Лицо президента Теламона выглядело отрешенным, он явно находился тут не по своей воле и не желал оставлять след в истории таким способом. Уважение Гилла к нему росло, - чтобы просто так, по внутреннему побуждению, отказаться от почетной и высокой должности, а затем еще и действовать вопреки стремнине ведущих желаний, -надо иметь цельную натуру. Гиллу хотелось надеяться, что утяжелившееся время бытия людей подлунного мира вынесет на вершины власти людей по-настоящему мужественных. Настоящих мужиков, которые на деле соответствовали бы поколению героев, как определил Вайна-Капак сей помрачневший век. Таких, каким был в жизни инков сам Вайна-Капак...
От металлического, проржавевшего от древности, голоса Римака почти все вздрогнули.
- Я не вижу перед собой короля Георгия. Почему?
Теламон продолжал молчать, Сиам неприязненно покосился на него и ответил, стараясь, чтобы фразы звучали как можно деликатнее. Гилл поморщился.
- Приглашение передали лично послу Георгия Первого нарочным Консулата. С полным изложением сути дела в деталях. Причины его отсутствия нам неизвестны.
"
Итак, политика все-таки существует. Бы
ла и есть служба охраны К
онсулата, от
сылаются секретные пакеты, плетутся интриги
. А я думал, что
любимое правительство
занимается технологиями, управляет не людьми, а процессами, обеспечивающими
мое
нормальное существование. Люди же
, в том числе я,
свободны и независ
имы. Похоже, я сильно ошибался".
- Морские люди могут, пользуясь неучастием в соглашении, объявить затем Договор недействительным? Отказ повлечет тяжкие последствия. Вы готовы к этому?
- Мы готовы выполнить свою сторону Договора полностью и безоговорочно, - заявил Сиам.
"Ну прямо капитуляцию готов подписать любвеобильный
красавчик
! И ведь люди его поддержат.
Т
огда все старания
моих
друзей и сторонников
будут
обречены на провал. А
мне
лично реально грозит месть со с
тороны первого консула
.
Чувствую, прав Гомер, не зря плетутся сети у Пакаритампу
"
.
А Сиам продолжал доказывать неведомому обещателю Рая, что мнение морского народа никак не может повлиять на выполнение будущего "соглашения".
- Морская раса только претендует на звание хозяйки океана. Она занимает узкие прибрежные полосы некоторых морей. И то лишь благодаря содружеству с дельфинами. Наши с ними договоренности касаются в основном согласования маршрутов подводных судов и поставок морепродуктов в обмен на некоторые наши услуги. Относительно суши вопрос ясен: они не стремятся назад.
Но говорящий каменно-железными устами Римака вдруг проявил неожиданную осведомленность:
- Содружество с дельфинами? Да, ведь афалина у них - друг семьи и дома. У вас же нет таких семей? И нет домов в исходном смысле слова? Я знаю только одного человека, который дружит с живой собакой. И я доволен, что он присутствует при заключении Договора. Его подпись украсит Договор? Она обязательна!
- Я не привык украшать соглашения с призраками и привидениями, - с нескрываемым раздражением отозвался Гилл, - И мне пока неизвестно, почему мое присутствие так радует тебя. В глазах земных руководителей не вижу такой радости. А что касается семей, так у нас их никаких нет. В том одна из причин того, что в нашем доме начинает хозяйничать пришелец. Но до морского народа вам не добраться так легко.
Сиам и консулы засверкали глазами так, что Фрикс шепнул: "Надо бы "притормозить", а то..." Но Гилл пока не мог, да и не хотел "притормаживать"
- Тебе, "тень Рая", наверняка известно, что уже пару сотен лет вместо семей мы имеем временные союзы, связанные исключительно профессиональными интересами. У нас общественные потребности так впереди, что догнать их нет никакой перспективы. Наше профсоюзное сознание способно только на стремление оставить отпечатки имен на стенах храмов. Присутствующее тут собрание Фаустов примет с подобострастием все, что ты им предложишь, будь ты хоть сам дьявол.
- А я им уже предложил! - в нейтрально-железном голосе Римака прозвучало сомнение, - Весь вопрос в правомочности собрания людей, готовых подписать соглашение века. Я не хочу длительной борьбы за осуществление неизбежного.
Тут вдруг, абсолютно неожиданно для всех присутствующих, в разговор Гилла с Римаком вступил центурион Эномай. В небольшом тесном помещении его голос прозвучал грозовыми раскатами:
- Я не берусь утверждать, что обвал неприятностей, с которыми мы столкнулись в последние месяцы, спровоцирован тобой, Лабиринт. Прости, что я так тебя называю, но имя твое неизвестно. Ты его поставишь под текстом Договора? Или Сговора? Но я готов утверждать, что ты, - главное звено в цепи чрезвычайностей, из-за обилия которых создана моя бессильная пока Центурия. Если сказать правильно... Так ты поставишь свое имя рядом с нашими?
Выступление центуриона окончательно развеяло спокойствие участников "сговора", кроме троих: президента Теламона и королей-инков, бывшего и будущего. Все-таки, решил Гилл, в крови вождей есть нечто сверхчеловеческое. Жаль, нет рядом Светланы, она с Элиссой дежурит у Книги. По предложению Эномая. Интересное, кстати, предложение... Светлана наверняка бы радостно рассмеялась, увидев растерянное и жалкое лицо Сиама, так непохожее на те, которые первый консул распространяет по сетям Хромотрона.
- Я назову свое имя, - легко и просто согласился Римак, - Но прежде хочу выяснить некоторые детали бытия людей в ваше время. Мне многое известно. Вы научились моделировать не только принципы, но и схемы биологических явлений. Функций. Органов. Вы способны, с использованием технических средств, повторять основные этапы развития отдельного органа вплоть до реально высшего этапа бытия живого. Сблизив живую природу и созданные вами приспособления, вы смогли оживить мир человека. Прекрасное достижение! Молекулярно-кристаллические чипы Хромотрона, сопряженные с человеческим мозгом, - красиво. Но что у вас внутри?
Эстетической оценки достижений земного сообщества Сиам не заметил. Но смог-таки взять себя в руки. И постарался вернуть привычное место лидера людей. Позиция ответчика перед нечеловеком его не беспокоила.
- Мы оставили позади разноверие. Точнее, множественность стилей веры в невидимое и неведомое. И обратились к источникам жизни внутри самих себя. Мы олицетворили истоки жизни в двух вечных для человека образах: Геракле и Афродите. В этом двуединстве: и полярность со слитностью, и борьба с гармонией. В них - все величие человека, непобедимое и превосходящее энтропию временных потоков, господствующих вне нас. Мы лишь в начале пути, на котором стоим уверенно и непоколебимо. Трудности с Барьером-100... Да! Но они не лишили нас веры. Сила и красота с нами! Мы превзошли предков во всем. Всех предков. У нас нет сомнений. Нет угрызений совести, нет внутренних разладов...
- Достаточно! - остановил его Римак, - Мне достаточно этой информации для углубленного понимания сути человека вашего времени. Для вас неважно, где начала жизни, в неживой материи либо вне нее. Теперь я имею право и возможность назвать себя. Я - Виракоча! Я многолик. Что вам от того, если я покажусь в одном из многих обличий? Ни одно из них в отдельности не даст нужного представления. Разве недостаточно того, что вам известно мое могущество и вы знаете, - я предлагаю то, что вы имеете лишь в мечтах? Я сохраню вас в вечности. Тех из вас, которые поверят в меня и пойдут туда, куда я укажу...
Речь Виракочи была вовсе не длинной. Но в озвучании Римака, тягостно-медленном и монотонно-механическом, она почти усыпила Гилла. Уже через несколько секунд внимание его рассеялось. И обратилось к интерьеру помещения, совсем не соответствующего значению происходящего в нем. Тени Лабиринта, где они? Но слова продолжали входить в сознание. И где-то через две-три минуты он очнулся и обратился к смыслу речи. К новому, чрезвычайному смыслу! Лабиринт-Виракоча упомянул о некоей Станции, парящей вне досягаемости людей, но рядом с Землей, о своем дальнем или недостаточно близком родстве с ней. Отдаленность, предполагающая возможность противоречий в "некоторых параметрах и функциях"! И вообще, Виракоча рассуждал не совсем как живой человек а, скорее, подобно компьютерным программам предыдущих, дохромотронных поколений. И еще, - Станция каким-то боком близка к нему, Гиллу. И потому его присутствие так важно для Виракочи.
Станция вблизи Земли как занимающее определенное место в пространстве материальное устройство? Нет, такое невозможно, ибо на околоземных орбитах висит и вращается столько всего! Наличие рядом с планетой чего-то невидимого, да еще и живого, - абсурдно, никакой разумно мыслящий человек этого не примет. Но загадка все же обозначилась. Времени на размышления у Гилла не было. Виракоча заканчивал преддоговорную речь, и требовалось сразу после точки в его самовыражении сказать что-то очень нужное и обязательное. Ведь никто из действующих правителей и думать не желал! Требовалось минимум отодвинуть сроки заключения подозрительного договора.
И, поймав достаточно протяженную паузу, он решительно произнес:
- Человечество - не единое существо. Не термитник. Такого значения Договор предполагает согласие с ним всех и каждого человека без исключения. Никакой президент или первый консул не представляют собой всех и каждого. Мы живем не в том времени, когда один вождь имел возможность вершить судьбы всех.
Римак молчал, молчали все. Сиам уже не смотрел на Гилла, думая наверняка только о том, как освободить человечество от урода, обретшего волей слепого случая регалии почетного гражданина планеты. Теламон же, сохраняя спокойствие, бросил на противника рая столь прозрачный взгляд, что стало ясно, - президент готов согласиться с мнением Гилла, но не понимает, каким образом это сделать. Молчание мог нарушить только Виракоча. И он это сделал:
- Да, такое противоречие ожидаемо мной. Ведь это я выбрал Гилла, я использовал его Реконструкцию в своих целях. И Гилл спустил курок, сделал первый выстрел в той очереди, которая всколыхнула ваш мир. Ведь у вас есть огнестрельное автоматическое оружие, и вы правильно поняли мою метафору? Гилл избран не только мной...Станция... Гражданин Гилл подпишет Договор. Без этой подписи Договор просто не состоится, в этом его правота и его истинность. За Сиамом одна часть, за Гиллом другая часть... Покажите ему текст...
Ближайший к Гиллу экран запестрел буквами и картинками, зазвучал тихий голос хромотронного сопровождения.
...Консулат от имени человечества планеты Земля обязуется предоставить в собственность Виракочи территории, означенные в приложении к данному Договору...
Люди планеты Земля избирают для своего местожительства регионы, означенные в приложении...
Виракоча обязуется помочь людям создать в этих регионах условия, позволяющие наиболее полно реализовать стремления людей... Виракоча гарантирует преодоление Барьера-100 и вечное бытие в абсолютном блаженстве и бессмертии...
Договор обретает силу с момента подписания его Консулатом, президентом, королем Морского народа и гражданином Гиллом. Подпись последнего обязательна.
Возможные противоречия в ходе реализации Договора решаются обсуждением представителями сторон без нарушения принципиальных пунктов...
Граждане, отказавшиеся от исполнения пунктов Договора, не допускаются в регионы вечного блаженства и будут представлены сами себе. Барьер-100 останется для них непреодоленным...
И прочее, и прочее. Частокол условий.
----------------------------------------------------------------------------------------------------
"...Территории, регионы... Гарантии... Сколько хозяев может быть у единого пока человечества? Резервации? Лагеря и зоны? Почему он не интересуется океаном? Или предназнач
ил водичку
на второе блюдо? Георгий
в любом случае
не сможет принять к себе миллионы. Период адаптации, - дадут его?"
Этим революционным текстом можно обмануть кого угодно. Этому тексту может довериться любой из живущих сейчас. Ибо каждый из них страшится будущего, которое сулит неизбежную смерть и полное забвение за ее чертой. Виракоча предлагает бессмертие и райское блаженство. А то, что он забирает взамен этого дара... О, что может идти в сравнение с даром вечной жизни!
Виракоча... Гилл вспомнил это имя. Оно из того прошлого, из которого явились сначала принц Юпанки, а затем король Вайна-Капак. Чьей волей они сюда направлены? Пусть Гилл оказался слепым орудием в руках многоликого, невидимого хозяина мира. Нет, не пусть! Если он виновен, он и ответит. И не одними внутренними страданиями, а борьбой. Борьбой за то, чтобы исправить свою ошибку и убрать нежданную угрозу человечеству. Почетный гражданин вправе взвалить на себя почетную задачу, даже если она неразрешима.
И все же, кто они, эти двое? Эмиссары, разведчики, шпионы? Как узнать, если в мозг, в сознание короля не проникнуть, а принц... Принц, похоже, попал в водоворот времен таким же неподготовленным, как Илларион. Если кто и представляет один из ликов Виракочи, так это Вайна-Капак.
И Гилл начал свою войну, - он не поставил своей подписи под Великим Договором. Чем вызвал на себя гнев миллиардов людей, и теперь Сиаму будет легко исполнить свое обещание. Но для этого ему придется сильно постараться. Ведь Гилл не рейнджер-одиночка. А Сиам не цезарь Рима.
Элисса и Светлана стояли у Книги вдвоем. Никто из "девочек" не пожелал работать с той, которая близка Противнику Договора. Но Элисса привыкла к одиночеству, а Светлана еще не понимала, что это такое.
Кругом постамента, скрывающего суть Книги, у темных стен и в мрачных углах каменного мешка бесшумно крутились полупрозрачные тени. Их становилось все больше, но ни Элисса, ни Светлана их не боялись. Страх остался за порогом прошлых поколений, в темных временах слепой церковной веры. Так их учили в Центрах детской подготовки, так им говорили с экранов Хромотрона. Благодаря близости к Гиллу Элисса помнила слова, которые выражали суть существа, сотворившего мир. Незримость, вездесущность, всемогущество. Если так, бессмертия надо просить у него. Да логика человека третьего тысячелетия после Рождества, смысл коего давно позабыт, протестовала против такого внелогического объяснения сути мироздания. И отвергала его в пользу ощущаемых физико-химических реалий. Да и Гилл не воспринимал иррациональную гипотезу как нечто бесспорное, а вспоминал ее из уважения к памяти матери.
Книга в день заключения Великого Договора открылась легко и показывала любую избранную страницу. Но если бы знать, какую открыть в первую очередь, а какую когда-нибудь. Пока выбор шел вслепую. Книга говорила молча, а в ушах звенел далеким металлом чуждый голос:
- Я Виракоча, и меня зовут Кон... Слушай меня, и получишь все, о чем мечтала и о чем пожелаешь, - все исполнится...
Кон в переводе с кечуа, - "я для вас". Так те, кто жил на Земле до принца Юпанки и короля Вайна-Капака, звали того, кто пришел на их горы и поля в начале человеческих времен. Кон был сыном Солнца. Дикий человек считал, что именно Кон создал первопредков вместе с растительным и животным миром. Через годы Кон прогневался на людей и лишил их изобилия, заставив потом и страданиями добывать свой хлеб. Но явился Пача-Камак, изгнал с земли Кона и создал новое человечество... Путаный и ничего не объясняющий миф. Зачем Виракоче ссылаться на него? Если он так силен, то к чему уговаривать людей, предлагать что-то взамен? Что-то тут не так, и Гилл, скорее всего, прав. За Договором стоит какой-то подвох.
Настроение, - нипочему, - вдруг стало совсем никуда. Элисса увлеклась игрой теней, не замечая, как по щекам текут слезы и капают на сухой холодный камень. Светлана, отвлекшись от всего иного, разглядывает свою любимую картинку. Нужную страничку она умеет находить моментально. Над планетой Земля плывет невероятно красивое и безмерно доброе живое строение. Если б Светлану спросили, она бы ответила:
- Эту красавицу сделал в очень далекие времена мой папа Гилл...
Мать и дочь смотрели на мир по-разному. И каждая видела своё.
Центурион Эномай предложил оставить, - на несколько часов, - последний канал связи с Хромотроном. До тех пор, пока его люди не вернутся от Серкола, обещавшего предоставить в распоряжение группы Гилла мобильные космические средства связи.
- Важно для нас, - не дать Хромотрону проникнуть в тайну Грота в саду Дома Инки. Поэтому я протянул резервную линию к алтарю Храма Солнца, - докладывал Эномай, возбужденный и веселый, - Хочу предупредить: будем смотреть и слушать. Только смотреть и только слушать! Чтобы не проболтаться о том, чего ни Виракоче, ни Сиаму знать не положено. Обсудим всё после.
Веселья, кроме Центуриона, не испытывал никто. Одинокий экран посреди громадного зала храма внушал грустные мысли о предстоящих долгих днях опалы и, может быть, подполья, как выразился Фрикс. А вся оставшаяся за золоточеканными стенами вселенная бурлила. Всюду шли возбужденные дискуссии о Великом Договоре. Впрочем, дискуссии сводились к одному: когда же наступит обещанный рай и люди забудут наконец о проклятом Барьере-100? Обильно звучали славословия Сиаму, который, несмотря на противодействие гражданина-отщепенца Гилла и его оппортунистической группы, добился соглашения с Виракочей. Картины торжеств, охвативших всю планету, перемежались репортажами с заседаний специальной комиссии Консулата, которая занялась определением общих с Виракочей понятий, созданием приемлемой для обеих сторон картины мира и логики понимания нового бытия. Крепко сбитые рамки человеческого смысла трещали легко и задорно.
- О, Великий Геракл! - не выдержал Фрикс, - Они дошли до того, что путают физику с социоведением! До какого же маразма надо дойти, чтобы утверждать, будто невидимая, но загадочная малость может быть объективно больше и влиятельней, нежели целое сообщество?
Сияющий радостным лицом Сиам, восседая на почетном алтарном месте в главном Храме Геракла и Афродиты, под гром аплодисментов, предлагал ввести специальную регистрацию и документ, показывающий лояльность граждан по отношению к Великому Договору. Документ: знак на одежде. На видном месте. Знак ярко-серого цвета - гражданин поддерживает союз, а красного, - против. Естественно, предложение прошло беспрепятственно. Создавалось и ведомство для наблюдения за неблагонадежными носителями красных значков. Задача, - предупредить возможный вред, которые те могли бы нанести обществу. Разозленный Гилл нацелил кулак на экран, и Хромотрон поспешил сменить картинку. И выдал репортаж о кентавре, обретшим по собственной инициативе имя Хион. Кентавр, первым увидевший небесную демонстрацию рая, не поверил высочайшему обещанию. Мало того, он заявил, что не желает райских кущей, а вполне удовлетворен своим сегодняшним пребыванием на Земле, среди детей Спарты.
Эномай выключил экран, свернул линию, и заявил:
- Нас окружают. Надо что-то делать.
- Перейдем в беседку! - предложил Гилл, оглядывая внутренности Храма. Ему не верилось, что Хромотрона тут больше нет.
- Верно, - поддержал его Эномай, посмотрев на "лидера оппозиции" очень пристальным, и совсем не веселым взглядом, - Беседка, - место для бесед.
Волшебный сад шелестел под ветерком. Неживым, металлическим шелестом. Единственным естественным участком в саду остался грот. И, - единственным волшебным. Грот для Группы оставался пока одной надеждой, неопределенной по возможностям, но реальной. Гилл закрыл глаза и попытался мысленно проникнуть через грот в коридоры Лабиринта. Лабиринт не давался, голоса товарищей звучали обезличенно и отдаленно.
- Входов и выходов у Лабиринта множество. Вряд ли в этом стоит сомневаться. Но Грот, - вне известной Лабиринту схемы.
- Или же вне Виракочи? Всё знать никому не дано, даже такому прохиндею. Мы это поняли. Следовательно, он не хозяин Лабиринта! Как же можно говорить обо всей планете?
- Но надо суметь доказать это. Мы давно забыли, как ниспровергаются идолы.
- Один из путей, - исследовать Лабиринт как следует. Кто и для чего его создал? Коридоры внутри горы Пакаритампу, - малая часть конструкции. Они предназначены, скорее всего, лишь для сокрытия от посторонних, до поры, Книги и Римака.
- Которые, к тому же, действуют вне прямой связи друг с другом. О полной независимости говорить рано, но она не исключена.
- В таком случае, они или разновременны, или созданы людьми, несогласными друг с другом. Связи Лабиринта с другими местами Земли мы уже знаем.
- Не все! И, я уверен, Лабиринт связан не только с Землей, - твердо заключил Вайна-Капак.
Слова короля завершили неудавшийся мысленный эксперимент, Гилл открыл глаза и негромко добавил:
- Это он! Именно он сыграл первую роль в обмене Иллариона с принцем Юпанки...
"И где-то рядом с этим событием стоял этот
древний
Инка".
Король продолжал, будто и не слышал Гилла:
- А прошедший его однажды может и не забыть дороги... Как туда, так и назад. Сжатый в глубине сердца страх перед смертью, - это искаженное осознание нашей неполноценности и слабости. До недавнего времени мы считали себя вершителями судеб... Мы лишили себя веры предков. Наша последняя гераклианская революция вовсе не такой уж безоговорочный и несомненный плюсовой поворот!
Твердое, уверенное "Мы" перевернуло в душе Гилла тяжелый пласт, и все его подозрения исчезли под наплывом радости и освобождения. Одно то, что в команде находится человек, способный не только понять, но и высказать то, чем больны все, причем высказать так, как надо, - это настоящее счастье. Король из прошлого разбирался в их мире лучше них самих, это очевидно. Почему такое стало возможным, - дело совсем не первое... Гилл встретил взгляд Элиссы. Впервые после ее ухода к Адрасту он видел ее такой: откровенно простой, без раздирающей душу внутренней борьбы с самой собой, что неизбежно приводило к лицемерию и обману во всем. Опять правы предки, - нет худа без добра!
Элисса подошла к нему, коснулась апельсиновой рукой плеча и сказала так, что было слышно только ему:
- Мы все жили, и всё еще живем, внутри мифа. И не столь уж важно, кто его сконструировал, - мы сами или кто-то чужой, со стороны. Важно, что мы его приняли, однажды и навсегда. То, что существует за гранью мифа, для нас несущественно. Даже не существует. Узкий, неглубокий мирок... Без тебя я бы тоже очаровалась пустой мечтой, заключенной в обманчивые рамки Договора. Теперь и я вижу опасность, предлагаемую людям под видом спасения.
Гилла окутало легкое облачко, принесенное вечерним ветерком из цветущего сада. Элисса использовала новый, колдовской аромат. Захотелось куда-то домой. Но где он?
"Да, определенно, "мы разыскиваем наш дом"! В этом, чужом доме, ни говорить, ни слушать не хочется".
А говорили так, будто услышали Элиссу. Видимо, всеми участниками "оппозиционного" сбора владела та же мысль; единое положение в обществе и одна опасность, окружающая одинаково всех, принуждала их мыслить об одном...
- Миф можно рассматривать как анклав в истории. Как самостоятельное бытие внутри некоей иной... Иного социума...
- Не совсем так... Люди в государствах-анклавах сохраняли независимость потому, что знали и принимали законы игры, действующей вне избранного ими круга бытия.
- Точно. Мы никогда не признавали ничего, что не утверждено Консулатом. Консулат - это мы, а мы - это Консулат. Вот как было.
- Мы - это теперь увы!
А в другой стороне, на серебряной тропинке, ведущей кругом озера к волшебному Гроту, говорили другие:
- Окружающая человека среда меняется непрерывно, замечаем мы это или нет. В течение одного поколения может стать неузнаваемой. Но, - парадоксально, - человек остается прежним. Даже несмотря на все попытки изменить себя.
- А тебе известны такие попытки?
- Их число растет. Но результаты, если они есть, - отрицательны. Тяжелые болезни, сдвиги в психике, а через поколения - генетические мутации.
- Но морской народ?!
- Люди моря... Никто не способен предсказать, чем закончится сей опыт через годы...
Люди не привыкли собираться вне профессиональных групп и беседовать о том, что внутри, а не вовне каждого. Разговор мог бы продолжаться не один час. Если бы не призыв принца Юпанки. Принц, как и король, сделал свой выбор. Голосом, перекрывшим общий шум, он призвал всех вернуться "к теме дня, а то и часа".
- ...Мы можем заблудиться среди самих себя, в то время как наши противники действуют и принимают решения. Завтра никто из нас не сможет появиться среди людей без знака принадлежности к партии меньшинства или большинства. Будем сами изготовлять серые значки или придется просить у Сиама? Или все-таки согласимся на ношение красных мишеней?
Принц повернул голову к двоим, не принимавшим участия в общей беседе. Вайна-Капак и Светлана, позабыв обо всем, не желая переживать по поводу причисления их к меньшинству, присели под золотым кустом и, перебивая друг друга, оживленно обсуждали какую-то значительно более важную тему. Светлана поглаживала разогревшееся на солнце и под ее рукой тельце золотой белочки, а король чертил серебряной веточкой фигуры в воздухе. В тишине, наступление которой они тоже не заметили, их спор достиг каждого в саду.
- Ты не понимаешь! - Светлана дернула короля за полу накидки, - Чтобы правильно раскрасить любой рисунок, надо сначала знать, откуда он взялся.
- Светик, ты права, но могут быть исключения?
Он легким движением руки освободил кусочек почвы от серебра травы, обнажив чистый прямоугольник. Серебряный "карандаш"-веточка наметил на песке какую-то схему. Странно, но в голосе короля инков совершенно не слышалось никакой гортанности, особенно присущей принцу, но и ранее не покидавшей короля.
Пораженный увиденным, Гилл посмотрел на Элиссу. Она не могла не понимать неестественности происходящего. Светланина страсть к рисованию, возникшая чуть не с рождения, почти угасла после исчезновения Иллариона. Она сама никогда не вспоминала о ней. А тут! Так она могла бы спорить с Илларионом, но никак не с престарелым королем из иновременного царства. Да и Вайна-Капак, забывший вдруг о возрасте и месте-времени! Вновь подозрения зашевелились в душе Гилла.
Между тем двое увлеченно чертили на песке фигуры, стирали их сталкивающимися движениями рук, снова чертили, и спорили о том, каким цветом заполнить контуры рисунка. Гиллу вспомнился сделанный им рисунок-реконструкция храма Пача-Камака, так удивительно совпавший с моделью, найденной Вайна-Капаком. Но ведь и краски, предложенные Светланой, никогда не видевшей храма, оказались потрясающе точны! Он снова посмотрел на Элиссу и встретил в ее глазах те же вопросы, которые взбудоражили его самого. Принц Юпанки повторил свой призыв, и на этот раз его услышали и Светлана и король. Явно недовольная помехой Светлана нахмурилась, а король, нисколько не смущенный, подошел к Гиллу, сияя всем лицом. Морщины и складки на нем разгладились, а синева глаз стала особенно глубокой и выразительной. Он как-то хитро улыбнулся, подмигнул Гиллу и сказал:
- Извините, мы увлеклись. Как понимаю, требуется резюме дня. Я выскажу свое мнение. Но не хочу, даже если вы его примете, считать основой общего решения. Думаю, так же, как я, считают многие. А возраст вовсе не критерий мудрости. Мы уже статус-кво являемся анклавом. Так определим ему имя? Группа Несогласия подойдет?
Как и некоторые другие, в том числе Элисса, Гилл понял, что король вовсе не уходил в сторону от общего разговора. Он разом занимался двумя делами: слушал дискуссию и играл со Светланой. И не просто слушал, но и готовил собственное "мнение". Король тем временем вернул себе обычный, серьезный и отрешенный, вид и продолжил:
- А теперь несколько фраз относительно нашего противника. Им я считаю назвавшего себя Виракочей. Мы обязаны более других представлять лик того, кто прячется за покрывалом древних верований. Да и не такие уж они древние, как оказывается?
Король покашлял в коричневый кулак, помолчал...
- Возможно, вы услышите от меня слова, которые покажутся кому-то несовместимыми с моей личностью. Прошу не удивляться, в свое время все прояснится. Виракоча, - неполное имя божества, которому поклонялись жители этой территории во времена инков и до них. Да и после... Полное имя: Илья-Кон-тики-Виракоча. Оно состоит из трех частей-имен. Первое, Илья, обозначает солнце. Второе, Кон-тики, представляет огонь земли, ее недра. Третье, Виракоча, - олицетворяет силы земли и воды. В совокупности мы видим объединение трех миров, из которых и состояла вселенная тогдашнего человека. Уважаемый нами и неуважаемый Сиамом гражданин Гилл смог бы добавить, что Виракочей так же называли мифического цивилизатора, который прошел по этой земле и, после организации социума, исчез в других землях. Я сказал "мифического" только потому, что нет конкретных, материальных свидетельств его пребывания тут. Таким образом, имя Виракоча характеризует, на мой взгляд, время и место появления информационного поля, с которым мы столкнулись. Через какие-то приспособления, созданные неизвестно кем и когда, данное поле получило доступ к энергетике планеты и информационной структуре человечества. Почему оно проявилось именно сейчас, - немедленного ответа не имею.
Кто-то шумно выдохнул: услышать такое из уст человека, жившего за много столетий до любого понимания информационных либо иных полей, да еще и совсем недавно бывшего неживой мумией, было на самом деле более чем странно.
Гилл объявил:
- Трудно спорить... Итак, нам противостоит чрезвычайно компетентное, целеустремленное, но свихнувшееся гиперпространство?
Часть третья.
В тени Лабиринта.
1. Мед лицемерия.
Гилл
День, - на загляденье. Как на заказ. Небо сине-бархатное, мягко-веселое. Солнце над головой спелым апельсином, сок его струится на землю сладким нектаром. Земля пьет небесный сок без остановки, возвращая обменным даром радугу цветов и живую зелень. Уверен: захочу прямо сейчас дождичка, - и прольется он немедленно, теплый и нежный. Редко такое бывает. Почему мы погоду не научились делать в нужном месте и в нужное время по заказу? Видимо, потому, что желания единого нет, у каждого своё. Когда люди имели общие сезоны забот на земле, и погода соответствовала этим сезонам. Так что дело не в чрезмерном изобилии факторов, формирующих климат... Да, день, - как запрос-вызов запутавшимся в себе людям. Значит, - и мне вызов. Как-то я на него отвечу?
Взгляд больно натолкнулся на очередную парочку недораспустившихся красных тюльпанов, - высотой чуть не в десяток метров, многокомнатные. Настроение разом упало на несколько пунктов, - закрыт последний свободный вид из окна на березовую рощицу. Теперь мне доступно лицезреть только озеро. Но наверняка и там вскоре расцветут мегакувшинки либо суперлилии. Становится модным выращивать дома на воде. А озеро-то естественное, настоящее, второго такого не на одну сотню километров в округе нет. И почему так полюбили тюльпаны-лилии, других цветов в природе нет, что ли? Ромашка луговая поприличнее выглядит. Вся разница в размерах да в окраске, - и получилось, что бывший волшебно-сказочным вид приозерья стал до дикости обыденным. Как легко чарующий природный кусочек превратить в приторный лубок! Внутренний голос шепчет мне: близок день, неблагоприятный при любой погоде. Длинный, нескончаемый день...
Дом мой среди тюльпанного многообразия смотрится антикварным алмазом без оправы рядом с множеством трехмерных творений голографического гения, отвечающих любому капризу искушенного ценителя. Но так думают немногие. Антиквариат давно не в цене. Я возвел его из цельных деревянных стволов почти сразу после присвоения имени жизни. Со временем стены потемнели, но первый десяток лет испускали теплый свет утреннего летнего солнца. Свет и теперь заполняет комнаты, струится в окутывающем дом воздухе, но уже невидимо для глаза. Рядом с домом уютно даже в осенний дождь. Маме нравилось тут, остаток жизни она не покидала его.
Тропинка плавной кривой вывела к крылечку, построенному по древнеросскому образцу. Навес на столбиках, дощатые ступени, перила, - просто и чуть торжественно. Дверь раздраженно заскрипела, выражая обиду на хозяина. Извиняясь, я погладил доски и вздохнул. Сколько раз хотелось все бросить и поселиться здесь по-настоящему! Дом без людей ветшает, это не саморегулирующаяся биоконструкция. Приветственно хрупнули рейки пола, я вошел в кабинет и осмотрелся. Корешки книг на библиотечных полках, фотографии... Механические часы, показывающие остановленное при последнем визите время. Завести? Нет, не хочется, я здесь сегодня не затем, чтобы пустить чужой временной поток в единственную свою обитель. Через стеклопласт окон струится яркий оранжевый свет, раскручивая по случайным орбитам светлячки пылинок. Заоконный свет по природе золотой. А обрел раздражающе-оранжевый оттенок после пришествия к озеру клонов, желающих обрести покой у моих берез. Клонов! - потому как все заказали дома одинакового размера и цвета. Дома, - клонированные близнецы. Да, покой здесь был. До пришествия клонов-домов с клонами-жильцами.
Рука сама потянулась к нужной полке. Гесиод, "Труды и дни". Такие книги делаются на Земле в нескольких местах. Всего в пяти или шести. Я заказываю у одного мастера: Гиппомедонта из Нового Парижа. Книгоделатель печатает и переплетает свежие книги, а сам всегда выглядит пыльным и застарелым. Как том, пролежавший на полке не один год. Почему мне пришло в голову, что Гиппомедонт чем-то схож и с королем, и с принцем, и с Элиссой? С каждым из них: а те, - все трое, - непохожи друг на друга. Ну что общего у Элиссы с инками? Теплая, шершавая на ощупь обложка, шуршащие страницы... Шелест... Книга, - как большой добрый шмель, природный, а не выращенный биомимами. Нет, не заходил в этот дом король Вайна-Капак! Почему же тогда страницы Гесиода будто хранят отпечатки его рук? Я привык доверять своему подсознанию. Но сейчас... Раскрыв фолиант в месте, где описывается чередование людских поколений, я отошел от стены, закрытой книжными полками. Между окнами, выходящими на озерную гладь: фотографии в деревянных рамках. Лица и пейзажи. Илларион, Светлана, Элисса и я, - вдвоем, втроем, никогда вчетвером, - следы общего прошлого. Прошлое кончилось и кончилась магия фотографий. Кому они нужны, если Хромотрон в любой момент предложит трехмерную голограмму? Зато этих снимков нет ни в одном из информационных банков планеты, они принадлежат только мне, и никому больше. На другой стене висит еще один фотоснимок, побольше размером. Корабль несостоявшейся Шестой Звездной, застывший памятником на эстакаде старта. Собирался я на нем куда-то туда... Был такой план в жизни. Наверное, жизнь моя, - большая неутилизированная свалка несостоявшихся планов.
Завести часы, что ли? Куда спрячешься от лабиринтов времени, втянувших Землю в коридоры обманов и неисполняемых мечтаний? Сладко-соленой волной наплыла тоска по детству. С чего бы, ведь раньше такого не случалось? Да и дома такого в детстве у меня не было, подобных ассоциаций быть не может. Он эксклюзив, единственный не современный, не комфортный в этих местах. Да и во всех других. И единственный, имеющий хозяина-строителя. Я построил свой дворец, но как редко живу в нем!
Остро захотелось увидеть то, чего уже никогда не увидеть, хоть миллион лет проживи. Стать тем, у кого вместо свалки за спиной - тепло любви человеческой.
И, - из-за закрытого, непрозрачного для звуков закрытого окна донесся такой знакомый, такой родной голос-зов:
- Стефан! Стефан!..
Я рванулся, раскрыл тугие створки одного окна, второго, третьего...
И запах, густой и полузабытый, заполнил комнату. Запах лесного меда...
Подошел к окну, выводящему взгляд на березовую рощу. Чудо, - нет уже домов-бутонов. Да и были ли они? А есть чистые, бело-молочные березовые стволы, меж ними высокая трава, пестрящая теплыми, родными огоньками лесных и полевых цветов. И жужжание пчел в цветочно-волнующемся воздухе...
И снова зов, совсем близкий, со стороны крылечка:
- Стефан, да где же ты?
Мама? Но ведь консул последних дней приземлялся перед домом?! В этой жизни приземлялся, не в другой. Черный консул улетел и увез ее. Или это привиделось в сонном кошмаре, и не являлся у моего дома неотвратимый рок? Приснилось? Конечно, ведь такое неисправимо, а потому - противоестественно.
Мама не любила имен жизни, называла их капризом, проходящей модой.
Я сошел со скрипнувших ступеней в густое разнотравье, всей грудью вдохнул любимый аромат разлитого всюду нектара. Такой получается от соединения земли и неба. Вот он, тот самый столик, сколоченный мной из березовых досок, в полусотне шагов от дома! Ведь не было ограничений лично-собственного жизненного пространства, у озера всегда стоял одинокий антикварный домик. Одиноко стоял, но твердо, по-хозяйски! Он и теперь стоит в очарованном одиночестве! Да, клоны-бутоны, - плод сонного кошмара. А часы в доме отсчитывают мое, а не всеобщее лабиринтное, время.
В голове что-то шумело, как от передозировки алкоголем. Но глаза, усовершенствованные глаза несостоявшегося звездолетчика, смотрели правильно и видели как надо, как положено. Вот, рядом совсем, справа от круто утоптанной тропинки, ведущей к столу, покачивается на пружинистом стебельке ромашковая семейка. Знакомая семейка, я всегда знал, сколько в ней ромашек-звездочек. Я наклонился, дотронулся до ближайшего цветка рукой. Нет, глаза не обманывают. И запах тот самый, остро-пряный, и звенящая оса в зигзаге рабочего полета...
А на столике цветная скатерть, а на скатерти прозрачная чаша с медом, а рядом с ней громадное фарфоровое блюдо с красно-золотой горкой горячих лепешек. А по столу пляшут светлые блики, тени солнца...
Ноги сами устремились туда, где всегда жила мечта любого моего дня, будь он радостный или горестный. Мечта всегда живет у стола, собирающего к себе близких и дорогих людей.
Но я не успел дойти. Кто-то тронул за локоть и остановил. И рассеялась мечта, распылились в пустом воздухе дорогие атомы зовущего миража истины. Рядом стоял серокожий гигант в униформе и смотрел в лицо с выражением беспокойного сострадания.
- Эномай!? Как ты здесь? - прошептал я, не веря глазам своим.
Центурион Эномай из вернувшегося сна-кошмара! А перед глазами, - похожие на нераспустившиеся тюльпаны массивы чужих жилищ. Всего лишь похожие... И бледная трава под ногами, в которой чуть угадывается заброшенная тропинка. И никаких ромашек. Глаза защипало от соли.
- Куда ты шел, Гилл? - ударил громом по ушам вопрос.
Я в ответ только слабо махнул рукой в направлении того места, где миг назад стоял пахнущий медом и свежими лепешками стол. Неоставшийся след маминой жизни.
- Пойдем. Пойдем-пойдем, посмотрим, - настойчиво продолжал уничтожать мечту Эномай, - Пойдем, Гилл.
И, обхватив крепкой рукой локоть, Центурион повлек меня за собой.
Несколько десятков трудных, мучительных шагов, и мы стоим над уходящим в глубину земли черным провалом колодца.
- Начинаешь понимать? - спросил Центурион, - В этом месте планировался очередной дом. Претендент отказался, шахту ствола законсервировали. Еще вчера тут стояла оградка, нормальная защита прикрывала отверстие. О претенденте данных я не нашел. Сюда ты и хотел провалиться. Должен был.
Я с трудом воспринимал реальность.
- Но ты как тут?
- Маленький секрет. На следующий день после Договора я вывел связь с тобой и еще несколькими твоими друзьями на личный браслет. Хромотрон доложил, что с твоим сознанием творится что-то странное, поведение не соответствует стандарту. Конечно, я немедленно рванул сюда. Мой "Комарик" с другой стороны дома, у озера.
- Что из этого следует? - спросил я, начиная понимать ситуацию.
Эномай спас меня. Это несомненно. Но откуда взялось чувство опасности, исходящей от центуриона? Не хватало возненавидеть спасителя за отказ в смертельной дозе психического наркотика! Я слушал Эномая, с трудом корректируя эмоции.
- Первое, - Хромотрон нам пока не враг. Вне Лабиринта, во всяком случае. Сигнал пошел сразу, иначе я бы не успел, тебе оставалось несколько минут. Сделай себе психоблокировку, приключения только начинаются.
"А ведь психоблокировка была. Значит, - слабая?"
- Приключения только начинаются, - с усилием повторил я, - Угроза Сиама исполняется? Но как? Ведь в тайне такое не проделать. Или позиция Виракочи изменилась? Как-никак, ко мне он относился пока с достаточным уважением.
Эномай хмыкнул:
- Не знаю. Бутончики кругом бы проверить... Да нельзя, нет у меня полномочий. Собирайся, одному тебе оставаться нельзя.
Всенародное ликование по поводу Великого Договора разгоралось. Все новые жертвы желали стать горючим для глобального кострища. С экранов Хромотрона не сходили торжествующие лица Сиама и консулов. Сиам успел четко размежевать население планеты на "большевиков" и "меньшевиков", но дело до выдачи всем соответствующих знаков пока не дошло. По плану "меньшевистской" Группы Несогласия продолжалась "мобилизация" противников Договора. На наш призыв откликнулись единицы. На вчерашнего "национального героя" обрушились обвинения в предательстве и ненормальности. Я растерялся.
- Даже Ахилл, с которым я вместе прошел полжизни, отказался, - пожаловался я Гомеру, - Говорит, что всё бесполезно.
Хитрое, мистически оформленное покушение на меня не осталось единственным. Неведомый пока враг взялся за отдаленное окружение ядра противодействия, за "новобранцев". В течение первых двух недель после оформления разногласия по Договору погибли двое из недавно примкнувших к сопротивлению. В обоих случаях поиск не привел к разгадке преступления. И что самое удивительное, - смерть людей, никак не связанная с действием Барьера-100, не всколыхнула даже близких к ним людей, не вызвала беспокойства у Консулата. Наконец, странное и необъяснимое исчезновение подруг Элиссы, - Альбы и Рионы, - не имевших вовсе никакого отношения ко мне, заставило Группу Несогласия спонтанно собраться у грота. Вся Земля становилась лабиринтом, в котором мог затеряться или погибнуть любой, - прежде всего не согласный. Или даже просто приблизившийся к несогласному. Я ощущал тяжелую усталость. Быть "оппозиционером" оказалось не просто опасно. Несмотря на близость друзей, захлестывало одиночество, до боли в душе. В той самой душе, наличие которой еще вчера не признавал. Не признавал, всего лишь декларировал, подчиняясь неосознанному влечению. Прикрыв глаза, я по голосам угадывал говоривших... Как еще далеко нам до единства даже в сомнениях!
- Уверен, это Лабиринт решил напугать тех, кто слишком близко подобрался к его тайне. Тех, кто начал догадываться, начал искать ответы на верно поставленные вопросы.
- Верные вопросы, - вот что губит нас? Да мы их как следует еще и не сформулировали! Они - не факт. Вот обстановка вокруг нас инспирирована, это факт бесспорный. И бесспорно то, что инициатор всего - дорогой всем землянам Виракоча. Или Лабиринт, что без разницы, если разобраться. Как был за кадром, так и есть. Ни в случае с Гиллом, ни в последующих покушениях не вырисовывается путь к Сиаму или его приближению. Обвинять же Лабиринт, - все равно, что судить утренний туман за простуду, за излишнюю влажность.
- Но как изменилось наше общество за неполный год! Утренний туман! Тот, который назвал себя Виракочей, не простой лицедей, он опытнейший лицемер! Актер-профессионал.
- Актер, возлюбивший перевоплощения? Изжитое амплуа... Все актеры сейчас - фантомы Хромотрона. Плотные голограммы, абсолютно точно исполняющие замысел постановщика или реконструктора. Всем известно из истории искусства, что живая игра - признак непреодоленных общественных болезней.
- Постановщик-Реконструктор... За понятиями "Лабиринт" или "Виракоча" стоит сила не меньшая, чем накопленная человечеством. Наша сила превзошла совокупную мощь оружия древних. Но у Виракочи или его хозяина... Мы почти равны.
- Мы, - это вся цивилизация? А Виракоча, - неизвестно кто... Если так... Из этого следует, что лицемерие присуще и нам. Это означает, - мы организовали нашу жизнь совсем не так, как провозгласили. То есть против наших собственных желаний! Каково!?
- А ты уверен, что это не так?
- Вопрос, достойный обсуждения персонами Консулата.
- Консулату сейчас не до наших умствований. Он делит территории райских заповедников. Как все легко согласились поменять просторы всей планеты на резервации! В обмен на призрачную вечность! Отравленная конфетка! Цели Лабиринта, - истинные цели, - никто не представляет.
- Но почему природа против нас восстала? Каким рычагом возможно воздействовать на нее, чтобы она так вот избирательно устраивала локальные катастрофы?
Я слушал. И думал о том, что человеком действия среди нас является пока один, - Эномай. Воспользовавшись тем, что полномочия Центурии конкретно не определены, он под великим секретом объединил независимых физиков и историков для уточнения ориентиров бытия Лабиринта во времени и пространстве. Этот шаг может помочь нам продвинуться. Главное, - вывести людей из-под ударов...
- Все закрутилось вокруг Коско. Почему?
- Да, все началось с Куси-пата. Но понять, почему, нам вряд ли удастся. Цивилизация наша чересчур трезва и практична. Существующая логика исключила понятие мистики из обихода...
- А что, нам потребуется обратиться к мистике?
- Вне сомнения. На наречии правителей инков, на утерянном наречии, которое, надеюсь, мы обретем, если захотят наши гости, слово "Коско" означает пуп. Пуп Земли. Так же, как переводится древнейшее название острова Пасхи.
- О да, я слышал... На том острове нашли музей Пангеи? Но, помню, там не было ни теней, ни входов-выходов в наш Лабиринт. Ни даже упоминания о нем...
- Это говорит только о том, что Лабиринт создан позже Музея. Что обнадеживает, между прочим. Пара миллионов лет туда-сюда - очень существенно. Для понимания...
Голос Эномая нельзя не узнать. И говорит он проще других. Цивилизация формализовала речь людей. Влияние Хромотрона. Я постарался сделать веселое лицо и сказал:
- Вижу, твоя группа историков-сыщиков хорошо развернулась. Просторно. Так, возможно, мы найдем сокровища инков, признанные недоступными. Но проникновение в суть Лабиринта?..
- Не получится? Это еще почему? - резко спросил Эномай.
Я остро ощутил в нем внутреннее напряжение, направленное на меня. Без всяких на то оснований. Странно. Отбросил загадку и ответил:
- Мыслью по человеческому древу растечемся, друг мой. И заблудимся в этом древе. Уйдем в доинкский период, будем искать строителей пирамид и лабиринтов там, признаем, что устроителями инкской цивилизации были некие люди "морской пены", называемые "белокожими блондинами". Между прочим, это именно их называли потомками богов - виракочами. Лабиринт тянет нас чуть ли не к Пангее. А мы идем за ним, как привязанные. А почему нельзя протянуть нить загадок к Египту? Ведь многое унаследовано инками именно оттуда. В частности, ткацкое искусство. Что это нам даст?
- Ничего? - удивился центурион.
- Мы не умеем отличать преданья, как говорилось, старины глубокой, от мифов. Для этого нужен другой склад ума. Забытый склад.
- А забытый склад, - это тайник! - торжественно провозгласил Фрикс.
- Тайники всегда были нужны. Но нам пора прийти к какому-то общему мнению. Вот-вот появятся король с принцем, а нам неизвестно, что и как предложить, - хмуро отреагировал кто-то.
- Короли прибывают, - поправил озабоченный Кадм, - Являются привидения.
Голос центуриона громыхнул отдаленным раскатом:
- Прибудет еще один человек. Я пригласил консула Последних Дней. У него информация, которая определенно может быть полезной.
- Он тоже решил войти в Группу Несогласия?
- Что за несогласие? Мы что, наблюдатели? Противодействия! - возмутился Гектор.
- Противодействия, - согласился Фрикс, - Как нас ни называй, на данный момент мы можем то, что нам разрешат мочь. Меньшевики, одним словом.
- Пессимизм, - дело лечебное. Но не будем доводить его до патологии.
Я перестал отождествлять голоса с людьми. Полусон, полудрема... Волны расслабления качали и убаюкивали.
- Зачем нам консул Последних Дней? Не слишком обнадеживающий признак.
- У него любопытная статистика. Интеграция последних дней, - буквально и переносно. Касается и нас напрямую. Великому гражданину Гиллу известно, что в течение двух последних недель на него еще дважды покушались? Неизвестно, потому что он избежал смерти чудом.
- Среди всего прочего: некоторые отождествляют Лабиринт с Дьяволом.
- Мы что, возвращаемся к древним истокам? Точнее, к истокам древних?
- Далеко нет. Идет брожение, цитируются Библия и Апокалипсис... В доступном отрывочном формате, разумеется.
- Семей у нас нет, а есть сходящиеся и расходящиеся пары.
- Периодическое спаривание...
- Традиция. Вначале - самореализация в профессии и спорте. Стремление обязательно добиться крупных результатов. Опередить ближнего. Но все не могут стать первыми?! Попытка за попыткой... Потому и дети появляются поздно, где-то в середине срока жизни. До двух лет дети с матерью, затем ими занимается общество, профессионалы-воспитатели. Пришедшие на смену семьям пары не требуют официального гражданского статуса, им достаточно обоюдного желания-согласия, одобренного традициями общества. Тема романтической любви практически отсутствует, считается преодоленной.
- Но ведь признаются привязанность друг к другу, привычки, особенно взаимопомощь в деле, работе... По-моему, этого достаточно.
- А психофизиологическая совместимость?
- Потому у вас лебеди гнездятся стаями, а не парами. Как волки. Я на стороне Гилла, а не...
Это уже голос Вайна-Капака! Прибыл. Или явился? И где ведется такой небывало критически-ностальгический диалог, вне или внутри моего сознания?
- Можно сказать уверенно, что мы всенародно впадаем, нет - влетаем в третий период. И остановить нас некому!
- Я знаю, это по Якобу Беме. Вначале люди проходят эпоху кротости и любви, потом - эпоха "прежде времен гнева", до появления Люцифера. Иногда эти две объединяют в одну. Последняя эпоха: "времен гнева", когда природа приобретает "двоякий источник", когда в ней появляется "гнев божий" наряду с кротостью и любовью. Не помню, где-то я видел информацию о том, что гнев Бога воплотился в существо по имени Рудра.
Я вздрогнул и очнулся. Кто-то еще проник в мою личную библиотеку мистическим путем? Верно: рациональная логика не лопата, логикой не извлечь старых корней, не подготовить почву для новых насаждений.
Сомнений нет: книга "Принцип Рудры", пережившая века в единственном оставшемся от тиража экземпляре, стоит на полке в запертом доме. Несколько раз я хотел приступить к ее реконструкции, да все что-то мешало. Сейчас она была бы к месту и времени.
Ведь вся сила Рудры, - в распространении по Вселенной эгоизма. Аханкара, - эгоизм во всех видах, - главное оружие Рудры. Эгоизм, - в основе нашей бионической цивилизации. Автор безошибочно ухватил суть мира будущего. И своего, без сомнения. Мы ведь не с нуля начинали. Но имени автора книги нет на стенах памяти наших храмов.
2
. Шаг императора.
Страх, страх, страх...
Страх поколебал все устои, на которых зиждилось поколение героев. И страх стал оружием, которым решили воспользоваться одни люди в борьбе с другими людьми.
Само небо дышало ужасом, и земля колебалась, не выдерживая давления.
Как тут устоять отдельному человеку?
- А? - спросил Кадм, разведя руки в стороны, - Есть среди нас хоть один, кто не получил черную метку от Сиама? Ведь так называли последние предупреждения в романтические века?
- В те века на Земле имелось множество мест, куда можно было убежать и скрыться от преследования и наказания, - пробурчал в ответ Гектор.
Что означало: да, не обошли никого.
Серия легких землетрясений вокруг озера заставила жильцов освободить все "Тюльпаны", и дом Гилла, чудом нетронутый, сделался одним из мест сбора Группы Противодействия. Агенор, великий сын великого отца, - родоначальника морского народа Персея, - уже час ходил по комнатам, осматривая и обнюхивая каждый уголок.
- Я всю жизнь строил дома-цветы, - сказал он наконец, пожав руку Гиллу, - И никогда не думал, что вот такое, деревянное, жилище пахнет жизнью. Спасибо!
Гилл улыбнулся. Похвала биомима номер один стоила многого. Но его больше заботил Вайна-Капак. Устроившись у окна, тот неотрывно смотрел на озеро. Складки и морщины на лице обозначились резче, от сини в глазах остался легкий оттенок-намек. Светлана сидела рядом и тоже молчала. Похоже, она понимала, что ее любимому Вайне сегодня плохо.
Но кто спросит о самочувствии человека, который никогда на него не жаловался? К тому же, если этот человек мумия-король?
"А ведь я, как и Светланка, чересчур расположен к дедушке Вайне
.
Она совсем с ним сроднилась, на мать и не смотрит. Да и я к нему привязался, несмотря на всю его непонятность. И в чем тут дело?"
- А дело в том, - заставил вздрогнуть Гилла Эномай, - что бесстрашных не бывает. Неискушенный может заявить, что он ничего не боится. А поставь его перед угрозой смерти, - в штанишки накапает.
- Если самого безобидного звереныша загнать в угол, то он и на слона бросится. Дело и в условиях, и в дозе страха, и в человеке, - сказал Кадм, смотря почему-то на Светлану, - Мы до сего дня не знаем, реально ли страшен Сиам, или он всего лишь посредник. Прижать его нет оснований.
- А у Сиама есть основания слать нам черные метки? Сколько мы уже потеряли? Люди, понимающие проблему, наши люди, от испуга теряют голову. И уходят,- Фрикс сокрушенно вздохнул.
Скрипнула дверь, и теперь вздрогнул Фрикс. В дом вошел нагулявшийся Дымок, и все, кроме короля со Светланой, рассмеялись. Дымок оценил взглядом обстановку, подошел к Фриксу и успокаивающе потерся головой о его колено.
- Ничего! Человек всю жизнь борется со страхом. И герои без него не обходились. Вернутся наши ребята, погуляют и вернутся. Ведь каждому понятно, что давят на меня. Поставлю я подпись под Договором, - и все! - сказал Гилл. Видимо, решил всех успокоить.
- Но ты не поставишь! - заметил Гектор.
- Я не поставлю, - согласился Гилл.
Вайна-Капак снял со стены фотографию Иллариона и рассматривал ее так, как гранильщик оценивает алмаз перед началом работы.
- А что происходит в мире? Вообще? - вдруг спросила Элисса, - Я столько дней держусь в сторонке от Хромотрона!
- Ничего особенного, все по плану. Не по нашему только. Впрочем, если кому интересно... За пределами Солнечной Системы, в направлении созвездия Стрельца, обнаружили флуктуацию пространства. Столкнулись две различные метрики, идет излучение... Я всего лишь вице-консул, ваминка. И оценить такое, небесное, явление не могу.
Сообщение Кадма заинтересовало Вайна-Капака. И он отреагировал так, словно в империи Инков астрофизика была развита нисколько не меньше землеведения.
- Расщепление вакуума... Последствия непредсказуемы. Если загорится новая звезда, это плохо... А если квазар?
Но беспокойство короля не передалось никому. Мало ли что происходит на галактических просторах? Эномай с легким хрустом повел плечами. Ему не нравился ход "подпольного" собрания. И не нравилось поведение Гилла, не желающего никак войти в роль руководителя группы.
- Есть известия повеселей. Я познакомился с известным всем гражданином Серколом. По инициативе, кстати, нашего уважаемого Гилла. Вдвоем с Главным мы смогли убедить президента Теламона возобновить звездную программу. Частично.
Эта новость заинтересовала всех. Особенно Элиссу. Центурион продолжал, весело поблескивая сощуренными глазками:
- Мы сокрушили запрет Консулата! Космос снова открыт. Но по-иному. Серия звездолетов - на стапелях. Началось их оснащение боевым вооружением. Мы же не знаем адреса Виракочи? И, - реанимируется старый центр управления космическими полетами и аппаратами. Связь и все такое - вне Хромотрона. Я правильно акцентирую?
- Очень правильно! - отреагировал Гилл, - И - нам нужна точная карта терминалов Хромотрона. Придется еще с ними разбираться...
Принц, до того изучавший книги на полках, попросил:
- Я один ничего не понимаю в Хромотроне и его терминалах. Покажите, чтобы я увидел.
Агенор, невысокий и тщедушный, в свои пятьдесят похожий на юношу, которому до инициации предстоит преодолеть целую ступень подготовки, быстрым жестом руки указал на Гилла:
- Кроме него, здесь некому...
Гилл понял Агенора: "ты его породил, ты и просвещай". И, - общий подтекст: самое неудобное хозяин обязан брать на себя. Обычай...
- Терминалы.., - Гилл определял, с чего начать, - Без них Хромотрон как без рук. Суть их увидеть трудновато. В принципе любой терминал: сумма голограмм, супербольшая голограмма. В его внутреннем объеме - совокупность интерференционных структур чрезвычайно плотной упаковки. Можно рассматривать терминал и как набор кристаллов. И как один большой кристалл. Основа кристалла может быть любой: сгущенный газ, жидкость, плазма, камень, металл, алмаз... Центр Хромотрона, - один очень большой терминал.
Принц поводил правым плечом вперед-назад и спросил:
- При мне упоминали о Юрии Денисюке. Отец-классик... Я уточнил, - он работал в оптике. А тут - металл...
- То была заря... У нас оптика лишь часть голографической техники. Она включает множество диапазонов. Или, - большую часть универсальной шкалы. В том числе электромагнитное излучение, рентген, акустику и прочее. В зависимости от преобладания того или иного, отличаются устройства, методы сканирования и преобразования информации. Владение информацией! - вот где ключ ко всему.
"
Возможно, принц что-то усвоил. С этими Инками, - трудно угадать.
А последняя фраза, - не была ли лишней? Можно сделать вывод: "ключ ко всему" в длинных ручках Хрома
. А чьих руках сам Хром?
".
Неделя прошла в сборе нужных сведений и вербовке сторонников. "Черные метки" бездействовали, новых угроз не поступало. Дела ушли успешно и, - удивительно, - без давления сторонников Договора. Сиам увлекся изучением заповедников, народ готовился к вечности. Казалось, о маленькой общине Гилла забыли. Как он и предсказывал, покинувшие их соратники возвращались, настала пора организации региональных филиалов Группы Противодействия.
В минуты одиночества Гилл прокручивал записи Реконструкции на Куси-пата, пытаясь отыскать источник внешнего воздействия на процесс. Но безуспешно. Тем не менее, уверенность в наличии этого внешнего влияния крепла. Планета успокоилась, но Гилл, один из немногих, не доверял затишью. Его позицию в ядре Группы поддерживал активно единственно Вайна-Капак. И на одной из бесед вдвоем король прямо заявил:
- Вы должны бороться против приступов эйфории. Это болезнь.
Гилл не спорил. Но его не оставлял вопрос об истоках информированности короля. Пора настала.
- Однажды ты мне поведал периодизацию истории по Гесиоду. Тогда мы определили нынешний век как поколение героев. Так?
- Наверное, так, - осторожно согласился король.
- Но, по-моему, главное в этом делении на разные поколения, - различия не во внешнем, а во внутреннем. В духе, в сути, в том, что ранее называлось верой. Так?
Глаза Вайна-Капака снова засинели:
- Так! Хочешь, расскажу еще об одном подходе? Взятом у народов, говоривших на кечуа...
Гилл кивнул, наблюдая за очередным преображением старца. В такие моменты тот как-то ухитрялся сбрасывать пару десятков лет.
- Люди первого поколения называли себя виракочами, - король говорил неторопливо, изредка поглядывая на Гилла, - Они начали цивилизацию, веруя в единого Бога. Жили вне современного комфорта, в пещерах, но, думаю, счастливо. При них не было дикарей и вредных животных. Второе поколение их потомки назвали "древними людьми". Эти по внешним показателям продвинулись вперед: жили в домах, одевались потеплее, в шкуры. Но вера их была иная: в грозу, в самую для них страшную стихию. Они считали, что гром-молния триедина, и состоит из отца, старшего сына и младшего сына. Достигнув благополучия, "древние люди" расселились по всей земле. Они овладели металлами... В целом, это общество, подобное империи инков в период восхождения. "Древние" инки, напомню, поклонялись Пача-Камаку. Тем не менее, это поколение исчезло в результате всемирного потопа. Интересно? Следующее поколение, последнее, было, - или есть? - воинами. Оружие, охота, война... Своего Бога называли "творец людей".
И король, закончив рассказ, по-гилловски спросил:
- Так?
Но на простые вопросы не бывает односложных ответов. И пора было собираться на тайное свидание с Центурионом. Гилл решил было еще раз посмотреть на место встречи с Эномаем, но Хромотрон проигнорировал запрос. Возмущаться отказом не стоило: шла всеобщая трансляция свежей аномалии на тихоокеанском геосинклинальном поясе. Пробудилась полоса давно молчавших вулканов; и земная кора, и океан заволновались.
- ...Резко усилились восходящие конвекционные потоки магмы... Расхождение древних платформ...
Гилл в раздражении отключил экран.
"Опять
!
Н
ачалось
-продолжилось
. Все-таки, видимо, дьявол обитает внутри Земли, правы предки. И ему даны рычаги для сдвижки-раздвижки кусков земной коры. А
у
Лабиринт
а
прямая
связь с дьяволом..."
Место встречи N3 - основное; в смешанном лесу, что в среднем течении Дона. Один из малых заповедников, изученный через Хромотрон вдоль и поперек. Один из кусочков будущего рая. Березы, осины, дубы, ели... Внечеловеческая первобытность. Неужели Виракочу интересует готовая материальная структура цивилизации? Для кого?
Странный лесок, - ни подлеска, ни кустиков с лопухами. Ржавые листья и хвоя под ногами. Ни грибочка, ин ягодки. Тревогу он ощутил прежде, чем зазвучал сигнал опасности от браслета Центуриона. Намного раньше, - с каждым днем чувства обострялись. Осторожно переходя от дерева к дереву, Гилл "ощупывал" подходы к громадной ели, под которой они должны были встретиться. Кто-то их ждал... Где?
Да, их "пасли" всех. Наверняка всех! Об этой точке N3 и времени встречи знали только двое. Следовательно, заглянули в мозги Эномая. Гилл в свой не пускал надежно. Да и почувствовал бы. И замаскировался противник очень неплохо. Вот уже та самая ель, - густая, непроницаемая, настоящая лесная красавица. Лапы громадные, зеленые, многие иголки даже синевой отливают. Редкий экземпляр, за то и выбрали именно ее.
Эномай явился неожиданно, с северной поляны. И, с улыбкой, быстрым легким шагом, заскользил к Гиллу, застывшему в нескольких шагах от ели. Таким движением любоваться бы, но Гилл все искал и не находил логово зверя. А встреча у них важная, - срочно требуется обсудить проблему вывода на орбиту какого-нибудь аппарата поиска... Что-то там дежурит у Земли, чужое и неизвестное. Консулат эту проблему решать не станет. Не тот сейчас Консулат.
Человека научили падать сверху рысью. Так, чтобы убить наверняка. Стилетом, от удара которым может спасти только немедленная помощь. А какая скорая помощь в заповеднике, в будущей резервации-раю?
Никаких мыслей-решений не было: просто Гилл взвился вверх, навстречу, перевернулся в полете и правой ногой в развороте ударил человека-рысь, летящего вниз головой, в точку между бровей. Человек отключился, но стилет в руке удержал. Дальше действовала заложенная в него программа: она развернула руку, нацелила оружие в сердце, и он в падении на почву пронзил себя насквозь.
Гилл успел "заглянуть" в гаснущий мозг и зацепить "хвост" распадающейся программы. Кодировка оказалась старенькая, такие делались для зомбирования психически неустойчивых. Древняя программка, потому и знакомая. Целью был Эномай, на Гилла наложен запрет.
Тело Гилла тоже имело свои установки, неизвестные самому хозяину. В падении он успел провести болевой захват убийцы, но разве можно все учесть? Даже когда действуешь автоматически...
Эномай смотрел на Гилла в немом восхищении. Понадобилось полминуты, пока он заговорил:
- У тебя же талант тела! Как?
Гилл перевел дыхание, перевернул самоубийцу на спину.
- Твой организм, Эномай, своей мощью подавляет тонкие чувства. Сигналы принимает, но не реагирует на них. Точку нашей встречи сосчитали с твоего мозга. Ты, как говорится, под колпаком ходишь.
Центурион глянул вверх, протянул руку, уцепил мертвого за воротник защитного комбинезона и легко поднял на уровень своего лица.
- Он что, сам себя? По древне-японски?
- Зомби, - кратко пояснил Гилл, - Не учел я, не успел.
И, жестом руки попросив Эномая отпустить тело, добавил:
- Нам всем понадобится психозащита. Техническая. Экраны они не преодолеют. И связь внутри Группы будем делать по техническим средствам. И, - обязательно и срочно, - охрану Серколу. И другим, кому требуется. Так? Меня, короля, и принца не тронут.
Центурион послушно кивнул. Лицо его помрачнело. Более всего его смутило наличие в сплошь элитарном сообществе людей психически неустойчивых. То есть склонных к сумасшествию. Или скрыто ненормальных.
Группу Несогласия официально переименовали в Группу Противодействия. Но что изменилось? Противодействие сводилось к защите самих себя и поискам врага. Наличие двух полярных точек зрения также ничего не меняло.
Эномай, особенно после покушения, настаивал: все силы на поиски "логова зверя!"
Король Вайна-Капак все более настойчиво утверждал: враг не Римак. И не камни Лабиринта. И не космос, дальний или ближний. Враг живет внутри самих людей. В том числе и тех, кто входит в значительно умножившуюся организацию "меньшевиков". Есть люди, в которых врага больше, чем в других. А некоторых он поработил настолько, что они стали им полностью. Потому в Группу отбирать надо не всех пожелавших, а приватно. После личного изучения, вне общих информационных сетей.
Какое-то продвижение шло в обоих направлениях. Лабиринт оказался суперпространственной структурой и, возможно, лишенной четко определенного центра или ядра. Аморфное, не имеющее ориентиров логово? Или же зверь, существующий в виде информационной матрицы? И разницы между местом размещения зверя и самим зверем нет?
Эномай тихонько перетряс ученую братию, изучающую Лабиринт по решению Консулата. Убрал "ненадежных", добавил профессионалов. И сделал так, что Сиам стал смотреть на коллектив физиков-историков, озадаченных поиском Виракочи, как на ценных сотрудников, занятых разработкой дополнительных аргументов в помощь полной реализации заключенного Договора.
Невидимый Виракоча по-прежнему считал Договор неполноценным: он ждал согласия Гилла и Георгия Первого. Реальных сдвигов по осуществлению "контракта века" не замечалось.
Предложение короля о необходимости просвещения населения Земли не прошло. Прежде всего по техническим причинам: заменить Хромотрон было нечем. А вести пропаганду по примеру некогда модных подпольных партий, - не хватит и сотни лет. Нет среди них ни первобольшевика Мартова, ни его сподвижников-пропагандистов.
- Вот если бы люди, хоть на время, стали похожи на муравьев или термитов! - мечтал Агенор, - Так, чтобы отдельный мозг отдельного человека одновременно представлял личность и ощущал себя частью целого. Представителем человечества в полном объеме! Но у нас нет пока даже непосредственного сопереживания общих чувств. Нам мешают органы восприятия, эгоистичные по природе.
Но никто не соглашался отказаться от эгоистичных и атавистичных органов восприятия внешнего мира и себе подобных. И бытие, по определению Агенора, продолжало базироваться на визуально-информативном, тормозящем прогресс, уровне. И сопереживание происходило по-прежнему при личном контакте отдельных людей. Предохраняли от распада человеческий термитник Консулат да Хромотрон.
Но маленький Агенор имел активность, превышающую энергию Эномая. Он отыскал в себе славянские корни и углубился в их познание. Ему хотелось знать рецепты борьбы славян, - героических праотцев народа россов, - с многочисленными врагами. Одного из врагов славянского человека звали Василиск.
- Жили такие, очень злые чудовища, с очень агрессивным разумом, - объяснял Агенор Гиллу. - Много народу погубили. Одним только взглядом Василиск уничтожал. Но только в том случае, если первым человека увидит и первым в глаза ему глянет. Первым! А если наоборот, - сам погибает. Научились славяне отыскивать его логовища и первыми его видеть. Увидел врага первым - победил. Так что, - заключил Агенор, - Нам надо учиться смотреть и, - видеть! Видеть раньше, дальше, глубже...
Гилл только усмехнулся:
- Наказ уж очень всеобщий. А мы никак не можем добиться, чтобы каждый в Группе Сопротивления, - или Противодействия, в словах уж запутался, - чтобы каждый научился сам управлять "Комариками" и "Шмелями". И чтобы умел отключать экраны и линии Хромотрона.
А перемены шли, они всегда неизбежны. Но не всегда там, где их ждешь.
- У нас каждое явление может объясняться несколькими разными словами, - оправдывался Гилл перед Кадмом, - А у инков каждое слово обозначает несколько явлений. Даже принц не сразу понял...
Кадм потер виски ладонями. От напряжения мыслей у него второй день развивалась мигрень, но излечения медициной он не желал.
- Ты тут чем виноват, великий гражданин Гилл? Выходит, дед обрел состоявшегося внука и тут же его потерял?
- Так. Вайна-Капак еще раз сделал ссылку на своего деда, Пача-Кутека. И принц Юпанки как-то вдруг понял: Пача-Кутек, то есть Повелитель Времени, он сам и есть. Имя, которое будет ему дано. Как имя жизни...
- Если принцу суждено вернуться к себе домой, - без особой убежденности сказал Кадм, - То мы справимся с передрягой. Справимся с Виракочей. Но зачем королю такой шаг? Снова идти через смерть!
- Принц сказал мне так: "Король-Инка имеет право и король-Инка обязан выбрать нужное время для ухода из жизни".
Гилл помолчал. Той гремучей смесью догадок, что скопилась у него в голове, он не имел права делиться ни с кем. И продолжил, ощущая, как мигрень от Кадма переходит на него:
- Потом принц сказал: "Еще один такой шаг, и мы его не оживим". А нам доступны только факты, - Вайна-Капак превратился обратно в мумию, и мумия исчезла. Где она появится вновь, мы более-менее точно знаем, а когда, - можем только предполагать.
И сказал в заключение беседы, как напутствие самому себе:
- Сталкиваясь с загадками прошлого, мы стараемся объяснить их, исходя из собственных знаний. Не окунаясь в ту эпоху, не пропитываясь ее водичкой...
3.
Жизнь во сне
,
или сон в жизни?
Последние дни принц Юпанки пристрастился к экрану Хромотрона. Вначале Гилл объяснял это ожиданием возвращения Вайна-Капака. Но в наиболее вероятном месте появления мумии постоянно дежурили люди, оснований для особого беспокойства не было. Наконец Гилл присоединился к принцу. И сделал открытие: Консулат ввел в действие закрытый канал новостей, предназначенный для людей избранных. Непонятно, на каком основании, но в "новостную элиту" включили Гилла с ближайшим окружением.
Удивляться появлению зоны закрытой информации не приходилось, - времена, тотальной открытости уходили безвозвратно. А новости действительно привлекали. Неординарностью, выходящей за пределы воображения.
...Камни, ведущие себя как агрессивные существа; дома, не выпускающие наружу жильцов-хозяев; люди-шатуны, исключившие себя из всех общественных структур...
Ранения, травмы, смерти...
Статистика пугала.
"Шатуны" заинтересовали особенно. Хромотрон беспрепятственно выдал всю имеющуюся у него информацию. Гипотезы имелись, но полная ясность отсутствовала.
Люди, открывшие в себе неодолимые очаги агрессии; чтобы не нанести вреда окружающим, они намеренно уходят в ненаселенные места. Там они притираются, объединяются, и становятся фактором угрозы ближайшим человеческим поселениям.
Люди, которые не "за" и не "против" Договора, они его просто игнорируют. Считают, что нормальная жизнь закончилась. А в новой участвовать не хотят.
Хромотрон предложил интервью одного из главарей "банд".
- Мы никого не трогаем. Но и нам пусть не мешают, места на планете всем хватит.
Но столкновения оседлых пока землян с "шатунами" происходят все чаще. Хромотрон выдал пример: чемпион последней состоявшейся Олимпиады в свободном единоборстве Всеволод расправился с организацией из пяти "шатунов", попытавшихся нанести ущерб его личному жилищу. Все пятеро ликвидированы. Консулат в затруднении: победителей такого ранга всегда считали неподсудными. Но в прежние времена бродяг, как и убийств, не было. Убийце-чемпиону предложено оставаться дома до окончательного разбора дела.
- Всеволод! - воскликнул Гилл, - Друг детства! Мы же с ним до присвоения имен жизни считались братьями. Профессии нас развели. Он пошел в художники. Или в дизайнеры, точно не помню.
Принц выслушал, посмотрел на портрет Всеволода, высвеченный Хромотроном, - оригинально красивое лицо, фигура классного спортсмена, - и сказал:
- Надо ехать. Твоему другу требуется помощь.
"Интересно сказал Инка, не по-своему. Но когда анализировать: почему?"
Слово "дом" рядом с этим сооружением звучало неотесанно, грубо. Нет, оно было неприемлемо. Подошло одно, с трудом обнаруженное Гиллом в запасниках собственной памяти.
- Это ж терем! - воскликнул он, - Самый настоящий, самый образцовый терем.
Увенчанный башенками поверх уложенной террасами крыши, украшенный вензелями и узорами кругом широких окон и поверх краснокирпичных стен. Парадный подъезд, предваренный арочной колоннадой, внушал почтение. А если учесть все прочие архитектурно не функциональные и эстетические излишества! Среди которых: выглядывающие из-под скатов крыши кругом всего терема самые разные и самые настоящие глаза. Узкие, круглые, раскосые, разнообразнейшей расцветки глаза наблюдали за миром, ощупывая в нем каждую детальку. И прибытие гостей не могло быть ими не замечено. Все вместе создавало вид, достойный восхищения и удивления.
Предупрежденный многоглазыми стенами терем сообщил хозяину о визите. И он ожидал у парадных дверей, сумрачный и негостеприимный. Узнав Гилла, посветлел лицом, на принца воззрился с подозрением.
Давно не видевшиеся друзья обнялись. Всеволод спросил:
- Неужели тот самый?
Гилл повернул голову. Принц отошел на несколько шагов и созерцал глаза терема.
- Он. Без меня никуда. Игнорируешь новости?
- Зачем они мне? Я человек маленький. Тут еще дела пошли такие, что...
- Знаю. Потому здесь.
Гилл дотронулся до камня облицовки фасада. Ладонь потеплела. Роскошь по погоде, - хмуро-осенней, предвещающей сезон осадков. Километров на тридцать в округе, - ни одного поселения. Значит, Всеволод обеспечивает себя энергией из собственных источников. Терем, одиноко стоящий среди редколесья и степи, напомнил гарвеевский маяк. Ощущение близости независимого уюта... Защемило в сердце, вспомнилось сразу многое.
- Ты полностью обособлен? - спросил он, ощущая давление тоски в глубине глаз Всеволода, - Имеешь то, без чего иногда никак? Но ведь иногда - не всегда?
- Все я имею, - изобразил улыбку тот, - Зови иноземца.
Но "иноземец" желал прежде утолить любопытство, так как встретился с вещами, ранее не виданными и в этом мире. После того как Гилл коротко представил их друг другу, принц попросил объяснить сразу: что за глаза, почему они живые, зачем они, и вообще, - что за смысл спрятан за "теремом"?
Похоже, Всеволода любопытство гостя завело. Видно, мало кто интересовался достижениями чемпиона на стезе зодчества-дизайнерства. А, судя по терему, желал Всеволод признания прежде всего здесь. Да против засилья мимов куда?
- Дорогой принц, - склонил голову в почтении Всеволод; Гилл себе заметил, что убийца пятерых вел бы себя по-иному. Или же Всеволод не считал шатунов за людей? - Глаза есть зеркала нашего мира. В них отражается все, что было, есть и будет. Беркуты с коршунами самые из нас зоркие. Могут видеть сквозь туман и дым. Прогноз на предстоящие дни: дождь и туман. А у меня десяток таких глаз. Кошачья порода, симпатично-зеленоглазая, замечает ночью любое движение. Кошачьи глазки у меня тоже есть. Имеются даже красные крокодиловые...
Заметив, что принц имеет текущий вопрос, он постарался его угадать.
- Дело в том, дорогой принц, что строение глаз птичек, мушек и прочих весьма различно. Человечьи глаза - вовсе не совершенство. Я решил собрать побольше "зеркал", и теперь могу видеть так, как они все. Вот послушай... На дне кошачьих глаз множество маленьких кристалликов. Они отражают свет, проникающий из мира. Сетчатка поэтому регистрирует свет от источника не однажды. Лучик гуляет туда, потом сюда, потом опять туда. А у меня и тебя он сразу тонет. Поэтому для ориентации нам требуется освещенность на порядок выше, чем котенку. А цвет глаз, - это уж от формы тех самых кристалликов. Понятно сказал?
- Понятно, - ответил принц, не отрывая взгляда от огромных красных глаз над парадными дверями, - Ты ждешь нападения, и у тебя нет охраны.
И, без паузы, по-женски, добавил:
- Вы очень похожи друг на друга. Вас можно называть братьями. Мы еще поговорим?
- Поговорим! - Всеволоду принц пока не очень нравился, - Прошу в дом. Поможете мне...
Он сделал движение рукой, и за пару секунд небо над теремом погасло совершенно.
- Купол недоступности! - не удержался и произнес вслух Гилл. Как удержаться - вещь для отдельного жилища исключительная по причине высоких энергетических затрат. Это во-первых. А во-вторых, индивидуальное использование купола запрещено Консулатом не менее пятидесяти лет назад.
Всеволод понял:
- Воруем, брат мой. Ты в каком мире живешь? Воображаемом или реальном? Думаешь, почему я уединился? Слишком многое узнал... Наверху один Теламон не замешан. Остальные на словах одно - на деле другое. Но теперь ко мне и Консулат не пробьется. Десять лет могу обороняться, запасов хватит.
Гилл потряс головой. Принц смотрел понимающе, - он привык отождествлять слово и дело. И знал дистанцию между ними.
Внутри терема горела иллюминация, приличествующая скорее храмовой мистерии. Стало сразу ясно: ни голографии, ни бионики Всеволод не признавал. Малое безоконное пространство стен украшали картины, выполненные полузабытой манерой, кистью. Живопись отображала то, чего на самом деле не было. То, что было желаемо художнику. Гилл похолодел: Всеволод воплотил в своей фантазии собственные мечты и перенес их красками на обрамленные рамами холсты. На всех полотнах центром являлся семейный стол, накрытый соответственно ключевым датам несуществующей линии судьбы.
Торжественное соединение с любимой женщиной. Событие, обозначаемое предками понятием "свадьба"; мама всю жизнь мечтала о свадьбе. Сначала своей, потом сына. Мечта не сбылась. Женщина на картине напоминала Элиссу.
Рождение первенца. Мать кормит его открытой грудью, отец рядом зажигает свечу на столе.
Взгляд пролетел разом несколько эпизодов.
Вот он, предфинишный момент: седой и морщинистый человек, в котором можно угадать Всеволода, в окружении разновозрастных детей и внуков. Во взгляде старика, - любовь и блаженство. И - никакого страха перед Барьером!
Гилл ужаснулся.
"Как же он нас пустил к себе! В себя! Как же мы живем, если такой всесторонне совершенный мужик, как Всеволод, вынужден прятать и защ
ищать свои мечты?! Он устал так,
что все ему стало противно. Он сам себя с трудом выносит!"
Принц Юпанки вел себя так, словно его подменили омолодившимся королем Вайна-Капаком. Пока Гилл изучал жизнь-мечту Всеволода, принц включился в кухонно-столовую суету. И все же высокое напряжение, пронизавшее терем гораздо раньше прихода гостей, не ослабевало. Гилл обрадовался, увидев на столе солидную емкость с прозрачной жидкостью. Остальное содержимое стола его не интересовало, аппетит улетучился много дней назад и не хотел возвращаться. Он не стал ждать приглашения хозяина, и одним духом опрокинул в себя бокал жгучей водки.
- Я бы сам пошел в шатуны, - продолжил разговор за столом Всеволод, - Да нутром их не принимаю. И тянет, и противно. Самому не нравится происходящее. Бывает, приходят мысли о суициде, но, - не смогу.
Принц осушил большой бокал, и его повело. Все внутренние ограничители размылись-растворились, на место королевской сдержанности пришла почти детская болтливость.
- История моей страны состоялась. Мне дано смотреть на нее из будущего. У меня нет видения Инкарри Вайна-Капака, который прожил жизнь с моим народом. Но кое-что я знаю.
Он, пролив водку на стол, наполнил свой бокал и отпил половину. Глаза возбужденно блестели, в пальцах вертелась железная вилка.
- У нас похожая судьба. Перед поражением моего государства у нас распространилось бродяжничество. Покинутые дома, воровство продуктов, преступления. Мы сосредоточили жизнь в десятке городов, а деревни сделали бесправными и нищими. Все жизненные вопросы решали правители городов в своих округах.
Всеволод перебил принца:
- Все правильно, дорогой мой. В бродяги, в шатуны уходят люди, жившие на периферии общества. У них нет никакого шанса пробиться куда-то повыше, добиться результата в обстановке всеобщей борьбы. Ведь у вас, принц, тоже не было денег.
- Не было, - подтвердил принц Юпанки, пьяно качнув головой.
Он только собрался высказать свое мнение по денежной проблеме, но хозяин не хотел терять лидерства за столом. Или устал от непрерывного разговора с самим собой.
- Знаешь, были деньги, - было веселее. А впрочем, ты не поймешь. И Гилл не поймет. Вы никогда не держали в руках валюту, не думали о ней. А как было? Много денег, мало денег... Хочу, да не могу... Могу, но не хочу... Какой спектр возможных и невозможных желаний! А у нас что? Необходимости, потребности, самодостаточность, оптимизация интересов... Вот люди и выбрасывают себя из этого жесткого идеологического каркаса. Только деньги способны разрушить любую идеологию!
- Отсутствие идеологии - тоже идеология, - глубокомысленно озвучил чью-то мысль принц. Смотрел он на Всеволода с уважением.
Гиллу опьянеть не удавалось. Задача, с которой он приехал, не решалась, к ней не было подходов.
- Человеческая логика непотопляема. Отсутствие мышления - тоже мышление? - спросил он.
Вопроса не заметили.
- ...У всякой птицы - свой потолок полета, - продолжил какую-то свою мысль принц.
- Верно. Но раздвижение потолков разве не искусство? - не соглашался, соглашаясь, Всеволод, - Раздвижение, пробивание, разрушение, преодоление...
- А у нас не воровали энергию! - твердо заметил принц Юпанки, - У нас ее было много. Мы питались солнцем. У каждого жреца имелся зеркальный браслет.
- А кто ворует? - недоуменно спросил Всеволод, наполняя бокалы принца и свой; Гилла он не видел, - Я возвращаю то, что мне недодали. Компенсирую издержки. Понимаешь?
Он резко поднялся. Вышел в другую комнату и вернулся с пачкой бумажных листов.
- Здесь - биографии пяти человек. Он рождения до конца.
Гилл напрягся. Может, в них ключ к преступлению? Эти пятеро пытались уничтожить глаза терема. Конечно, терем для Всеволода значит очень много. Но не настолько много, чтобы из-за этого убивать сограждан?
- Они все разные, - продолжал Всеволод, перебирая листы. Принц внимательно слушал, опершись подбородком на руки, - Но у всех общее одно: начиная с первой ступени в Центрах детского воспитания, никто из них ни в чем не отличился. Все не могут быть первыми, призов на всех не хватит, как ни старайся. Я собрал эти сведения после того... В чем они виноваты? Шатуны... Ведь они уже были изгоями! Всю жизнь были! Таких людей не единицы, их большинство.
У принца закрылись глаза. Тело переставало ему подчиняться. Всеволод бросил листы на стол, попав прямо на блюдо с жирным пловом, и снова покинул комнату. Гилл взял бумаги, стер салфеткой приставший рис, и начал читать. Всеволод вернулся через полчаса с большим керамическим кувшином.
- А ведь у меня есть погреба! - довольно сказал он. - А там - всё! На десять лет осады. И - капустный рассол. Он скоро понадобится. Всем. Я проверял.
В итоге хозяин и почетный гость опьянели настолько, что Гиллу пришлось уложить обоих в постели. На столиках у изголовья поставил по большой кружке капустного рассола и вернулся в гостиную.
Ситуация для него прояснилась, но решения по-прежнему не было. Никакой Консулат тут ничего не решит. В одном Гилл был уверен: Всеволод неподсуден. Внутри него нет преступления. Но ему нет места ни на одной стороне. Сторонники Договора или Группа Сопротивления, - везде он будет не дома. Таких людей надо бы законсервировать и сохранить для будущей эпохи. Придет же она когда-то?
В глубинах терема нашелся бассейн, и принц с раннего утра "отмокал" в холодной воде. Гилл с Всеволодом вышли наружу. Всеволод снял купол. Открылось небо, закрытое грозовыми облаками. Близился ливень. Хозяин пригласил "поближе к свежему воздуху", под защиту лепестков незнакомого Гиллу громадного цветка-зонта. Розоватой окраски лепестки создавали уютный микроклимат. Всеволод имел талант обустраивать быт, сочетая в нем прошлое и настоящее домостроительства. Невостребованный талант...
- Я знаю наше правосудие, - не скрывая печали, сказал Всеволод, - Решение всегда зависит от суждения высокой личности, опирается на традиции и обычаи. А как было у них?
Он оглянулся в сторону терема. Гилл понял вопрос. Всеволод не хотел, чтобы его судили те, кто ничего не понимает ни в сути человека, ни в сегодняшнем переломном периоде жизни всех людей. Ему нужен был критерий для выбора судьи для себя.
- Скажу тебе словами последнего Инки, Гарсиласо де ла Веги.
"У них было предусмотрено, чтобы в каждом селении был судья, который выносил окончательное решение по делам, которые возникали между жителями, исключая те, которые возникали между одной и другой провинциями о пастбищах или об их границах, для решения которых Инка направлял специального судью.
Любой из начальников, который был недостаточно внимателен для хорошего несения службы прокуратора, навлекал на себя наказание. А тот, кто не выдвинул обвинения в связи с преступлением подчиненных, запоздав с ними хотя бы на один только день без достаточной причины, превращал чужое преступление в свое, и его наказывали за две вины, один раз за плохое выполнение своей службы, а другой - за чужое преступление, которое за то, что он умолчал о нем, становилось его собственным".
Гилл замолчал. Всеволод обдумывал услышанное. Наконец Гилл, понимая, что друг его не способен в своем состоянии извлечь из сказанного соль, добавил:
- Мы утеряли традицию судопроизводства. Консулат постепенно присваивает себе карательные функции. Они тебе предъявили обвинение?
- Нет, - ответил Всеволод, - Прибыл какой-то советник. Погрузил трупы в "Шмель" консула Последних Дней, и посоветовал не покидать жилище. С той минуты я жду, не зная чего.
- На Консулате теперь две вины, - заключил Гилл, - На Сиаме тысяча вин!
Внезапно хлынул такой ливень, будто небо стало океаном. За пределами цветка-укрытия нельзя было различить ничего. Терем угадывался мутным пятном.
- Твой зонт выдержит? - забеспокоился Гилл, - Нас может смыть, как...
- Вещь надежная. Через стебель вода уходит в хранилища под домом. Дождевая вода - самая живая и чистая.
Но уверения Всеволода держались на убеждениях прошлого времени. С появлением Лабиринта-Виракочи непредсказуемость бытия стала непреложным законом. Розовые лепестки вдруг разошлись, и на людей низвергнулся накопленный цветком водный запас, не менее ста литров. Лепестки тут же согнулись под напором дождевых струй и ударили по телам. Гилл от внезапной боли вскрикнул. Удар стихии, дополненный агрессией выращенного биомимами растения, блокировал все чувства.
Принц Юпанки смотрелся в норме. Кружка с рассолом была пуста. Но пришлось ждать окончания дождя. Всеволод выглядел обнадеживающе, Гилл мог не беспокоиться о нем. Пусть еще разок окунется в свои картины, подумает: кто же виноват в том, что люди избрали себе жизнь в конкурентном одиночестве? Тогда и наступит час настоящего разговора.
Четырехместный "Комар" поднялся в воздух неохотно. Непогода и не собиралась открывать небо. Принц Юпанки за вчерашний вечер выплеснул недельный лимит слов и сидел молча, не поднимая глаз.
- Домой? - спросил Гилл и тут же осознал бестолковость вопроса. Дом для принца - самая абстрактная вещь из всех, существующих на этом свете.
Пока Гилл выбирал направление, - к своему домику у озера или к Дворцу Инки в Коско, - на связь вышел центурион Эномай.
- Ахилл! Психическое нападение, попытка превратить в зомби.
- Я не знаю, где он сейчас! - Гилл отлично помнил, что Ахилл при первой возможности менял координаты жилья. Не любит человек однообразия.
- Сообщаю... Вы ближе к нему, но я уже в пути. Встретимся там.
Принц все понял, открыл глаза, хотел было что-то сказать, но расслабленно опустил веки. Мера приключений, отпущенная ему в новом мире, начинала переполнять личностные потенции потребления.
"Комар" пошел на пределе физических сил. Мир был сер с обеих сторон: и снизу, и сверху. В такие минуты легко позавидовать людям моря. Погоды у них всегда какие надо. Как Эномай успевает выполнить столько дел? Усиливать Центурию, убирая ее из-под крыла Консулата, активно действовать в Группе Сопротивления, да еще держать на контроле состояние десятков людей?
Что могло случиться с Ахиллом? Гилл несколько раз со дня Реконструкции пытался связаться с ним, но бесполезно. Они долго работали вместе, и достаточно сблизились, чтобы понимать друг друга. До изящества тонко сложенный, непосредственный как ребенок... Он отрицал владение любой вещью, даже лично необходимой. Поселяясь на новой квартире, обосновывался с нуля. Со стороны казалось - абсурд. Но в этом и заключалась вся прелесть максимально возможной свободы. От вещей, от людей, от своих капризов...
Принц вдруг очнулся, внимательно осмотрелся внутри "Комара" и, глядя с тоской в глаза Гиллу, сказал:
- Нет! Это невозможно!
- Что невозможно? - уточнил Гилл, уходя от мыслей об Ахилле, Всеволоде, других...
- Ваша цивилизация невозможна. Она похожа на сон. Нет, она точно сон!
- Это еще почему?
- У вас творится то, чего в природе быть не может! Этот "Комар" летит чудом, вопреки всякому смыслу. На самом деле он способен только ползать.
- Но он же летит! - не понял его Гилл, - И мы в нем!
Принц нервно дернул головой. Голос его обрел особую гортанность:
- Я разобрался. Недавно. Такие машины называются энтомоптерами, правда?
- Правильно.
- Мир без государств, в котором летают огромные грузовые и пассажирские насекомые... До вас люди сто раз доказали: большие и малые летающие аппараты имеют разную аэродинамику. Чтобы взлетела увеличенная в тысячу раз муха, надо в ней переделать все, в том числе крылья. Она не сможет махать крыльями с той же частотой. И крыло сломается! И внутри еще пустота...
Принц повел рукой перед собой, показывая, что "Комар" лишен жизненно необходимых внутренностей. Гилл наконец понял его.
- Ты прав. Если использовать законы подобия, основанные на старой механике. Но мы копируем природу не зеркально, а функционально. Мы оживляем конструкцию с использованием особых материалов. И - мы больше практики, чем теоретики. Многое еще не объяснено. Но - действует! Например, у нас нет перепончатокрылых аппаратов. Все - двукрылые. У кого не было, тем вырастили комариные жужжальца. Слышал при взлете? Это задние псевдокрылья, которые работают как стартеры, разгоняют до полетной нормы все другие двигательные мышцы организма. Или живого механизма, если так удобнее...
- А почему же не выходит с орнитоптерами? Птички-то не летают! Я видел, мне показывали какую-то курицу, - на трех лапах, крыльями машет так, что ветер с ног сбивает. Подпрыгнет - и садится.
- И что? - Гилл видел, что принц не настроен на понимание.
- Сон неполный, - пояснил принц, - Недодуманный сон. И хронология искажена. Тавантин-Суйю не может исчезнуть через сто лет после возникновения. А как проснуться, не знаю...
Принц совсем погрустнел, закрыл глаза и снова впал в отрешенность.
Гилл вынужден был мысленно согласиться.
"Мир действительно нелогичен.
Как плохо разработанный сценарий. И не получается поправить то, что скроено наспех. Но почему сон?"
На горизонте показалось старое здание Консулата. Хромотрон сделал ненужным одновременное присутствие правящей элиты в одной точке пространства. Но здание сохранили: добионическая конструкция, слепленная из камня, бетона, металла, стекла, пластика... Издали оно выглядело внушительно: пять высоток со шпилями, соединенных на пяти ярусах прозрачными кольцами коридоров.
"
И тут Ахилл решил найти себе пристанище?! Да на этих этажах с привидениями бывших консулов кто угодно свихнется максимум через неделю! Надо бы предложить ему свой дом, одиночество там обеспечено.
И живое, не мертвое.
А вот и "Шмелек" Эномая, подлетает к юж
ному корпусу, на второй уровень".
- Гилл, вижу тебя. Давай ко мне, он где-то здесь. У меня хорошая аппаратура слежения.
"Комар" завис над "Шмелем" метрах в десяти. Через зеркальные окна увидеть что-либо нельзя, сколько ни всматривайся. Гилл ждал сообщений Эномая, принц выглядел спящим.
- Я нашел его! - радостно загремел Эномай, - Точно попал, он на моем уровне, почти напротив. Ведет себя странно...
- Как странно? - спросил Гилл.
- Экран слежения показывает, что Ахилл словно борется с кем-то. Удары и все такое... Но кроме него, во всем здании и таракана живого не найти. Вскрываю окно, по лестницам не успеем. Лифты отключены.
Лазерный луч вырезал солидный кусок зеркального стекла, и тот полетел вниз, расколовшись яркими брызгами о пластиковый коридор первого яруса. Гилл отвел "Комара" немного назад и в сторону, чтобы заглянуть в образовавшееся отверстие.
Вот он! Ахилл заметил вскрытое окно и выглянул наружу. Глаза его смотрели совершенно безумно. Руки и плечи лихорадочно дергались, как если бы он пытался освободиться от захвата сзади. Эномай молчал, обдумывая тактику действий. Но как тут ни действуй, гарантировать безопасность он не мог. Никто отсюда, снаружи, ничего не мог гарантировать. Вот если бы "Стрекоза" вместо "Комара", можно было б и перебраться через окно. И вывести Ахилла нормальным путем, по лестницам, вниз. Долго, зато надежно. Оставался один способ, который массивному Эномаю недоступен, - рассчитанный прыжок в окно с борта "Комара". Причем так, чтобы не повредить аппарат. Иначе "Комарик" обрушится с тридцатиметровой высоты вместе с принцем. Кто тогда будет оживлять Вайна-Капака? Сам Гилл не настолько знал предмет воскрешения, чтобы справиться одному.
Главное - не зацепить крыльями за здание. Гилл заложил в мозг "Комара" коротенькую программку, открыл боковой люк, поставил ногу на подножку, напружинил руки. Но пока он готовил прыжок, а Эномай размышлял, Ахилл принял последнее для себя решение. Почти осмысленно глянув на Гилла, он поднялся на подоконник и широко, радостно улыбнулся. Гилл не успел на долю секунды: влетая в окно, он схватил Ахилла левой рукой за ускользающую лодыжку. Но ничего не вышло. Острый край стекла прорезал правое предплечье, от болевого шока пальцы разжались. Ахилл без крика рухнул вниз; Гилл по инерции влетел в пустую комнату.
- Все равно ты ничего не смог бы, - заключил Эномай.
Они сидели в стороне от здания, на траве. Принц перевязывал предплечье Гилла бинтом из пакета, предусмотрительно загруженного в "Комар" Всеволодом.
- На такой скорости ты не мог остановить тело рядом с окном, не вырвав руку из сустава. Пальцы руки не способны удержать два тела, рвущиеся в разные стороны с инерцией, увеличившей их вес более чем в два раза. Но ты бледен, и зрачки расширены. В чем дело?
- Боль! - признался Гилл, - Рука стонет так, что хоть кричи.
Эномай замолчал. И, когда принц закончил обработку раны, сказал:
- Вот так! Перемены затронули и наши тела. Если вернулась боль, возвратится и прежняя медицина. Не замедлят болезни. Вместе с ними страдания и...
- И ранняя старость вместо вечного рая, - завершил его мысль Гилл.
Скрывать боль было так трудно, что на это уходили почти все силы. Сегодня он, сам не желая, еще раз подтвердил наличие в себе, по определению Эномая, "таланта тела". Но это не радовало. Ибо иные открытия подсказывали: "сон" кончается, начинается явь, насыщенная потерями, болью, страданиями, борьбой...
Слабость не оставляла до утра. "Шмель" с "Комаром" набирались сил рядом. Возможно, пройдет какое-то время, и они разучатся летать. И сделаются бесполезными увеличенными подобиями настоящих шмелей и комаров. И сон закончится.
А принц-Инка, разбудивший сомнения в истинности происходящего с ними, сочувственно поглядывая на Гилла, вел странный разговор с Эномаем, заставляя того морщить нос и потирать уставшие веки. Можно было бы сказать, что майский жук, по всем действующим законам природы, летать не может. А он летает. Ну нет у майского жука нужной подъемной силы, она меньше требуемой в три раза! Но он летает! Можно было бы сказать об этом, но как объяснить? Одним чудом другие?
- Я бывал в ваших храмах, - негромко говорил принц, - Я слушал слова, говорящиеся в них. И понял, что ваши сердца видят глазами.
- А это плохо, видеть глазами? - спросил Эномай, наблюдая за небом. А с него уходили последние облака, открывая звезды.
- Что можно понять глазами, даже если они такие, как у нашего брата Гилла? Зрением не проникнуть внутрь. Культ внешности, которую ваши амауты-учителя называют формой. А Инкарри сказал бы - организмом.
"Брат? Инкарри? Что происходит с принцем? Он то ли стареет, то ли мудреет, то ли совсем запутался. Никто не знает, какие последствия имеют путешествия во времени".
- Культ организма? - немного оживился Эномай. Его глазам открылся любимый Сириус.
- Вы одержимы желанием перебросить за Барьер-100 ваши ноги, руки, лица, груди, бедра... Что ждет впереди? Барьер-200, Барьер-300? Вечных организмов, плывущих по реке уходящего времени, не бывает.
Эномай не стал ни спорить, ни соглашаться. Центурион настолько озабочен текущими во времени проблемами, что наблюдать само течение времени неспособен. Проблемы принца-Инки остались в прошлом. Здесь он пытался согласовать их с явлениями сновидения длиною в жизнь.
- Почему команда брата Гилла не согласна с Договором? Нелогично! Ведь Виракоча предлагает вам исполнение не своих, но ваших желаний. Он обещает вывести вас из уходящей Реки, в которой гаснут звезды, и снять барьеры. Для уаков Земля слишком велика. И вы вернетесь на свои места вслед за ними, в таких же неизменяемых временем формах...
Млечный Путь не успел открыть все свои видимые тайны. Поднялась желтая Луна и погасила половину звезд. И окуталась цветным гало-ореолом, сложенным из нескольких колец-слоев, меняющих цвета и насыщенность.
Что окрасило Луну? Остатки дождевых туч, рассыпавшихся одиночными искрами по проясневшему темному куполу? Дальние зарницы от сжигаемых шатунами полуживых зданий? Суммарная мысль разъединенного человечества, исполненная разбродом и страданием?
Из безгрозового лунного неба ударили молнии. И вонзились в башни безлюдного, бездействующего здания исчезнувшей планетарной власти. Сухие молнии способны запалить и железо. Гилл успел пересчитать, - их было всего пять.
Пять башен - пять молний.
Пять башен - пять континентов?
Консулату предстояло объяснить необъяснимое событие естественными причинами. Но станет ли Сиам объяснять? Да и надо ли ему? А если надо, - кто будет слушать?
4. Охота на себя.
По указанию Кадма за Золотым Кварталом Коско присматривали четверо добровольцев из регионального Детского центра, сменяющиеся еженедельно. Но и Дом Инки, и сад его выглядели заброшенными. Им не хватало истинных хозяев.
Оперативное совещание назначил Гилл, пригласив на него двоих: центуриона Эномая и ваминку Кадма. Впервые получилось так, что рядовой гражданин действовал как полномочный консул. Эномай не скрывал удовлетворения этим, Кадм внешне не протестовал. Только спросил после обмена приветствиями:
- Куда ты спрятал Юпанки?
Гилл сердито смотрел в сторону бездействующего грота.
- Поселил в своем доме. Пытается "проснуться". Ему требуется переболеть одиночеством.
Появился юноша-доброволец, склонился в почтительно поклоне.
- Мы готовы служить. Накрыть стол?
Гилл покачал головой в знак отрицания.
- Мы ненадолго. Присмотрите, чтобы никто не помешал.
Доброволец, обрадованный задачей, исчез.
"
Как могут четверо юнцов обеспечить безопасность всего квартала? Только бы сами не мешали.
Почему люди Эномая не могут разобраться в устройстве Лабиринта? Не способны? Ведь лучшие умы рвут мозги на кусочки. Неужели внеземное создание?"
Гилл оторвал взгляд от грота и сказал:
- Проблема на сегодня одна. У нас более сотни филиалов в разных точках планеты. Количество их растет. Требуется аппарат для руководства почти законспирированной сетью.
Кадм, посмотрев на равнодушно-голубое яркое небо, с готовностью произнес:
- Какая же это проблема? Завтра определим человек пять, дадим транспорт. Получится мобильный штаб.
Гилл недовольно поморщился:
- Ты не дослушал. Зачем нам столько филиалов, или даже периферийных центров? Скрытое противоборство с Виракочей долго не продлится. И вопрос наш будет решаться где-то в одной точке. При непосредственном контакте, в прямом столкновении.
- Ты предлагаешь распустить с таким трудом созданную организацию? - изумился Эномай.
"Что это? Я слышу в вопросе персональную заинтересованность. Интерес для себя? Зачем
лично
Эномаю структура подпольной
организации
, пусть многочисленной и разветвленной? Нет, показалось. Надо отвлечься, я перегрузился".
Гилл в молчании смотрел на золотой куст, у которого совсем недавно Светлана и Вайна-Капак развлекались рисованием абстракций.
"
Дочь с Элиссой, король вернулся к себе. Вернулся, чтобы
снова
перетерпеть смерть и воскрешение.
В очередной
раз там, у себя. Король предусмотрел этот свой шаг.
Несомненно.
Вернется к жизни в Тавантин-Суйю, чтобы оттуда повлиять на борьбу с Виракочей в сегодняшнем времени, для него
там
- в отдаленном грядущем. Затем снова обратится в мумию и подвергнется новому воскрешению рядом с дедом-принцем. Что за судьба у человек
а
! Какую внутреннюю силу надо иметь для прохождения ее?! Кто он такой, Вайна-Капак? Одно ясно, - мужик он исключительный. Таких считают единицами. Даже если все предопределено, без собственной готовности и решимости не обойтись.
И все-таки, - почему нет исторических свидетельств?
"
- Зачем? - голос Гилла помягчел, - Поменяем их статус, будет довольно. Пусть повернутся к пропаганде. Мозги надо править народу, ему в новом мире жить придется. При любом исходе. А против Виракочи-Лабиринта выставим крепкое боевое ядро. Вот им и надо заняться всерьез и вплотную. Так?
- Может, и так, - задумчиво отреагировал Кадм, пристально разглядывая лицо Гилла.
Довольный Эномай посмотрел на Кадма, будто хотел спросить-заявить: "Что, не узнаешь почетного гражданина? Знай наших!" Но странный шум, раздавшийся за полуприкрытой дверью в Дом Инки, отвлек всех троих. Опытный слух центуриона первым различил звуки ружейных выстрелов, крики людей. Эномай с Кадмом переглянулись, Гилл в беспокойстве встал и повернулся к Дому. Люди поколения мирных героев, они не представляли, что происходит и как надо действовать.
"А Лабиринт обладает всем историческим опытом
.
Он знает разницу между отступлением и атакой".
Секунд через тридцать дверь распахнулась, из нее выбежал только что виденный ими юноша. Обнаженный торс залит кровью, глаза в испуге. Почти сразу следом за ним появились три человека, вооруженные луками и охотничьими ружьями, в масках на лицах.
Эномай сориентировал себя немедленно. Кадм не заметил начала действия, но Гилл хорошо рассмотрел превращение друга в большую кошку. Центурион стремительно пересек около двадцати метров, отточенными движениями-прикосновениями рук отключил напавших на юношу, подхватил его под руки, и на весу доставил к беседке. Кадм устроил раненого на скамейке. Осмотрел голову, грудь.
- Ничего серьезного. Шок. Я организовал в Коско отряд милиции. Но опоздал, - они начнут службу завтра.
Он повернулся к Эномаю.
- Те живы? Надо бы побеседовать.
- Они ни хрена не скажут, - зло сказал Гилл. К нему вернулась озабоченная хмурость, - Нужна превентивная разведка. Ничего мы пока не умеем. Эти трое явились по наши души. Бьют нас в наших собственных домах.
- Еще не бьют! - отреагировал взбудораженный Эномай, оглядывая территорию сада.
Перерыв продолжался недолго. В Доме снова раздались шум, крики. Решение у Гилла созрело мгновенно.
- Уводим их к гроту. Я сделаю так, что они исчезнут в Лабиринте. И где-нибудь там начнут соображать, для чего все в мире устроено так, а не иначе. Как доброволец?
- Раны не затягиваются. Боль. Слезы, - кратко разъяснил Кадм.
- Эномай, бери его. Уходим. И пусть они увидят нас.
Они не спеша двинулись по тропинке, огибающей озеро. Из двери Дома выскочили пятеро. Заметив уходящих, они разразились торжествующим криком и бросились вдогонку.
У Гилла хватило времени забежать в грот, задержаться там на секунду, и выйти на прямую видимость с приближающимися налетчиками.
- Демонстрируем уход в грот и незаметно, по-пластунски, выползаем направо-налево! - скомандовал он, - За мной, - трансформация их сознания.
"Операция" заняла около минуты. Убежденные в том, что преследуемые скрылись в темноте грота, пятеро налетчиков без раздумий нырнули в него. И исчезли, - Лабиринт был приготовлен к "приему". Гилл осторожно заглянул внутрь, чтобы удостовериться в успехе экспромта. Эномай смотрел на него с восхищением.
- Тебе давно пора становиться командиром-начальником. "Де-юре" без "де-факто" ничего не значит. Ты сам согласился на лидерство. Понимаю, выхода не было. Но и сейчас его нет, обратно не переиграть. Перестраивайся дальше, у тебя выйдет лучше, чем у любого из нас. Мозги важнее мышц.
Он бросил пренебрежительный взгляд на свои бицепсы.
- А если Виракоча сделает из них какой-нибудь "летучий отряд"? Обучит-воспитает карателей и вернет обратно? - спросил Кадм.
- Слабо ему! - уверенно заявил Гилл, - Виракоча использует Лабиринт, но не владеет им. Хозяин у него другой, и мы с ним еще познакомимся.
Эномай только рукой махнул: количество неизвестных в планетной игре росло слишком быстро для нормального реагирования.
Быстренько, пока не явилась свежая партия налетчиков, обследовали Дворец. Еще один "доброволец" лежал без движения в главной, приемной, зале. Ему оказывали помощь двое, прибежавшие на помощь из Храма Солнца. Кадм связался с Детским центром, вызвал санитарную машину. Секрет внезапности обнаружили сразу: банда поднялась из обширных подземелий Дворца. Обследовать их смысла не было.
- Вошли через подвал одного из зданий Коско, - констатировал Кадм, - Для моей милиции есть работа. Будем перекрывать ходы-коридоры.
- Следовательно, у них имелся план недавно очищенных подземелий, - раздраженно сказал Гилл, - А план...
- А план, - продолжил его мысль Эномай, - переведен достаточно давно любимым нашим товарищем Сиамом в секретный архив Хромотрона.
- Сиам Сиамом, - отозвался Кадм. - Но где Теламон? Почему он бездействует?
Эномай, с любопытством оглядывая роскошное убранство интерьера Дома Инков, весело заметил:
- Прекрасно, что наш президент бездействует. Ситуация сложилась такая, что при злодействующем президенте мы уже обрели бы империю. Всё и все готовы для этого. И вся наша оппозиция угодила бы в места обетованные досрочно и без очереди.
Гилл ощутил наплыв усталости и присел у сверкающего золотом и самоцветами входа в спальни императора. Сил оставалось только на продолжение необходимого разговора.
- А Виракоча не дремлет. Плодит марионеток. По-моему, идея Сиама о возрождении большевизма в исконных рамках - его произведение. Сиамчику до такого не додуматься. Президентская деспотия... Прецедентик в истории имеется.
- А наша подводная монархия? - задал вопрос Эномай.
- Тут другое. Тут чисто наша работа, человеческая,- продолжал размышлять вслух Гилл, - Георгию по-другому нельзя пока, нужна предельная централизация. А вот аморфная сухопутная демократия как специально сложилась для быстрого возведения диктатуры.
- Ну и что? Так ли страшен большевизм? - сказал с усмешкой Кадм, - Обнесем райские заповедники колючей проволокой, и все формальности соблюдены. Виракоча и без проволоки оттуда и туда никого не выпустит-не впустит.
- Виракоче не превзойти человеческую фантазию. Знаете, как жили здесь индейцы до появления инков? Так, как мы скоро будем жить, если Договор войдет в силу.
Эномай с любопытством посмотрел на Гилла, устроился рядом на мозаичном полу и спросил:
- И как они жили?
- Даю цитату, думать самому сил нет.
"Способы принесения в жертву мужчин и женщин, юношей и детей было вскрытие им, живым, грудной клетки и извлечение сердца вместе с легкими; их кровью, пока она не остыла, орошали идола, который приказывал совершить жертвоприношение, а затем их предсказатели глядели в те самые легкие и сердце, чтобы увидеть, было или не было принято жертвоприношение; и было оно принято или нет, они в знак подношения идолу сжигали дотла сердце и легкие, а индейца, принесенного в жертву, съедали с огромным удовольствием и вкусом, и был у них праздник, и ликование, даже если жертвой был их собственный сын".
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска и скачивания книг
Книжный Бот
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
ВКОНТАКТЕ