Чёрные колдуны

Дорога на Имш

Туман в голове Конана развеялся, словно его унес алый смерч, поглотивший Жазмину. Яростно поминая всех темных богов скопом, Конан вскочил в седло и изо всех сил вонзил шпоры в бока лошади. Вороной заржал и одним махом перемахнул провал, оставшийся посреди дороги после битвы Черных Колдунов с их непокорным слугой. На какое-то мгновение далеко внизу Конан увидел место, куда сползла лавина: огромную груду камней, треснувших валунов, выдранные с корнем деревья на дне глубокого ущелья. Никто не мог бы уцелеть под этой массой: ни человек, ни колдун.

Киммериец гнал коня в том же направлении, куда ехал до встречи с Хемсой. Вытянув шею и раздувая ноздри, вороной стрелой летел по извилистой дороге, петляющей вдоль края скалистого уступа, словно ужасные тени все еще гнались за ним. Уступ постепенно понижался, но до дна ущелья было все еще далеко, когда Конан свернул на узкую перемычку, соединяющую уступ с противоположным склоном, словно неровный каменный мост. Киммериец видел, что тропа впереди делает широкую петлю, спускаясь на дно долины, и вдоль русла высохшей реки возвращается под скалу, по гребню которой он сейчас ехал. Варвар снова помянул задницу Нергала, проклиная необходимость делать такой большой крюк, но иного пути не было. Спускаться вниз напрямик по крутому каменистому склону было бы подобно самоубийству. Разве что обретя птичьи крылья, путник мог отважиться на такое, не рискуя сломать себе шею.

Киммериец понукал измученного коня, когда услышал откуда-то снизу стук подков. Натянув поводья, он осторожно подъехал к краю пропасти и заглянул в ущелье, пробитое в скалах водами древней реки. Далеко внизу, по сухому руслу, двигался большой отряд всадников человек в пятьсот: вооруженные до зубов крепкие бородатые мужчины в тюрбанах на низкорослых полудиких лошадках. Склонившись над кромкой пропасти и приставив ладонь ко рту, Конан громко крикнул:

— Эй, орлы! Каким ветром занесло вас сюда?

Он узнал афгульских воинов. Заслышав его окрик, они придержали коней и задрали вверх бороды, разглядывая фигуру человека на кромке скалы. Не сомневаясь, что афгулы признают его, Конан не стал терять времени:

— Гоните ваших кляч за мной, быстро, как только можете! Мы идем на Имш!

Его действительно узнали. Но вместо ожидаемого приветствия из сотен глоток вырвалось лишь одно слово, усиленное эхом:

— Предатель!

От этого вопля Конан похолодел, словно его окатили ушатом холодной воды. Он видел искаженные ненавистью лица людей, еще недавно признававших его своим вождем, обнаженные сабли, которыми они яростно размахивали… И ничего не мог понять.

— Вы что, белены объелись?! — рявкнул киммериец, перекрывая рев афгулов.

Дикие вопли были ему ответом, косматые воины поднимали коней на дыбы, выкрикивая страшные проклятия и грозя киммерийцу оружием. Да заткнитесь, хвост Нергала вам в глотку! — снова проревел варвар. — Пусть кто-нибудь один объяснит, в чем дело.

Вперед выехал худощавый старшина и, придерживая расходившуюся лошадь, презрительно сплюнул.

— Что ты хочешь знать, предатель? Это мы тебя спрашиваем: где семеро наших вождей, плененных в Пешкаури?

— В тюрьме наиба, где же еще, — растерянно отвечал Конан.

Старик погрозил ему обнаженной саблей.

— Врешь! Они были бы живы и здоровы, если бы мы не поверили твоим лживым речам, шакалье дерьмо, что ты сторгуешься с наибом и выкупишь наших товарищей. Ты не дал нам напасть на Пешкаури и отбить наших братьев!

— Я говорил тогда и говорю сейчас, глупцы, — сердито отвечал киммериец, — их повесили бы прежде, чем вы успели бы подойти к стенам…

Их не повесили! — вскричал старый афгул. — Вазул в соседней клетке видел, как они погибли. Наиб прислал чернокнижника, и тот умертвил наших братьев своим страшным колдовством!

От неожиданности Конан чуть не свалился с коня. Он ожидал чего угодно, только не этого.

— Это ложь! — крикнул он, стараясь придать своему голосу как можно больше уверенности. — Наиб никогда бы не осмелился прибегнуть к помощи колдуна. Когда я говорил с ним прошлой ночью…

Он тут же понял, что зря сказал об этом. Яростные вопли и дикий вой афгулов заглушили его слова.

Старшина завертел над головой саблей, требуя тишины. Потом вновь обратился к Конану:

— Да! Ты поехал к нему один, чтобы предать нас! Наиб купил тебя! Мы послали разведчиков искать тебя, когда ты не вернулся вовремя, но они наткнулись на вазула, который бежал из тюрьмы через дверь, которую разломал маг. Он все рассказал нашим людям, встретившим его в Забаре. Когда они вернулись в Гхор, мы оседлали коней и пристегнули сабли…

— И намереваетесь пустить их вход? — спросил Конан. — Учтите, Чундер Шан привел в горы много своих воинов.

— Они не уйдут от мщения! За каждого нашего брата — по сотне кшатриев! Но сначала мы разберемся с тобой! Убейте предателя! — приказал он своим людям, бешено сверкая глазами.

Снова послышались воинственные крики, в скалу под ногами Конана ударилось несколько стрел. Он поднялся в стременах, пытаясь перекричать шум, но только махнул рукой, поворотил коня и, злобно выругавшись, поскакал прочь. Разъяренные, изрыгающие проклятия афгулы погнали лошадей вдоль подножия скалистого гребня, не сразу сообразив, что смогут подняться на него лишь по тропе, ведущей вдоль высохшего русла и делающей большой крюк. Поняв ошибку, старшина направил отряд на тропу с тем, чтобы перехватить киммерийца. Часть своих людей он послал назад, приказав спешиться у откоса, попытаться взобраться на него и отрезать Конану путь к отступлению.

Впрочем, варвар сразу разгадал их маневр. Добравшись до противоположного края ущелья, свернул влево по узкому карнизу, усыпанному мелким щебнем, зловеще похрустывающим под копытами коня. Любой неосторожный шаг легко мог увлечь всадника в бездну. Мало кто отважился бы ехать этим путем, но для Конана это был единственный способ избегнуть встречи со своими бывшими товарищами. Сейчас он двигался в обратном направлении и вскоре поравнялся с провалом, оставленном колдунами на дороге, идущей по уступу на противоположной стороне ущелья.

Конь испуганно заржал, и киммериец еле удержал его, балансируя в седле и стараясь не смотреть в зияющую слева пропасть. Впереди на карнизе что-то темнело. Осторожно приблизившись, Конан разглядел искалеченное тело человека: сквозь лохмотья виднелись страшные глубокие раны, лицо превратилось в кровавую маску, и все же он узнал Хемсу.

Лишь темные боги, ведающие судьбами чернокнижников, знали, каким образом Хемса смог выбраться из-под обвала и взобраться по почти отвесным скалам на узкий карниз. Или они сами перенесли его сюда? Со смешанным чувством страха и любопытства киммериец спешился и склонился над телом.

И вдруг разбитые губы калеки приоткрылись, обнажив остатки зубов, веки дрогнули, и на Конана глянули подернутые мутью приближающейся смерти глаза, в которых все еще бился огонек сознания.

— Где они? — прохрипел маг, и на губах его выступила кровавая пена.

На своем веку киммериец повидал немало раненых. Ему случалось наблюдать, как воин с отрубленной рукой или расколотым черепом продолжал сражаться, пока не падал замертво, одолев врагов. Но этот человек просто не мог быть живым. Его грудная клетка была раздавлена, сквозь лохмотья коричневой тоги торчали раздробленные кости, и все тело имело такой вид, будто его пропустили сквозь жернова чудовищной мельницы. И все же он не сдавался, желая знать о своих врагах.

— Вороны улетели в гнездо на горе Имш, — ответил киммериец, вновь испытав уважение к силе поверженного мага. — И забрали с собой Деви.

— Я дойду! — хрипел чернокнижник. — Дойду и прикончу ублюдков Черного Круга! Отомщу им за смерть Джитары… Убью самого властелина, всех, всех…

Но даже его железная воля не могла больше двигать искалеченное тело, в котором не осталось ни одного целого сухожилия, ни единого мускула, не изодранного в клочья. Речь его стала невнятной, изо рта потекла струйка темной крови.

— Ступай туда, — бормотал Хемса, — убей всех…

— Туда и направляюсь, — отвечал Конан. — Хотел прихватить своих афгулов, но они обратились против меня, так что придется действовать в одиночку. Вырву из когтей демонов девчонку, даже если придется разнести их гору по камням. Не думал, что наиб осмелится убить моих людей после того, как я захватил саму Деви Вендии, но, видимо, ошибался. Он поплатится головой. Жазмина уже не нужна мне как заложница, и все же…

— Да падет на них проклятие Изиля! — выдохнул Хемса окровавленным ртом. — Иди, я умираю… Подожди… возьми это…

Невероятным усилием слабеющей воли он приподнял искалеченную руку и стал что-то искать под лохмотьями. Конан склонился над умирающим и помог ему снять с окровавленного тела странно поблескивающий пояс.

— В пути держись золотой жилы, — бормотал Хемса едва слышно, так что киммерийцу пришлось присесть рядом, чтобы не пропустить ни слова. — Носи мой подарок. Я получил пояс от стигийского жреца… Он должен помочь, хотя меня и подвел… Шар с четырьмя плодами…

Голос мага прервался, и киммериец потряс его за плечи. Хемса широко открыл глаза и сказал внятно:

— Разбей хрустальный шар с четырьмя плодами граната. Берегись превращений владыки. Прощай, ухожу к Джитаре… айе, йа Скелос йар!

И с этими непонятными словами на устах он умер.

Сняв с плеча плащ, Конан накрыл им мертвеца. Потом взглянул на подарок Хемсы. Киммериец повидал немало поясов, сплетенных из конских волос, но этот был сделан явно из черных женских прядей. В плотных сплетениях поблескивали необычные драгоценные камешки, неизвестные варвару. Пряжка была сделана в форме клиновидной змеиной головы, покрытой мелкими золотыми чешуйками.

Странная то была вещь, странная и жуткая. Конан замахнулся было, намереваясь швырнуть ее подальше в пропасть, но, немного подумав, решительно застегнул на бедрах, пряча странный дар Хемсы под широким бакарийским поясом, с которым никогда не расставался. Потом вскочил в седло и осторожно поехал дальше.

Карниз, по которому ступал вороной, круто забирал вверх. Солнце уже коснулось дальних вершин, и длинные тени гор опустились на ущелье, словно крылья гигантской птицы. Небо над скалами потемнело, камни, нагретые за день, быстро остывали, от них веяло теперь холодом.

Конан уже приближался к вершине скалы, когда впереди за поворотом тропы раздался стук множества подков. При всем желании киммериец не смог бы развернуть жеребца на узком карнизе, поэтому он решительно двинул коня вперед, обогнул выступ и оказался на широкой каменистой площадке, на которую, одновременно с ним, выезжал отряд всадников. Раздались их предостерегающие крики, но мощный жеребец киммерийца уже прижал к скале испуганного коня, на котором ехал впереди своих людей человек в богатых одеждах. Он выхватил кинжал, но Конан легко перехватил его руку, пристально вглядываясь в лицо наездника.

— Керим Шах! — удивленно воскликнул он.

Туранец не сопротивлялся. Его конь жалобно пофыркивал, прижатый к скале мощным крупом вороного жеребца, а рука киммерийца крепко сжимала запястье вельможи. За спиной Керим Шаха Конан разглядел отряд иракзаев на тощих лошадках, место которым было скорее на живодерне, чем на горных кручах. Иракзаи держали в руках луки, но стрелять не спешили, опасаясь задеть своего господина.

— Где Деви? — спросил Керим Шах.

— А тебе что за дело, туранский прихвостень? — мрачно отвечал Конан. — Вопросы буду задавать я. Как ты попал сюда?

— Я в твоих руках, — сказал Керим Шах примирительно. — Можешь отпустить мою руку.

Он убрал в ножны оружие, в то время как Конан держал ладонь на рукояти засунутого за пояс кинжала, готовый в любой момент пустить его в ход. Он знал, что пока предводитель иракзаев находится на расстоянии удара, его люди предпочтут вести себя спокойно.

— Я ехал с горцами на север, когда мы попали в засаду на перевале Шализах, — принялся рассказывать вельможа. — Многие мои воины были убиты, остальных преследовали, словно диких зверей. Когда мы оторвались от погони, свернули на запад, к перевалу Амир Жехун, а сегодня утром наткнулись на едва бредущего невесть куда вазула. Я дал ему глоток вина, намереваясь расспросить, но вскоре понял, что этот человек совсем спятил. Впрочем, из его невнятного бреда удалось кое-что узнать. Он сказал, что один уцелел из всей банды, пустившейся в погоню за афгулом, убившим их вождя в селении Курум. Еще он сказал, что с афгулом была пленная вендийка. Потом понес какую-то ахинею о сбитом конем беглецов незнакомце в зеленом тюрбане, который восстал и уничтожил его соплеменников. Как именно, я не понял. Вазул бормотал что-то насчет мошкары, сгоревшей в пламени костра. Как сам уцелел, не помнит. Да это и не важно — он прожил совсем недолго. И все же сказал достаточно, чтобы я смог понять, что Конан из Гхора был в Куруме со своей высокородной пленницей. Позже в горах мы встретили голую галзайку с бурдюком воды. Воистину, эти горянки не знают стыда! Ее разглядывали двадцать мужчин, а она спокойно рассказывала, что одежду у нее забрал здоровяк-афгул и отдал ее некой вендийке. Бесстыдница утверждала, что ты поехал на запад.

Керим Шах не счел нужным упомянуть, что когда враждебно настроенные горцы перекрыли ему дорогу, он ехал на условленную встречу с отрядом туранской конницы. Путь, ведущий в долину Гурашах через перевал Шализах, был длиннее, чем дорога через перевал Амир Жехун, но эта последняя пересекала земли афгулов, которых Керим Шах предпочитал избегать, во всяком случае до подхода туранской армии. Он знал, что перевал Шализах охраняется горцами и все же предпочел возможную стычку с ними встрече с воинственными афгулами, которые всегда передвигались многочисленными отрядами. Пробившись через засаду и уйдя от погони, Керим Шах продолжал двигаться к долине Гурашах, пока весть о том, что Конан со своей пленницей еще не достигли Афгулистана, не склонила его к мысли повернуть на юг и предпринять дерзкий поход в глубь гор в надежде найти киммерийца.

— Может быть, все же скажешь, где Деви? — завершил вопросом свой рассказ Керим Шах, многозначительно оглядываясь через плечо. — У меня все же военное преимущество…

— Пусть только хоть один из твоих псов дотронется до колчана, и я швырну тебя в пропасть, — пообещал Конан. — А если они все же будут настолько глупы, чтобы убить меня, то проживут недолго. За мной гонятся пятьсот афгулов, и если они лишатся удовольствия поймать меня, то изрежут твоих людей на куски, а с тебя, мертвого или живого, сдерут кожу и повесят сушиться на тамариск.

Конан расхохотался над своей удачной шуткой, представив эту картину. Потом, посерьезнев, добавил:

— Деви со мной нет. Она попала в руки Черных Колдунов Имша.

— О Турум! — негромко воскликнул Керим Шах, впервые теряя свою невозмутимость. — Хемса…

— Хемса подох, — сказал Конан. — Его прежние господа прокатили его на каменной лавине прямиком в преисподнюю. Откуда он неведомо как выбрался. Похож был на отбивную котлету и умер на моих глазах. Знаешь, я с радостью прикончил бы и тебя, но сейчас нет времени. Извини, спешу добраться до вороньего гнезда на вершине Имша.

— Вороньего гнезда? — непонимающе переспросил Керим Шах. Потом решительно произнес: — Я еду с тобой.

Конан снова рассмеялся.

— Какое приятное предложение! Дорогой поболтаем о том, о сем… Ты что, всерьез набиваешься мне в друзья, туранский прохвост?

— Мы оба умные люди и отлично понимаем, что в основе всякой дружбы лежит корысть, — заметил Керим Шах. — В данном случае это Деви. Я не скрываю своих побуждений: владыка Ездигерд, которому я служу, жаждет присоединить ее страну к своей империи, а в качестве награды позволит отправить гордую Деви Вендии в мой сераль. Тебя я помню с тех времен, когда ты был вождем степных разбойников, и знаю, что Конану всего милее грабежи на большой дороге и блеск золота. Ты жаждешь опустошить казну Вендии, потребовав за Жазмину огромный выкуп. Что ж, твое право. Но, может быть, на время, не клянясь друг другу в вечной дружбе, мы объединимся и попробуем сообща вырвать Деви из лап колдунов? А если это удастся и оба останемся живы, решим в поединке, кому она достанется.

Киммериец пристально разглядывал туранца. Он не питал к нему теплых чувств, но сейчас этот человек мог оказаться полезен. Конан убрал руку с рукояти кинжала и кивнул.

— Согласен. А как насчет твоих вояк?

Керим Шах повернулся к молчащим иракзаям и сказал на их языке:

— Этот человек и я намерены подняться на Имш, чтобы сразиться с чернокнижниками. Едете с нами или подождете афгулов, которые живьем сдерут с вас кожу?

— И повесят на двадцать тамарисков, — хохотнул Конан.

Иракзаи смотрели на своего предводителя с мрачной покорностью обреченных. Здесь, в горах, жители долины Забар были окружены врагами. Они уже попрощались с жизнью, когда стрелы дагозаев на перевале Шализах навсегда успокоили десять их соплеменников. Отряд был слишком мал, чтобы без помощи хитрого туранца хоть кто-то из них мог рассчитывать добраться живым до своего селения на равнине. Поэтому старшина воинов отвечал за всех голосом, в котором звучало полное равнодушие к будущему:

— Мы отправимся с тобой, чтобы умереть на Имше.

— Отлично сказано! — воскликнул киммериец, понимавший все местные наречия. — Вперед, бесстрашные оборванцы, во имя Крома! Надо спешить, а то мы потеряли слишком много времени на разговоры. Афгулы могли заметить, куда я поехал.

Керим Шах развернул коня, и все двинулись вверх по тропе так быстро, как это было возможно. Наконец они достигли гребня скалы напротив того места дороги, откуда вендийка и киммериец впервые увидели алое облако на вершине Имша. Уступ, по которому они тогда ехали, едва виднелся на противоположном склоне ущелья в вечерних сумерках. Он был гораздо шире тропы, по которой поднимался сейчас отряд, и давеча Конан предпочел направить коня путем, где поджидал их Хемса. Киммериец не рискнул отправиться с девушкой по узкому карнизу, опасному даже для горцев. Керим Шах перехитрил самого себя: считая, что Конан выберет более безлюдный путь, он со своими людьми поехал этой стороной ущелья. Если бы они не повернули назад в том месте, где тропа расширялась, коварный карниз оказался бы непреодолимым препятствием для его отряда, состоящего из жителей равнин.

С гребня скалы тропа вела вниз, петляя между обломками камней и невысокими деревьями. Даже Конан вздохнул с облегчением, когда пропасть осталась по ту сторону перевала. В сгущающихся сумерках они медленно ехали по каменистой дороге, словно череда призраков, двигающихся по Серым Равнинам. Было тихо, только поскрипывала упряжь, пофыркивали лошади, да изредка бряцала о стремя иракзайская сабля.

Впереди, за лесистыми отрогами, на фоне темнеющего неба возвышалась зловещая гора Имш.