Чёрная Пешка

…

Ответы на не заданные вопросы (вместо послесловия)

Я могла бы предугадать, что произойдет после того, как будут дописаны последние строки «Пешки».

Могла бы…

Нет, наши отношения с мамой остались теми же. Мы часто видимся, по-прежнему у нас нет секретов друг от друга. Но теперь мне чудится, что во время вечерних бесед присутствует еще один человек. В кресле, в том тёмном углу, куда не падает рассеянный свет старинного торшера, сидит Всеслав Лунин, молча слушает и улыбается уголками губ. Наверное, маме порою кажется то же самое. И тогда она замолкает, будто ожидая ироничной отцовской реплики из угла. Не знаю, слышит ли она что-то, но, по-моему, что-то в наших беседах остаётся недосказанным.

Разумеется, я не понесла «Пешку» ни в одно из издательств. Ограничилась размещением текста в электронном виде в Большом Всепланетном Информатории. Там с ним может ознакомиться любой желающий. Желающих оказалось, мягко говоря, совсем немного, чего я, собственно, и ожидала. Среди моих коллег, во всяком случае, не нашлось ни одного. Удивительно, но последователи неистового Исаака Бромберга «Пешку» даже не заметили. Впрочем, полагаю, это к лучшему. А вот, судя по некоторым косвенным данным, те КОМКОНовцы, которым по долгу службы положено знакомиться с подобного рода произведениями, своими служебными обязанностями не манкируют. У меня сложилось впечатление, что они старательно прочли «Пешку» от корки до корки. Потом пересчитали всех, кто кроме них отважился на подобный поступок. Убедились, что читателей можно счесть по пальцам и решили, что самое лучшее для их каравана — пройти мимо …

Жалею, что с нами давно нет монументального Странника, блистательного Экселенца. Рудольф Сикорски мог бы очень многим помочь в создании моей книги, да и его отзыв о ней был бы решающим.

Не знаю, да и не хочу знать, поставлен ли в известность о появлении «Черной Пешки» Белый Ферзь, он же Биг-Баг, он же Мак Сим, он же Максим Отто Каммерер, начальник отдела чрезвычайных происшествий сектора «Урал-Север» КОМКОНа-2, 86 лет от роду. Полагаю, если бы ему сообщили о таком незначительном событии, он бы даже не припомнил, о каком, собственно, Всеславе Глебовиче Лунине речь. Ещё бы! Что за мелочи, в самом деле, на фоне громоподобного шума по поводу блистательно раскрученного им дела люденов!

Но совершенно неожиданно на третий день после выставления «Пешки» в БВИ позвонил прогрессор в отставке Корней Яшмаа.

— Здравствуйте, Сяо! — приветливо сказал он с экрана видеофона. — Как поживаете?

— Добрый день, Корней Янович. Спасибо, все в порядке.

— Не слишком ли беспокою?

— Никакого беспокойства, напротив, я очень рада.

Он сидел на просторной деревянной веранде, куда запустило ветку какое-то фруктовое дерево, по-моему, груша.

— Поздравляю с завершением вашего произведения. С точки зрения такого профана в области литературы, как я, получилось неплохо.

— Понимаю, что это — всего лишь комплимент, но, все равно, приятно.

— Отчего же комплимент? Правда.

Он помолчал, покачиваясь в похрустывающем, плетеном из ивовых прутьев, кресле-качалке.

— А не могли бы вы, Сяо, заглянуть в гости к старику?

— С радостью, Корней Янович. Когда удобнее?

— Да когда угодно, хоть сейчас.

На следующий день я была в усадьбе «Лагерь Яна», что расположена под Антоновым. Говорили о многом, беседа оказалась очень продолжительной, но мне хотелось бы привести только её окончание.

— Сяо, дорогая, многие писатели говорят, что в конце их работы получилось совсем не то, что они задумывали, приступая к ней. У вас нет такого ощущения? Вы о чем вообще хотели рассказать? О прогрессорстве и прогрессорах?

— Вот уж нет! Тем более, что дед, строго говоря, прогрессором не был. К слову, Корней Янович, теперь я весьма опасаюсь, что какой-нибудь читатель сочтет Всеслава Лунина изменником, перебежавшим к островитянам. «Интересы Земли под угрозой», «КОМКОН-2 — вотчина предателей», «Прогрессоры-оборотни» и всё в том же роде.

— Полноте, девочка, откуда такие дикие фантазии? Ваш дед был волен избирать место жительства и образ жизни. Он предпочел Земле Саракш и Островную империю. Его выбор можно счесть несколько необычным, а способ переселения — экзотическим, но, в конце-то концов, это дело одного Всеслава Лунина. А что касается измены и предательства… Я пролистал на досуге последние сводки с Саракша, размещенные в БВИ. Нет ни одного свидетельства о том, что где-либо, в том числе и на Архипелагах, произошла утечка информации, и кто-либо заподозрил о существовании Земли. Ни одного! Лунин ушел с виртуозной аккуратностью. Так что забудьте о своих опасениях.

Кроме того все это было… ммм… давно. Сейчас вашему деду могло бы исполниться девяносто пять лет. Средняя продолжительность жизни мужчин-землян — девяносто семь лет. Для прогрессоров, правда, показатель чуть ниже — шестьдесят. Не сочтите меня бестактным, но Саракш — не Земля и вряд ли Всеслав Лунин жив. Уже поэтому маловероятно, что кто-то выдвинет против него обвинения в… ммм… измене.

Однако, вернемся к заданному вопросу. Если книга не о прогрессорстве, тогда о чём? О жизненных проблемах Всеслава Глебовича Лунина? О вашем открытии деда?

— Полагаю — да.

— О! Поздравляю, милая Сяо! — рассмеялся Яшмаа. — И вы можете себя поздравить. Вы состоялись как литератор! У вас, как у всякого настоящего писателя, вышло совсем-совсем не то, чего хотелось. Главный персонаж «Черной Пешки» — никак не ваш уважаемый дед.

— Но…

— Да-да-да! Не спорьте! Подлинным героем произведения стал мир островитян. Общество… как там у вас по тексту?.. ледяной справедливости.

Корней Янович замолчал и некоторое время смотрел на воробья, долбящего клювом хлебную корку в кормушке.

— Послушайте, Сяо, — внезапно сказал он, — а вам не приходило в голову во время работы над «Пешкой», что тамошний мир гораздо правдоподобнее нашего? Что милая, тёплая, благоустроенная, населенная добрыми и отзывчивыми людьми Земля в реальности невозможна? Что весь наш мир — включая меня и вас — просто-напросто выдуман и существует всего лишь в воображении Бидзанби Да, эмигранта с Материка, работающего в одном из университетов Черного Пояса Островной империи на Саракше, то есть в единственной существующей вселенной?

Я озадаченно молчала.

Сяо Жень,

кафедра параллельной истории Нанкинского университета,

июнь 2224 г.