Черные ножи 2

Глава 1

Ту-ту, ту-ту… ту-ту, ту-ту — мерно стучали колеса поезда по рельсам. Я на секунду вынырнул из сна, привычно быстро оглядевшись по сторонам. Все было спокойно. Люди спали. Кто-то нервно вскрикивал время от времени, с соседней лежанки раздавался мерный храп, в дальнем углу явно курили в небольшое окошко — чуть тянуло табачным дымом через весь вагон в мою сторону. В печурках потрескивали дрова, но их жара не хватало, чтобы обогреть все пространство вокруг. А летние ночи бывают прохладными.

В теплушке висел густой запах крепкого мужского пота и немытых тел, вдобавок время от времени кто-то портил воздух, но ко всему на свете привыкаешь быстро, а я не был новичком в армии и не обращал на подобные мелочи никакого внимания.

Чуть поежившись спросонья, я перевернулся на другой бок и плотнее укутался в полушубок из нестриженой овчины — часть моего зимнего обмундирования, выданного еще весной. И пусть уже июнь месяц на дворе, но кто же по доброй воле откажется от столь шикарной вещи? Вот и пер полушубок с собой, надеясь, что в будущем он еще пригодится. Впрочем, такой рачительный был не я один. Почти все бойцы корпуса считали, что надо брать, что дают, и дареному коню в зубы не смотрят. Уральцы выполнили свое обещание — снабдили корпус всем необходимым, от исподнего белья до новеньких танков. А дальше уже наше дело, как распорядиться столь щедрым даром.

Сон постепенно вновь начал брать свое. До рассвета оставалось еще пара часов, и я намеревался провести их с пользой — то есть хорошенько выспаться!

Ту-ту, ту-ту, — убаюкивал привычный перестук, — ту-ту, ту-ту…

И вдруг внезапно звук резко изменился.

Жутко, раздирая душу на тысячу осколков, завыли сирены! Самолеты пронеслись где-то сверху. Не узнать их было невозможно — «Юнкерсы» — пикирующие бомбардировщики, а сирены на них — настоящие иерихонские трубы, действующие от набегающего потока воздуха. Выли они оглушительно и страшно, заставляя мгновенно поддаваться панике.

И тут же звучные, как раскаты грома, взрывы бомб и словно удары отбойника — несколько пулеметных очередей.

— Воздух! Боевая тревога! Воздух, воздух! — заорал дневальный тонким нервным голосом. И люди тут же посыпались с нар, как картошка из мешка, заспанные, непонимающие, что вокруг происходит, растерянные.

Состав издал длинный протяжный гудок и резко затормозил. Бойцы пытались ухватиться за первое, что попадалось под руку, чтобы сохранить равновесие, но многие все же упали. Вокруг раздались возмущенные крики, кому-то отдавили руки, а те, кто упал неудачно, стонали от боли.

Не дожидаясь, пока состав окончательно остановится на месте, двери теплушки начали открывать, и как только створки чуть разошлись в стороны, красноармейцы один за другим выпрыгивали из вагона и искали укрытие на местности.

Я успел влезать в сапоги, натянув их на голые ноги, но о том, чтобы нормально одеться и речи идти не могло. Так и запрыгал по вагону в шароварах и белой нательной рубахе — благо успел схватить ремень, с надетой на него кобурой и пристегнутым ножом в ножнах, потом попытался было найти своих, но не тут-то было — меня попросту выдавили наружу, еще повезло, что я не упал, а спрыгнул, удачно приземлившись на землю.

Дело осложнял тот факт, что на улице было еще темно, и остановились мы в случайном месте, вовсе не предназначенном для погрузки-выгрузки. Я буквально скатился по крутому склону и влетел в густые колючие кусты, оцарапав себе руки и шею. Без портянок ноги неимоверно натирало кожей новеньких хромовых сапог. Рядом со мной, тяжело дыша, бежали почти невидимые в темноте бойцы. Лиц разглядеть я не мог, но судя по матерным выражениям, вырывающимся из их уст, это были не мои ребята.

Нужно отбежать от состава хотя бы метров на пятьдесят-сто и залечь в первой попавшейся естественной яме или овраге — тогда, даже если бомбардировка продолжится, шанс, что не накроет.

За что-то зацепившись на бегу, я покатился кубарем, едва не свернув шею, и в итоге оказался там, куда и стремился — в неглубокой яме, на дне которой оказалось легкое болотце, и даже лягушка квакнула, с негодованием уставившись на меня. Впрочем, она тут же ускакала прочь, не дожидаясь, пока незваный гость покинет ее территорию.

Взрывы бомб пошли волной. Раз, два, три, четыре, пять…

Лишь бы пилот в темноте ошибся, не разглядел состав, тогда шанс есть. Иначе техника будет уничтожена, и удастся ли что-то восстановить после — бог весть.

Рядом со мной шлепнулся в яму неизвестный красноармеец с винтовкой в руках. Был он молод, чумаз, лопоух, перепуган и одет так же нелепо, как и я.

— Тьфу ты, вонь какая! — он врезался лицом в болотную жижу, едва не задохнулся от запаха и попытался покинуть нашу уютную яму, но я услышал звук моторов, заходящих на второй круг, и, схватив бойца за ремень, бесцеремонно втянул обратно.

— Сиди тут! — рявкнул я при этом. — А лучше лежи, и башку прикрой руками!

— Чего раскомандовался-то? — набычился лопоухий, но тут землю тряхнуло так, что зубы застучали друг о друга, и все желание болтать мгновенно пропало.

Парень рухнул плашмя прямо в лужу, и исходящая оттуда вонь его уже совершенно не волновала.

Уши мгновенно заложило, и я чуть приоткрыл рот, чтобы слух восстановился.

Дьявол! Бомбят прицельно — явно знают, где стоит состав. И светлеть постепенно начинает. Еще четверть часа, и конец.

И тут, словно боги услышали мои молитвы, в воздухе добавились новые звуки, близкие и родные моему сердцу, спутать которые я бы не смог ни с чем.

— «Яки» пошли! — радостно пояснил я своему соседу по луже. — Наши!

Застрекотали пулеметы, и немецкие бомбардировщики пустились наутек. Странно, что у них не оказалось прикрытия, но, видно, план был прост — быстрый налет, сброс боезапаса и мгновенное отступление. И, надо признать, врагу это практически удалось сделать. Но и наши не оплошали.

Лопоухий высунулся из ямы и пытался рассмотреть хоть что-то в черном небе, которое время от времени освещалось, расцвеченное трассирующими пулями.

— Смотри, смотри! — завопил он, радостно потрясая кулаками. — Одного зацепили!

Я и сам уже видел, что темный силуэт немецкого самолета, отчетливо видимый на фоне луны, внезапно начал кренить носом, а после и вовсе вошел в крутой штопор.

В ту же секунду от него отделилась человеческая фигура, почти сразу же расправился парашют, и пилот начал медленно снижаться, в то время как его машина на всем ходу врезалась в землю где-то впереди в лесу, озарив на мгновение небо огненным сполохом — видно, сдетонировали оставшиеся бомбы… а потом вновь стало темно.

Оставшийся бомбардировщик и преследующий его «Як» давно ушли из поля зрения.

— Летчик! Он живой! — лопоухий говорил очевидные вещи, и лучше бы помолчал, но способа закрыть ему рот я не видел — не применять же к своему боевому товарищу грубую физическую силу.

Мы, помогая друг другу, выбрались наверх из ямы, и тут же, как чертик из коробочки, откуда-то из тьмы на нас выскочил всклокоченный человек с безумным взглядом и пистолетом в руке. На плечах его были погоны майора.

— Бойцы! — сходу заявил он, крутя головой в поисках других красноармейцев. — Переходите в мое распоряжение!

— Да!

Видно, мы отбежали дальше остальных от состава, и теперь оказались ближе всех к сбитому самолету.

— Задача — взять живым летчика! Он, сука, где-то недалеко! Если промедлим — уйдет, тварь фашистская! Приказ понятен?

— Как первая страница букваря! — хмыкнул лопоухий. — Мама моет раму!

— Это кто тут у нас такой умный? — недобро прищурился майор. — Фамилия? Подразделение?

— Рядовой Перепрыга, 266-я ремонтная бригада! — вытянулся во фрунт парень, хлопая глазами и прижав винтовку к телу.

— Значит так, Перепрыга… давай-ка ты прыгай вперед и выполняй приказ. Этого гада надо взять! — тут он глянул на меня, а я как раз доставал из кобуры наградной ТТ, с которым никогда не расставался.

— Сделаем! — сказал я, и майор даже не поморщился, лишь кивнул, мол, двинули.

За прошедшие полгода я изрядно изменился — вымахал вверх и вширь, словно на стероидах, и теперь никак не походил на того несчастного романтичного задохлика, в теле которого в свое время оказался. Я не знал, что стало стимулом для столь быстрого роста организма, но массу я набирал, как на дрожжах, безо всяких дополнительных подпиток и при достаточно скудной рационе. Словно некая внешняя энергия наполняла мое тело силой, позволяло расти, но никаких прочих откликов от этого неизвестного мне стимулятора я не получал, и как им правильно пользоваться, не знал. Но спасибо и за то, что есть. Слабое сердце, ставшее причиной смерти прежнего владельца этого тела, меня за все время ни разу не побеспокоило. Прочими болезнями я тоже не страдал.

Мы втроем побежали по направлению к примерному месту падения летчика. Вокруг царил хаос. Что-то неподалеку горело и мерзко чадило во все стороны, громко кричали люди… но вроде бы наш состав с виду был цел. А если так, то, значит, скоро двинемся дальше.

Нестись по ночному лесу — та еще история. Ветви деревьев нещадно хлестали меня по лицу, не видно было ни зги, коряги под ногами то и дело пытались зацепить и уронить на землю. В общем, отвратительная история. Но мы все же продвигались в нужную сторону. У майора был нюх. Он уверенно, словно старый пес, вел группу вперед, иногда подрагивая головой, словно беря очередной ориентир.

Если моя чуйка не подводила, то мы были почти на месте. Самолет упал дальше, но вот летчика принесло ветром примерно в этот квадрат. По-хорошему, прочесать тут все с утра с парой сотен бойцов, а не слоняться по ночному лесу вслепую. Но у майора были свои мысли на этот счет.

— За мной! — скомандовал он и пошел дальше, держа пистолет стволом вверх. Супермен хренов, возомнил о себе невесть что, наверняка, думает отличиться перед начальством, взяв пилота, а мы так, для поддержки.

Перепрыга со своей винтовкой уже топал за ним следом. Его большие уши, как локаторы, ловили все посторонние звуки, периодически отвлекаясь то на пение птиц, то на далекий вой волков.

Я был недоволен ситуацией, но выполнял приказ. Мне казалось, что взять летчика — это ерунда, ненужное дело. Зачем он сдался? Это же не немецкий генерал с портфелем, полным секретных планов. Лучше бы мы остались и помогли как можно скорее отправить состав дальше.

Но нет, мы под началом майора премся и премся сквозь бурелом, и я вовсе не был уверен, что он взял правильный след.

— Тут он, ребята, я нюхом чую! — майор завертел головой влево и вправо, потом, наконец, выбрал нужное направление, и мы пошли за ним, буквально через минуту вывалившись на широкую поляну, в центре которой высилось одинокое могучее дерево.

И, конечно, по всем законам подлости, именно на кроне этого дерева зацепился купол парашюта, а немецкий летчик, одетый в темный комбинезон и защитный шлем, висел в десяти метрах над землей, яростно болтая ногами, обутыми в кожаные сапоги, схваченные у голенищ железными пряжками. Отцепить лямки и попросту спрыгнуть вниз он не мог — слишком высоко, но и до ближайших ветвей со своей позиции не дотягивался. Вот и трепыхался, подвешенный на стропах, как кукла в театре Карабаса Барабаса.

— Вот он, голубок! — довольно прошептал майор. — Пригвоздился!

Небо начало светлеть, и это сыграло на руку немцу. Едва мы показались с краю поляны, как он со своей высоты увидел нас, сбросил с рук перчатки и тут же открыл огонь из пистолета, высадив в нашу сторону весь магазин.

Стрелять с такой позиции ему было дико неудобно, и все пули прошли мимо, но Перепрыга на всякий случай залег в траве, прикрыв голову руками. Мы с майором переглянулись и синхронно кивнули друг другу.

Воспользовавшись моментом, когда немецкий летчик менял магазин, мы бросились к дереву и оказались вне досягаемости выстрелов. Крона и массивный ствол надежно укрывали нас от пуль, но и добраться до летчика мы не могли.

Я подумал было, не заговорить ли с фашистом по-немецки, но тут же отказался от этой идеи. Никто не знал, что я отлично владею языком врага, и делать этот факт достоянием общественности я не желал. По крайней мере, сейчас.

Оставался второй вариант.

— Полезу наверх, а вы ловите его внизу, когда упадет, — я сунул свой ТТ майору, а сам достал нож из ножен. Майор мельком взглянул на памятную гравировку, и глаза его стали размером с пятак. Еще бы, не каждый день видишь на именном пистолете фамилию самого Лаврентия Павловича Берии — Наркома Внутренних дел СССР.

Зажав нож зубами, я быстро полез вверх по дереву, цепляясь руками за ветки.

Черный нож был талисманом нашего корпуса — такие ножи сделали для каждого из добровольцев в подарок рабочие Златоустовского инструментального комбината. Хвостовик клинка проходил через всю рукоять, расклепываясь на конце. Это делало конструкцию единым целым. Рукоять и ножны были сделаны из березы и покрыты черным «кузбасслаком», а гарда имела обратный изгиб.

Карабкался я споро и умело, руки сами находили, за что зацепиться, и немец вряд ли догадывался, что я уже близко. Время от времени я слышал одиночные выстрелы — летчик усердно пытался попасть в рядового Перепрыгу, который все так же таился где-то в траве. Надо поспешить, а то как бы один из следующих выстрелов не оказался роковым для лопоухого.

Наконец, когда я посчитал, что влез достаточно высоко, то начал перемещаться вокруг ствола, очень надеясь не сорваться в самый неподходящий момент. Крона, пожалуй, удержала бы весь моего тела, но падать вниз, ломая своим весом ветки — занятие не из приятных.

Я рассчитал правильно и оказался там, где парашют накрепко переплелся с ветками. Немец на стропах болтался чуть ниже. Он меня не видел, все так же целясь куда-то вдаль из пистолета.

Что делать? Перерезать отсюда стропы я не мог — не хватило бы длины рук, распутать купол парашюта нереально, а сам немец падать вниз желанием не горел. Придется ему в этом помочь!

Собравшись с духом и все мысленно рассчитав, я прыгнул вперед, оттолкнувшись от ствола дерева.

Это был чудесный прыжок, достойный быть занесенным в какую-нибудь особую книгу рекордов. Руки я вытянул вперед и пронесся сквозь листья, как снаряд, выпущенный из мортиры, удачно приземлился сверху прямо на летчика, тут же вцепившись в него руками и обхватив ногами для пущей уверенности.

Немец такого поворота событий не ждал, его шатнуло, он вскрикнул, но пистолет из руки все же не выронил, и через мгновение, сориентировавшись, попытался навести его на меня.

Я висел на нем, как бульдог вцепившийся в палку, и лишь чудом сумел перехватить его руку за запястье, прежде чем он выстрелил. Пуля ушла в сторону, лишь чуть опалив мне щеку жаром. Я сдавил его запястье изо всех сил, а хватка у меня была богатырская — спасибо ежедневным тренировкам с нагрузками.

Сломать ему руку я не сумел, но, видно, сжал крепко — пальцы летчика разжались и пистолет, кувыркаясь в воздухе, полетел на землю.

Свободной рукой я взял нож и приставил его к горлу фашиста.

— Хэнде хох, сука! Гитлер капут!

Он скосил глаза вниз и тихо констатировал:

— Scheiße! Ich bin im Arsch!

*(нем.) Дерьмо! Я в жопе.

— Вот именно! — довольно подтвердил я и начал резать стропы над его головой, сам при этом надежно схватившись за одну из строп левой рукой, и держась за немца лишь ногами.

Этот акробатический трюк мог плохо кончиться, как для меня, так и для моего пленника, но я надеялся, что майор сообразит и сумеет поймать летчика.

Немец внезапно исхитрился и вцепился зубами мне в правую ляжку. Я заорал от неожиданности и боли, и в тот же момент последняя стропа лопнула с громким хлопком, фашист полетел вниз, вопя во всю луженую глотку. Я же остался болтаться наверху, вновь схватил нож в зубы, начал раскачиваться вперед-назад, и, выждав момент, сиганул, зацепившись за ближайшую ветку. Она тут же сломалась, но я уже схватился за соседнюю и закрепился на дереве.

Уф! Адреналин стучал в висках, тело было напряженным.

Спуск оказался куда труднее подъема, но я не спешил — еще не хватало свалиться, когда дело сделано.

Где-то внизу раздался глухой звук удара, довольный вскрик Перепрыги и тут же громкий приказ майора:

— Отставить! Не трогать пленного!

Как я и ожидал, у майора все получилось. Немец был жив и валялся в бессознательном состоянии на земле со стянутыми за спиной руками. На лбу у него наливался синим цветом сочный синяк. Майор, имени которого я не знал, сидел у него на спине и курил папиросу, выпуская густой дым в светлеющее небо. А рядовой Перепрыга стоял рядом, наведя на летчика винтовку, ударом приклада которой он, судя по всему, и приложил фашиста. Тоже, значит, проявил участие в задержании.

— Благодарю за службу, товарищ боец! — кивнул мне майор, когда я подошел ближе.

— Служу Советскому Союзу! — бодро ответил я.

— Твоя фамилия?

— Младший лейтенант Буров.

— Молодец Буров. И ты Перескоков молодец!

— Перепрыга! — обиженно поправил его лопоухий.

— Пусть так, — не стал спорить майор, — а теперь потащили-ка этого хмыря к штабному вагону. Думаю, вопросов к нему будет очень много…