Черти поневоле

— Батюшки-светы! — ахнула Яга. — Да где ж этот Тутанхамон? Своими руками бы съела!

— Руками не едят! — строго сказал Кощей. — Для этого есть нож и вилка. Что же касается потенциального злодея, то предсказания наших звездочетов сходятся в одном: он где-то близко и готовится действовать.

— А может быть, это космические пираты, о которых Крян рассказывал? — предположил Костя. — Ведь они должны быть на подходе.

— Нет, этот злодей местный, тутошний.

Костя почесал за ухом, поморщился, как от зубной боли:

— Так не пойдет. Потенциальный злодей неизвестен, ну и плевать. Наверняка это Лисипицин. Больше некому. А вот что он замышляет… Тайна за тремя подписками. И как можно в таком положении работать?

— Да уж, Кощеюшко! Ты бы сказал, а? Шепнул бы нам на ушко, что за ужас такой намечается, а мы бы уж того… Никому!

— Да не могу! — с досадой в голосе воскликнул Кощей. — Сказано ведь — подписку давал!

— Мы тоже можем дать, — намекнул Костя.

Кощей задумался.

— А ведь это идея! — сказал он через минуту. — Вы тоже дадите подписку о неразглашении, а я вас посвящу в эту ужасную тайну.

— Тогда не томи, — посоветовал Леший.

— Если я кому-то мешаю, я могу уйти! — гордо сказала Шишига и передернула плечиками.

— Не согласен! — рявкнул Горыныч. — Все так все!

— Все так все, — как эхо повторил Кощей и вынул из-за пазухи заранее отксерокопированные листки с отпечатанным текстом. Листков было много. Гораздо больше, чем присутствующих.

— Расписаться нужно здесь и здесь, — сказал Кощей, показывая пальцем, — остальные возьмите себе. На случай, если кого-нибудь придется посвятить дополнительно. — Он аккуратно собрал подписанные листочки и спрятал в карман. — Ну а теперь слушайте!

Все затаили дыхание.

— Буду краток. В Тридевятом царстве, в черном замке спит Идолище поганое! — Кощей обвел друзей многозначительным взглядом, но нужной, как ему казалось, реакции не увидел.

— Подумаешь! — разочарованно сказал Костя. — Идолище поганое спит! Ну и пусть спит. Ему уже один раз навтыкали. Можно повторить.

— Верно! — подхватила Яга. — Илья-то Муромец ему зенки на задницу натянул и моргать заставил. Нешто мы хуже?

— Илья — человек особенный, — слегка вздрогнув, сказал Кощей, — мне неприятно об этом вспоминать, но он и ко мне любви не испытывал. С ним вообще трудно было ладить. Ну сами посудите: ты ему слово, а он тебе по голове! Совершенно невозможно общаться! — Кощей инстинктивно притронулся к затылку. — И потом. У него был меч-кладенец, не фальсификат, как у Степанидовны, а настоящий. А против такого аргумента не попрешь. И вообще. Преступление всегда легче предупредить, нежели ликвидировать последствия.

— И все-таки что страшного в этом Идолище?

— А то! — нахмурился Кощей. — По преданию, если оно проснется, то сокрушит три царства. В пыль обратит!

— Тогда зачем его пробуждать? — продолжал недоумевать Костя. — Какая тут логика? Этот Идолище, должно быть, идиот. Зачем превращать в пыль цветущий край? Даже с точки зрения выгоды это глупо. А тот, кто ему помогает, ему-то что за корысть? Неужели только злоба? А может быть — месть?

— Вы, Костя, не в курсе, — ворчливо заметил. Кощей. — Того, кто его разбудит, Идолище сделает царем!

— Над кем? Если все разрушено?

— Ну кое-что, конечно, останется…

— Короче, ясно, — сказал Костя, — проникновение необходимо пресечь! Тогда нечего тянуть резину. Тут каждая секунда дорога. Кто со мной?

Желание идти на перехват изъявили все, кроме Кощея, который, как всегда, сослался на срочные дела. Костя сбегал в избу и принес несколько красных повязок с надписью «лесохрана». Уже через минуту друзья были в пути.

После долгой борьбы с резиновыми кралями Эдиком овладело лихорадочное возбуждение.

— А они ничего, — прошептал он Толяну на ухо. — Как живые!

— Да лучше, лучше, — отозвался Толян. — Мягкие такие! И вообще, у них все, как надо, я проверял.

— Тише вы! — прошептал Лисипицин. Он остановился возле двери, ведущей в смежное помещение. — Сейчас проверим, все ли на месте. — Он быстро подобрал ключ и вставил в замочную скважину.

Дверь распахнулась без скрипа. В лицо Эдику пахнуло стойкой пластмассовой вонью.

— Заходите!

Лисипицин плотно прикрыл за ними дверь. Вспыхнул свет. Братки изумленно огляделись. Все полки были битком набиты самым разнообразным пластмассовым оружием: мечами, саблями, зверского вида ятаганами…

— Обалдеть! — прошептал Эдик. — Как настоящие!

— Это и есть настоящие, — с придыханием оказал Лисипицин. — Осторожнее, а то без рук останетесь! Пластмасса-то не простая, а заговоренная, прочней булата.

— Ты кому заливаешь! — ухмыльнулся Эдик, беря в руки японскую катану и взмахивая ею над головой.

Вжик!

— Ай! — взвизгнул Серый, хватаясь за голову и приседая. — Ты чего, шеф? Больно же!

Эдик оторопело уставился сначала на меч, а потом на Серого. На полу лежал срубленный под корень рог. Из места сруба сочилась какая-то буровато-серая жижа.

— Где-то у меня тут аптечка была, — деловито сказал Лисипицин. — Сейчас перевяжем.

Он открыл какой-то шкафчик и действительно вытащил аптечку.

— Здорово вас наградили! — бормотал он, перевязывая Серому обрубок рога. — Классное колдовство! Это все Шлоссер с Евстигнеевым да проклятый лесник. Они на вас колдунов натравили.

— Убью гадов! — прорычал Эдик. — За что?!

— А меня за что?! — патетически воскликнул Лисипицин. — И-эх! Весь бизнес порушили, к своим рукам прибрали! Вас-то, понятное дело, испугались! Поняли, что просто так с вами не сладить. Вот и навели порчу.

— А резиновые бабы тоже ихние? — спросил Эдик.

Лисипицин блудливо отвел глаза. Резиновые Зины были как раз делом его рук. Доверить изготовление оружия, пусть и пластмассового, сельским работницам Лисипицин не мог. Вот и воспользовался услугами резиновых дам, благо заколдовать их было несложно. Но дело это было прошлое, давнее, и посвящать братков в свои похождения Рудольф Адольфыч не хотел, поэтому он просто кивнул головой.

— А то! В секс-шопе накупили, зачаровали и заставили вкалывать, а по ночам цех сторожить, чтобы кто чужой не вошел. Не подоспей я, плохо бы вам пришлось. Заласкали б до обморока!

— Доберусь я до них, — пообещал Эдик. — Как заколдовали, так и расколдуют. На рога нацеплю!

— Так с ними и надо, — заметил Лисипицин. — А вам помочь можно. Я об этом чародействе давно слышал. Нужно волшебное яблоко съесть, тогда и рога отвалятся. А так — пили, не пили, все равно снова отрастут. Только в другом месте. У одного на брюхе рог вырос, представь себе, каково?! Короче, как дело сделаем, берите этих гадов за шкирку и трясите, пока все не исправят! — Он вытащил из-за шкафа здоровенную спортивную сумку и принялся лихорадочно укладывать туда пластмассовое оружие, распорядившись: — Помогайте! Только сабелькой не машите туда-сюда! Ладно, всего-навсего рог срубил. А то ведь башку снимешь, другая не отрастет!

Сумка оказалась большой, и мечей и сабель туда набили немерено. Лисипицин нажал какую-то кнопку на стене.

— Это я даю знать на ту сторону, — пояснил он, — чтобы, значит, бакшиш тащили! И это… Кто у вас самый сильный?

— Был Серый, — сказал Эдик, — но теперь он вроде как калека. Безрогий и шея длинная. Толян, хватай сумку!

Лисипицин между тем откатил в сторону один из стеллажей, и за ним открылся узкий проход в подземелье.

— Идемте!

— Ты куда это нас тащишь? — засомневался Эдик. — Мы так не договаривались! Может, ты нас куда-нибудь заманишь, и кранты?

— Я мог оставить вас на растерзание резиновым развратницам! — оскорбленно ответил Рудольф Адольфыч. — Но не сделал этого. Я — конкретный и правильный пацан!

— Ты — пацан? — удивился Эдик.

— Пацан! — твердо заявил Лисипицин.

Эдик почувствовал легкое головокружение.

— Ладно, — сказал он и, всмотревшись в непроницаемую темноту хода, словно и впрямь мог что-то там разглядеть, скомандовал: — Толян, вперед! Серый, за ним!

— Держите, — сказал Рудольф Адольфыч, протягивая браткам фонарик, — там круто, смотрите, шеи не сверните.

Пыхтя от страха больше, чем от напряжения, братки стали спускаться вниз. Следом за ними шел Лисипицин.

Лестница и в самом деле была крутая, а проход настолько узкий, что Эдик едва не ободрал себе живот. Серому пришлось хуже всех. Свою длинную шею он вынужден был наклонять и вытягивать, так что при каждом шаге тыкался носом в спину Толяна. Спина была мокрая от пота, и все это не доставляло радости ни тому, ни другому.

— Убери свою слюнявую пасть, — бормотал Толян, — всю спину облизал!

— Плевал я на твою спину, — огрызнулся Серый и тут же невольно чмокнул Толяна меж лопаток. — Тьфу!

— Ты, хорош! Шею узлом завяжу!

— А я тебя на рог надену!

Слушать эти пререкания было тошно, и Эдик недолго думая легонько пнул Серого в зад, буркнув:

— Заткнись, рогатый!

— Я однорогий! — заявил Серый и тут же, не удержавшись на крутой ступеньке, скользнул вниз. Впрочем, недалеко. Аккурат до спины Толяна. Острый как шило рог Серого воткнулся Толяну в задницу.

— А-а-а! — заорал тот, схватившись за мягкое место. — Проткнули! Насадили! Ох! О-ох!

— Закройте пасти! — взревел Эдик. — Поубиваю на фиг! Насадили, засадили… сейчас так насажу, мало не покажется!

— Ну я тебе припомню, рогатая тварь! — со слезой в голосе сказал Толян и захромал дальше.

— Не обижайся, братан, я тут ни при чем, — начал оправдываться Серый, — меня шеф двинул. Я не хотел.

Однако Толян его не слушал и бормотал свое:

— Всю задницу растаранил, змей. Как болит! Не помереть бы…

— Не помрешь! — уверенно сказал Эдик. — Как цацки получишь, так сразу запляшешь.

При упоминании о сокровищах Толян перестал хныкать и задышал ровней. А через пять минут они оказались в большой пещере. К удивлению Эдика, здесь было довольно светло. Правда, свет был специфический, колдовской, и шел неизвестно откуда.

— Стойте и ни к чему не притрагивайтесь! — строго сказал Лисипицин.

Эдик осмотрелся. Помещение было довольно странным. С потолка свисали какие-то полупрозрачные нити, в гранитную стену были вбиты железные кольца, к которым крепились проржавевшие цепи. В углу валялся сухонький, хрупкий на вид скелет. Рядом с ним, на полу, вся в пыли, лежала большая кавказская кепка.

— Класс! — сказал Эдик. Ему стало смешно и интересно. Он поднял кепку, стряхнул с нее пыль и заглянул внутрь. — Смотри, какой размер-то! — удивленно пробормотал он. — Это ж у кого такая здоровенная башка?

— А ну брось немедленно! — закричал Лисипицин и даже топнул ногой, но было уже поздно. Валявшийся на полу скелет шевельнулся.

— Дарагой! — прошелестело в воздухе. — Ты зачем взял мой кепка?

Шеф бестолково завертел головой, пытаясь понять, откуда доносится голос, и только тут заметил направляющийся к нему скелет.

Эдик окаменел. Лисипицин лихорадочно бросился к сумке и принялся ее расстегивать, но молнию, как назло, заело.

— Да помогите же! — зашипел он, глядя на братков, но тем было не до сумки. Всей кодлой они изображали немую сцену из «Ревизора».

— Стой! — крикнул Лисипицин и, расставив руки, встал на пути скелета. — Чимоза! Вохр! Кру!

— Да хоть КГБ, — развязно ответил скелет, отстраняя Рудольфа Адольфыча. — Уйды, дарагой! Я тебя нэ хачу! Я кепка хачу!

Он подошел к Эдику почти вплотную, и тот наконец-то пришел в себя. Кое-как развернувшись вокруг своей оси, он скребанул рогами по потолку пещеры, наклонился, чтобы бежать, но тут его организм, надорванный ведром воды и пережитыми страхами, не выдержал. Раздался глухой взрыв, Эдик моментально остался без штанов, а то, что вылетело из него, вмазалось в скелет и приклеило мистическое чудовище к стене. В этот момент висящие на кольцах цепи жадно шевельнулись и оплели скелет так плотно, что остались видны только подергивающиеся ножки.

Минуты две Лисипицин смотрел на Эдика, как на некое чудо. Рот у Рудольфа Адольфыча раскрылся сам собой, обнажая мелкие желтоватые зубы.

— Ну ты даешь! — наконец выговорил он с непонятной интонацией. — Я уж думал, что все, кранты! Но ты силен. Вот только вонюч больно…

Эдик медленно приходил в себя. Первым делом он убедился, что остался без штанов, и инстинктивно загородил причинное место руками. Сердито оглядевшись, шеф поманил к себе Коляна.

— Снимай тренировочные! — сказал он, не глядя ни на кого.

— Да ты чего, шеф?! А я как?..

— Снимай! У тебя трусы семейные, за шорты сойдут. Натуральные «бермуды»!

С грустью на лице Колян стянул с себя тренировочные брюки и отдал их шефу. Между тем воздух в пещере проветрился. Эдику даже показалось, что откуда-то подул легкий ветерок.

— Пошли! — сказал Лисипицин и поманил братков за собой. Они подошли к воротам.

Ворота были здоровенные. В них запросто мог пройти железнодорожный состав, но Рудольф Адольфыч подошел к небольшой дверце, которую Эдик сразу и не заметил. На дверцу был навешан большой гаражный замок с шифром.

— Ну кто самый смелый? — спросил Лисипицин, прищурившись.

Эдик подтолкнул Коляна:

— Двигай! Это твоя работа!

Путаясь в семейных трусах, Колян подошел к замку и начал вертеть его так и сяк.

— Ерунда, — сказал он через минуту, — сейчас. Ловкость рук, и никакого мошенства! Готово. Можно открывать.

— Погоди! — Лисипицин подался вперед и распахнул дверцу.

Яркий солнечный свет ворвался в пещеру. Щелканье птиц, запах травы и цветущих деревьев, бесконечно голубое небо заполнили затхлое пространство подземелья.

— Стойте здесь! — строго сказал Лисипицин и вышел из пещеры.

— Ну уж нет! — возразил Эдик. — Мы так не договаривались. А если ты слиняешь?

— Черт с вами! — отмахнулся Рудольф. — Идите!

Братки вывалились следом. Они оказались на вершине какой-то горы или холма — Эдик не разобрал. Вдалеке синели горы.

— Крым?! — спросил он, вертя головой во все стороны. — Или Кавказ?

— Фигаз! — лаконично ответил Лисипицин. — Это другое измерение. Впрочем, тебе этого не понять.

— Это почему же не понять? — обиделся Эдик. — Мы тоже книжки читали и кино смотрели! Это как в «Звездных вратах»: раз — и квас!

— Вот именно, — рассеянно сказал Лисипицин, прислушиваясь к чему-то.

Вскоре и Эдик различил дробный топот ног. Кто-то сломя голову бежал наверх.

Через минуту на тропинке показался пеший отряд. Впереди бежал высокий усатый солдат, одетый в форму Преображенского полка. На нем был ярко-синий мундир с белой лентой через плечо, тяжелый кивер и начищенные до зеркального блеска сапоги. Сапоги слегка запылились.

Солдат бежал, улыбаясь себе в усы, словно предчувствуя приятную встречу. В двух шагах от Лисипицина он остановился, и улыбка на его лице сменилась гримасой ужаса:

— Это в-вы, в-ваше в-высочество?!

— Я! — скрипучим голосом произнес Лисипицин. — Или забыл, как вести себя надо? Живо научу! На колени!

Солдат побледнел и сделал шаг назад.

— Ну! — повысил голос Рудольф. — Я жду!

— Не встану! — еле внятно прошептал солдат. — Видит бог, больше не встану. Хватит!

— Ах не встанешь? Ну погоди!.. Эй, ты, — обратился Лисипицин к Эдику, — тебе деньги нужны?

— Нужны! — гаркнул с готовностью Эдик.

— Ну так проучи этого негодяя!

— Его, что ли? — на всякий случай уточнил Эдик и шмыгнул носом.

— Конечно, его, деревянная ты голова!

Шеф молча проглотил оскорбление и, наклонив голову, шагнул вперед. Рога Эдика нацелились солдату прямо в грудь.

— Забодаю! — покраснев как рак, заорал шеф и, чувствуя себя последним идиотом, ринулся на врага.

Но тут произошло нечто неожиданное. Солдат легко увернулся от острых рогов, сорвал с себя плащ и, развернув его, воскликнул:

— Торо!

В это время на площадке появился приотставший отряд. Двое тащили увесистый сундук. Увидев, что происходит, вояки быстро разобрались в ситуации и стали криками подбадривать своего командира:

— Давай вдарь ему!

— Саблю ему в бочину!

— В загривок, в загривок!

— И коленом под зад не забудь!..

Перед затуманенным взором Эдика мелькнула красная изнанка солдатского плаща, и тот ринулся в атаку. Там, за красным плащом скрывался враг, и этого врага нужно было поднять на рога! Эдик боднул головой, но плащ неожиданно оказался справа.

— Торо! — выкрикнул солдат и шлепнул Эдика по загривку, словно подбадривая его.

— Убью, гад! Запорю… — прохрипел шеф и, изловчившись, подцепил рогом край плаща, разодрав подкладку.

— Молодец! — крикнул солдат, снова легко уходя в сторону. — Ну вот он я! — Он раскрылся.

Плащ висел на левой руке, а сам солдат стоял перед Эдиком и улыбался. Кровь бросилась Эдику в голову. Он ударил ногой по земле, поднял облако пыли и прыгнул вперед. Но не на врага, а, к своему большому удивлению, на красную тряпку! Атака удалась. Проткнув плащ насквозь, он вырвал его из рук солдата, сбросил на землю и принялся топтать, яростно мыча и нечленораздельно ругаясь. А когда тряпка была разорвана в клочья, он медленно обернулся.

Солдат глядел спокойно, держа руку на эфесе сабли. А рядом стояли стражники, и в руках у них был заветный сундук.

Эдик издал короткий рык, прыгнул, минуя солдата, и воткнул рога в сундук!

Хрясь! Сундук плотно наделся на рога. Эдик поднял голову вместе с тяжеленной добычей и, издав неразборчивый, но победный клич, ринулся обратно в пещеру.

— Куда?! — закричал солдат. — Держи его!

— Забирай! — крикнул Лисипицин. Сорвав с плеча Коляна сумку с пластмассовым оружием, он кинул ее солдату. — Вот ваш товар! — И бросился вслед за Эдиком. Братки, как подстегнутые, устремились следом за ним.

А в это время в пещере происходили волнующие и трагические события. Почувствовав на своих рогах вес золота, Эдик не стал останавливаться, а ринулся вверх по лестнице. Жажда богатства придавала ему силы.

— Стой! — слышал шеф за своей спиной, но эти крики только подстегивали его. Он прыгал сразу через три ступеньки и несся вперед, как лев, поймавший добычу. Однако крутой подъем давал о себе знать, и, когда Эдик оказался в каптерке, он почувствовал, что силы покидают его. Дыша как паровоз, Эдик выскочил в цех и огляделся. Все было тихо. Своих преследователей он опередил на несколько минут, и это было самым главным!

Эдик подскочил к столу, поставил сундук и рывком освободил рога. Отдышавшись, он прихватил груз двумя руками и, скрючившись, поволок к выходу. И тут на его плечо легла чья-то рука.

— Спасибо, друг! — услышал Эдик и резко обернулся.

Сундук с тяжелым стуком упал на пол. Перед ним стояли, нагло ухмыляясь, цеховые домовые: Шмыга, Гига, Фига и Барыга.

— Мы-то думали, что ты нас обманешь, — сказал Барыга.

— А ты, оказывается, честный парень, — добавил Шмыга.

— Карточный долг — это святое! — строго произнес Гига. Вместе с Фигой он осторожно поднял сундук. Барыга вложил в руку Эдика какую-то бумажку.

— Это твоя расписка, — сказал он, весело скалясь, — теперь мы квиты. Ну покеда! Приходи, еще поиграем!

— Может, в следующий раз повезет! — сказал Шмыга и подмигнул.

— А что, прямо завтра и приходи, — предложил Барыга.

Как-то очень ловко, несмотря на тяжелый груз, домовые бросились к стене и всосались прямо в нее вместе с сундуком.

— Куда-а?! — беззвучно просипел Эдик, опускаясь на пол. — Это — мое…

Но ответа он не получил. Вместо ответа перед ним возникли запыхавшиеся братки вместе с Лисипициным.

— Уфф! Хрр! Уфф! Хрр! — с хрипом дышали они, глядя на шефа. — Ты чего, хрр, побежал, уфф?! Мы бы, хрр, помогли, уфф!

— Где сундук?! — неожиданно завопил Лисипицин тонким срывающимся голосом. — Куда ты его дел? Говори, тварь рогатая!!!

Эдик поднялся на ноги.

— Шеф, в натуре, где сундук? — нахмурились пацаны.

Эдик протянул им скомканную бумажку:

— Эта… Вот!

— Что за ксива? — Лисипицин выхватил бумажку и поднес ее к глазам. Его губы зашевелились.

— Что там? Что там? — засуетились братки, пытаясь заглянуть через плечо.

Однако это удалось только Серому. Лисипицин смотрел в накарябанный вкривь и вкось текст, и чем дальше он читал, тем длиннее становилось его лицо.

— Что за фигня? Ничего не понимаю! Где сундук?

— Там! — Эдик безнадежно махнул рукой в сторону стены.

— Там, там! — завопил Лисипицин, бегая по цеху как сумасшедший. — Где там? Куда ты его дел?

— Да не крутись ты, — произнес Серый, забирая у него бумажку и перечитывая. — Это расписка. На сто тонн баксов. Карточный долг. Шеф, ты что, в карты все золото продул?

— Да! — закричал Эдик. — Ну и что?! Я не виноват, меня подставили!

— Как подставили? Когда? — взвился Лисипицин. — Говори честно, кому рыжевье спулил?

— Домовые, — выдохнул Эдик, — они меня позавчера поймали и заставили в карты играть! Вот я и спустил все…

— Ты? Проиграл? Домовым? — медленно произнес Рудольф Адольфыч. — Общие деньги? Да ты знаешь, что за это бывает?

— А че бывает? Че? — вскинулся Эдик. — Ты фильтруй базар! Пацаны, разберитесь с ним!

Однако братки разбираться с Лисипициным не торопились. Напротив, они какой-то нехорошей, молчаливой стеной обступили Эдика.

— Шеф, так дела не делают! — сказал Серый. — Свою долю ты вправе проиграть, но нашу не имел права.

— Да откуда я знал, что меня обманут? — застонал Эдик, и тут его озарило. — Это колдовство! — заявил он. — Точно вам говорю! Этих домовых на меня сельские мужики натравили. Этот, у которого летающая тарелка…

— Шлоссер! — догадался Лисипицин.

— Во-во! И другой, с ним вместе.

— Евстигнеев, — сурово сказал Лисипицин.

— Я в ту ночь сразу на них напоролся. Это все они подстроили!

Все замолчали, переваривая услышанное. Наконец Лисипицин вздохнул и огляделся.

— Пошли отсюда! Скоро утро. Давайте ко мне. Там спокойно во всем разберемся. Если золото у домовых, оно никуда не денется. А потом… Еще одна наклевка есть!

Через минуту компания вышла из цеха. Братки уныло подобрали лежащие на земле клобуки и молча двинулись к дому Лисипицина.

Ровно через полчаса после того, как бандиты всрочном порядке покинули негостеприимные заводские стены, к цеховой двери подошли Костя, Горыныч и их друзья.

— Чую, что опоздали мы! Ну точно! Замка нет. Свистнули! — Яга оглянулась и тут же перевела взгляд на крышу.

— Вот и обезьяна нет. Сгубили зверюгу, злодеи рогатые!

Костя подпрыгнул, зацепился руками за козырек и через минуту оказался на крыше. Обезьян лежал на спине, развалив косматую пасть и сладко похрапывая. Стараясь не разбудить волосатого монстра, Костя спустился обратно.

— Спит без задних ног. Жив обезьян!

— Как это без задних ног? — ужаснулась Яга. — Ахти, страсти какие! Да кто ж ему их отъел?

— Темнота! — усмехнулся Горыныч. — Это только так говорится. Нельзя все понимать в буквальном смысле.

— Не учи ученого! — обиделась Яга. — Сама все знаю. А передние-то у него хоть целы?

— Целы! — засмеялся Костя.

— Ну с него и хватит, — вздохнула Яга, — лишние ноги тоже ни к чему.

— Ой, как с вами интересно! — закатила глазки Шишига. — А можно и я посмотрю? Может, он эти ноги отстегнул и спрятал? А мы их найдем и перепрячем?

— Шишечка! — ласково произнес Горыныч. — Не суетись. Это сейчас не главное!

— А что главное? — наивно спросила Шишига.

— Главное — это остановить бандитов, — сказал Костя, — не допустить их в Тридевятое царство. Где они сейчас?

— Разберемся! — сказала Яга, забирая у Лешего фонарь и посвечивая вокруг. — Вон как все нагажено да затоптано! Вот следы здоровые, будто слоновьи. Это их главный натоптал. А это маленький след, деликатный. У Лисипицина такая нога. Опять же окурочек весь изжеванный. Волновался, видать, нервничал. Ну оно и понятно. Не каждый день на лихое дело идешь! А вот эти следы видишь? Назад ведут. И пошли они пустые, никаких сокровищ у них нетути!

— Почему вы так решили? — спросил Костя, сбитый с толку бабкиной дедукцией.

— Эхма! Да если бы они тащили мешок али сундук тяжелый, так ведь и следы были бы глубже! Лишний вес, он на землю-то давит! Налегке они шли и как бы даже огорченные. Оттого и шаг у них мелкий, а не широкий. Потому что у людей удачливых шаг широкий да твердый.

— Верно, бабушка! — сказал кто-то совсем рядом, и из стены высунулась голова домового. Это был Барыга. — Здорово все расписали! — С некоторым затруднением он вылез из стены целиком и вытащил сундучок. — Вот оно, добро-то народное! Тута!

— Барыжка! — всплеснула бабка руками. — Ах ты шалопут! Что ты наделал-то? Откуда взял?

— В карты у главного бандита выиграл! — ухмыльнулся Барыга. — Пусть не думает, что раз он крутой и с рогами, так ему все можно. У нас с такими своя расправа. Носопырь-то быстро утрем!

— Носопырь — это, насколько я понимаю, нос? — не выдержал Леший.

— У кого нос, а у этих бугаев натуральный носопырь! — возразил домовой. — Вы вот что, золотишко-то, того… В кассу сдайте, чтобы чего не вышло. А то ведь их жадность заела, все село перевернут, лишь бы золото вернуть!

— Хорошо сказал, — восхитился Горыныч, — в рифму! Сейчас запишу!

— Погоди, — сказала Яга, — дело серьезное. Люди гибнут за металл. Что ж. Поручим это дело Констянтину. Он у нас к начальству вхож, мигом все обстряпает.

Костя развел руками:

— Какой вопрос, все сделаем. Правда, не люблю я этим заниматься.

— А что так-то? — поинтересовался Леший. — Получишь проценты, или как там у нас? Комиссионные. Проставишь, само собой…

— Проставить не проблема, — сказал Костя, — это хоть сейчас. А насчет золота… Придется в бухгалтерию идти, полдня там убить, заявления писать, объяснения, опись. Кошмар!

— Ничего, — сказал Барыга, — ради общего дела попотеешь. А родному совхозу польза. Зарплату вовремя выдадут.

— И премию тоже, — напомнила Яга, — нам, как общественникам, положено.

— Конечно, — сказал Костя, — это я так. — Он приподнял сундук и тут же опустил его на землю. — Да он же тяжеленный! Один не донесу. И куда его прикажете ночью переть? Администрация не работает.

— К этому, — подсказала Яга, — к изобретателю тащи. Он ведь рядышком. А что тяжело — не беда. Мы Горынушку попросим. Ведь попросим, а?

— А меня и просить не надо, — отозвался Горыныч, — ради такого дела я готов…

— Всегда готов! — восхищенно добавила Шишига.

Горыныч крякнул, подцепил одним пальцем сундучок и прижал к груди.

— Ну что, пошли?

— Мы-то пошли, — сказал Костя, — а вот куда эти разбойники направились?

— Кто? Разбойники? — Барыга согнулся пополам от хохота. — Да они ж бараны натуральные! С рогами! Кстати, откуда у них это украшение? Сами волшебными яблочками полакомились или кто угостил?

— Молчи! — сурово сказала Яга. — По грехам и мука! Пусть походят немного, может, думать научатся.

— Так это вы, бабуля, устроили им праздник жизни? — захохотал Барыга. — Так я и знал! А вот рассчитывать на то, что они исправятся, не стоит. Им такая жизнь очень нравится. Они понимают только тогда, когда боятся. Раз боятся, значит, уважают… Ну мы с ребятами постараемся, нагоним на братков страху!

— Еще как постараемся! — пискнул еще один голос, и из стены вылез Шмыга.

— А подслушивать, между прочим, нехорошо, — сказал Леший.

— А я и не подслушивал, — возразил Шмыга и шмыгнул носом, — я просто мимо проходил. Между прочим, бараны-то к Лисипицину ушли. Совещаться.

— У них свое политбюро, — пошутил Костя. — Ну хорошо, пойдем к Шлоссеру. Он наверняка уже не спит. Или еще не спит. Оставим сундучок у него.

Шлоссер действительно не спал. Он встретил друзей с паяльником в руках и ничуть не удивился их появлению.

— Проходите, — сказал он, — сейчас я всю эту ерунду уберу, а вы ставьте чайник.

Федор сгреб со стола какие-то схемы, обрывки проводов, электронные платы и бросил в коробку из-под конфет.

— Ерунда, — сказал он, — сегодня у меня ничего не получается. Сегодня я — тупой. Хотел сделать нагнетатель мысли, а вместо этого получился насос.

— Зачем тебе нагнетатель мысли? — поинтересовался Костя.

— А это когда вот как сегодня. Чувствуешь себя тупым, а нагнетатель включил и ты — гений!

— Ну гениев-то у нас хватает! — быстро сориентировалась бабка. — А вот хороших насосов мало. Ты это, того, милок. Отдай этот насос мне. Только скажи сначала, чего это он насасывает?

— Воздух — это точно, — сказал Шлоссер, — ну еще воду. Но тут такая штука. Он сосет, но не выпускает.

— Как это не выпускает? — изумилась Яга. — А куды ж он все добро насосанное девает? Прессует али как?

— Бабуля, ты гений! — обрадовался Шлоссер. — Точно — прессует! А я думаю, что за серебристые камушки оттуда вываливаются? Ура! Теперь из воздуха будем делать все, что захотим! Дома из воздуха! Мостовые из воздуха! Машины из воздуха! Самый экологический в мире материал!

— А дышать-то чем будем? — осторожно спросил Леший. — Весь воздух на кирпичи ухлопаем, и каюк.

— Верно, — согласился Шлоссер. — Можно делать из воды. Это даже интересней получится. Воды на земле — хоть залейся! К тому же ее можно будет транспортировать на любые расстояния, как обычный груз! Никаких цистерн! Насыпал в грузовик — и повез! Вас послал ко мне сам Создатель! Это открытие перевернет…

— Федор Семеныч! — перебил его Костя. — Мы клад принесли. Можно он здесь полежит?

— Какой клад? — Шлоссер непонимающе глянул на Костю, затем перевел взгляд на Горыныча, держащего в лапах ларец.

— Еще один клад? — ахнул механик. — Да что же я с ними делать буду? Солить?

— Отнесем в бухгалтерию, — сказал Костя. — Одним больше, одним меньше — какая разница?

— Ну хорошо, — согласился Шлоссер, — только завтра — никак. Завтра у меня полевые испытания. Будем новый трактор обкатывать. На тригенных куаторах.

— На тригенных… Простите, что? — вежливо ужаснулся Горыныч.

— Куаторах! — сурово сказал Шлоссер, и глаза его сверкнули.

— Батюшки-светы, страсть-то какая! — прошептала Яга. — Это что ж за чудище будет?

— Самопашец! — гордо пояснил главный механик. — И хватит о делах! Чайник поспел, вам «Громовержца»?

После первой чашки Костя посмотрел на округлившиеся глаза друзей и согласился, что чаек Шлоссеру удался на славу. Через минуту за столом началась такая оживленная беседа, что какое-то время никто никого не слушал, поскольку говорил сам. Затем все уставились на хозяина.

— Инопланетянина нашего, Кряна, что-то не видно. Припахала его, видать, благоверная! — сообщил Шлоссер. — Проходит азы семейной жизни.

— Зарвался небось беднай! — пожалела Яга.

— Ему это полезно, — отмахнулся Шлоссер, — а то вот неделю назад у меня гостил, так из сада не вылезал. Даже корешки пустил. Пришлось Гавриле сказать, чтобы не забывал поливать. У меня в углу удобрения были. Суперфосфат. Так он рядом с удобрениями пристроился, все подкармливался.

— Он что, дерево? — удивилась Шишига, слегка изменившись в лице.

— Ну… Не то чтобы очень… У него с дубиной общие предки. Простите, с рябиной. Но они пошли по разному эволюционному пути. Предки Кряна отрастили себе мозги и научились бегать. А дубина… Простите, рябина научилась давать плоды.

Друзья долго еще обсуждали достоинства и недостатки инопланетянина Кряна, пока Яга Степанидовна не спохватилась:

— Что ж мы творим-то! Человека от сна отбиваем! Он же невыспамшись на свой сумасшедший трактор сядет.

— Ерунда! — улыбнулся Шлоссер. — У меня есть электронная усыпальница. — Увидев удлинившиеся лица друзей, он поправился: — Вернее, высыпальница! Залез внутрь, нажал кнопку и за двадцать минут выспался, как за десять часов. Здорово?

— А я-то, глупая, думала: почему у тебя мозги набекрень? — догадалась Яга. — Ты же себе всю башку электричеством измучил! Нат-ко вот пирожок оздоровительный, всю дурь как рукой снимет.

— Свежий? Это хорошо! — Шлоссер, очевидно, был голоден, потому что проглотил пирожок без комментариев. Довольно облизнувшись, он посмотрел на Ягу Степанидовну маслеными глазами. — Спасибо, вкусно. А еще нет?

Степанидовна растаяла:

— А здоров ты, батюшка, пироги жрать! Нат-ко вот…

— Тоже оздоровительный? — спросил Шлоссер, быстро прожевывая пирожок.

— Тоже, тоже! — пробормотала Яга, тщетно вглядываясь в лицо Семеныча.

Видимых перемен она в нем не обнаружила. Но Костя, лучше знающий главного механика, был не на шутку встревожен. Такого блеска в глазах у Шлоссера не было никогда.

— С чем у тебя пирожок? — шепотом спросил он Степанидовну.

— Мясо сушеное, — так же шепотом ответила Яга.

— Какое?

— Комариное, — пояснила бабка.

— А я-то смотрю, куда все комары подевались?! — воскликнул Костя. — Ни одного во всей округе! Как корова языком слизнула.

— Что, что? — заинтересовался Шлоссер.

— Комаров нет, — пояснил Костя, — улетели куда-то.

— А вы знаете что? — начал Семеныч. — Все ненавидят комаров, а я вот сейчас только понял, какой это симпатичный и, в сущности, безобидный зверь. Пожалуй, в следующий раз я займусь комарами. Выращу большого… — Тут главный механик зевнул, положил голову на стол и захрапел.

Костя аккуратно перетащил его на раскладушку, и друзья вышли из дома, затворив за собой дверь.

Лисипицин вместе с Эдиком и остальными братками устроился в беседке. Эдик был раздосадован и зол. Только что он держал на своих рогах целый сундук с драгоценностями — и вот теперь, как последний лох, вынужден оправдываться!

И все из-за каких-то деревенских чуваков, которые подстроили ему такой крутой облом. Да ведь в этом сундуке золота наверняка больше чем на сто тысяч баксов! Наверняка! Это самый подлый наезд, и с ним необходимо разобраться.

— Шеф, где деньги? — как заведенный продолжал бубнить Серый. — Деньги где? Ради чего терпим? Рога отрастили, шею вытянули!

— Серый верно базарит! — согласился Эдик. — Ради чего терпим? Э… А может, еще в эту пещеру сгоняем? Может, там еще один сундук есть?

— Заткнись уж, горе луковое, — не выдержал Лисипицин. — Влип в историю, так сиди и слушай, что старшие скажут!

Эдик встрепенулся, сверкнул глазами, но, не найдя поддержки в родном коллективе, стих.

— Вот что, парни, — сказал Лисипицин после недолгого молчания. — Обидно остаться с носом. Это я понимаю. Но есть еще один шанс…

— Поймать домовых, вернуть сундук? — оживился Эдик, но Рудольф Адольфыч грустно покачал головой:

— Что с воза упало, то пропало. Есть другая наклевка. И если вы на этот раз не сваляете дурака, то все будет как надо. Есть еще один сундук золота, и побольше того, который был. Только хранится он не за семью печатями, а здесь, в селе!

Лисипицин многозначительно замолчал, давая возможность осмыслить сказанное. Бандиты осмыслили.

— Где, где? — посыпались вопросы, но Лисипицин только мудро улыбался.

— Всему свое время. Не надо торопиться. А то и этот сундучок уплывет.

— Да ты только скажи, — воскликнул воодушевленный Эдик, — мои пацаны враз все сбацают!

— Вы уже сбацали, — криво усмехнулся Рудольф Адольфыч. — Если бы ты не спер сундук, сокровища были бы наши. Жадность обуяла, хотел все себе загрести! Товарищей через хрен кинул!

— Затмение на мозги наехало. Это все из-за рогов. — Эдик вздохнул и грустно наклонил голову.

— Короче. Золото есть у главного механика! — выпалил Лисипицин.

— Да ты что? — ахнули бандиты. — У него-то откуда?

— Оттуда, — важно пояснил Лисипицин. — Он хитрый, гад! Шифруется, а сам золотишко копит на черный день! Я его давно под колпаком держу.

— Это как же? — вяло поинтересовался Эдик, с трудом представивший себе главного механика, сидящего под стеклянным колпаком. — Ты это, поясней. Я чего-то не догоняю!

— А тут и догонять нечего, — скривился Лисипицин. — Я ему в свое время прослушивающих жучков понаставил. И на работе, и дома. Даже в туалете! Хотя там в общем-то слушать особенно нечего… — Рудольф Адольфыч поморщился. — Так что я в курсе всех его махинаций. Ну и друзья у меня тоже есть, делятся информацией… Короче, он из Древнего Египта целый воз золота притаранил. Хочет сдать, с понтом, что нашел. Ясно?

— А то! — кивнул Эдик. — Так у вас тут еще и Древний Египет есть?

— Темнота! — вздохнул Лисипицин. — Ну какая тебе разница, что у нас есть? У нас все есть, кроме одного!

— Чего? — наивно поинтересовался шеф.

— Порядка! — недовольно сказал Рудольф Адольфыч. — Надо, чтобы все по струнке ходили! С нашим народом по-другому нельзя.

— Это точно, — закивали бандиты. — Давно пора!

— Я бы таких, как Шлоссер и Евстигнеев, за решетку посадил! И лесника с ними заодно, чтобы воздух чище стал.

— Ага! — подобострастно захихикали бандиты.

— Братцы! Вспомнил! — воскликнул вдруг Эдик и перешел на шепот: — Этот Шлоссер картошку в золото превращает! Сам видел! Может, поймать его и заставить, чтобы он мешка два для нас соорудил?

— Это все потом, потом, — поморщился Лисипицин, — сейчас главное — что? Установить слежку за домом Шлоссера. На тот случай, если он попрет сундук в администрацию. Но он, гад, хитрый, может и не потащить. Тогда дождемся, когда механика не будет дома, и вытащим сундук сами.

— Погоди, командир, — остановил его Серый, — я не врубился. Если он потащит сундук, то что делать-то? За ним идти?

Лисипицин закатил глаза. Затем посмотрел на Эдика:

— Как ты с ними работал?

— А что, нормально, — пожал плечами шеф. — Никаких проблем.

— Они ж тупые, как сибирский валенок! — взвыл Рудольф Адольфыч.

— Ты это… Фильтруй базар, — нахмурился Эдик. — Кто тебе сказал, что сибирские валенки тупые? У них носы заостренные, сам видел! Это наши, свойской валки, с тупыми носами делаются.

Лисипицин оторопело выслушал его и тяжело кивнул головой.

— Хорошо. Значит, так: если Шлоссер потащит сундук в администрацию, этот сундук надо культурно отобрать. Понятно?

— Вот теперь все ясно, — облегченно вздохнули бандиты, — а то говоришь какими-то загадками. Мы пацаны конкретные. Любим конкретный базар. И это… По тыкве ему можно врезать?

— По тыкве? — Лисипицин мечтательно расцвел. — Можно! Да-да, — добавил он сладким голосом. — Можно и даже нужно!

— Вот это по-нашему, — оживились братки, — а то все непонятки какие-то. А сейчас чего делать?

— Спать надо идти, — сказал Рудольф Адольфыч, — сил набираться. Мне еще село мести… Это вам — лафа, дрыхни, сколько хочешь!

Вскоре они распрощались, и бандиты, надев клобуки, двинулись к Маланье. По дороге они наткнулись на стайку лесных чертей. Те промышляли что-то в курятнике, но, увидев процессию в клобуках, до смерти перепугались.

— Попы! Попы идут! — завизжали они и бросились врассыпную, унося добычу: двух откормленных кур и матерого индюка.

Правда, индюка они по дороге выронили, и птица, отряхнувшись, направилась домой, оскорбленно ворча и сердито оглядываясь. Ни Эдик, ни бандиты уже не чувствовали ни испуга, ни даже удивления. Ими овладело чувство какого-то безразличия.

Только Серый презрительно бросил:

— Глядите-ка, черти!

— Мы сами черти, — отозвался Эдик и с невольным уважением подумал о рогах.

— Слышь, пацаны? — неожиданно отозвался Колян. — А в аду истопникам хорошо платят?

— А ты что, устроиться хочешь? — лениво поинтересовался Эдик.

— А что такого-то? — пожал плечами Колян. — Работа нормальная, эксклюзивная. Наверняка в валюте получают!

— Тебя не возьмут, — возразил Серый, — у тебя рога не подходят. И у Толяна не подходят — у него бараньи. Вот шеф — это как раз то!

— А ты вообще однорогий, — обиделся Колян, — молчал бы уж!

— Это я однорогий? — возразил Серый и стащил клобук. — Смотри!

Эдик глянул на Серого и обалдел. Мало того что срубленный рог отрос снова. Прямо на лбу вырос еще один, хоть и короче других, но зато необыкновенно острый даже на вид.

— Видали? — гордо сказал Серый и снова надел клобук.

— Ну ты теперь точно черт! — выдавил Эдик. — За три-то рога тебе в аду сразу сержанта дадут! А может, и лейтенанта!

Возле Маланьиного дома братков дожидался четвероногий петух. То ли на стреме стоял, то ли готовился кукарекать. Скорее всего, второе, потому что он беспокойно ходил по поленнице и время от времени клекотал, прочищая горло. Однако клекот выходил неубедительным, петух озадаченно мотал башкой и снова ходил. Его встопорщенные перья поредели, и вообще, после взрыва в туалете он выглядел неважно.

Увидев приближающихся братков, петух что-то неразборчиво гаркнул и метнулся в ближайшие кусты.

— Здорово я его укротил? — самодовольно спросил Эдик, открывая калитку. — Будет знать, тварь пернатая, на кого баллон катить!

Тут Эдик вспомнил грустную предысторию этого события и процедил сквозь зубы:

— А ты, Серый, если еще раз носки в стакан засунешь, заставлю сожрать. Усек?

— Ясно, шеф, — без особого испуга отозвался Серый.

В комнате бабки горел свет. Когда братки вошли в избу, она выглянула и, увидев Серого, изменилась в лице.

— Что-то ты, дружок, весь рогами изошел? И серый какой-то!

— Я и есть Серый! — Бандит бестолково захлопал глазами.

— Во-во! — сказала старуха. — Аж синюшный стал. Может, заболел?

— У него, бабуля, кровь до башки недотягивается, — со смехом пояснил Толян, — шея больно длинная!

— А я думаю — у него вся сила в рога ушла, — возразила бабка. — Тьфу ты, разврат какой!

— А вы, бабуля, чем занимаетесь? — спросил Серый, чтобы отвлечь старуху от неприятного разговора. — Книжку читаете?

— Ага, — кивнула бабка.

— Наверно, детектив?

— «Анатомия свиньи», — нахмурилась Маланья. — Мне всяку дурь читать невместно.

— Ты, бабуля, не права! — обиделся за писателей Эдик. — Я вот однажды читал одну книжку. Хорошая книжка, зверская… — Шеф напрягся, чтобы вспомнить сюжет, но почувствовал, что все прочитанное напрочь выветрилось из головы, и поскорее прошел в комнату. — Ты, бабуля, нас часов в семь разбуди, — попросил он, — дело есть.

— Ну наконец-то, — пробурчала Маланья, — за голову взялись!

Тем временем Эдик уселся на раскладушку и задумался, глядя на то, как Серый и Колян запутались в проходе рогами, словно матерые козлы. Расцепить их удалось только после вмешательства Толяна.

— Ну что, рогатая гвардия, — довольным голосом сказал Эдик, — отбой! — Он дотянулся рукой до выключателя настольной лампы и выключил свет.

И тотчас его кто-то пребольно ущипнул за нос.

— Мм-ня! — Гаркнул Эдик и ткнул кулаком в густую пахучую темь. Кулак с громким чмоком врезался в чью-то физиономию, и комната огласилась жалобными воплями:

— Шеф, за что?!

Эдик включил свет. Толян лежал на кушетке, схватившись за скулу. Эдик потер кончик носа и тупо уставился на Толяна.

— А ты чего щиплешься? Я таких шуток не люблю!

— Это не я, шеф! — простонал Толян.

— А кто?

— Не мы! — дружно ответили братки.

— Ну ладно, замяли. — Эдик снова выключил свет, но не успел он коснуться головой подушки, как чьи-то ловкие сильные пальцы снова схватили его за нос, да так, что шеф едва не взвыл. Он снова ткнул кулаком и пустоту, и пустота снова застонала, на этот раз голосом Серого.

— Ой-ей! — Эдик вскочил как ужаленный и включил свет. Нос горел, будто надраенный наждачной бумагой. — Вы че, уроды? Еще раз кто так пошутит, на рога насажу! — Он отволок свою раскладушку в самый угол. — Сами свет отключайте!

Выключатель щелкнул. И тут Эдик понял, что дал маху. Кто-то навалился на него сверху, в третий уже раз схватил за нос и принялся мять шефа, таская его по подушке. Бедный Эдик только мычал, пытаясь отбить неуловимую руку.

— Чего это с шефом-то? — услышал он голос Коляна. — Слышь, стонет?

— Он всегда стонет, — откликнулся Толян.

— Драться не надо! — обиженно просипел Серый.

— Шеф, ты чего? — на всякий случай спросил Колян, но Эдик смог только невнятно промычать:

— Гам-ням-няммм!

— Ну точно, спит! — успокоился Колян и повернулся на правый бок.

Из угла еще долго доносились звуки приглушенной борьбы. Затем по полу прошлепали босые ноги. Вспыхнул свет. Братки оторвали головы от подушек. Перед ними стоял шеф. Невероятно красный, распухший нос его буквально на глазах наливался синевой и приобретал грушевидную форму.

— Шеф, ты че, простудился? — участливо поинтересовался Серый, высунув из-под одеяла голову.

Эдик посмотрел на братков с ненавистью. По его щекам текли слезы.

— Ты че, из-за рыжевья расстроился? — заботливо произнес Толян. — Так плюнь, мы свое возьмем!

— Цхе! — загадочно произнес Эдик и мутным взглядом уставился на стол. Затем его рука потянулась к стакану, в котором парились носки. Серый посерел. Между тем Эдик, не вдаваясь в тонкости и детали, залпом выхлестал из стакана воду. Пошатываясь, он поставил стакан с носками обратно и, пробормотав что-то вроде: «Какая стганная завагка», — рухнул на раскладушку и тут же громко захрапел.

Бандиты переглянулись.

— Ты это, Серый, ошалел, что ли? — прошептал Колян. — Шеф тебя предупреждал насчет носков?

— Да не могу я в грязных ходить, — стал оправдываться Серый. — Привык к культуре!

— Ничего себе — культура, — пробормотал Толян и залился тихим лающим смехом. — Ладно, пацаны, давай спать.

Братки выключили свет, и через минуту комната сотряслась от дружного храпа. Зато на кухне обеспокоенно зашевелилась Маланья.

— Как храпят-то, — сказала она вполголоса, — ну прямо спасу нет, хоть из дому беги!..

Словно в ответ на эти слова Эдик оглушительно свистнул и захрапел как-то особенно гнусно, поскольку распухший нос мешал ему нормально дышать.

Маланья раздраженно принялась ходить из угла в угол. Храп не прекращался. Стекла тоненько дрожали в лад могучим звукам. Старуха посвистела, но и это не привело к желаемому результату. Тогда она взяла в руки скалку, на секунду задумалась, обмотала ее полотенцем и на цыпочках вошла в комнату, где спали братки.

Следить за домом Шлоссера было поручено Серому и Толяну. Коляна отправили пошарить по садам, раздобыть чего-нибудь на завтрак. Яблочек там, груш, может, малинки… Если повезет — курицу. Насчет курицы у Эдика были большие планы. Он мечтал ее зажарить, отмочить в вине, сварить, запечь на костре, утомить в духовке.

Каждый из этих способов приготовления птицы вызывал у шефа такое бурное слюноотделение, что говорить он мог только по слогам, в промежутках сглатывая слюну.

— Что-нибудь человеческое добудь! — поучали Коляна, и тот послушно тряс головой. — Устали мы от бабкиной шамовки. Видишь, пальцы дрожат и в глазах все время какие-то искры прыгают. А у Серого вообще кровь до головы недотягивается. В общем, иди и без жратвы не возвращайся!

Колян нацепил шапку и поплелся на берег речки. Оттуда попасть на чужие огороды было значительно легче. Вскоре он и в самом деле узрел сквозь редкие колья забора сочные огурцы. Он протянул в щель руку и сам удивился ее длине. Огурцы были пузатенькие, с пупырышками, и на них блестели капельки росы. Дрожа от возбуждения, Колян сграбастал огурец и тут же его съел. Ублаготворенно закатив глаза, он некоторое время прислушивался к своим ощущениям и наконец впервые за долгое время счастливо улыбнулся.

«Хорошо! — подумал он. — Никаких денег не надо, только сидеть бы вот так, в тепле, на мягкой травке и грызть огурцы! Эх!» — Вздохнув, браток потянулся за следующим огурцом, но тут на его плечо легла чья-то рука.

Колян поднял голову. На него смотрел и добродушно улыбался здоровенный, как медведь, мужичина. Колян попытался скинуть руку с плеча и вскочить, но не смог. Обнажив желтые неровные зубы в дикой полуулыбке, Колян просипел:

— Ты че, братан?!

Мужик еще раз изучающе посмотрел на него и тоном, не допускающим возражений, спросил:

— Бомж?

— А? — в свою очередь спросил Колян.

— Бомж! — убежденно произнес мужик. — Жрать небось охота?

В ответ Колян так закивал головой, что едва не свалил клобук.

— Пойдем! — сказал мужик и, схватив Коляна под локоть, потащил его к калитке.

Они прошли мимо грядок с помидорами, огурцами, клубникой, морковью, свеклой и прочими огородными чудесами и остановились возле кучи неколотых дров. Рядом лежал здоровенный топор. Мужик вручил его Коляну и указал на дрова:

— Все переколешь, ясно?

— Я… Я не умею, — слабо возразил Колян. — И вообще, в натуре…

— Вот в натуре и переколешь! — сказал мужик тоном, не терпящим возражений. — А чтобы не вздумал удрать… Мухтар, ко мне!

Тотчас откуда-то из сарая выскочила овчарка ростом с доброго теленка и, облизнувшись, уставилась на Коляна. Бандит почувствовал, что у него схватило живот.

— Вот что, Мухтар, — между тем продолжил мужик, — следи, чтобы этот бомж переколол все дрова. Как сделает, гавкнешь три раза, ясно?

— Гав! — сказал Мухтар и скосил на Коляна правый глаз.

— А если побежит — сам знаешь что, — добавил мужик. — Возьмешь его себе на обед.

— Гав-гав! — сказала собака и развалила дымящуюся пасть.

— А если я в туалет захочу? — не выдержал Колян, холодея от ужаса.

— Верно, — согласился хозяин, — в туалет пустишь. И следи, чтобы не сачковал! — Сказав это, мужик хлопнул дверью и ушел, а Колян, проклиная все на свете, принялся за дрова.

Эдик тем временем сидел за столом и разрабатывал план дальнейших действий. Самому себе шеф казался полководцем небольшой, но крепкой армии. Почти Наполеоном. «Надо было мне другую шапку склеить, — подумал он, — не как у попа, а треуголку, как у Наполеона!..» Шеф осмотрелся. В углу все еще валялись листы неизрасходованного ватмана и клей. Эдик вскочил с места и принялся за дело.

А Серый с Толяном устроились в засаде. Место они выбрали удобное — густые кусты акации. Там, в гуще ветвей, они и спрятались, не сводя глаз с дома Шлоссера. Ждать пришлось недолго. Ровно в восемь часов часть забора отъехала в сторону, из ворот выскочил главный механик и бросился бежать в сторону ремонтных мастерских.

Калитка с минуту постояла открытой, а затем захлопнулась с тихой, неразборчивой руганью.

— Ну и дела! — пробормотал Толян. — Куда это он рванул?

— Может, в туалет? — наугад сказал Серый.

Толян критически глянул на него и скривил губы:

— Ты, Серый, чего-то поглупел за последнее время. Может, и вправду у тебя кровь до мозгов недотягивается? Туалет-то у него и дома есть! Это он в бухгалтерию попылил, насчет золота базарить, точно тебе говорю!

— Надо шефу сказать! — встрепенулся Серый и уже было поднялся, но Толян его остановил:

— Не успеем. Нужно залезть к нему и вытащить золото. Иначе все, унесут, только его и видели!

— А может, у него там собака? — засомневался Серый, но Толян отрицательно покачал головой:

— Собаки нет. Это шеф говорил. Робот есть!

— Ну с ним-то мы легко справимся! — повеселел Серый и полез из кустов.

Вылезая, он едва не вывихнул себе шею, запутавшись в ветвях, и Толян насилу выволок приятеля на дорогу.

— Все-таки надо отрезать тебе голову, надо! — с убеждением сказал он.

— Себе отчикай, а мне и так хорошо, — проворчал Серый, потирая ушибленный кадык. — Вот погоди, увижу ведьму, попрошу, чтобы и тебя удлинили!

Вяло переругиваясь, они добежали до забора и заглянули внутрь. По двору расхаживал Гаврила с лопатой наперевес. Время от времени он делал выпады и удары, отрабатывая приемы штыкового боя, и снова маршировал.

— Это что за чудо такое? — удивился Серый. — Шеф про него ничего не рассказывал!

— Да ты че, забыл? — удивился Толян. — Лисипицин же говорил. Это как раз тот робот, что здесь живет и всех палкой лупит!

— Что будем делать?

— Надо его отвлечь!

— А может, залезем с другой стороны? Там, где сараи, видишь?

Действительно, почти вплотную к забору примыкал ангар, который братки ошибочно приняли за сарай. Оттуда можно было перебраться на крышу дома и через слуховое окно проникнуть внутрь.

— Полезли! — сказал Толян, и они, пригибаясь, припустили вдоль забора.

Гаврила, увлеченный своими манипуляциями, не заметил, как два бандита, наступая друг другу на ноги, подтянулись на досках забора и перемахнули через крышу ангара. Через минуту они уже были на крыше дома.

И тут перед братками встала новая дилемма: лезть через слуховое окно или воспользоваться здоровенной трубой?

— Это от камина! — со знанием дела сказал Толян. — Я такие в кино видел. Попадаешь прямо в дом.

— Да мы же все извозимся!

— Ничего, отчистимся, зато — быстро и удобно!

Они еще немножко поспорили и полезли в трубу. Толян оказался прав: она действительно вела прямо в дом. Он только в одном ошибался. Это была не каминная труба, а вытяжка глюонного ускорителя.

Чем ниже они спускались, тем теплее становилось. Вдобавок то справа, то слева что-то жужжало и щелкало. Изнутри труба светилась нежным зеленоватым светом, и все было видно прекрасно.

— Смотри-ка, механик трубу фосфором натер, — прошептал Толян. — Небось самому приходится лазить.

— А может, это гнилушки светятся? — предположил Серый, чем окончательно рассердил Толяна.

— Сам ты гнилушка! Где ты видишь здесь дерево? Сплошной кирпич! Только зеленый…

— Ты тоже зеленый! — неожиданно сказал Серый. — И тоже светишься!

Толян перевел взгляд на себя, потом на Серого и, с испугу разжав руки, бухнулся вниз. Следом за ним сорвался Серый.

— И где здесь выход? — оглянулся он, постукивая зубами. — Котел какой-то!

— Ну и что! — возразил Толян. — Вон крышка, видишь? Пошли отсюда поскорее!

Они откинули крышку реактора и выбрались наружу.

— Смотри-ка, сколько проводов!

— Да что ты мне про провода? Золото где?

— Смотри, сундуки какие-то стоят. Может, они, а?

Рассыпая зеленые искры, братки бросились к сундукам. При их приближении лежащий на столе счетчик Гейгера заверещал как резаный.

— Это что за штуковина? — испугался Серый. — Сигнализация, да?

— А что же еще? — уверенно ответил Толян. — Сейчас мы ее вырубим. — Он взял в руки счетчик и нажал на красную кнопку. Счетчик еще раз истерически пискнул и затих. — Ну вот, порядок! — Толян довольно потер руки. И тут же подпрыгнул от испуга. — Смотри-ка!

От его рук по комнате рассыпался целый веер зеленых искр. Серый тоже потер ладони. Результат оказался схожим.

— Караул! — пропищал Толян. — Погибаю! Отравили, гады!

— Ты что, ты что, ты что? — залепетал Серый. — Не надо!

— Гад-механик ядом смазал трубу! — застонал Толян. — Вот уже и глюки пошли!

— Но он же сам по трубе лазает, — возразил Серый, — ты говорил.

— Значит, у него есть лекарство, — выдохнул Толян, — противоядие! Он его жрет, и ему — ничего. Где аптечка?

Аптечку они нашли тут же, недалеко. Пошуровав в бутылочках и упаковках, братки извлекли на свет склянку с надписью «Антивсё».

— Оно! — воскликнул Толян, дрожащими руками держа бутылку. — Анти всё! От любого яда. Вот лекарство, которое он жрет! Тут написано: «двадцать капель на язык»! Давай, капай!

Серый открыл бутылочку и понюхал. Жидкость попахивала касторкой. Толян высунул лопатообразный язык, и Серый принялся считать капли. Насчитав двадцать, он решил, что кашу маслом не испортишь, и накапал еще столько же. Толян спрятал язык и зачмокал. В следующее мгновение он уже бегал вокруг стола с выпученными глазами, дыша, как загнанная лошадь.

«Видать, хорошо берет», — позавидовал Серый и от души плеснул себе в пасть. Жидкость действительно напоминала касторку, если ее смешать со жгучим перцем, медом, горчицей и азотной кислотой. Стараясь заглотнуть побольше воздуха, Серый пустился вдогонку за Толяном.

Необычный кросс продолжался минут двадцать. Затем оба свалились возле сундуков и уставились друг на друга. Им было на что посмотреть. Носы, а особенно рога буквально полыхали зеленым светом. Время от времени с кончиков рогов срывались маленькие молнии — это происходил разряд статического электричества.

— Ты как? — спросил Серый Толяна, с трудом переводя дух.

— Но… нормально, — ответил Толян, с трудом шевеля распухшим языком и искря, как испорченная проводка.

— Я тоже. Только чего-то ты еще больше позеленел!

— Это потому, что внутри яд с противоядием столкнулся, — ответил умный Толян. — Главное, что кони не бросили, а зеленость пройдет.

— Тогда давай сундуки вытаскивать!

Бандиты подошли к сундукам и, дрожа как в лихорадке, заглянули внутрь.

— Йес!

— Ништяк! — гаркнул Серый и, без особых усилий схватив один из сундуков, ринулся к двери.

— Ты куда?! — шепотом крикнул ему Толян. — Там же робот!

Братки кинулись к окну. По двору и в самом деле упорно маршировал Гаврила, даже не подозревая о том, что творится в доме.

— Надо через то окно вылезти, — сказал Толян, указывая на проем, глядящий в сторону ангара, — этот идиот туда не сунется. Спрячем сундуки во дворе, а ночью за ними придем.

Недолго думая они раскрыли рамы, вытащили сундуки, доверху наполненные драгоценностями, и огляделись. Двор с этой стороны был большой, но половину его занимали какие-то трубы, балки, доски и прочая, на взгляд братков, ерунда.

— Вот в эту кучу и спрячем! — предложил Толян. — Они подумают, что мы золотишко с собой уперли, а оно тута!

— Ты гений! — обрадовался Серый.

— Я знаю, — скромно потупился Толян и заискрил, как бенгальский огонь.

Стараясь не шуметь, братки навалили на сундуки какие-то доски, балки и прижали все это дело куском стальной трубы.

— Как обратно выбираться будем? — спросил Серый. — Я не хочу через трубу!

— Перелезем через забор в соседний сад и выйдем огородами, — сказал Толян.

Так они и сделали. Напугав до полусмерти соседскую собаку, ненадолго сведя с ума какую-то бабку, друзья выбрались на околицу и припустили к Маланьиному дому.

А в это время Колян все еще колол дрова. Осталось совсем немного, но с каждым ударом топор становился все тяжелее и тяжелее, словно наливался свинцом, а перед глазами прыгали зеленые человечки.

Наконец осилив последнее полено, Колян разжал руки и мягко осел на землю. Бдительный Мухтар осмотрел кучу дров, убедился, что все сделано, и повелительно гавкнул три раза.

Из двери появился хозяин. В руке он держал пластиковый пакет, набитый огурцами.

— Молодец! — сказал мужик, окидывая придирчивым взглядом проделанную работу. — Заслужил. Вот, держи!

— А? Ага! — Колян, пошатываясь, встал, принял сумку и едва ее не выронил. Затем, аккуратно сняв клобук, он вытер пот и посмотрел на хозяина.

Тот уставился на него.

— Это рога? — спросил он неуверенно.

— Ага! — кивнул Колян и глупо ухмыльнулся.

Первым вырубился Мухтар. Он совсем не по-собачьи закатил глаза и грохнулся на спину, задрав все четыре лапы кверху. Хозяин оказался крепче. Он упал только после того, как Колян снова надел клобук.

— Что у них здесь еще? — быстро сориентировался Колян.

Стараясь не шуметь, он прошел в дом, открыл холодильник и вытащил оттуда потрошеную курицу. Узрев початую бутылку водки, он прихватил и ее и огромными скачками припустил к дому. Словно новые силы влились в него. «Шеф будет доволен! — ликовал Колян. — Курятинки поедим! Тяпнем по рюмочке!»

Тем временем шеф, склеив из ватмана треуголку, рассматривал себя в зеркало.

«Красиво! — думал он. — И почему я раньше не допетрил? В такой шляпе я был бы самым крутым в городе!»

Он засунул руку за отворот куртки и выпятил живот. Хорошо! Что там делал Наполеон? Завоевывал государства и дрожал правой ногой? «Дрожь его правой ноги есть великий признак», — вспомнилось неожиданно из школьного курса по литературе. Эдик надулся и подрожал правой ногой. И тут же захотел в туалет.

«Нет, это просто невыносимо! — подумал он с тоской. — Нельзя же так распускаться! Нужно терпеть. Терпеть до последнего! Нужна воля к победе!»

Маланья, все время подсматривавшая за Эдиком в дверную щелку, окончательно убедилась, что ее постоялец сошел с ума.

— Не по климату, — пробормотала она. — Спрашивается, зачем сюда приехал? Ведь спятил, как есть двинулся умом! Ладно, я ему, болезному, сегодня погуще помоев наложу. Может, еды бедолаге не хватает?

За этой благой мыслью ее и застукали Серый и Толян. Они появились в проходе, зеленея и рассыпая искры, с улыбками до ушей.

— Здравствуй, бабуля! — сказали братки, светясь, как привидения.

Подсматривавшая в замочную скважину Маланья повернулась к ним и, не произнеся ни звука, как была на четвереньках, так и процокала на кухню.

— Что это с ней? — удивился Серый. — Может, она решила, что она — петух?

— Не знаю, — пожал плечами Толян и заглянул на кухню. Маланьи на кухне не было. — Ушла, — сказал он, неопределенно махнув рукой.

— А куда ушла? Дверь-то вот она!

Братки, недоумевая, еще раз осмотрели кухню и прошли в комнату. Эдик торчал у зеркала и любовался собой.

— Ну что? — спросил он, не отрываясь от своего отражения.

— Все путем, шеф! Золото нашли и спрятали во дворе! Вечером надо забирать.

— Молодцы! — сказал Эдик, поворачиваясь к ним и невольно приседая на корточки. — Пацаны, что с вами?!

— Нормально! — отмахнулся Серый. — Мы уже приняли противоядие!

Шлоссер вернулся домой в двойственном расположении духа. С одной стороны, трактор-самопашец, наделенный искусственным интеллектом, работал бесперебойно. С другой — машина так быстро бегала по полям, что угнаться за ней не было никакой возможности.

Выбившись из сил, главный механик махнул на капризную технику рукой и, когда бригадир трактористов спросил, долго ли эта сумасшедшая техника будет метаться взад и вперед, ответил:

— Долго!

— Что, и завтра? — спросил нехорошо удивленный бригадир.

— И завтра, — нехотя ответил Шлоссер. — И послезавтра. Лет десять — точно. Ведь он же на тригенных куаторах! Да вы не обращайте на него внимания. Пусть бегает, глядишь, надоест. Главное — ему на пути не попадаться.

Для себя он отметил, что вставлять в искусственный интеллект блок безудержного энтузиазма было ошибкой.

«Надо Гаврилу на него натравить, — подумал он, — Гаврила его обуздает».

Таким образом, придя домой, Шлоссер не сразу заметил отсутствие сундуков с золотом. Зато, отметив, что счетчик Гейгера выключен, механик сразу заподозрил нехорошее. Оглядевшись, он увидел светящиеся следы на полу. Значит, кто-то влез в реактор за время его отсутствия и получил сверхдозу излучения. Шлоссер ринулся к аптечке, увидел ополовиненную бутылочку со средством против любых воздействий и успокоился. Неизвестным гражданам, побывавшим в реакторе, уже не угрожала опасность погибнуть от излучения. Посветятся немного, поискрят, вызовут парочку магнитных бурь, и все успокоится. Другое дело — кто были эти незваные гости? Может быть, снова шпионы? Тогда плохо. Он еще не успел запатентовать свое новое блюдо — кварковые бифштексы. Шлоссер задумал их как лакомство многоразового пользования. Для полного усвоения кварковой субстанции бифштекс можно было употребить до десяти раз. Правда, с каждым разом он становился немного меньше, вдобавок его приходилось тщательно промывать, но это уже были пустяки. Ведь эта пища предназначалась для путешественников и космонавтов, а они, как известно, народ не изнеженный, а главное — не брезгливый.

Семеныч открыл заслонку, где варились кварковые бифштексы, и вытащил алюминиевую кастрюльку. Всё было на месте. Бифштексы, похожие на куски черной резины, в количестве пяти штук лежали на месте. Шлоссер облегченно вздохнул, но тут же встревожился снова:

— Наверняка решили похитить перемещатель!

Он ринулся в соседнюю комнату, где находился видеомагнитофон, но и там все было в порядке.

— А может, это Евстигнеев заходил? — неожиданно испугался Шлоссер. — Может, это он радиации хватанул? И теперь у него вместо шкуры кварковая броня? И он будет теперь светиться по ночам, как Кентервилльское привидение?

Механик вытащил из кармана мобильник и набрал телефон Евстигнеева.

— Слушаю! — энергично ответил Евстигнеев. — Что случилось?

— Не поверишь, ко мне залезли! — шепотом доложил Шлоссер. — Не знаю кто, может, шпионы, но залезли. А я никак не пойму — зачем?

— Сейчас буду! — ответил Евстигнеев и отключил телефон.

Через десять минут он уже окидывал помещение хозяйским глазом.

— Обрати внимание на эти светящиеся следы! — ткнул пальцем в пол Евстигнеев. — Во-первых, они принадлежат разным людям. У одного кроссовки, у другого ботинки. Возможно, сапоги. Следы принадлежат двум крутым особям мужского пола.

— Почему мужского? — засомневался Семеныч.

— Где ты видел женщин с таким размером ноги?

— Антонина, — сказал Шлоссер, — жена Савелия!

— Чудак-человек! — возразил Евстигнеев. — Она же в чешках ходит, а чаще — босиком.

— Верно, — согласился Шлоссер, — все время забываю, что у нее след как у снежного человека.

В комнату вошел Костя, которого быстренько ввели в курс дела, и он принялся тут же осматривать двери.

— Взлома нет, — заявил он через минуту.

— Естественно, — откликнулся Шлоссер. — Они же через крышу проникли. Вы забыли, что злоумышленники залезли через реактор?

— Ну да! — вспомнил Костя. — А чего же я дверь осматривал?

— Это от избытка сил, — усмехнулся Евстигнеев. — Лучше прикинь, кто это мог сделать и зачем? Снова промышленный шпионаж?

— Тут и думать нечего, — сказал Костя, — залезли приезжие братки. А искали они золото.

— Точно! — Шлоссер схватился за голову. — Как я сразу не догадался? Даже от сердца отлегло.

— Надо же, какой щедрый! — заорал Евстигнеев. — Где сундук?

— Не сундук, а сундуки! — поправил его Шлоссер.

— Тем более. Где они? Свистнули небось?!

— Свистнули, — согласился Шлоссер, — они здесь стояли. Ну и плевать.

— Как это наплевать? — возмутился Костя. — Это же народное достояние! Яга, между прочим, на премию рассчитывала. Как общественник. И Леший тоже.

— Давно бы сказал, — рассердился Шлоссер, — золота я тебе сколько хочешь наворочу. Нужна тонна, будет тонна. Вот бриллианты действительно жалко. Я тут как раз присмотрел парочку на токарный станок. Лучше резца не придумаешь!

— Кто про что, — сказал Евстигнеев. — Ты лучше скажи, как они ухитрились вдвоем здоровенные сундуки упереть? Почему их твой хваленый Гаврила не остановил?

— А они их и не утащили, — улыбнулся Костя. — Гляньте-ка! — он указал на кучу строительного материала, из-под которого сиротливо выглядывали искомые сундуки.

— Решили, что спрятали, — удивился Шлоссер, — чудаки!

— Они не рассчитали, что с этого ракурса сундуки будет видно, — предположил Евстигнеев. — Наверняка вечером придут, чтобы вытащить.

— А мы их встретим и возьмем с поличным! — воскликнул Костя.

— Ну возьмем, — сказал Шлоссер, — а дальше что? У нас даже милиции нет.

— Нет и не надо, — сказал Костя. — Мы этих бандюг Яге отдадим. На перевоспитание. Она их и так ущучила, а тут…

— Суд Линча я не приветствую, — сухо возразил Шлоссер, — лучше их ко мне, в ремонтные мастерские. Уж я из них сделаю людей!

— Да они у тебя сбегут, — сказал Евстигнеев, — в первый же день.

— А я им электроды в мозги вживлю, — мрачно пообещал механик. — Будут по струнке ходить!

— Семеныч, ты все со своими садистскими шуточками, — рассердился Евстигнеев. — Может, вызвать наряд милиции из района? Оформим задержание по закону!

— Вместе с двумя сундуками золота? — осведомился Шлоссер.

— Верно… Вот ведь каша какая заварилась! Ладно, что-нибудь сообразим.

— Тогда продумаем план будущей операции, — по-деловому предложил Шлоссер. — Прикинем наши возможности. Во-первых, нужно убрать Гаврилу, а то он им в первые пять минут по башке настучит, и все кончится. Вместо него поставим перед воротами твое механическое чучело. Для острастки. Не пожалеешь ради такого дела?

— Забирай! — великодушно разрешил Евстигнеев.

— Во-вторых…

Остаток дня братки провели в страшном волнении. Когда стемнело, Серый потянулся было включить свет, но шеф его остановил:

— Не надо. И так светло.

В самом деле, от Серого и Толяна исходил довольно интенсивный и, как ни странно, приятный для глаз зеленый свет, при котором можно было вполне читать газету.

— Шеф, — шепотом попросил Колян. — а может, того? Включим, а? А то как-то жутко… Как в кино про мертвецов.

— Это кто мертвецы? — вскинулся Толян. — Фильтруй базар!

— А ты в зеркало смотрелся? — постукивая зубами, спросил Колян.

Серый, светясь и рассыпая искры, подошел к зеркалу. Некоторое время он вертелся перед ним так и сяк и, кажется, понравился самому себе.

— А чего такого-то? — сказал он. — Нормально!

— Для чертей, может, и нормально, — проворчал Колян.

— Отставить разговоры! — скомандовал Эдик. — Слушать меня! По ранжиру стано-вись!

Братки обалдели, но тут в окно кто-то тихонько постучал.

— Это Лисипицин, — сказал Эдик. — Бортанем его, пацаны?

— Как скажешь, шеф! — молодцевато ответили парни.

— Сейчас выйдем! — крикнул Эдик Лисипицину и, повернувшись к своим, добавил: — Вы молчите, я сам с ним побазарю.

Поправив треуголку и выпятив живот, он неторопливым шагом вышел на улицу. Братки вывалились за ним.

Увидев охваченных сиянием Серого и Толяна, Рудольф Адольфыч попятился и схватился за колья ограды. Однако, постояв так с минуту, он передумал пугаться и вернулся к браткам. Что-то вроде удовлетворения скользнуло по лицу Лисипицина.

— У Шлоссера побывали, — сказал он, присматриваясь к зеленоватому свечению.

Серый напрягся. Зеленая молния сорвалась с его рогов и ударила в землю рядом с Лисипициным.

— Но-но! Не балуй! — прикрикнул Рудольф Адольфыч, слегка подскакивая. В воздухе запахло озоном. — Зря ты их туда пустил, — сказал он Эдику, — посмотри, во что парней превратил? Натуральные монстры! И вообще. Электричеством плеваться — штука невелика! Если б вы догадались позвать меня, обошлось бы без жертв.

При слове «жертвы» Серый и Толян переглянулись и задрожали.

— Они же почему светятся, — пояснил Лисипицин, — радиации хватанули через край. Теперь сдохнут на фиг!

Бандиты задрожали еще больше. Через минуту их дрожь достигла такой интенсивности, что силуэты Серого и Толяна стали медленно расплываться в воздухе. Эдику вдруг пришло в голову, что они сейчас исчезнут и тащить тяжеленные сундуки придется ему самому.

— Пацаны! — крикнул он. — Держитесь! Потом лучше сдохнете, когда рыжевье принесем! Вы же сами говорили, что приняли противоядие.

— Точно! — вспомнил Серый, сразу переставая дрожать. — Приняли! Не сдохнем!

— В натуре! — подтвердил Толян. — Мы теперь эти… Как их? Сверхчеловеки!

«Вы сверхдебилы», — подумал Лисипицин, но ничего не сказал.

— У нас все схвачено, — весело ухмыльнулся шеф, — все на мази! А ты того… Пойдешь с нами.

— Конечно, пойду, — сказал Лисипицин, — у нас уговор. Семьдесят процентов мои!

— Семьдесят шишей тебе в задницу! — процедил Эдик. — Мои парни и так пострадали. Они будут рисковать, а все бабки тебе?

— Без меня Шлоссер вас накроет и вставит в черепушку антенны, — сказал Лисипицин. — Хотите, чтобы из вас роботов сделали? Пожалуйста!

— Мы твоего механика на рога поднимем, — пообещал шеф. — Это по его вине мы такие стали! Ему самому антенну вкрутим и заместо радио кукарекать заставим.

— У него робот! — напомнил Лисипицин.

— А у нас есть курица потрошеная и сумка огурцов! — всунулся Колян.

— А при чем тут огурцы и курица? — не понял Рудольф Адольфыч.

Все на мгновение обалдели, пытаясь связать одно с другим. От этого усилия у шефа на голове зашевелилась треуголка. Он обеими руками схватился за нее, натянул поглубже и бросил:

— Кончай базар! На дело пора!

В это же время Костя, Евстигнеев и Шлоссер устроили наблюдательный пункт на чердаке. Главный механик держал в руках пульт дистанционного управления механическим мужиком. Это было первое препятствие, которое они выставили на пути у бандитов. Механический мужик был сделан из обрезков труб, металлических прутьев и прочей бросовой ерунды, но смотрелся грозно, особенно когда на него натянули штаны и пиджак.

— Вон, кажется, идут! — прошептал Костя, показывая на крадущиеся вдоль забора тени.

Бандиты действительно приближались к дому. Не доходя нескольких шагов до калитки, они остановились.

— Ты стоишь на стреме, — сказал Эдик Лисипицину. — Если что, свистнешь. Свистеть умеешь?

— Умею, — скромно потупился Рудольф Адольфыч.

— Ну-у… — презрительно протянул Эдик, окидывая взглядом субтильного Лисипицина. — Врешь, наверно? Давай-ка попробуй.

Лисипицин усмехнулся. Если бы шеф знал, что Рудольф Адольфыч приходится дальним родственником Соловью-разбойнику, он бы не стал настаивать.

— Шеф, а может, ну его на фиг? — зашептали бандиты. — Зачем шум поднимать?

Но Эдик самодовольно хохотнул:

— Какой шум? Одни пузыри и сопли! Сейчас увидите. Ну свисти!

Рудольф Адольфыч напрягся и принялся вбирать в себя воздух. Братки сначала с удивлением, а потом с тревогой смотрели, как тщедушное тело Лисипицина круглеет на глазах, как раздаются щеки, как рот превращается в узкую лягушиную щель…

Лисипицин свистнул. Звука никто не услышал. Просто во всей округе разом погас свет, где-то недалеко ударила молния, с глухим звоном треснуло в слуховом окне стекло, и по воздуху, словно гонимые нечистой силой, пронеслись чьи-то спортивные штаны.

Эдик обнаружил себя лежащим на земле, затем Серого, который лежал на нем, и Толяна, который лежал на Сером.

Кое-как разобравшись, где чья рука, где чья нога, бандиты поднялись и с уважением уставились на Рудольфа Адольфыча.

— Ну ты силе-он! — выдавил из себя Эдик. — Тебе только на шухере стоять! И это… Где Колян?

— И штаны! — сурово добавил Серый.

— Штаны? — переспросил Эдик. — Верно. Штаны тоже верни. Только, Серый, ты же, кажется, в штанах?

— Я-то в штанах, — сказал Серый, — а вот ты…

— Что-о?! — Шеф глянул на свои ноги и похолодел. — Гони штаны, змей! Нет у меня больше штанов, это последние! Родной «Адидас»! Как я без штанов на дело пойду? И где Колян?

Коляна обнаружили неподалеку. Он лежал, спеленутый по рукам и ногам штанами шефа.

— Зубы тебе бы выбить за такой свист! — пробормотал Эдик, не сразу попадая в штанину. — Ну и утомил ты меня!

— Сам просил, — осклабился Лисипицин. — Я не настаивал.

— Предупреждать надо! — огрызнулся шеф. — Ладно, стой на стреме, а мы пошли.

Крадучись, они обогнули кусты и остановились возле калитки Шлоссера.

— Это что? — спросил Толян, показывая на механическое пугало. — Сторож вроде?

— Здорово, мужик! — идиотски осклабился шеф, подходя к пугалу развязной походкой. — Как пройти в библиотеку?

Пугало развернулось, подняло костлявые руки и изо всех сил стукнуло Эдика по ушам.

— Вай! — взвизгнул шеф, схватившись за голову и присев на корточки. — Ты чего дерешься? Баран! Тьфу, Толян! Покажи ему карате!

Толян, рассыпая искры, встал в стойку, но пугало неожиданно крутнулось на месте, и браток, получив две увесистые затрещины, свалился в пыль.

— Чего смотрите? — заорал Эдик. — Наших бьют! Навались, пацаны!

Бандиты скопом бросились на крутящееся и размахивающее руками чучело. Послышались сочные, тугие удары, кто-то завопил, схватившись за нос. Толян повис у чучела на плечах и завращался вместе с ним, ухитрившись каблуком заехать шефу в глаз. Однако и чучело не выдержало такой нагрузки. Слишком велик был совместный вес братков. Механический мужик крякнул и повалился на землю, придавив Эдика, Толяна и Серого. Колян навалился на них сверху и ткнул кулаком кому-то под ребра. Серый крякнул и затих. Его рука безвольно откинулась и угодила шефу по зубам.

Несколько минут братки разбирались, где, кто и что. Наконец, охая и однообразно ругаясь, они уселись на траву.

— Братцы, да это же робот! — ахнул Толян, приглядевшись к поверженным останкам.

— Какой же он робот, если он дрался? — простонал Серый, потирая вывихнутую в свалке челюсть.

Шеф с трудом разлепил заплывший глаз, посмотрел на механического мужика, глухо вскрикнул, вскочил и принялся на нем плясать, втаптывая остатки разломанного механизма в пыль. Когда с врагом было покончено, он помог Серому подняться, оглядел свой отряд и скомандовал сдавленным шепотом:

— Только тихо!

Они подошли к забору.

— Хто там? — неожиданно откликнулся сварливый женский бас. Это пришел в себя запорный механизм калитки.

— Ой! — Эдик от неожиданности присел. — Что за фигня?

Лисипицин как тень вынырнул из кустов.

— Это тоже механизм! — шепотом пояснил он и снова спрятался. Вид у Рудольфа был предовольный, как у кота, объевшегося сметаны.

«Мы звездюли получаем, а он сидит себе в кустах и в ус не дует! — неприязненно подумал шеф. — Сминусую десять процентов!»

— Тоже механика, — пояснил он пацанам. — Как тут чего открывается? Серый, давай!

— Действуй, Маня! — донеслось из кустов, и кто-то гнусно захихикал.

«Еще минус десять процентов!» — мстительно подумал шеф.

— Она вбок отъезжает, — наконец разобрался Серый и вцепился ногтями в штакетину, — помогайте!

Пыхтя и сопя, братки навалились на дверцу. Внутри что-то натужно заскрипело, и калитка стала медленно отъезжать в сторону.

— Навались, навались, придерживай! — командовал шеф, суетясь рядом. — Так, хорошо! Еще, еще, ну!

Наконец дверца отворилась настолько, чтобы пропустить одного человека. Набравшись смелости, шеф сунул голову внутрь и огляделся.

— Порядок, пацаны! — сказал он, увидев совершенно пустой двор. Однако брошенное им слово братки поняли превратно.

— Чего? — переспросил Серый, автоматически разжимая руки.

В то же мгновение калитка с каким-то торжествующим скрипом сомкнулась на шее шефа. Эдик заверещал, будто его начали резать, задергался и вдруг как-то остекленел. Из раскрывшегося рта вытекла ниточка слюны.

— Кранты шефу! — ахнул Толян, не делая попытки освободить Эдика.

«И с тебя, гад, минус десять процентов», — отстраненно подумал Эдик, не в силах произнести ни звука. Зато Колян ухватился за створку и начал толкать ее, багровея от натуги.

«А Коляну — плюс, — подумал шеф с благодарностью. — Ну не десять… Хватит и пяти. За такое дело не жалко. Накину четыре процента, не меньше. Три точно. Даже один процент и то — крутые бабки!»

Наконец шефа вызволили и кое-как протиснулись следом. Серый и Толян повели остальных к спрятанным сокровищам.

— Тут они, — прошептал Серый, — мы их досками прикрыли.

— И трубу сверху положили, — напомнил Толян.

— Заткнитесь! — зло прохрипел Эдик. — Ищи давай!

Братки подошли к куче стройматериала и принялись обшаривать все вокруг в поисках сундуков.

— Чего это вы так много всего навалили? — злился шеф. — Никак не долезешь!

Братки нервно перекладывали с места на место доски, балки, швеллера, какие-то трубы, бетонные блоки, оконные рамы.

Серый и Толян давно уже поняли, что сундуков здесь нет, но признаться в этом сейчас было страшно. Особенно после того, как шеф уронил бетонный столбик и долго выл, скача на одной ноге.

В конце концов последняя доска была убрана, и Эдик непонимающе уставился на Серого с Толяном. Его правый заплывший глаз неожиданно широко раскрылся и глянул на братков с горьким упреком.

«Минус десять процентов», — разом подумали Серый и Толян.

— Может, в другом месте поискать? — робко предложил Толян, а Серый сложил длинную шею пополам и зажмурился.

Некоторое время Эдик глубоко дышал, бормоча про себя:

— Я спокоен! Я совершенно спокоен!

— Надо в доме пошуровать, — неожиданно высказал глубокую мысль Колян. — Вдруг пацанам показалось, что они золото спрятали?

— Ладно! — наконец выдохнул шеф. — Наше дело правое. Победа будет за нами! Старик наверняка дома. Это он все придумал. Лисипицин не зря предупреждал. — Наклонив рога, Эдик сделал шаг к двери. — Ну держись, механик! Теперь точно запорю!

Дверь оказалась заперта. Эдик вытащил из кармана фомку, но тут его внимание привлекла записка на двери.

— Серый, посвети! — скомандовал шеф.

Серый подошел, надулся, заискрил, и призрачный зеленый свет выхватил из мрака странную надпись: «Дерни за веревочку, дверь и откроется!»

— Отлично! — обрадовался Эдик, убирая фомку. — Тоже, видать, механизм!

Недолго думая он дернул за кончик уходящей куда-то в темноту бельевой веревки. Дверь распахнулась, и сверху на бандитов обрушился ушат ледяной воды. Вдобавок краем ушата Эдику пребольно стукнуло по макушке. На мгновение у шефа все спуталось в голове.

«Минус десять процентов! — подумал он, сцепив зубы, чтобы не завыть. — Минус пятнадцать процентов, минус двадцать…»

Некоторое время бандиты стояли неподвижно и напряженно фыркали, а через минуту дружно затряслись от холода. Шеф ощущал во всем организме какой-то зуд и странное пощипывание. Треуголка у него на голове размокла и превратилась в блин.

«Не падать духом! — снова скомандовал сам себе Эдик. — Мы еще отомстим!»

Из коридора в дом вели две двери. Рядом с ближайшей висела полочка, на которой лежали румяные наливные яблоки и горстка аппетитных слив. Все это шеф автоматически сгреб себе в карман. Остальные шумно сглотнули слюну, но протестовать не решились.

— Мужи-ик! — приторно сладким голосом позвал Эдик. — Мы к тебе пришли. Выходи! Все равно найдем! Ты нас уже достал.

Сидящий на чердаке Шлоссер страшно удивился, что его назвали мужиком, и хотел было возмутиться, но Костя схватил его за рукав:

— Не время.

— Да смылся механик, — сказал Серый. — Отвечаю! Услышал, что мы пришли, и слинял огородами.

Эдик с презрением осмотрелся. Сразу было видно, что хозяин ничего не смыслит в евроремонте. И вообще, евростиль не для таких вахлаков, как этот механик. Даже удивительно, что у него сундуки с золотом лежат! Не умеет человек жить красиво.

Эдик умудренно усмехнулся. Сам он жить красиво умел. Какая у него дача! Вилла! Дворец!! Двойной туалет с джакузи и электромассажем. Эдик с наслаждением вспомнил про электромассаж. Даже несмотря на то, что его в первый раз долбануло электричеством так, что едва мозги не сварились, это было по-настоящему круто! А банька? О, банька… И девочки! И колбаса!

«Не думать о колбасе! — шепотом приказал себе Эдик. — Забыть о колбасе! Думать о чем-нибудь постороннем! Вот тут у механика люк на чердак ведет. Он не заперт. Это непорядок! Нужно запереть! И не думать о колбасе. Забыть о ней. Ее нет. Ее никогда не существовало! И люк надо запереть, чтобы не раздражал!»

— Серый! — сказал он, сцепив зубы. — Запри люк!

— Какой люк? Шеф, ты о чем? — всполошился Серый.

Эдик ткнул пальцем в потолок:

— Вот эту штуковину. На задвижку, видишь? И не задавай вопросов. Особенно о колбасе!

Поняв, что шеф заговаривается, Серый дотянулся до задвижки и запер люк, совершенно не понимая, зачем это надо.

— Молодец! — похвалил Эдик. — Теперь пошли в дом!

Они приоткрыли дверь, огляделись и зашли в комнату. На взгляд Эдика, здесь было слишком много мусора: какие-то дурацкие приборы, провода и всякая научная дребедень. У шефа зачесались руки смести все это к чертовой матери, но времени на такие занятия не было. Слишком долго они провозились во дворе, а сокровищ еще не нашли. Поэтому Эдик обошелся сущим пустяком: самолично отодрал несколько проводков, получил удар током, но уже не обратил на это внимания, только помахал в воздухе ладонью, отгоняя запах горелого мяса.

В следующей комнате проводов было меньше. Сундуки с сокровищами стояли возле стены, там, где Серый и Толян их увидели в первый раз. На одном из сундуков лежала пудовая гиря.

— Смотри-ка, придавили, чтобы никто не упер! — развеселился Толян. — Вот лохи!

— Они ж не рубят! — усмехнулся Серый. — Думают, что мы эту дуру не поднимем! Ха-ха! — Он схватил гирю, словно пушинку, снял ее с крышки сундука и поставил на пол. Минуту браток стоял, нагнувшись, а затем распрямился, по-прежнему сжимая гирю в руке.

— Ты чего замер? — обозлился шеф. — Поиграться захотелось? Ну так играйся! — Подскочив к сундукам, он раскрыл их и затрясся, как в лихорадке. — Екарный бабай! Едрена сила!

Сундуки были доверху набиты сокровищами.

— Серый! — в восторге крикнул шеф. — Беги в сарай к механику, посмотри тележку! Найдешь, тащи сюда, будем вывозить!

Серый растерянно посмотрел сначала на него, а потом на гирю, с которой все еще никак не мот расстаться.

— Ты че, оглох?! — рявкнул Эдик. — Одна нога здесь, другая — там! И брось свою идиотскую гирю!

— Не могу, шеф, рука прилипла! — простонал Серый. — Они ее клеем намазали!..

— Каким клеем? — разозлился шеф. — В такой момент шутить вздумал! А в лоб не хочешь?

На глазах у Серого выступили слезы. Он поставил гирю на пол и попытался отодрать пальцы. Пальцы не отдирались. Увидев, что Серый и в самом деле влип в неприятности, Эдик испугался.

— Пацаны, помогите ему! — скомандовал он.

Толян и Колян бросились помогать Серому, но, сколько ни старались отодрать пальцы другана от гири, не могли.

— Мертво сидит! — заявил Толян, вытирая со лба пот.

— Железно схватилось! — подтвердил Колян.

Шеф думал недолго.

— Плевать, — сказал он, — дома разберемся. А сейчас взяли сундуки и потащили! Вы вон тот, большой, а мы с Серым этот, поменьше.

Серый попытался вытереть прилипшей гирей слезу, но не смог.

— Что делать, шеф? — едва не рыдая, простонал он.

— Что делать, что делать… Сундуки тащить, — рыкнул Эдик, но тут же смягчился. — Не боись! Придем домой, отпарим. Слово даю!

Серый слегка повеселел и схватился свободной рукой за ручку сундука.

Кряхтя и надрываясь, бандиты потащили сундуки на улицу. Толян метнулся в сарай и через минуту, к всеобщему восторгу, выкатил тележку. Занялись погрузкой.

А в это время Костя и Евстигнеев тщетно пытались открыть крышку люка. Шлоссер наблюдал за ними, пока ему не надоело.

— Зря стараетесь, — сказал он наконец, — у меня так: если заперто, уже не отопрешь. Будь спокоен!

— Голова! — саркастически произнес Евстигнеев. — Вот теперь думай, что делать. Бандиты уходят!

— Придумал! — сказал Шлоссер. — Гаврилу я отослал к Полумракову, так? Утром он придет и откроет!

— Утром он придет и примется с ходу отрабатывать приемы штыкового боя, — возразил Евстигнеев.

Костя подбежал к окну.

— Уходят! — крикнул он. — Сундуки в тележку погрузили!

— Вместе с гирей уходят? — невинно осведомился Шлоссер.

— Вместе! — нехотя ответил Костя. — У кого с собой есть мобильник?

Друзья переглянулись. Евстигнеев хлопнул себя по карману:

— Нет, не взял!

— Растяпы! — Костя стукнул кулаком по балке и тут же затряс рукой.

— Это помогает, — улыбнулся Шлоссер. — Особенно от злости. Вообще-то можно вылезти на крышу, но можно и шею сломать. Все зависит от акробатических способностей.

— Это он так шутит, — сказал Евстигнеев. — Можно спуститься через слуховое окно, но нужна веревка.

— Точно! — обрадовался Костя. — Здесь столько всякой рухляди. Неужели веревки не найдется?

Друзья принялись лихорадочно копаться в техническом старье. Перерыв все до основания, они не нашли ничего подходящего. Единственной вещью, которую удалось опознать, был детекторный приемник, к которому была присобачена какая-то труба.

— Будем ждать, — сказал спокойно Шлоссер и уселся на пустой ящик.

Между тем бандиты пролезли сквозь ворота и скрылись во мраке. Вскоре оттуда донеслись какие-то крики и звук подзатыльника. Затем все стихло.

— Подрались, что ли? — пробормотал Евстигнеев, пытаясь хоть что-то разглядеть в темноте.

— Наверняка, — сказал Костя, — деньги их вообще с ума сведут.

— Сейчас они сядут в машину, и только их и видели, — буркнул Евстигнеев.

Костя посмотрел на Евстигнеева и странно усмехнулся:

— Никуда они не денутся, — уверенно сказал он. — Леший своим зельем весь лес окропил. От-ворот-поворотное называется! Никто уехать не сможет…

В этот момент послышались быстрые шаги, крышка люка распахнулась, и в проеме показалась голова Лисипицина. Он посмотрел на друзей и сладко улыбнулся, растягивая рот от уха до уха.

— Доброго здоровьица, Федор Семенович! Вы уж извините, но оказался, так сказать, случайным свидетелем. Да-с! — Тут Лисипицин сделал серьезную мину и трагическим голосом продолжил: — Когда я увидел, что от вас кто-то выбежал с сундуками, то сразу подумал, что это воры! Попытался, конечно, их остановить, и вот результат! — Он снял шляпу и продемонстрировал здоровенную шишку на макушке. — Гирей, понимаешь, прямо по голове! И что за молодежь пошла! А вы-то как? Живы?

— Живы! — сказал Шлоссер, быстро спрыгивая вниз. — Рудольф Адольфыч, ты молодец! Без тебя мы бы тут до утра куковали! Так что тебе по всему полагается награда. Поставлю перед директором вопрос о твоем досрочном освобождении.

— Рад стараться! — молодцевато гаркнул Лисипицин.

— Так держать! — сказал Евстигнеев, веселясь от всей души. — Значит, гирей, говоришь?

— Приласкал, сучий сын! — скривился Рудольф. — Наверное, специально украл, чтобы по дороге отбиваться!

— Это уже детали, — сказал Шлоссер. — Ну что? Пойдем брать с поличным наших домушников?

— Да как же мы без милиции? — испугался Лисипицин. — А может, у них ружье? Или даже эти, как их?..

— Пистолеты, — подсказал Костя.

— Во-во! Пистолеты. Без милиции никак нельзя. Да и незаконно это!

— Ты о законе не думай, — серьезно сказал Шлоссер. — Мы сами себе закон. Отныне будем действовать, как на Диком Западе. Тем более что представитель закона у нас есть! — Он кивнул на Костю, и тот послушно раскрыл бордовые корочки.

— Ах, ну да! Конечно! — Лисипицин снова расплылся в улыбке. — Только как мы их теперь найдем? Они небось приезжие? Сели на машину и тю-тю!

— Тю-тю! — передразнил его Костя. — Они у Маланьи дома!

— У Маланьи? — Лисипицин сделал круглые глаза. — Вот новость так новость! Тогда все ясно!

— Что именно? — строго спросил Шлоссер.

— Рыбак рыбака видит издалека, — сказал Рудольф. — Она сама бандитка. Людей помоями кормит!

— Это каких же людей? — прищурился Евстигнеев.

Лисипицин понял, что проговорился и принялся нести всякую чушь:

— А разных! Говорят, ловит на улице и насильно кормит! Проверяет, как на кошках. Если не отравится, то свинье дает.

— Интересно, откуда у вас такие сведения? — спросил Костя.

— Я улицу мету, многое замечаю, — пояснил Рудольф, — еще и не то могу порассказать. Экскаваторщик Агафонов, например, Люську-насос заставлял догола раздеваться, якобы скульптуру лепил, а на самом деле за ней голышом по саду бегал. А его жена им в это время магнитофон заводила! Это же разврат!

— Это не разврат, — сказал Евстигнеев, — это аморалка. Разврат, это когда…

— Хватит трепаться, — перебил его Шлоссер. — Пойдем к Маланье, пока она спать не легла!

Они бодро вышли за калитку, только Лисипицин плелся нехотя, мучимый самыми противоречивыми чувствами. Сначала ему очень хотелось получить свою долю. Но получил он вместо этого гирей по голове. Теперь ему хотелось отомстить. Однако с каждым шагом чувство мести притуплялось, а чувство жадности усиливалось. Теперь в его голове медленно зрел план, как бы выдать механика с друзьями браткам и получить свою долю в виде полновесного золота.

Дом Маланьи был погружен во тьму. Слабое зеленоватое свечение время от времени пробегало по окнам и гасло.

— Где они квартируют? — строго спросил Шлоссер.

— А… Э… Туточки! — проворковал Лисипицин и ткнул в окно, выходящее во двор.

— Затихарились, — прошептал Костя. — Придется стучать.

Он подошел поближе и легонько ударил пальцами в стекло.

— Кто там ломится? — послышался изнутри недовольный голос.- Небось опять этот козел Лисипицин? Серый, скажи ему — хрен тебе, а не проценты!

Шлоссер многозначительно улыбнулся и посмотрел на Лисипицина.

— Честное слово, не знаю, о чем они говорят! — зашептал Рудольф. — Бред какой-то! Что за проценты? Почему козел? Провокация, чистая провокация!

— Сейчас выясним, — сказал Костя, — сейчас все узнаем!

Он откашлялся и громко произнес:

— Внимание! Вы окружены! Сопротивление бесполезно! Сдавайтесь без боя и выходите по одному!

Едва он произнес эти слова, как окно распахнулось и в нем появились две жуткие рогатые головы. Один был вылитый баран, а другой, трехрогий, с длинной извивающейся шеей. Оба светились интенсивным зеленым светом, а с кончиков рогов слетали яркие беззвучные искры. Вокруг них все было освещено страшным мертвенным сиянием. Это были настоящие исчадия ада, существа, способные привести в трепет всех лесных жителей вкупе, несмотря на их моральную закалку!

Трехрогий изогнул, словно адский лебедь, свою длинную шею и просипел:

— Не гони пургу, начальник. Все путем!

При виде страшилищ Костя невольно попятился и наступил на ногу Лисипицину. Рудольф заверещал как свинья, а из окна на них уставилась еще одна жуткая рожа.

— Хата полна чертей! — заорал Евстигнеев, подскакивая на месте.

— Е равно эм цэ квадрат! — глухо выругался Шлоссер и, с ходу набрав ошеломляющую скорость, ринулся наутек. Через секунду перед окном остался только Лисипицин.

Гнусные ухмыляющиеся рожи уставились на него.

— Ну что, братаны, тащим его к себе?

— Давай, хватай, а то жрать нечего!

— Иди, мы тебе твой процент отдадим!

Лисипицина охватил ужас, какого он не испытывал никогда в жизни. Рудольф знал, что перед ним Эдик и его подельщики, но… Горло внезапно сузилось, так что он не смог произнести ни одного звука, даже жалкого мышиного писка, зато ноги, помимо его воли, понесли Рудольфа огромными скачками куда-то по дороге, и он даже не сразу понял, что не успел развернуться и бежит спиной вперед!

Через мгновение Лисипицин обогнал Костю, Евстигнеева и Шлоссера. А еще через несколько секунд он влетел в кусты акации, где, мгновенно запутавшись в ветвях, замер и притворился сучком, как это делают хамелеоны.

А теперь настала пора вернуться на полчаса назад и узнать, что же произошло с Эдиком и его гвардией.

Полуживые, взмокшие от непосильного труда, братки наконец-то добрались до Маланьиного дома. В окнах было темно, и дверь оказалась заперта.

— Бабуля, это мы! — прохрипел Эдик, обессиленно усевшись на сундук.

Толкать перегруженную тележку оказалось нелегко, тем более что она все время норовила перевернуться. Труднее всего пришлось Серому. Он примостился рядышком, поставил гирю на колени и принялся с хрипом и хлюпом втягивать в себя бодрый ночной воздух. В глазах у него вращались разноцветные круги, ноги дрожали, шея, не в силах держать голову, ложилась на грудь.

— А говорят, своя ноша не тянет! — ворчал Колян, с опаской поглядывая на Толяна. Тот светился, как лампочка, и беспрестанно искрил.

— Бабуля! — жалобно повторил Эдик. — Открой!

Скоро они увидели мрачное Маланьино лицо, прижавшееся к стеклу. Нос у бабки казался сплющенным, как у боксера.

«Вон оно что! — очумело подумал Эдик. — Маланья спортом занималась! Крутая…»

Хозяйка с минуту подозрительно разглядывала своих жильцов и, наконец узрев сундуки, бросилась открывать дверь.

— Заноси, только тихо! — приказала она. — Свет специально не зажигаю, чтобы не увидел кто!

Команда Эдика, подвывая от чрезмерных усилий, втащила сокровища в комнату… Бабка тотчас появилась в дверном проеме.

— Ну давай, кажи! — коротко приказала она.

Внутри у Эдика все буквально скрутилось от злости, но сил сопротивляться настырной хозяйке не было. Страшно хотелось пить. Вдобавок болело все, что могло болеть: ушибленная бетонным столбиком нога, уши, руки. Неравномерно, но противно ныло туловище. Почему-то болели рога.

Шеф поднял на Маланью затуманенные глаза и махнул рукой.

— Сама смотри!

Сказав это, он дотянулся до стола, где стоял стакан с мутной жидкостью и разом выплеснул его себе в глотку. По комнате, как невидимый торнадо, пронесся удушающий запах носков.

— О, йес! — обреченно прошептал шеф и рухнул на раскладушку.

В это время как раз и постучал Костя. Он только не учел одного момента: братков уже ничем нельзя было напугать. Даже не глядя в окно, Серый прошептал:

— Это лесник с механиком!

— Ясный пень! — отозвались братки и выглянули наружу.

Увидев братков, так сказать, в непосредственной близости, ни Костя, ни Шлоссер, ни Евстигнеев не выдержали. Древний иррациональный страх перед призрачными чудовищами оказался сильнее доводов рассудка. Друзья постыдно бежали, а братки закрыли окно и принялись приводить шефа в чувство. Тем временем Маланья распахнула сундуки и погрузила лопатообразные ладони в золотую разносортицу.

— Молодцы! Ай да молодцы! Я думала, вы так, чмо болотное, а вы — орлы! Будет теперь чем за квартиру заплатить! А вы боялись!

— Этим заплатить за квартиру? — до глубины души удивился Серый и чуть было не пошел в отключку.

— Она так шутит! — холодея от страха, сказал Толян. — Мы, конечно, откинемся, в чем вопрос. Тут на всю жизнь хватит!

— Видать, у тебя жизнь короткая, — ядовито заметила Маланья. — Мне вот, например, было бы мало!

— Где оскорбленному есть сердцу уголок? — не приходя в сознание, прошептал Эдик. — Волыну мне, волыну!

— Не надо, шеф! — испугался Колян. — Мы и так разберемся, нам мокруха не в масть.

— Верно, — сурово произнесла бабка. — Вы еще молодые, вам жить да жить. В общем, утро вечера мудренее. Утром и разберемся.

Она вытащила из кармана сложенный вчетверо кошель и принялась набивать его золотыми монетами, брошками, самоцветными камнями, геммами и прочей драгоценной дребеденью. Братки смотрели на старуху во все глаза, не произнося ни звука. Шеф тоже лежал молча, делая правой рукой какие-то непонятные пассы.

Бабка не спеша наполняла котомку, а та все не наполнялась, словно была безразмерная. Но в этот момент Эдик сделал какой-то особенно энергичный жест и еле слышно прошептал:

— Хватит!

Изо рта шефа удушающе пахнуло носками. Бабка закашлялась, стянула кошель бечевкой и вздохнула:

— Вот и ладно. Будет детушкам на конфетушки! Душно у вас что-то.

— Это все он, проклятый! — возмутился Толян, ткнув пальцем в Серого. — Его самого надо заставить свои носки жрать!

— Точно, — поддержал его Колян. — Удушил всех на фиг!

Он приподнялся и шагнул к Серому. Злость на обнаглевшую бабку перекинулась теперь на подельника. Толян тоже вскочил:

— Затравил шефа, змей!

— Не подходи! — взвизгнул Серый. — Зашибу! — Он взмахнул рукой, к которой намертво приклеилась гиря, и угодил шефу по ребрам.

— Убил! — взвыли братки. — Ну гад!

— Отставить! — вмешалась Маланья. — Вот так завсегда: едва раздобудут золотишко и уже готовы глотки друг другу перервать. Тихо, кому сказала! Ваше золото спрятать надо, пока не отняли. Не ровен час, приедут менты из района, вот тогда и запоете! А командира вашего я обижать не позволю! Совсем ухайдакали парня, в гроб краше кладут.

— Может, он и в самом деле того?.. — прошептал Толян.

— Ты думай, чего говоришь! — возмутилась Маланья. — Не видишь разве, пузыри изо рта лезут? Значит, жив еще! Ничего, до утра оклемается! А вам вот что нужно сделать: все это золото в мешки переложить да перепрятать. А уж утром-то и забрать. И так перепрятать, чтобы ни одна ищейка не догадалась! А сундуки лучше бросить в пруд. Они тяжелые, сразу утонут.

— Нам спать охота! — тут же захныкал Толян.

— А в тюрягу не хо-хо? — ехидно осведомилась Маланья. — Пока шеф в отключке, слушайтесь меня! Сейчас я мешки принесу прочные, из-под картошки.

Братки посмотрели друг на друга и тяжело вздохнули. Бабка принесла мешки, включила ночник, и парни принялись за работу. Покряхтывая и постанывая, они перекладывали золото в мешки, засыпали сверху картошкой для конспирации, завязывали и оттаскивали в угол. Шеф во время этой операции лежал неподвижно, и с его лица не сходила странная гримаса — полуоскал-полуулыбка. Словно он одобрял действия братков, но как-то уж больно ехидно.

— Чего это он скалится? — не выдержал Серый.

— Сон приятный снится, — предположил Толян.

Неожиданно Эдик сморщился и паскудно дребезжащим голосом захныкал:

— Мне-мне-мне-мне-мне…

— И туды его в печенку! — прошептал Колян. — Чего он говорит?

— Чего-чего! — Серый презрительно скривился, но тут же сладко улыбнулся, повернувшись к Эдику. — И тебя, шеф, не забудем!

— Умляут! — Произнеся непонятное кошачье слово и вздрогнув, словно его ударили током, Эдик захрапел.

— Отпустило! — прошептала, криво ухмыляясь, бабка. — Ну и ладненько! А теперь потащили мешки в сарай. Там у меня свинья, Авдотья. Так вот, аккурат под ней — погребец. Туда и спрячем. А Авдотью на место подвинем. Под ней ни в жизнь не найдут!

Возле дома Евстигнеева друзья остановились перевести дыхание.

— В кого они превратились? — не удержался Костя, хотя и понимал, что на этот риторический вопрос никто не ответит. Но он ошибся.

— Стадо чертей! — сказал Евстигнеев. — Вот кого Маланья воспитала! Макаренко! Ушинский! Гений воспитания!

— Она тут ни при чем, — проворчал Костя, — это Яга на них заклятие наложила. И Леший тоже.

— Не верю! — сказал Евстигнеев. — Тут что-то еще. О! Они же в реакторе побывали… Правда, не все. Нет, Маланья наверняка к ним руку приложила. Чувствуется размах, стиль! Да если б наша Степанидовна увидала этих красавцев, она бы с ума сошла!

Один Шлоссер молчал. Однако было видно, что он не просто так молчит, а в голове его созревает новая гипотеза. Не говоря ни слова, механик вытащил из кармана гаечный ключ, повертел его в руках, просветлел лицом и успокоился. Успокоившись, он усмехнулся, извлек из другого кармана калькулятор и принялся что-то подсчитывать. Минут пять Шлоссер занимался этим делом, наконец убрал калькулятор и повернулся к друзьям.

— Я тут посчитал… Этим дуракам повезло, что они влезли в реактор, когда тот был на холостом ходу. Мощность небольшая, кривизна гиперполя минимальная. К тому же они выпили противоядие. Так что скоро у них все нормализуется!

— Стало быть, светиться перестанут? — уточнил Евстигнеев. — А как скоро? День-два?

Шлоссер покачал головой:

— Ты даешь нереальные сроки. Все пройдет само собой лет через пятьсот. Гарантирую. Конечно, можно их загнать в поглотитель. Тогда все как рукой снимет. Правда, вместе с волосами.

— И с головой, — ехидно добавил Евстигнеев.

— Это смотря какая голова, — серьезно возразил Шлоссер. — У них, как я посмотрю, головы на редкость крепкие. Чугун!

— Но-но! — сказал Евстигнеев. — Не хватало еще чужими жизнями рисковать!

— Согласен, — кивнул Шлоссер, — головы можно смазать защитным кремом. В этом случае гарантируется полная безопасность.

— Защитный крем — это вазелин! — хихикнул Евстигнеев.

— Верно, — удивился Шлоссер, — а ты откуда знаешь?

— Да уж знаю, — усмехнулся Евстигнеев.

— Откуда, откуда?

— Да что у меня, носа нет? — рассердился Евстигнеев. — Сколько раз от тебя вазелином воняло? И кожа на башке постоянно блестит!

— Ах, ну да, — смутился Шлоссер, — было дело. Это когда я на себе хотел поставить эксперимент. Насытить тело энергией. Чтобы есть не надо было.

— Это как же? — ахнул Евстигнеев. — И, главное, зачем?

— В целях экономии времени и денег, — сказал Шлоссер. — И вообще. Принципиально. Пора человечеству научиться обходиться без пищи. Чтобы нажал кнопку — и сыт лет на сто. Ну пусть не на сто…

— На всю оставшуюся жизнь, — вздохнул Евстигнеев. — Ты, Семеныч, когда-нибудь доэкспериментируешься. Вот что. Пока мы не можем обходиться без пищи, пойдем-ка выпьем чайку!

От этого предложения не отказался никто.

Евстигнеев отпер дверь. На кухне горел свет. Чайник уже пыхтел на газу, а рядом на табуретке стоял на задних лапах Антуан, подвязав полотенце не хуже иной кухарки, и готовил яичницу.

— Мм-няу! — воскликнул он. — Наконец-то! На троих?

— Кто же пьет ночью? — пошутил Шлоссер.

— Какая испорченность нравов! — покачал башкой кот. — Зачем понимать превратно? Я, мм-няу, имел в виду яичницу!

— Тогда на всех, — сказал Костя.

— Заметано! — бодро ответил Антуан. — Считая, мм-няу, конечно, меня. Вы ведь не собираетесь сбросить разумное существо с парохода современности?

— Тебя?! — воскликнул Евстигнеев. — Ни за что! Ты нам дорог, как вечный укор совести, как грехи далекой юности!

— Это юмор? — спросил Антуан, замерев над сковородкой.

— Самокритика, — улыбнулся Евстигнеев.

— Тогда я готовлю?

— Валяй, — махнул рукой Евстигнеев и, увидев, что чайник вскипел, бросился заваривать чай.

Действие «Громовержца» сказалось незамедлительно. Разум у друзей прочистился необыкновенно. Правда, яичница снова его слегка затуманила, но основную мысль все высказали единодушно:

— Без Яги не обойтись!

Они имели в виду не только Степанидовну, но и Горыныча с Кощеем и, конечно, Лешего.

— Народное ополчение поможет, — твердо обещал Костя.

— Давно ли лесная… хм, нечисть… стала народным ополчением? — Шлоссер вопросительно поднял бровь.

— Семеныч! — с упреком сказал Евстигнеев. — Нечисть — это жильцы Маланьи!

— Верно, — смутился механик. — Это я оговорился, не прав. И вообще, дело зашло слишком далеко. Хулиганство, грабеж со взломом, избиение Лисипицина. Что с бандитами делать?

— Выгнать их с треском, — сказал Евстигнеев, — у нас своих чертей хватает, нам новые не нужны.

— Новые и вдобавок злые, — напомнил Шлоссер.

— Выгнать их не удастся, — напомнил Костя, — отворот-поворотное зелье не пустит. Придется своими силами укрощать. Слушайте! А может, товарищеский суд, а?

— Верно! — обрадовались друзья. — Соберем общественность, призовем преступников к ответу. Правда, Маланья их не выдаст.

— Тогда и Маланью призовем, — сказал Костя, — как укрывателя.

— Соучастника! — добавил Антуан сквозь дрему и, сладко вытянув лапы, захрапел снова.

— А ты вообще должен был за ними следить, — сказал Костя, устранился, понимаете ли, от важного дела.

— Я следил, — возразил Антуан.

— И много наследил? — улыбнулся Евстигнеев.

— Скукотища! Они только спят да ругаются.

— Н-да, — вздохнул Шлоссер, — та еще компания.

— Народное ополчение я беру на себя, — сказал Костя, — соберу всех.

— А я поставлю вопрос перед директором, — пообещал Шлоссер, — чтобы все было по закону.

— А я пройдусь по поселку, — сказал Евстигнеев, — соберу всех, кто от братков пострадал. Проведем настоящий процесс! Не хуже международного трибунала.

В доме Маланьи царила тревожная тишина. Измученные бандиты приходили в себя и тут же уходили снова. Серый лежал на раскладушке, положив себе гирю на грудь и поглаживая ее, как котенка.

— Ах ты моя хорошая, — горестно приговаривал он. — Только ты меня и понимаешь!

Гиря умудренно молчала.

Колян и Толян лежали вытянувшись, словно по команде «смирно», и не шевелились. Бараньи рога Толяна в полумраке казались огромными ушами.

«Слухач! — подумал Серый с ненавистью. — Наверное, шпион. Гирей бы его!»

Однако приподняться уже не хватало сил.

Что касается шефа, то бабка заботливо укрыла его солдатским одеялом. Эдик был неузнаваем. Под воздействием пережитого редкие, коротенькие волосенки колосились у него на голове, разделившись по одному, и торчали теперь в разные стороны, отчего голова стала казаться в два раза больше.

Время от времени шеф отваливал нижнюю челюсть, да так, что заглянувшая к браткам Маланья невольно ахнула:

— Совсем проглотом стал! Теперь и не накормишь!

В этот момент шеф как-то особенно жалобно хрюкнул, скосил глаза на старуху и что-то неразборчиво забормотал.

— А-мня-мня! — послышалось Маланье, и она навострила уши.

— Хахахама дахавай! — пролепетал шеф.

«Ну вот и все, — подумала бабка. — Не успела подумать, а он уже жрать просит!»

— Рано еще! — буркнула она и вдруг оживилась: — Да тебя лечить надо! Погоди, болезный, я тебе сейчас лекарство дам.

Маланья прошла на кухню и вытащила из-под шкафа целлофановый пакет с таблетками. Вывалив содержимое на стол, она призадумалась.

— Надо чего покрепче, чтобы быстрее в чувство пришел, — решила бабка. Покопавшись, она отобрала, на ее взгляд, самое необходимое: две таблетки аспирина, анальгин, таблетки от кашля, от диареи, от давления и несколько штук добавила за красоту, по цвету — зеленую, желтую и розовую. Немного поколебавшись, взяла пурген.

Весь этот оздоровительный комплекс старуха растерла в ступке, высыпала в стакан, залила теплой водой и добавила стопку водки для крепости и ложку меда для сладости.

С льстивой улыбкой Маланья приблизилась к шефу и проворковала:

— Выпей, соколик, здоровеньким станешь!

— А? — испугался Эдик, глядя на стакан осоловелыми глазами.

— Ты пей, пей, не спрашивай, плохого не дам, — ласково сказала Маланья.

Серый мгновенно пришел в себя и перестал гладить гирю. Толян и Колян не шевельнулись, но оба раскрыли глаза.

Шеф взял стакан, приблизил его к правому, здоровому, глазу и, принюхавшись, осведомился:

— Аспирин?

— Ага! — коротко ответила Маланья, с трудом удерживаясь от того, чтобы не двинуть шефу по челюсти.

На лице Эдика разлилась идиотская улыбка. Он выдохнул воздух, одним глотком осушил стакан, но так и не вдохнул. Совершенно круглыми глазами он уставился на Маланью. И старуха не выдержала:

— Ты чего не дышишь-то? — испугалась она.

По щекам шефа градом покатились крупные слезы, он выронил стакан, судорожно вздохнул и повалился на кровать.

— Ну вот, теперь как новенький! — обрадовалась Маланья, глядя, как лицо шефа лиловеет на глазах. Одно ее беспокоило, что время от времени Эдик сгибался пополам, как червяк, и так же быстро разгибался.

«Подушку бы рогами не проткнул, — забеспокоилась бабка, — может, ему лучше полено под голову подложить? Стукнется раз-другой и затихнет!» — Однако подойти ближе чем на метр она не решилась. Побоялась рогов.

Между тем шеф сгибался и разгибался со всевозрастающей амплитудой и в какой-то момент начал расплываться, исчезать в быстрых колебаниях. В воздухе явственно запахло озоном.

Зачарованные зрелищем братки даже не услышали, как стукнула калитка и противный голос Лисипицина захныкал под окном:

— Отдайте мои тридцать процентов! Иначе я буду жаловаться! Где ваш шеф?

— Тута я! — крикнул Эдик, выпадая из прозрачности, мокрый от пота и с перекошенным лицом. — Иди на фиг, пока не убил!

— Ухожу, ухожу, — вежливо откликнулся Лисипицин. — Я просто напомнил!

— А ну пошел! — загомонили братки. Серый замахнулся гирей и вмазал Толяну. Тот ласточкой вылетел в окно и грохнулся прямо на Лисипицина.

— Убивают! — взвизгнул Рудольф и пустился наутек.

Толян, ни слова не говоря, залез в окно и снова улегся на кровать.

Утро было тихим, безоблачным и обещало прекрасный день. Однако братки пребывали в скверном расположении духа. Почему-то хотелось спать, и опять же неизвестно почему у всех четверых ныли рога.

— Подъем! — гаркнул наконец шеф, но вместо бодрого крика вышел какой-то дребезжащий петушиный пассаж.

Тем не менее команда зашевелилась, перестала вздыхать, и на Эдика уставились три пары мутных, словно подернутых болотной ряской, глаз.

— Рога болят, — пожаловался Колян, — спасу нет!

— Отставить! — прошептал Эдик. — У всех болят рога. Но надо быть в форме. Сегодня отчаливаем. Нужно соответствовать. Начнем с зарядки… Толян, не толпись в проходе, лежи смирно, потом разберешься с Серым, кому сказал?!

Толян вздохнул, обиженно покосился на Серого и повернулся к шефу. Не вставая, шеф поднял вверх желтые жилистые руки и развел их в стороны.

— Раз-два!

При этом он угодил Толяну в глаз, и тот залился долгим жалобным воем.

— За что? — причитал Толян. — Что я тебе сделал?

— Извини, — смутился шеф, — нечаянно вышло! Ты вон мне тоже вчера каблуком в глаз заехал, а я хоть бы хны!

— Нас бьют, а мы крепчаем! — поддержал разговор Колян.