Черные ножи

Глава 2

К главной заводской проходной, находящейся в здании заводоуправления, тянулась длинная очередь. Здание было сильно вытянуто с запада на восток, и архитектурно представляло собой геометрические объемы разной этажности. На крыше были прикреплены крупные буквы: «ЧТЗ», и там же сбоку массивно: «Тракторный». Люди переступали с ноги на ногу, пытаясь немного согреться. Из наших с Лехой ртов валил пар, лица были красными от мороза. Пахло жженым углем, и снег вокруг был черным от сажи. Мы пристроились в хвост очереди, и я внезапно заволновался, не забыл ли пропуск дома. К счастью, он оказался в кармане пальто. Я облегченно выдохнул, выпустив очередное облачко пара.

— Если мы опоздаем, Михалыч с нас живых не слезет, — Леха недовольно поглядывал на медленно движущуюся очередь. — Мы еще за прошлое опоздание не отработали…

Память услужливо подсказала, что и в прошлый раз мы опоздали исключительно по моей вине. Точнее, по вине Димки, но раз уж мы стали единым целым, то приходится брать ответственность на себя. Все из-за слабого здоровья, конечно. Дима старался все делать медленно, постоянно опасаясь, что в груди вновь начнет колоть до боли, до слез. Приступы выводили его из строя на несколько дней, а сейчас отлынивать от работы было нельзя — бойцы на фронте ждут новые танки, снаряды и патроны, каждые руки на счету. Да и на завод их взяли исключительно под честное слово, если бригадиру что-то не понравится, выкинут без разговоров. А это даже не гарантированная пайка, это возможность хоть чем-то быть полезным.

— Успеем! — прикинул я время до заводского гудка. Леха лишь покачал головой, но ничего не возразил.

Постепенно, шаг за шагом, мы приближались к входу. Два красноармейца в толстых тулупах, валенках, с ружьями на плечах дежурили на улице и внимательно вглядывались в каждое лицо. Понятное дело, ответственность-то на них. Если пропустят случайно кого-то не того — это гауптвахта, а может и чего похуже. Шпионов и врагов народа ловили регулярно, а челябинский тракторный завод, ныне знаменитый на всю страну Танкоград — такое место, устроить диверсию на котором посчитал бы за большую удачу любой враг. К счастью, пока обходилось без этого. Либо контрразведка отлично работала, либо до Челябинска диверсанты пока не добрались.

Минут через десять удалось попасть внутрь. Тут было тепло, Леха радостно снял варежки и потер руки.

— Наконец-то!

В будке у вертушки, перекрывающей проход на территорию, сидел вохровец. Он мазнул по нам взглядом, кажется, узнал, кивнул, но все же потребовал пропуск. Я уже сжимал корочки в руке и тут же протянул ему. Леха чуть замешкался, бестолково шаря по карманам, но все же отыскал пропуск где-то в штанах. Вохровец записал наши фамилии в толстую тетрадь, вернул пропуска и разблокировал вертушку.

Леха стремительно рванул вперед. До гудка, оповещающего о начале смены, оставалось всего-ничего, а еще требовалось переодеться. К тому же у меня засосало под ложечкой, я ведь не успел ничего съесть с утра, и теперь организм требовал свое. До обеда же было еще очень далеко.

— Слушай, у тебя чего-нибудь перекусить не найдется? — спросил я на всякий случай.

Алексей поискал в карманах, вытащил половину сухаря и протянул мне.

— Больше ничего нет… надо у Филлипова спросить, он вечно судочки из дома носит, может, поделится…

Я вгрызся в сухарь с такой жадностью, что чуть не сломал зуб. Боже! Это был самый вкусный сухарь в моей жизни! Чувство голода у меня не пропало, но догрызя сухарик, я немного ожил.

— Да, братец, тебе надо усиленно питаться, я сто раз про это говорил. Посмотри на себя, кожа да кости!

Мы вышли из управления на небольшую площадь, за которой начинались гигантские здания заводских цехов. До нас доносился равномерный гул машин и оборудования, время от времени были слышны паровозные гудки — за цехами находились железнодорожные подъезды, повсюду сновали люди, сбоку от здания притулились несколько легковушек — все те же Газы М-1. Тут же ровными рядами стояли готовые к отправке на фронт танки, в основном Т-34, серийное производство которых наладили буквально в конце лета, причем в рекордные сроки — всего за тридцать три дня.

В довоенное время на ЧТЗ работало несколько тысяч человек, сейчас же в Челябинск эвакуировали целые заводы с рабочими коллективами, оборудованием и даже конструкторскими бюро. Из одного только Ленинграда прибыло семь с половиной тысяч человек с Кировского завода, из Харькова — три тысячи — с Харьковского моторного и станкостроительного, из Сталинграда — более двух тысяч, и из Москвы еще тысяча с «Динамо». Получившийся гигант и стал называться Танкоградом.

Все эти разрозненные сведения я с упорством опытного рыбака выуживал из памяти Димки. Он, как и обычный пацан, о многом знал лишь понаслышке, а о чем-то даже не подозревал.

Леха проскочил несколько цехов, поражающих своими масштабами, и забежал в четвертый по счету. Я держался за ним, стараясь не отставать. Сразу же свернули в раздевалку, быстро скинули с себя верхнюю одежду и надели рабочую — засаленные и замасленные комбинезоны, да кепку на голову.

— Лишь бы Саламатов не попался, — волновался Леха, переодеваясь, — а то мне будет неудобно ему в глаза смотреть… он тут живет безвылазно, и вся его бригада тоже. Мощь! Я бы так не смог, честно признаюсь!

Лозунг «Не уходи из цеха, пока не выполнено месячное задание» был с начала ноября основополагающим. И Димка, и Леша честно пытались соответствовать, но сил им пока не хватало. Особенно Димке.

— Ничего, — утешил я приятеля, — просто делай свою работу. Двенадцать часов в день — это тоже не мало, поверь.

Леха лишь отмахнулся.

— Двенадцать — ерунда, даже младенец справится! Люди по шестнадцать работают, вот где сила воли! Я тоже натренирую, увидишь!

Желание его было искренним, я это видел. Отец Алексея ушел на фронт в сорок первом и сгинул смоленском котле, похоронка пришла в Челябинск лишь спустя четыре месяца. Так что причин ненавидеть фашистов у него было достаточно, и силы он отдавал все, без остатка. Хороший был у Димки друг, мне повезло.

Мы зашли в огромный, теряющийся вдалеке цех, заставленный полусобранными корпусами танков, где вовсю кипела работа. Само помещение, размером в несколько тысяч квадратов, было достаточно хорошо освещено, благодаря длинным полосам полупрозрачного настила, покрывавшего крышу поверх сложной металлоконструкции. Вокруг стоял постоянный гул, суетились десятки людей. На один из танков неподалеку от меня на стальных тросах как раз опускали башню. Было холодно, огромное пространство еле-еле отапливалось паром от паровозных котлов, и я пожалел об оставленном в раздевалке пальто.

В этот момент прозвучал протяжный заводской гудок, сигнализирующий об окончании ночной смены и начале дневной, но на него никто не обратил внимания. Люди ни на секунду не прервали работы, продолжая заниматься своим делом.

— Вон, Михалыч машет! — перекрикивая шум, сообщил Леха.

Метрах в пятнадцати от нас, дальше по цеху, я увидел коренастого мужчину лет сорока на вид, жестами подзывавшего нас.

— Где шастаете? — вместо приветствия нахмурился он, когда мы подошли поближе. — Я ждал вас раньше.

— Это я виноват, — я взял вину на себя, — мне было…нехорошо, Алексей меня ждал.

Михалыч — он же Петр Михайлович Корякин, потомственный рабочий, член партии с 1916 года, бригадир, к которому мы с Лешей были прикреплены в помощь, кинул на меня быстрый взгляд и кивнул, мол, ответ принимается. Димка уважал Михалыча, и я перенял его отношение. Среднего роста, кряжистый, с простым открытым лицом, мозолистыми руками и наполовину седыми волосами, он был неотличим от тысяч других рабочих.

— Ладно, что стоим, мнемся? Ключи взяли и вперед, норма сама себя не сделает…

Бригада Михалыча состояла исключительно из мужчин. С нами поздоровались, пожав руки, и тут же работа закипела. Поначалу я слегка терялся, но довольно быстро освоился и не отставал от Лехи, который носился, как угорелый, стараясь помочь сразу всем и каждому.

Эта, казалась бы сравнительно простая работа, потребовала от меня гораздо большей концентрации, чем я мог предположить. В Т-34 было более пяти тысяч деталей, и каждую требовалось надежно установить на нужное место. Да, у меня имелся большой опыт обхождения с боевой техникой, но в уже «готовом» виде, к тому же не с такой древней, как эта старая модель танка. В учебке на полигонах у нас было два Т-34, и мы в свое время хорошо на них покатались. Но кататься — это одно, а вот для того, чтобы собрать машину своими руками, требовалась особая квалификация. Все равно, что кто-то предложил бы сделать с нуля дирижабль — для меня все было внове. Благо, в цеху все было устроено с умом, и каждый собирал лишь свою часть очередного танка — конвейерный метод, позаимствованный когда-то у американцев, позволял ускорить процесс сборки во много раз.

В основном мои задачи заключались в «принеси-подай», но иногда и мне доверяли что-то закрутить, да подтянуть. Мы с Лехой были, можно сказать, новички в цехе, трудились здесь лишь с месяц, так что ничего серьезного нам пока не доверяли. Через пару часов я окончательно замерз, несмотря на толстый вязаный свитер, что был у меня под комбинезоном. Того тепла, что давали котлы, было совершенно недостаточно. Михалыч отправлял нас время от времени погреться поближе к самим котлам, это ненадолго помогало. Сам же начальник бригады, да и все его подчиненные, ни разу за все время греться не ходили — железные люди.

При этом работали весело, с шутками, прибаутками. В основном подтрунивали над нами, как самыми младшими, но делали это вполне по-доброму, без затрещин и зуботычин, и, что меня удивило, вся бригада умудрялась обходиться без матерных выражений.

Даже когда Леха неудачно подал Михалычу тяжелый ключ, который внезапно выскользнул из его рук и упал на ногу бригадиру, тот лишь побагровел, тяжело вздохнул, вытер пот со лба, и устало произнес:

— Вот ведь незадача какая!

После этого происшествия я проникся к нему еще большим уважением. К счастью, нога осталась целой, да и Алексей отделался лишь видом крепкого кулака Петра Михайловича.

В два часа дня объявили перерыв на обед, и только в этот момент я понял, насколько дико устал. Тело Димки совершенно не справлялось с нагрузками. Мышцам не хватало объема, организму — выносливости, а мне в целом — еды. Утреннего сухаря оказалось недостаточно. Так что перерыв случился, как нельзя вовремя.

Михалыч выдал всем талоны на питание, выполненные на плотном картоне с круглой печатью поверх. Потеряешь — сам виноват, второго не дадут.

— Давай, чего застыл, пошли в столовку! — поторопил Леха. Он тоже был голоден и от этого слегка ворчлив. К тому же мой приятель до сих пор переживал за тот оброненный ключ. Он хотел как можно скорее «выбиться в люди», то есть добиться того, чтобы Корякин допустил его до непосредственного монтажа. Но я считал, что до этого момента ему еще далеко.

Впрочем, расстраивать Леху я не хотел, поэтому лишь кивнул, и мы двинули в столовую. Территория ЧТЗ была огромна, и столовых было несколько, но мы выбрали ближайшую. Все равно меню везде было одинаковым, особо не разгуляешься.

Мы встали в быстро движущуюся очередь и вскоре получили свои порции. На первое — кислые щи, на второе — пшенная каша, небольшая котлетка и не очень сладкий чай.

— Котлета! — восторженно приговаривал Леха, постоянно облизываясь. — Я же говорил, будет котлета!

Заняв место за одним из свободных столов, мы с аппетитом набросились на еду. Я проглотил половину порции так быстро, что даже не успел оценить вкус продуктов. Желудок требовательно заурчал, желая добавки. К сожалению, она была не предусмотрена, поэтому вторую половину тарелки я поглощал уже более размеренно.

Леха жевал и умудрялся комментировать:

— Первое, щи кислые. Капуста — 150 грамм, мука — 5 грамм, жир — 5 грамм, соль — 5 грамм. Второе, каша: пшено — 40 грамм, жир — 5 грамм, соль — 5 грамм, котлета — 50 грамм. На ужин будут щи, тот же состав. А вот завтрак мы пропустили, там давали суп-затируху: мука — 40 грамм, жир и соль по 5 грамм…

— Ты откуда все это знаешь? — удивился я.

— Так у меня же мать в столовой работает, — отмахнулся Леха, — я все нормы от и до могу рассказать!

Он не отставал от меня, с жадностью поглощая пищу. Я же внезапно вспомнил, неизвестно откуда пришедшие на ум строки, и негромко продекларировал:

— … Худы,

Угловаты,

Глазасты

В пятнадцать непризнанных лет,

Досыта вы ели нечасто,

Утрами вставали чуть свет.

В гремучих цехах на Урале,

У жарких печей,

За станком

Отцам вы своим помогали

В смертельной их схватке

С врагом*…

*Отрывок из стихотворения Людмилы Татьяничевой.

Леха заслушался настолько, что даже забыл про котлету. Когда я замолчал, он уставился на меня так, словно видел впервые в жизни.

— Это что? Это откуда? Ты сам придумал?

— Нет, что ты. Случайно услышал и запомнил…

— Прямо про нас! Пусть мы и не у печей стоим, но вот досыта покушать мне давно не удавалось. Ничего! Победим фашистов, еды будет сколько угодно! Лопай — не хочу!

Леша говорил с огромным энтузиазмом, у него не было у него ни малейшего сомнения, что все именно так и случится.

Разумеется, я, как и все, учил историю и примерно представлял себе, с чем пришлось столкнуться людям во время войны, как на фронте, так и в тылу, но теперь, попав лично в эти морозные декабрьские дни, я осознал, что все мои представления и гроша ломанного не стоили. Это было не просто иное время, холодное и страшное, это был реально другой мир, о котором там, в будущем уже почти ничего не помнили. Остались лишь далекие отголоски, полустертые карандашные строки, эхо войны…

Остаток дня я отработал в странном состоянии души. Внезапно все вокруг стало казаться мне нереальным, зыбким, словно я сплю и вижу сны, до ужаса реалистичные, подробные, яркие… но сны. И лишь Петр Михайлович вернул меня к действительности.

— Дима, в груди не колет? — бригадир развернул меня, словно игрушку, лицом к себе. — Лицо больно бледное.

— Жить буду! — отшутился я, но Михалыч шутки не принял.

— Давай-ка посиди немного, мне несчастные случаи на производстве не нужны.

Я думал было отказаться, вот еще, что я, хуже других? Но тут меня реально повело в сторону и в глазах поплыло. Повезло, что бригадир уловил момент и успел придержать меня, не дав упасть. Все же я переоценил свои силы. Подумал, что теперь, когда я заместил Димку, то и тело его мгновенно преобразуется, подстраиваясь под мое сознание.

Петр Михайлович помог мне опуститься на деревянный поддон и пару минут не отходил, пока я не махнул рукой, мол, все нормально. Только тогда он вернулся к работе. Краем глаза я заметил, что бригадир что-то выговаривает Лехе, и явно речь шла обо мне.

Ничего, все будет хорошо. Сейчас посижу еще пять минут, соберусь с силами и встану на ноги. В глазах уже не мельтешило, сознание слегка прояснилось. Эх, Димка-Димка, что же тебе так не повезло со здоровьем, и от природы, и в силу окружающих обстоятельств. И все же ты не опускал руки до последнего: учился, трудился, мечтал. Если бы я мог, я бы без малейших раздумий предпочел уйти в небытие, чтобы этот славный парень вернулся обратно. К сожалению, я был бессилен в этом желании.

— Очухался? — Леха подскочил ко мне, оглядев со всех сторон. — Ты опять перестарался! Вчера чуть было не потерял сознание, весь белый был, краше в гроб кладут, и сегодня вновь за старое!

Знал бы он, насколько близок оказался к истине. Вчерашний день убил Димку.

— Все хорошо, — в который раз ответил я, поднимаясь на ноги. — Все просто замечательно…

В ту же секунду все вокруг закружилось в стремительном ритме, я судорожно вздохнул и, наконец, провалился в спасительную тьму.