый ветром лист, и плюхнулась на панель управления изображением вниз.

Владимир прочитал аккуратно выведенную строчку: «Друзья навсегда». Это написала Нина. Он узнал ее почерк с характерными завитушками букв. Подцепил фотографию кончиком пальца, перевернул. Увидел себя, Нину и Валерку Коршунова. Друзья позировали на фоне Саркофага. Лица светились от безмятежного счастья и радости.

Фотография действительно была старой. Он понял это не только по желтым разводам на оборотной стороне фотобумаги, но и по снимку. Изображение покрылось тонкими, словно волосяными трещинами и было с заломами на углах. Как будто карточку много раз брали в руки и внимательно разглядывали запечатленное на ней мгновение.

– Я помню эту фотографию. – Улыбка тронула его губы. – Ее в прошлом году сделал Олежка Шаров. Он тогда новый фотоаппарат купил и фоткал всех, кто ему навстречу попадался. Нам каждому напечатал по экземпляру. Я свой куда-то засунул, до сих пор не могу найти. Где ты ее взял?

– Ты сам мне ее отдал. Незаметно сунул в карман на похоронах мамы. Нина все-таки стала тебе женой, хоть и носила под сердцем сына твоего друга. Меня. Не заметил, как я на родного отца похож?

Воронцов вспомнил, как совсем недавно принял бледного юношу за Валерку Коршунова, и почувствовал, как пол уходит из-под ног. Он ухватился за нижний край панели управления, чтобы не упасть ненароком. Тошнота подкатила к горлу. Он издал непонятный звук: то ли икнул, то ли проглотил прихлынувшую к плотно сжатым зубам кислятину, и шумно задышал носом.

Андрей понял, что выстроенная молодым Владимиром Александровичем плотина скепсиса дала глубокую трещину, и продолжил добивать его фактами. Он рассказал, какие настройки тот поменял из ревности и как потом хотел предупредить друга, но не смог дозвониться. Поведал, как после трагедии тот потратил десятилетия жизни на создание темпоральной установки. Рассказал, что стало причиной рака у мамы и как сам Воронцов лишился обеих ног и руки. Рассказал он и о том, почему согласился помогать ему и какие приключения пережил в предыдущие визиты в прошлое. И только после того, как он убедился, что Владимир безоговорочно верит ему, сказал об истинной причине взрыва и посетовал:

– Жаль, камеру разбил, а то бы я показал, как этот хмырь тут хозяйничал.

– Да я лично его голыми руками задушу! – Воронцов сжал кулаки и метнулся к выходу из лаборатории, но его остановил сердитый окрик:

– Назад! Верни настройки к прежним значениям. – От долгого стояния практически на одной ноге мышцы здоровой конечности затекли. Андрей неосторожно перенес вес тела на раненую ногу и приглушенно вскрикнул. – Нет. Сперва помоги до стула добраться.

– Ага, подожди немного.

Владимир подбежал к Андрею, закинул его руку на плечо и, поддерживая за пояс, помог дойти до стены со стоящими вдоль нее стульями. Андрей опустился на стул и выдохнул:

– Теперь исправь, что натворил, и возвращайся ко мне.

Владимир быстрым шагом подошел к консоли и застучал клавишами. Когда он вернулся, Андрей взял его за руку:

– Белоглазова надо брать с поличным. Так ты и свою жизнь не загубишь, и друга спасешь. Я останусь здесь, а ты спрячься вон за тем шкафом рядом с консолью. Когда Белоглазов приблизится к ней и начнет менять настройки, выходи из укрытия и действуй по обстоятельствам. Я выстрелю в него из шокера, если он будет сопротивляться. Потом ты свяжешь его, вызовешь охрану и скажешь, чтобы они шли сюда вместе с моим отцом.

– А как же ты?

– Что я? – не понял Андрей.

– Валерка увидит тебя. Как я ему объясню, кто ты какой?

– Об этом не беспокойся. Никто меня не увидит. Я уйду отсюда так же незаметно, как и пришел. – Андрей бросил взгляд на часы. За разговорами время пролетело незаметно. До появления в лаборатории истинного виновника аварии оставались считаные минуты. – Все, хватит болтать. Прячься, Белоглазов скоро придет.