На Коско заходили с юга. Он поразился тому, сколько можно сделать за короткое время, если в деле заинтересован лично вице-президент. Вначале не узнал селение Кача, одно из многих, окружавших по периметру столицу инков. Центр селения занял возведенный из полированного черного камня храм, и притом двухэтажный.

- Храм Вира-Кочи, одного из призраков, почитавшихся инками, - пояснил Хуанди, - Все архитектурные новшества сотворены по плану вашего крестника, принца Юпанки.

- Принцу Юпанки предстоит стать первым императором этой страны, и принять имя Пача-Кутек, - холодно сказал Гилл, отметив поразительную осведомленность консула в не своих вопросах. Выборочную осведомленность. Ведь даже архаичное понятие "крестник" сумел вставить куда надо.

- Предстоит? - пораженный Хуанди даже привстал, - Если он на самом деле тот самый принц, я все равно не вижу никакой возможности приблизить его к трону хоть на шаг.

"Пчелка" чуть не сорвалась в штопор.

Хромотрон, не вмешиваясь в комментарии ведущего новости человекообразного "зайчика", услужливо показал Гиллу внутреннее убранство храма Вира-Кочи. Центральное, восточное место первого этажа занимал алтарь. На его камне установили громадную вазу, а над ней, тоже каменную, статую Вира-Кочи. Бородатый, могучего сложения, он напомнил Гиллу Гарвея. Каменный Вира-Коча держал в одной руке золотую цепь, пристегнутую к шее золотого льва, замершего у ног "призрака". По преданию, вспомнил Гилл, храм этот поставил принц-Инка по имени Вира-Коча в честь одной из военных побед, в ознаменование видения этого самого призрака. И победа, и видение случились в других местах, но храм воздвигли именно тут, в нескольких километрах к югу от Коско. Скорее всего, где-то здесь действовал вход в один из подземных лабиринтов. А Хромотрон, угадав желание Гилла, уже демонстрировал подпочвенные слои в окрестностях города. И на самом деле, земную кору тут пронизывали многочисленные путаные галереи.

- Спасибо, Хромотрончик, - прошептал Гилл.

"

Э

кс-вездесущий пытается себя реабилитировать

, - весело подумал он; реорганизованная обстановка на территории бывшей империи ему нравилась все больше, -

Наверняка скооперировался с дорогим моему сердцу Сиамом. Чтобы

п

одняться

еще

на ступеньку, Сиамчику требуется пройти по

скелету

гражданина Гилла. Цена моих косточек растет прямо по часам!"

Окраины Коско застроили разбросанными в полнейшем беспорядке круглыми каменными жилищами, возведенными из дерева, но на каменных фундаментах. Сама столица поразила: с высоты четко вырисовывались квадраты и прямоугольники кварталов, разделенные замощенными улицами, пересекающимися под прямыми углами. Центральные кварталы окружили высокими каменными стенами, за которыми прятались жилые и служебные здания...

"Пчела" зависла над площадью Куси-пата. Саму площадь заполняла людская пестрая толпа, в которой Гилл с радостью выделил излеченного, здорового Дымка, а рядом с ним Светлану в неописуемо ярком платьице. Хуанди не стал мешать приземлению; потрепанная чемпионом "Пчелка" благополучно опустилась близ Храма Солнца.

Гилл поднял Светлану на руки и прижал к себе; Дымок поднялся на задние лапы и принялся, радостно повизгивая, лизать его щеки. Гилл закрыл глаза и решил:

"В

от, закончу все дела с инками, и уединимся мы в Тигрином Урочище, и будем готовить завтраки-обеды на глиняной печи, и забудем все нехорошее и тяжкое, и не надо нам ни консулов, ни вице-президентов, ни Реконструкций. А затем крепко подумаем и найдем способ отыскать Иллариона... Ведь не может быть, чтобы нормальный человек не решил задачку, которую

требуется

решить непременно!

"

- Я думала, с тобой и мамой что-то случилось, - шептала в ухо Светлана, - Даже сердце у меня заболело. Но потом все стало хорошо, и сейчас все хорошо...

- Все будет хорошо, всегда будет хорошо, Светик-Самоцветик, - сказал он ей тоже шепотом, и с трудом проглотил ком твердой резины, перекрывший горло.

Он поставил ее на камень почти ненавистной ему древней площади, потрепал Дымка по загривку и обвел взглядом все то, что, по какому-то непонятному ему общественному праву, окружало их троих. Окружало-обступало их скопище людей, ждущих от знаменитого реконструктора Гилла очень важного и крайне нужного содействия в решении общечеловеческих проблем. Людей вовсе не интересовало, что их общепланетное и его личное сопересекались и так, но никак не желали объединяться. Никого такой непримиримый расклад не беспокоил, кроме тех, чьи глаза смотрели на него с сочувствием и пониманием: Фрикса, Гектора и Кадма. Вице-консул Южной Америки, знаменитый скептик и индивидуалист, отказавшийся вначале от приза за первое место в высшем пилотаже на сверхлегких аппаратах только потому, что его могли заставить провести ночь со жрицей Афродиты, а затем отклонивший пост консула, открыто выразив нежелание прямо и непосредственно подчиняться действующему вице-президенту, демонстративно независимый красавец Кадм неожиданно предстал в ином совсем свете... Но пора привыкать к вдруг появившейся способности ошибаться и заблуждаться, такое нормально и обычно для скромных почетных героев. Гилл подмигнул дружественной троице и, стараясь не замечать лица всех остальных, повернулся к Золотому кварталу. Да, принц Юпанки неплохо простимулировал реставрационные работы в своем родном городе! А если ему такое удалось, то от принца ждут серьезной отдачи. Может быть, в империи Инков и делались бескорыстные дела, но не здесь.

Перед Домом Инки высилась каменная колонна, украшенная золотой чеканкой, ослепительно сверкающей в лучах золотого солнца; по спирали колонну обвивала гирлянда, сплетенная из различных живых цветов. Колонна Равноденствия. Вещь бесполезная по нынешним временам, но смотрится как необходимая, глазу приятно. Сам Дом Инки также восстановлен и выглядит привлекательно, богато, блистая золотом, серебром и драгоценными камнями. Но Храм Солнца рядом, охраняемый отлитыми в натуре золотыми зверями, вне всякой конкуренции...

Послеполуденное светило отбрасывало косые тени, придавшие объемный рельеф и глубину внешней отделке храма, и выявившие людоедский характер львов и пантер, застывших в ожидании команды у фасада. Гилл стоял в восхищении около минуты, пока не почувствовал давление взгляда на затылке; обернувшись, встретился глазами с послом Георгия Первого Кецалем, смотрящим испытующе-гипнотически, но без внешних эмоций.

"Очень интересно! А этому посреднику между людьми суши и моря я зачем нужен? И как я его сразу не заметил - ведь

блестит

, как цветок лотоса на утренней заре среди лугового разнотравья

. Куда только подевал свои одежки-лохматушки...

"

С усилием оторвавшись от испытующего и притягивающего взора, Гилл кивнул Кадму. Вице-консул понял это как сигнал к действию, и, подойдя к Гиллу, жестом без слов пригласил его к Храму Солнца. Гектор и Фрикс устремились следом. Гилл моментально понял, что первым же движением Кадм сломал сценарий торжественной встречи. Чему, видимо, способствовало и отсутствие на площади принца Юпанки.

"Ну, ломать сценарии нам не впервой",

- улыбнулся Гилл. Возникшее рядом со Светланой и Дымком настроение маленького, семейно-родственного, праздника делить с массой на площади он не стал бы и под угрозой вечной опалы.

Ведомые Кадмом, Гилл, Светлана и Дымок обошли сторону Дома Солнца, выходящую на площадь, миновали угол восточного дома Пача-Кутека и остановились у северных, парадных дверей Храма. Во время Реконструкции тут царил мираж. По пути Гилл внимательно осмотрел внешнее убранство здания. Консулат не поскупился - по верхней части стен выложили золотой бордюр из литого бруска толщиной примерно в торс Хуанди; бордюр продолжался и за пределы собственно храма, охватив восточную часть комплекса, за стенами которой прятались второстепенные сооружения. Парадные двери распахнулись вовнутрь и перед ними предстал принц Юпанки, облаченный в парадное одеяние наследника короля.

Фигуру принца окаймляло сияние, истекающее из глубины главной залы храма, создав золотую, пронизанную голубыми и зелеными нитями, ауру. Оценив впечатление, произведенное на ватука-волшебника, принц почтительно склонил перед ним голову. Гилл невольно повторил движение, после чего принц отступил на шаг назад, повернулся кругом и направился в центр залы. Дождавшись там гостей, - на Светлану и Дымка посмотрел очень пристально, - он повернулся к восточной стене храма.

Гилл замер перед увиденным. Затем оглянулся: "сопровождающие лица" наблюдали за ним с улыбкой, довольные реакцией "волшебника". Он благодарно кивнул, оценив вклад друзей в продолжающуюся Реконструкцию.

Созданный им ранее посредством голографии алтарь был бы к месту в каком-нибудь сельском молельном доме, но не среди сегодняшнего великолепия Храма Солнца. Все внутренние стены сплошь закрывали золотые пластины с выдавленными на них сюжетами, взятыми из системы мировосприятия инков. Фриз инкрустирован цветными драгоценными камнями, с преобладанием изумрудов и сапфиров. Они-то и явились источником цветных лучей в золотой ауре принца. У западной стены, примыкающей к площади, работал фонтан, сооруженный подобием фантастического цветка. Каменный пол покрывала резьба, вырезы которой заполняли серебро и золото. Но главным направлением мира принца Юпанки была восточная стена, ставшая алтарем Солнца. Человекоподобный лик светила, окруженный множеством лучей, несомненно, отлили целиком. По обе стороны от него на троноподобных креслах восседали муляжи королей-Инков. Гилл внимательно осмотрел их и повернул голову к принцу.

- Здесь недостает одного...

Принцы с удовлетворением и уважением посмотрел на него.

- Ты единственный, кто знает это. С тем, кого здесь нет, мы встретимся позже.

"Итак, они нашли мумию Вайна-Капака! И теперь принц желает оживить самого могучего короля империи. Цель воскрешения мне неясна, но вряд ли этого можно добиться.

Ведь прошло столько веков.

Или юному принцу все-таки известны секреты отцов?"

- С востока, по ту сторону этой самой стены, - шепотом пояснил, смеясь глазами, Гектор, - восстановлено еще пять зал для поклонения: Венере с другими звездами, молнии с громом, радуге, и, конечно, мать-Луне, Маме-Кильа. А ты заметил, рядом с фонтаном и бассейн имеется? Ну, и Дом Инки - тот тоже понравится уважаемому гражданину Гиллу.

Лишь теперь Гилл начинал понимать, какая ставка сделана Консулатом планеты! Престиж профессии реконструктора резко пошел вверх.

- Золотой жезл Манко Капака ударил в землю предков впервые здесь, на холме Вана-Каури. Здесь встал храм и отсюда пошел Коско...

Гортанный голос принца зазвучал под потолком залы естественно-органично, в полную мощь.

- Здесь жив дух моих предков и здесь мы с Ванукой сделаем то, что обязаны сделать. Поскольку со мной нет моего народа, я не могу использовать храм для службы поклонения и жертвоприношений. Потому здесь позволено находиться юной женщине и ее зверю...

Затем принц, извинительно склонив голову перед Гиллом, обратился к Кадму, которого считал старшим администратором. Следовательно, роли консулов и вице-президента Юпанки не понял, решил Гилл.

- Ответь мне, ваминка, кто правит вашим миром? Откуда пришли ваши короли?

- Ваминка - на кечуа правитель провинции, а также воин и храбрец, - шепотом пояснил Кадму Гилл.

- У нас нет королей, - сказал Кадм, в недоумении пожав плечами, (видимо, разговоры о системе правления уже бывали, но не принесли взаимного понимания), - Высшая должность - президент. Он выбирается из лучших граждан. Действующий президент, Теламон, два года назад стал первым на планете в олимпийском десятиборье! Если через три года он подтвердит результат, люди выберут его еще на четыре года.

- Теламон... Он один принимает все решения? У него нет оракула?

- Он не принимает решений. Он утверждает предложения Консулата.

- Утверждает... То есть может и не утвердить?

- По закону может. Но едва ли.., - Кадм улыбнулся, - Ведь, чтобы не согласиться с вариантом разрешения проблемы, надо понимать ее не хуже профессионала-консула. Даже при наличии советников-консультантов.

Вдруг разом, у всех четырех стен, зажглись стереоэкраны Хромотрона.

"Да тут минимум один не слабый терминал! Они собрались записать эксперимент всесторонне. Не понимаю, что мне придется делать, но они нас с принцем наизнанку вывернут. Но что будет сейчас?"

- По просьбе принца Юпанки, - сказал Кадм, по-гекторски сверкнув глазами, - начинается демонстрация одного из твоих спектаклей, Гилл. Одного из ранних. Он выбран лично принцем. Демонстрация будет сопровождаться комментарием на кечуа.

- А кто будет комментировать? - поинтересовался Гилл.

- Кто-то из твоих коллег. Имеет значение?

Гилл неопределенно пожал плечами. Он вообще не понимал, зачем кому-то понадобилось показывать его ранние работы и почему принц пошел на это. Первые кадры заставили Гилла улыбнуться, - это же его единственная попытка сделать ремейк шекспировского сюжета в антураже двадцать первого века! "Банальная мелодрама", - сказали ему рецензенты тогда. И он не продолжил... Пожалуй, зря.

Замысел прочно забытого Шекспира был прост, и потому гениален, - столкнуть в судьбах личное и общественное, и посмотреть, что же получится, какая сторона человеческого мира будет правее, а какая победит. У Гилла победа, как и у Шекспира, досталась не симпатичному многострадальному герою... Гилл вспомнил еще, что руководствовался не оригинальным текстом, а более приятным ему трудом соавтора-переводчика Бориса Пастернака, реконструктора им любимого и почитаемого. А звучал он сейчас весьма неплохо... Даже в изложении на кечуа.

...Кто бы согласился

Кряхтя, под ношей жизненной плестись,

Когда бы неизвестность после смерти,

Боязнь страны, откуда ни один

Не возвращался, не склоняла воли

Мириться лучше со знакомым злом,

Чем бегством к незнакомому стремиться!

Так всех нас в трусов превращает мысль,

И вянет, как цветок, решимость наша

В бесплодье умственного тупика,

Так погибают замыслы с размахом,

В начале обещавшие успех,

От долгих отлагательств.

Актеры делали свое дело, декорации убеждали, что действо происходит не сейчас, а совсем далеко, в иных временах... Гилл двадцать лет назад был уверен, что зрители, посмотревшие его спектакль, задумались о себе и о Барьере-100, пленившем всё и всех, поработившем все мысли и действия постшекспировского времени и пространства. Уверенность скоро развеялась. Но сегодняшние рецензенты подумали прежде всего об этом. Оказалось, правда, что их установки не совпали с авторскими. Ставка делалась на "просвещение" принца.

- Реконструкция из жизни середины двадцать первого века... Автор изменил первоначальное название. Короткое "Гамлет" стало чуть более протяженным: "Быть или казаться?" Но сцены той несовершенной, семейной жизни, так же искажены гиперболами, как и...

Это говорил "коллега". Значительным тенором его перебил некто более авторитетный. Правка шла по ходу.

- Мы культ семьи давно преодолели. Но в позиции автора угадывается желание реанимировать изжитое. Надо бы ему постараться стать полезнее обществу. Макеты жизни...

Гилл помнит, этот "макет жизни" не удовлетворил и Элиссу. Она всегда солидарна с Консулатом. Как и миллиарды прочих граждан. А ведь в условиях двадцать первого века, в ауре той межчеловеческой энергетики, Реконструкция на площади Куси-пата прошла бы по-иному. Илларион был бы на месте, и с принцем удалось бы побеседовать безболезненно. "Макет" прилично обрезали, и вместо тридцати минут он продлился не более пятнадцати. Кадм просмотрел показ с каменным лицом, став похожим на идола Солнца. Позицию своих друзей Гилл знал, и его интересовала реакция принца. Тот смотрел то на экран, то на Гилла, выражение лица его непрерывно менялось, и психологической доминанты определить не было возможности. Этого сделать так и не удалось, так как Хромотрон тотчас после окончания показа объявил:

- Информация для принца Юпанки. Мумия императора, в соответствии с его желанием и в предложенных им условиях, направляется в столичный Храм Солнца.

На сей раз Хромотрон показал свое собственное "лицо", предназначенное для эксклюзивных сообщений: нейтральная голографическая физиономия, собранная по кусочкам-деталям из фрагментов лиц наиболее уважаемых граждан планеты. Получилась, как говорил Фрикс, "безличная морда" с отталкивающим запахом нечеловеческой нейтральности. По-видимому, Гилл не смог скрыть своего отношения к комментариям и Хромотрону, так как принц преодолел возникшее желание подойти к нему, и только после обратился к Кадму. Этого требовал предложенный Консулатом протокол. Начался спокойный и бесполезный диалог государственных мужей об особенностях государственного устройства. Гектор пожал Гиллу руку и отошел к галерее муляжей. А Светлана, совершенно сбитая с толку высоким этикетом, укоризненно посмотрела на отца и потянула Дымка за ухо к фонтану. Гиллу с Фриксом досталось размышлять о днях ушедших и днях грядущих, и том, как бы их соединить меж собой наиболее удачно, дабы не увеличить скорби-печали. Размышлять и вслушиваться в официальный диалог.

Говорил больше принц, Кадм вставлял замечания, изредка кивал и помаргивал.

- Мы делаем и делали империю без войны и крови. Подарки вождям племен, равное и доброе отношение короля ко всем... Подозреваю, что кто-то из правителей после меня разделил свою любовь к подданным не поровну...

И принц посмотрел в ту точку пола напротив лика Солнца, где через краткое время установят мумию короля Вайна-Капака.

"Или перенос во времени сильно изменил его психические способности и он стал видеть будущее...

И

ли он и ранее, с рождения, подобно всем

И

нкам королевской крови, обладает

даром предвидения. Но ведь угадал роль Вайна-Капака в истории

Тавантин-Суйю

!

"


Гилл все больше проникался чувством уважения к юному принцу.

- У нас есть и другие подобия...

Гилл не удержался и усмехнулся - несостоявшийся пока или навсегда король сравнивает свою маленькую империю с государством планетного покроя, часть отождествляет с целым. Или он прав? И наше глобально единство нам кажется-снится?

- ...мы делили территорию на провинции-уамани. Природное и кровное единство лежало в основе... Но вы пошли дальше в развитии. Я не видел ни одного безобразного или слабого человека. И многим удивлен. Ваши глаза видят ночью подобно гремучим змеям окружающих нас гор...

- Нет, скорее мы кошки, - с легкой улыбкой не согласился Кадм, - Только кошки...

- Змеи реагируют на инфракрасные, тепловые лучи, - шепнул Фрикс, - Лучше бы мы тоже реагировали на тепло друг друга и видели не внешнее, а внутреннее...

- Зверь Лайки-Гилла кажется мне очень разумным. Мне кажется, еще немного, и он заговорит...

"Ай-да принц!

- восхитился Гилл

, - Какой своевременно-удачный синоним он подобрал

сейчас

для понятия

"

волшебник

"

!

Дымку непременно понравится.

Нет, быть ему королем!"

Кадм тоже оказался на высоте и вставил вполне "научное" замечание:

- В процессе одомашнивания происходит очеловечивание животных, прежде всего собак. Но процесс весьма растянут во времени...

Гилл обратил взгляд на стены. Внешнее освещение пригасло, и стали видны ниши, в которых стояли фигуры людей и животных, отлитые из золота в натуральную величину. Кошки, ламы, львы... И, - собаки! Принц знает, о чем говорит. Или же говорит о том, что знает. Между нишами по стенам ползли змеи и ящерицы, летели бабочки и птицы. Средь них и под ними - травы, цветы, ветви деревьев.

"Посмотреть бы на кладку, -

вздохнул Гилл

, - Что использовали в качестве связующего раствора? Современные материалы или же красную глину, растворяемую затем без следа? Или хитрый принц заставил применить расплавы свинца и серебра?"

Хромотрон трижды моргнул всеми своими экранами и доложил "безличной мордой":

- Мумия у северного входа...

Момент наступил, и все изменилось. Принц гордо распрямился, лицо его стало отстраненно-величавым. Кадм кивнул Фриксу и Гектору - они втроем первыми покидали храм. Проведшие детство в лагерях спартанского типа, отдавшие половину жизненного ресурса неустанной работе по совершенствованию тела и разума только затем, чтобы стать достойными гражданами, они легко подчинились чуждой воле, желанию человека совсем не из их мира. Светлана, любовавшаяся с Дымком фонтаном и бассейном с золотыми рыбками, подошла к принцу, и подняла голову с немым вопросом в глазах. Принц раздумывал секунду, и неуловимым движением профессионала-фокусника достал откуда-то и протянул ей золотую цепочку. Но нет, не цепочку, а бусы: каждая из бусинок искусно припаяна к другой. Затем он присел и помог надеть бусы на шею, отведя светящиеся локоны в сторону. Поступок не вязался с предстоящим событием, независимо от его исхода, и поставил Гилла в тупик. Инка был способен поломать созданный им же самим сценарий, и действие могло пойти непредсказуемо. Запахло незапланированным приключением. Тревога возвращалась в сердце Гилла.

Наступившая минута только добавила беспокойства. Технического сбоя в работе Хромотрона не могло случиться! Экраны вдруг показали посла Кецаля: рядом с ним горел автономный экран индивидуальной связи с Георгием Первым. Морской царь говорил с кем-то из "высших", смотря куда-то в сторону и требуя: "Прежде, чем начнется эксперимент в Храме Солнца, наладить надежную трансляцию из храма в свою резиденцию". Лицо принца при виде Георгия странно дернулось, он резко поднялся от Светланы и замер.

А Гектор решил на прощание еще разок оправдать данное ему Гиллом прозвище "Гомер":

- Древность полезна для здоровья и раскрепощает закрепощенное. Эзоп, живущий во мне, говорит: все преходяще. Но преходящее всегда просит продолжения. Часто - требует. Опыт Одиссея намекает: как ни стремись вперед, все равно окажешься в точке старта. Возвращение в Итаку неизбежно. А там ждет Пенелопа в кругу предателей. Другими словами - если завел друзей, не оставляй их без опеки. Нет друзей - нет предателей. А оба вместе, - Эзоп и Одиссей, - утверждают: не давай страстям гулять в морях желаний по воле всех ветров. Оборудуй любовь якорем, и брось якорь в том месте моря, откуда виден огонь маяка. Ибо маяк - это свет тебе из-за барьера, с той стороны...

"А маяк - это свет твой из-за барьера, с той стороны..."

- громом прокатилось внутреннее эхо по образовавшимся вдруг пустотам в душе Гилла...

"А может, пустоты


те были и ранее, да не смотрел я в себя. И душа - понятие архаичное, из "моих". А сам толком не понимаю, что она есть.


И где... Светлану бы спросить, она на подобные вопросы иногда так

отвечает

! Да не время. На такие вопросы всегда не время.

П

риобрел вот

я

скандальную славу. И какой ценой! Но почему заплаченная мной цена за Реконструкцию высока для немногих? Никто почти, хоть

бы

через Хромотро

н

, не посочувствовал, не обнадежил. Волчица бьется насмерть за каждого волчонка, и не одна. За ней вся стая.

Нет, все-таки на самом деле над Землей сгустилась тень Рудры. Уходит светлая устойчивость, надежность бытия. Или не бытие это было? А быт тривиальный, возведенный в принцип? Всё начинает дробиться и теряет смысл.

Понятно, что бесконечные линии состоят из исчезающе малых точек. Ну не все же точки одинаковы!? Где-то судьба притормаживает, делает краткую остановку. Для чего? Чтобы выйти из движения, осмотреться? Для пересадки на транспорт другого направления? Перерыв в непрерывности... Понимать в общем - как этого мало! Еще бы знать, как поступить сегодня, сейчас

..."

Принц очень мягко, совсем по-братски, проводил Светлану с Дымком. На прощание Светлана обнадеживающе махнула ручкой, Дымок легко рыкнул и улыбнулся.

Для принца и реконструктора пришло время краткого уединения. До прибытия останков чьей-то жизни, которая соединила их и которая прервет долгожданный разговор.

Как они и хотели каждый в отдельности. С первого дня. Уединиться вдвоем... Пусть каждый не с тем собеседником, но все же...

- Ваше устройство надежнее наших часки-курьеров. Но наши сообщения доставлялись вовремя и без искажений.

Гилл кивнул. Разве он против? Нормальный человек безусловно надежнее любого хитрого устройства.

- Если твоя дочь не королевской крови, она могла бы стать у нас избранницей Солнца. И поселиться в квартале Акльа-васи, в доме избранниц... Только королева и ее дочери были бы ее собеседницами. Но у вас не таких домов... А дочь твоя достойна лучшего.

- Нет ни монахов, ни монахинь, - почему-то с сожалением согласился Гилл, - Во всем мире ни одного монастыря. А в твоей маленькой стране их было больше полутора тысяч... Но зачем вы их посвящали Солнцу?

- ? - вопрос инки прозвучал на внеголосовом уровне.

- Я люблю говорить цитатами, Послушай и скажи, прав ли комментатор, который сказал так: "Инки короли Перу, обладая природным озарением, которым одарил их бог, достигли понимания того, что существовал творец всего существующего, которого они называли Пача-Камаком, что означает

творец и тот, кто поддерживает Вселенную

. Это учение вначале возникло у инков, затем распространилось во всех их королевствах до и после их завоевания. Они говорили, что он был невидим и не позволял видеть себя и поэтому они не строили ему храмы и не совершали жертвоприношения как Солнцу, а только поклонялись ему внутренне с величайшим почтением, как можно судить по внешним проявлениям, выражавшимся в движениях головы, глаз, рук и тела в момент произношения его имени".

Гилл впервые увидел открытую, откровенную улыбку принца, сменившуюся выражением предельной серьезности.

- Я начинаю понимать, кто ты, человек по имени Гилл. Я понимаю уже, как работает ваша голография. Мумия Инки содержит в себе последние мгновения жизни короля....

Принц с ожиданием смотрел на Гилла. И Гилл понял двойное иносказание.

- Как маленькая частичка большой голограммы способна воспроизвести ее всю, так и маленький, с тайным искусством сохраненный кусочек жизни может возродить ее всю. Так же, как внутренняя, но искренняя вера заменяет собой громоздкую систему обрядов и ритуалов, от этого она не становится нисколько менее значимой и объемной... Так?

Принц улыбнулся глазами - разговор проходил так, как ему хотелось. Так, как он не мог бы поговорить больше ни с одним другим человеком чужого себе мира. Гилл поднял руку, поколдовал над браслетом и создал на маленьком экранчике между ними рисунок: облаченная в красный плащ фигура человека тянет напряженные руки к солнечному диску.

- Это, - опять цитирую, - "Интиль - затомис Инкской метакультуры, гибель которой в Энрофе, как ни странно, спасла мир от большой опасности". Я показал тебе эмблему Интиля.

Он пояснил значение слов из некогда модной книги Даниила Андреева.

- Что означает корона на голове человека в красном? - спросил принц.

- Знак священства, избранности. А красный цвет в одежде - признак царской власти.

- А разве не случается так, что малая частичка правды в большой путанице не делает эту путаницу сколь-нибудь более ясной? Но Инки чисты и внешне, мы не одеваем одну и ту же одежду два раза, не используем дважды постельное белье... В наших банях также струится и холодная, и горячая вода, стоят кувшины из чистого золота и серебра... Разве мы могли допустить, чтобы в наши бассейны попала хоть капля грязи? Это мы передали миру хинин и лекарственно-наркотические клизмы, методы трепанации черепа, и еще... Мне показывали мумии египетских фараонов... Их технология не сохраняет ни жизни, ни красоты. Мы умеем продлить и то, и другое. Почему же вы восхищаетесь не знавшими единого творца египтянами, но забыли инков? Один гражданин Гилл стремится понять и реконструировать... Гражданину Гиллу будет воздано!

Гилл осознал, что принца охватывает экстаз, подобный религиозному. Часть вдохновения передалась и ему, вызвав непонятную ассоциативную цепочку: Гарвей - Вира-Коча - Вайна-Капак. Цепочка сложилась в колечко и, - оно закружилось. Требовалось устранить заклинившую мысль. За ними наблюдает все человечество.

- Расскажи мне о бальзамировании. Я почти понимаю, зачем тебе нужен...

Инка поднес левую ладонь к глазам, подержал ее так несколько секунд. Этого хватило, чтобы прояснить сознание.

- Мы сохраняем все тело, до последней молекулы, до волоска. Не только мышцы, но и глаза, прикрытые от действия времени тончайшим золотом, готовы к

реконструкции

. Будем использовать твои термины, хорошо? В мумии нет воды, но есть застывший раствор, который при регенерации станет кровью и потечет в жилах, заставит биться сердце... Твои соплеменники подготовили все необходимое, и ты своими руками сделаешь то, что я тебе расскажу. Сценарий... Мой рассказ должен услышать один ты, и никто больше, даже ваш многоуважаемый Хромотрон. Ты сможешь сделать так, чтобы он не видел твоих действий? И меня?

По интонации в слове "многоуважаемый" Гилл уяснил, что принц разделяет его отношение к "вездесущему", который молчал, застигнутый врасплох вмешательством в дела людей суши морского владыки. И так же принц не доверяет королям сего мира, избираемым из чемпионов и лучших профессионалов. Дизайнеров, инженеров, кухарок... А отключить Хромотрон - в человеческих силах, если эти силы не принадлежат без остатка выборным королям и мозгу из мороженой ртути и плазмы.

- Когда я ухожу в Реконструкцию, мое личное время сминается, - Гилл не был готов к такому разговору и предстоящей церемонии оживления; и теперь размышлял вслух, пытаясь использовать оставшиеся минуты для настройки, - Мое время лишается привычного ритма: то сжимается, то растягивается, то рвется... Во мне сталкиваются и боль, и радость, и твердость духа, и сомнение...

- Твой народ патологически трезв, каждого можно легко просчитать до любой цифры после запятой. Такие как ты - редкость. Но это не похвала. Ты понимаешь язык своей собаки?

"Разве человек из столь далекого прошлого может так сказать: "легко просчитать до любой цифры после запятой"? Это кто из нас редкость?"

Гилл вспомнил сомнения Кадма.

- Я, скорее, угадываю... Звуки Дымка, - рык, стон, визг, - иногда переводятся целым предложением, набором слов. Емкая, сжатая речь. Если кратко, - Дымок говорит иероглифами.

- У нас язык животных понимают только Инки королевской крови. Мне предстоит научиться. А ваш Хромотрон, - вы уверены, что он для вас плюс?

- Трехмерные голограммы научились делать почти через пятьсот лет после вас. Основы континуальной технологии появились еще через лет сто. Люди стали использовать в голографии временную координату. Пошло движение, изменение изображений. Стало возможным хранить в голограммах переменную информацию. А Хромотрон - овеществленная четырехмерная голограмма, рассредоточенная по всей планете. С его участием мы способны воссоздать объект любой сложности. И добиться внутренней, вещной плотности воспроизводимого объекта в некоторых пределах. Наш мир - это мир материализованных фантомов, осязаемых миражей. И, кроме того, конечно, - хранение, обработка и движение информации, управление технологическими процессами.

- Но воду из миража реки можно пить? Прошла тысяча лет, но сотворить и одну молекулу воды вы не научились. А сколько просуществовала Тавантин-Суйю?

- Ты знаком с хронологией, которую мы используем? Хорошо. Твое государство начало отсчет с 1438 года и почти добровольно исчезло в 1532 году... Да, меньше ста лет! Но ведь история нашего мира - это и твоя история. Мы не всё знаем друг о друге, но мы - части единого целого, мы взаимозависимы.

Принц прикрыл глаза. Цифры ему не понравились.

- И о нашей взаимозависимости мы тоже почти ничего не знаем?

- Почти совсем ничего, дорогой принц. И, догадываюсь, нам придется с ней встретиться вплотную. Теснее, чем было до текущей секунды. И потому расскажем друг другу о том, что считаем самым главным для понимания наших миров, которые вдруг решили пересечься. Хромотрон может самостоятельно создать полное информационное описание любого предмета и реализовать по этому описанию голограмму, неотличимую от оригинала. Суммарный волновой пакет... Он может воспроизвести объект, которого в реальности не существует. И всегда конкретная точка соответствует, равна целому, она присутствует в любой координате предмета. Если соединить, слить, совместить несколько голограмм-близнецов, то... Мы почти пришли к появлению кибертронной, самоорганизующейся социальной системы, отделенной от человека. Кроме хромотронной голографии, которая охватила все виды нашей деятельности, мы стоим еще и на биотехнологиях. Наша цель - полное оживление созданного нами мира, стоящего между нами и природой. Мы уходим в природу и продляем природу в себя. Исчезает лишнее звено, - машинная индустрия, - между человеком и живым миром. Одно из главных понятий у нас - биомимезис, что означает подражание человеческой формы жизни другим, родственным, окружающим формам. Потому наиглавнейшая профессия - биомим, или проще - биоконструктор. Консулы Хуанди и Давид, которые ожидают нас на площади - самые влиятельные в Консулате, их предложения принимаются без обсуждения.

- Я понял... Вы далеко зашли. Я хожу по земле и удивляюсь, - почему планета еще не потрясла вас собственным удивлением? Ведь вы хотите обессмертить тело?! Наши учителя, Инки королевской крови, - амауты, - говорят: тело человека (хальпа-камаска) - это одухотворенная земля. Потому что в теле человека кроется бессмертная душа. И

руна

, - человек понимающий, разумный, - знает это, а также то, после смерти приходит следующая жизнь, которая пройдет в одном из трех миров. Ибо человеческая Вселенная состоит из трех слоев. Высший, - ханан пача, - небо, или рай. Средний, - хурин пача, - тот, в котором живем теперь, мир зарождения и разложения. И "низший мир там внизу", - уку пача, - находится в центре Земли и называется еще Супайна Васин - дом дьявола. От того, как пройдет эта жизнь, зависит место следующего пребывания. Таково понимание Инков. Вы же разуверились в последующей жизни и возжелали победить смерть...

Парадная дверь распахнулась. Четверо юных соискателей имен Жизни, одетых в платье инков, внесли в залу храма прозрачный куб с мумией внутри. Поставив куб напротив алтаря Солнца, они по знаку принца удалились. Еще двое принесли кресло, в котором принц явился в этот мир, и через которое Илларион исчез из него. От раскрытой двери донесся шум, в котором различались отдельные голоса с просьбой впустить наблюдателей. Принц вопросительно посмотрел на Гилла.

Гилл улыбнулся - он услышал в общем гаме лай Дымка. На человеческом языке его речь звучала бы приблизительно так: "Не обращай внимания и делай свое дело. Они сами не знают, чего хотят. Я жду тебя". И сказал:

- Знакомый тебе Гомер, или Гектор, выразился бы так: "живущий во мне Фрэнсис Бэкон объясняет - человеческая душа оказывается значительно более открытой и доступной для аффектов и впечатлений в тот момент, когда люди собираются вместе, чем тогда, когда они находятся наедине с собой". Мои современники, люди из Хурин пача, жаждут чуда!

- Пусть подождут! - твердо и непреклонно заявил принц и, закрыв дверь, задвинул внутренний засов.

Они подошли к ящику. Гилл не впервые видел мумию человека воочию. Принц прав, египтянам далеко до них. Император Вайна-Капак сидел на корточках со скрещенными на груди руками; лицо его, нет, вся голова сохраняла последнее впечатление жизни, потерянной тысячу лет назад, По средней линии лба голову опоясывала плетеная нить со свисающей на левый висок оранжевой бахромой, седые брови сведены к переносице, губы сжаты в волевом усилии. Вот только глаза, прикрытые золотой тканью, создавали ощущение небытия, из которого не возврата. Тем не менее лицо выглядело красивым и мужественным, и даже будило в Гилле какие-то неопределенные, смутные ассоциации. Ощущение такое, будто не может решить простенькую задачку из курса математики первой ступени. Знакомую задачку! Тело императора прикрывала расшитая золотыми и серебряными нитями накидка. Мысли Гилла волновались и путались, он старательно пытался привести их в соответствие задаче дня. Принц стоял рядом и терпеливо ждал.

"Время почти не переменило лица этого человека... Легкие морщины у глаз, складки у рта, - вот и все. У большинства людей черты их облика к концу жизни размываются, - так отпечатывается на них их же собственная судьба. Время в любом случае оставляет и сохраняет свои следы. Отпечаток неорганического мира в неорганическом же - простой слепок. Но чем более развит носитель жизни, тем запутаннее следы, оставляемые им и фиксируемые на нем... Искусство

всегда - отпечаток социально ор

ганизованной, обладающей разумом материи, сохраняющий конкретные приметы остановленного времени. Приостановленного! О

тпечаток точки на линии. Мумия И

нки - как раз этот случай, искусством бальзамировщиков жизнь императора приостановлена, чтобы в любой последующий момент быть запущенной вновь. А почему нет, - ведь жизнь тоже программа, сумма взаимосвязанных пакетов с определенной информацией. Бесконечность неисчерпаема, неисчерпаемость бесконечна; и продвижение к ним тоже неисчерпаемо и бесконечно. Цель всегда остается за горизонтом жиз

ни. Не преодолеть людям

Барьер-100, они его неправильно поняли. И никакой барьер не преодолеть, потому как он будет очередной ступенькой бесконечной лестницы. Очередной точкой... Принц мудрее меня, буду следовать его указаниям

.


Ч

то-то да получится более-менее приличное..."

Принц убрал прозрачно-невесомую съемную боковину, вытянул руки вовнутрь, крайне осторожно обхватил ладонями тело императора, сделал шаг назад и протянул мумию Гиллу, от которого требовалось поставить ее в указанную точку, на пол против алтаря. Мумия оказалась удивительно легкой, почти пушинкой; и твердой на ощупь, как высушенный ствол дерева. Он поставил ее, стараясь не дышать; бахрома на виске неживого слегка колыхнулась. В руках принца, - как бусы для Светланы, - неизвестно откуда появилось несколько предметов. Банки с темной и светлой жидкостью, что-то напоминающее шприцы с тонкими иглами... Не иначе как принц обнаружил тайное хранилище Инков и ухитрился скрыть находку!

На полу появился еще шкатулочка, из темного полированного дерева. Принц присел перед ней, открыл, и достал серебряный круг, с одной стороны отшлифованный до блеска.

- Позор для мужчины смотреть на себя в зеркало словно женщине, - сказал он, протягивая его Гиллу, - Но сегодня необходимо для ритуала.

В шкатулке нашлись еще гребень из шипов какого-то растения, укрепленных на деревянной планке, длинная желтая тесьма с бахромой, морская раковина. Принц расчесал свои длинные черные волосы, обернул голову несколько раз тесьмой так, чтобы бахрома спускалась на правый висок. Затем встал перед мумией, поднес раковину к губам, и по зале разнесся протяжный гортанный зов.

- Ваши биомимы, волшебник Гилл из Хурин пача, подражая природе, создают свои творения по частям. Природа творит организм разом, все его органы появляются и формируются одновременно. Сегодня ты увидишь, как наши биомимы реконструируют человеческое тело целиком, подобно природе. Сегодня ты станешь вильак уму, - "волшебником, который говорит", верховным жрецом. Отключай свой Хромотрон!

"Как и для создания солнца и луны, боги вновь встретились. Кецалькоатль, символ божественной мудрости, согласился отправиться в обитель мертвых на поиски драгоценных костей тех человеческих существ, которые жили в прошлые века. Сопровождаемый лишь своим

науаль

(нечто вроде "

второго

я"), он сошел в мир мертвых, где ему пришлось пройти через целый ряд тяжких испытаний, которым его подверг

Миктан Текухтли

, владыка обители мертвых. Кости были собраны (мужчины и женщины) и отнесены в мифический Тамоанчан. Боги собрали кости в великолепный глиняный сосуд. Кецалькоатль, чтобы дать им жизнь, оросил их кровью из своего детородного органа. Так кровавая жертва вновь дала начало движению к жизни".

"Вот потому-то индейцы назвали возрожденного на земле человека "макеуаль" - "добытый подвигом",

- вздохнул Гилл

, -

Т

еперь же под

виг назначено совершить мне, волшебнику

из мира рождений и смертей

".

Гилл вызвал большой экран Хромотрона и, как только тот показал себя, ударил в сгусток холодной плазмы кулаком. Никто не мог сломать планетарную полуживую машину, но локальный шок ее терминалу в храме обеспечен минимум на полчасика; весь Коско наверняка погрузился в информационное небытие. А в Консулате радостная сердцу Гилла паника...

Какие инструкции получил Гилл от принца Юпанки, как он их выполнил, что он видел и слышал во время воскрешения короля Вайна-Капака, не станет известно ни одному человеку из его века. Две бесконечности пересеклись, одна из точек поменяла местоположение, переместившись с одной линии на другую. Понадобилось всего десяток минут, чтобы век переменил вектор движения и устремился ускоренно по пути, о котором никто ничего не знал. Но нет, человечество просто двинулось дальше по предназначенному ему пути, а не по иллюзорной дороге, придуманной его блуждающими во тьме вождями. Вождям, не имеющим королевского предназначения, не дано осознания истинной реальности.

-------------------------------------------------------------------------------------------------------

У Колонны Равноденствия встали трое живых людей: король, принц и человек-волшебник.

Вайна

- имя собственное, имеющее конкретный смысл только на тайном языке Инков, людей, пришедших неизвестно откуда и ушедших неизвестно куда.

Капак

- понятие, означающее человека богатого и могучего духом, милосердного и справедливого.

Сапа

-

Инка

- король, единственный господин. Его позволено также называть

Интип

-

Чурин

- сын Солнца.

Принцу Юпанки предстояло получить на троне имя

Пача-

Кутек

, то есть владыка пространства и времени. Вайна-Капак - продолжатель дела Пача-Кутека, внук его.

Принц Юпанки не назвал воскрешенного короля ни Сапа-Инка, ни Интип-Чурин. Принц Юпанки не увидел в воскрешенном короле истинного Инку, то есть человека, в котором течет королевская кровь, кровь первого Инки Манко-Капака, и кровь императора Пача-Кутека.

Толпа на площади Радости и Ликования не радовалась и не ликовала. Люди стояли молча и только смотрели. Они были лишены зрелища интриги, они не видели, что произошло в Храме Солнца, они не узнали, какие тайны хранит возрожденный Золотой Квартал, - Кори-Канча.

Чтобы осушить подвалы и лабиринты, скрытые под столицей Коско, потребовалось очистить течение подводных рек и речушек.

Инфрамир людей века Гилла находится в глубинах земной коры. Поверхность планеты, освобожденная от машинных колес и тракторных гусениц, обрела цветущую первозданность. Подземелья Коско и окрестностей приводили в порядок несколько червей-приапулид, увеличенных, естественно, в несколько десятков тысяч раз. Кактусообразный хобот, оснащенный полутора тысячами острых шипов, позволяет мегачервю продвигаться в грунте любой тяжести и строить для создавших его людей тоннели и помещения любой конфигурации. Универсальная живая буровая машина, управляемая программой из терминала Хромотрона, на несколько минут потеряла внешний контроль и произвольно сменила направление проходки. Как только терминал вновь заработал, возникла стрессовая ситуация, порожденная различиями между планом проходки и реально проделанным тоннелем. Внутренняя программа дала сбой и червь полез вверх, - такое изменение в поведении было предусмотрено биомимами. Само собой получилось так, что он, разбросав свежие, недавно уложенные плиты площади Куси-пата, появился в нескольких метрах от Колонны Равноденствия. Раздвинув плиты, он медленно выполз, продемонстрировав сотням людей мощные продольные и кольцевые мышцы, и облепленный грунтом, раздувшийся от притекшей из туловища рабочей жидкости, хобот. Осмотревшись, мегаприапулида отползла к ручью между восточным и западным домами Пача-Кутека, свернулась на берегу кольцом и застыла в неподвижности. Живые механизмы людей века Гилла гарантировали им безопасность.

Люди на площади обратились за разъяснениями к консулу Хуанди, и тот вынужден был направиться к червю, чтобы иметь ответы на все вопросы. Гилл, проследив за его не весьма уверенной походкой, решил, что консул едва ли разбирается в червях настолько, чтобы суметь в них что либо определить, и тем более - поправить. Лучше бы Хуанди сейчас прочел лекцию королю и принцу инков о технологии выращивания таких монстров, о преимуществах перед приапулидой другой землепроходной машины - амфисбены, или же о землеройных способностях личинок насекомых, населяющих почву.

Лица и короля, и принца на все время досадного сбоя в программе приапулиды оставались непроницаемо-спокойными. Вечер близился к завершению. Но Солнце на мгновение приостановилось, зацепившись небесным взором за пылающие закатным огнем фасады Дома Инки и священного Солнечного Дворца. Солнце замерло, ухватившись за золотые отсветы, замершие на старом лице человека, только что вновь рожденного на опекаемой им третьей планете. Король, дважды оглянувшись на Гилла, остановил взгляд на стоявшей в первом ряду зрителей Светлане, отступил к Колонне Равноденствия и склонился перед оранжевым ликом светила. Принц вынужден был повторить ритуал поклонения. Вынужден, так как предпочел бы исполнить его один. Как делал до воскрешения. Но старый король, казалось, не замечал негативного к нему отношения со стороны своего юного деда. Внешность Пача-Кутека не могла быть ему при жизни неизвестна. При той жизни.

Диск Солнца ушел за горизонт, небо потемнело, лунный полумесяц бросил свой серебряный взгляд на Коско, придав стенам зданий и лицам людей желтоватый оттенок преходящей сказочности. Загорелась зеленая звездочка неспящего глаза Венеры, за ней пробудились и подняли веки другие небесные красавицы.

Король поднял голову и медленно обозрел заполненное звездами небо. И нашел созвездие из семи светящихся точек, и склонился в поясном поклоне. Король узнал Плеяды...


Часть вторая


Пришествие

Виракоч

и


Пролог. Разрешенный путь или начало Звездной Реки.

Илларион не понимал, где он и что с ним.

Мгновение или вечность прошли с того момента, когда он занял трон Инки перед началом отцовской Реконструкции? Что за голос звучит в его голове и на каком языке вещает? Как он оказался в сплетении подземных ходов, похожем на лабиринт? И почему здесь мама, сестра и еще несколько озабоченных женщин? Светик... Какая она маленькая и беспомощная! Крутит в пальчиках моток красных ниток; нитка тянется за ней, обозначая пройденный путь... Какой странный способ ориентировки! За всю жизнь он виделся со Светланой несколько раз и не нашел в себе братских чувств. А сейчас что-то изменилось, - она идет впереди всех, уверенно и по-взрослому, и ему хочется помочь ей, взять за маленькую ручку и повести за собой. Без него она может заблудиться, потеряться.

Илларион обгоняет всех женщин, дотрагивается до плеча мамы, но она не замечает прикосновения. Тогда он обходит и ее, легонько прикасается к руке Светланы. Но и она не реагирует. Слегка раздраженный и темнотой каменного коридора, и нечувствительностью родных ему людей, он громко говорит:

- Светик! Куда вы собрались? Что вы здесь ищете?

Слова эхом катятся по темным коридорам, но никто его не слышит! Так ведь не бывает! Он поворачивается и встает на пути мамы и всех, кто идет следом за ней. Все они проходят сквозь него, как через клочок бесплотного тумана. Отшатнувшись, он прижимается к стене подземного хода и проваливается в глубину камня. Беззвучный крик страха уходит к центру Земли. Илларион чувствует, что начинает сходить с ума. Но голос, продолжающий монолог в его голове, вдруг переходит на знакомую речь.

- Ты испугался?! Незачем... Тебя нет рядом с ними. Но ты присутствуешь там. Ты с ними, потому что так надо. Тебе нужно быстрее привыкнуть к своему новому положению.

- Кто ты такой? И что произошло со мной? И со всеми?

- Скоро ты узнаешь мое имя. С вами происходит то, что и должно происходить. Вы все живы и здоровы. Но формы жизни и здоровья так многообразны и переменчивы... Я знаю твои мысли. А сейчас ты заглянешь в головы своих близких...

Мозг Иллариона наполнился какофонией слов и чувств. Неопознанный голос успокоил его, и рассудок стал способен анализировать болезненно сгущенный поток информации. И услышал беспокойство мамы, связанное с его исчезновением во время Реконструкции, ее возмущение "упрямым до бестолковости Гиллом", почувствовал ее желание помочь страдающему отцу... Впрочем, мама всегда была противоречива и тороплива в оценках. Отец не заслуживает такой характеристики. Илларион попытался настроиться на "волну" Светланы, но не успел, - неизвестный обладатель гипнотического голоса перебросил его в другую точку пространства.

- ...процветающая цивилизация? Нет ни политического, ни оформленного социального разделения, полное единство и благоденствие? Но если заглянуть в ваши души? Попробуй найти в себе стержень своего бытия, отыщи то неувядающее, к которому ты привязан всегда, в горе и радости, в рождении и смерти... Загляни в историю человечества и оцени биографию любого человека, - разве не было у них права на падение, и разве хоть один человек, хоть одно государство не использовали данное право?.. Ты считаешь, вы другие?

Голос звучал с беспощадной твердостью, внося в рассудок сумбур и сумятицу.

А тем временем Илларион поднимался над планетой. Поднимался, не видя под собой или рядом никакой опоры. Не находил он ее и внутри себя, - голос был прав. Знания, полученные от людей, оказались бесполезны, - кроме начал науки и знания традиций, в них не было ничего. Ничего полезного для понимания нового состояния мира и себя в нем. Внизу, - если только действовало это земное понятие, - расстилался красочный, постепенно удаляющийся пейзаж: громадные поляны с тянущимися к небу деревьями-зданиями, многометровые цветы-жилища, сверкающие полусферы энергоцентров, законсервированные строения прошлых веков. Отсюда не видно ни охватившего Землю Хромотрона, ни предприятий биотехнологии, укрытых под травой и землей. Только чистые реки, озера, луга и леса... И океан - тоже цветной, от голубого до темно-фиолетового, еще более радостный на вид, чем суша. Это его мир, бывший таким надежным и готовым защитить от любой беды. Теперь он, - всего лишь большой, искусно раскрашенный глобус.

Вот и поселения людей стали размытыми цветными пятнами, затем туманными огнями. Мимо Иллариона мелькнули светящие жемчугом полосы. Если это слой серебристых облаков, то он на высоте почти ста километров! Сколько километров, столько и градусов температуры в минусе! Но он ее не чувствует, следовательно, окружен невидимой оболочкой. Неужели инопланетяне? Причем такие, для которых совершить перелет от звезды к звезде так же просто, как ему с отцом переместиться из Коско в его дом на Русской равнине.

Глобус становился географической картой-диском. Иллариону не довелось побывать в космосе до этого приключения. Но он любил рассматривать Землю с удаления космостанций. Оказалось, она в натуре намного красочней тех видов, что предлагает Хромотрон. А этот ореол на горизонте! Радуга, но какая! Самая могучая, - нижняя, оранжево-красная, полоса окаймляет Землю тугим кольцом. Над ней, сменяя друг друга, еще четыре: желтая, светло-голубая, синяя и белесая, отделяющая радугу от черноты космоса. Опять набор высоты, и опять без перегрузки, - картина Земли меняется. Радугу пронзают лучи невероятных прожекторов, взметнувшиеся от горизонта желто-серыми конусами. Вот он, сумеречный ореол планеты, который так любят астронавты-звездолетчики!

Владеющая Илларионом сила остановила поднятие и повела его в сторону-назад, уводя в земную тень. Картина вновь переменилась - радуга исчезла, горизонт потемнел, и черная линия стала тонкой полоской. Космос над ней делился на две части: одна окаймляет черный край планетного диска, другая уходит в бесконечность. Обе части соединяет пепельно-серая, с розоватым оттенком, с размытыми, нечеткими гранями-краями, светящаяся круговая лента. Солнце светит где-то по ту сторону Земли, Луна плывет вне досягаемости зрения. Иллариона подняло разом на добрую сотню километров еще, и краешком глаза он заметил странное тело неопределенной формы и размеров. Оно почти сразу исчезло, но в памяти остался четкий его отпечаток - что-то шаровидное, пористое, зелено-голубое, с янтарными переливами. И еще, - уверенное ощущение того, что незнакомое космическое тело не мертвый астероид, а нечто живое. То есть такое, какого тут, рядом с Землей, быть не должно.

Все-таки инопланетяне! И он стал жертвой похищения на глазах у многих людей, и никто ничего не заметил, даже отец! Сейчас его затолкают в зелено-голубую инопланетную зверюгу, которая быстренько повезет его к своей звезде. А там сдаст хозяевам нечеловеческой планеты для лабораторных опытов. И всё, никто его после не реконструирует. Папин друг волшебник Агенор недосягаем.

Но быстренько не получилось...

Вдруг он оказался опять на Земле, поднимающимся по Восходящей Лестнице к Храму Геракла-Афродиты. Впереди отец, мама, Светлана, рядом неразлучные Фрикс с Гомером и странного вида человек, одетый почти так же, как Илларион на площади Куси-пата в роковой день Реконструкции. Инка? Откуда ему тут взяться, не перешагнул же абориген Тавантин-Суйю своим желанием почти тысячу лет, чтобы погостить у потомков! Ведь доказано, что способа путешествовать во времени, подходящего для белковых организмов, нет. Придумали новый праздник? Пестро одетых людей вел к Храму личный представитель Президента, это Илларион понял сразу, - видел подобные ритуалы. Итак, что-то произошло, и его близкие участвуют в какой-то важной церемонии.

Время скачком сдвигается вперед, он уже внутри Храма, заполненного людьми. Если так, то трансляция ведется по всей территории Земли и во внешние колонии. Будь обстановка иной, он вдоволь налюбовался бы внутренним оформлением главного святилища планеты. Чего тут только нет: история, портреты великих, пейзажи иных миров... Илларион понимает: его транспортировали сюда на ограниченное время. Чтобы он уяснил нечто важное для себя. Важное - это несколько человек, сидящих лицом к людям, заполнившим залу, то есть лицом ко всему человечеству? Их всего пятеро: отец, Теламон, его заместитель Сиам, тот самый в одежде инки и еще один, одетый почти так же, но значительно старше первого возрастом. Разницу в возрасте Илларион определил по манере сидеть, по энергетике, то есть почти опосредованно, потому что лица старика не видел, вместо него взгляд натыкался на туманную непроницаемую маску, скрывающую все черты.

Теламон говорил для человечества. Президенты любят поговорить. Дай им волю, они вместо ежегодного устраивали бы ежемесячные доклады. Впечатление от речей такое, будто резину жуешь. Илларион пробовал в Детском центре. Рекорд был трехчасовой, но он выдержал не больше десяти минут, слюной чуть не подавился.

Вначале президент вспомнил весьма древнюю всепланетную дискуссию по выбору пути дальнейшего развития: машинно-техническому или же бионическому. Потом заявил, что выбор был исторически необходим...

- Человек стал хозяином своего мира, - конструктором, проектировщиком, руководителем всех процессов, обеспечивающих его существование...

Теламон, по-видимому, зарядился надолго, слушать его было выше всех сил. Илларион переключился на человека, изображающего юного инку. Тот сидел между отцом и Сиамом. Вице-президент развернул перед ним малый стандартный видео-объем и что-то объяснял. Человек, - или существо, похожее на человека, - изредка делал какие-то замечания. До Иллариона донеслось несколько звуков: речь горловая, гортанная, словно для выражения мыслей использовался аппарат, спрятанный в глотке, и очень глубоко. Старик без лица вступил в разговор с отцом; он говорил на знакомом Иллариону кечуа, но фразы были слишком неясны, - почти как его лицо. "Темнота вещей... Неспособность чувств... Чары времени... Истина - дочь веков..." Илларион сделал попытку приблизиться к столу. Но вместо этого оказался мгновенно так далеко от Земли, что Солнце превратилось в звездочку.

И мысленно уверил себя: да, он в загадочном призрачном корабле инопланетян, два представителя которых в это самое время сидят в Храме Земли и ведут переговоры с руководителями человечества. И среди них почему-то Гилл, его отец... Конструктора Серкола нет, а Реконструктор Гилл присутствует.

Окруженная далекими звездами пустота кругом уже не казалась ужасающей, к тому же говорящий воплотился в полуреальную субстанцию, напоминающую тень человека. Илларион дал ему условное имя Голос.

- Тебе придется изменить свой мозг. Логика, которой тебя научили - арифметика владения мыслью. Ты даже не можешь увидеть меня, ты не знаешь,

как

видеть...

Очертания тени колыхнулись; будто ее обладатель, облаченный в длинный легкий плащ, попал под легкий ветерок.

- Я догадываюсь, - то ли словом, то ли не оформленной в четкое понятие мыслью ответил Илларион, - Ты говоришь о соотношении сознательного и подсознательного, о пропорции между знанием и интуицией. Но никто не знает оптимального соотношения в этой хитрой дроби...

- Не знаете, потому как не достигли уровня оптимума. И не догадываетесь, потому как вам далеко до него. Но верно то, что и весь мозг не может служить инструментом осознанного...

- Понимаю... Двадцати процентов активных нейронов достаточно для овладения телепатией и, возможно, телекинезом. Но собственное перемещение в пространстве независимо от поведения самого пространства? Мы слишком недолго живем, Барьер-100 остается непреодоленным.

Тень изогнулась, и руки-рукава неподвластного зрению плаща будто взметнулись кверху, - то ли в отчаянии, то ли во всплеске разочарования. Носитель тени был человекоподобен.

- О Барьере позже... Мозг человеческий не есть что-то независимое и изолированное относительно чего бы то ни было. Он мириадами незримых нитей связан с бесконечностью мира. И с безграничностью миров... Связи эти универсальны, взаимообусловлены, взаимопереплетены. Мозг - клубок этих связей. Когда ты ощутишь себя естественной частью Вселенной, концентратором связей внутри и вне нее, тогда сможешь использовать их. А надо немного - снять с мира сплетенную тобой сеть из нитей-слов и узлов-понятий, да заменить ее на прозрачную гибкую, мягкую плоскость.

- Ты смеешься.., - Илларион, не уяснив и трети сказанного тенью, понял одно: она предлагает неисполнимое и через миллион лет, - Ты считаешь, что люди Земли несовершенны и достигли малого...

Тень дрогнула так, словно ее хозяин засмеялся.

- Достигли... Ваш Галилей сказал вам, что при работе на изгиб полая конструкция, часто встречающаяся в природе, более рациональна, более экономична, нежели применяемая человеком сплошная... И вы через сотни лет задумались...

Илларион не удержался от цитаты; взятая у отца привычка действовала столь же непреклонно, как унаследованная от длиннющей вереницы предков "арифметическая" логика:

- Другой, Тимирязев, написал: "Роль стебля, как известно, главным образом архитектурная: это твердый остов всей постройки, несущий шатер листьев, и в толще которого, подобно водопроводным трубам, заложены сосуды, проводящие соки... Именно на стеблях узнали мы целый ряд поразительных фактов, доказывающих что они построены по всем правилам строительного искусства". Тысячи лет, множество наблюдений и озарений! Да, мы задумались. Но мы уже не строим, - элементы, узлы и сегменты жилых домов и других зданий выращиваются. Переменная живая цветовая прозрачность стен... Мы учитываем психическую совместимость отдельных людей с их жилищами. Разве это не продвижение к совершенству? И вы говорите, что мы следуем собственным заблуждениям?

Тень, похоже, либо ухмыльнулась, либо рассмеялась; голос сдержанно зазвенел:

- О, вы превзошли известные нам миры в искусстве Реконструирования. Но ваше планетное человеческое тело стоит на двух ногах. Расскажи мне о второй.

- Понял. Голографирование... Применительно к прошлому этим занимается мой отец... Термин Реконструирование применим и здесь.

- Твой отец... О да! Наступает время гражданина Гилла... Ему предстоит пройти искушение величием. Итак?

- Он... Мы формируем в четырехмерной, а вскоре будем и в n-мерной, среде, определенным образом подготовленной, информационную копию оригинала, действующую во всех реальных координатах. Хромотрон способен воссоздать любой объект с помощью хранящейся в нем информации.

- И вы способны реконструировать живую копию живого организма?

- Отец говорит, - не живую копию, а динамическую полную модель. Голограммы используют не только оптический, но и другие диапазоны, в том числе пронизывающие тело и предметы. Получается не только внешняя копия, подобная скульптуре. Фантом человека можно расчленить и увидеть сосуды, сердце, клетки и даже нейроны. Что пока не можем - это воспроизвести подсознание. Но имитировать рассудок - возможно. Для этого требуется на время имитации держать связь копии с оригиналом либо с Хромотроном.

- Подробнее о Хромотроне...

Вопросы, вопросы... Илларион чувствовал себя как на экзамене перед присвоением имени жизни. Если бы не похитители-инопланетяне, его через год называли бы Актеоном. Имя Илларион звучит не хуже, и привыкать не надо, но... Похоже, экзамен он сдал бы, ведь ответы на вопросы тени почти дословно воспроизводят слова учителей.

- Хромотрон создавался как слепок человеческого мозга и сознания в той части, в которой оно может регистрироваться. В значительной мере это чистое мышление. В частности, поиск информации в нем не адресный, а ассоциативный. Кристаллы памяти Хромотрона и его терминалов вначале были биомолекулярными. Затем кристаллизация (как наиболее перспективная среда бытия Хромоторона) охватила иные уровни вещества, материи, энергии. В настоящее время центральный мозг его, - несколько тонн кристаллизованной ртути плюс сгущенная плазма. Бионика и голография позволили отказаться от технологий роботизации, технизации быта, от машинной индустрии...

- Да, жизнь ваша до края наполнена самовыражением. Но зачем ты стремишься жить не сто лет или меньше, а сто пятьдесят, двести или более?

Иллариону показалось, что он уловил в Голосе оттенок иронии.

- Мои личные стремления не имеют смысла, если не совпадают с общественными. Преодоление Барьера-100 необходимо цивилизации. К ста годам здоровье, сила и разум человека достигают вершины, а ему приходится уходить...

- А если бы цивилизация потребовала от тебя окончания жизненного срока не в сто, а в восемьдесят или пятьдесят?

- Если она потребует, это будет исходить из практической целесообразности. Общественное требование для личности закон номер один. Вот почему в Консулат отбираются лучшие из лучших, цвет человечества. Их имена навечно остаются на стене почета Храма Геракла-Афродиты.

- Такие фразы когда-то печатали на первых страниц газет. К счастью ли, но у вас их нет. Вы - герои! Все, без исключения. И поклоняетесь героям... Ты считаешь Геракла своим богом, мой юный друг. Но все ли ты о нем знаешь? Напомню: однажды Геракл, увидев статую Адониса, любимца Венеры, воскликнул в негодовании: "Здесь нет ничего священного". В украшении идолов и болтовне вокруг них разве имеется смысл? Вслед за отцом ты увлекся государством Инков. Но понял ли ты то, что отличает их от соседей в пространстве, а также во времени? В том числе от вас? Ты любишь дословные воспроизведения мыслей умных людей. Поступлю так же. Слушай: "Государство инков основывалось на концепции централизованно и иерархически устроенного мира. В эту иерархию включена вся вселенная, какая-либо автономная, соперничающая система ценностей отсутствует. Дуализм как противопоставление относительно равноправных доброго и злого начал вообще чужд индейским религиям, древнеперуанским в том числе. При этом у инков (в отличие от их мексиканских современников) центр не просто господствовал в иерархии, а как бы вмещал всю ее в себе".

Тень застыла, Голос сделал паузу. После чего произнес с явной надеждой:

- Мысль всеобща, не так ли? Примени ее к своему пониманию Вселенной.

Илларион молчал дольше, чем Голос до него. И молчал бы дальше, если бы тот не вмешался.

- Видимо, рано... Удаленное в бесконечности не означает его недостижимости. Но и близкое уходит в непостижимость. Звездная Река течет и меняется как медленней, так и быстрей видимого, мыслимого. Млечный Путь - начало дороги, исток Звездной Реки людей. Ведь не нова для тебя мысль, что дело Инков вершили те, кто приходил на их землю из разных эпох, от разных народов? Ты не думал, что империя Инков создана примером для иных рядом и в будущем? Ты выпал из своей эпохи... И почему бы тебе не стать одним из создателей той, такой знакомой тебе империи?

"Блажь какая-то... Похоже, у них самих дефицит кандидатов в президенты и императоры. Вот и приходится летать туда-сюда, воровать пригодный для руководящей работы материал. Но я-то какой им вожачок? Пусть... Попробую подыграть, может, что-нибудь станет понятней".

- Я - император?! Почему?

- У порога двери, в которую ты вошел, лежал случай. Ты споткнулся об него. Эксперимент-реконструкция...

- Случай? И для вас!? Где-то кто-то ведет еще большую игру? И вы такая же пешка в чужой игре, как и я?

- Такой вариант не исключен. Но другой игры нет. Бездействие невозможно. Там, в Тавантин-Суйю, образовался разрыв во времени. Кстати, "большую игру" на твоей Земле называют исторической необходимостью.

- Итак, я - орудие истории? Дама по имени Необходимость избрала меня, до отцовского эксперимента не подозревая о моем существовании? Реконструкция кусочка истории оказалась столь удачной, что понравилась ей...

- Вопрос-то решен, - с нескрытой печалью отозвался Голос, - Выбора не существует. Помни условие для приглашенного императора: никогда не использовать достижений исходного, своего мира, в прямом исполнении. Все слова и дела обязаны соответствовать эпохе.

- Мозги совсем исключить? - Илларион еще не воспринимал "игру" всерьез.

- Зачем же? Ты не будешь совсем одинок. Мы дадим канал связи с банком данных, настроенным на королевскую линию Инков.

- Банк информации? В докибернетические времена?

- У любой истории была своя предыстория. Часто - не слабее. Это живой банк, у него есть и собственное имя.

- Как вы его назвали?

- Не мы. Кто-то иной. Узнаешь. Ибо до предыстории тоже была и есть своя археистория. Теперь еще, важное для понимания предназначения. Вы возвели в культ тело и чистый разум. Но разве это все, из чего состоит человек? Император обязан знать. Возможно, тебе не удастся поправить положение в незнакомом тебе мире. Но попытка не будет напрасной. Она отзовется там, откуда ты пришел. В этом отзвуке-эхе, может быть, и заключено высшее предназначение...

Идет разговор, продолжается неосязаемое движение с неизвестными скоростями-ускорениями. Нет ни звезд, ни пустоты. Вселенная воплотилась в Голос-Тень.

- Нам с тобой разрешен один путь. Разрешенное - предназначенное. Предназначенное - необходимое. Необходимый путь - исключающий иные пути. Нас ждут Плеяды. Звезды помогут отделить зерна от плевел, тьму от света, мужское от женского. Наблюдай за небом, смотри в себя.

Голос уже не советовал, не предлагал, не иронизировал или смеялся. Он предписывал. А Илларион вспоминал: Плеяды - семь дочерей Атланта, превращенные Зевсом в созвездие. Атлант - титан, держащий на плечах небо. Всё. Космос сам по себе никогда не был в сфере его приоритетов. Строить звездные корабли и летать к звездам, - совсем не одно и то же.

Атлант ушел на отдых, небо обрушилось и крутнулось вокруг немыслимой оси, и Илларион потерял ориентацию (которой и до того практически не было), как вне, так и внутри себя. Всплывшие из ниоткуда звезды смешались в кучу, и кроме этого блистающего цветными сполохами скопления огня, в мире ничего не осталось. Бесконечность, как и обещал Голос, обратилась во мгновение, и появилась скорость, которая действовала сама по себе. Как улыбка чеширского кота.

Вот они, Плеяды! Илларион уже знал их. Только звезд не семь. Стянутых в прозрачный голубой мешок, их много больше ста. Пробудилась память: это же молодое звездное скопление, отстоящее от Солнца не меньше, чем на сотню парсек. Отсюда они видны по-иному... Но некоторые узнаваемы. Вот эта, яркая, - Альциона из созвездия Тельца. Рядышком, - Электра, Плейона, Атлас, Тайгета... Тайгета, - красивое, лесное, доброе имя. Атлас, - глаз Атланта? Вокруг них, должно быть, красивые планеты, наполненные жизнью и разумом. Нет, откуда, ведь звезды очень молодые. Он протянул луч зрения, и тот сам по себе "привязался" к одной красивой звездочке. Илларион знал ее земное имя - Майя. "Хорошо хоть не самая крайняя и не самая маленькая, - успокоил он себя, - И очень даже симпатичная. Вперед!".

По лучу его зрения они с Голосом приблизились к Майе, выжидающе плывущей в окружении семи планет-спутниц. Тень стала невидимой, Голос молчал. Пришлось самому выбирать планету для посадки. Третью от светила, напоминающую родную Землю. Снижение прошло без помех, и переполненный впечатлениями мозг Иллариона отключился.

Третья планета проявила гостеприимство и позволила отдохнуть от дороги. Потом разрешила очнуться и подумать: "Неужели я на Земле и весь этот кошмар просто приснился?" Перед глазами стоял легкий туманный флер, видимый, но неосязаемый. Пахло близкой водой, свежей травой и чем-то еще привычно-знакомым. Через секунду он вспомнил - это же запах пота, такой обычный в часы занятий спортом. Значит, все-таки Земля, и он отдыхает после тренировки. Кто-то справа, где за флером тумана угадывался холм, предупреждающе кашлянул.

Илларион приподнялся на локтях и охнул. Растекшийся тонким слоем голубой туман прикрывал только траву. Всего в пяти шагах, на цветочном лугу, стоял конь. Но какой конь: вместо головы с гривой, - человеческий, мужской торс! "Нет, ничего не сон! Голос был! И Майя была! И дикие разговоры были! Теперь вот еще и кентавр! Да, дело за императорским троном".

Кентавр подождал, пока Илларион поднимется, и упал на передние ноги. Человеческий торс склонил кудрявую черную голову почти до травы, и она заговорила, не размыкая толстых синеватых губ:

- Господин! Я твой слуга, приказывай.

- Я твой господин? - заинтересовался Илларион; стать королем кентавров весьма, конечно, оригинально; но они же в разных весовых и прочих категориях! - Это почему?

Диалог велся на двух уровнях: кентавр телепатировал, Илларион говорил на основном земном наречии.

- Кровь Алкида течет в тебе. Ты из мира, который мы освоили и покинули его волей. А он - по предначертанию.

Мозг Иллариона вне его воли лихорадочно перебирал истоки дня нынешнего и варианты поведения. "Колька, Колька, Колька" - вдруг зазвучало в голове. И звучало до тех пор, пока озарением не вспыхнула цитата: "Склад, особенно круглый в плане высокий кукурузный амбар, превращенный в настолько значительный объект, что занял место в астрономии. Словом "Колька" индейцы кечуа до сих пор именуют Плеяды и кольцеобразную группу звезд в хвосте Скорпиона точно на противоположной стороне небесной сферы. В Андах Плеяды занимали важнейшее после Солнца и Луны место в иерархии небесных светил".

"Что ж, все так просто! - Инки хорошо знали "Разрешенный путь" и пользовались им. Но еще раньше на звездной дороге хозяйничал сам Геракл. А он, сын Гилла, то есть Стефана, взявшего именем жизни имя друга Геракла, носит в себе, как и его отец, само собой, гены Алкида. А кентавр их, эти гены, учуял и, вспомнив крутой характер греческого героя, преломил перед ним колени. Надо быть точным, - передние колени!"

Далее все пошло, как положено в таких случаях. Он взобрался на спину конечеловека, и тот помчал его со скоростью среднего ветра

Той самой скоростью, которая заставляет охватить единым взглядом все доступное лицезрению пространство, и позволяет из всего многообразия мира выделить лишь общие моменты. Детали, захватывающие восприятие при неподвижном созерцании, делаются несущественными, а потому и невидимыми. Движение стремится охватить горизонт, покой делает центром бытия малый сектор, тяготеющий к точке. Наблюдать точку было не самое время, но хотелось не распылять внимание на весь горизонт, а на чем-то сконцентрироваться. А как управлять кентавром, чтобы снизить скорость, он не знал.

Небо над головой сияло глубокой зеленью. Одно, - Майя, - крупное солнышко, несколько светил поменьше: ночь под голубой сенью Плеяд светла как день? Трава под копытами отливала светлой синевой. Кругом, куда ни глянь, - холмистая равнина, укрытая низко стелющейся прозрачно-лазоревой дымкой. Приятное сочетание! Светику понравилось бы.

Копыта били почву мягко и любовно, ожидаемой тряски от скачки то ли аллюром, то ли рысью не было. Конечно же, кентавр знал, куда несет седока, - потому Илларион перестал крутить головой и обратил все внимание вперед, в направлении движения. Пролетел час или больше, наступили перемены.

Южный горизонт обрел четкую линейность, что означало, - впереди море. Запах воды, сопровождающий Иллариона с момента пробуждения, начал обретать йодистую соленость. Как и на Земле, тут на берегу гнили водоросли, выброшенные прибоем. Стало вдруг так хорошо, что на глаза слезы навернулись. И кентавр засмеялся радостно, оглушающе. Но до нормального ржания этому звуку было ох как далеко. Илларион решил, что подобное слияние двух естеств скорее убавляет возможностей, чем прибавляет. А все эти, известные из рассказов друзей по Центру, легенды о невероятных сексуальных утехах и небывалой мощи оргазмах человекоконей и человеколошадей, - кто из изобретателей небылиц сам испытал прелести лошадиной страсти? По вполне надежным слухам, в Хромотроне существует трудно доступная программка, дающая возможность испытать прелести сближения многих видов живых организмов. На психическом уровне, разумеется. Но что будет потом, после ознакомления с нечеловеческим сексом, если понравится?

То ли аллюром, то ли рысью...

Копыта несли бесшумно, плотный голубой ковер гасил все звуки. Очарование езды верхом пьянило Иллариона: густой и легкий, свободный от ароматов тления цивилизации, морской воздух вливал в грудь неведомую прежде силу. Он держался руками за коричневый, обжигающе горячий, человеческий торс кентавра, руки которого в диком восторге тянулись к застывшему в зеленоватой выси оранжево-алому центральному светилу; кентавр что-то шептал, глотая кусками встречный ветер, но Илларион не разобрал ни слова. Он забыл обо всем: о потерянной родной планете, о невероятном путешествии среди звезд, о предназначении...

Близость большой воды принесла влажную прохладу, и вернула способность нормально видеть и соображать. Кентавр перемахнул очередной холм, и взору Иллариона открылась панорама приморья: дальнюю треть занимал изумрудный океан, первые две трети делила река, где-то справа вливающаяся в большую воду. Между рекой и морем высилась небольшая гора, напоминающая очертаниями сопку земного дальневосточья. Река оказалась глубокой, шириной до пятидесяти метров, но кентавр ринулся в нее грудью с ходу, и две волны двинули серебряную воду вправо и влево, обнажив тайну ее внутренней жизни. Илларион снова удивился, - и прежде всего тому, что еще способен что-то соображать, - увидев, как на гребне уходящей к морю волны поднялась женская фигурка с распущенными голубыми волосами. Руки ее простерлись к Иллариону, синенькие губки на серебристо-зеленом личике улыбнулись, показав перламутровые зубы. Он в растерянности не ответил на призыв, и жительница реки разочарованно ушла в глубину, взметнув на секунду хвост в золотистой чешуе.

"Ох, и планетка! Полу-люди, полу-животные... Неужели и на Земле когда-то такое бывало? Нет, нормальному императору тут делать нечего".

От южного берега речки начинались развалины когда-то просторного и могучего города. Развалины намекали на присутствие здесь в прошлом жизни не симбиотической, а человеческой. Просто человеческой. Взгляд Иллариона, пока кентавр пробирался по камням городских мостовых, описал дугу справа налево и, отметив у морского побережья пятно, напоминающее скульптурную группу, натолкнулся на трехметровой высоты кирпичную стену, охватившую подножие холма-центра бывшего города, и примыкающую к морю. Над стеной, к юго-востоку, на вершине холма, возвышалась пирамида, острием нацеленная в зеленый зенит. Стена и пирамида за ней - это интересно. Несущий его кентавр направлялся к воротам в стене. Чтобы достичь их, пришлось сделать десяток поворотов по действующим улицам несуществующего города людей, пересечь три заросшие голубизной площади.

И, - о чудо! - ворота в стене стерегли два человека, одетые в белые балахоны! Наконец-то явилась надежда, что кто-то человеческим голосом раскроет ему смысл непрошенных перемен и подскажет направление дальнейшей судьбы. В крайнем случае он сам покопается в их мозгах. Кентавр достиг ворот и преклонил передние ноги. Сильные его руки помогли Иллариону сойти все на ту же голубую траву, не украшенную ни единым цветочком или захудалым сорнячком. Илларион размял затекшие ноги и подошел к воротам. И разочаровался - люди в белом были голографическими или иными, но фантомами. Разговаривать с программой, как бы она ни была совершенной, не хотелось. Да и сами они не стремились к диалогу. Белые стражи распахнули древнее дерево створок, и он вошел во внутреннее пространство наверняка храмового хозяйства. Ибо Илларион был уверен, - где бы ни жили люди, они сооружали храмы. В пирамидах достаточно долго жить невозможно, там обозначают праздники и проводят всякие ритуалы. Но в храмах, как нигде больше, можно узнать главное о людях, творивших рядом, в городе, свою жизнь. Голос хотел, чтобы император понимал главное. И вот Тень, - точнее, некто "они", - привели его к храму людей, оставивших после себя на третьей планете звезды Майя развалины города и фантомов, стражей памяти о себе. За стеной встретила та же разруха: от расположенных несколькими кольцевыми террасами зданий остались фундаменты и россыпи изразцовых осколочков. От ворот наверх к пирамиде вела неплохо сохранившаяся лестница, сложенная из каменных плит. Слева за склоном угадывалась еще одна, - видимо, лестниц было несколько, по числу входов в пирамиду. А входов, скорее всего, четыре.

Белые фантомы склонились перед ним, и один рукой указал на вершину холма. Илларион понял - они сделали свою работу, далее он пойдет без сопровождения. Он оглянулся на кентавра, но тот любопытствующим взглядом разглядывал что-то за стеной. С его ростом проделать такое легко. Илларион оценил крутизну подъема, количество ступеней, вздохнул и медленно начал восхождение. Кентавр, похоже, не ответит на его вопросы; и в храм ему не положено.

Предложенная лестница оказалась главной, - но ведь иначе и быть не могло! - и привела к проему в теле пирамиды, закрытому воротами, через которые свободно вошел бы и кентавр. Кирпичная кладка когда-то была облицована плиткой и украшена росписями, но от них остались лишь намеки. Он перешел в тень, ожидая, пока схлынет усталость с икроножных мышц. И потому не сразу заметил, что у ворот красного дерева, украшенного узорами-инкрустацией из драгоценных камней, стоит еще один страж, в пышном одеянии, расшитом золотой нитью. Наверняка тоже фантом, только более вещественный, и потрогать можно. Неужели и здесь работает голография земного типа, управляемая автоматом? Терпимо, но вот встреча с братом Хромотрона не совсем желательна. Требуется живое общение!

Страж в золотом заговорил на кечуа, Иллариону пришлось вспомнить уроки, данные отцом при подготовке к Реконструкции в Коско. Видно, кечуа - самое модное наречие у звезд Млечного Пути.

- Рад, что дождался столь счастливой минуты. Я готов проводить господина в святилище.

- Кто ты?

- Верховный жрец храма Пача-Камака. Главного Храма планеты...

Тут Илларион вспомнил и внутренне дрогнул. Ведь он уже видел Храм Пача-Камака! Этот самый храм! Видел на рисунке, сделанном отцом и раскрашенном Светланой! Все так! Отец, - Реконструктор гениальный, способный на самое невероятное. Но как смогла Светлана угадать цвета здания, расположенного за столько световых лет от Земли? И угадать в полнейшей точности!? Красный полуразрушенный кирпич, осколки голубого изразца, сплошь покрытый однотонной травяной голубизной и развалинами холм, зеленовато-алое небо над головой... Где-то что-то проходило раньше и проходит теперь вне понимания...

Изнутри храм обшит деревом, от времени потемневшим до черноты и растрескавшимся. Былое величие лишь угадывается. Напротив входа, в громадной нише, замерла статуя, сделанная также из дерева. Статуя изображает мужчину в таком же балахоне до пят, как на встреченных Илларионом двух стражах и жреце.

- Жрец, ты живой или копия?

- Для тебя, человек, не имеет значения. Я передам все, что обязан передать, и что тебе необходимо получить.

Илларион бросил еще взгляд на статую, - кого она изображала, он не понял и не очень хотел знать; как известно, Пача-Камака Инки не изображали ни в каком виде, а здесь наверняка действовал тот же закон.

"Он меня, звездного странника, ждал столько лет! И временных, и световых. Родной ты мой и желанный, исстрадался весь, - Иллариона охватило возмущение жрецом, но он не решился проявить его в полной мере, - Не хватит ли мне играть роль овцы, которую каждый считает своей? Насильно: что на мясо, что на трон, разница небольшая".

Он вдохнул храмовый воздух, сухой и совсем без привкуса моря, подошел к жрецу вплотную. Дотронуться рукой? Но разгоряченная кожа лица уловила дыхание стоящего напротив человека, явно не слабого и уверенного в себе. Таких плотных и достоверных фантомов на Земле не делали! В темных глазах жреца мелькнуло что-то, принятое Илларионом за усмешку, и он отказался от прямой проверки. Но вспышка возмущения рассеяла робость.

- И что я обязан взять у тебя?

- Знание.

- Знание... Знание, конечно, сила... Но скоро его мне некуда будет складывать, все хранилища почти переполнены. Но надо так надо. Можно, мы пока пройдемся туда-сюда, посмотрим, что и как?

Жрец, - то ли фантом-голограмма, то ли законсервированный живьем человек, (это уже не очень интересовало Иллариона), - молча кивнул. Они обошли деревянную статую, - жрец склонился в полупоклоне, - и через небольшую дверь вышли к южному склону холма. Отсюда открывался волшебный вид на бескрайнее море, играющее в жарких лучах Майи цветными зеркалами. Море было первозданно пустым, только в сотне метров от берега напротив холма на маленькой скале высился маяк, упорно вращающий тугой желтый луч, видимый и при свете дня. Илларион заворожено следил за монотонно-круговым движением луча, в неземные дальние века указывавшего неведомым кораблям путь к главному городу планеты. От цивилизации, схожей с земной, осталось три фантома? Куда же она делась? Луч шел против естественного движения слева направо. Вот он ударил по глазам, заставив зажмуриться, скользнул желтым пятном по скатам холма, перепрыгнул стену и осветил замеченную Илларионом ранее скульптурную композицию. Напрягшееся зрение на этот раз успело отметить, - скульптуры изображали не кентавров или русалок, а нормальных людей, стоящих несколькими компактными группами. Пятью группами.

- Мне это интересно, - заявил Илларион; нервное возбуждение охватило его, - Я хочу рассмотреть их поближе.

Вопреки ожиданиям Иллариона, жрец взял на себя функции гида, готового покинуть храм.

"Нет, существуют не просто инсайт или интуиция, а имеется нечто более глубокое в человеке! - решил Илларион у подножия постамента, сооруженного из похожего на мрамор камня, - К храму меня вело любопытство разума, а сюда потянуло предчувствие сердца".

Эти фигуры, эти лица! Их не мог не узнать ни один более-менее взрослый землянин. Перед Илларионом стояли каменные изображения экипажей всех пяти Звездных экспедиций Земли. Каменные или окаменелые? Ни один из них не вернулся домой. А на далекой планете одной из звезд скопления Плеяды им сооружены памятники! Он внимательно всматривался в лица звездолетчиков, исполненные с редким мастерством, сохранившим отпечаток жизни. Он помнит имена всех!

Еще бы! Только отец догадывался, - но не был уверен! - о его стремлении стать таким, как великий Серкол. Конструировать, создавать и отправлять в недоступную бесконечность звездные корабли! Мечта, которой уже не суждено сбыться...

Снова прошел желтый луч, и статуи ожили: в глазах мраморных людей обозначилась мысль. Только не угадать, какая. А может, маяк и не маяк вовсе, а элемент скульптурной композиции?

Первая Звездная: Юри, Темир, Троян. Да, их было всего трое. Экипажи следующих состояли из пяти человек. В Шестую Серкол хотел определить двенадцать, причем половину женщин, которых в предыдущие не включали.

Вторая, Третья, Четвертая... Где они затерялись? И можно ли превратить живого человека в каменную статую?

Пятая... Илларион лично знал каждого, мама познакомила. Он затаил дыхание, шаг сбился; стало неловко, он оглянулся. Но жрец сделал вид, что ничего не заметил, даже смотрел мимо, в узкий проем между Первой и Второй Звездными.

...Кармен, всегда веселый, ироничный, и тут улыбался с долей доброго ехидства.

...Георгий, ласковый к нему, любитель делать подарки. Целая коллекция накопилась: зверюшки, рыбки, обезьянки... Считал Иллариона ребенком.

...Леонардо, очень серьезный, почти хмурый, он вызывал чувство, похожее на страх.

...Ричард, любивший называть себя Львиным Сердцем. Но внешне он выглядел скорее как котенок: весь мягкий, плавный, пушистый.

...?

Но для пятого не предусмотрели даже места, некуда его ставить.

Илларион сделал еще шаг и замер. Не может быть! Огляделся: кругом та же нетронутая сине-голубая мурава, нигде ни кусочка камня. Не веря глазам, он обошел группу Пятой, вернулся к терпеливо ожидающему жрецу.

"Что? А где же Адраст? Тот самый, супермужество от макушки до пят, привлекательный Адраст, на которого мама пять лет назад променяла его отца, Гилла?" Он постоял минутку, нормализовал дыхание и спокойно сказал:

- Тут не хватает одного...

Жрец кивнул и так же спокойно ответил:

- Ты прав, человек. Но здесь место для тех, кто покинул истоки Звездной Реки. Для тех, кто начал путь в пространстве и продолжил во времени...

"Говоря нормальным языком, Адраст жив? - эмоции захлестнули Иллариона, - И он вполне может находиться в одном из поселений этой травянистой, безлесной пустыни? А жрец точно в сговоре с Голосом-похитителем".

- Где он? Где тот, который еще не покинул пространство истоков?

- Мне неизвестно, - кратко ответил жрец и склонился в почтительном поклоне, показывая, как неприятно ему не дать просящему нужные сведения.

Иллариону захотелось сказать все, что только вот пришло на ум, и после того показать один из элементов земного единоборства. Или же определить жреца в наказание за невежество навечно в подвалы храмового холма.

"Вот и все! Вхожу в роль самодержца! Видимо, император из меня получится тот еще".

- Приятно, когда не только я, но и еще кто-то чего-то да не знает, - умиротворенным тоном сказал он; стало немножко стыдно за вспышку гнева и желание расправы с одиноким жрецом, - С чего начнем передачу необходимых данных?

- Переход от звезды к звезде, входящих в Звездную Реку, свершается разными путями. Самый надежный и скорый - прохождение через Лабиринт. Я покажу тебе входы и выходы в него и из него, и расскажу, как ими пользоваться. Твой срок приходит...


1. Кто ты, Гарвей?



Гилл


Потрогать сейчас Кадма, - он будет прохладно-приятным, как камни, на которых мы устроились для встречи. Устроились для разговора, которого искал не один я. Всеобщая любовь, симпатия каждого ко всем и всех к каждому не являлись законами мира людей. Можно любить, а можно и ненавидеть ближнего, - только бы любовь или ненависть не становились препятствием общему делу! Нам же двоим надо понять, как относиться друг к другу. Надо только нам, безразлично любому третьему из многих миллиардов.

Потому как разве имеет значение для прогресса общества то, что совсем недавно Кадм ко мне был холоден и неприступен, как стены замка к рыцарю, призванному их разрушить и раскидать по камешку ради улыбки дамы сердца? Для нашего общества очень многое не имеет ни малейшего значения. Всё для продвижения за Барьер! Но прогресс после памятного обоим дня Реконструкции стал двигаться нервными зигзагами, видеть которые дано было не каждому. Нам, обоим, было дано.

Ночной Коско с плоской вершины холма Сакса-Ваман мерцал золотыми и серебряными бликами, сверкал исчезающе малыми огнями. По кварталам восстановленного города прогуливалась желтая Луна; на крыши и стены зданий, на свежие булыжники мостовых временами опускались цветные звезды. Дымок прижался к моему колену; глаза его, обращенные к подавляющему иной свет сверканию Золотого Дома, горели янтарем.

- Король и принц в тесных объятиях Консулата. Жаль мне их...

Вице-консул Южной Америки говорил вполголоса, не скрывая беспокойного напряжения.

- Консулата? - усмехнулся я его нарочитой наивности; он что, испытывает меня? - Очаровательный кумир земных женщин, остроглазый и речелюбивый Сиам, - вот ярлык тесных объятий.

- Обстоятельства складываются так, что через год Сиам станет президентом. Через год ты обязан будешь его любить, как правоверный гражданин.

Я слишком резко повернулся, камешек из-под ноги рванул вниз, к невидимому роднику. Дымок вскочил на лапы и с вопросом посмотрел на Кадма, затем на меня. Кадм успокаивающе коснулся кончиками пальцев моего плеча, улыбнулся Дымку. Улыбка вышла печальной.

- Знаю, знаю... Будешь обязан, но не будешь.

- А ты? - остывая, но с осадком недовольства спросил я; и, не ожидая ответа, добавил, - Разве я не вижу, что ты зашел дальше меня? И не воспринимаешь весь сегодняшний состав Консулата!

Кадм рассмеялся, Дымок с досады фыркнул и улегся на прежнем месте.

- Почему Хромотрон не включает в состав новостей загадочные сбои в работе игрушек? А они множатся, ломая тем всенародную уверенность в надежности устоев.

- На то и устои, чтобы их ломать, - пробурчал я по-дымковски, - Зачем тебе игрушки?

- Озаботился. Ты заказал для себя слишком большую. Не боишься? В Лиме маленький биокотенок чуть скальп не снял с девочки-хозяйки.

Теперь рассмеялся я, но так, что действительно сам испугался, но только своего смеха. Неужели во мне всегда таился огонь агрессии? Кадм виноват лишь тем, что недостаточно меня знает.

- Дымок, - не игрушка. Не вздумай сказать такое ему в глаза. Он уже начинает сердиться. Дымок - мой друг, брат и член семьи. Он живой и не менее разумен, чем мы с тобой.

- Настоящая собака? - удивился Кадм, - Когда я последний раз видел живых домашних животных? Нет, не вспомню...

Мне стало грустно и жалко его. И всех тех, кто ни разу не погладил живого друга-пса. Или кота. Грустно от того, что ничего в этом уже не исправишь. Зря я напустился на Кадма, он недостоин такого давления.

- Собака, животное... Когда-то люди обращались к ближнему: "мужчина!", "женщина!". По суммарному половому признаку. Хорошо, у нас всего два пола. Были и более прозаические вариации. Дымок легко научился понимать язык человека. А мне усвоить его способ выражения мыслей никак не получается. У кого интеллект? И по чувству собственного достоинства он не уступает. Человек - тоже животное...

- Я не хотел обидеть ни тебя, ни Дымка, - опять с печалью отозвался Кадм, - Ты имеешь то, чего лишен я.

- Но я лишен того, что имеешь ты, - сказал я и, стараясь не показать иронии, улыбнулся; я имел в виду близость Кадма к Консулату, - Тебе позволено открыто проявлять неуважение к высшей власти.

- Гилл, мы что-то не туда... Я не забыл. И помню наш последний разговор. Георгий Первый отказался от аудиенции. Так называются встречи с особами королевского сана? Я прозондировал его окружение, нашел специалистов. Они знают и о Фрэзи, и о ее острове, но чуть-чуть... Знают о маяке, о смотрителе Гарвее, - но еще меньше. А больше знать не хотят. И не хотят ни с кем из сухопутчиков говорить об этом. Так пожелал их король. Там ведь настоящее единовластие.

- Сейчас меня больше интересует Гарвей. Слишком он не такой... Ты понимаешь?

- Понимаю. Только не понимаю, каким образом тропинка к твоему сыну пролегает через жизненное пространство хозяина никому не нужного маяка. Ах да, прости. Не я один озабочен общечеловеческими проблемами. И не ты один... Есть еще люди... Что-то грядет, приближается, а мы сидим каждый в своем углу и грызем кость в одиночку. А ведь опасность обретает очертания, пусть пока ее лицо весьма неопределенное... Не пора ли консолидироваться, дружок?

Мы с Кадмом консолидировались.

А Элисса ушла от меня опять. Ушла и спряталась за Светлану. В детском лагере первой ступени ей придется не сладко. Надо будет делать какую-нибудь работу, а что она умеет? Адраст не выполнил задачу, Адраст ей не будет нужен, даже если встанет перед ней, как лист перед травой. Или ляжет? Предки выражались весьма образно, мы потеряли важные детальки такого непосредственного, природного отражения в словесных образах зигзагов собственного поведения. Пусть встанет, ляжет, сядет. Пусть... А ведь Адраст всплывает в моей памяти совсем безотносительно к Элиссе! Видел то я его живьем однажды в жизни. Правда, встреча была в неординарных обстоятельствах. Такие, как Адраст, лет этак семь назад выперли меня с территории Луны за попытку Реконструкции первобытного облика спутницы Земли. За легальную, согласованную всюду попытку! У них там, - но я-то этого не знал, - во времена звездной лихорадки господствовало специфическое отношение к тем, кто внизу. Внизу, - это на Земле! Они, - не без основания, - были уверены, что нужны Консулату неизмеримо больше, чем Консулат им.

И вот, всемирно известный кандидат-звездолетчик, предварительно избороздивший половину маршрутов околосолнечного пространства, в соседнем со мной кресле, на борту лунного челнока. Маршрут "Море Дождей - Южно-Московск", я летел домой. Адраст тогда разговорил и даже успокоил меня. Колоритный был мужик, жаль, что пропал в межзвездных ущельях. Да, это я все так, безотносительно к межличностному, к положению с Элиссой. Не будь Адраста, она нашла бы другого. А башку задурить можно любому, искусство обольщения у нас не на последнем месте. Пятилетняя Светлана знает то, что лет двести тому не снилось самой коварной куртизанке. А вот лицо Адраста то и дело всплывает из памяти, да стоит перед глазами! Неспроста такое, неспроста... Неужели Пятая Звездная каким-то боком?

Гарвей для меня загадка. Я стремлюсь к нему, чтобы открыть ее; а Адраст отсутствующий хочет заслонить Гарвея присутствующего. Никогда не отказывался от намеков подсознания, с них начинались многие мои удачные Реконструкции, пусть и непонятые даже близким окружением. Ну что ж, начнем с Гарвея, поскольку настроились, а затем и к Адрасту... А Гарвей не менее колоритен, чем звездолетчик, только уж очень необаятелен и хмур. А жизнь у него не так уж и дика. Одиночество для нормального человека часто может расцениваться как подарок. Сам, бывает, мечтаю. Еще и сверхскоростная девочка иногда посещает его. Супердинамичный фантом? А что? Придет время, и человек начнет делить любовь с искусственными созданиями. Плотная голограмма по многим признакам может оказаться предпочтительней живой женщины. Надеюсь не дожить до этих дней.

Георгий еще... Не делится тайнами с сухопутным миром. Не желает их величество. Георгий вовсе не прост. Тоже успел загадать несколько ребусов. Но не до них пока.

Разговор с Кадмом получился. Вице-консул совсем не бука, умнейшим и чутким мужиком оказался. Путь к маяку он прикроет, возможности у него есть. Тем более, что маяк Гарвея вовсе не значится в реестре земных объектов Хромотрона. А экранчик-то на маяке в режиме избирательного приема работает! А о Гарвее ничего машине не известно, нет данных. Такое может быть, если желание скрыться от любопытных совпадает с общественным интересом. Но, между прочим, кто определяет этот самый суперинтерес? Надо бы расспросить Кадма, больше некого. Вот если б я действовал не один! Прав Кадм, нужна широкая консолидация. Но друзей как беспокоить? При первом же запахе дыма?

После эвакуации Элиссы и меня с закрытой территории Гарвея координаты маяка были определены предельно точно. И тем не менее, добраться до цели мне удалось с третьего раза. Дважды, согласно показаниям системы ориентации одноместного "Комарика", я пролетал точно над маяком, но и признака какого либо строения на берегу не заметил. Я дважды должен был потерпеть аварию, наткнувшись на кирпич, вознесенный на тридцатиметровую высоту, но крылья "Комарика" только воздух раздвигали. Море блистало штилем, и на третий раз я зашел на цель с его стороны. И, конечно, тут же увидел башню с фонарем на ее вершине. Конечно и естественно, ведь маяки строятся для моряков, а не для караванщиков с тюками на верблюдах. Ничего, встреча предполагается тестовая, выясним и этот вопрос. Что за странный способ маскировки посреди открытого нараспашку мира?

Гарвей встретил без энтузиазма. Показалось, что он постарел за несколько недель еще на десяток-другой лет. А вот Адраст всегда был молод. Молод и сдержанно энергичен. Какие разные люди, но вот попали оба ко мне в список расследования. Надо уточнить, не были ли они знакомы...

Столика для гостей нет. Дверь в библиотеку закрыта наглухо. Молчаливый жест в сторону кресла, - и все. Устраивайся, незваный мужик, на хозяйском месте, покажи себя. Все равно мебели больше нет. В пределах дозволенного, критике не подлежит... Он же никого не просил о визите, мог бы и на дверь указать. Или вообще не пускать. Или прикрыть свой хитрый пространственный карман и с четвертой, мористой стороны. Значит, и хочет, и - не хочет?

- Простите за приезд без предуведомления. Но с вами невозможно связаться никаким нормальным способом.

Извинившись, я на правах старого знакомого прилег на шкуры. Гарвей хмыкнул в бороду и утонул в своем кресле.

- В прошлый раз мы не смогли как-то связно выразить вам свою благодарность и признательность... Если бы не вы...

- Если бы не я, вы все равно бы выжили. Вашей линии жизни не суждено прерваться по воле постороннего.

"Прекрасное начало! Он знае

т обо мне больше,


ч

ем я о себе. А я о нем ничего

, -


Я расстроился тем, что отказался от участия в Кадма разговоре

, -

У

смотрителя

свой список расследований? И он нача

л работу с ним раньше меня? Явный

встречный интерес

".

Я попытался заглянуть в его модернизированные глаза. Не вышло. Обежал взглядом близлежащее пространство.

Камин холодно молчит. В настенных подсвечниках плавятся и коптят настоящие восковые свечи. Откуда берется весь этот архаический антураж? Ведь раритет неимоверный, на что ни посмотри! Девушкой по имени Фрэзи, решившей стать подобием гриновской хозяйки моря, не пахнет. А пахнуть от нее, в том я непоколебимо уверен, должно свежестью утреннего бриза и чуть-чуть водорослями, только что выброшенными прибоем на прибрежные скалы. Солью, йодом, водой, ветром... А кожа ее обязана отсвечивать серебром и чуть зеленью. Я ухмыльнулся. Сам себе. Все шло не так, как хотелось. Но, возможно, так, как должно идти. Разброд, если кратко. Следовательно, логика моя не работает. А если не работает, то она есть ненужная запчасть. Я отбросил всякую видимую связь слов, всякий смысл. Пусть напряжется!

- Пространство и свечи, горящие во времени... Отграниченность. Снаружи карман, в который ведет слепой случай. Прекрасный поводырь. Размытая грань настоящего. Свое отделяется от другого. Что из них чужое?.. Убегаем и делим себя на части: до и после, здесь и там... А грань колеблется: туда-сюда, сюда-туда... Как занавесочка на окошке перед грозой... Я заметил: зимой по сравнению с летом окружающее пространство сжимается. Но предметы отдаляются. Жизнь - как свежая тропинка, пробитая тобой в снегу. Ее видно, если обернешься. Но зачем? Чтобы разделить судьбу Орфея? Инки, приручая львов, делались львами. Шакал не сможет воспитать царя зверей...

Хозяин замершими глазами ошалело смотрел на гостя. Я без паузы, не меняя интонации, спросил:

- Ты знал ребят из Пятой Звездной? Адраста?

- Нет!!!

Гарвей отрицание прокричал. Его взрывное "нет!" можно было принять за реакцию на надоевшего визитера, который лепит чепуху. Но я успел! Натренированный Дымком, я успел увидеть мгновенно принятую "стойку"! Гарвей изобразил ее всеми реактивными частями своего не слабого тела: ушами, "лапами", "мордой". Нет, инстинкт самосохранения искусственно не скрыть, он выбьет любую пробку...

Очень странный смотритель! Очень странный маяк, - с берега его нет! Соорудить такой пространственный карман-буфер, загружаемый только с моря, - надо использовать элементы голографии, неизвестные сегодня на Земле. А ведь оконечный каскад Хромотрона сооружен тоже весьма хитро, Гарвей обошел все системы контроля! Или смотритель гений, или он совсем не смотритель. Почему он так бурно среагировал на имя Адраст? После разведки возможных тайн, связанных с инженер-пилотом Пятой Звездной, следует вернуться к Гарвею. Вдвоем с Кадмом мы его достанем.

Ведь я сам подумывал о переквалификации на звездолетчика. Был перелом в душе, скрытый от всех, даже от близких друзей. Нельзя так привязываться к женщине, будь она дважды Элиссой. Тогда-то я и переделал зрение, как и положено тем, кто претендует на место в космосе. Глаза Гарвея тоже изменены. Чтобы видеть летящую Фрэзи? Ох, эта Фрэзи!

Вспомнились приведенные как-то Гектором слова Фрэнсиса Бэкона: "Власть же человека над вещами заключается в одних лишь искусствах и науках, ибо над природой не властвуют, если ей не подчиняются". И над природой женщины так же нет власти! Я одно время хотел сделать максимально полную копию-голограмму Элиссы, чтобы хоть разок поговорить по-человечески. Жаль, не сделал, теперь нет времени. Теперь предстоит воссоздать историю людей из Пятой. И хорошо, что к звездам женщин не пускали.

...Путь к банку данных о Пятой Звездной оказался не прост. Я и не подозревал, что существует сектор закрытой информации в нашем предельно открытом мире. Консул, занятый космическими проблемами, предельно ясно дал понять: пусть гражданин Гилл со всем его "почетом" не лезет не в свои дела. Я тут же забыл имя консула. Я был уверен, - стопроцентно уверен, - главный конструктор Серкол примет меня теплее. А до того предстояло познакомиться с близкими пропавшим звездолетчикам людьми...

...Ничего! Пропало пять экспедиций в звездный космос, и никто не знает, почему. Все уверенно выходили за пределы Солнечной Системы и исчезали бесследно. Ни черной дыры, ни всяких там гравитационных возмущений. Если архивы недоступны для гражданина Гилла, "семьям" организаторы-руководители не могли не сообщить все, что те хотели знать. А они наверное хотели знать, как и куда пропали близкие люди. Пусть родство у нас не в фаворе, но близость еще не отвергнута.

Естественно, меня интересовал прежде всего Адраст. Не тем боком, которым он прилепился к Элиссе, хотя и это любопытно. А тем, который касался Гарвея, личности не менее загадочной, нежели судьбы звездников, летевших к планетам земного типа. Тау Кита и Проксима Центавра...

Мать Адраста упомянула о некоей женщине по имени Цирцея. Бывшая Моника... Десятилетием горящий и несгорающий роман, который закончился вдруг, за год перед стартом. Мать не понимала, а я знал - Элисса. Элисса встала на пути Цирцеи и отодвинула ее в сторону. Элисса всегда умела добиваться своего. И Моника-Цирцея могла знать неизвестное другим, в том числе матери Адраста...

...Серкол приблизился к Барьеру так, что сделалось страшно. Лицо столетнего главного конструктора звездных кораблей бороздили морщины: мелкие, крупные, прямые, зигзагом... Глаза потеряли чистую голубизну и поблекли, как застиранное белье. Некоторые из морщин претендовали на звание складок. Интересно, а кора молодой Земли имела складки? Обилие морщин означало - конец близок. Он стал очень похож на своего друга, моего отца. Все старики похожи? Скоро я потеряю и этого. Старость у нас протекает со скоростью звездолета. Ну почему я так редко навещаю последнего истинно близкого мне человека? Потому что традиция требует: визиты должны быть деловыми? Так я давно на эти традиции с колокольни!

Внутри жилище Серкола изображало пейзаж неведомой планеты. Видимо, той, к которой он отправлял свои корабли. Под желтым небом многокрасочные джунгли. На небе - три солнца: белое, синее и красное. Тени - трехтональные, причудливо переплетенные. На холме, среди золотокожих аборигенов, - сам хозяин дома, в легком скафандре, со шлемом в руке...

Динамическая голограмма, сотворенная самим Серколом.

- Неосуществленная мечта. Теперь - запрещенная. А ведь я был уверен, что мои корабли могли достигнуть цели и вернуться. Полную возможность имели!

Он не сказал - "мечта неосуществимая"... И он был одинок, лишенный мечты, из-за которой освободил себя от всего земного. Кроме связей с людьми внутри профессионального круга, для него иных не существовало никогда. Но там, внутри, он был гением номер один. Запрет на космос стал для него крушением. Он ждал меня всегда, и потому встретил с детской радостью.

Накрытый таким образом стол всегда признак близости, которую раньше без стыда называли любовью. У Серкола не было детей. Вино, фрукты, соленый сыр...

- Пятая? И Адраст? - переспросил он, выслушав меня.

Планета мечты уступила место портретам звездников. Он управлял экранами напрямую, через излучения мозга. Что ж, Зевсу позволено...

Мы без слов договорились: о нашумевшей Реконструкции и ее отражении в моей личной жизни не надо. Лишнее. Да и моя удача - больше дело случая, а его величие - итог трудов. Мы не сравнимы. Серкол рассказывал о том, что считал важным для меня. Я же не понимал, что из избранного Серколом может стать для меня действительно нужным. И, чтобы не молчать, и не превращать диалог в откровение одинокого старца, я заговорил о Гарвее. И Серкол повел сразу две линии, чередуя их и смешивая. Мозг его оставался молодым.

- Адраст - человек одной привязанности. Согласись, такое редкость. Кроме космоса, он ни о чем не хотел знать. Он стремился к иным мирам сильнее, чем я.

По рюмочке вина, обмен взглядами...

- Бегущая по волнам... Я помню этот давний сюжет. Прекрасная фантазия! Литературный призрак далекого двадцатого века... Из мира, ушедшего навсегда, бесконечно далекого, чуждого нам. Как этот призрак мог материализоваться в наше время, если людей, знающих Грина - единицы?

Я посмотрел прямо в поголубевшие глаза Серкола:

- Хромотрон исключил наличие в океане так называемой обители Фрэзи и присутствие среди нас субстанций, подобных той, что я видел в убежище Гарвея.

- Женщину Адраста зовут Цирцея. А, ты уже знаешь? Он для нее был, есть и будет богом. Тут есть над чем задуматься. Цирцея служила в Храме Афродиты баядерой...

Я удивился:

- Впервые слышу о таких должностях при Храме.

- Я понимаю, - с ласковой улыбкой отозвался Серкол. В сердце моем потеплело, как в дни, когда отец забирал меня из Центра в Спарте и привозил в сказочное царство Серкола, - Для тебя секс никогда не был ни способом существования, ни целью бытия. А как маяк?

- С маяком сложнее. Хромотрон имеет данные о развалинах маяка на одном из Курильских островков. Но сведений о его реконструкции-воссоздании, а тем более о создании над ним пространственной ниши у него нет. Хромотрон в раздумье.

- Хромотрон... Ты уже убедился, что существуют секретные архивы? У людей? Почему же чего-то подобного не может быть у голографического паука?

- Но как же с программными установлениями?

- Рамки... Рамки для того и существуют, чтобы быть преодоленными. Я покажу тебе портрет Цирцеи, распутной баядерки и преданнейшей любовницы одного человека. Кроме Адраста, она никого не любила и ни к кому не тянулась. А секс в Храме, - служба... А ты расскажи мне о Фрэзи все, что сможешь...

Портрет Моники-Цирцеи не произвел на меня особого впечатления. Он был сделан десяток лет назад, когда Цирцея получила первый всепланетный приз за красоту и прима-роль в балете "Марсианка". Никогда не понимал, чем руководствуются все эти жюри всяческих конкурсов. Вот глаза разве что... В средние века за глубинную зеленую черноту их окрестили бы глазами колдуньи. Но если сам Серкол считает, что она может... Придется с ней встретиться.

- ...Фрэзи умеет передвигаться с очень большой скоростью. Для глаз звездника это нормально. Он может воспринимать и двадцать четыре кадры в секунду, и на порядок больше. Ведь так? Но Гарвей видит ее. Обычный человек в лучшем случае заметил бы появление и исчезновение призрака. Вначале я решил, что она - голографический фантом. Но рядом нет излучателей, слепок не может долго существовать вдали от них. А наши проекторы не попадают в "карман", содержащий маяк. Или прячущий его.

- Наши, - это земные? - то ли спросил, то ли уточнил Серкол, и немедленно переключился, - Баядеры - желанно-необходимый этап для женщины, ставящей целью достичь в обществе признания, равного мужскому. Ты что-нибудь знаешь о тантризме? - Я неопределенно шевельнул плечами. Откуда? - Тантризм, - одно из гиперболизированных ответвлений индуизма. Разве ты не бывал на женской половине нашего главного храма? Зря, рекомендую. Одна стена там вся посвящена практике любви. Точнее - технологии секса. Встречаются весьма любопытные позы, их бы можно использовать в деле подготовки звездников.

ТЕЛЕГРАМ

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник

Бот для удобного поиска и скачивания книг

Книжный Бот

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

О психологии, саморазвитии и личностном росте

Саморазвитие

Детективы и триллеры, все новинки

Детективы

Фантастика и фэнтези, все новинки

Фантастика
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник