12

На аэродром их отвез Тунг. Он задержал Бекки взглядом и, когда все члены комиссии пошли к самолету, сказал:

— Я не вернусь больше в дом Ван-Коорена. Гидроплан уже довез всех четырех летчиков на Суматру к Эрлу и завтра вечером привезет Анну Коорен. В доме Скотта есть шофер Мутасси, это наш человек.

Бекки предложила Тунгу лететь с ней, а к «бьюику» вызвать шофера от Ван-Коорена.

— У меня еще остались неоконченные дела. Мы встретимся на Суматре, в Паданге. Это близко от Скотта. Мутасси все устроит.

Бекки кратко рассказала о «деятельности» филиала Института Аллена Стронга и попросила Тунга собрать материал об агродиверсиях, которые организовывал этот филиал. Тот охотно согласился. Так они расстались.


* * *

Когда комиссию, летящую в самолете, неожиданно обстреляли из леса, самолет круто повернул к берегу и полетел над прибрежными мангровыми зарослями.

Бекки предложила членам комиссии закуску. Увидев в ящиках бутылки, полковник развеселился. Ему-то и поручила Бекки угощать гостей.

Когда они прилетели на аэродром Бакалан, на острове Мадура, пьяных членов комиссии погрузили в две машины и повезли на плантации. Бекки впервые увидела высокие заросли сахарного тростника. Увидела она и табачные плантации. На плантациях членов комиссии сопровождал управляющий этими плантациями Ван-Коорена. Он не был удивлен пьяным состоянием обследователей и только посочувствовал Анне-Бекки. Он порекомендовал и в дальнейшем держать комиссию в таком же виде.

После обеда Бекки распорядилась погрузить членов комиссии на самолет. Вылетели они затемно и летели с опознавательными огнями. Уже поздно ночью они прибыли в город Паданг, на западном берегу Суматры. Ночевали в приготовленных номерах гостиницы.

Бекки так переволновалась, что не спала.

Утром, после плотного и пьяного завтрака, комиссия выехала на плантации. Полковник обнаглел и все время говорил Бекки пошлые комплименты.

К дождю они вернулись в город, чтобы после обеда ехать на плантации по другую сторону города. Когда Бекки зашла в комнату, чтобы переодеться, служанка-малайка вошла следом и молча подала конверт без адреса и остановилась возле Бекки. Бекки удивилась такой вольности со стороны малайки, разорвала конверт и вынула небольшой листок бумаги.

«Анна вылетает вечером. Будьте готовы. Обязательно встретьтесь с Джимом у Скотта. Желаю успеха. Эрл».

Бекки сразу развеселилась: значит, Эрл и Дакир живы и бомбежка им не повредила. Она на радостях дала служанке пятьдесят долларов. Та вместо ответа подала коробку спичек. Бекки поняла и сожгла письмо. «Нас много, мы победим», — подумала она. Эти и подобные им мысли вдохновляли Бекки. За обедом она была очень весела и много смеялась. После обеда Бекки предложила членам комиссии, если, конечно, им позволяет совесть, подписать акт. Все охотно подписали.

Бекки отозвала в сторону Ганса Мантри Удама и передала ему подписанный экземпляр акта.

— На конгрессе вы поступите, как подсказывает вам совесть, — сказала Бекки. — Вы разоблачите тех, кто биологическими средствами борьбы уничтожает зеленые богатства Индонезии, кто создает голод! Вы полетите в «Дугласе» Ван-Коорена до Сингапура. Оттуда отправитесь на рейсовом самолете в Сайгон, а из Сайгона — на Тайван, в город Тайнань. Там на американском «Чайна-клипере» полетите в Америку.

— Но ведь преподобный Скотт еще не подписал…

— Он и не подпишет, так как он американской ориентации, — пояснила Бекки.

Она могла бы добавить, что миссионер Скотт — агент Пирсона и Дрэйка, но Бекки понимала, что ей не следовало говорить это ученому. Лишь бы он поскорее выехал и не встретился с агентами Ван-Коорена, которые могут этому помешать.

— Сказать об агродиверсионной деятельности Аллена Стронга, возглавляющего поход против мира и человечества? Вы так советуете?

Это были ужасные мгновения для Бекки. В глубине души она верила в честность и неподкупность отца. Но именем Аллена Стронга назывался институт. Это имя стало синонимом агродиверсии даже для скромного ученого в далекой Индонезии.

— Да, так и объявите, — сказала Бекки.

Как ни странно, вместо ожидаемого упадка духа мысль: «Я борюсь за него, выступая против него», впервые со времени посещения «гнезда» родила у Бекки уверенность и жажду борьбы. Как ей не хватало Джима, который все бы объяснил и успокоил ее!

Бекки составила радиограмму для Ван-Коорена о вылете Удама. Она даже поехала проводить ученого на аэродром.

— Что бы ни случилось, — сказала Бекки на прощанье, — я верю, что вы патриот своей родины и ученый с мировым именем — будете говорить и действовать, как подобает честному человеку в борьбе за мир. Обещайте мне это!

Ганс Мантри Удам дал обещание не из-за просьбы Бекки, а оттого, что такое поведение подсказывала ученому его совесть.

«Дуглас» улетел.

После этого Бекки вернулась в отель и заказала билеты на утренний пароход в Джакарту для всех членов комиссии. Свою задержку она объяснила срочным поручением отца.

Через два часа наемная машина доставила ее за город к дому миссионера Эмери Скотта. Еще со слов дедушки Вильяма Гильбура она составила себе представление о миссионере Эмери Скотте, как о скромном человеке, стремившемся во имя бога помочь обездоленному народу. После беседы с Яном Твайтом и Ван-Коореном Бекки изменила мнение об Эмери Скотте. Он был не простым миссионером, а преподобным Эмери Скоттом, к тому же, по-видимому, крупным капиталистом и биржевиком. Но даже Бекки, уже не заблуждавшаяся относительно истинного лица преподобного Скотта, удивило роскошное убранство комнат его «кратона», то есть дворца. Видно было, что Скотт не стеснял себя. «Интересно, что он за человек», — подумала Бекки. Ей пришлось ждать недолго.

В комнату степенно вошел высокий, полный мужчина в белой сутане, с золотым крестом на груди. Роговые очки не смягчали пристального, даже колючего взгляда его больших темных глаз. У него были крупные черты полного бритого лица. Прямой мясистый нос торчал чуть ли не перпендикулярно к лицу. Тяжелый подбородок Скотта тоже был выгнут вперед. У Бекки сразу создалось о нем впечатление, как о человеке властном, хитром, энергичном и очень уверенном в себе.

Подойдя к Бекки, поднявшейся навстречу, он улыбнулся и протянул руку. Бекки растерялась, не зная, как ей надлежит здороваться, и вложила руку в его огромную ладонь. Скотт взглянул на Бекки чуть удивленно и жестом пригласил сесть. Сам он сел на соседнее кресло у стола, откинулся и, сложив руки на животе, принялся перебирать крупные янтарные четки.

После первых слов о здоровье он спросил о неизвестном Ридьяле, и Бекки, чтобы не попасть впросак, сделала озабоченное лицо и не ответила на вопрос. Она сразу же заговорила об акте и вынула из сумки третий экземпляр подписанного акта.

Скотт протянул к акту полную загорелую руку, поднес акт к очкам, рассматривая подписи членов комиссии, потом положил на стол и прикрыл ладонью.

— Хотя я и друг Гюнта Ван-Коорена и всегда готов помочь (тут последовала латинская поговорка: «Платон, ты друг мне, но истина дороже»), но мне, служителю церкви, кривить душой и обманывать людей нельзя, — сказал Эмери Скотт, глядя прямо перед собой.

Скотт подробно рассказал о размерах бедствия и подчеркнул, что широкая государственная помощь необходима, и если Голландия не может ее предоставить, то святейший папа уже дал указание помогать пострадавшим христианам или желающим стать слугами Христовыми. Для этого будут использованы средства Ватикана, а особенно помощь добрых жертвователей. Правда, Гюнт Ван-Коорен возражает против притока американских капиталов, могущих облегчить судьбу страждущих, но задача спасти заблудшие души малайцев превыше всего, и не следует питать зависть к ближнему, тем более к Мак-Манти, Пирсону и Дрэйку.

Бекки не ошиблась, предсказав Гансу Мантри Удаму, что Скотт не подпишет акта. Бекки было ясно, что всем командуют Пирсон и Дрэйк и «Банк святого духа» — только ширма.

— Конечно, надо помочь голодающему народу, — сгоряча отозвалась Бекки, вместо того чтобы повторить слова Ван-Коорена о том, что всякий, кто выступает против акта с разоблачениями, дает повод «красным» говорить о разбойничьей сущности капиталистического хозяйствования в колониях.

Эмери Скотт начал было говорить, вдруг запнулся, внимательно посмотрел на девушку, будто увидел ее в первый раз, и пересел на другой стул, против Бекки. Теперь уже он не сводил с нее глаз. Пальцы его стали быстро перебирать янтарные четки.

— Я ваш пастырь, Анна. Расскажите мне о днях, проведенных вами в плену. Мои люди докладывали о многом, и я хочу проверить их правдивость.

Бекки в душе послала Скотта ко всем чертям, но с готовностью кивнула головой, соображая, с чего начать.

Скотт распорядился подать ликер и, когда слуга принес, собственноручно налил две высокие узкие рюмки.

— Ну, а теперь, — сказал он, — как обычно, мы выпьем с вами во славу божию.

«По-видимому, это здесь принято и придется выпить», — решила Бекки. Она взяла рюмку и проглотила сладкую, жгучую жидкость.

Ее поразила странная усмешка, чуть перекосившая полные губы Скотта. Он держал свою полную рюмку в руке и чуть насмешливо, с любопытством смотрел Бекки в глаза.

— Вкусно? — спросил он.

— Вкусно! — соврала Бекки.

— Анна Коорен, — оказал Скотт, подчеркивая слова, — никогда не пьет ликера. Больше того, она ненавидит ликеры. А вот сухое вино Анна пьет охотно и много, но предпочтительно коньяк.

— Неужели вас удивляет каприз женщины? — спросила Бекки, стараясь выпутаться из создавшегося положения.

— С Анной Коорен, — продолжал Скотт, — я в очень дружеских отношениях, и мы хорошо знаем друг друга. Анна Коорен, как только входит ко мне, сейчас же требует ванну, а здороваясь, каждый раз заявляет, что у меня «опять потная рука».

— Из-за этого акта я забыла самое себя, — возразила Бекки. То, чего она боялась, уже началось.

— Вы удивительно похожи на Анну Коорен, — заметил Эмери Скотт, не обращая ни малейшего внимания на возражения Бекки. — Больше того, вначале я даже поверил, что вы Анна. Просто мне в голову не приходило, что может быть иначе. Неужели все вам верили?

Бекки промолчала.

— Держитесь вы превосходно, но кто вы такая, дитя мое, и чего вы добиваетесь? Богу и его слуге надо говорить только правду. Вы какой веры?

— Я католичка.

— Значит, тем более вы не можете меня обманывать. Это грех!

Бекки быстро соображала, как ей быть. Она могла сделать обиженное лицо, встать и уйти, но куда? Ведь завтра утром, а может быть, и ночью все будет известно. Возвратится Анна Коорен. Едва ли она простит ей мистификацию. Ей надо, если она хочет помочь патриотам, заручиться чьей-нибудь помощью.

Эмери Скотт, прищурив глаза, напряженно ждал, и полная рюмка слегка дрожала в его руке.

— Я вам скажу всю правду. Я Бекки Стронг, дочь Аллена Стронга, руководителя института его имени, входящего в академию Мак-Манти.

— Предположим. Но зачем этот маскарад?

— Благодаря этому маскараду я могу вам сказать совершенно точно, что на вас подготовлено покушение с целью захватить акции, переданные вам по фиктивной купчей Ван-Коореном на хранение, так как вам больше не верят и считают агентом Мак-Манти. Я против кровопролития и поэтому предупреждаю. Впрочем, запросите обо мне в Америке. Без этого вы не поверите мне.

Эмери Скотт осторожно поставил свою рюмку на поднос. Он сразу понял, что эта девушка в курсе дела. Как бы ни было ее настоящее имя, она очень много знает и, по-видимому, не врет. Дело приняло совершенно неожиданный оборот. Скотт не ждал разоблачения своей роли как агента Пирсона, а тем более покушения. Надо будет сейчас же срочно организовать охрану, вызвав американских офицеров — инструкторов голландской армии. Экономическая война в Индонезии вступила в новую фазу.

— Если то, что вы говорите относительно покушения, правда, — сказал Эмери Скотт, — то мне жаль заблуждающегося Ван-Коорена, ибо я безгрешен перед богом и людьми. Вы, дитя мое, желающее быть моим ангелом-спасителем, можете рассчитывать на мою помощь. Но не станете же вы уверять меня, что совершили утомительное путешествие из Америки с единственной целью спасти мне жизнь?

— Конечно, нет. Я покаюсь вам. Причина моей поездки — это длинная романтическая история. Конечно, я вам все расскажу, но не раньше, чем вы убедитесь, что я действительно та, за кого себя выдаю, а именно Беатриса Стронг, дочь Аллена Стронга, иначе вы все равно не поверите мне.

Скотт долго молча смотрел в глаза Бекки.

— Вы знаете, конечно, помощников вашего отца? — спросил он наконец.

«Он сейчас спросит о Мюллере», — подумала Бекки.

— Я не знаю всех помощников, — ответила она.

— Но главных?

— Некоторых знаю.

— А вы не помните внешность некоего Мюллера?

— Мюллера? — Бекки нахмурила лоб. — Я помню одного Мюллера, немца, рослого, грузного, с совершенно лысым черепом. Отец считал его грубияном.

Скотт дружески улыбнулся:

— Теперь, пожалуй, верно, что вы действительно Беатриса Стронг.

— Нет, нет, вы запросите и окончательно убедитесь. А пока, хотя я и не Анна Коорен, хотела бы принять ванну и получить комнату до завтра.

— А завтра?

— Об этом поговорим завтра. У меня еще не иссяк интерес путешественницы…

Эмери Скотт позвонил трижды. Вошла малайка.

— Гордыня превыше смирения, — сказал Скотт. — Пусть вас как американку не смущают цветные. Они здесь только слуги, «нигеры»!

Бекки поняла, что презрительной кличкой «нигер» (так американцы называют негров) Эмери Скотт охарактеризовал свое отношение к свободолюбивым народам Индонезии.

— Под покровом этого дома вы увидите многих пригретых, ибо страшная война в Индонезии родила сирот и бездомных, и кто знает, когда война еще окончится.

— Разве война продолжается? — спросила удивленно Бекки. Пусть Эмери Скотт думает, что перед ним наивная девушка.

— Голландия, — сказал Скотт, — сама становится американской колонией. Наша святая миссия — помочь Индонезии приобщиться к американской культуре и воспринять американский образ жизни. Иначе она попадет под влияние коммунистов. Мы тратим сотни миллионов, чтобы усмирить повстанцев, а нам мешают красные, причем в это дело вмешиваются даже люди, именующие себя американцами. Недавно на этом попались четыре летчика, доставившие медикаменты повстанцам. Их взял на поруки американский консул, освобождая тем самым от тюрьмы и смерти, а они отплатили неблагодарностью и позавчера вечером взорвали военный склад и сами погибли.

— Что вы говорите! — воскликнула Бекки, несколько удивленная такой версией.

— А вчера сгорело два парохода с оружием. Третий еле удалось спасти. Час назад мне звонили о начавшемся пожаре на нефтеперерабатывающих заводах в Сурабане. Ужасно то, что нефть разлилась по воде и горят нефтеналивные суда.

— Пожары тушат? — Бекки подозревала, что пожар нефти устроили агенты американского нефтяного «короля».

— Мы делаем все, чтобы огонь от английских заводов «Ройял Деч Шел» не перебросился на американские заводы «Стандарт Ойл»… Впрочем, я заболтался… — Скотт встал его лицо выражало недовольство.

Бекки так и не поняла, кто же поджег нефть, ибо пожар уничтожал конкурентов «Стандарт Ойл».

Бекки не терпелось узнать о Джиме, но спрашивать у Скотта было неосмотрительно. Лучше выяснить у Мутасси. Но где этот Мутасси и как его увидеть? Бекки пожелала спокойной ночи хозяину и, перехватив взгляд Эмери Скотта, пожалела, что не оставила себе немного противоядия.

Загрузка...