Черные ножи

Глава 25

Я не стал делать вид, будто не понимаю, в чем дело, Куликов бы не поверил. Да и сплести логическую цепочку сумел бы любой. Все началось с моего звонка на завод. Если бы я не застал его на рабочем месте, то, кто знает, может быть и обошлось бы малой кровью, но когда лейтенант понял, что диверсия, к которой он готовился так долго, может быть сорвана каким-то пацаном, то не выдержал, и, когда состав проезжал на обратном пути мимо Танкограда, сумел забраться на состав… а дальше банально — легко убил машиниста и кочегара, они бы и не подумали заподозрить знакомого им сотрудника НКВД, а теперь он ведет состав к гибели… почти довел, но я успел добраться до головного паровоза. Только вот толку от этого мало — ствол пистолета был направлен прямо на меня, и сомнений в том, что Куликов умеет пользоваться оружием, не имелось.

— Schön gemacht, Herr Oberst! Ich gratuliere Ihnen*! — я перешел на немецкий, не сомневаясь, что этот язык будет понятен господину лейтенанту, или кто он там был на самом деле, заодно интуитивно повысив его в звании. И, видно, не ошибся.

*(нем.) Прекрасно сделано, господин полковник. Я вас поздравляю!

Это же надо было так проколоться! Сейчас-то я понял, кто именно стоял за всей этой историей. Недаром же мне показалось, что Куликов при первом и единственном допросе не стал копать глубоко. Он проскочил поверхностно по ключевым точкам, и не больше. Но при желании запросто мог раскрутить всю историю, и вытрясти из меня, Лехи и членов бригады все, что мы скрывали. Не больно-то ловко мы прятали наши тайны, и такой опытный человек, как Куликов, обязан был расколоть каждого из нас практически мгновенно. Однако… он этого не сделал. Я приписал успех своим способностям разведчика, но я ведь далеко не Николай Кузнецов*, и слишком переоценил свои силы.

*Разведчик и партизан, лично ликвидировавший одиннадцать немецких генералов.

Куликов все знал, именно поэтому и не копал глубоко — это ему не было нужно. За всеми действиями Зуева стоял он, и его же человек вырубил Леху. Скорее всего, и покушение на меня было делом рук лейтенанта. Почему он не убил нас после, когда имелась такая возможность? Банально было не до того. Толку от нас, как с козла молока. Мы ничем, по его мнению, не могли помешать дальнейшим планам. Однако помешали.

Кем он был, глубоко законспирированным агентом Абвера или предателем из местных, я не знал. Но предположил первое — слишком уж глубоко он был внедрен, по долгу службы имел доступ к множеству государственных тайн и секретов, лично рекрутировал исполнителей, и, судя по всему, лично же убирал тех, в ком усомнился — очень уж мутная была история гибели бригады Зуева.

— Ты владеешь немецким, Буров? — хищно прищурился лейтенант Куликов, или как там его звали на самом деле, но пистолет при этом не опустил и не отвел в сторону. Малейшее движение с моей стороны, и он выстрелит, в этом я не сомневался ни секунды. Все, что требовалось, отвлечь его внимание хотя бы на мгновение… — Я так и знал, что именно ты и есть враг!

— Я — враг? — расхохотался я, впрочем, это вышло не слишком естественно. — А что тогда здесь делаете вы?

— Получил от тебя ложный сигнал, но сообщил по инстанции наверх, сам же, когда состав проходил мимо завода, сумел заскочить на степени. Обнаружил трупы машиниста и кочегара. Пытался остановить состав, но ничего не получилось…

— Почему не получилось?

— Рычаг сломан! — взмахнул левой рукой Куликов. — Преступник, очевидно, выломал его до того, как сошел с поезда.

Я не верил ни единому его слову, четко осознавая, что передо мной стоит враг. Настоящий, матерый, хищный и чертовски опасный.

— А весьма сомнительный рабочий завода Буров, непонятно каким образом оказавшийся здесь, погиб, — пояснил с печальным видом лейтенант: — Ты очень вовремя появился и слишком примелькался. История со шпаной — раз, с грабителями — два, с этим твоим Носовым — три! Или ты думал, что я ничего не узнаю? Дурилка! Ваша жалкая шайка заводских мстителей была у меня на карандаше с первого дня, и с Денисовым я дружен, так что городские новости не проходят мимо меня. И я почти уверен, что людоеды — тоже твоих рук дело! Больно уж почерк похож. Не поделишься напоследок, как ты их вычислил? Впрочем, мне и так понятно: и тут Носов сыграл свою роль — среди погибших в огне были опознаны трупы его соседей по квартире. Смотри, как все складывается! За короткое время ты оказался участником сразу нескольких громких дел, и везде вышел победителем. Странно? Очень! Хороший агент. Подготовленный! Хоть и молодой, но, видно, в Гитлер-югенде научились готовить людей…

Выслушав все это, я чуть прищурился и презрительно скривился, словно невзначай съел дольку лимона, потом искоса глянул на лейтенанта и сказал:

— Ja, ich spreche deutsch, Herr Oberst, das ist meine Muttersprache. Wissen Sie, was das bedeutet? Ich wurde her geschickt, weil Sie Ihre Aufgaben schlecht gemacht haben! Sie sollten kontrolliert werden! Verstehen Sie das nicht*?

*(нем.) Я говорю по-немецки, господин полковник, потому что это мой родной язык. Знаете ли вы, что это значит? Меня послали сюда, потому что вы плохо справляетесь с вашими задачами. Вы должны быть под контролем! Понимаете ли вы это?

И тут впервые за все время в глазах Куликова мелькнула тень сомнения. Он на секунду засомневался и отвел взгляд чуть в сторону.

Этого было достаточно. Мост уже маячил впереди, и времени не было.

Я прыгнул вперед, чуть пригнувшись, чтобы уйти с линии потенциального выстрела. Но я недооценил Куликова — привык, что здесь в этом времени и провинциальном городе мне до сих пор не было равных. Сейчас таковой нашелся. Лейтенант звериным чутьем успел среагировать на мой прыжок, и дернул ствол в нужном направлении.

Щеку обожгло огнем. Куликов целил в голову, но и я успел чуть сместился в сторону. Живой!

Своим прыжком, я впечатал его спиной в заднюю часть паровозной топки, ТТ отлетел в сторону, но тут же я сам пропустил крепкий удар в лицо, а потом сразу по ребрам, охнул и отвалился назад.

Лейтенант был в прекрасной форме, его наставники сумели сделать из него отличного бойца. В его левой руке материализовался нож, который тут же пошел в дело.

Выпад-другой, от первого мне удалось увернуться, второй же глубоко распорол мне левую руку. Он навалился на меня всем телом, упершись коленом в грудь, и я никак не мог высвободиться из этого неудобного положения.

Почувствовав, что побеждает, Куликов слегка дал слабину.

— Burow, du bist tot*! — прохрипел он, занося надо мной клинок в последнем смертельном ударе.

*(нем.) Ты мертвец, Буров!

Куликов превосходил меня физически, обладал тактическим преимуществом, навалившись сверху, у него был нож, а так же он явно был идеально подготовлен немецкими инструкторами и владел самыми современными техниками рукопашного боя.

Он убил бы меня в любой случае, и не поморщился бы, вытирая кровь с одежды.

— Hitler! Hitler! — заорал я, выпучив глаза. — Deutschland über alles!*

*(нем.) Гитлер! Гитлер! Германия превыше всего!

Лейтенант замешкался от удивления, и я тут же взял его кисть в перекрестный захват, выбивая нож, а через мгновение наша позиция поменялась — я оказался сверху, чем тут же и воспользовался, крепко и прицельно ударив Куликова в челюсть.

Его голова запрокинулась, глаза закатились. Я тут же вскочил на ноги, стараясь успеть добежать к тормозному рычагу, и мгновенно получил удар между ног, от которого согнулся в таком приступе невыносимой боли, что ни о чем ином и думать сейчас не мог. К счастью, при этом всем весом я упал на нужный рычаг, сдвинув его максимально вниз.

Куликов соврал — рычаг никто не повредил!

Состав с натужным скрипом дернулся и начал тормозить, скрипя железом по рельсам. Меня резко бросило вперед, потом назад, я влетел в копошащегося лейтенанта, впечатав его в куда-то в стену, отвалился и упал на спину, тяжело дыша.

Куликов пытался удержать равновесие, но быстро сполз вниз, впрочем, очухавшись достаточно быстро.

— Ну ты и сученыш, — он поднимался страшно, успев прихватить с пола пистолет, и с таким лицом, что сразу было понятно — меня сейчас будут убивать. — Думал купить меня на дешевую историю? Немецкий ты, конечно, знаешь хорошо. Хохдойч. Северный акцент. Сорвал акцию. Но ничего, я все поверну наоборот. Вычислил, остановил, обезвредил… застрелил при задержании!

— Ничего не выйдет, — злорадно сообщил я, — нас же двое было, а второй уже милицию на уши поднял. Скоро они будут здесь!

— Что-нибудь придумаю, — улыбнулся Куликов и нажал на спусковой крючок.

В этот момент поезд еще раз дернуло, и он встал окончательно. Я шатнулся влево, выстрел ушел вправо.

Разминулись.

С улицы послышались громкие крики — красноармейцы с ближнего к паровозу вагона уже спешили узнать, в чем дело. Еще минута — и я спасен!

Но этой минуты у меня не было.

Положение выдалось крайне незавидное: валяюсь на полу, держась обеими руками за пах, оглушен, даже слегка контужен, бит, но в меру.

Куликов же, хоть и промазал, но уже готов был повторить свою попытку.

И тут раздался оглушительный взрыв такой силы, что меня ударило головой о стену и мгновенно заложило уши, а состав тряхануло мелкой дрожью.

Лейтенант тут же забыл обо мне, в буквальном смысле схватившись за голову.

— Зачем? Зачем? Идиот!

Я не понимал, что произошло, но видел, что Куликову это не нравится. Значит, что бы ни случилось, это играло в мою пользу.

Чуть оклемавшись от удара, я собрался с силами и кинулся вперед, ударившись в колени Куликова. На этот раз я сбил его крепко, тут же выкрутил руку с ТТ, отобрал пистолет и навел его на лейтенанта.

Но тот по-змеиному провернулся, умудрившись отвести ствол в сторону, и не собирался сдаваться. Он уперся коленом в мою грудь, оттесняя назад.

Пистолет выстрелил, когда никто этого не ожидал. Вышло как-то само по себе. Видно, Куликов чуть передавил мою кисть, и я непроизвольно нажал на спусковой крючок.

Бахнуло снизу вверх. Меня оросило свежей кровью вперемешку с мозгами. Затылочной части головы у Куликова более не существовало.

Дьявол! Он нужен был мне! И что теперь делать? Как доказать свою невиновность?..

Я не хотел убивать лейтенанта, он был главным моим козырем.

Тело Куликова валялось у меня под ногами, и я пнул его со злости. Лейтенанту было уже все равно.

— Руки вверх! — оклик со стороны заставил меня замереть на месте. По ступенькам паровоза взобрался боец винтовкой. — Стреляю на поражение!

С другой стороны уже лезли другие красноармейцы, и по крыше стучали звуки шагов — со всех сторон к головному паровозу бежали люди.

Я обессилено прислонился к переборке. Сбежать отсюда я мог, только это не имело смысла. Все равно Леха на станции назвал наши имена, и инкогнито в этой истории остаться не получится. А вот доказать, что Куликов — злодей, будет проблемой. Слишком хорошо он оказался законспирирован, слишком глубоко внедрился в систему.

При желании я мог бы раскидать окруживших меня бойцов, но не стал этого делать, лишь послушно поднял руки, и тут же получил прикладом под дых, согнулся от резкой боли, а сверху мне мгновенно добавили. Я начал было заваливаться на пол, но упасть мне не дали, подхватили с двух сторон, заломили руки за спину, стянули чем-то, наверное, армейским ремнем, и кулем вытащили на улицу.

Было сложно даже поднять голову, но я все же сумел осмотреться по сторонам, и тут же увидел, что именно взорвалось несколько минут назад. Мост через Миасс. Его более не существовало.

Наш состав остановился буквально в паре десятков метров до конструкции, проедь мы чуть дальше, и паровоз с первыми вагонами оказался бы уже на мосту, и при взрыве упал бы вниз, утянув за собой все остальные вагоны и платформы.

Повезло. Вовремя я упал на тормозной рычаг. Еще бы немного, и конец.

Из вагонов выбирались солдаты, оглядываясь вокруг. К нашей группе стремительно подбежал мужчина с бешеными глазами и пистолетом в руке. Понятно, сопровождающий от транспортного отдела НКВД. При каждом составе обязан был присутствовать такой человек.

— Кто такой? — заорал он мне в лицо. — Как тут оказался? Говори! Живо!

— Буров моя фамилия, — я не стал играть в молчанку. — Рабочий с танкового завода. Случайно узнал, что готовится диверсия. Пытался предупредить, но предатель оказался сотрудником органов. Поэтому решил сам остановить поезд.

Мне было все равно, поверит он мне или нет. В данную секунду меня волновал совсем иной вопрос.

Кто же подорвал мост? Куликов по понятным причинам этого сделать не мог. Конечно, он не планировал гибнуть на поезде, собираясь вовремя соскочить с состава, но я помешал ему это сделать. Однако взрыв все же случился.

Это значит…

— Немецкие диверсанты! — хрипло крикнул я. — Они где-то здесь и не могли далеко уйти!

Меня вновь крепко приложили, теперь по почкам, но слова все же услышали и приняли к сведению. Раздались громкие команды, солдаты тут же выстроились цепью и с винтовками наготове пошли вперед.

Глупость! Так нельзя! Нужно действовать иначе!..

И почти сразу же раздались короткие автоматные очереди. Я не ошибся, диверсанты были рядом и бойцы быстро на них наткнулись. Вот только я ничем не мог им помочь, меня протащили, завернув руки за спину и вверх, до одной из теплушек, закинули в вагон и бросили на нижние нары, приставив в качестве охраны сразу двух молодых и крайне нервных красноармейцев. Я лишь чуть пошевелился и сразу получил чувствительный удар по спине.

— Лежать, сволочь! — голос бойца был нервный и высокий, чуть срывался от волнения. Такого лучше не провоцировать — застрелит со страху, и баста. Да и сам он выглядел нелепо: длинный, угловатый, с осповыми ямами на лице.

Я отвернулся от него, уткнувшись носом в стену вагона, и весь превратился в слух. Автоматные очереди прерывались одиночными винтовочными выстрелами. Последние звучали чаще, но я-то понимал, что такое автомат против винтовки. Одной очередью при удаче можно срубить сразу несколько бойцов.

Вот только автомат был один, максимум — два, а винтовок — несколько десятков. Значит, диверсантов мало. Видно, Куликов после фиаско с зуевцами не сумел завербовать нужное количество предателей. Но даже те, кто сейчас присутствовали здесь, создавали массу проблем для красноармейцев, которые вовсе не ожидали так скоро вступить в бой с врагом — ведь до линии фронта было полторы тысячи километров. А НКВД-шный сопровождающий совершенно растерялся, и вместо того, чтобы первым делом допросить меня, как единственного человека, понимающего, что происходит, носился сейчас во главе облавы, пытаясь схватить подрывников, тогда как глава всей операции лежал с простреленной головой в кабине паровоза, и уже ничего не смог бы рассказать.

Соображай, Буров, думай! Иначе тебя сейчас завалят за компанию, как пособника диверсантов, а если каким-то чудом останешься в живых, ни в жизнь не докажешь, что не при чем. Слишком часто твое имя мелькало в последнее время в милицейских хрониках. Правильно все сказал Куликов перед смертью — на меня списать эти истории будет легко, слишком подозрительный тип, чересчур удачливый, вдобавок, в каждой бочке затычка.

— Товарищи бойцы! — я повернулся и сделал самое серьезное лицо, которое только мог изобразить. — Я выполняю секретное правительственное задание — пытаюсь предотвратить действия немецких диверсантов!

Тот самый солдатик — худощавый тип с заостренным лицом ткнул в мою сторону винтовкой с пристегнутым штыком.

— Рот закрой, фриц, иначе прибью!

— Я не вру тебе, смотри! Во внутреннем кармане!

Боец помедлил, но все же вытащил из моего кармана сложенную вчетверо, потертую старую вырезку из газеты — ту самую, где я поневоле позировал для «Комсомолки», и развернул ее.

— Видишь? Статья про меня! Да смотри ты внимательно и читай, что написано: «Герой из Танкограда!» Понял теперь?

Парень вгляделся, узнал лицо, смутился, задумался, потом опустил винтовку.

— Так что же это получается?..

— Заговор! Диверсия! Мост взорван, но состав удалось спасти. Развяжи мне руки, я должен обезвредить оставшихся врагов.

Второй красноармеец — крупный деревенский парень, хитро, как ему казалось, прищурился:

— А не врешь?

— Зуб даю! — поклялся я.

Уж не знаю, что решило дело, но руки мне развязали, хотя смотрели настороженно и держали оружие наготове. Ох и прилетит им от особиста! Надеюсь, разберется в ситуации, и не отправит в штрафбат.

Два коротких выстрела прозвучали один за другим. Оба бойца упали. Мертвы.

В теплушку быстро забрался мужчина в ватнике и с немецким шмайсером в руках, огляделся по сторонам и тут заметил меня.

— Вот и ты, Буров. Знал, что свидимся перед смертью!

Разумеется, я узнал его. Степан Воронин — человек, которому я полностью доверял, с кем тяжело работал рука об руку, пил и давал общую клятву бригады. Как же так? Чем тебя купили, сука?

Теперь понятно, кто сливал Куликову всю внутреннюю информацию. Да и кто чуть не убил Леху, а потом и меня…

Но главное, я внезапно увидел шанс выпутаться из всей этой истории. У меня появился еще живой язык. Ну как появился? Теоретически!

При таком редком шансе главное — не упустить удачу!

Я постарался. Воронин не ожидал от меня подобной прыти. Он был быстр, очевидно, хорошо подготовлен, умел просчитывать ситуацию, но я не дал ему и мгновения на размышления, попросту впечатав в стену вагона, а потом в кровь разбивая ему кулаками лицо… до тех самых пор, пока я не понял, что еще один удар, и передо мной окажется очередной труп.

Тогда я остановился.

Предстояли серьезные объяснения с органами. И я вовсе не был уверен, что выйду целым из этой истории.