Черный престол

Глава 9 ПЛАНЫ И ПОСЛУХИ Июль-август 863 г. Киев

Итак, волшебный камень вновь вернулся к друиду, и значит, могущество черной силы увеличилось во много раз, при том что — Хельги это хорошо помнил — похитителя невозможно было убить сейчас. Так что же, пусть безнаказанно творит зло? Пусть сеет на киевской земле черные семена страха? Пусть вырастают там зависть, вражда и злоба? А так вполне может быть, и лучше, чем кто-либо, даже лучше, чем Хельги, это понимал Конхобар Ирландец, некогда бывший учеником Черного друида Форгайла.

— Мы не имеем права спокойно смотреть, как вырастает черный цветок зла, — твердо сказал молодой ярл. — Сила друида всё ж таки не безгранична, и также не следует забывать, что у него пока слишком мало помощников, я говорю об умных людях, а не тех, кто встал на его сторону из-за страха или потеряв разум. Что будет делать друид? Конечно же, искать сторонников! Там, в древлянских лесах, мы видели мальчиков с изображением волка на груди — это знак друида, а юные воины — его верные рабы. Их пока мало, но, несомненно, скоро станет больше, ведь людокрады не сидят без дела, а Дирмунд-князь платит щедро. Значит, мы должны заранее узнать, где, в каком месте будут проходить обучение юноши-«волки», и сделать всё, чтобы помешать этому, чтобы зародить в их душах сомнение.

— Боюсь, это будет не так просто. Они же язычники! — скептически покачал головой Никифор.

— И что? — Хельги бросил на него хмурый взгляд. — Мы тоже язычники, однако совсем не хотим, чтобы миром правило Зло, чтобы вернулись древние кровавые боги. А ведь это именно им приносил жертвы друид в Перуновом капище!

Все четверо — Хельги-ярл, Снорри, Ирландец и Никифор, — собравшись поздно вечером в темном углу постоялого двора, обсуждали недавно произошедшие события. Инициатором подобного обсуждения, конечно же, был молодой ярл — вряд ли кому еще в те времена могло прийти в голову подобное. Обсуждать, анализировать допущенные ошибки, планировать — всё это было слишком сложно для людей того времени. Но и Хельги, и его друзья знали — иначе им никогда не победить Черного друида.

— К тому же у нас с ним еще и свои счеты, — напомнил Хельги. — Из-за него сгорели в огне пожарища Ладислава и Любима, дочка Зверина.

— Нет, ярл! — сверкнув глазами, громко возразил Снорри. — Девчонки не погибли, они смогли бежать, и это так же точно, как то, что на моем затылке вздулась изрядная шишка.

— Бежать? Через горящий лес? — возразил Ирландец. — Это безумие! В огне погибли наш проводник и один из юношей-«волков», которого мы вытащили из болотной трясины. Я спасся чудом! А по поводу девушек… Честно говоря, я сомневаюсь, что им вообще удалось выбраться из острога.

— Давайте отвлечемся от судьбы несчастных. — Ярл с видимым неудовольствием мотнул головой. — Мы им всё равно уже ничем не поможем. Если б они были живы, то уже давно бы вернулись… Надо думать о живых. О тех людях, кто может стать — и уже становится — послушным орудием в грязных руках друида. Мы должны знать о них, должны знать о замыслах друида, о всех его действиях.

— Для этого нужно наняться в дружину Дирмунда, — невесело усмехнулся Никифор. — Только он нас не возьмет… разве только в качестве жертв для своих поганых идолов!

— Неплохое предложение, Никифор, — ко всеобщему удивлению, одобрительно откликнулся ярл. — Самим нам, конечно, соваться друиду в пасть покуда не следует, но вот кого-нибудь заслать… Конхобар, походи по Подолу, зайди на торг, поговори с народом… в общем, делай, что хочешь, не мне тебя учить… Но нужных людей — молодых и смелых — найди! И пока не очень важно, ради чего они будут служить нам — ради славы, мести или денег. Главное, чтобы такие люди — наши тайные послухи в стане врага — были. Без них мы глухи и слепы.

— Один такой есть. Ярил Зевота, — напомнил Ирландец. — Правда, что-то давненько не появлялся, стервец!

«Стервец» Ярил Зевота появился на следующий день, ближе к вечеру. Пришел в новой рубахе из выбеленного холста, с красным узорчатым поясом, весь такой нарядный, но грустный и непривычно задумчивый. Войдя в горницу, бухнулся на колени перед Хельги:

— Смилуйся, боярин-батюшка, отпусти!

— А что такое? — недобро прищурился ярл. — Надоело служить мне?

— Да не надоело… — Ярил вздохнул. — Чувствую, подозревает меня Ильман Карась! Как не было его, так Мечислав-людин мне самое важное доверял — и с купцами ромейскими дела, и с Харинтием Гу… — Тут он испуганно осекся. — Ну, про то вам знать не надобно.

— Ошибаешься, господине Ярил Зевота, — рывком подняв парня на ноги, жестко сказал Хельги. — Я смотрю, ты совсем нюх потерял. Забыл, что у нас твой волос имеется? Можем ведь над ним и колдовство сотворить.

— Не погуби, милостивец! — Ярил снова попытался упасть на колени, но незаметно подступивший сзади Ирландец не дал ему этого сделать.

— Быстро доложи всё, — приказал ярл. — И про ромеев, и про Харинтия… Харинтия Гуся. Так, кажется, прозывают этого людокрада?

Ярил побледнел. Было похоже, что этот насмешливый варяжский князь знает про него всё. Ну как же ему не знать, он же колдун, колдун! По щекам парня покатились крупные слезы.

— Реветь здесь не надо, — прошептал стоявший сзади Ирландец. — После будешь реветь. Быстро рассказывай, что за дела у Мечислава-людина с купцами да людокрадами?

— Так я и говорю. — Ярил шмыгнул носом. — Только не его это дела, а Ильмана Карася. Как вернулся тот с дальних урочищ — хвастал, что туда вместе с князем ездил, — большую силу забрал. Все Ильмана бояться стали — и те, кто на торгу бесчестные колпачки крутит, и конокрады, и живым товаром торговцы. Знают — за Ильманом сила, сам князь. Был еще Истома Мозгляк, да тот сгинул куда-то, ну, туда ему и дорога.

— Подробней! — Хельги еле заметно улыбнулся. — И не спеши, и не запинайся. Садись, вон, на лавку, да квасу испей.

Ярил Зевота выхлебал с полкувшинца квасу, поблагодарил кивком и продолжил свое весьма занимательное повествование о житье-бытье криминального мира Киева и ближайших окрестностей.

Оказывается, и раньше организаторы крупных дел, типа кражи скота или похищений людей, имели неписаный договор с власть предержащими, но тогда договаривавшиеся с ними люди стояли не выше дружинника-гридя, даже до тиуна-управителя редко когда дотягивали. С недавних же пор им стал оказывать покровительство очень влиятельный человек, кто именно — Ярил не знал. Причем покровительствовал не просто так, а свои интересы блюл. А его интересы простирались во многих направлениях. Например, в Киеве пылали, по его слову, амбары, подожженные людьми Мечислава-людина, пропадали люди с помощью Ильмана Карася и Харинтия Гуся, когда надо — открывались в стене детинца ворота. Кто туда заходил ночью темненькой, зачем — кто знает? Только потом получалось как-то, что там, где вчера бурно веселился народ на гулянье, сегодня находили истерзанные трупы. А в последнее время самый удачливый киевский людокрад Харинтий Гусь получил от Ильмана Карася большой заказ на отроков.

— Знаю. — Хельги кивнул. — Купцам тайно продадут ромейским.

— Нет, боярин! — покачал головою Ярил. — Не купцам. Совсем в другую сторону Харинтий товар возит. На север.

— В древлянскую землю?

— Не к древлянам, к радимичам.

— Как — к радимичам?

— Сам смотри, милостивец.

Ярил Зевота снял с плеч небольшую котомку и, развязав ее, вывалил на стол все свои драгоценности. Видимо, парень всерьез опасался за свою жизнь и в самом деле намеревался бежать из Киева куда глаза глядят, и только кусок его волос, оставшийся у варяжского ярла, удерживал Зевоту от этого шага. В котомке он хранил несколько серебряных монет-дирхемов, пару медных браслетов и женские украшения, в основном височные кольца, по большей частью медные, но изредка попадались и серебряные, и даже кое-где тускло блестело золото.

— Вишь, боярин, колечки? — Ярил любовно погладил драгоценности. — Вот это — древлянские, их мне Харинтий Гусь еще в изоке-месяце в зернь проиграл. А вот этими недавно, как приехал, расплатился, старый должок отдал. Чуешь разницу?

Хельги с Ирландцем внимательно осмотрели протянутое агентом кольцо. Оно и вправду отличалось от древлянских, асимметричное, размером побольше, с семью вытянутыми лучиками.

— Радимичи такие кольца носят и, похожие, вятичи, — важно заявил Зевота. — Это я от купцов достоверно знаю. А Харинтий таится, не говорит, где был, видно, строго-настрого ему молчать наказано. Но, по кольцам судя, ясно — у радимичей он делишки свои обделывал, больше негде!

— А вятичи?

— До вятичей далеко слишком. Да и у колец их лучи толще. Целые лопасти, ровно весла. Здесь — разве такие?

Хельги широко улыбнулся.

— А ты умный парень, Ярил Зевота! — хлопнул агента по плечу. Потом взглянул на Ирландца: — И он еще хотел отказаться от службы? На! Пополни свою котомку.

Вытащив из калиты на поясе дирхем, он швырнул его парню. Тот поймал монету на лету, попробовав на зуб, с благодарностью поклонился. Подумал — а может, и в самом деле не бежать никуда, выждать немного? Где он еще столько заработает?

— Так что там у тебя с Ильманом Карасем? — спросил ярл. — Он что, обо всём догадался?

— Еще нет, но может. — Ярил опустил плечи. Вообще, он не очень-то хорошо выглядел сейчас: взгляд какой-то затравленный, волосы спутанные, давно не мытые, лезущие на глаза, припухшие, в кровоточащих трещинках, губы, которые время от времени Ярил облизывал языком. — Недавно Мечислав выспрашивал, к какой это зазнобе я хожу вечерами, вроде бы и в шутку выспрашивал, а смотрел серьезно… Это его Ильман подучил спросить, не зря он по корчме шастал. Недобрые у меня предчувствия, боярин, ох, недобрые.

— Значит, так, — пошептавшись с Ирландцем, произнес ярл. — Сюда, на постоялый двор, больше не ходи. Будем встречаться… Где ты обычно шатаешься?

— У пристани… Ну, может, на торгу, на Подоле…

— Давай на Подоле. Дом Можилы Горшечника знаешь? Самый крайний.

Ярил Зевота кивнул.

— Там горшки на заборе висят. Как что важное вызнаешь, незаметно углем знак оставишь на среднем. Мы тебя сами найдем. Всё понял? Тогда ступай. И помни — нас очень занимает Ильман Карась и его связи. Ну, и о Харинтии не забывай… Вижу, занятный это человечек, не мешало бы поближе с ним знакомство свести, а, Конхобар?

— Сведем, — мрачно кивнул Ирландец. Не хотелось ему терять единственного послуха, да, видно, к тому всё и шло.

— Думаешь, раскроет его Карась? — Проводив агента глазами, Хельги перевел взгляд на Ирландца.

Тот кивнул:

— Не сегодня, так завтра, но догадается обязательно. Единственный путь сохранить для нас парня — вообще не давать ему никаких поручений. Но зачем он тогда вообще нужен?

— Вот именно.

Допив квас, они вышли на двор. Затянутое красными облаками солнце садилось за дальним лесом, низко над землею летали ласточки — к дождю. Ой, не на дело дождь в жнивень-месяц, в серпень, или, как его называли ромеи, август, хоть и только что начался он. «Мокриды» стояли, — по приметам, хороший день в «мокриды» предвещал сухую ясную осень, а дождливый — сырую, промозглую. А сегодня — не пойми какой день стоял, вроде — солнышко, а к вечеру, похоже, на дождь повернуло. Ага, так и есть! Как-то вдруг быстро стемнело, и низкое небо затянули хмурые тучи. Ударили по крышам первые капли, прибили пыль на дорогах, и хлынувший ливень прогнал с Подола вышедших на прогулку отроков — парней да девок.

Хельги-ярл стоял под воротной крышей, смотрел, как по узкой дорожке к постоялому двору скачет одинокий всадник в малиновом плаще и такого же цвета шапке, отороченной куньим мехом, — Снорри.

— Греттир Бельмо сказал — для таких воинов, как мы с тобою, ярл, всегда найдется дело у Хаскульда-конунга! — бросив поводья, со смехом сообщил Снорри. — А будет дело — будет и серебришко, будут и браслеты, и кольца. Эх, закатим пир — давненько не веселились.

— Вот тут ты прав, — заметил ярл. — Что не веселились, так это точно. Да и не с чего вроде?

— Ну и что? — Молодой варяг улыбнулся той самой задорно-застенчивой улыбкой, которую Хельги знал еще с детства, когда Снорри все звали не иначе, как Снорри Малыш. — Ну и что с того, что не с чего веселиться? — повторил Снорри. — Было б желание. Назло норнам, назло врагам, назло всему миру. Пусть видят, пусть злятся, пусть завидуют! Я вот тут прихватил у Греттира изрядный кувшин ромейского вина. — Он развязал переметные сумы. — Вернее, не я прихватил, а дочки его дали — Векса с Трендей. Ничего девки, веселые, только с виду уж больно страшные — эдакие кобылицы зубастые. Выпьем винца, а, Хельги-ярл?

— Конечно, выпьем, — улыбнулся ярл. — Неужели смотреть на кувшин будем?

Оставив лошадь слуге, они прошли по двору, не обращая внимания на ливень, и скрылись внутри постоялого двора.

Неприметный мужичонка — маленький, слюнявый, со свернутым на левый бок носом — постоял среди обсуждавших виды на урожай слуг и, когда те разошлись по делам, побежал по тропинке вниз и пропал среди запутанных улочек Копырева конца.

Крупные капли дождя барабанили по крыше детинца, шуршали в недавно привезенном для княжеских лошадей сене, копнами раскиданном на обширном дворе. Тиун, ругаясь, поторапливал убиравших сено холопов, время от времени бросая недовольные взгляды на затянутое тучами небо. Похоже, ждать, что завтра будет вёдро, нечего было надеяться. Надеяться можно было бы разве что на волхвов-облакопрогонителей, да где их сыскать? Осерчал на них в последнее время князь Хаскульд, прогнал со двора — и правда, чего не прогнать, когда в самую сушь и дождинки сотворить не могли? А вот теперь изгнанные, верно, мстили…

«Молодший» князь Дирмунд, сумрачный, нахохлившийся, словно вымокшая на дожде ворона, зло щурясь, выслушивал Ильмана Карася, докладывавшего о тех делах, про которые ничего не должен был знать «старшой» князь, Хаскульд, или Аскольд, как его здесь переиначили, как и Дирмунда — в Дира. Хаскульд и был истинным правителем Киева и всей полянской земли. Пока был…

Дирмунд довольно усмехнулся, услыхав, как Ильман вещает о ходе строительства новых острогов — не одного, нескольких! — далеко от Киева, на приграничье с землею радимичей. Теперь, с Камнем, дела пойдут в гору. Через несколько лет у Дирмунда будет верная дружина, готовая по первому его слову растерзать любого! Вот тогда он и поборется за власть, а пока…

Пока следовало копить силы. Колдовской камень вовсе не являлся панацеей и давал силу лишь в колдовских делах, да и то — на дальнем расстоянии он действовал лишь на адептов друида либо на людей, к ним приближенных. Именно поэтому там, в далеком будущем, кровавая рука Черного друида смогла достать лишь Толстяка с Торольвом, но не смогла дотянуться до других. Иное дело — здесь… Жаль только — мало осталось верных людей. Сгинул в далекой Хазарии Альв Кошачий Глаз, пропал — сгорел во время пожара? — Истома Мозгляк, а человек был истинно верный и многим повязанный. К тому ж далеко не глуп, жаль было терять такого помощника, хорошо хоть, подстатился Ильман Карась — тоже не дурак, пронырлив и деятелен, но, конечно, не так умен, как Истома.

Да, маловато подобных людишек, жаль. Одно дело — безмозглые воины-«волки», — уж теперь-то, с помощью волшебной силы Камня, их можно наделать в любом количестве, воспитать, как надо, в далеких лесных урочищах. Что от этих воинов требовалось-то? Послушание, верность и злобная тупая сила. А вот что касается исполнителей умных… Тут Камнем не обойдешься, тут самому искать надо. И беречь таковых, беречь! Привлекать на свою сторону кого серебром, кого ласковым словом, а кого и шантажом гнусным. У каждого — это друид знал точно — есть в душе темные силы, дремлют до поры до времени, могут дремать всю жизнь, а могут и проснуться. Силы эти — трусость и зависть, предательство и злоба, желание властвовать и наслаждаться чужой болью. Есть, есть они у каждого, даже у самого умного и, казалось бы, благородного человека. Вот их-то, силы эти, и нужно разбудить, не дожидаясь, когда сами проснутся. А как пробудятся — так всё, пропал человек! До конца жизни будет он их верным рабом… и верным рабом Черного друида.

Один из таких — Лейв Копытная Лужа. Молод, туповат, исполнителен. Надежен. Именно его отправил Дирмунд в землю радимичей строить остроги тайные да воспитывать преданных воинов. С ним поехали и те «волки», что остались в живых после пожара в лесу близ капища, — Немил с Ловушем. Еще не вполне взрослые, но уже достаточно злобные, завистливые, хищные. Из таких вырастут хорошие слуги.

Дирмунд усмехнулся, искоса взглянув на Ильмана. Не дурак, не дурак. Конечно, не чета Мозгляку, но не дурак. Только уж больно приметный — сальный какой-то, лупоглазый, с большой бородавкой на левой щеке. И — самое главное — имеет связи среди шельмоватого народца не только здесь, в Киеве, но и далеко на севере, в Альдегьюборге и Новгороде. А это могло еще очень даже пригодиться — друид думал о будущем.

Рюрик… Что ж, отобрав власть у Хаскульда, можно будет подумать и о нем. И о Хельги! Уже второй раз этот сопляк становится у него на пути. На пути у самого Форгайла Коэла, Черного друида Теней, перед могуществом которого меркнут все жившие когда-то друиды Ирландии! И никакого — никакого! — нет с этим Хельги сладу. Почему? Помощь других богов? Да, именно так. Жаль, в эти времена еще недостаточно силы у Крома. Но сила эта вскоре возродится. Появятся — сначала в дальних лесах, а затем и в Киеве — капища, идолы. Покатятся человечьи головы в широкие горла жертвенных кувшинов. Вот тогда и посмотрим, как помогут Хельги его боги. А пока… А пока тоже нечего сидеть сложа руки! Выследить Хельги, убить его друзей… нет, лучше, гораздо лучше будет переманить их на свою сторону… А что — чем плоха идея? Дирмунд гаденько засмеялся, потер руки и поинтересовался у Карася насчет соглядатая, недавно направленного на поиски молодого ярла.

— Неруч-то? — вспомнил имя Ильман Карась. — А тут он, уже пришедши. Велишь кликнуть?

— Зови, — кивнул князь.

Застучали по ступенькам крыльца кожаные, на ремнях, башмаки-поршни.

— Вот он, княже! Заходи, заходи, не стой. Да шапку-то сыми, рыло!

Дирмунд с любопытством смотрел на мужичка-соглядатая. Маленький, с мокрым, слюнявым ртом и свернутым носом, он чем-то напоминал злобного подземного тролля.

— Говори! — пихнул в спину соглядатая Ильман Карась. — Обо всём поведай. Сыскал ли, кого велено?

— Сыскал, милостивцы. — Голос у Неруча оказался тонкий, противный, скрипучий. — Энтот, кто вам надобен, на дворе дедки Зверина живет, где гости заморские завсегда обретаются. С ним дружки — один варяг, другой — вроде ромей, а третий вообще не поймешь кто — узколицый, проныристый, звать… Конхувар, что ли…

— Конху… Конхобар? — Мрачная физиономия князя озарилась радостью. — Так ты еще не нашел в Гардаре свою смерть, предатель? — сквозь зубы процедил он. — Что ж… Пожалуй, и я не буду с тобой торопиться. Что еще выведал? — Дирмунд строго посмотрел на Неруча.

— Еще ведаю, ходил к ним один человек.

— Что за человек?

— Отрок не отрок. Парень. Годков, может, пятнадцать иль около того. Белобрысый, губастенький, в рубашке выбеленной с пояском красным.

— Белобрысый, говоришь? В рубашке с красным поясом? Умммх!!! — Ильман Карась недобро прищурил глаза. — Ведаю, кто это! Не иначе, как Ярил Зевота, помощничек Мечиславов, крыса! Самолично горло порву переветнику!

Ильман Карась зарычал, совершенно по-звериному, так, что вызвал уважительный взгляд князя.

— Подожди сразу рвать. — Дирмунд предостерегающе поднял руку. — Не будем его живота лишать, погодим.

— Как погодим, батюшка? Это ж такая крыса, умхх…

— А так. Мы лучше с ним поиграем.

— Поиграем?

— Ну да. Как кошка с мышом.

Князь дребезжаще засмеялся, и от смеха этого, а больше — от страшных пылающих глаз его стало соглядатаю Неручу страшно, да так, что захолонуло сердце. Простившись, когда дозволили, бочком-бочком он пробрался к двери, выскользнул, словно налим из сети, и бросился бежать, не разбирая дороги. Плечи его, непокрытую голову, спину колотил не утихающий дождь.

— Прослежу, — на бегу повторял послух полученный от князя наказ. — Найду. Проведаю.