Черный Союз

Глава 18 Эфиопия

Вернер Гроссман в это время плыл на сухогрузе, на который устроился обыкновенным матросом. Плыл он на нём, как можно догадаться, в Африку. В общем-то насущной необходимости в этом не было, но Гроссман счёл за лучшее временно исчезнуть с поля зрения своих западных коллег. Вместе с ним (кто простым матросом, а кто и пассажиром) в Эфиопию направлялась первая партия бывших сотрудников силовых структур Восточной Германии, которых по договоренности обещали привезти в качестве инструкторов.

После нападения Вернеру оказали всевозможную помощь. Параллельно команда из лучших бывших (если, конечно, людей подобных специальностей можно причислить к разряду «бывшие») следователей, боевиков и чистильщиков направилась в туннель. Ну, а дальше закрутилась кровавая чехарда. Дождавшись звонка Басты, Гроссман передал все свои дела заместителю и, раз пошёл такой расклад, ударился в бега. В итоге, добравшись до порта Росток, он отплыл в сторону Эфиопии.

Эфиоп, убив напавших на них людей, всё-таки изрядно его подставил. Но с другой стороны: всё могло закончиться ещё хуже. Трупы, разумеется, вскоре обнаружили, однако совершенно случайно и уже в совершенно другом месте. Полиция, естественно, никого не нашла. Хотя очень старалась: даже наведалась с обыском в штаб-квартиру их фирмы. Вот только стражей порядка ждало разочарование: фирма успела самоликвидироваться.

Конечно же, по вполне объяснимым причинам никто из тех, кто волею судьбы оказался в курсе произошедшего в туннеле, сам в полицию не пошёл. Просто признали, что затея провалилась на корню, да и получили негласное указание спустить всё на тормозах. Так и поступили.

Самим эфиопам тоже предъявить оказалось нечего. Тем более главный виновник давно выехал из Германии, на том всё и закончилось. К тому же начался массовый исход из Германии бывших военных с восточных земель. Правда, это только облегчило жизнь нынешнему её правительству. Дело же о трёх трупах быстренько убрали в архив, сделав пометку: «несчастный случай на производстве» и тут же забыли о самом происшествии.

Стоя на палубе, Гроссман хмурился: всё случилось слишком быстро и прошло в изрядной суматохе. Впрочем, такой вариант тоже предусматривался, поэтому и сработал. Вместе с Вернером и небольшой командой на корабле плыл Фриц Штрелец. Гольдбаха решено было оставить в Германии, как наименее востребованного. Да и вопросов к нему, если что, возникнет по минимуму. Ведь он всего лишь зампотех, хоть и в генеральском звании.

К Гроссману подошёл человек одетый в грубый дождевик, но Вернер всё равно знал, кто это.

— Что, Фриц, надоело сидеть в каюте?

— Нет, не надоело. Я легко привыкаю к суровым условиям. Но вот сейчас почему-то волнуюсь, как ребёнок. Что нас ждёт там, впереди?!

— Ничего нас не ждёт, кроме войны и работы.

— Смерть одного человека — хлеб другого! Или, как говорят русские: кому война, а кому мать родная.

— Любишь ты пословицы, Фриц. А к чему склоняешься именно ты: к войне или работе на войну?

— Это риторический вопрос, Вернер?

— Нет.

— Тогда, к войне. Война — это мой хлеб, хоть я так никогда и не удосужился повоевать.

— По-моему, в Африке с этим проблем не возникнет.

— Знаю, потому и еду. Свое гнездо лучше всех уже не подходит, придётся вить новое, Вернер.

— Ну, я и не сомневался в этом. Хотя, если признаться честно, ожидаю всего только самого худшего.

— Самое худшее уже произошло. Власть на африканском роге окончательно закрепилась за неграми, и теперь просто так их не сковырнёшь. Да и кому сковыривать? Лягушатникам? Они, может, и сильны, но исключительно там, где у них есть подготовлены кадры. И это явно не Эфиопия. Им бы сохранить то, что имели. Впрочем, сейчас мне абсолютно насрать на них. Что скажут, то и сделаю. Велели создать профессиональную армию, значит, создам.

— Быть может, Фриц, тебе даже придётся воевать.

— Придётся — повоюю. А вот ты чем будешь заниматься? Интриги плести? Смотри, негры народ простой: руки-ноги пообрубают и крокодилам скормят.

— Посмотрим, — уклонился от прямого ответа Вернер. — У меня тоже есть цель. Им нужна тайная полиция? Я её создам, заодно подготовлю им и шпионов, и диверсантов. Ты и сам знаешь, что в этом я преуспею гораздо больше, чем ты на ниве армии.

— Не спорю: и цели, и назначение у нас разные. Но возвращаться нам обоим пока некуда.

— Сегодня некуда, — негромко уточнил Гроссман. — Завтра всё может перемениться.

— Утопающий тянется за соломинкой.

Штрелец скользнул быстрым взглядом по лицу Вернера, но тут же поспешно отвернулся, чтобы не выдать себя. Он великолепно понял, что хотел сказать Гроссман, и ему это не понравилось. Ничего, он запомнил эти слова и теперь знает, чего можно ожидать от Гроссмана в будущем.

Сам же Гроссман был слишком озабочен своими мыслями и видом неспокойного Северного моря, чтобы следить за выражением лица Штрелеца. А зря! Если бы он был внимательнее, то наверняка воздержался бы от некоторых своих слов, а то и мыслей.

Министр по особым обстоятельствам республики Эфиопии и Эритреи (а именно так было переименовало министерство по чрезвычайным ситуациям ровно через год после его создания) ещё не совсем привык к собственному кабинету в новеньком, совсем недавно построенном здании министерства. Беседу генерал Абале Негаш имел с министром обороны Карспасом Афроном.

Они оба находились в звании полного генерала, и оба управляли самыми могущественными на сегодняшний день ведомствами Эфиопии и Эритреи. Фактически же упомянутые мужчины руководили страной. И не только своей, но и влияли на политику Джибути и Сомали. При этом сидящий напротив Абале тридцатипятилетний мужчина племени афар, из которого, собственно, был и Негаш, приходился министру по особым обстоятельствам двоюродным племянником. И разговор шёл без обиняков, можно сказать, по-домашнему.

Разумеется, Афрон во всём следовал воле своего дяди. Он понимал, что на данный момент полностью зависит от его власти. А тот в свою очередь подчиняется совсем другому лицу, о котором имелись самые разные сведения и порой абсурдные до нелепости слухи. Афрон несколько раз видел патрона, но точно знал о нём лишь две вещи: его зовут Дед Бинго, и звание этот Дед Бинго имеет всего лишь полковника. Об остальном министр обороны только догадывался.

— Здравствуй, Кар! Давно я не получал от тебя последней информации о ходе поставки техники.

— Да просто слишком много всего навалилось, не успеваю во всём разобраться.

— Это понятно, но отчитаться всё равно придётся. Рассказывай.

— Мы получили много оружия, а ведь до этого едва распределили то, что ранее прибыло из США. Овладев новой партией, мы вообще станем самыми мощными вооружёнными силами на континенте.

— Не обольщайся. Я слышал об аресте чёрной пятёрки. Они ведь были как-то связаны с твоим ведомством?

— Да, я сам разберусь с ними. Они похитили и пытались продать в Судан и Сомали несколько десятков единиц техники.

— Разбираться с ними уже поздно: их расстреляли.

— Как? — не сдержал эмоций Афрон. — Кто?

— Мои люди. Кстати, я очень советую тебе издать и распространить среди личного состава твоего министерства предупреждение о том, что каждый, кто попытается украсть и продать на сторону боевую технику, будет приравнен к врагам народа и расстрелян после проведённого следствия. Полковник не любит предателей и расхитителей имущества государства и народа.

— Я знаю, что он не любит. Но на этом все мои сведения о нём исчерпываются.

— А зачем тебе знать больше? Мы с ним взяли власть. И теперь наша с тобой задача помочь удержать её. Ты входишь в мой клан, значит, всегда будешь делать то, что я тебе говорю. Сам же я выполняю то, что велит мне Мамба.

— Ты считаешь это верным?

— Да. Это приведёт к процветанию Эфиопии. И так решил он. Или ты хочешь поближе познакомиться с духами Африки? Они ждут каждого, кто предаст Бинго! Как ты, наверное, знаешь, особо приближённые из узкого круга лиц зовут его Мамбой. Если верить легенде, он является сыном чёрной мамбы. Якобы даже вскормлен её ядом и при желании может возвращать его тем неразумным, кто рискнёт встать на его пути. И именно благодаря ему ты сейчас являешься министром обороны нашего растущего государства.

— Я понимаю. Но техника же не принадлежит лично ему. Почему такие суровые меры?

— Почему ты так решил? Как раз на его деньги она и куплена, а отнюдь не на государственные. Когда-нибудь наступит тот момент, когда он вернёт все свои деньги сторицей. Но пока до этого очень далеко. И не спрашивай меня откуда он их берёт: я и сам об этом почти ничего не знаю. Да и вообще, если хочешь спокойно спать по ночам, то не зли кобру, она и не плюнет. Нам сопутствует удача! Значит, помогают духи Африки. А тот, кто предаст, душу потеряет. Ты же помнишь тех двух несчастных, пришедших из Джибути? Они предали, и духи их покарали.

Афрон, конечно же, слышал об этом, и от невольно всплывших неприятных воспоминаний его непроизвольно передёрнуло. Он искренне не понимал: почему этих людей просто не пристрелили? Но их никто не трогал и даже не бил. Даже еду и воду оставляли на краю дороги, возле которой те проходили. Их никто не касался, никто не разговаривал с ними, никто не пытался помочь или, наоборот, освободить их телесные оболочки от бренности существования.

Поговаривали, будто пришли они из одного из храмов Змееголового. Этого рассадника нового и ужасного африканского культа, о котором мало кто знал что-то конкретное, однако слышали о нём уже почти все жители чёрного континента. Впрочем, за что у этих несчастных отняли душу, так и оставалось тайной. Но бессмысленные глаза несчастных не выражали ничего, кроме мук и ужасающей безысходности. Бррр…

— Я понял, дядя. Ведь недаром Джибути взяли мы задаром! Афары в ярости страшны, напором и решимостью полны.

— А ты что это стихами заговорил? Лавры Пушкина покоя не дают?

— Ну, он же был правнуком эфиопа Ганнибала.

— Да, вот и Бинго пора бы назвать Ганнибалом нашего времени. А ты ещё пытаешься перечить. Именно он спас нашу страну! И спас миллионы её жителей. Теперь пришло время идти вперёд. Ладно, мы отвлеклись от нашей темы. Так что там с техникой?

— Принимаем на базы хранения, у нас ведь нет такого количества подготовленных солдат. Более или менее обученные бойцы постепенно осваивают полученное ранее. Часть техники уже пущена в ход: воюет в Сомали и стоит на вооружении новой власти в Джибути.

— Ну, с Джибути ещё предстоит разобраться: больно уж французы их там обхаживают. А что касается Сомали… В Сомали нужно отправить ещё партию пикапов и миномётов. Скоро мы дожмём Барре, и он выкинет белый флаг.

— Я уже распорядился о этом, дядя. У наших войск достаточно сил, тем более они постоянно увеличиваются. Этот Магни Багни оказался настоящим лидером! Да, он жесток, но справедлив. И на его сторону переходит всё большее количество солдат и воинов. Он станет новым главой Сомали, если, конечно, раньше не убьют.

— Ну, мы работаем в этом направлении: у него надёжная охрана. Да и сам он чует опасность, словно матёрый зверь. Магни, кстати, тоже ставленник Мамбы. Именно Бинго дал ему цель, и теперь Багни словно Черный пес ищет и загоняет добычу для своего хозяина. Хотя и собственной выгоды не упускает.

— И какова цель этого полковника?

— Не знаю. Вот скоро приедет, сам и спросишь.

— И всё же? — не отставал генерал.

— Я думаю, он хочет, чтобы Эфиопия стала конфедерацией государств Африканского Рога и политическим лидером этой части Африки. Быть может, он хочет контролировать Нил. Возможно, в будущем Мамба начнёт экспансию в Южный Судан. Я не знаю всех его планов, но они весьма обширны. Однозначно, под его руководством мы станем сильнее всех в Африке.

— Гм, неужели он способен всё это организовать? Да и потянем ли мы?

— Потянем. Ладно, докладывай остальной расклад по поставкам оружия и подготовке наших солдат.

— Да, дядя…

Они ещё некоторое время поговорили о насущных вопросах и вскоре расстались. Министр обороны вышел из здания и на служебной машине направился к себе. А Негаш встал и, подойдя к зеркалу, крепко задумался. Он смотрел на своё отражение и видел усталое лицо старого солдата, побывавшего во многих переделках и пережившего очень многое. Он не раз встречал в жизни смерть. Смерть женщин и детей, гибель друзей и врагов. Видел кровь, грязь, боль, голод и нищету, но знал и радость побед. И вопросы, которые задавал ему недавно Афрон, этому солдату не нравились.

Обычно такое настойчивое любопытство проявляют люди, готовые встать на путь предательства. Жаль… Ведь фактически именно он помог своему племяннику фантастически быстро взлететь по карьерной лестнице, буквально за несколько лет поднявшись от звания полковника до полного генерала. Видимо, власть вскружила голову Карспасу. Головокружение от успехов никогда никого до добра не доводило. Так недалеко и до узурпации власти дойти, очередную попытку которой Эфиопия банально не переживёт!

Слишком много крови пролито, слишком много слёз и потерь. Так сто́ит ли переживать, если на великую чашу стабильности упадёт ещё несколько капель?! Конечно, сто́ит! Ведь если на другой стороне весов тысячи и тысячи жизней, то лучше убить одного, чем потерять многих. Нелегко брать на себя ответственность и делать выбор, исходя из принципа малой крови. Но не тогда, когда на кону стоит счастье и благополучие самой Родины! Кто он ей: слуга или хозяин?

Негаш отошёл от зеркала и тяжело опустился в простое деревянное кресло. Перед ним возникла дилемма, и её необходимо было решить. В отсутствие Мамбы он оставался за главного в Эфиопии. Но тот рано или поздно вернётся и спросит за всё. Да, придётся принимать нелёгкое решение и искать нового министра обороны. Видимо особого выбора у Абале не было.

А ведь Афрона даже не успели ещё посвятить в культ Змееголового! И вот за это Негаш корил уже себя: в своё время он сам не удосужился этого сделать! Сейчас же было слишком поздно.

Министр по особым обстоятельствам нехотя протянул руку к трубке телефона, набирая номер ещё одного своего родственника и сослуживца.

— Алло, Джембер?! Я жду тебя в течение часа: есть дело.

Джембер Махауко тоже был инвалидом. И так же, как Негаш, был обязан Мамбе не только здоровьем и работой, но и жизнью. Он приехал уже спустя полчаса, отлично зная, что без острой на то необходимости Абале его бы не побеспокоил.

— Джембер, тут такое дело, — несколько замялся поначалу Абале, но отступать от принятого решения не стал. — Час назад от меня уехал Афрон. Однако перед этим задавал слишком много вопросов и проявлял чрезмерный интерес к личности и планам Бинго. Мне кажется, Кар попал под чьё-то влияние. Обстановка, как тебе известно, у нас стабилизировалась. И под разными предлогами к нам снова вернулись иностранцы. Кто-то хочет восстановить или начать вести здесь свой бизнес. Некоторые готовы стать подрядчиками на строительстве домов и объектов. Много обычных торговцев, делающих закупки наших товаров. Но есть и те, кто под маркой ООН или других общественных и гуманитарных организаций осуществляет шпионскую деятельность. Да и что я тебе об этом говорю? Ты и сам всё великолепно знаешь.

— Ты хочешь выкинуть их всех из страны? — напрямую спросил Махауко.

— Нет, это невозможно. Да и не надо: стране нужно развиваться и строиться, активно торговать и выходить на новые рынки. Да и выгоним одних, о которых нам хоть что-то известно, вместо них придут другие, намного осторожнее. И нам придётся заново собирать на них информацию. В любом случае все они в первую очередь пытаются выйти на наше руководство, выискивая среди него глупых, жадных или по какой-либо причине потерявших лояльность к власти людей. Всех их легко обмануть, перекупить или пообещать содействие в чём угодно. Мы с тобой — бойцы старой закалки, с широким жизненным опытом, поэтому хорошо это понимаем. Но кое-кто может оказаться недостаточно проницателен или просто слаб… Не хотелось бы, чтобы наши недруги этим воспользовались.

— Да, — машинально почесав обрубок левой руки истерзанной правой, на которой не хватало двух пальцев, подтвердил Махауко. — Что надо сделать?

— Нашему министру обороны придётся организовать аварию.

— Ты уверен, что его уже купили?

— Нет, но судя по его желанию выведать побольше информации о Мамбе, благонадёжность он утратил. Даже если его ещё не купили и не заинтересовали каким-либо другим способом, то это вопрос ближайшего будущего.

— Ясно. Насмерть?

— Нет, пусть выживет: всё же он из нашего клана, да ещё и мой родственник. Но так, чтобы руководить министерством он больше не смог.

— Не жалко?

— Нет, — хмыкнул Абале. — Просто я не вижу другого способа, как убрать Афрона с поста. Снять с должности, как ты понимаешь, его уже не получится. Пост не тот. Да мне и самого себя не жалко ради Родины. Я каждый день засыпаю с мыслью: а что я сделал для Эфиопии? С этой же мыслью и просыпаюсь. Хотя при этом даже не сомневаюсь, что большинство наших с тобой сограждан думают совсем наоборот: что же дала им Эфиопия? В этом наше основное с ними различие.

— Может, отравить?

— Это спровоцирует слишком много лишних вопросов. А авария, она и есть — авария.

— Когда надо сделать?

— Сегодня сможешь?

— Нет.

— Тогда завтра.

— Завтра сделаю.

— Хорошо, а я позабочусь, чтобы из госпиталя он сразу же ушёл в отставку с хорошей пенсией. Выделим ему и домик, и пособие, поможем детям. Мы же как-никак родственники.

— Гм, действительно. Я всё сделаю, Абале.

— Спасибо, Джембер, — опустив глаза, произнёс Абале. — Я надеюсь на тебя. Как и Мамба.

— Когда он вернётся?

— Скоро, максимум через полгода.

— Он нужен здесь.

— Сказал, что появится здесь до конца года.

— Хорошо.

Джембер кивнул, встал и молча ушёл, обдумывая на ходу, как ему половчее выполнить полученное задание. Ему не было жалко Афрона. Моральная сторона вопроса его не касалась. Сказали: «Надо!», значит, так тому и быть.

На следующий день, когда министр обороны вечером как обычно возвращался домой, на оживлённом перекрёстке на полном ходу в него неожиданно врезался военный же грузовик. УАЗ, в котором ехал министр обороны, попал под мощный удар. В итоге, водитель погиб сразу, а министр обороны от полученных травм потерял сознание. Из кабины машины, спешащей с разгрузки снаряжения, вывалился абсолютно невменяемый водитель, которого тут же сгоряча и пристрелили телохранители из автомобиля сопровождения.

По приезду в госпиталь Афрону провели несколько операций, так как у него оказались множественные переломы обеих ног, пострадали и тазобедренные кости. После операции врач-хирург уверенно сказал, что состояние у раненного тяжёлое, но стабильное. Жить будет, а вот командовать сможет разве что парадом. Да и то: хорошо, если не из инвалидного кресла.

Впоследствии, где-то через полгода лечения Афрон сам сложил с себя полномочия и подал в отставку. Впрочем, спустя ещё какие-то полгода, он (благодаря новым лекарствам Мамбы) мог вполне сносно бегать. Однако возвращаться обратно на службу никакого желания не проявил, найдя себе новое призвание на посту председателя одной из агропромышленных фирм.