Черные ножи 2

Глава 7

Я успел поесть и немного привести себя в порядок, счистив с гимнастерки грязь после драки. Наградной пистолет, документы, деньги и орден я спрятал в вещмешок и оставил в танке. С собой взял табельный ТТ и ППШ, один запасной барабанный магазин и два рожковых и, конечно, нож, с которым никогда не расставался. Все это сложил во второй вещмешок, который и взял с собой. Туда же кинул спички, бинты и пузырек с йодом, который прихватил еще в Челябинске. Саперную лопатку, подумав, решил не брать. Вложил в подсумок две гранаты Ф1. Получилось тяжеловато и неудобно, но справлюсь.

Потом за мной пришли.

Вестовой остановился у нашей машины и выкрикнул:

— Младшему лейтенанту Бурову явиться в палатку батальонной разведки. Немедленно!

Экипаж, который ни слухом, ни духом не ведал о моей затее, заволновался. Корякин и Евсюков подошли вплотную, Казаков встал рядом.

— Придумал чего, командир? — Петр Михайлович смотрел на меня, как на несмышленого подростка, которого лишь некоторое время назад он опекал… но я-то таковым не являлся. Бедный Димка исчез навсегда, и теперь тут был лишь я — взрослый и достаточно неприятный человек, который, несмотря на то, что являлся потомственным военным, с трудом признавал авторитеты. А в армии с таким характером очень тяжело жить. Причем, в любые времена. Армия — это огромный механизм, гигантская структура, где каждый винтик должен быть на своем месте и работать по определенному алгоритму. На этом держится все. Когда же такой винтик внезапно решает, что обладает свободой воли, то он либо стремительно вылетает из схемы, либо погибает. Третьего не дано. В армии нет личной инициативы, лишь субординация. На этом все и держится.

— Участвую в разведывательной операции. Подробностей сообщить не могу, — коротко ответил я, думая про себя, не забыл ли взять чего-то важного с собой.

Евсюков чуть прищурился и внезапно выдал:

— Те машины хочешь пощупать? Там звери! Если доберешься до них, командир, и не будет возможности их уничтожить, то сыпани хотя бы песка и земли в баки. Моторы полетят к чертям! Перебирать придется! А это время и усилия…

Я кивнул. Это был приемлемый вариант, но лучше все же попытаться уничтожить танки более капитально, чтобы уже никакой дальнейший ремонт не помог.

— Ты вернись, Дима, — попросил Казаков, — нам еще дел не переделать…

— На поле танки грохотали… — ответил я. — Прорвемся, товарищ заряжающий!

Казаков улыбнулся смущенной улыбкой — таким он был человеком: большим, сильным и очень скромным. Я знал, что он с радостью подменил бы меня или кого-то другого в любом опасном деле, и пожертвовал бы собственной жизнью, если бы пришлось.

Я коротко кивнул и отправился к разведчикам. Мне показалось, что Корякин перекрестил меня в спину. Я не верил в подобные вещи. Если и переживу эту ночь, то точно не из-за благословления. А если не переживу — то буду сам виноват. Перекладывать ответственность на кого-то было не в моих правилах.

Палатка разведбатальона располагалась неподалеку от штабной. Я заглянул внутрь, там находилось несколько человек, в том числе Коновалов, склонившийся над картой местности, расстеленной прямо на ящиках.

Увидев меня, он махнул рукой, приглашая, и продолжил начатое ранее:

— Значит, говоришь, пройти можно?

От разведки присутствовали двое: двухметровый молодой парень славянской наружности с широкими плечами, синими глазами и пудовыми кулаками, и невысокий щуплый темноглазый татарин. Главным среди них был татарин.

— Вот здесь по ложбине спустимся, не заметят, — пояснял он, водя обломанной веточкой по карте, — потом поднимемся по ручью и зайдем с тыла. Там водонапорная башня — это ориентир. Выйдем за ней, там охраны меньше — и нас не ждут. Шансы имеются!

— Это Буров, — представил меня полковник, — это именно он узнал дислокацию секретных машин и предложил план операции. Он пойдет с вами.

— Товарищ полковник! — возмутился татарин, сверкая черными глазами. — Мы и сами…

— То что вы и сами все можете, я прекрасно знаю, — отрубил Коновалов, — младший лейтенант пойдет с группой, это приказ! Он специалист по танкам. Ваша задача — сохранить его голову в целости и сохранности до того момента, пока задача не будет выполнена. Приказ понятен?

— Так точно, — недружным хором ответили оба разведчика, недружелюбно поглядывая на меня.

Понять их было можно. Разведгруппа — это слаженный коллектив, где каждый четко знает свои обязанности. У одного лучше получается снимать часовых, другой физически более крепок и может километрами тащить на плечах пленного языка, третий хорошо читает следы на местности, четвертый умеет обращаться с рацией. В общем, чужому в такой группе не место. А тут меня навязали им на головы, и никак не отвертеться — начальство велело.

— Выдвигаетесь через час, как только полностью стемнеет, — закончил полковник. — И будьте осторожны!

Здоровяк хмыкнул, татарин легко улыбнулся. Полковник вышел из палатки, и мы остались втроем.

— Буров? — уточнил татарин. — Опыт в разведке имеется?

— Первый раз иду за линию, — отозвался я, — но не подведу.

Татарин недовольно выдохнул.

— Капитан Шамсутдинов, зовут Евгений. Это Володя Крюков — кивнул он на здоровяка. — Будем знакомы!

— Дмитрий! — представился и я.

— Смотри сюда, Дмитрий, и запоминай, — Шамсутдинов склонился над картой, — пойдем мы следующим маршрутом…

Передвигаться по ночному лесу — страшная история. Во-первых, в лесу не видно вообще ничего, кроме отблесков луны где-то высоко в небе, да и та вечно теряется за кроной деревьев. Во-вторых, ноги постоянно цепляются за корни, сучья, сорванные ветви, проваливаются в ямы. В-третьих, выдержать нужное направление практически невозможно. Лес кружит, водит, путает. Особенно ночью.

Нас было пятеро — это вместе со мной. Помимо Шамсутдинова и Крюкова, с которыми я уже был знаком, в группе были еще два разведчика: юркий, словно змея, Демин и молодой Миша Тарасов.

— Миха! — представился он, улыбнулся и протянул руку, которую я крепко пожал.

— Дима!

Демин же просто кивнул и отвернулся. Было видно, что и он не слишком доволен моей особой, навязанной группе полковником.

Перед выходом мне вручили летний маскхалат, я быстро надел его поверх гимнастерки. Шамсутдинов лично осмотрел меня, заставил попрыгать, проверив, не звенит ли что. Ничего не звенело. Евгений одобрительно кивнул.

— Первый раз, говоришь, в разведку идешь?

— Я быстро учусь.

Тишины не существует. Время от времени в ночи раздавались пулеметные очереди, вслепую бахали пушки с обеих сторон, фонари освещали ближнюю часть поля косыми лучами.

Наша группа скрытно прошла ходами сообщений до передовой части обороны. Шамсутдинов нырнул в командный блиндаж, минут через пять вышел оттуда и сделал знак всем находиться в состоянии готовности.

Красноармейцы вокруг поглядывали на нас без особого интереса. Кто-то завернулся в шинель и дремал прямо в закутке траншеи, другой курил в кулак самосад, третий грыз сухарь. Ответной атаки сегодня не ожидали, и все было относительно тихо.

А потом пошла артподготовка. Пушки одна за другой начали отстреливать снаряды, чужие позиции зарделись алым пламенем, и Шамсутдинов тут же скомандовал:

— Пошли вперед! В темпе! В темпе!

Я перелез через бруствер, пролез под «спотыкачем» из колючей проволоки, который своевременно чуть приподняли палками ради нас, и побежал вперед, стараясь не отстать от капитана и остальных. Несмотря на темное время суток, для нашего прикрытия ударили дымовыми, и теперь уже я сам почти перестал ориентироваться в направлении.

Мы все же продвигались вперед, причем в отличном темпе. Каждый из нас нес по несколько кило взрывчатки — на случай, если получится добраться до секретных танков. Но вес практически не чувствовался и скорости груз не сбавлял.

Благо, поле было уже зачищено от мин, мы прошли по нему в обе стороны за этот день, и можно было бежать смело… конечно, существовала вероятность наступить на пропущенную мину — но это уже судьба, тут не убережешься.

— К лесу!

Мы свернули в сторону леса, ближе к реке. Наша цель — бывший колхоз «Светлый путь» находился километров за пять-семь от линии фронта, и добраться до цели заняло гораздо больше времени, чем я предполагал. Пришлось сделать изрядный крюк, чтобы обойти передовые посты и укрепления немцев.

Немцы все еще держали несколько деревень под своим контролем, но постепенно отводили силы за реку, где линия обороны была устроена более основательно.

Спустившись вниз по руслу, после полуночи мы все же сумели выйти в заданный квадрат.

Мы подобрались к кромке леса и залегли. Деревня начиналась метрах в двухстах впереди и с нашей позиции отлично просматривалась. Пара десятков старых, покосившихся домишек и с десяток — поновее. Справа чуть в стороне располагались гаражи ремонтной базы, огороженные забором с колючкой поверху. Недалеко от них недавно построенные казармы.

Шамсутдинов вытащил из вещмешка бинокль и начал разглядывать деревню.

У въезда в деревню стояла деревянная будка, сбитая из грубых, не ошкуренных досок, окрашенных в черно-белые полосы. Массивный шлагбаум перекрывал дорогу. Для танка — не проблема, но легковушку или даже грузовик остановит. По обеим сторонам от шлагбаума были выставлены большие деревянные катушки из-под кабеля, так что обогнуть пост не вышло бы. А ехать через поле невозможно — колеса тут же увязнут в грязи. У будки дежурили трое часовых — двое рядовых и унтер. Тут же рядом приткнулся мотоцикл с коляской. Из коляски торчал ствол пулемета, направленный на дорогу. Чуть дальше стоял полугусеничный бронетранспортер «Ханомаг»*, тоже мордой к дороге. Внутри кузова за пулеметом кто-то сидел, я заметил тлеющий в ночи огонек сигареты. Рядом с будкой в железной бочке потрескивали дровишки. Часовые время от времени подходили и грели руки — ночь оказалась прохладной, хотя дождик сегодня не моросил.

*«Ханомаг» или Sd. Kfz 251 — Sonderkraftfahrzeug — самый массовый немецкий бронетранспортер времен Второй Мировой Войны. Получил свое прозвище по названию фирмы-производителя ' Hanomag'.

Деревня освещалась лишь бледным, неземным светом луны, которая сегодня была почти полная. Я предполагал, что на водонапорной башне, которая служила нам главным ориентиром, так же установлен наблюдательный пост — место удобное, обзор широкий.

В самой деревне особого движения не наблюдалось. Местные в ночное время носа из домов не показывали — соблюдали комендантский час, а немцы спали. Только вооруженные патрули ходили по улицам, да в районе гаражей кто-то бодрствовал, там горели все фонари и мелькали смутные тени, но забор мешал рассмотреть все детально.

— А что там на дереве справа от будки? — прошептал Тарасов, у которого, как и у меня, бинокля не имелось. — Будто мешки подвесили!

Я сначала не понял, о чем он говорит, но тут Шамсутдинов передал мне бинокль, я навел его на нужное дерево, на которое прежде и внимания не обратил… увидел и замер, в бессильной ярости скрежеща зубами.

Это были не мешки, а два мертвых человеческих тела, время от времени чуть покачивавшихся на ветру. Парень и девушка. Совсем молодые, лет по пятнадцать-шестнадцать… почти мои ровесники, лишь чуть младше. Тела были обнажены и страшно обезображены — все в порезах и следах побоев. У девушки отрезали обе груди, у парня — половой орган. Руки у подростков были выкручены назад и явно вырваны из суставов, кисти охватывали веревки, другие концы которых были перекинуты через сук, в нескольких метрах от земли.

Внезапно с громким карканьем к дереву подлетели несколько воронов и начали клевать тела. Я отвернулся.

Мишка выхватил у меня бинокль и, рассмотрев то, что увидел я, зажал себе рот кулаком, чтобы не заорать от ненависти.

— Суки! Твари! Суки!

Остальные бойцы молчали, но лица у всех закаменели.

— Повесили для устрашения населения, — сказал Шамсутдинов. — Видно, поймали на чем-то… а может, просто, выбрали двоих из толпы наугад.

— Снять их надо, — мрачно высказал общее мнение Крюков, — не гоже так оставлять… молодые совсем… дети!

— Я могу на дерево залезть и веревки обрезать, — предложил Демин.

Капитан покачал головой, потом пояснил:

— Дело сделаем и снимем, обещаю! Боевую задачу нам никто не отменял. Что скажешь, танкист? Танки в гаражах?

— Отсюда не видно, забор закрывает весь обзор, — ответил я, — надо ближе подобраться.

— Подберемся, обязательно подберемся, за этим и пришли. План следующий: скрытно проникаем на территорию МТС, осматриваемся, ищем машины. Никакого шума не поднимать! После обнаружения целей решаем на месте, как их вывести из строя. Если будет возможность, захватываем один танк. Нет — пробуем уничтожить все на месте. Завтра в бой они вступить не должны, это приказ!

— Сделаем, командир, — хмуро ответил за всех Крюков. Тарасов все никак не мог прийти в себя от зрелища убитых подростков, Демин же по жизни был молчуном.

Я многое повидал за время службы, но такое глумление над телами гражданских встречал крайне редко, и не в Европе, а в странах, где менталитет совершенно иной, и отношение к врагу — тоже иное. Там где могут протащить мертвеца, прицепленного тросом к машине через весь город, а люди вокруг будут радостно кричать, плеваться и кидать в труп камнями. Но немцы… «цивилизованная» нация. Признаться, прежде я думал, что рассказы об ужасах войны и зверствах фашистов несколько преувеличены. Я не верил, что умные, образованные люди могут быть столь жестокими… я много общался с современными мне представителями этой нации и не видел в них ничего необычного. Среднестатистические люди, такие же, как и все. Как могло одно поколение быть столь не похожим на предыдущее? Или массовое сознание немцев тех лет было искусственно изменено? А может, дело не в этом, а в том, что они всегда просто делали свою работу. Вот только работа в разное время была разной. И еще один фактор. Дело тут не в образовании или какой-то особой «европейскости». Суть в том, что они просто не относились к нам, как к людям. Мы были для них бешеными собаками, прикончить которых можно в любой момент. Ниже по уровню стояли только евреи и цыгане — тех уничтожали беспощадно и повсеместно.

Мы отступили обратно в чащобу и обошли деревню с западной стороны, там лес почти вплотную подходил к домам, и было проще. К тому же немцы большее внимание уделяли дороге со стороны линии фронта — это и понятно, угроза должна была прийти именно оттуда.

Плотной группой мы вышли из леса под прикрытием домов и огородами начали пробираться по деревне, пригнувшись и ощетинившись во все стороны автоматами. По моим прикидкам немцев здесь было человек сто — или чуть больше, и ввязываться в бой нам было не с руки. Помощи ждать неоткуда, а силы явно неравны. Так что действовать, как сказал Шамсутдинов, следовало осторожно. Так же не нужно забывать о луне. Если враг заметит наши фигуры в ее свете, тут же откроет огонь, и со всех сторон набегут солдаты. Тогда конец. Так что мы шли очень аккуратно, капитан буквально просчитывал каждый наш шаг.

— Патруль! — шепнул Шамсутдинов, и мы тут же скользнули в густые заросли бурьяна возле покосившегося забора и залегли.

— Как мне все это надоело, Вилли! — бормотал себе под нос широкий, как славянский шкаф, громила в маскировочной накидке.

— Заткнись, Карл! — зло ответил ему кривоногий коротышка. — Это война! Нет времени, чтобы скулить. Нам и так сегодня порвали жопу.

— И порвут еще, — зло бросил верзила.

— Либо ты заткнешься, либо я тебя сдам гауптману Краузе…

Я все прекрасно слышал и понимал.

Патруль прошел в трех шагах от нас. Сердце бухало, как огромный колокол. Я несколько раз глубоко вздохнул, чтобы успокоиться. В этот раз повезло.

И все же в один момент чуть все не пошло крахом.

Мы перебрались через забор и пытались обойти дом, когда внезапно дверь резко распахнулась и на улицу, широко зевая, вышел толстый немец в кителе на голое тело и подштанниках, с горящей свечей в левой руке. Лицо его, озаряемое прерывистым светом огарка, было бордово-красного цвета и лоснилось от пота.

Видно, ему приспичило по нужде, вот и вышел во двор оправиться.

В первое мгновение все замерли, настолько неожиданно все произошло. Но тут же рот фрица стал открываться. Еще секунда, и заорет во всю луженую глотку, зовя о помощи.

И тут я успел среагировать первым — со всей дури заехал прикладам ППШ ему в солнечное сплетение. Немец согнулся пополам, свеча выпала из его руки и погасла.

Демин молнией рванулся к нему, зажал сгибом локтя рот и выхватил нож, собираясь прервать земной путь толстяка.

Немец громко икнул и испортил воздух. В нос ударил омерзительный смрад желудочных газов.

Но те мгновения, пока свеча горела, я успел заметить кое-что важное.

— Стой! Не убивай! Подожди! — негромко произнес я и указал на китель, надетый на толстого немца. — Взгляни на погоны. Нам попалась важная шишка — это же оберст — полковник! Наверняка, главный тут!

Шамсутдинов кивнул и рукой указал на приоткрытую дверь дома.