Черти поневоле

— Привалов, зайдите в деканат!

Секретарша посмотрела на Костю сквозь толстые очки и улыбнулась.

— Стружку снимать будут! — сказал Валя Носков. Его веснушчатая физиономия порозовела от удовольствия.

— Не дождешься, — бросил на ходу Костя, направляясь вслед за секретаршей.

В деканате царил полумрак. Стеллажи с книгами уходили под потолок. Возле стены стояло здоровенное чучело медведя. Со шкафа, свесив вниз оскаленную морду, поглядывало чучело рыси.

Возле окна в большой плоской кадушке рос баобаб. Когда-то он был совсем маленьким, но со временем перерос кадушку и корнями глубоко ушел в старинную кладку. Теперь это было молодое коренастое дерево, и Костя не сразу заметил стоящего в его тени человека.

— Здравствуйте! — сказал Костя, закрывая за собой дверь.

— А! Привалов! Заходи, заходи… — Декан поднялся ему навстречу, и не только поднялся, но даже вылез из-за стола — поступок совершенно невероятный!

При виде декана не только студенты, но даже преподы впадали в какой-то необъяснимый трепет. Обычно ему хватало одного взгляда, чтобы призвать к порядку самого злостного закольщика! И вдруг такой жест! Неспроста это, ох неспроста…

— Иван Петрович! — провозгласил декан, глядя в сторону баобаба. — Вот, познакомьтесь. Это и есть тот самый Привалов, можно сказать, надежда нашего института!

«Надежда института» слегка обалдел от такой похвалы и почувствовал, что мучительно краснеет. Декан был скуп на слова, тем более — на комплименты, за всем этим крылся какой-то подвох. Костя невольно закашлялся и повернул голову туда, куда смотрел декан. Тут-то он и увидел совершенно незнакомого человека.

В отличие от декана, от одной только поступи которого дрожали стекла, незнакомец был изящен, невысок ростом и совершенно лыс.

— Очень приятно! — произнес он шелковым голосом и улыбнулся белозубой улыбкой.

— Иван Петрович познакомился с твоим курсовым проектом о реликтовых зонах в среднерусских лесах, — пояснил декан.

— Да-да, очень интересная работа, — снова улыбнулся лысый, — особенно то место, где вы рассуждаете о чудесах.

— О неустойчивости морфологического типа, — поправил Костя.

— Вот именно, — обрадовался лысый. — О чудесах! О возможности перехода одной информационной структуры в другую.

— Да ты присядь, присядь! — Декан насильно подвел Костю к креслу и уселся рядом. — Скажу прямо, — продолжил он, — у нас сегодня какое число? Двадцатое! Значит, через неделю практика. Так вот, Привалов… — Декан на секунду замер с раскрытым ртом, точно забыл, что хотел сказать, и незнакомец тут же пришел ему на помощь.

— Насчет практики, — подсказал он.

— Ну да, да, — словно бы растерялся декан. — Вот Иван Петрович, видный ученый, возглавляет отдел в одном из смежных институтов. Так вот… — Тут декан снова замолчал.

Костя в первый раз видел его таким озадаченным.

— Мы хотим предложить вам практику в одном очень перспективном районе, — перехватил инициативу Иван Петрович, — дивные места, целебный воздух, можно сказать, всероссийская здравница и житница, если бы не одно «но»…

Он замолчал, и многозначительная пауза повисла, словно грозовая туча. Иван Петрович вздохнул, достал из кармана фотографию и протянул ее Косте.

— Взгляните, — коротко сказал он.

Костя уставился на фотографию, ничего не понимая. Со снимка на него смотрело странное грустное существо, заросшее короткой бурой шерстью, с пятачком вместо носа, с длинным, словно плетка, безвольно висящим хвостом и небольшими рожками на голове.

— Это вам никого не напоминает?

— Черт какой-то! — бухнул Костя неожиданно для самого себя.

Лысый прямо-таки засиял от удовольствия:

— Вот она, молодежь! Правду-матку прямо в глаза! А то эксперты все как один заладили: реликтовый гоминоид да реликтовый гоминоид! Однако вынужден вас огорчить. Это не черт, а наш сотрудник! Есть все основания считать, что это автопортрет! Мы получили фотографию по почте. В конверте было еще письмо. После этого от нашего сотрудника известий не поступало. А такого вы тоже, наверное, не видели? — И он протянул еще один снимок, на котором гордо красовался четвероногий петух.

— Это тоже ваш сотрудник? — спросил Костя, не в силах сдержать улыбки. — И где же такие чудеса происходят?

— В Калиновском лесном хозяйстве, — пояснил декан. — И мы хотим послать тебя туда на практику.

— Чтобы превратить в черта? — не выдержал Костя.

— Чтобы разобраться на месте! — насупился декан.

— Сотрудников своих вы туда больше не посылаете? — спросил Костя.

— А у нас больше не осталось сотрудников, — развел руками лысый, — все…

— Превратились в чертей! — буркнул декан и тут же вкрадчиво осведомился: — Ну как, Привалов, согласен?

Костя встал. Он с ужасом представил себе лесного черта, вспомнил про четвероногого петуха и понял… что если сейчас откажется, то другой возможности взглянуть на чудеса, наверно, уже не представится.

— А люди-то там живут? — спросил он.

— Живут, — почему-то замялся Иван Петрович.

— Хорошо, — сказал Костя, — я согласен.

Так он оказался в селе Калиновка, что лежит на высоком берегу реки Смородины, в том самом месте, где до сих пор стоит Калинов мост.

Спустя два дня после исторической беседы в деканате Костя с замиранием сердца осматривал это архитектурное чудо. Изящно изогнутый мост был сложен из огромных серых валунов, покрытых вековым мхом. По его краям высились небольшие островерхие башенки. Под мостом неторопливо несла свои воды река Смородина. Справа от моста, задрав жерло к небу, стояла пушка времен Василия Темного. Вид у пушки был грозный и сердитый. Рядом, собранные в горку, лежали ядра. Каждое было величиной с большой арбуз.

От благоговейных размышлений о древности сего памятника Костю отвлек веселый голос, донесшийся откуда-то снизу. Костя перегнулся через каменные перила и увидел довольно странную картину. На песке возле деревянного ящика подозрительной конфигурации суетился незнакомец. Он помахал Косте рукой, приглашая спуститься вниз.

— Пособи в воду столкнуть, — сказал незнакомец, — никак что-то не получается. Тяжелая, зараза, из сырой доски!

— А что это? — поинтересовался Костя, со страхом глядя на подозрительный ящик.

— Самодельная подводная лодка новейшей конструкции, — не моргнув глазом сказал незнакомец.

Так Костя впервые встретился с Евстигнеевым. А минутой позже он встретился и с Полумраковым…

Подводная лодка полностью оправдала свое название. Евстигнеев залез внутрь, выгреб на середину, и самодельное чудовище с какой-то нехорошей быстротой, буквально залпом, затонуло. По счастью, рядом оказался прохожий, и Евстигнеева совместными усилиями вытащили на берег. Фамилия второго спасителя была довольно странная — Полумраков. Тем не менее этот Полумраков вовсе не был мрачен. Напротив, он прямо-таки светился от счастья, что ему удалось спасти незадачливого изобретателя.

И через час потрепанный, но довольный Евстигнеев поил Костю и Полумракова экспериментальным чаем «Громовержец» и посвящал их в свои планы.

Надо сказать, что Евстигнеев оказался человеком незаурядным. Свою могучую эрудицию он почерпнул из многолетних подшивок журналов «Техника — молодежи», «Знание — сила» и «Юный техник». Вообще, в Калиновке все люди были незаурядные. Даже Лисипицин, бывший замдиректора по производству, казался весьма незаурядным жуликом. Что же касается лесных жителей…

Если бы неделю назад Косте Привалову сказали, что он познакомится с Ягой и Горынычем, он бы только посмеялся. Если бы намекнули, что он будет заниматься изготовлением искусственных алмазов при помощи древней пушки и что ядро, выпущенное из жерла этого мастодонта, вдребезги разобьет оказавшееся рядом летающее блюдце, он воспринял бы это как анекдот. И, наконец, если б ему шепнули, что он успеет побывать в двух сказочных царствах и сразиться с джинном, Костя посоветовал бы такому выдумщику заняться сочинением сказок.

Но тем не менее все так и случилось! Да разве только это? А камень чудес? Тот самый, из-за которого и разгорелся весь сыр-бор! Его привез космический пират Крукс, чью тарелку так удачно сбили наши друзья. Камень потом нашел Евстигнеев — чудакам везет. Свойства камня действительно оказались самыми невероятными: о чем его ни попроси — все исполнит. А вот космическому пирату не повезло…

После аварии он шмякнулся на кучу навоза, и Лисипицин, которому эта куча принадлежала, решил проявить добрую волю и отмыть пришельца. Сделал он это очень просто: выплеснул на него два ведра воды. После этого злобный Крукс, будучи существом наполовину кибернетическим, коротнул, заглючил и превратился в тихого безобидного работягу, которому дали имя Гаврила. Гаврила обожал всего две вещи: работу и сахарок, но и то и другое — без меры. Посему Лисипицин и сплавил его главному механику Шлоссеру.

И все эти события произошли за одну только неделю! Костя, когда ехал на практику, думал, что как следует выспится, отдохнет. Но попробуй отдохни, когда вокруг тебя происходят такие вещи! Что уж говорить о Рыцаре Замшелого Образа? Благородный сэр Жора просто обязан Косте самим фактом своего существования!

Итак, спустя неделю после всех этих событий Костя сидел за столом в доме у Евстигнеева и составлял отчет для администрации. А между тем…

«Мицубиси Паджеро», плавно покачиваясь на травяных буграх, выехал на поляну и остановился. Мягко хлопнули дверцы, и наружу, потягиваясь, вылезли четыре парня вполне определенной наружности.

При одном только взгляде на них вспоминалось жутковатое слово «бандиты». Старший, Эдик, которого за глаза и в глаза почтительно именовали шефом, осмотрелся и сладко вздохнул.

— Кайф!

— Кайф! — поспешно согласился самый шустрый, которого звали Толяном, и, пнув ногой перепрелый сучок, сплюнул на землю.

Место и в самом деле было удивительное. Повсюду зеленели кусты, под ногами краснела спелая земляника, стеной поднимался могучий лес, а за просекой сквозь золотое лиственное марево виднелась река.

— Отметимся? — хохотнул самый рослый из братков, которого звали Серый, и с неуклюжестью слона ломанулся в чащу.

Четвертый из приехавших, Колян, молча принялся собирать сухие ветки. Хвороста было в изобилии, и через полчаса на краю просеки полыхал здоровенный костер.

— Это… Пожара бы не было! — забеспокоился Серый, видя, как языки пламени лижут ветки деревьев.

— А по мне — гори все синим пламенем! — усмехнулся шеф. — Нам, пацаны, чего надо? Свое дело сделать и свалить, верно я говорю?

— Верно, — закивали парни, вытаскивая из машины пиво, колбасу и прочие необходимые для пикника припасы.

— Серый, Колян! — приказал шеф, щурясь от жаркого пламени. — Дуйте на реку, глушаните там пару рыбок. Здесь, говорят, форель водится.

Пацаны послушно достали из багажного отделения две небольшие шашки и принялись ввинчивать запал.

— Вы че, идиоты! — испугался шеф. — Вали от костра подальше! Это же динамит, а не тол — искра попадет, и кранты!

— Точно! — с запозданием испугались бандиты. — Убьет на фиг!

Они отбежали от костра, торопливо вставили запалы и припустили к реке.

— Сейчас рыбка будет, — мечтательно промурлыкал Эдик, разморенный сразу двумя источниками тепла — солнцем и костром. — Зажарим на вертеле!

— Шеф, а здорово рванет? — поинтересовался Толян, которому ни разу не приходилось иметь дело с подобными игрушками.

— Здорово! — добродушно отозвался шеф, откупоривая пиво.

— А если в селе услышат?

— Не услышат. Село вон там, за холмом, и выше по течению. И река здесь делает поворот. Не боись, у меня все схвачено! — Он отхлебнул пива и что-то замурлыкал себе под нос. Когда вдали ахнул взрыв, Эдик удовлетворенно кивнул головой и весело осклабился. — Ну вот и все!

— А ментов здесь нет? — снова поинтересовался Толян.

— Здесь никого нет, — лениво отозвался Эдик. — Ты что, не слышал, что Кислый рассказывал? Это же глухомань! Тундра! Здесь атомную бомбу рвани — никто не услышит. А потом мы же так, немножко. Серый вон акваланги захватил, хочет под водой поохотиться. Отдохнем, оттянемся и дело заодно провернем.

— А может, все это туфта насчет золота? — робко предположил Толян.

— Сам ты туфта! — насмешливо откликнулся Эдик. — Я Кислому доверяю. Он через это золото по фазе сдвинулся. С лесником не справился, тьфу!

Шеф снова сплюнул на траву, но попал себе на брюки. Он принялся затирать плевок, но тут от горящей ветки отстрелил сучок и упал ему на штанину. В одно мгновение на брюках образовалась дыра. Шеф взвизгнул, принялся бить ладонью по штанам, но дыра расползалась все больше и больше. Приплясывая, кривясь от боли, Эдик вскочил и принялся стаскивать с себя штаны. Когда это наконец ему удалось, от штанов осталась одна резинка, а кривые ноги шефа украшали здоровенные волдыри.

— Екарный бабай! — выл шеф. — Убью на фиг!

Он швырнул остатки штанов в костер и полез в бардачок.

— Где у нас вазелин? — хныкал он, приплясывая от боли. — Толян, ищи вазелин, убью на фиг!

Толян, до этого с интересом и тихой радостью наблюдавший за шефом, кинулся к машине и извлек из бардачка литровую банку, наполненную чем-то густым и белым.

— Вот, — сказал он, — это специально от солнечных ожогов захватили.

— От ожогов — это гоже! — Эдик схватил банку и принялся жадно намазывать ноги. — Хороший крем, — хвалил он, — прохладный… И пахнет приятно.

Вскоре ноги шефа стали белыми, как у статуи. Когда же к костру подошли Серый и Колян с огромной рыбиной наперевес, конечности Эдика уже не белели, а серели, закоптившись в дыму.

— Это че? — уставились на шефа братки.

— Небольшая авария, — мужественно улыбнулся Эдик. — Штаны спалил. Ну и сам поджарился малость. Пришлось вазелином намазаться. Только чудной вазелин, раньше он коркой не схватывался!

Серый посмотрел на банку, валявшуюся в кустах, и ляпнул:

— Так то ж не вазелин вовсе! Это сметана!

— Не пори чушь, — разозлился шеф. — Нашел момент для прикола. Это крем от загара. Мне Толян сказал.

— Точняк, — подтвердил Толян, зеленея от страха. — Крем!

Серый хотел сказать, что сметану он перед поездкой купил у рыночной бабки специально для шашлыка, но смолчал. Шефа злить не стоило. Можно было и по зубам получить.

Между тем Эдик, чтобы унять боль, хватанул прямо из горлышка водки и сразу захмелел. Пока пацаны разделывали рыбину, он схватил ружье и направился в лес, заявив:

— Пойду глухарей постреляю!

Через пару минут из чащи донеслись беспорядочные выстрелы.

Парни со страхом поглядывали друг на друга. Наконец Серый не выдержал:

— Надо его остановить, а то переполошит всю округу! Лесник прибежит. На фига это надо?

— Пойди и останови, — посоветовал ему Толян. — Он и тебя подстрелит заодно. Вместо глухаря.

Впрочем, шеф вскоре вернулся сам, мрачный и недовольный.

— Ничего здесь нет. Ни одной рыбины. То есть глухаря, — поправился он, глядя на удивленных братков. — Разлетелись все!

Между тем стоящий неподалеку дуб начал дымиться, но бандиты не обратили на это внимания. Когда подоспело жаркое, они набросились на него, как изголодавшиеся туземцы. И тут к костру подошел довольно странный старичок. Вид у него был самый затрапезный: шапка-ушанка, ватник, теплые армейские штаны и валенки. Старичок остановился возле костра и посмотрел на братков.

— Ну че, дед? — грубо осведомился Эдик. — Ты чего здесь забыл? Вали, пока я добрый!

— Вы костерчик погасите, — вежливо попросил старик, — и это… рыбу глушить больше не надо. И стрелять тоже. Нехорошо.

— А пошел бы ты со своим «нехорошо»! — вскипел Эдик, вскакивая на ноги. — Я не посмотрю, что ты старик, в костер брошу, там и поджаришься. Вали, сказал! — И, не дожидаясь, пока леший — а это был именно он — сделает хотя бы шаг, протянул руку и попытался ухватить деда за воротник.

Однако это ему не удалось. Старик куда-то исчез и появился сбоку, а Эдик, схватив рукой воздух, оступился и растянулся на траве.

— Ах ты змей! — взревел он, вскакивая и кидаясь на деда. — Держи его, пацаны!

Впрочем, браткам и говорить не надо было. Они бросились вперед, мешая друг другу, но, вместо того чтобы схватить нахального старика, крепко стукнулись лбами и разлетелись в стороны.

— Ну ты меня достал, ушуист хренов! — зловеще прошипел шеф и схватил ружье. — Кранты тебе!

Он выстрелил и едва не уложил Серого, потому что дед снова исчез. На этот раз — вообще. Братки услышали только голос старика:

— Чтоб вам ни дна ни покрышки! Чтоб у вас все шло вверх ногами и наперекосяк!

Братки испуганно огляделись:

— Куда это он смылся, а?

— А может, это и был лесник?

— Слышь, пацаны, поехали отсюда, в натуре!

Им сразу стало скучно и неуютно. Недолго думая братки забросили в джип свои нехитрые пожитки, и машина, недовольно урча, направилась в сторону от просеки, огибая село с севера. Костер остался непогашенным и, если бы не леший, который снова появился невесть откуда, пожара бы не миновать. Но дед прошептал заклинание, подул на огонь, и он сам собой погас. Угли потемнели, и пепел покрылся серым налетом.

А бандиты, трясясь в машине, обсуждали дальнейшие планы.

— Остановимся у реки, — сказал шеф, — осмотримся. Поныряем, поплаваем. Если все тихо и никакого шухера, завернем в село, остановимся у какой-нибудь бабки и потихоньку начнем действовать. А сегодня отдыхаем!

Говорящий кот Антуан — побочный продукт неосторожного обращения с камнем чудес — вальяжно развалился на подоконнике и время от времени советовал:

— А… М-ня-а… Ты вот о чем напиши: ты обо мне черкани там. Так, мол, и так. Желает внести свою лепту в изучение м-ня-а… процесса.

— Какого еще процесса? — удивился Костя, отвлекаясь от докладной записки.

— Ну… Этого там. Всякого. Научного, короче говоря. — Антуан широко зевнул и уставился на Костю желтыми бесстыжими глазами.

— А вот возьму и напишу, — сказал Костя. — Приедут из города и заберут тебя в лабораторию.

— Сотрудником? — наивно поинтересовался Антуан.

— Подопытным кроликом, — злорадно пообещал Костя.

— Кроликом? Меня? Ни за что! Какой же я кролик, ежели я кот! И ничто человеческое мне не чуждо.

— Так и писать? — переспросил Костя.

— Нет уж, — отказался Антуан и, повернувшись на другой бок, хрипло затянул: — Я птица вольная-а-а! Люблю цыгана я-а-а!..

— Что ты несешь? — рассердился Костя, вконец потеряв интерес к докладной записке. — Да ты понимаешь, что мелешь-то? Это же бред!

— Ой бредешеньки-бредовая головушка бедовая! — промурлыкал Антуан и, помолчав с минуту, добавил: — Дай лучше закурить. А то что-то в сон клонит. К дождю, наверное.

Костя автоматически достал сигарету и протянул коту.

— Мерси, — сказал Антуан, осторожно прикуривая и стараясь не опалить усы. — А ежели серьезно, то брось ты свой отчет, пошли лучше рыбу ловить! Я буду подманивать, а ты подсекать.

— Улов, конечно, пополам? — спросил Костя.

— А ты как думал? Рыба нынче хитрая пошла, ее подманить, м-ня-а… ох как непросто.

— Может, и вправду сходить? — засомневался Костя. — Черт с ним, с этим отчетом, его можно и завтра сделать.

— И послезавтра! — сказал Антуан, приподнимаясь и сладко потягиваясь. — Ну что, нести удочку?

— Тише, — сказал Костя, — кажется, Евстигнеев идет.

В прихожей заскрипели половицы, а с улицы сквозь раскрытое окно донеслась разухабистая частушка:

Голос был женским, и по интонации Костя догадался, что это Жульетта, соседка Евстигнеева, большая любительница точных наук. В это время скрипнула дверь, и на пороге показался Евстигнеев. Он кивнул головой в сторону улицы и ехидно заметил:

— У Жульетты хорошее настроение!

— Коза яйцо на завтрак снесла, — предположил Костя.

— Не-а, — возразил Евстигнеев, — ей по почте что-то пришло. По-моему, справочник по астрофизике.

Жульетту Евстигнеев недолюбливал. Отчасти из-за козы, несущей яйца, словно она была страус, отчасти из-за вредного характера соседки. Поэтому, когда ему попал в руки камень чудес, он наделил бабку неукротимой тягой к физике и астрономии. Но вышло все совсем не так, как Евстигнееву хотелось.

Старуха, зарывшись в биномы и интегралы, вконец запуталась и каждый час бегала к Евстигнееву, чтобы прояснить тот или иной непонятный момент. Одновременно она не переставала зорко следить за всем, что происходит в округе, и обо всем подозрительном писала в пухлый дневник.

— Перекусим, — сказал Евстигнеев, проходя на кухню.

— Опять яичница? — спросил Костя.

— Не опять, а снова, — поправил его Евстигнеев, — и вообще, что ты имеешь против яичницы? Безумно диетическое блюдо. Съел — и порядок!

— Только не это! — заорал Антуан. — Я скоро зако… Заку… Закакурекую!

— Закукарекаю! — строго поправил Евстигнеев. — Вместо того чтобы валяться, полистал бы орфографический словарь.

— Пускай, мне все равно! — застонал Антуан. — Я не курица, курица не птица…

— А Жульетта не человек? — засмеялся Евстигнеев. — Так, что ли? Ты что-то заговариваться начал!

— Погода такая, — пробормотал Антуан. — Мы вон с Константином хотели на речку сходить, рыбки наловить. — Он смущенно почесал башку.

— Хорошая идея, — сказал Евстигнеев, — но завтрак — это святое. Не хотите яичницы, могу приготовить омлет.

— Н-ну, если с колбасой, то можно, — протянул Антуан.

— С колбасой, с колбасой, — сказал Евстигнеев. — Константин, ты как?

— Годится, — отозвался Костя, — а в принципе мне все равно. У меня отчет не клеится. Докладная записка, бабушкой ее по голове. Не знаю, что писать.

— А ты напиши, что, мол, все в порядке, чудес нет, но видел НЛО.

— Но ведь это неправда, — сказал Костя.

— Что неправда?

— Что чудес нет.

— Но ведь НЛО-то есть!

— Есть, — нехотя согласился Костя.

— Вот и напиши. И нечего там мудрить. Пойми, чудак, если ты им всю правду опишешь, они на село атомную бомбу сбросят. В целях дезактивации.

Что касается летающей тарелки, то есть НЛО, то Костя не врал. Он действительно видел НЛО, и не только видел, но и неоднократно на нем летал. А фокус-то весь в том, что Евстигнеев, Полумраков и главный механик Шлоссер на основе старенького «Запорожца» создали аналог летающего блюдца, только во много раз круче. Шлоссер — вообще технический гений, а тут просто превзошел самого себя. Но и этого оказалось мало. При помощи камня чудес они наделили летающий «Запорожец» неуязвимостью, защитой от любой радиации и прочими удобствами. Так что когда прилетел инспектор Галактической полиции инопланетянин Крян, он так запал на это чудо техники, что предложил на недельку поменяться машинами.

Теперь Шлоссер понемногу обкатывал новую технику и уже до того приучил односельчан к лицезрению инопланетного аппарата, что даже Жульетта ни слова не написала об этом в своем дневнике.

А чего тут записывать? Дела обычные! Вот когда на нее черт в подвале налетел, тогда она не на шутку рассердилась и съездила ему прямо по маковке. А рука у Жульетты хоть и деликатная, а тяжелая…

Наконец общими усилиями омлет был приготовлен и съеден. Долизав последние крошки, кот Антуан свалился возле миски и захрапел.

— А на рыбалку? — ехидно осведомился Костя.

Но Антуан только устало пошевелил лапой:

— Ох, невмоготу! Разморило что-то.

— Не советую, — сказал Евстигнеев, — рыба тоже небось спит, как этот увалень. Жара. — Тут он оживился и заговорщицким шепотом предложил: — А может, при помощи камня наколдуем килограмма два? Скажем, форельки или осетринки?

— Мы же пробовали, — не согласился Костя, — он рыбу откуда-то из морозильника переносит. Ломаная вся и вымороженная. Ни вкуса, ни сока.

— Ну смотри, — сказал Евстигнеев, — лично мне некогда. Надо механического мужика доделывать.

— Какого такого мужика? — искренне удивился Костя. Он уже начисто забыл об этом проекте Евстигнеева.

— Обыкновенный механический мужик, — пояснил он, — я же тебе говорил. Ну в смысле — пугало. Чтобы бегал по грядкам и ворон разгонял.

— Ясно, — сказал Костя, — вспомнил теперь. Ну занимайся. Я все-таки схожу на реку. А то говорили, что снова из цеха пластмасс выброс был.

— Иди, — согласился Евстигнеев, отсутствующим взглядом глядя на Костю, — а то давай я тебя прямо к реке. Катапультой, а? Чего тебе по улицам в такую жарищу идти.

— Нет уж, спасибо, — сказал Костя, представив себе, как доморощенная катапульта выбрасывает его на край села и он с глухим шмяком приземляется на берег. — Это ты для Гаврилы оставь. Он у нас гуттаперчевый.

Надо сказать, что насчет катапульты Евстигнеев не шутил. Одно время огород у него был захламлен отходами творческого производства: обрезками труб, швеллеров, кусками жести и проволоки. Все это нужно было оттащить на склад металлолома, но руки у Евстигнеева до этого все не доходили. Тогда он взял гамак, подвесил его на резиновых жгутах, и получилось нечто вроде гигантской рогатки.

Рассчитав натяжение, усилие и направление, он зарядил гамак металлоломом и выстрелил в сторону свалки. Выстрел можно было бы считать удачным, если бы не вышла накладка. Как раз в том районе находился представитель соседнего хозяйства. Обрезком швеллера ему снесло шляпу, а куском трубы звездануло по лбу. Несильно звездануло. Потому что на излете. Но все равно качественно. Шишка была с грецкий орех. Представитель подумал, что это упали обломки космической станции, и жаловаться не стал. Даже был в некотором смысле горд и доволен и обрезок трубы забрал с собой. Но, в общем, вышло неудобно.

Костя взял удочку, сунул в карман кусок хлеба и вышел за калитку. И нос к носу столкнулся с Марианной. Так соседка Жульетта назвала свою козу. Увидев Костю, коза нехорошо ухмыльнулась и наклонила рога. В соседнем окне на мгновение мелькнуло лицо, и Костя понял, что зловредная Жульетта, затаив дыхание, наблюдает.

— Марианна, — сказал Костя примирительно. — Ты это, того… потише!

Продолжая скалить какие-то слишком уж человеческие зубы, коза стала потихоньку пятиться, чтобы взять разбег.

— Хлебца хочешь? — Костя вынул из кармана кусок, понюхал его и аппетитно облизнулся. — На!

— М-ме! — Коза недоверчиво склонила голову. Ее квадратные зрачки расширились.

— Вкусно! — облизнулся Костя и, отломив кусочек, принялся жевать.

Марианна сглотнула слюну и как загипнотизированная пошла навстречу.

— Держи! — сказал Костя, отдавая хлеб и с облегчением чувствуя, что опасность миновала.

— Марианна! Марианночка! — донеслось из окна. — А ну плюнь! Плюнь, солнышко, гадкий дядя тебе яду дал.

— Что вы такое мелете, Жульетта Христофоровна, — не выдержал Костя, — какого яду? Это хлеб! А если не хотите, тогда держите вашу козу на цепи или намордник надевайте!

— Я вот самому тебе сейчас надену намордник, — пробормотала Жульетта, и Костя услышал, как скрипнула дверь.

Нужно было спасаться. Поэтому Костя сделал самое разумное, что мог, — шмыгнул в ближайший переулок.

Здесь было тихо и зелено. Отчаянно пахло жасмином. Здоровенные кусты смыкались в воздухе, образуя зеленый, залитый солнечным золотом туннель. Увы, в конце переулка маячила медведеобразная фигура экскаваторщика Агафонова. Агафонов ловил прохожих и заставлял их позировать. У экскаваторщика была неукротимая страсть к художествам и монументальной скульптуре в стиле Мухиной. Народ это знал и пытался ему не попадаться.

Костя хотел было повернуть назад, но, обернувшись, увидел глупую голову Марианны…

— Как-нибудь выкручусь, — подумал он и смело пошел вперед.

— Константин! — Агафонов еще издали замахал руками. — А я тебя тут с утра дожидаюсь. Зайди на минутку! — Небритое лицо экскаваторщика расплылось в самой что ни на есть добродушной улыбке. Только глаза лихорадочно блестели.

— Некогда, — сказал Костя, пытаясь протиснуться между кустами и Агафоновым, — иду с инспекцией!

— Какая инспекция? — удивился Агафонов. — Сегодня же воскресенье!

— Вторник, — поправил его Костя.

— Как это вторник? — испугался Агафонов. — А что же это я на работу не вышел? Это что же теперь, прогул будет? Ох! Ну все равно зайди. Мне с тобой посоветоваться надо. — Он приобнял Костю за плечи и потащил к калитке. Из дома выглянуло озабоченное лицо хозяйки.

— Костя, хоть бы вы на него повлияли! Всю землю изрыл! В огороде живого места нет, одни ямы.

— Не слушай ее, — сказал Агафонов, — мне глина нужна. Мрамора у нас нет, гранита тоже. Приходится из глины лепить. — Он протолкнул Костю в сад. — Ну как ты находишь мое новое творение, а?

— А как оно называется? — спросил Костя, с ужасом глядя на огромную глиняную скульптуру, по всей видимости изображавшую неандертальца на охоте.

— Это наш директор! — с гордостью сказал Агафонов.

— Кхе-кхе! — закашлялся Костя, глядя на скульптуру. На мгновение ему захотелось проморгаться. — Захар Игнатьевич?

— Он! — гордо сказал Агафонов. — Каков красавец? Исполин! Титан духа! Я решил его в манере Церетели. Ну как, нравится?

Костя понял, что Агафонов спрашивает просто так, для порядка. На собеседника он даже не глядел. Ему достаточно было того, что зритель приобщился. Лицезрел, так сказать, великое произведение искусства.

— Хочу выставить ее на площади. Чтобы на века! Пусть приходят и дивятся!

«Точно, — подумал Костя, — еще как будут дивиться. Если такая морда приснится, заикание обеспечено».

— Ну хорошо, — кивнул он, — пусть директор. Но почему у него в руках дубина?

— Это? — Агафонов самодовольно рассмеялся. — Просто ты, Костя, не в курсе. Это не дубина, это жезл. Ну символ власти, понятно? Образ. Аллегория, так сказать. А что, что-нибудь не так? — Скульптор слегка забеспокоился.

— Да все так, только сходства маловато. Лоб низкий, а челюсть уж очень большая.

— А ты видел, как наш директор орехи грызет? — воспрянул духом Агафонов. — У него челюсть — во! Правда, тут я, может, и переборщил… Но зато какая экспрессия!

— Насчет экспрессии не спорю, — сказал Костя. — Ну мне пора!

— Не держу, — согласился Агафонов. — Главное, что ты увидел и одобрил. А то давай я и тебя увековечу, а? Конную статую хочешь? Будешь как Петр Первый!

— Потом, — сказал Костя, — сейчас мне некогда.

— Ну если что, заходи, — улыбнулся Агафонов. — Сам знаешь: кого-кого, а тебя я завсегда воплощу!

Костя тихонько прошел мимо хозяйки, у которой на лице была изображена зубная боль, и поспешил к реке.

Возле омута, на травяном бугре его поджидал кот Антуан. На шее у него болтался небольшой транзисторный приемник.

— Где-то мы пропадаем, — проворчал Антуан, — где-то мы шляемся, понимаешь, а его тут ждут! Я уже все лапы обтоптал — тебя выглядывал. Думал: может, утонул?

— И не думал, — сказал Костя, устраиваясь рядом. — А ты-то как здесь оказался? Ты же спал вроде?

— Какой тут сон, если под окном механический мужик бегает, — пожаловался кот, — только и бьет по ушам: бух-бух-бух! Топ-топ-топ! Хорош экземплярчик! — Кот сардонически усмехнулся. — Он там уже две гряды начисто стоптал. Лучше уж рыбку ловить. Здесь вон как тихо!

Он включил транзистор и разлегся, закинув лапу на лапу. Костя размотал лески, забросил удочки в воду.

— Ну давай, приманивай!

— Тьфу ты пропасть! — сплюнул с досады кот. — Только улегся! Нигде нет покоя. Ладно уж…

Он вскочил на задние лапы и забегал по берегу, сосредоточенно бормоча:

— Ловись, рыбка, большая и маленькая! Ловись, рыбка, большая и маленькая!

Вскоре от этого мельтешения у Кости зарябило в глазах.

— Хватит, — сказал он, — подманил. Теперь будем ждать.

— Чего ждать, если не клюет? — возмутился Антуан и завопил еще громче: — Ловись, рыбка! А ну ловись, едрена корень, не то печенку вырву, ловись, кому сказал, ну!

Костя хотел сказать, что таким способом вообще всю рыбу распугаешь, но тут, к его великому удивлению, поплавок дрогнул и ушел под воду. Причем ушел так стремительно, что стало ясно: клюнула не какая-нибудь плотва, а здоровенная рыбища. Костя схватил удилище и потянул его на себя. Вода в реке пошла бурунами. Было видно, что рыба не на шутку борется за свою жизнь. Но и Костя не думал упускать добычу. Он напряг все силы, рванул, леска оборвалась, и Костя полетел на траву.

А через минуту из-под воды показалась голова аквалангиста. Он свирепо погрозил кулаком и снова нырнул.

Костя сидел на траве, нелепо подвернув ноги, вытаращив глаза и сжимая удилище в руках. Зато Антуан исступленно бегал взад-вперед по берегу и истошно вопил:

— Какая рыба! Какая рыба сорвалась! Ну куда ты, хорошенькая моя? Ау, вернись, я все прощу! Кис-кис-кис! Тьфу, рыб-рыб-рыб… Ну что ты расселся, — повернулся он к Косте, — ныряй, она ждет!

— Кто — она? — обалдело переспросил Костя.

— Рыба, — застонал кот, — я таких еще не видел! Наверно, это сом!

— Уймись, — сказал Костя, поднимаясь на ноги, — у сома усы. Это аквалангист, а не рыба, только ума не приложу, что он здесь делает?

— А разве ак… вак… лангуст — не рыба? Или это что-то вроде морского рака? Я читал, что лангустов тоже едят!

— Аквалангист — это человек с аквалангом, — пояснил Костя. — Акваланг — это аппарат для подводного плавания. Иными словами, водолаз. Мы водолаза поймали на удочку, ясно?

Теперь настала пора удивиться Антуану.

— А разве у нас такие водятся? — спросил он шепотом, присев, как от испуга.

— Значит, водятся, — пояснил Костя, — наверное, это дачники. Есть богатые люди, которые могут себе позволить такое развлечение. Они себя называют дайверами. Короче, это был дайвер!

— Он тоже рыбу ловит? — ужаснулся Антуан. — Ну тогда нам ничего не останется!

Костя задумался.

— А ведь ты прав, — сказал он, — наверняка у него есть гарпунное ружье. А подводная ловля в реках запрещена, это я точно знаю. По крайней мере, с аквалангом. Эх, поймать бы этого типа!

— Да как же ты его поймаешь, если он водолаз, да еще дайвер? — отмахнулся Антуан. — Небось лежит себе на дне и дразнится!

— Жалко, моторки нет, — сказал Костя, — проехаться бы по реке, посмотреть… Наверняка он не один. Поймать с поличным, составить протокол, чтобы неповадно было!

— А… м-ня-а… разве у тебя нет моторки? — спросил кот.

— Откуда? — сокрушенно сказал Костя.

— Вот и отлично! — оживился Антуан. — Может, еще половим?

— Половим, — сказал Костя и вынул из кармана запасную леску.

— Мне как, снова подманивать? — нехотя спросил Антуан.

— Не надо, — отмахнулся Костя.

— Это почему же не надо? — подозрительно осведомился Антуан. — Или я нехорош? Или рыбы жалко? Так ты так и скажи! Надоел, мол, глаза бы мои на тебя не смотрели. Скажи, скажи! Я не обижусь, я все пойму!

— Глупости, — сказал Костя, — ни о чем таком я и не думал. Приманивай, пожалуйста, разве мне жалко?

Антуан снова забегал по берегу.

— Ловись рыбка, — запричитал он, — лови-ись! Маленькая и большая! Особенно большая… Клю-клю-клю… Рыб-рыб-рыб!

Он бегал до тех пор, пока не охрип. Костя от этого концерта слегка обалдел, а потому и не среагировал вовремя на движение поплавка. А когда среагировал, леску уже тянуло на дно.

— Ну погоди! — Костя осторожно подсек и не спеша потянул на себя. И снова поверхность реки забурлила, и над водой показалась еще одна голова в маске.

Выплюнув загубник, аквалангист заорал благим матом:

— Ты че, баклан, окосел, что ли? Больно же! Ну я тебе сейчас дам!

Аквалангист отчаянно забарахтался, направляясь к берегу. Через минуту он уже стоял на песке, свирепо вращая глазами. Обрывок лески словно тоненький хвостик скорбно свисал с задницы водолаза.

— Ну сейчас ты у меня попляшешь!

— Это ты у меня попляшешь, — мрачно сказал Костя, извлекая из кармана служебное удостоверение и раскрывая его перед незнакомцем. Аквалангист остолбенел.

— А? — посмотрел он на Костю, словно увидел привидение. — Что? Хто?

— Вот сейчас и узнаешь, хто, — пообещал Костя, поднимая с травы папку. — Сейчас составим протокол…

— Екарный бабай! — прошептал аквалангист, резво разворачиваясь к воде.

— Стоять! — крикнул Костя, но не тут-то было.

Крупными лягушиными прыжками незнакомец бросился обратно и с грохотом обрушился в воду, так что на берег выплеснулась волна. Гнаться за ним было бессмысленно.

— Диверсант! — завопил Антуан, обхватив лапами голову.

— Обыкновенный браконьер, — возразил Костя, — хотя многие из них не лучше диверсантов. Правда, у него не было подводного ружья. Может быть, они ставят сети?

— Вот и поели рыбки! — вздохнул кот. — И зачем я их только приманивал?

От расстройства он включил радиоприемник и принялся ловить что-нибудь веселое. Однако вместо музыки из радиоприемника донесся невнятный шум, затем простудный кашель, и наконец чей-то голос довольно явственно произнес:

— Хана, шеф, нас застукали!

— Какая хана? — тут же отозвался другой голос.

Антуан хотел было крутануть колесико настройки, но Костя отнял у него приемник и прибавил звук.

— Тут какой-то козел из леснадзора ошивается! Всю задницу мне растаранил и Коляну тоже!

— Ты чего мелешь, как это растаранил?

— Ну так… рыболовным крючком!

— А вы что?

— А чего? Еле крючки выдрали!

— Дебилы! — сердито сказал голос. — Возвращайтесь назад, погуляли — и будет. Все, связь окончена.

В ту же минуту эфир замолчал, и, сколько Костя ни вращал настройку, ничего, кроме музыки, не было слышно.

— Это что же получается? — пробормотал Костя, — Значит, целая банда орудует? Надо идти к директору. Пусть дает моторную лодку. И Яге с Горынычем сказать. Возьмем бандитов, никуда они не денутся!

— Ура! — закричал Антуан. — Вперед! — И, повесив на шею транзисторный приемник, припустил вслед за Костей.

Стояла ясная полуденная тишина. Серебристые паутинки растворялись в воздухе, и от этого он становился еще чище и прозрачнее. Просвеченная солнцем листва словно замерла на мгновение, готовая в следующую минуту встрепенуться и зашелестеть, но мгновение все не кончалось, и ни единого звука не раздавалось вокруг. Только огромная удивленная стрекоза зависла в нерешительности над двумя колокольчиками, не зная, на который из них опуститься.

Яга Степанидовна уселась на пенек в тени старого огромного дуба, раскрыла очередной том Жорж Санд и, шевеля губами, погрузилась в чтение.

— Вы мерзавец! — прочитала она. — Вы опорочили славное имя герцогов Анжуйских!

И тут на поляну упала чья-то огромная угловатая тень.

— Ахти! Кого это несет? — прошептала бабка и тихонько спряталась за дерево. От обладателя такой тени хорошего ждать не приходилось.

Действительно, через минуту из-за кустов появился здоровенный детина в коротких шортах и рубашке, расписанной попугаями. У него была бритая голова, заплывшее дрябловатым жирком лицо и маленькие воробьиные глазки, подозрительно поблескивающие из-под набрякших век. Это был Эдик собственной персоной. В руке он держал помповое ружье.

Эдик огляделся и вытер пот со лба.

— Класс! — пробормотал он. — Вот где пикничок надо было забацать!

И тут он заметил берлогу, где предавался послеобеденному отдыху медведь Потапыч. Надо сказать, что Эдик представлял себе лес как некую декорацию для приятного времяпрепровождения и представления не имел, что здесь могут быть какие-то норы, берлоги и прочие лесные сюрпризы. Ему вдруг пришло в голову, что он наткнулся на клад.

— Вот это дыра, в натуре! — восторженно прошептал он, становясь на колени и заглядывая внутрь.

Яга услышала, как медведь вздохнул и насторожился, но детине было не до того.

— Алмазы! — ахнул он, увидев горящие в темноте глаза Потапыча. — Клад, в натуре! — И, засунув руку в густую пахучую темь, вцепился медведю в глаз.

Могучий рев и отчаянный вопль разом потрясли лес. Заснувшие было птахи бросились врассыпную кто куда. Только любительница скандалов — сорока — спряталась за ветвями, чтобы посмотреть, что будет дальше.

Яга Степанидовна, замаскировавшись наспех сорванной веткой, подобралась на всякий случай поближе.

Детина приплясывал на месте, тряся укушенной рукой и с ужасом глядя на берлогу. На жирном указательном пальце здоровяка появились характерные следы неправильного прикуса.

— Змея! — истерически бормотал детина, разглядывая палец и судорожно подсчитывая минуты оставшейся жизни. В его памяти промелькнули кадры из фильма про Индиану Джонса и про змей, охраняющих сокровище.

«Спасаться, спасаться! В медпункт!» — мелькнуло в его голове. Эдик подхватил ружье, но не успел сделать и шага, как из берлоги показалась сначала изумленная мохнатая башка, а следом за ней, охая и причитая, вывалился и весь медведь.

Правый глаз Потапыча был красный и слезился.

— Медведь! — взвизгнул детина.

— Бандит! — ахнул Потапыч и сделал шаг назад. Под его тяжелой лапой хрустнула ветка, и медведь, словно куль муки, повалился в траву.

Эдик судорожно дергал затвор ружья. На его лбу выступили капельки пота, а руки выполняли команду с точностью до наоборот.

Яга Степанидовна поняла, что пора действовать. И хотя ружье в руке шефа тряслось и прыгало как живое, оно тем не менее могло выстрелить. Бабка отбросила ветку в сторону и предстала перед шефом во всей своей красе.

— Ва-ва-ва-вах! — загадочно произнес Эдик, глядя на Ягу и переставая трястись.

А Яга уже подняла правую руку вверх. Рука была сухая и тонкая, как картофельная плеть, и заканчивалась острыми тонкими коготками.

— Чикатилло накатилло! — завывая, произнесла Яга. — Накатилло укатилло!

В следующее мгновение поляна подернулась морозным туманом, земля вздрогнула, и где-то невдалеке, словно невидимый зверь, зашевелился гром.

Яга подняла вторую руку, и туман, свиваясь кольцами, окружил Эдика непроницаемой молочной пеленой.

— Чуфырь! — довольным голосом произнесла Яга, и туман, мгновенно съежившись, уполз в лопухи.

Снова засияло солнце. Эдик все так же стоял на поляне, только вместо новенького помпового ружья у него в руках оказалась толстая суковатая палка, из которой он напрасно старался выстрелить.

— Пу, пу, пу! — стрелял он то в Потапыча, то в Ягу Степанидовну. Старуха смотрела на него с жалостью.

— Может, хватит пукать, — сказала она, одергивая ситцевый фартук, — а то, неровен час, штаны испоганишь.

— Абзац! — прошептал детина, начиная шевелить ногами и переходя на бег на месте. — Мамочки! — Последнее слово он произнес странным, пищащим басом и неожиданно быстро ринулся через лес, оставляя за собой неширокую просеку.

— Чертям лесным тебя отдать бы! — пробормотала Яга, мстительно глядя вслед Эдику.

— Отдай, матушка еще не поздно! — Возле Яги словно из-под земли выросло несколько чертей. Их длинные хвосты от напряжения подергивались и нервно били по траве.

— Страсть как кушать хочется! Давненько такого не едали!

— Не видали! — поправил говоривших один из чертей, тот, что покрупнее. — Нам бы его на пе…

— На перевоспитание! — хором закончили черти.

— Знаю я ваше перевоспитание, — нахмурилась Яга. — Куда участкового дели, схарчили небось? А он ведь только за грибочками пошел прогуляться!

Черти потупились, а один из них принялся стыдливо ковыряться в зубах.

— Да мы его и не видели! — наконец произнес самый маленький.

— Больно он нам нужен, костлявый такой! — отозвался самый длинный.

— Ша! — сказал главный. — Кончай базар! А ты уж, матушка, в следующий раз нас понапрасну не вызывай, конфуз может выйти.

Из полуоткрытой двери приемной директора доносился тихий настойчивый храп. От этого храпа воздух в приемной сгустился и сделался похожим на теплый, сладковатый кисель.

— Может, окно открыть? — предложил Костя, поглядывая на огромную двойную раму. Ее не открывали, наверное, со дня строительства самого здания. Между двумя стеклами скопилось изрядное количество засохших мух, валяющихся просто так или запутавшихся в паутине. Колченогий тщедушный паучишка от нечего делать раскачивался на пыльной серой паутинке. Ему было скучно.

Костя тоже скучал, несмотря на то что Евстигнеев с вечным пылом излагал свою новую гипотезу возникновения Вселенной. Эту гипотезу Евстигнеев выудил из журнала и, слегка подправив, выдавал теперь за свою.

Костя протянул руку к окну, но так и не открыл.

— Толку-то, — остановил его Евстигнеев, — открывай, не открывай, все равно будет душно. Ветра-то нет.

— Штиль, — кивнул Полумраков, доставая платок и утирая лицо. — Интересно, долго он еще проспит? — Савелий имел в виду директора и его привычку предаваться послеобеденному сну.

— Он не спит, а медитирует! — поправил его Евстигнеев. — Разницу чувствуешь?

— Какая разница, кто смешит, кто дразнится, — проворчал Полумраков, и, словно в ответ на это, директор оглушительно рявкнул, и хрустальные подвески на люстре жалобно зазвенели.

— Небось, Лисипицин приснился, — пробормотал Евстигнеев.

— Не дай бог! — испугался Полумраков. — Мне тут вчера…

Договорить он не успел. За дверью надсадно скрипнула скамья, послышался сладкий, с волчьим прискуливанием, зевок, и в дверь просунулось помятое лицо Захара Игнатьевича.

— А, это вы, — буркнул он несколько разочарованно. — Ну заходите, заходите, только ничего не просите. — Последние слова директор произнес, изображая тихую зубную боль.

Захар Игнатьевич уселся в кресло и положил на стол красные пудовые кулаки. Одним кулаком он придавил папку с делами, и Косте на мгновение показалось, что папка жалобно пискнула.

Евстигнеев с Полумраковым переглянулись. Они тоже услышали писк. Захар Игнатьевич озадаченно посмотрел на кулак, потом на папку, приподнял ее и стряхнул на пол расплющенную мышь.

— Слушаю, — смущенно сказал он, убирая папку в стол.

— Мы к вам по поводу пришельца, — начал Евстигнеев. — Вы его знаете.

— Тот, бомжеватый, который у Шлоссера?

— Нет-нет, — Евстигнеев отрицательно покачал головой, — вы же помните, у нас в гостях был.

— А, это тот, костистый… — Захар Игнатьевич кивнул головой.

— Крян, — напомнил Полумраков, которому надоело находиться в роли статиста.

— Армянин? — Захар Игнатьевич поднял кустистые брови. — Вы же говорили — пришелец!

— Совершенно верно, — подтвердил Костя, — просто у него имя такое. По звучанию совпадает с армянским.

— А может, они того? — насторожился директор. — Может, кавказцы уже космос захватили и оттуда теперь до нас добираются?

— Ну что вы! — широко улыбнулся Евстигнеев. — Как можно?

— Очень даже можно! — возразил Захар Игнатьевич. — Кавказцы — они такие. Давеча тоже вот приезжал один. У населения огурцы скупать. И ведь скупил по дешевке, а вы говорите — космос!

— Ну наш-то натуральный пришелец, — спокойно оказал Евстигнеев. — У него даже документы есть. Удостоверение космической личности.

При слове «документы» Захар Игнатьевич облегченно вздохнул и расслабился. Документы он любил и верил им безгранично. Благодаря этой любви он ни разу за все время своей работы не вошел в конфликт с вышестоящим начальством. Такое законопослушное поведение сначала всех удивляло, а потом Захар Игнатьевич получил кличку — «директор в законе». Об этой кличке он знал, и она ему нравилась.

— Ну так что ваш пришелец, — осведомился он, — небось запчасти просит? Так у меня вон два комбайна стоят, комплектующих нет.

— Что вы, что вы! — замахал руками Евстигнеев. — У него другое. Ему тут невесту нашли. Жениться хочет. Чтобы все по закону!

У представительного Полумракова глаза на мгновение вспыхнули каким-то рыжим разбойничьим блеском и тут же погасли.

— Это способствует сближению цивилизаций, — многозначительно добавил он.

У Захара Игнатьевича на мгновение отвисла челюсть, но он быстро пришел в себя и вернул ее на место.

— А как же…

— Все по закону! — подчеркнул Евстигнеев. — Мало того: Крян хочет вступить в коллектив. Правда, он больше склоняется к фермерству.

— Вот еще! — вскипел директор. — Ни дня в хозяйстве не проработал, а хочет фермером стать? Пусть сначала потянет лямку. Он механик?

— Механик, механик! — закивал головой Евстигнеев.

— Вот пусть и займется ремонтом. А землю мы ему выделим, пусть не переживает… На ком жениться-то решил?

— На Матильде, — тихо отозвался Полумраков.

— Так она ж старуха! — удивился Захар Игнатьевич. — Проку от нее…

— Ему как раз такие нравятся, — сказал Евстигнеев. — А что? Баба румяная, дородная, у него на родине и таких нет! А то, что старуха, так это — пустяк. Как выйдет замуж, так враз помолодеет.

— А сам-то он чего не пришел, — с добродушной ворчливостью в голосе спросил директор, — стесняется, что ли?

— Он бы пришел, — сказал Костя, — но тут такое дело…

— Простое дело, — перебил его Евстигнеев. — Крян служит в Галактической полиции и сейчас на задании. Они там кого-то ловят. Операция перехват называется.

— Тогда я ничего не понимаю, — нахмурился Захар Игнатьевич. — Если он служит, то как же он собирается работать у нас?

— Он уходит в отпуск! — хором сказали Евстигнеев и Полумраков.

— Ну и…

— А отпуск у них по нашему времени — пятьдесят лет, — добавил Костя.

В кабинете воцарилась изумленная тишина. Директор побагровел, крякнул, но, глянув на спокойные лица друзей, вздохнул и кивнул головой.

— Они что там, все долгожители?

— Не особенно, — отмахнулся Евстигнеев. — Тыщи полторы живут, а там засыхают понемногу.

— Как это — засыхают? — заинтересовался Захар Игнатьевич.

— На корню, — веско сказал Полумраков.

Директор откинулся на спинку стула.

— С вами с ума сойдешь, — сказал он, жалостливо глядя на Костю. — Ну где это видано: пришельцы, драконы, черти какие-то… Как тут разберешься? Вы бы навели у себя порядок. Я так понимаю, у этих товарищей даже паспортов нет? Не по закону! Пусть товарищ Яга придет и оформится, как положено. И это… Другие тоже пусть приходят. Мы их проведем как актив. Кстати, этот ваш Крян, часом, не алкоголик? Может, он прогуливать начнет, если мы ему трудовую оформим? У нас так бывает: пока не работает — золото, а не человек, а как только трудоустроился, так и запил.

— Пьет только чай, — сказал Евстигнеев, — вприкуску.

— Все. Договорились! — Директор положил ладонь па стол, давая понять, что аудиенция окончена, но Костя его опередил:

— Захар Игнатьевич, у меня к вам вопрос.

— Ну? — с неудовольствием повернулся к нему директор.

— Мне нужна лодка с мотором, — сказал Костя, — на один день. Я сегодня на реке видел двух аквалангистов. Есть подозрение, что они ведут запрещенную охоту!

Он хотел поподробнее рассказать о сегодняшней рыбалке, но не успел. В дверь, рыча и неразборчиво ругаясь, ввалился детина в шортах и рубашке, разрисованной попугаями. В руке он держал суковатую дубинку.

— Где директор?! — закричал Эдик. — Директор где? — Неуклюжим движением он смахнул на пол квартальную отчетность.

— Вы бы, гражданин, положили свою палочку и объяснили спокойно, в чем дело, — сказал Евстигнеев, — а то так и до греха недалеко.

— А ты заткнись! — прошипел Эдик. — Развелось вас, начальников! — Он попытался отпихнуть Евстигнеева в сторону, но Евстигнеев, не говоря ни слова, схватил детину за шиворот, отнял палку и, повернувшись к Косте, спросил:

— Ну что с ним делать? Ведет себя, понимаешь, как мальчишка, хоть в угол ставь!

— Правильно, — поддержал Полумраков, — вот пусть и постоит в углу, и подумает!

Без видимых усилий Евстигнеев отвел детину в сторону и, как тот ни брыкался, поставил его в угол.

— Будешь дальше хулиганить, ремнем выпорю, — пообещал он.

Полушутя-полусерьезно Евстигнеев дотронулся до своего широкого ковбойского ремня, и Эдик, что-то неразборчиво пробормотав, уткнулся носом в стенку. Сначала он нетерпеливо дрыгал ногой, потом покорно принялся ковырять штукатурку, а через минуту капризным голосом сообщил:

— Я больше не буду!

— Слушаю вас! — рявкнул Захар Игнатьевич, и Эдик медленно отклеился от стены, опасливо поглядывая на друзей. — Какие у вас претензии, молодой человек? — Директор встал из-за стола и теперь нависал над детиной, требовательно и строго дыша ему в лицо.

Эдик вдохнул запах добротного калиновского борща, и глаза у него подернулись белесой куриной пеленой.

— Этого… Того… — начал он, оглядываясь в поисках палки.

— Конкретней, конкретней! — одернул его Евстигнеев.

— Что случилось-то?

— Вот! — жалобно заявил парень, поднимая вверх укушенный палец, — Медведь укусил! Ни с того ни с сего! Я шел, а он как тяпнет! Наверно, бешеный! А потом какая-то бабка напала, — перешел он на шепот. — Где такие только водятся? Лапы — во! Зубы, — тут Эдик помотал головой в поисках сравнения и не нашел, — во! — заключил он. — Ружье украли. Импортное. Или верните ружье, или пусть заплатят компенсацию. Я этого дела так не оставлю! — Последнюю фразу он произнес, гордо вскинув голову.

— Простите, — вмешался Костя, — а с какой стати вы разгуливаете с ружьем по лесу? Вы охотник? Билет с собой? Лицензия? На кого собирались охотиться?

— Да… Дело пахнет керосином, — произнес Евстигнеев в сторону, но Эдик услышал, и его лицо побагровело.

— Постойте, постойте! — продолжил Костя, видя, что Эдик собирается что-то сказать. — Что вы сделали с медведем? В наших лесах осталось две медвежьи семьи, и охота на них карается в уголовном порядке. Значит, так: сейчас составим протокол, а пока я сообщу в райотдел милиции.

— Нет! Нет у меня ружья! — испугался Эдик. — Я просто так сказал, пошутил! Обидно стало, что у вас медведи кусаются.

— Ну вот! — развел руками Костя. — Что же это получается? То — есть, то — нет. Так было у вас ружье или не было? А если не было, то все равно назовите калибр и марку.

— Ладно, — махнул рукой Захар Игнатьевич, — что мучить парня? Может, действительно у него травма, вот и болтает не разбери что. Ты, Евстигнеев, отведи человека в медпункт, пусть Надя посмотрит!

Сказав это, директор улыбнулся Эдику такой широкой улыбкой, что тому невольно вспомнился вылезший из берлоги Потапыч.

Через минуту Евстигнеев и Эдик шли по главной улице, потом свернули направо, потом налево и оказались в тихом зеленом уголке.

— Авторский переулок, — прочел Эдик и непонимающе уставился на Евстигнеева.

— Тут разные писатели жили, — лениво пояснил Евстигнеев, — много их было, вот и назвали.

— А какие писатели? — невольно полюбопытствовал Эдик, оглядывая курчавую, всю сплошь в акациях улочку.

— Ну Лев Толстой, — сказал Евстигнеев, осторожно обходя лежащего в пыли петуха. — Пушкин, Лермонтов…

— А Достоевский? — съязвил Эдик, демонстрируя начитанность.

— У Достоевского характер был вредный, — сварливо заметил Евстигнеев, — он жил на другой улице и с Толстым не здоровался. Принципиально. Ну вот мы и пришли. — Он показал на выкрашенный белой краской дом. На доме висело две таблички. На одной, с красным крестом, было написано «МЕДПУНКТ», а на другой, поменьше — «Дом-музей В. А. Жуковского».

— Ерунда какая-то получается, — возмутился Эдик. — У вас что, все писатели жили?

— Все! — невозмутимо ответил Евстигнеев.

— Не верю! — заупрямился парень.

— Значит, вы — атеист, — спокойно констатировал Евстигнеев. — Здешние жители, например, все верят… Да вы проходите, проходите! — И он подтолкнул Эдика к двери.

Внутри было тихо, бело и пахло йодом. Девушка в очках сидела за столом и что-то быстро писала в толстую конторскую книгу.

— Садитесь, — кивнула она головой, — я сейчас. — Наконец она закрыла свой гроссбух и холодно улыбнулась: — Что у вас?

— Да вот, — сказал Евстигнеев, решивший помочь незнакомцу, — парня укусил дикий зверь.

— Дикий? — вытаращила глаза девушка. — Какой зверь?

— Медведь, — промычал детина.

— Так… Ясно. Он на вас напал сам?

— Сам. — Эдик отвел глаза в сторону.

— А вам не бросились в глаза э… Ну, скажем, странности в поведении зверя?

— Еще как бросились! — пожаловался Эдик. — Он разговаривал!

— Ну что ж, — вздохнула девушка, — все ясно. Зверь бешеный. Придется делать прививку.

Не глядя, она достала с полки медицинскую карточку и принялась ее заполнять.

— Имя? — спросила медсестра, нацелившись авторучкой в чистую графу.

— Эдик! — представился парень. — Можно Эдуард.

Медсестра зарделась, но тут же взяла себя в руки и остекленевшим голосом поправилась:

— ФИО!

— Что? — не понял парень и приложил ладонь к уху.

— ФИО! — повторила девушка еще более стеклянным голосом. Казалось, он вот-вот разлетится на мелкие сверкающие осколки. — Фамилия, имя, отчество.

— Эдуард Васильевич Скоробогатов, — с расстановкой произнес Эдик. — У меня даже права где-то есть… — Он захлопал себя по карманам.

— Не нужно, — остановила его девушка. — Профессия?

— Новый русский! — осклабился Эдик, невольно расправляя плечи и набирая полную грудь воздуха.

«Ишь как надулся, вот-вот взлетит», — подумал Евстигнеев и придвинулся поближе, чтобы в случае чего успеть схватить нового русского за штаны. Но тут Эдик шумно выдохнул воздух и добавил:

— Место работы — «Флибустьербанк».

Девушка старательно записала анкетные данные и в упор посмотрела на Эдика. Теперь она смотрела на него как на вещь, как на сломанный механизм, который нужно отладить. Эдик такого взгляда не выдержал и, отвернувшись, нервно застучал ногой.

— Раздевайтесь, — сказала медсестра, равнодушно доставая стетоскоп. — Да нет… Только до пояса. Прилягте. Вот так. Теперь дышите!

Она прижала стетоскоп к розовой, младенческой груди Эдика и задумалась.

— Не дышите. Еще раз не дышите! Теперь дышите часто. Еще чаще! Вы что, быстрее не можете? Вот так…

Багровый Эдик работал, как поршневой насос.

— Теперь не дышите!

Эдик почувствовал, что поплыл. Ему вдруг стало хорошо и спокойно; в ушах стоял нежный мелодический звон, словно сотни серебряных колокольчиков вздрогнули вдруг.

— Что это вы такой слабый? — донеслось до него словно сквозь вату. — Вон побелели аж!

«Побелеешь тут», — с обидой подумал Эдик, пытаясь зацепиться за реальность.

— Все ясно, — четко сказала медсестра, — вчера вы приняли триста граммов «Жириновской» под малосольный огурец!

— Точно! — изумился Эдик. — А как вы догадались? Неужели видно?

— Работа такая, — рассеянно сказала медсестра и куда-то вышла.

Евстигнеев услышал, как она гремит банками и что-то бормочет себе под нос.

Наконец девушка вернулась, неся в руке литровую банку с темно-зеленой жидкостью. Жидкость тяжело колыхалась, и время от времени в ней вспыхивали ярко-желтые прожилки.

— Выпейте, — сказала медсестра строго, — перед уколами надо дезактивировать организм.

Эдик взял банку и обреченно посмотрел внутрь. Понюхав, он высунул язык и осторожно лизнул содержимое. Глаза его тут же разбежались в разные стороны, как испуганные тараканы.

— Горько! — пожаловался он.

— Естественно, — пожала плечами медсестра.

— А если я не выпью?

— Тогда не получите прививки. Да вы не бойтесь, у нас главврач это средство каждый день пьет. Как домой идти, так и пьет.

— Ну ладно! — решился Эдик и с мужеством отчаяния выдохнул воздух.

Пил он долго. И чем меньше жидкости оставалось в банке, тем круглее становились его глаза. Наконец он поставил банку на стол и тыльной стороной руки вытер позеленевшие губы. В животе у него довольно явственно послышалось шипение. Эдик беспокойно заерзал и начал оглядываться по сторонам.

— Туалет прямо по коридору, — не отрываясь от бумаг, сообщила девушка.

Эдик ринулся в коридор. Вернулся он тихий и ублаготворенный. На губах играла детская бессмысленная улыбка, руками он теребил край своей цветастой рубашки.

— Ну вот и хорошо, — вздохнула девушка, — теперь можно проводить вакцинацию. Десять уколов за сеанс.

— А не много? — забеспокоился Евстигнеев. — Смотри, Надька, не умори человека! Что ж так сразу-то? Сделай один, и хватит.

— Конечно, — обрадовался Эдик. — Хватит и одного. Зачем человека в решето превращать?

Медсестра задумалась.

— Ну ладно, — наконец решилась она, — хорошо. Уговорили. Сделаю один укол. Только будет немного больней… — и достала из стеклянного шкафчика здоровенный, рассчитанный, наверное, на быка, шприц.

Евстигнеев вывел Эдика на улицу и усадил на скамью.

— Отдышись, — сказал он участливо и уселся рядом.

Эдик медленно приходил в себя.

— Ты на меня зла не держи, — говорил Евстигнеев, срывая травинку и теребя ее в руках. — Не обижайся, что я тебя там, в администрации, приструнил. Сам посуди: врывается человек, машет палкой!

— Это я погорячился, — сказал Эдик, сглотнув сухую слюну, — тоже не прав был. Но силища у тебя, как у быка!

Евстигнеев загадочно усмехнулся:

— Экология у нас, брат, такая! Поневоле приходится быть в форме, иначе… К тому же и другие причины есть, — уклончиво добавил он. Не мог же Евстигнеев рассказать каждому встречному, что во всем этом заслуга камня чудес. Стоит проболтаться про волшебство, так повалят со всех концов страны, а кончится тем, что камень сопрут и будут использовать для каких-нибудь грязных дел! Поэтому Евстигнеев дипломатично пояснил: — Травы есть разные, цветочки… Они, например, очень способствуют.

Он хотел рассказать подробнее, чему способствуют травы и цветочки, но тут воздух наполнился почти неслышимым гулом, уплотнился, над соседним домом поднялся столб огня и рассыпался сухими фиолетовыми брызгами. В воздухе возникла летающая тарелка. Она висела, чуть-чуть покачивая серебристыми краями. Повисев с минуту неподвижно, она сделала скачок вправо и исчезла.

Евстигнеев хоть и насмотрелся, как взлетает космический корабль, но все равно не мог оторваться от этого зрелища. Это было очень красиво и таинственно. Он так увлекся, что не заметил, как Эдик вцепился ему в рукав.

— Это что за хрень?

— Сам видишь, — нехотя ответил Евстигнеев, — НЛО.

— Так надо же сообщить куда следует! — завопил Эдик. — Это же такое, блин, событие! Контакт!

— Зачем сообщать? — испугался Евстигнеев. — Толку от этого? А потом — рано. Не пришел еще срок, чтобы войти нам в Галактическое содружество. К тому же тарелка неисправная, ее наш главный механик до ума доводит. Видишь, обкатывает на разных режимах.

И действительно, тарелка снова завила над поселком, потом снизилась и на бреющем полете пошла в сторону магазина.

— Эх, мне бы такую, — завистливо выдохнул Эдик, — я бы на ней… Все мои друзья от зависти бы сдохли!

— Нет уж, пусть твои друзья живут и здравствуют, — возразил Евстигнеев. — Будет время — у каждого появится по летающей тарелке. А пока это можно сказать, экспериментальный образец.

Внезапно послышался немелодичный железный лязг, словно кто-то стучал половником о край кастрюли, и в конце переулка показалась внушительная фигура рыцаря в доспехах. Доспехи сверкали, как солнце, и Эдику показалось, что к ним приближается инопланетянин. Он хекнул и хотел было метнуться в кусты, но железная рука Евстигнеева схватила его за штаны.

— Не дрейфь, это Жора!

Несокрушимый, как сама судьба, Рыцарь Замшелого Образа стоял перед ними, сжимая в руках тяжелый меч.

— Приветствую тебя, храбрый рыцарь! — сказал Евстигнеев, поднимаясь со скамьи.

В непроницаемой глубине шлема зажглись два меланхолических глаза, и утробно-бочковой голос произнес:

— Приветствую вас, достопочтенные сэры! Сказано было мне оповестить тебя, сэр Евстигнеев, что благородное собрание состоится сегодня, не далее как через час, в доме нашего глубокочтимого друга сэра главного механика!

— А! Это хорошо, — сказал Евстигнеев, — как раз у меня к нему небольшое дело. Ты остальным-то сказал?

— Сэр Евстигнеев! Ты знаешь, как мне трудно передвигаться без машинного масла, — сообщил рыцарь, — но скоро, очень скоро я оповещу всех наших друзей.

Сказав эту фразу, он метнул в Эдика огненный взгляд, отсалютовал Евстигнееву мечом и двинулся дальше.

Когда железный скрип затих, Эдик уставился на Евстигнеева:

— У вас что, все жители такие чудные?

— А то, — приосанился Евстигнеев. — Мы особенные. Других таких, может, на всей земле нет!

Эдику хотелось ответить, что, мол, Евстигнеев крепко заливает, а что касается чудиков, то их хватает везде. Но сказать это он не успел, потому что аккурат в эту минуту над ними зависла летающая тарелка, и недолго думая Эдик рухнул в бурьян. Оттуда было гораздо удобнее вести наблюдения, а главное — не так страшно.

Опалив холодным фиолетовым огнем землю, неопознанный объект завис над Евстигнеевым на высоте нескольких метров. Раздался тихий стук, потом кто-то отчетливо произнес: «Заело, зараза!» — и наконец в распахнувшуюся дверцу высунулась голова Шлоссера.

Потряхивая остроконечной пиратской бородкой, главный механик закричал:

— Евстигнеев! Где тебя носит? Я уже весь поселок облетел! Давай садись, дело есть! — И тарелка медленно опустилась на землю.

Евстигнеев уже занес было ногу, но вспомнил о своем попутчике и остановился.

— Э! А где этот? Как его? Эдик, что ли?

— Кто там еще? — недовольно отозвался Шлоссер. — Никого нет.

— Ушел, наверно, — решил Евстигнеев, — ну и ладно. Доберется. Нас тоже кто только не кусал! — и захлопнул за собой дверцу.

Когда летающая тарелка растаяла в небе, Эдик выбрался из бурьяна и уселся на траву, выдирая из одежды жесткие колючки.

— Ну и ну! — пробормотал он. Затем достал пачку «Кэмела» и заметил, что руки дрожат. — Спокойно, спокойно, — сказал парень сам себе, прикуривая и с хрипом выдыхая дым. — И в самом деле — чертовщина! Скажи кому — не поверят.

Напротив Эдика остановился огромный, размером с небольшую собаку, рыжий кот. Он посмотрел на Эдика отчаянными желтыми глазами и беззвучно раскрыл рот.

— Что, киса, — сказал Эдик, — не скучно тебе здесь? Кот откашлялся.

— Дай закурить! — сказал он хриплым голосом и привстал на задние лапы.

— Что? — переспросил Эдик. — Нуда, к-конечно! — И протянул коту пачку. — Что-о?! — с ужасом повторил он через секунду, и ежик на его голове попытался встать дыбом. Отшвырнув пачку, словно это была гадюка, шеф взвыл и бросился бежать, не разбирая дороги, уже второй раз за этот день.

В минуту Эдик домчался до моста, сбежал вниз и уселся в кустах, переводя дух.

«Что творится, что творится! — думал он. — Все, как нес Кислый. Чертовщина с колдовством! Говорящие коты, черти и ведьмы».

Парень вынул из кармана золотую монетку с изображением дракона и задумался. Стало быть, братан, который рассказывал про здешние места разные небылицы, не врал и не двинулся умом! Стало быть, где-то здесь и впрямь прячется золотишко! Правильно он сделал, что приехал сюда, ох правильно! Теперь уже не было смысла тихариться, прикидываться отдыхающими.

Дрожащими руками Эдик достал из кармана миниатюрную рацию и нажал на кнопку.

— Серый, — сказал он севшим от волнения голосом, — это ты?

— Я, шеф! — ответил Серый.

— Вот что. Бери пацанов, все это чертово оборудование кидайте в машину и дуйте в село. Я вас буду ждать у моста. Ясно?

— Ясно, шеф. Все закинуть в машину и ехать в село!

— Действуйте! — сказал Эдик и отключил рацию.

«Теперь, главное, притулиться у какой-нибудь бабки и начать разработку по всем правилам. Кислый говорил о каком-то Лисипицине. Вот его и пустить в оборот. Эх, Кислого бы взять с собой! Он бы разом все мосты навел. Но брателло по кличке Кислый при одном упоминании о Калиновке терял сознание. Видать, сильно нервный. А как было бы здорово огрести золотишко! У них тут края непуганые, даже мента, и того нет!»

Эдик ошибался. Милиционер в деревне был. Плохонький и вдобавок страдающий раздвоением личности, но был. Правда, вот уж неделя прошла, как он отправился за грибами в лес, и с тех пор о нем не было ни слуху ни духу. Захар Игнатьевич, директор, об участковом не беспокоился.

— Места у нас тихие, — сказал он на планерке, — а милиционер Дуровой. Никуда он не делся. Либо в город сбежал, либо мозги проветривает.

Между тем Эдик до того размечтался, что едва не прозевал свою собственную машину. Он успел выскочить на дорогу в последний момент с криком:

— Стой, в натуре! Куда?

Сидевший за рулем Серый с испугу едва не вписался в пушку, но в последний момент вывернул руль и затормозил.

Шеф тяжело плюхнулся рядом. На заднем сиденье, тесно прижавшись друг к другу, потели Толян и Колян. Разместиться свободнее им мешало оборудование: два акваланга, резиновая лодка и три здоровенных осетра-мутанта, добытых при помощи подводного ружья.

Осетры были огромные, и один из них все время тыкался Серому в бритый затылок, целуя его в складчатую кожу полураскрытыми липкими губами. Серый злился, отпихивал наглую рыбину, а Колян и Толян балдели от удовольствия.

— Серый, дай ей в глаз! — пошутил Толян, сдерживая ухмылку.

— Я тебе сейчас дам! — пообещал Серый, и Толян заткнулся, зато захихикал Колян. Появление шефа внесло в их компанию видимость порядка.

— Короче, пацаны, все путем! Если не будем дураками, то рыжевье наше.

Это заявление произвело на братков глубокое впечатление. Они заткнулись и стали молча переваривать сказанное. Эдик вкратце описал свои похождения, выставив их в самом героическом свете.

— Нам надо затихариться, кой-кого найти и тряхнуть как следует! Останови здесь! Видишь, бабуля на нас пялится. Вот ее и опросим.

— А что спросим-то? — почему-то испугались братки.

— Деревня! — рассмеялся Эдик. — Спросим, у кого комнату снять можно.

«Мицубиси Паджеро» остановился возле бабки Маланьи.

Лучшего выбора они бы сделать не могли. Маланья держала весь Калиновский рынок в кулаке не хуже милиционера. Она отличалась отменным здоровьем и бесстрашием джентльмена удачи. Точнее — леди.

— Бабуля? — Эдик высунул в окно свою шишковатую голову.

— Что тебе, сынок? — кротко осведомилась Маланья, искоса поглядывая на лежащее рядом полено.

— Где бы квартиру снять? На недельку.

— Квартирку, говоришь? На недельку? — Бабка все еще поглядывала на полено, словно борясь с искушением проехаться суковатой дубиной по глянцевому черепу. И тут ее лицо просветлело. — За квартирку платить надо, — сурово заявила она.

— Да мы заплатим, нет проблем.

— Не знаю, не знаю… У нас чужих не любят. Вряд ли вы где место найдете. Разве что у меня. Так что, если есть желание, могу поспособствовать. Только вы уж цену назовите, а то грех старуху-то обижать.

— Ну что? — спросил Эдик, повернувшись к братве. — Годится?

— Годится! — легкомысленно заявили пацаны. После ночевки в палатке им страсть как захотелось в домашнюю обстановку. И чтобы все было по-деревенски, как в далеком-далеком детстве.

— Пятьсот за неделю! — сказал Эдик, демонстрируя Маланье щедрую улыбку. Маланья насупилась:

— Это что, рублей, что ли?

— А ты чего хотела? — заухмылялись братки.

— А коли так, поезжайте дальше. У нас нищим на паперти больше дают!

Эдик невольно засмеялся и почесал затылок.

— А ты сколько хочешь?

— Штуку! — сказала бабка, выпячивая вперед заросший жестким волосом подбородок. — Баксов, разумеется! А нет, так дуйте полегоньку, а я звякну по телефону куда следует! У нас браконьеров с ходу ловят!

Эдик понял, что въедливая бабка успела заметить убиенных осетров и, не ровен час, настучит в рыбохотнадзор. И тогда вся операция — коту под хвост. Эдик нахмурился, открыл дверцу и вылез наружу.

— Ты, бабуля, чего лепишь-то? — начал он, набычившись. — Ты фильтруй базар-то! Я ведь не посмотрю на то, что ты ста…

Он не договорил. Калитка тихо отворилась, и на улицу вышел четвероногий петух. Он ненавидящим взглядом уставился на бандита и поскреб правой передней лапой. Из-за своей четвероногости петух был похож на пернатую собаку.

При виде такого чуда природы Эдик замер, не произнеся больше ни звука, затем как загипнотизированный присел на корточки и уставился на петуха.

— Урод! — прошептал он восхищенно и ткнул в петуха пальцем.

Однако странная птица вместо того, чтобы убежать и спрятаться, раскрыла клюв, растопоршила крылья и недолго думая вспрыгнула Эдику на голову.

Все четыре петушиных лапы разом вцепились в лысый череп, сгребая кожу в глубокие тяжелые складки. Физиономия Эдика натянулась, глаза вылезли из орбит, рот оскалился, и он стал похож на ожившего мертвеца из фильма ужасов.

— Помогите! — горловым голосом завыл шеф, поднимаясь на ноги и растопыривая руки. Сидящая в машине братва окаменела от ужаса.

— Деньги! — сурово сказала Маланья и протянула к нему огромную мужицкую лапу.

— О-бо-бо-рзела! — прохрипел Эдик, пытаясь свести вместе окосевшие глаза. — От-тветишшь, в натуре!

Петух изогнул голову и посмотрел Эдику прямо в глаза, сверху вниз.

— Долбанет клювом, — сказала Маланья мстительно, — тогда не так запоешь! Без глаза-то оставшись!

— Баб… уля…

— Деньги?

— В кармане! — затрясся шеф.

Ни капельки не смущаясь, старуха обшарила детину и выгребла всю наличность.

— А вам что, особое приглашение? — нахмурилась она, глядя на братков.

Толян, Колян и Серый как по команде принялись рыться в карманах.

— Поживей! — торопила их бабка. — А то ваш командир, того и гляди, окочурится!

Собрав деньги, она сунула их в карман передника, даже не посчитав.

— Отомри! — сказала она петуху.

Тот протестующе заклекотал и забил крыльями, заехав Эдику в ухо.

— Отомри, а то жрать не дам! — пригрозила старуха, и петух, грязно ругаясь, соскочил с головы бандита. На черепе у того глубоко отпечатались следы куриных лап.

— За что? — всхлипнул Эдик.

— За то! — сурово пояснила Маланья. — А теперь неча тут рисоваться, загоняй машину.

Через минуту она уже показывала браткам предназначенную для них комнату. Комната была просторная и чистая.

— Спать будете на раскладушках, — заявила старуха, — столоваться у меня. И неча тут заливать, что, мол, отдыхать приехали! Я вашего брата за версту чую. Жулики вы! А потому сидите тише воды ниже травы! Чего там надумали — ваше дело. Но чтоб меня не подставлять, да и вам лучше будет. За жратву и квартиру считайте, что заплатили. А ежели какой совет нужон будет, так то за отдельную плату. Ясно?

— Ясно, бабуля! — миролюбиво сказал Эдик, поглаживая сморщенную голову.

— Вы, чай, с Лисипициным из одной банды, — предположила Маланья, глядя Эдику прямо в глаза. — Он себе тоже таких мордастых набирал в личную гвардию.

— Кхе-кхе! — закашлялся Эдик и отвел глаза.

— Вот-вот! Я так и подумала. Лисипицин нынче не при делах. Но кое-что я знаю…

— Это вы о чем? — Эдик сделал наивные глаза.

— А о том, — бухнула старуха. — Что я, не в курсе, что ли, что Евстигнеев полную кубышку золота в бухгалтерию сдал?

— Тише, бабуля, ти-ше! — простонал Эдик.

— Ладно, — сказала бабка, — мое дело — сторона. Но с вас — процент!

— Заметано! — закивали бандиты, отводя в сторону лживые глаза.

«Нам лишь бы узнать, где здесь золотишко водится, — подумал Эдик, — а уж там… А пока ничего не сделаешь, действительно, надо терпеть. Правильно тот брателло говорил — сумасшедшее село».

Костя подошел к дому Шлоссера позже всех, и калитка оказалась закрыта. Проклиная чрезмерную изобретательность главного механика, Костя попытался договориться с механическим запором. Договориться в прямом смысле этого слова. Механический запор был наделен зачатками интеллекта и вдобавок имел тяжелый, склочный характер.

— Сим-сим, — сказал Костя, — открой дверь!

— Чего? — сварливым бабьим голосом осведомилось устройство. — Всяким открывать — засов стешется.

— Сим-сим! — рассердился Костя. — Ты же меня знаешь! Открой, иначе я сам…

— Только попробуй, — зловеще процедил механизм. — Как две фазы пущу на ручку, так ты у меня запляшешь. Пароль давай!

Костя почесал в затылке:

— А какой у тебя сегодня пароль?

— Ишь ты! Ему еще и скажи!

— Ну так подскажи. Может, я догадаюсь?

— Хорошо, — проскрипел механизм, — отгадаешь загадку, пущу. Два кольца, два конца и никакого огурца!

— Что-о?! — удивился Костя, но в это время калитка щелкнула и открылась. В проеме показалась нелепая фигура Гаврилы.

Бывший инопланетянин, а ныне разнорабочий, бодро вытянулся в струнку и отсалютовал Косте лопатой. На нем была почти новая косоворотка, синий рыбхозовский пиджак, а брюки галифе были заправлены в яловые сапоги.

— Я есть Гаврила! — весело отрапортовал он. — Я калитку открывай. Тебя приглашай, сахарок получай!

Костя вытащил из кармана три куска заранее припасенного сахара, и Гаврила захрустел им, словно малосольным огурцом.

— А где Полумраков? — спросил Евстигнеев, выходя навстречу.

Костя рассказал, что Полумракова уловила жена и заставила таскать воду для файф-о-клока.

— Файф-о-клок — это просто чай! — справедливо возмущался Полумраков. — Зачем на чай столько воды?

Однако Антонина резонно заметила, что она заодно и постирает. Возразить Савелию было нечего, и он обещал прийти позже.

Подбежал Шлоссер, схватил Евстигнеева за рукав, и они стали, переругиваясь, решать, где накрыть стол.

— На улице! — сразу закричал Евстигнеев. — Ты посмотри, какая благодать! Неужели в доме париться?

— Что ты мелешь?! — завопил в ответ Шлоссер. — Через час комарье налетит, заест на фиг!

— Ерунда, — возразил Евстигнеев. — Попросим Горыныча, он дохнет пару раз — и комаров поминай как звали.

— И закуску заодно!

— Ничего с твоей закуской не сделается. Пойми, Семеныч, ну не поместимся мы все вместе на кухне! К тому же ты небось опять облучающую установку не выключил? Во-во!

Евстигнеев покачал головой, а Шлоссер подпрыгнул на месте:

— Точно! Забыл, зараза! Она ведь бесшумно работает!

Главный механик бросился в дом и через минуту вернулся как ни в чем не бывало.

— Все в порядке! У меня там чугунок с картошкой стоял на ускорителе. Так ты не представляешь, во что она превратилась!

И он захохотал, согнувшись пополам.

— Во что? — хищно поинтересовался Евстигнеев.

— В малиновый сироп! Вот честно тебе говорю! И на цвет и на запах… Хочешь попробовать?

— Гавриле отдай, — посоветовал Евстигнеев, — он у тебя броневой.

— Кстати, о Гавриле, — озаботился Шлоссер, — он ведь нам мешать будет. Привык, понимаешь, в свободное время маршировать и отрабатывать приемы штыкового боя с лопатой. Зацепит кого-нибудь… И сахарок просит без конца.

— Дай ему сразу полкило, он и успокоится.

— И начнет работы требовать, — окрысился Шлоссер, — а где я ему работу найду? Он у меня в огороде все по два раза перекопал.

— Так дай его мне, — сказал Евстигнеев, — мне как раз пруд выкопать надо. Окуней хочу развести.

— Заметано! — встрепенулся Шлоссер. — Бери! Хоть сейчас.

— Гаврила! — крикнул Евстигнеев. — Поди сюда!

— Яволь! — радостно отозвался Гаврила, трепеща всем своим инопланетным существом. — Я есть приходить. Сахарок получить!

— Ты знаешь, где я живу? — спросил Евстигнеев, не обращая внимания на раскрытую клешню инопланетянина.

— Я есть везде бывать, все видать, узнавать.

— Ну вот и отлично. У меня в огороде пруд начатый. Надо его выкопать поглубже, воды напустить и это… окуней туда. Чтобы прижились. Сможешь? — Тут он наконец протянул Гавриле долгожданный сахарок.

Совершенно счастливый Гаврила тотчас захрустел рафинадом:

— Я есть бежать! Приказ выполнять! Много сахарку получать!

Развернувшись, он строевым шагом направился к калитке. Костя только покачал головой.

— Это уж совсем какая-то эксплуатация получается! — воскликнул он. — Натуральный галерный труд.

— Кто здесь говорил об эксплуатации? — послышался зычный голос, и на пороге дома возник Кощей. На нем был добротный сюртук, панталоны и лакированные башмаки с квадратными носами. В этом наряде он напоминал добропорядочного английского купца эпохиТюдоров. — Ах, это вы, мой юный друг! — Он протянул Косте руку и крепко пожал ее. — Так о чем разговор?

— Гаврилу эксплуатируют, — сказал Костя, — в хвост и в гриву!

— Глупости, — возразил Шлоссер, — Гаврила вообще межпланетный бомж. Так что для него у нас в некотором смысле — курорт. Он и не к такому привык!

Кощей нахмурился:

— Боюсь, что мой юный друг прав. Если говорить с точки зрения классического марксизма, здесь явно присутствует погоня за сверхприбылью.

— Товарищ Кощей, — закричал Евстигнеев, — кончайте демагогию! Помогите лучше вытащить на улицу столы.

— А где Горыныч? — озаботился Кощей. — Он у нас самый сильный.

— Чуть что, так сразу я! — высунулся из-за угла Горыныч. Трехметровый оболтус сжимал в лапе здоровенную грушу.

— Ах ты верзила зеленая! — напустилась на него невесть откуда появившаяся Яга. — Мне, что ли, старой, дубовые столы тягать? Так я смогу! Только ить стыдно тебе потом будет.

— Поверьте, ему не будет стыдно, — нехорошо улыбнулся Кощей. — При наличии отсутствия совести у данного субъекта…

— Все, я пошел, — окончательно смутился и еще больше позеленел Горыныч.

Наспех проглотив грушу, он бросился в дом, и через минуту оттуда донеслось:

— Эй, посторонись! Да вправо, вправо заходи! Ты зачем его над головой поднял? Он же в потолок упирается. Дубина железная!

Последние слова явно адресовались сэру Жоре.

Рыцарь Замшелого Образа мрачно смотрел на Кощея. Сказывалась застарелая средневековая вражда. Рыцарь вообще появился в селе совершенно необъяснимым образом. Его откопали на старой свалке пионеры-следопыты Васечкин и Петечкин и притащили в музей. Там доспехи рыцаря очистили и оставили стоять в углу. А когда Костя увидел его, то по какому-то наитию взял, да и постучал по пустому шлему.

— Кто там? — шутливо спросил он.

— Это я-а-а! — донесся из доспехов утробно-бочковой голос.

Вместе с этим откуда-то из глубины вынырнули горящие глаза и уставились на Костю. Костя как стоял, так и сел. С минуту они буравили друг друга взглядами. Наконец Костя, собрав в кулак весь свой здравый смысл, осторожно осведомился:

— Ты кто?

— Я бедный рыцарь, о благородный мой избавитель!

— Ну ладно, — сказал Костя, поневоле отводя взгляд от горящих глаз. — А как тебя зовут?

Повисло тяжелое молчание, по комнате пробежал ветерок, и Косте показалось, что рыцарь вздохнул.

— Увы, мой благородный спаситель! Я забыл, как меня зовут. А кстати, какой сейчас год? — вдруг деловито осведомился рыцарь.

— Две тысячи шестой, — сказал Костя.

— Екарный бабай! — неожиданно воскликнул рыцарь. — Это что же? Больше тысячи лет я отсидел? Столько даже разбойникам не дают!

Выяснилось, что бедолага за давностью лет забыл не только собственное имя, но и вообще все. Помнил только своего дедушку, которого убили за воровство. Он похитил какую-то баронессу…

Костя назвал рыцаря Георгием, а потом стал звать просто Жорой. Однако самая большая загадка заключалась в том, что внутри доспехов ничего не было: ни костей, ни мышц, ни прочих жил и хрящей. Только горящие глаза и голос! Яга со знанием дела утверждала, что это последствия старинного заклятия и что все еще можно исправить, только надо найти нужное заклинание…

К Косте подошла Яга Степанидовна.

— А, это ты, милай! Послушай-ка, что я тебе расскажу. — Она бесцеремонно ухватила его коготками за рукав и оттащила в сторону. — Сегодня такой случай был, прямо умора!

— Знаю, — кивнул Костя, — Какой-то тип нарвался на вас с Потапычем…

— Не то слово, — сказала Яга. — Он ведь нас чуть не застрелил, да! А Потапычу все глаз норовил вырвать, — увидел, дурень, что глаза из берлоги светятся, подумал, что алмазы!

— Значит, ружье у него все-таки было, — покачал головой Костя.

— Не ружье, а целая пушка, — уточнила Яга. — Может быть, даже пулемет!

В дверях наконец показалась бронированная грудь Горыныча. Он тащил перед собой на вытянутых лапах стол, приговаривая:

— А ну посторонись! Посторонись, не то зацеплю! У-ух как зацеплю!

Со скамеечки за ним влюбленными глазами наблюдала Шишига. На ней была мини-юбка китайского производства и желтая майка с надписью «Ай лав ю». Только чета Леших тихонько устроилась на завалинке и ни во что не вмешивалась. Сам Леший имел дурную привычку влипать во всякие неприятности, и за ним нужен был глаз да глаз. Вот и сейчас Лешачиха сидела вся как на иголках, потому что дом Шлоссера был битком набит всякой техникой и изобретениями, в том числе и весьма опасными. Взять хотя бы молекулярную кофемолку! Бр-р! А ведь в нее Лешенька однажды палец засунул! И где тот пальчик теперь? Вместо него Шлоссер тогда высыпал на газету горку сероватой пыли… Пришлось новый палец отращивать!

Откуда-то с видом победителя появился кот Антуан и тоже уселся на завалинку, положив перед собой пачку «Кэмэла».

— Трофейные! — довольно промурлыкал он. — Пр-ришлось отнять у заезжего р-рэкетира. — Кот не торопясь вытряхнул сигарету и с видимым удовольствием прикурил.

— Угости, — хрипло попросил Леший, вдохнув ноздрями едкий, расслоившийся дым, — а то все махра да «Беломор». Горечь от них одна и изжога!

— Пр-рошу. — Антуан широким жестом указал на пачку. Леший ринулся было вперед, но Лешачиха поймала его за полу ватника и притянула к себе.

— Куцы?! — прошипела она. — Мало тебе приключений? Ужо сама подам. — Заботливая супружница ловко подцепила из пачки сигарету и протянула ее Леше. — Держи!

Евстигнеев уже колдовал над самоваром, продувая его при помощи старого кирзового сапога. Шлоссер расставлял чашки, блюдца и одновременно с кем-то разговаривал.

— А по какому поводу большой обор? — спросил Костя, поворачиваясь к Кощею.

Тонкими, словно лакированными пальцами тот отложил в сторону томик Поля Валери на французском языке и слегка поморщился:

— Что-то назревает, друг мой! Грядут некие события, и, надо сказать, весьма неприятные события. Я чувствую… — Тут он потянул тонкими ноздрями. — Я всегда чувствую, когда что-то готовится! Иногда кажется, что все зло Вселенной ополчилось на наш тихий уголок. Вы знаете, Костя, что я миролюбив, но сейчас… Я буду выступать за адекватный ответ!

— А что это за зло такое? — поинтересовался Костя и зябко поежился, несмотря на жару. Ему сразу стало неуютно, словно кто-то нехороший встал, ухмыляясь, за спиной.

— Ходят слухи… — начал было Кощей, но тут Евстигнеев закричал: «К столу!» — и Кощей сразу поднялся. — Мы еще поговорим, — сказал он, — может быть, удастся победить малой кровью.

— Рассаживайтесь, рассаживайтесь! — суетился Шлоссер. — Вот, попробуйте печенье. Экспериментальный образец. Сам испек, на жестких гамма-квантах. Неподражаемый, восхитительный вкус…

— Опять радиоактивное? — поморщился Евстигнеев.

— А дезактивация на что? — воскликнул Семеныч. — Я что вам, враг?.. Вот, смотри! — Он вынул из кармана портативный счетчик Гейгера и поднес его к вазе с печеньем.

Счетчик бешено заверещал, не успевая отсчитывать рентгены, и через несколько секунд громко пискнул и заглох.

— Сварился! — констатировал Евстигнеев.

— Н-да!.. — смущенно пробормотал Шлоссер. — Что-то где-то я не углядел. — Он поспешно подхватил вазу и потащил ее на помойку.

— В свинец заверни! — крикнула ему вслед Яга Степанидовна. — А то всю экологию нарушишь!

— Сам знаю, — мрачно откликнулся Шлоссер, прихватывая по пути лопату.

Вернулся он минут через пять, долго мыл руки, бормоча про себя:

— Неужели импульсный поглотитель барахлит? Надо бы глянуть…

Тем временем Яга развязала кошелку и выложила на стол целую груду пирогов самой разнообразной формы.

— С чем? — осторожно осведомился Евстигнеев, в свою очередь высыпая на скатерть магазинные сушки.

— Пироги-то? — Яга подняла правую бровь. — А будешь много знать, скоро состаришься!

— А если поконкретней? — не отставал Евстигнеев.

— Разжуй да посмотри! — обиделась Яга. — Тоже мне, испужалси!

— Могу сказать! — весело откликнулся Горыныч. — С мясом и с грибами.

— Мясо-то откуда? — ужаснулся Евстигнеев. — Ну грибы понятно… А мясо?

— Знал бы он, что там за грибы… — вполголоса сказал Леший и тихо захихикал.

— Мясо хорошее, — смутилась Яга. — Качественное!

— Вчера еще квакало! — захохотал Горыныч.

— Предрассудки! — строго заявил Кощей и невозмутимо взял пирог. Откусив, он принялся медленно жевать и чем больше жевал, тем круглее становились его глаза и краснее — нос.

— Как видите, все нормально! — заявил он, осторожно вытирая о салфетку пальцы.

— А вот еще сушки из кварков! — торжественно объявил Шлоссер и поставил на стол блюдо с синими квадратиками.

— Чегой-то я не понимаю! — подозрительно сказала Яга. — Это что за фитюльки? С завода, что ли? Пластмассовые?

— Из кварков! — пояснил Шлоссер. — Совершенно новый продукт. Концентрированная энергия в чистом виде. Съел штуку — и ходи весь день сытый!

— Э-э, милок, нам такого и даром не надоть, — протянула Степанидовна. — От них ни запаху, ни виду, страм один! Ты уж извини, я лучше бараночек отведаю…

Все принялись размачивать окаменевшие баранки, макая их в чай. Один Горыныч хрустел прямо так.

— Мне бы твои зубы! — позавидовала Яга. — А то и настоящего вкуса не чувствуешь.

— Давно бы новые себе отрастила, — отозвался с другого конца Леший. — Уж кому-кому, а тебе стыдно! Или колдовать разучилась?

— Эх, милай, «колдовать», — вздохнула Яга. — А имидж-то я куды дену? Меня и уважать-то перестанут. И не заметит никто.

— Ну тогда и не жалуйся, — мрачно сказал Леший.

— Что-то, Леша, у тебя характер переменился, — заметила Шишига, — в худшую сторону.

— Переменится тут! — проворчал Леший, пряча глаза.

Лешачиха погладила его по голове:

— Он, бедненький, пальчик в розетку сунул! Вот его и тяпнуло!

— А я-то думаю, почему у меня фидер полетел! — всплеснул руками Шлоссер. — Так ведь можно и…

Со стороны улицы послышался шум и крики.

— Открывай, дубина стоеросовая! — кричал кто-то.

— А вот тебе шиш! Накося выкуси! — вопило запорное устройство.

— Я на собрание опаздываю, открой, по-хорошему прошу! — доносился из-за забора приглушенный голос.

— Это Полумраков, — сказал Евстигнеев и пошел открывать.

Скрипнула дверь и тут же захлопнулась. Полумраков взвыл от боли. Мстительный механизм в последний момент чувствительно прищемил ему задницу.

— Задержался! — громогласно заявил Полумраков. — Антонина, понимаешь, воду заставила таскать. Еле убежал! Цистерну без малого напрудил, а ей все мало!..

— Женская душа — загадка, — отозвался Горыныч. — Но, по большому счету, женщины всегда правы, — и посмотрел на Шишигу.

Та мгновенно зарделась, рысьи кисточки у нее на ушах мелко-мелко задрожали.

Полумраков бухнулся на стул, скользнул взглядом по скатерти и недолго думая схватил пирог. Все с напряженным вниманием уставились на него. Полумраков съел пирожок, потянулся за вторым, автоматически откусил и стал прихлебывать чай. Во втором пироге ему попалась косточка, он ее вынул и принялся внимательно разглядывать.

— Лапка какая-то! — сказал он наконец, обведя взглядом друзей.

Все так и грохнули. Особенно веселился Шлоссер.

— Ой! — кричал он, сползая со стула. — Ой уморил! Ой не могу! Хороший пирожок! Качественный!..

Яга обиженно поджала губы, но и она в конце концов не выдержала и фыркнула:

— Подумаешь, лапка!

— Лягушачья! — простонал Горыныч.

Наконец все, кроме Полумракова, успокоились.

— Вы чего ржете? — нахмурился он. — Мало ли что могло в пирог попасть! Я же вижу, что это куриная косточка.

— Товарищи! — тихо, но властно сказал Кощей, и смех за столом утих. — У нас на повестке дня серьезный вопрос. Кстати, а где этот… инопланетянин? Тревожный сигнал поступил именно от него.

— Сейчас подлетит, — сказал Шлоссер и посмотрел на часы. — Будет с минуты на минуту… А вот и он!

Над собравшимися разлилось нежно-золотое сияние, и под звуки песни «Тройка мчится, тройка скачет» в воздухе возник «Запорожец». Но в каком он был виде! Пятна сажи облепили его зеркальные бока. А на дверце красовалась вмятина величиной с кулак.

Все молча разинули рты, а между тем стекло справа опустилось, и в окне показалась зеленая физиономия инопланетянина Кряна.

— Приветствую почтенную публику! — вежливо сказал он. Но Лешачиха не выдержала и закричала:

— Машину-то, машину в сторону отгони! Что ты ее над столом повесил? Не видишь, чай, мусор на стол сыплется. Ты свою таратайку нам еще на голову посади!

Она явно хотела добавить что-то еще, но Кощей коротко глянул, и Лешачиха тут же притихла.

— Десять тысяч извинений! — вскричал Крян. — Но у меня что-то испортилось в рулевом управлении. Если можно, вы меня оттолкните в сторону, а уж машину я сам посажу.

Шлоссер выскочил из-за стола и побежал за багром. Наконец общими усилиями летающий «Запорожец» был водворен на место. Крян не спеша вылез, бросил на заднее сиденье огромные мотоциклетные краги и сходу заявил:

— О, сколь прекрасна ты среди других земель, земля Калиновская! И многими красотами украшена еси!

— Еще как украшена, — хмыкнул Горыныч. — Особенно твоей красотой! — Он посмотрел на Кряна, больше похожего на самодельный конструктор, нежели на гуманоида.

— Правда? — обрадовался Крян.

— Слушай, старина, — Евстигнеев приобнял инопланетянина за плечи и подвел к столу, — не сотрясай воздух. Перекуси чем бог послал и выкладывай. Ты ведь недаром по межгалактической связи звонил?

— Ой, недаром, недаром! — закручинился Крян, беря в руки чашку чая и отправляя в рот кусок сахара.

Все замерли в ожидании. Кощей нервно постукивал пальцами по краешку стола, Шлоссер нервно жевал пирожки с грибным фаршем из мухоморов, Горыныч с трудом сгрыз одну кварковую лепешку, и теперь у него из пасти с каждым выдохом вырывалось короткое фиолетовое пламя.

Наконец Крян допил чай, отставил чашку и вытянулся в струнку, как зеленый стручок.

— Докладываю! — начал он. — Все в порядке последовательности. Я барражировал на малой высоте в районе одной малоприятной планеты в созвездии ХЦ-117. Места там голодные и дикие. Приходилось постоянно уворачиваться от огнедышащих вулканов, метеоритов и пролетающих мимо комет. Мое дежурство подходило к концу, когда я услышал грубую брань, и в следующий момент меня атаковал пиратский космический корабль. Я подвергся обстрелу одновременно из всех видов оружия, включая глюонные пушки, кварковые бомбы и советский зенитный комплекс С-300. Только благодаря удивительной машине товарища Шлоссера я остался жив, хотя и подвергся гипнотическому внушению и телепатическому излучению. Тогда космические бандиты попытались загнать меня в черную дыру, но я сумел увернуться и вот — победоносен!

— И это все? — пожевав губами, осведомилась Яга.

— Увы! — вздохнул Крян. — Движимые местью, наглые бандиты погнались за мной и, хотя сильно отстали в пути, все же обязательно прилетят сюда.

— Ну и пусть прилетают! — легкомысленно сказал Горыныч. — А мы им от ворот поворот. Не выдадим мы тебя, Кряша, не волнуйся! А кстати, чего это они на тебя так взъелись?

— Они меня не любят! — признался Крян, — Я их однажды выследил, и УГОМОН их арестовал. Им дали двести лет космических лагерей, но они сбежали, не отсидев и половины. Вот и злятся!

— Значит, личные счеты, — сказал Кощей. — Ну хорошо. А что такое УГОМОН?

— Универсальный галактический ОМОН, — коротко ответил инопланетянин.

— Значит, надо его еще раз вызвать, — предложил Костя, — и все дела!

— Уже вызвал, — сказал Крян, — они прилетят. Только, боюсь, опоздают. У них как раз лимит на топливо вышел. Конец квартала.

— И все-таки я не понимаю, почему такой шум? — сказал Кощей. — Ну прилетят. Но не будут же они из своих пушек обстреливать чужую планету? Это же… нонсенс!

— Попрошу не выражаться! — вспыхнула Яга Степанидовна, но на нее не обратили внимания.

— Обстреливать, может, и не будут, — раздумчиво сказал Крян, — планета уж больно хороша. Они наверняка захотят продать ее кому-нибудь.

— А нас куда же? — испугалась Шишига.

— Людей они продают отдельно, — вздохнул Крян. — Кого на рабсилу, кого на колбасу.

Несколько минут за столом стояла тишина.

— Черт-те что! — не выдержал Леший. Лешачиха отвесила ему крепкий подзатыльник:

— Не хами!

Леший вобрал голову в плечи и позеленел от стыда.

— Не хочу в рабство! — решительно заявила Шишига и обиженно надула губки.

— Успокойтесь, друзья мои, — сказал Крян. — Никто вас в рабство не возьмет. Разве что на колбасу…

— Да какая же из меня колбаса?! — возмутилась Яга. — Грех-то какой! Я… Я невкусная!

— Позвольте с вами не согласиться, — улыбнулся Крян. — В Галактике с продуктами туго, вы сойдете за первый сорт.

— Это не разговор, — заявил Кощей. — Как можно провести такую операцию в масштабах целой планеты? Многие державы сумеют постоять за себя!

— Минут пять постоят, — мучительно зеленея, сказал Крян, — а потом не будут. Как только пираты стрельнут из глюонной пушки, так все правительства сдадутся. Друзья мои! — Тут Крян расчувствовался и промокнул глаза. — Даю вам слово, что я никогда не буду есть колбасу, приготовленную из вас!

— Ребята! — Костя вскочил со стула, и никто даже не обратил внимания на то, что он назвал их ребятами. — У нас есть камень чудес! Это посильней какой-то там пушки. К тому же у нас есть Шлоссер. Он наверняка что-нибудь придумает. А мы сами? Яга Степанидовна, к примеру, знает много заклинаний.

— Верно! — кивнул Кощей. — Встретим негодяев во всеоружии магии и науки!

— В порошок сотрем! — радостно пообещал Горыныч, потирая лапы.

— У меня меч-кладенец хранится, — сказала Яга, — и шапка-невидимка тоже!

— О! — вдруг воскликнул обычно немногословный рыцарь и обвел друзей огненными очами. — О! — Его железные пальцы сомкнулись на рукояти меча.

— Верно, — поддержал его Горыныч, — настучать им по тыкве!

Шишига с гордостью посмотрела на Горыныча и проворковала:

— Ой, какой смелый! Какой краси-ивый!

Яга похлопала рыцаря по плечу:

— Жалко, что ты у нас один такой железный. Нам бы еще парочку таких парней!

— Ничего, и так справимся, — бухнул Полумраков. — Если врукопашную, то мы их заломаем как нечего делать!

— Ты-то? — усмехнулся Евстигнеев.

— Я! — вскипел Полумраков. — Именно я. Не веришь? Вот смотри!

Он вскочил с места и заметался по двору. Наконец нашел у порога кирпич.

— Стой! — крикнул Шлоссер. — Что ты задумал? Брось!

— Ха! — сказал Полумраков и со всего маху треснул себя кирпичом по голове.

Послышался гул, словно ударили в колокол, кирпич изогнулся, а Полумраков рухнул без чувств.

— Это же спецкирпич! — в отчаянии закричал Шлоссер. — Я его специально подвергал протонной бомбардировке. Он же крепче железа!

— А смотри-ка, — холодно заметил Кощей, — хоть и крепче железа, а все равно согнулся. И в самом деле, крепкий парень!

— Чаво крепкий? — возмутилась Яга. — Убил ведь себя, как есть убил! Ну ничего, милок, сейчас мы тебя вылечим! — Она вскочила из-за стола, подбежала к Полумракову, пошарила руками в траве и тут же сорвала невесть откуда взявшийся мухомор. Разломив его на две части, Степанидовна прижала их к вискам потерпевшего. Половинки мухомора на глазах всосались Полумракову в голову. Он пошевелился и сел на траву.

— Башка гудит! — сообщил он, глядя на друзей.

— Пройдет! — сказала старуха и сунула ему пирожок. — Нат-ко, скушай!

Полумраков автоматически схрумкал пирожок и вскочил на ноги. Посмотрев на изогнутый кирпич, он сказал «ой» и сел к столу.

— Надеюсь, теперь никто не сомневается, что мы победим? — сказал Кощей. — Надо только вовремя среагировать и не допустить, чтобы они нанесли превентивный удар.

— Верно! — крикнул Горыныч. — Пусть попробуют! Мы им покажем примитивный удар! Мы на них Полумракова напустим! Чтобы в бараний рог!

— Вот и посмотрим, каков ты будешь герой, — процедил Кощей. — Однако боюсь, что этим повестка дня не исчерпана… Меня смушает некая нездоровая возня вокруг мифических сокровищ. Недавно в нашем лесу объявились неизвестные. Впрочем, пусть об этом расскажет Лексей!

Леший опасливо посмотрел на супругу и встал с места.

— А чего тут говорить? — начал он, комкая шапку. — Приехали четыре таких мордастых… Один одного страшней, чистые эсэсовцы! Костер запалили, чуть лес не сожгли, рыбу бомбой глушили. А один из ружжа бесперечь пулял! Хотел я их пристыдить, так чуть не застрелили.

— Интересно! — Глаза Кощея с любопытством скользнули по Косте. — А где был в это время наш уважаемый лесник?

Костя покраснел до ушей:

— Я… Я отчет составлял.

— А ты на него не зыркай! — вступилась за Костю Степанидовна. — Он один. За всем не уследит! Мы-то на что, народное ополчение? Я вот тоже одного молодца с ружьем утихомирила. Он Потапычу чуть глаз не вырвал!

— А я видел аквалангистов в реке, — насилу выдавил из себя Костя. — Это что же получается?

Кощей выдержал паузу.

— Молодо-зелено! — сказал он, переходя на покровительственный тон. — Думаю, что это одна и та же банда. Потому я и заговорил о сокровищах Тридевятого царства. Чувствую, что наплачемся мы от этих любителей приключений!

— А это уж, батюшка, позволь я возьму на себя, — сказала Яга. — Я их так ущучу! Уж они у меня попляшут!

— Может, их лесным чертям отдать? — предложил Горыныч, переходя на шепот и оглядываясь. — И нам проще, и им достаток!

— Цыц! — гаркнула Яга. — Злодейства не потерплю. Я их и так уем! Убегут — только пятки дымиться будут!

— Хорошо, — сказал Кощей. — Будем считать это генеральной репетицией перед встречей с пиратами.

Чаепитие закончилось на закате. Кощей в пояс поклонился хозяину и попросил пару французских книг.

— Приятно видеть человека, разумеющего столь прекрасный язык, — сказал он смущенному Шлоссеру, к которому эти книжки попали неизвестно как. — Правда, этот язык несколько отличается от того, которым я владел когда-то, — продолжил Кощей, — но читать можно.

— Вы были во Франции? — с детским изумлением спросил Костя.

— У меня там были некоторые финансовые дела, — уклончиво ответил Кощей, — но это дело прошлое.

— Ох уж и прошлое! — скривилась Яга. — А кто каждый месяц летает на совещания ОПЕК? Не верь ему, Костюшка, как был он барыга-олигарх, так им и остался!

— Ну подумаешь, немного нефти, — пожал плечами Кощей.

— А Де Бирс! — не унималась бабка. — Кому Де Бирс в ножки кланяется? А Билл Гейтс, твой племянничек, на чьих деньгах распух? Да разве все перечислишь? Молчи уж!

— Все это для спортивного интереса, — заявил ничуть не смущенный Кощей. — Мое главное занятие — это наука и философия. Я, если хотите знать, истинный марксист. Где-то даже ленинец!

Получив книги, он бережно завернул их в шелковый лоскут, взявшийся невесть откуда, и с равнодушием опытного фокусника спрятал немалый сверток в нагрудный карман.

— Однако пора, — сказал он скучающим голосом. — У меня еще дракон не поен и не выгулян.

Он отошел в сторонку и топнул ногой. Тотчас поверхность двора заходила волнами, вспучилась, и из черной глубины вынырнул великолепный тонконогий скакун. Его бока, без единого светлого пятнышка, лоснились и блестели. Кощей легко запрыгнул в седло, махнул рукой и направил коня прямо к воротам.

— Подождите, я открою! — крикнул Шлоссер, но конь с ходу перемахнул через ограду и мгновенно скрылся с глаз.

Полумраков защелкнул отвалившуюся челюсть, а Евстигнеев выразил общее мнение:

— Силен старик!

— Силен-то силен, — проворчала Яга, — да больно покрасоваться любит!

— Точно! — подхватил Горыныч. — Трюк-то заезженный, вон Копперфилд еще и не то делает. Однако мы и впрямь засиделись.

— Ах ты мой голодненький, — пропела Шишига. — А я как раз приготовила сегодня сладкое да сочное!

Горыныч до того смутился, что даже не смог как следует расправить крылья. Галантно подхватив Шишигу под мышки, он бестолково мотнулся в сторону, налетел на поленницу, развалил ее и только тогда взлетел.

Шишига от испуга мгновенно потеряла сознание и повисла как тряпка. Сделав над домом круг, Горыныч прокричал что-то невнятное и заскользил по направлению к лесу.

— А где моя ступа? — хватилась Яга. — Только что тут была! Неужто кто спер? — Она уставилась на Шлоссера, но тот лишь развел руками. Все принялись искать ступу, только Крян продолжал сидеть на месте и давать советы:

— А может, она в сарае? Нет? А в силосную яму заглядывали?..

Наконец ступа нашлась. Оказывается, на ней как раз Крян и сидел.

— Извиняюсь! — сказал инопланетянин. — Готов возместить…

— Да чего уж! — отмахнулась Яга.

Бандиты мрачно сидели за столом. В комнату с кухни доносились странные запахи. То есть запахи были вроде съестные, но вызвать аппетит они могли разве что у свиньи Авдотьи. И, безусловно, вызывали, потому что со двора доносились отвратительный визг и хрюканье.

— Сейчас, голубушка, сейчас, солнышко! — томным, грудным голосом произнесла бабка. — Только вот этих оглоедов накормлю и тебе вынесу. Эй, гвардия! — высунулась она из кухни. — Долго сидеть будете? Подходи по одному!

Парни переглянулись.

— Шеф, ты первый, — не выдержал Колян. — Иди, мы следом.

Эдик провел рукой по голове и ощутил вмятины, оставшиеся от когтей четвероногой птицы.

— Пошли, — сказал он, — некогда рассиживаться! — И первый двинулся на кухню.

— А вот и квартиранты мои дорогие, — фальшиво проворковала Маланья, помахивая в воздухе здоровенным черпаком. — Давайте-ка столоваться! А то ведь мне некогда, вон Авдотья с ума сходит, жрать просит. — Она щедро зачерпнула из огромной двухведерной бадьи и плеснула в миску.

— Это что, нам? — Эдик даже присел от удивления.

— А кому же еще? Знамо, вам! — широко ухмыльнулась Маланья и снова как-то недобро покачала огромным черпаком. Черпак был толстый, железный, на деревянной ручке.

— Мы это… Такого не едим! — твердо заявил Эдик.

— Вот как? — Старуха уперла руки в бока. — А что же вы хотите?

— Ну это… Колбасу, окорок там, пельмени…

— Колбасу? Окорок? — Старуха побагровела и, взяв черпак наперевес, двинулась вперед. — Ишь какие умные! Да я свинье таких вещей не даю! А уж как я ее люблю, голубушку! В общем, так: не хотите — ходите голодные. А я-то, дура, старалась угодить! Я уж и рыбьих голов положила, и капустного листа, и очисток картофельных!

Эдик почувствовал, как в желудке что-то отчаянно пискнуло и сжалось.

— Шеф, — прошептал Серый, — может, пожрем, а? С утра ничего не ели! А потом в магазин сходим, колбаски купим.

— У тебя что, деньги остались? — сверкнул глазами шеф.

— Я думал, у тебя есть, — смутился Серый.

— Вы за деньги не переживайте, — смягчилась Маланья, — они теперя в надежном месте. Вот. А вам дай бог отсюда ноги унести целыми да невредимыми!

Бандиты еще раз переглянулись и поморщились. Наконец каждый получил по миске баланды и по деревянной ложке.

— Компот будет потом, — сказала старуха.

Шеф поводил у себя в миске ложкой и зажмурился. Даже на первый, самый беглый взгляд он сумел различить селедочную голову, половину Нечищеной картофелины, капустную кочерыжку и притопленную корочку черного хлеба.

Не разлепляя глаз, он зачерпнул ложку баланды и поднес ее ко рту. Команда испуганно наблюдала за ним. Съев ложку, Эдик неожиданно облизнулся и кивнул головой:

— Нормально, пацаны! Навались!

Команда дружно застучала ложками.

Бабка Маланья выглянула из кухни и довольно прищурилась. Через минуту она принесла четыре граненых стакана с компотом. Компот был мутного чайного цвета и почему-то тоже пах селедкой. На дне каждого стакана лежало нечто до неузнаваемости разварившееся и желеобразное.

— Ништяк, пацаны! — сказал Эдик, выхлебав компот. — Бывало и хуже.

Шеф, конечно, заливал. Хуже и гаже у него в жизни не бывало. Даже в КПЗ кормили куда пристойнее.

— Главное — не шуметь, — зашептал он. — Дело такое, что надо все по тихой. Потерпим, братцы!

— Потерпим, — закивали в ответ пацаны. После бабкиного обеда вид у них был несколько обескураженный.

— Сейчас мы пройдем по селу, — сказал Эдик, — присмотримся, что тут к чему. Может, этого… Лисиницина найдем? И вообще, я скажу — здесь места непуганые, работать можно.

Осоловелые от бабкиных помоев братки вылезли из-за стола и направились к двери.

— Куда?!

На кухонном пороге возникла Маланья.

— Ты это, бабуля, не шуми, — набычился Эдик, — здесь твоего петуха нет. Я ведь и рассердиться могу! О!

Эдик изумленно сказал «О!» и вытянулся в струнку, потому что, бесцеремонно отпихнув бабку в сторону, вкоридор вышел проклятый четвероногий петух.

— Ко?! — спросил он, гневно наклонив голову.

— Ко-ко! — тихо сказал Эдик. — Ко! Куда коко? — Последнее он произнес совсем тихо.

— Кудах-тах-тах, — презрительно бросил петух и посмотрел на хозяйку.

— Тихо, Сема, — сказала бабка, — не балуй! А вы тоже, если задумали прогуляться, так не задерживайтесь, ясно?

— Ко-ко! — автоматически ответил Эдик, но тут же поправился: — Мы на часок. Осмотримся и придем.

— Только к заводу не ходите, — предупредила хозяйка, — там обезьян живет. Заест на фиг или башку снесёт!

«Какой еще обезьян?» — хотел было спросить Эдик, но вовремя прикусил язык и вежливо ответил:

— Гадом буду, не пойдем!

Вытирая на ходу пот, братаны вывалились на улицу.

— Надо же, — скривился Колян, — петуха дома держит!

— Он у нее заместо собаки, — пояснил Эдик, — я про такие вещи слышал. Злобный, сволочь! Ну ладно, всё равно я до него доберусь!

Они пошли по улице, ведущей к Дому культуры.

— Посмотрим, как здешнее чмо тусуется, — осклабился повеселевший Эдик, — может, тряхнем кого, тогда в магаз заглянем!

По дороге им попались двое мальчишек. Они остановились и с изумлением уставились на братков.

— Ну че, мелюзга, крутых пацанов не зырили? — не выдержал Серый.

— Не-а! — сказал Петя Васечкин.

— Дядя, а дядя, — скромно подал голос другой, — а чего это у вас на спине сопля висит?

— Что? Где?! — взвизгнул Серый и закрутился на месте. — Че врете, бакланы?! — завопил он через минуту, но ребят уже и след простыл.

— Погодь! — сказал Эдик, невольно отстраняясь от Серого. — У тебя и в самом деле что-то такое… Фу!

— Это птичка, птичка! — заржал Толян.

— Иди, замывайся, — строго сказал шеф. — Западло с обгаженным по улице гулять!

Серый побежал к колодцу. Набрав целую бадью воды, он запустил туда волосатую лапу, но был остановлен истошным криком:

— Ты что делаешь, свинья?

Серый вздрогнул и закрутил головой.

— Куды смотришь, идол? — снова услышал он. — Протри зенки, здеся я! — Голос доносился откуда-то сверху.

Бандит поднял голову и, к своему неописуемому ужасу, увидел Ягу, сидящую в ступе. Яга зависла аккурат над ним.

— Что творишь? — грозно повторила Степанидовна и взмахнула метлой, с концов которой посыпались золотые искры. Серый понял, что погиб. Ноги приросли к земле, руки налились свинцом, в голове загудело.

— Я по-по-мы-ы-ыться хотел! — проблеял он паскудным козлиным голосом.

— Здесь люди для питья воду берут, а он помыться хотел! — прищурилась страшная Яга. — Речки мало! Ужо тебе! — Она взмахнула помелом, бадья с водой грациозно поднялась в воздух, перевернулась и с грохотом наделась Серому на башку.

Парень рухнул на колени и замер. Однако время шло, а на помощь к нему не спешили.

— Шеф, — застонал Серый, пытаясь стащить бадью с головы, — помоги-и!